Текст книги "Пути - дороги (СИ)"
Автор книги: Е Дубрава
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Дубрава Е.
Пути – дороги
Каждому человеку назначена судьбой своя дорога.
Времена не выбирают, как и общество, в котором пришлось родиться. Место в жизни, предназначенное тебе изначально – чаще всего, тоже.
Но они рождались всегда. Нестандартные яркие личности, не соответствующие, не желающие соответствовать социальному статусу, избранному для них судьбой. Не желающие играть веками утвержденную роль. Часто позабыв, что закреплённые незыблемые устои – залог стабильности общества. То есть – залог его выживания.
Несущие опасность особи уничтожались всегда. Для каждого Джордано Бруно во все времена найдётся вдоволь дров для костра.
Рыбки, родившиеся с лапками, нужны социуму лишь в исключительных случаях – при кардинальном изменении образа жизни. Во всех остальных случаях им предлагалось выкарабкиваться самостоятельно.
Мужчина и женщина – это тоже социальные роли, закреплённые общественными нормами, обычаями.
Но у мужчин всё же был выход. Не вписывающиеся в предназначенные рождением тесные рамки имели возможность раздвинуть внешние границы. Мужчины изначально – охотники и воины.
Кортес – наследник знатного рода, должен был жить мирно и изучать юриспруденцию. Он крайне огорчил отца, бросив университет и отправившись в Новый свет. И остался в истории великим завоевателем, фактически уничтожившим империю ацтеков. Но однажды он вернулся в Испанию – победителем, как он считал. "Это тот самый человек, который подарил Вашему Величеству больше земель, чем Ваши предки оставили Вам городов!" – гордая фраза, приписываемая ему историей. Явился, не понимая, что в замкнутое консервативное общество вернулся опасный чужак. И получил немилость короля и годы судебных тяжеб.
Женщинам приходилось еще сложнее. Переход в иную гендерную роль в реальной жизни оказался доступным очень немногим. Путь мужчины – путь воина, и он нелёгок. Женщины в мужской одежде, женщины-богатырши гораздо чаще встречаются в легендах. Жанна д"Арк – один из немногих удачных примеров. Женщина – воин, женщина – победитель. Но для этого ей пришлось отказаться от своей женской сути. Отныне и навеки она – Орлеанская Дева. Непорочная Дева, посланная Богом. Выбор на самом деле был невелик – либо святая, либо блудница. И она победила. Она изменила историю, оказавшись в нужное время в нужном месте. Вот только в спасенном ею же мире для неё не оказалось места – как и не существовало Мексики, куда пытался сбежать Кортес. Был лишь извечный костер – для победителей.
Не сумевшим прорвать внешние границы, женщинам приходилось искать иные пути. Расширять внутренние границы, физически оставаясь в пределах замкнутого узкого мирка. Не имеющие возможности – или желания, выходить замуж, частенько избирали путь куртизанок. Обладающие преимуществами при рождении – воспитание, образование, иногда – довольно высокое происхождение, получали больше шансов закрепиться на самой вершине.
Яркие, неординарные женщины, они существовали всегда и во все времена. Широко известные в своём кругу. Часто содержавшие литературные либо музыкальные салоны. Многие – даже вошедшие в историю, обычно в зависимости от степени близости к известным личностям или же значимым историческим событиям. Женщины приобретали относительную свободу, в том числе и материальную – немыслимую для замужних. Они получали иной, но четкий, законный социальный статус, дающий возможность жить. В мужском обществе существование блудниц – атрибут обязательный.
Александр Македонский завоевал полмира. Воспетая Ефремовым Таис Афинская ценою не меньших усилий получила возможность – даже не выбирать. Брать за свои услуги достаточно дорого, чтобы создать для себя самой иллюзию выбора.
Но исключения из нормы в любые времена рождались относительно редко. Женщина-мать, хранительница домашнего очага, Берегиня рода – красиво обозванная типичная социальная роль. И подавляющее большинство женщин просто жили, не стремясь к заоблачным вершинам. Не мечтая о доблестях, о славе. Рожали детей, вели год за годом раз и навсегда утвержденную и одобряемую обществом жизнь.
Они держали землю, пока корабли бороздили очередные просторы.
Но иногда судьба решает за нас. Во время цунами никто не спрашивает тихих маленьких рыбок, хотят ли они отращивать лапки.
Вот и переходим мы к нашей истории. Жила-была девочка. Юлька-Юлечка. Типичный представитель своего поколения. Хотя всё же имела некоторые преимущества при рождении – городской ребенок, родилась и выросла в Москве, в образованной учительской семье. "Застенчивость. Тургеневские косы. Влюблённость в книги, звёзды, тишину". Безоблачная юность, стихи, мечты. О прекрасных принцах, дальних странах и обязательной неземной любви.
В сорок первом году она окончила школу.
В сорок первом году вдруг оказалось, что девочкам-невестам уготована отныне иная дорога.
Шестнадцатилетняя Юлия Друнина, прибавив себе год, окончила курсы медсестёр, какое-то время поработала санитаркой в московском госпитале. Настоящая история начинается летом сорок первого года, когда её в числе прочих направили рыть окопы под Можайском. Когда во время артналёта девочка отбилась от своих и была подобрана группой пехотинцев. По официальной версии: "Им очень нужна была санитарка". О, да. В аду сорок первого года остаткам пехотного батальона крайне необходима была шестнадцатилетняя школьница, месяц назад окончившая скороспелые курсы. Скорее всего, комбат просто не смог бросить её, фактически еще ребенка, на произвол судьбы. Он вывел из окружения остатки своих бойцов, вместе с ними – и Юлию, и так и остался в её памяти – Комбатом, с большой буквы:
"Друг убит на войне.
А замолкшее сердце
Стало биться во мне".
Позже, она придумает ему иную историю. Ту, где он выживет, где всю жизнь будет помнить маленькую медсестричку. Как часто мы пишем не о том, что было – а о том, что не сбылось:
"Он войну начинал в сорок первом, комбатом,
Он комдивом закончил ее в сорок пятом.
Ах, комдив! Как хранил он поблекшее фото
Тонкошеей девчонки, связистки из роты.
Освещал ее отблеск недавнего боя
Или, может быть, свет, что зовется любовью..."
Юлия возвращается в Москву, затем эвакуация. Слишком молодая, чтобы уйти на фронт, поступает в школу авиационных специалистов. Девушке, чистому гуманитарию, учеба давалась с трудом. К тому же, оказалось, что всех оставляют в тылу, в запасном женском полку. Им давали шанс – остаться живыми.
Уже прошедшая сквозь огонь сорок первого года, Юлия достаёт своё свидетельство медсестры и добивается перевода на фронт. Хрупкая девочка вдруг оказалась воином.
"А я сорок третий встречала
В теплушке, несущейся в ад".
Официальные цифры зафиксировали, что в Красной Армии в 1941-1945 годах служило более 800 тысяч женщин. Общепринятое число – около миллиона. Большинство уходили добровольцами. Уходили, готовые к подвигам, но вряд ли – к армейскому быту, к реалиям армейской жизни. К реалиям страшной пятилетней войны.
Попавшим на фронт девушкам – новобранцам, как и полагалось, отрезали косы. По озвученным чисто бытовым причинам – сложности с уходом. Часто девчонки рыдали и поначалу отказывались наотрез. Напомним – уходили девушки из довольно консервативного, во многом патриархального общества. Где еще сильна была традиционная мораль. (Кстати. По данным немецких врачей до 90% угнанных в Германию незамужних девушек в возрасте до 21 года оказались девственницами).
Косы же – не просто прическа. Они являлась древнейшим сакральным символом, где невинность – лишь внешний слой. К тому же, коса – символ девичества, знак принадлежности к определенному социальному статусу – девушек-невест, готовых к продолжению рода. Потеря волос – отречение от прошлого, от былой жизни. Потеря всего, что было. Что могло бы быть.
"Качается рожь несжатая.
Шагают бойцы по ней.
Шагаем и мы – девчата,
Похожие на парней".
Девушка-санинструктор на передовой, в стрелковом полку – в пехоте. Одна из тяжелейших военных судеб.
"Четверть роты уже скосило...
Распростертая на снегу,
Плачет девочка от бессилья,
Задыхается: "Не могу!"
В том же сорок третьем раненная в шею Юлия оказывается буквально на пару миллиметров от смерти.
"На носилках, около сарая,
На краю отбитого села,
Санитарка шепчет, умирая:
– Я еще, ребята, не жила..."
Она выживет.
После госпиталя, признанная инвалидом и комиссованная, Юлия возвращается в Москву. И оказывается совершенно одна, в ставшем вдруг незнакомом, городе. В литературный институт не приняли – большого таланта у девушки не обнаружили. Она вдруг осознаёт простую вещь – в мирной жизни воину нет места. Но еще в самом разгаре Великая Война, и Юлия находит единственный выход – она вновь уходит на фронт.
Отчего уже комиссованную девчонку признают годной к строевой и отправляют – и не в один из многочисленных госпиталей, что было бы самым разумным, а вновь – на передовую? Бог его знает. Отчего-то же и дофин Франции поверил Жанне д"Арк.
"Могла ли знать в бреду окопных буден.
Что с той поры, как отгремит война,
Я никогда уже не буду людям
Необходима так и так нужна?"
"После тяжелой контузии, 21 ноября 1944 года Юлия Друнина признана негодной к несению военной службы. Закончила войну в звании старшины медицинской службы, награждена орденом Красной звезды и медалью «За отвагу».
Она возвращается вновь – в декабре сорок четвертого. Уверенно заходит в аудиторию Литинститута и остаётся на занятиях. Напишут: "Она посещала институт вольным слушателем, так как её не могли принять в середине учебного года".
Её попросту никто не осмелился выгнать.
В начале 1945 года в журнале "Знамя" напечатали подборку стихов молодой поэтессы Юлии Друниной. Еще не окончилась война, еще не отгремели взрывы. Еще все мысли и думы – о войне. Стихи произвели впечатление. Об Юлии заговорили.
Светлым маем пришла Победа.
Принудительная демобилизация выбросила огромное количество женщин в послевоенную, теперь уже мирную жизнь. Часто – одиноких, не имеющих ничего, кроме военной шинели, часто – никому не нужных.
Во всё еще патриархальное общество, которое, стремясь выжить, изо всех сил хваталось за былые традиции, вернулись чужачки. Молодые, сильные. Явились соперницы. И услышали презрительное "ППЖ" – походно-полевые жены.
Дальнейшие цитаты – из воспоминаний фронтовиков, из различных источников:
"Как нас встретила Родина? Без рыданий не могу... Сорок лет прошло, а до сих пор щеки горят. Мужчины молчали, а женщины... Они кричали нам: "Знаем, чем вы там занимались!" Оскорбляли по-всякому..."(с).
Разные судьбы, разное социальное положение. По-разному и вписывались они в мирную жизнь.
Вернуть себе былой социальный статус – невесты, жены, оказалось не так и просто. Женщина изначально – мать. Она приводит в мир новую жизнь. По извечным представлениям, она не должна убивать, не должна касаться смерти.
Но вот женщины – воины... "В разведку я с ней пошел бы, а замуж бы не взял"(с). И часто единственным выходом оставалось отречься от предыдущей жизни. "Мы никому не признавались, что были на войне"(с).
Юлия Друнина, высоко вскинув голову, рассказывает на всю страну:
"Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу..."
Многие уходили на фронт совсем молодыми девчонками. Что бы им не пришлось пережить – теперь они всего лишь хотели вернуться. Быть как все. Замуж хотели, за мужа. Вот только в истерзанной России некого было любить и не от кого рожать. По статистике, среди фронтовиков 1922, 1923 и 1924 годов рождения к концу войны в живых осталось три процента. Это было поколение Юлии Друниной.
Из воспоминаний: "Моя подруга... Трижды ранена. Но никому не признавалась, что инвалид войны и имеет льготы, все документы порвала. Я спрашиваю: "Зачем ты порвала?" Она плачет: "А кто бы меня замуж взял?"(с).
В сорок четвертом Юлия познакомилась со своим сокурсником – тоже фронтовиком, Николаем Старшиновым. Вскоре поженились, в 1946 году родилась дочь Елена. Болели, жили практически в нищете.
"И опять летели пули вслед:
Страшен быт
Послевоенных лет".
В июле 1945 года Председатель президиума Верховного Совета Михаил Иванович Калинин в своей речи рекомендовал демобилизованным женщинам не хвалиться своими военными заслугами. После чего фронотовички превратились в официальной культуре в "фигуру умолчания".
Повесть фронтовика Васильева "А зори здесь тихие" будет написана лишь в 1969 году.
"У нас украли победу..."(с).
Юлия никому не позволила забрать свою Победу.
В марте 1947 года Друнина принимает участие в Первом Всесоюзном совещании молодых писателей.
Кто-то прятал шинели под ворох старого тряпья.
Но звучало с высокой трибуны, звучало так, что нельзя было не услышать:
"Целовались.
Плакали
И пели.
Шли в штыки.
И прямо на бегу
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу".
В 1948 году выходит сборник Друниной "В солдатской шинели". Её стихи звучат по всей стране. Поэтессу принимают в Союз писателей. В кандидаты. Впрочем, приняли бы и в члены, если бы не выступление Симонова. Юлия не была пробивной, слыла бескомпромиссной, иногда излишне жесткой и резкой. Не умела заводить нужные связи, выстраивать отношения.
"Не знаю, где я нежности училась,-
Об этом не расспрашивай меня.
Растут в степи солдатские могилы,
Идет в шинели молодость моя".
Она говорила, одна – за всех.
У злых, тоже вынесших войну на своих плечах, часто одиноких баб была своя житейская правда.
Юлия Друнина на всю страну вещала свою, единственную правду.
Выбор в сущности был невелик. Или святая, или куртизанка.
"Она и не помнила время,
Когда (много жизней назад!)
Ей кто-то придерживал стремя,
Пытался поймать ее взгляд.
Давно уже все ухажеры
Принцессу считали сестрой.
...Шел полк через реки и горы -
Стремительно тающий строй".
Верящая истово, и заставлявшая поверить других:
"В глуши безымянного леса
Осталась она на века -
Девчушка, дурнушка, принцесса,
Сестра боевого полка".
«Поэт в России – больше чем поэт»(с).
Брошенное вслед: "Сучки..." останется на совести измученной бабы, несущей охапку хвороста для очередного костра. Переписываемое в тысячи тетрадок: "Знаешь, Зинка, я против грусти..." пройдёт сквозь года и станет – Истиной.
Всё оказалось непросто – и в семье и в творчестве. Характер у Юлии был сложный – бескомпромиссный и жесткий. Если что-то решила, стояла на своем до конца. Всё же жизнь налаживалась, в том числе и материально. Менялась страна, менялись взгляды.
Однажды вдруг оказалось, что мечты сбываются. Надо лишь уметь мечтать, надо быть достойным своей мечты.
На курсах сценаристов Юлия познакомилась с Алексеем Каплером, известным кинодраматургом. Умный, ироничный, необыкновенно обаятельный, Каплер никого не мог оставить равнодушным. В его прежней жизни было невероятное количество женщин, известных актрис, удивительных красавиц. Интеллигент старой закалки, он умел красиво ухаживать, умел производить впечатление. Это именно в него без памяти влюбилась шестнадцатилетняя Светлана Аллилуева. Недаром Сталин орал: "У этого Каплера кругом бабы!" Алексей привык жить на вершине, рисковать и пить шампанское. И в результате доигрался. В 1943 был арестован и отправлен в лагеря – на долгие 10 лет.
Освободили его только после смерти Сталина. Каплер приехал в Москву, начал восстанавливать былые связи, пытался вновь пробиться в мир кино. В пятьдесят лет он стал строить жизнь заново.
Казалось, ничем хорошим их связь не могла закончиться. Ей было тридцать, ему – пятьдесят. Об его былых успехах у женщин не сплетничал только ленивый. Но взгляните на даты: в 1953 году он возвращается после десяти лет лагерей. В 1954 он встречает Юлию. Ему вновь было ради чего жить.
Впрочем, на тот момент оба были несвободны. Тогда это имело значение, и уж точно – для Юлии. Долг перед семьями она считала важнее. Они даже пыталась расстаться.
"Мы любовь свою схоронили
Крест поставили на могиле.
"Слава Богу!" – сказали оба...
Только встала любовь из гроба".
Они оба оформят развод (кстати, у Юлии, которая делила всех на боевых товарищей и прочих – навсегда останутся дружеские отношения со Старшиновым), и всё-таки поженятся в 1960 году.
Над потерявшем голову стареющим мужчиной посмеивались. Каплер лишь улыбался своей удивительной улыбкой – и соглашался: "А ведь я, правда, никогда не думал, что могу так мучительно, до дна, любить. Жил дурак дураком".
Они проживут в счастливейшем браке девятнадцать лет. Он её боготворил, она его обожала.
"Твоя душа – я не встречала выше".
Эльдар Рязанов, у которого с Каплером были, мягко говоря, неприязненные отношения, узнав историю этой пары, скажет: "Я понял, что просто обязан сделать картину о немолодых Ромео и Джульетте".
Их называли последней парой романтиков. Он дарил ей цветы по поводу и без повода, скучал без неё. Жили еще без мобильных телефонов – что ж, он забрасывал её телеграммами, посылал их в гостиницы и даже в поезда: "Сидел дома, занимался, и вот меня выстрелило срочно бежать на телеграф – сказать, что я тебя люблю, может быть, ты не знаешь или забыла. Один тип". По всей Москве рассказывали как очередной анекдот: Юлия возвращалась из заграничной командировки, немолодой уже Каплер через всю страну помчался в Брест – встречать её на перроне с огромным букетом цветов. "Ты – моя жизнь на земле".
Юлия так и осталась непрактичной, не умеющей печь пирожки и вязать салфетки. Не то чтобы она была вовсе не приспособлена к быту – она не считала его первостепенным. Что ж. Муж ею восхищался. Он сам решал вопросы в Союзе писателей и в издательствах. Юлия даже не знала, где отремонтировать машину или заплатить за квартиру – обо всем заботился Каплер. Ему нравилось баловать свою девочку. Юлии нравилось быть с ним тихой и нежной, непохожей на саму себя.
"Ты – рядом, и всё прекрасно"
Он закрывал её собою от дождей и холодного ветра.
"Единственный мой, спасибо
За то, что ты есть на свете".
"Однажды, – вспоминал Марк Соболь, – я сказал Юле: "Он стянул с тебя солдатские сапоги и переобул в хрустальные туфельки".
А ведь Алексей Каплер и сам был кинодраматургом с мировым именем. Им написаны сценарии больше чем к двадцати фильмам, большинство из которых вошли в золотой фонд советского кинематографа. А представить, насколько он был знаменит, как ведущий Кинопанорамы, сегодня просто невозможно. Он разительно отличался от профессиональных ведущих, не желая принимать казалось бы раз и навсегда утверждённые нормы. Живой, яркий, остроумный, обладающий огромной эрудицией и удивительно харизматичный, он не боялся импровизировать, высказывать собственное мнение. Каплер впервые разговаривал со зрителями обычным понятным языком. С него началось "человеческое телевидение".
Таким он и запомнился всем – ярким, солнечным, артистичным, влюбленным в жизнь.
Юлия и Каплер практически не расставались. Почти всё лето семья проводила в Коктебеле. Ходили в многокилометровые походы по Крыму. Каплер, немолодой, грузный, раньше передвигался в основном на автомобиле, но Юля тянула за собой не только дочь и безмерно уважающего её зятя, но и мужа. Спорить с Юлей по-прежнему было бесполезно. Она неслась впереди, а Каплер шел медленно. Она говорила: "Ты вот так иди, иди, а я до вершины сбегаю – и назад". И у Каплера наладилось с сердцем.
Юлия всегда трогательно заботилась о муже. При всей своей доброте и покладистости, он был очень вспыльчивым, Юля находилась рядом и умела вовремя "потушить пожар". Каплеру врач категорически не рекомендовал сладкое – из дома раз и навсегда исчезли все сладости, зато ежедневно стал появляться свежий творожок. Любила ли сама Юля покушать чего-нибудь вкусненького – было отныне для неё совершенно неважным. Каплер, умный старый еврей, никогда не спорил с женой. Он просто прятал в гараже коробки с печеньем.
Посторонним Юлия казалась прямой, сильной, иногда – даже жесткой. Но сквозь недомолвки, намёки, обрывки фраз проскальзывает явное – она боялась за него. И старалась всеми силами – держаться и удержать.
Когда он заболел – рак поджелудочной железы, и врачи отпустили ему не более года жизни, Юлия забросила всё, и была только с ним, всегда, во всём. Она держалась так, что его друзья назвали её поведение "не иначе, как подвигом", сделала всё, чтобы он не узнал о своём диагнозе. Догадывался ли он – умный, много повидавший человек? Он ни разу не дал ей этого понять. Каплер переживал лишь об одном: "Как ты будешь без меня в этом жестоком мире?"
Когда его не стало, Юлия не скрывала своей обреченности.
Грянула перестройка. Рухнула не только жизнь – рухнула страна.
"Все поколенью моему,
Все ясно было мне.
Как я завидую тому,
Кто сгинул на войне!
Кто верил, верил до конца..."
Она еще пыталась заниматься общественной работой, в 1990 году даже была избрана депутатом Верховного Совета России. Но как раз пришло новое время, когда можно было говорить, но тебя уже никто не слушал. Юлия вдруг поняла, что она никому не нужна.
Воин может сражаться с ветряными мельницами, может заблудиться в глухом лесу, и кто-то – даже перейти на темную сторону силы. Воин лишь не сможет жить, осознавая, что миру уже не нужен.
Скажут почти торжественное: «Она не пережила гибель своей державы». И потерю своего мужчины, и потерю своей страны, неприятие надвигающейся одинокой старости и наверное, что-то еще. Мы уже не узнаем.
Она всего лишь дошла до конца своей дороги.
Джордано Бруно высоко вскинул голову, и где-то вдали горько стиснула губы Жанна.
Юлька-Юлечка закрыла гараж, завела мотор старенького "Москвича".
И вдохнула дым от своего собственного костра.
"... немые кричат обелиски.
Не сочтешь, не упомнишь солдатских могил...
Поклонись же по-русски им – низко-низко,
Тем, кто сердцем тебя заслонил".