Текст книги "Научно-практический комментарий решений Европейского Суда по правам человека по жалобам граждан Российской Федерации"
Автор книги: Е. Тарасова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Раздел 2. Правовые позиции Европейского Суда по правам человека в сфере защиты фундаментальных прав, гарантированных Конституцией РФ и охраняемых уголовным кодексом РФ
Справочно: Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод является частью национальной правовой системы на основании ст. 15 Конституции РФ. Статус этих прав как «конвенционных» возник применительно к российскому правовому пространству в 1998 г. (после ратификации данной конвенции). Однако основное содержание ее положений уже было на тот момент отражено в конституционных нормах, а также принято под охрану отраслями национального законодательства, в том числе, нормами Общей и Особенной частей УК РФ, введенного в действие с 1 января 1997 г. За истекший с момента ратификации ЕКПЧ период ЕСПЧ рассмотрен ряд дел, связанных с нарушениями конвенционных прав при осуществлении правоприменительной деятельности по уголовным делам. Предметом рассмотрения при этом стали и соответствующие положения УК, УИК и УПК РФ.
2.1. Правовые позиции Европейского Суда по правам человека по вопросам, относящимся к гарантиям обеспечения права на жизнь (ст. 2 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод)
Справочно: право на жизнь защищается непосредственно Конституцией РФ (ст. 20), а также связанными нормами главы 16 УК РФ (ст. ст. 105–111). Правомерным в соответствии с требованиями УК РФ может быть признано лишение человека жизни в условиях необходимой обороны, осуществления задержания лица, совершившего преступление, при исполнении приказа. Применительно к данным обстоятельствам требуется соблюсти установленные законом параметры (пределы), определяющие сбалансированное соотношение мер, примененных одним лицом в отношении другого.
Применительно к ст. 2 ЕКПЧ судом рассмотрен ряд жалоб от граждан РФ, либо граждан других государств, содержание которых затрагивает вопросы проведения эффективного расследования убийств и насильственных исчезновений мирных жителей на территориях, расположенных в зонах проведения контртеррористических операций или в зонах вооруженных конфликтов. Достаточно часто ЕСПЧ оценивается законность действий военнослужащих и сотрудников правоохранительных органов, связанных с применением оружия или проведением специальных операций. Предметом рассмотрения в ЕСПЧ были жалобы родственников лиц, ставших заложниками и пострадавших в ходе операций по освобождению (например, родственников погибших во время захвата заложников в театральном центре в Москве (2002 г.)1919
Европейский Суд по правам человека (Первая секция). Дело «Финогенов и другие (Finogenov and Others) против Российской Федерации» (жалобы №№18299/03 и 27311/03): постановление Суда, Страсбург, 20 декабря2011г.[электронный ресурс].—URLhttp://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ARB&n=277781#07167305085751932 (дата обращения: 11.04.2019).
[Закрыть] и в школе в Беслане (2004 г.)2020
Европейский Суд по правам человека (Первая секция). Дело «Тагаева и другие (Tagayeva and Others) против Российской Федерации» (жалоба №26562/07 и шесть других): постановление Суда, Страсбург, 13 апреля 2017 г. [электронный ресурс]. – URL: http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ARB&n=514030#037072005204726977 (дата обращения: 11.04.2019).
[Закрыть]).
Суд при рассмотрении жалоб данной категории может выявить нарушения ст. 2 ЕКПЧ как в материально-правовом, так и процессуальном аспектах. В первом случае речь идет о несоблюдении личной безопасности (гибель вследствие умышленных или случайных обстоятельств), во втором – об эффективности расследования факта гибели.
Отдельно ЕСПЧ постановлен ряд правовых позиций, относящихся к юридической оценке гибели или увечья лиц, заключенных под стражу. По таким делам исследуются связанные нарушения ст. 2 и ст. 3 ЕКПЧ.
Анализируя правовые позиции ЕСПЧ по вопросам нарушения ст. 2 ЕКПЧ (право на жизнь), будем исходить из общепринятой терминологии, в соответствии с которой:
● убийство – умышленное причинение смерти другому человеку (ч. 1 ст. 105 УК РФ);
● насильственное исчезновение – арест, задержание или похищение людей государством или политической организацией при последующем отказе признать такое лишение свободы или сообщить о местонахождении этих людей (ст. 2 Международной конвенции ООН о защите всех лиц от насильственных исчезновений) или – в российской правовой терминологии – похищение человека (ст. 126 УК РФ).
Постановление от 18.12.2012 по делу «Аслаханова и другие против Российской Федерации» (жалоба № 2944/06) 2121
Европейский Суд по правам человека (Первая секция). Дело «Аслаханова и другие (Aslakhanova and Others) против Российской Федерации» (жалобы №№2944/06, 8300/07, 50184/07, 332/08, 42509/10): постановление Суда, Страсбург, 18 декабря 2012 г. [электронный ресурс]. – URL: http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ARB&n=319439#07790850488857781 (дата обращения: 11.04.2019).
[Закрыть].
Обстоятельства дела: Жалобы были поданы несколькими семьями, которые жаловались на исчезновение их родственников мужского пола в одном районе при схожих обстоятельствах. События произошли в Грозненском районе Чеченской Республики в 2002–2004 гг. Родственники заявителей были задержаны в условиях, напоминающих спецоперацию (в задержании участвовали большие группы людей, одетые в камуфляжную одежду и скрывавшие лица и знаки различия, задержанных обыскивали и увозили в неизвестном направлении на военных машинах). В большинстве случаев после этого дальнейшая судьба задержанных оставалась неизвестной, а в иных случаях после освобождения они жаловались на то, что длительное время содержались в расположении воинских частей и подвергались пыткам и избиениям со стороны военнослужащих. Основная позиция, изложенная в жалобах, заключалась в том, что расследование насильственных исчезновений и убийств мирных жителей во время контртеррористической операции не проводится, поскольку отсутствует «политическая воля» на привлечение к ответственности военнослужащих и сотрудников спецслужб. Терпимое отношение властей к этой проблеме заявители полагали системным недостатком, препятствующим восстановлению нарушенных конвенционных прав (при этом, по сведениям, полученным от Уполномоченного по правам человека в Чеченской Республике, не менее 5000 человек пропало без вести при сходных обстоятельствах). По данным прокуратуры Чеченской Республики, в период контртеррористической операции было возбуждено 2027 уголовных дел по признакам преступления в виде похищения человека, из которых 1873 были приостановлены в связи с неустановлением лица, подлежащего уголовной ответственности.
Позиция суда: Доводы представителей российских властей можно оценить как частичное признание обжалуемой проблемы. В то же время, в отношении части исчезнувших лиц была выдвинута гипотеза об их причастности к бандподполью и ликвидации при оказании вооруженного сопротивления (либо гибели в ходе столкновения противоборствующих группировок). В то же время, представители государства требовали признать жалобы неприемлемыми, поскольку следствие по делам об исчезновениях еще не завершено. Суд достаточно подробно исследовал доводы сторон и сформулировал критерии эффективного расследования насильственных исчезновений и убийств представителей гражданского населения, использовавшиеся впоследствии по целому ряду т.н. «чеченских дел» (жалоб, заявителями по которым были этнические чеченцы, потерявшие родственников и близких в период контртеррористической операции на территории Чеченской Республики). Во-первых, расследование должно быть полным и быстрым. Во-вторых, должностные лица органов расследования не должны находиться в служебной или иной зависимости от субъектов, чью деятельность они расследуют. В-третьих, государство имеет обязательство по установлению и наказанию лиц, виновных в лишении жизни или в похищении людей в период чрезвычайной ситуации. Это обязательство не включает гарантию результата (т. е. предание суду конкретных лиц, виновных в совершении этих действий); суть обязательства – в принятии комплекса необходимых для достижения такого результата мер (производства следственных действий, получение вещественных доказательств). В-четвертых, расследование должно быть своевременным и разумным (т. е. охватывать перечень проверяемых версий, относящихся к подробному установлению обстоятельств, подлежащих доказыванию). В-пятых, информация о ходе расследования должна быть доступна для членов семьи потерпевшего в объеме, необходимом для защиты их законных интересов.
Суд подчеркнул, что в отличие от убийства, результатом которого является смерть потерпевшего, насильственное исчезновение, при котором судьба потерпевшего неизвестна, представляет собой особый феномен. Оно характеризуется длящимся состоянием неопределенности и безответственности, при котором информация отсутствует, либо преднамеренно скрывается. При этом явная неспособность властей провести необходимое расследование должна признаваться длящимся нарушением, усугубляющим страдания родственников жертвы. Суд указал на основные недостатки процедуры расследования насильственных исчезновений, выявленные при рассмотрении сходных жалоб, исходящих от жителей Чечни и Ингушетии и рассмотренных в 1999–2006 гг.: длительные периоды бездействия (задержки при возбуждении уголовного дела и производстве основных следственных действий), непроведение особо важных следственных мероприятий, посредством которых могли бы быть установлены и допрошены сотрудники спецслужб, ставшие свидетелями преступления, неспособность проследить перемещение транспортных средств, низкое межведомственное взаимодействие, непредоставление родственникам пропавших без вести лиц необходимой информации.
Решение суда: Суд признал нарушение ст. 2 ЕКПЧ в процессуальном аспекте (по признаку неэффективности расследований убийств и насильственных исчезновений). Восьми заявителям были присуждены компенсации в размере от 60 до 120 тыс. евро. В отношении некоторых из них (в случаях, когда на момент исчезновения территория, где это произошло, находилась под исключительным контролем органов государственной власти) было признано нарушение ст. 2 ЕКПЧ и в материально-правовом смысле.
Позитивные и негативные последствия принятия решения: Суд указал, что в данном деле нашла отражение системная проблема, не имеющая решения на национальном уровне, от которой не существует эффективного средства правовой защиты. Она «затрагивает самую суть прав человека» и требует безотлагательного решения. Признание неспособности решения этой проблемы, безусловно, – это выраженное негативное последствие (особенно с учетом численности органов расследования и их укомплектованности различного рода ресурсами). Суд не стал формулировать перечень мер общего и индивидуального характера, как это принято в «пилотных постановлениях», однако предположил, что это находится в компетенции Комитета Министров Совета Европы. Однако некоторые рекомендации суд все же дал:
● обеспечение выплат компенсаций семьям пострадавших;
● создание единого «достаточно высокопоставленного» органа, уполномоченного расследовать аналогичные дела в Северо-Кавказском регионе;
● создание единой базы жертв насильственных исчезновений;
● проведение комплекса мероприятий по установлению и извлечению человеческих останков с мест стихийных захоронений с последующей идентификацией.
Не все эти меры оказались востребованными в правоприменительной практике, поскольку и в последующие годы ЕСПЧ возвращался к исследованию заявлений с аналогичной фабулой.
Позитивным в этой ситуации выглядит признание судом объективных трудностей, возникающих в противодействии терроризму в РФ с учетом тактики бандформирований, использующейся в регионах Северного Кавказа. Однако суд подчеркнул, что противодействие терроризму не означает отказа от принципа верховенства права, поэтому недопустимо, чтобы участникам контртеррористических мероприятий гарантировалась бы абсолютная безнаказанность.
Достаточно интересным в этой связи выглядят прецеденты, когда при проведении расследования насильственного исчезновения при аналогичных обстоятельствах принимается процессуальное решение о том, что это произошло вследствие действий военнослужащих, участвующих в спецоперации. Подобные факты также получали оценку в постановлениях ЕСПЧ (например, в постановлении по делу «Микиева и другие против Российской Федерации», вынесенном в 2014 г.2222
Европейский Суд по правам человека (Первая секция). Дело «Микиева и другие (Mikiyeva and Others) против Российской Федерации» (жалобы 61536/08, 6647/09, 6659/09, 63535/10 и 15695/11): постановление Суда, Страсбург, 30 января 2014 г. [электронный ресурс]. – URL: https://zakoniros.ru/?p=19070 (дата обращения: 12.04.2019).
[Закрыть], суд отметил, что заявителям направлялись соответствующие документы органами прокуратуры, либо эти обстоятельства устанавливались судом). Это говорит о некоторой оптимизации расследования и об установлении механизма обратной связи с гражданами, в течение многих лет пытающимися выяснить судьбу своих пропавших родственников. Иными словами, требование по раскрытию информации, сформулированное судом в 2012 г., стало выполняться. Хотя иные вопросы относительно эффективности расследования сохранили свое негативное влияние, поскольку виновные в насильственном исчезновении установлены не были, и поэтому и в деле Микиевой и других было признано нарушение процессуальной части ст. 2 ЕКПЧ и назначены крупные денежные компенсации (от 23 до 60 тыс. евро).
Постановление от 19.10.2015 по делу «Писари против Молдовы и России» (жалоба № 42139/12) 2323
Европейский Суд по правам человека (Третья секция). Дело «Писари (Pisari) против Молдовы и России» (жалоба 42139/12): постановление Суда, Страсбург, 19 октября 2015 года [электронный ресурс]. – URL: http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ARB &n=447105#06269849319045226 (дата обращения: 12.04.2019).
[Закрыть]
Обстоятельства дела: заявители жаловались на то, что их сын был убит военнослужащими российской армии, и по факту его гибели не было проведено эффективного расследования. Инцидент произошел при пересечении реки Днестр в зоне, частично контролируемой властями Республики Молдова, а частично – представителями самопровозглашенной Приднестровской Молдавской республики. Контрольно-пропускные пункты были расположены на мосту через Днестр и обслуживались миротворцами, в том числе, военнослужащими Вооруженных Сил РФ. Автомобиль, которым управлял сын заявителей, проехал через один из КПП, не остановившись по требованию, пересек мост, также не остановился возле второго КПП. Через 20 минут он повторил этот маневр, в результате чего на одном из КПП его попытались остановить принудительно. В этих целях один из сотрудников КПП – сержант ВС РФ, вооруженный автоматическим оружием, трижды выстрелил в направлении уезжающего автомобиля. После того, как транспортное средство остановилось, выяснилось, что водитель ранен в спину. По дороге в больницу в г. Кишинев он умер, не приходя в сознание. По данному факту было произведено расследование полицией Республики Молдова, в ходе которого были допрошены все сотрудники обоих КПП, а также пассажир автомобиля. В крови убитого был обнаружен алкоголь в концентрации, соответствующей легкой степени опьянения. Сержант ВС РФ, применивший огнестрельное оружие, был переведен на другое место службы (на территории РФ); уголовное дело в отношении него возбуждалось по ч. 1 ст. 109 УК РФ (причинение смерти по неосторожности), но было прекращено в связи с отсутствием состава преступления. Запрос о его экстрадиции, направленный властями Молдовы, не был исполнен на основании ст. 6 Конституции РФ, запрещающей выдачу российских граждан для уголовного преследования в другую страну. Родители погибшего не признавались потерпевшими по уголовному делу, вследствие чего им было отказано в доступе к его материалам. Молдавские органы власти также не получили документов о прекращении уголовного дела.
Позиция суда: обсуждая вопрос о приемлемости жалобы, суд исходил из того, что погибший находился под юрисдикцией Российской Федерации. КПП, в зоне которого произошли вышеуказанные события, находился в зоне безопасности и контролировался представителями российской армии в соответствии с соглашением о прекращении военного конфликта в Приднестровском регионе. В этом суд поддержал заявителей, которые полагали необоснованным применение оружия в отношении их сына и считали, что начальник КПП должен был уведомить молдавскую полицию о том, что автомобиль не выполняет требование об остановке. Ближайший полицейский патруль находился примерно в километре от места происшествия. Молдавские власти – соответчики по данному делу – указали, что поведение погибшего не представляло опасности для кого бы то ни было; родители погибшего отказались от претензий к ним в ходе судебного разбирательства.
Рассматривая дело, суд обратил внимание на то, что ч. 2 ст. 2 ЕКПЧ содержит перечень случаев, когда применение силы является абсолютно необходимым. Однако «абсолютная необходимость» должна быть установлена посредством тщательной проверки всех обстоятельств дела. ЕСПЧ отрицает наличие такой необходимости в тех случаях, когда задерживаемое лицо не представляет угрозы для жизни и здоровья других граждан и не подозревается в совершении насильственного преступления. Иными словами, в таком случае оружие не должно применяться, даже если в результате этого будет утрачена возможность для задержания. Преднамеренное применение огня на поражение в такой ситуации не является обоснованным.
Суд признал установленным и доказанным, что оружие применялось для достижения правомерной цели. В то же время, он сделал вывод о создании стрелявшим чрезмерного риска для других людей, поскольку по делу установлено, что одна из пуль попала в одного из сослуживцев стрелявшего, не причинив ему расстройства здоровья. Такая высокая степень риска оправданна только тогда, когда оружие применяется для предотвращения явной и неминуемой опасности.
Суд назвал критерии эффективного расследования обстоятельств лишения жизни при задержании. Первый из них: способность установить, что происшествие имело место; второй – установление личностей виновных. При этом позиция российских властей о правомерности применения оружия была подвергнута критической оценке. В том числе, суд отметил, что КПП не были оборудованы надлежащим образом, и альтернативные средства принудительной остановки транспорта не использовались. Но это не может обосновать открытие огня по транспортным средствам, нарушающим правила проезда через КПП, без иных убедительных причин.
Решение суда: Суд не признал обоснованным применение оружия. Кроме того, он указал на нарушение прав заявителей, которые должны были приобрести процессуальный статус потерпевших по уголовному делу. Заявителям присуждена компенсация в размере 35 000 евро и расходы на оплату услуг представителей в размере 5 580 евро.
Позиция представителей РФ в данном деле не выглядела достаточно убедительной. Основным аргументом в ней было то, что погибший не подчинился требованиям остановить транспортное средство, и поэтому применение огнестрельного оружия было абсолютно необходимым. Однако в целях принудительной остановки транспортного средства предпочтительнее использовать специальные средства, которые – в не вполне рабочем состоянии – имелись и в распоряжении сотрудников КПП. Огонь был открыт не на поражение, а по шинам автомобиля, вследствие чего ранение и смерть потерпевшего имели место случайно. В то же время, в период, когда произошли описываемые события, уже действовал Федеральный закон «О полиции», п. 1 ч. 3 ст. 23 которого разрешает применение оружия в тех случаях, когда водитель не подчиняется законному требованию об остановке транспортного средства и при этом создает угрозу жизни и здоровью граждан, пытаясь скрыться. В то же время прецедентная практика ЕСПЧ изобилует различными, порою противоречивыми подходами к определению критериев «правомерного применения летальной силы представителями государства». Так по делу Армани Да Силва (Armani Da Silva) против Соединенного Королевства (жалоба 5878/08)2424
Европейский Суд по правам человека (Большая Палата Европейского Суда). Дело «Армани Да Силва (Armani Da Silva) против Соединенного Королевства» (жалоба 5878/08): постановление Суда [англ], Страсбург, 30 марта 2016 г. [электронный ресурс]. – URL: https://hudoc.echr.coe.int/eng#{%22fulltext%22:[%22Armani%20Da%20Silva%22],%22itemid%22:[%22001–161975%22]} (дата обращения: 12.04.2019).
[Закрыть] Большая Палата Европейского Суда, признала правомерным летальное применение оружия в ситуации, когда подозреваемый Жан Шарль де Менезис (впоследствии признанный непричастным к событиям 21 июля 2005 года в г. Лондоне) находился на станции метро, был задержан (скручен) представителями полиции в вагоне метро, которыми после этого были произведены несколько выстрелов в голову. Правомерность применения летальной силы в этом случае определялось субъективным критерием «честного и реального убеждения лица в том, что применение силы было необходимым».
Позитивные и негативные последствия принятия решения: негативный аспект, который следует отметить приоритетно, связан с дискредитацией порядка исполнения межгосударственного соглашения, заключенного между Россией и Молдовой. При этом к моменту описываемого инцидента в российских судах сформировалась практика вынесения обвинительных приговоров, связанных с неправомерным применением оружия в зоне контртеррористической операции (самое резонансное дело, т.н. «дело Ульмана», слушалось Северо-Кавказским окружным военным судом в течение нескольких лет и закончилось вынесением обвинительного приговора с назначением наказания в виде лишения свободы нескольким военнослужащим, применившим оружие на блокпосту на территории Чеченской республики при сходных обстоятельствах. Несмотря на то, что по данному делу был установлен факт передачи по рации приказа об открытии огня на поражение, версия о некриминальном причинении вреда не нашла своего подтверждения2525
В то же время справедливым следует отметить и тот факт, что по указанному делу в течение этого срока выносилось два оправдательных приговора Северо-Кавказским окружным военным судом с участием присяжных заседателей, имело место решение Конституционного Суда РФ, касающегося порядка рассмотрения дел с участием присяжных заседателей, а само дело имело политическую окраску и вызвало также широкий общественный резонанс. Прим. авт.
[Закрыть]). Иными словами, при расследовании и разбирательстве подобных случаев на территории РФ сложился справедливый подход к исследованию правомерности применения оружия и наказанию виновных в необоснованном применении. Следуя сложившейся практике, инцидент на приднестровском контрольно-пропускном пункте должен был влечь за собой осуждение военнослужащего российским судом по ч. 1 ст. 109 УК РФ. При этом наказание, скорее всего, не было бы связано с лишением свободы, поскольку в силу ст. 56 УК РФ оно не может назначаться лицу, совершившему впервые преступление небольшой тяжести.
С другой стороны следует обратить внимание на то, что понятие «эффективное расследование» также неоднозначно используется в прецедентной практике ЕСПЧ. Так в ранее упомянутом постановлении ЕСПЧ по делу «Армани Да Силва против Соединенного Королевства» критериями эффективного расследования названы следующие: проведение расследования органом, независимым от причастных к событиям, «адекватность» расследования, выводы которого должны быть основаны на объективном и беспристрастном анализе всех относимых элементов, расследование должно быть открытым для общественного контроля и доступным для семьи жертвы, и, наконец, расследование должно быть проведено безотлагательно и с разумной оперативностью.
Необходимо отметить и то, что в Уставе военной полиции Вооруженных Сил РФ, утвержденном в 2015 г., содержатся положения о применении оружия в целях принудительной остановки транспортных средств, и из их смысла следует, что эта мера допускается в качестве исключительной, как это понимает, в том числе, Европейский Суд по правам человека.
К позитивным последствиям принятия решения следует отнести то обстоятельство, что Конституционный Суд РФ активно стал лоббировать установление эквивалентных прав обвиняемого и потерпевшего, о чем однозначно высказался в ряде постановлений. Применительно к признанию потерпевшим и вручению документов, отражающих ход производства по уголовному делу, Конституционный Суд РФ сформулировал ряд правовых позиций. В том числе, он разъяснил, что правовой статус потерпевшего может быть приобретен как по инициативе лица, ведущего производство по делу, так и по ходатайству самого гражданина, полагающего, что в результате совершенного преступления ему причинен вред (определение от 18.01.2005 № 131-О2626
Конституционный Суд Российской Федерации: определение от 18 января 2005 года № 131-О «По запросу Волгоградского гарнизонного военного суда по проверке конституционности части восьмой статьи 42 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» [электрон. ресурс]. – URL: http://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDecision33115.pdf (дата обращения: 14.04.2019).
[Закрыть]). Такая деятельность органа конституционного контроля обусловлена его функциями, установленными законом, но, в то же время, на ее интенсивность, а отчасти и на содержание, оказывает влияние практика Европейского Суда по правам человека.
Постановление от 21.10.2013 по делу «Яновец и другие против Российской Федерации» (жалоба № 55508/07) 2727
Европейский Суд по правам человека (Большая Палата Европейского Суда). Дело «Яновец и другие (Janowiec and Оthers) против Российской Федерации» (жалобы №№55508/07 и 29529/09): постановление Суда, Страсбург, 21 октября 2013г [электронный ресурс]. – URL: https://cloud.garant.ru/#/document/70639020/paragraph/07:5 (дата обращения: 14.04.2019).
[Закрыть]
Обстоятельства дела: в данном деле предметом рассмотрения стали события, имевшие место за много лет как до принятия ЕКПЧ, так и до ее ратификации Россией. Заявители являлись родственниками граждан Польши, расстрелянных в 1940 г. в Катыни на основании решения, вынесенного во внесудебном порядке. Предметом жалобы был также отказ в предоставлении сведений об обстоятельствах гибели польских военнослужащих и их посмертной реабилитации.
Позиция суда: на момент гибели этих граждан заявители, чьи жалобы суд не отклонил, уже родились и имели с ними эмоциональную связь, т. е. обладали правом на предъявление претензий к российской стороне. Однако установить вину российских властей в гибели родственников заявителей суд отказался, поскольку события слишком разделены во времени друг с другом, а также потому, что конвенционные обязательства у России возникли только в 1998 г. Кроме того, еще в 1990 г. было проведено расследование, по результатам которого судьба погибших польских граждан была установлена. Производство по делу было прекращено в связи со смертью лиц, по вине которых эти граждане погибли. При этом сами заявители обосновывали перед судом, что испытывали страдания не в связи с убийствами их родственников, а в связи с обращением со стороны российских властей.
Решение суда: жалоба на нарушение ст. 2 ЕКПЧ была отклонена, поскольку суд признал, что он не обладает компетенцией ее рассматривать, поскольку события, подлежащие установлению, находятся вне его темпоральной юрисдикции. Вследствие отдаленности времени гибели родственников заявителей от времени слушания дела заявители не испытывали страданий от незнания того, живы ли или мертвы члены их семей.
Позитивные и негативные последствия принятия решения: Отклонив жалобу в части нарушения статей 2 и 3 ЕСПЧ, судьи Большой Палаты единогласно признали факт нарушения статьи 38 ЕКПЧ (обязательство создать все необходимые условия для рассмотрения дела Судом). Таким образом, наиболее негативным можно посчитать то обстоятельство, что в решении констатирован факт засекречивания результатов расследования обстоятельств гибели польских граждан в 1939–1940 гг. Судом был сделан вывод о том, что отказ предоставить Суду как международной организации документы, составляющие государственную тайну, представляют собой дефект национальной правовой системы. Представляется, что доводы российской стороны в этой части были неубедительными, учитывая, что ЕСПЧ имел возможность провести закрытое слушание, что позволило бы сохранить секретность рассматриваемых материалов.
Важным позитивным последствием следует признать тот факт, что данным постановлением создан прецедент, касающийся толкования правила о темпоральной юрисдикции Суда. Суд признал базовым принцип существования временных рамок процессуальных обязательств государств – членов ЕКПЧ. В то же время прецедентная практика ЕСПЧ относительно рассмотрения жалоб в процессуальном аспекте включает в себя достаточно примеров, когда обязательство государств провести эффективное расследование возникает и в случае, когда смерть наступила до ратификации государством ЕКПЧ (например, наличие «подлинной (реальной) связи» инициирующего события и даты ратификации может быть признано, если инициирующее событие и дата ратификации разделены небольшим промежутком времени, и при этом значительная часть следственных действий проведена после ратификации). Таким образом, признается распространение темпоральной юрисдикции ЕСПЧ в процессуальном аспекте на события, возникшие до ратификации ЕКПЧ2828
Европейский Суд по правам человека (Большая Палата Европейского Суда). Дело «Шилих (Silih) против Словении» (жалоба № 71463/01): постановление Суда [англ], Страсбург, 9 апреля 2009г [электронный ресурс]. – URL: https://hudoc.echr.coe.int/eng#{%22fulltext%22:[%22Silih%20v.%20Slovenia%22],%22itemid%22:[%22001–176499%22]} (дата обращения: 12.08.2019).
[Закрыть].
Постановление от 03.10.2013 по делу «Абдулханов и другие против Российской Федерации» (жалоба № 22782/06) 2929
Европейский Суд по правам человека (Первая секция). Дело «Абдулханов (Abdulkhanov and others)и другие против Российской Федерации» (жалоба № 22782/06): постановление Суда, Страсбург, 3 октября 2013г [электронный ресурс]. – URL: http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ARB&n=366173&dst=100001#0509987071000874 (дата обращения: 19.05.2019).
[Закрыть]
Обстоятельства дела: заявители обжаловали установленный порядок проведения контртеррористической операции, в результате которой их родственники погибли, а для них самих возникла угроза жизни. В период контртеррористической операции по их деревне наносились авиационные удары и производились артиллерийские обстрелы. В деревне не было вооруженных боевиков, но находилось большое количество беженцев. Заявители обращались с заявлениями в правоохранительными органами, но не имели с ними обратной связи: их никто никогда не опрашивал, вещественные доказательства в виде осколков боеприпасов и фотодокументов не изымал. Через два года после авиаобстрела, имевшего место в 2000 г., заявители получили копию постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. В постановлении была установлена гибель 16 человек из мирного населения, но при этом отмечено, что военнослужащие были вынуждены причинить вред гражданским лицам, и они действовали в пределах обоснованного риска. В следующие семь лет заявителями неоднократно обжаловалось бездействие должностных лиц, не проводивших никакого расследования происшедших событий. В 2009 г. началась доследственная проверка, не завершившаяся к моменту рассмотрения дела в ЕСПЧ.
Позиция суда: заявители настаивали на том, что в отношении них и их погибших родственников было допущено и материально-правовое, и процессуальное нарушение права на жизнь. Позиция властей по настоящему делу строилась вокруг того обстоятельства, что в тот период времени ситуация в Северо-Кавказском регионе была тяжелой, и требовала принятия исключительных мер по восстановлению конституционного порядка. В том числе, эти меры включали использование военной авиации, оснащенной тяжелым штурмовым оружием. Но авиаудару по селу, где проживали заявители, не предшествовало «надлежащее рассмотрение вопроса о применении летальной силы». В этой связи представители российских властей не оспаривали нарушения ст. 2 ЕКПЧ в отношении заявителей.
Решение суда: Суд признал нарушение ст. 2 ЕКПЧ и присудил заявителям компенсации морального вреда в пределах от 60 000 до 150 000 евро, а также возмещение материального ущерба в размере 300 евро каждому. Отдельно суд подчеркнул, что гражданско-правовые средства правовой защиты были бесполезны в отсутствие эффективного уголовного расследования.
Позитивные и негативные последствия принятия решения: наиболее положительно следует оценить то обстоятельство, что по настоящему делу заявители добились продолжения доследственной проверки. Хотя представляется очевидным, что никакие правовые последствия в отношении военнослужащих, подвергших деревню бомбардировке, не наступили бы (в связи с истечением срока давности, с возможной квалификацией этих событий как обоснованного риска, крайней необходимости или исполнения приказа, что следует признать соответствующим уголовному законодательству и сложившейся судебной практике), для заявителей было важным признание самого факта совершения незаконных действий, опасных для их жизней.
Следует отметить, что в 2011 г., т. е. двумя годами ранее, суд рассмотрел аналогичное дело, объединив в одном производстве жалобы 27 заявителей (дело «Эсмухамбетов и другие против Российской Федерации», постановление вынесено 29.03.20113030
Европейский Суд по правам человека (Первая секция). Дело «Эсмухамбетов и другие (Esmukhambetov and Others) против Российской Федерации» (жалоба №23445/03): постановление Суда, Страсбург, 29 марта 2011 г. [электронный ресурс]. – URL: http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ARB&n=271724#032001122916485514 (дата обращения: 19.05.2019).
[Закрыть]). По данному делу была дана оценка эффективности расследования авиаудара, нанесенного по деревне, расположенной на территории Чеченской Республики, в 1999 г. В том числе, установлено, что обстрел производился по мирным жителям, находившимся в этот момент в поле, т. е. на открытой местности в условиях нормальной видимости. По версии представителей российских властей, точечные удары наносились, поскольку была получена информация о расположении возле деревни базы террористов. По сути, в данной ситуации единственным правильным решением должна была бы стать выплата компенсации. Расследование уголовного дела в отношении военнослужащих, проводивших авиаудар, было прекращено в 2005 г. в связи с отсутствием состава преступления, предусмотренного статьей 109 УК РФ (причинение смерти по неосторожности), поскольку их действия были признаны совершенными при исполнении приказа командования, а авиаудар был признан «абсолютной необходимостью предотвратить крупномасштабные террористические атаки», которые планировались членами незаконных вооруженных формирований, оказывавших активное сопротивление федеральным силам. Решения судов о выплате компенсаций в пределах 60 тыс. руб. были вынесены в 2004–2005 гг., что соответствовало положениям Указа Президента от 5 сентября 1995 года №898 «О дополнительных компенсационных выплатах лицам, пострадавшим в результате разрешения кризиса в Чеченской Республике». В то же время эти компенсации по замыслу должны были носить дополнительный характер к тем гарантиям и компенсациям, которые были уже предусмотрены законом. Более того, ЕСПЧ указал в этом постановлении, ссылаясь на прецедентную практику, что выплата компенсации в таких случаях не означает устранение нарушений статьи 2 ЕКПЧ, требуется проведение эффективного расследования, а также привлечение к ответственности виновных в нарушении статьи 2 ЕКПЧ лиц. Требование эффективного расследования, по мнению ЕСПЧ, в данном случае обусловлено позитивным обязательством процессуального характера государства – участника ЕКПЧ – проведение определенной формы эффективного официального расследования гибели вследствие применения силы государством. Данное расследование должно подтвердить факт «абсолютно необходимого применения силы», вследствие которого лишение жизни не признается нарушение статьи 2 ЕКПЧ. А нарушение статьи 2 ЕКПЧ Российской Федерацией не оспаривалось. В результате разбирательства в ЕСПЧ было признано нарушение ст. 2 ЕКПЧ в материально-правовом и процессуальном аспектах и присуждены компенсации имущественного (38–40 тыс. евро) и морального (от 10 тыс. до 120 тыс. евро) вреда.
