355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джун Томсон » Досье на Шерлока Холмса » Текст книги (страница 2)
Досье на Шерлока Холмса
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 04:56

Текст книги "Досье на Шерлока Холмса"


Автор книги: Джун Томсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Кроме того, из этого отрывка ясно, что, хотя Фелпс был ровесником Уотсона, он был блестящим учеником, завоевавшим все школьные награды, и опередил того на два класса. Таким образом, становится очевидным, что Уотсон обладал средними способностями. Этот вопрос будет более подробно освещен в третьей главе.

Любовь Уотсона к регби – коллективной игре – также знаменательна: она говорит о том, что он был способен выступать в команде, а также наслаждаться энергичными видами спорта. Вспомним его собственные слова о том, что его «считали легким на ногу».

Став взрослым, он гордился своим здравым смыслом, но признавал, что очень ленив. Такое суждение показывает способность взглянуть на себя со стороны. Правда, в последнем утверждении Уотсон слишком строг к себе. В отличие от Холмса он неамбициозен, но, имея достойную цель, готов упорно трудиться.

Несмотря на критическое отношение к познаниям Холмса, Уотсон менее начитан и образован, чем его друг. Его интересы гораздо более ограниченны, и позже они свелись к бильярду и скачкам. Литературные пристрастия Уотсона в основном не шли дальше морских историй Уильяма Кларка Рассела. Вероятно, Уотсон отдавал предпочтение захватывающему сюжету с детства, и такая литература вполне могла привить ему любовь к путешествиям и приключениям. Эта черта характера Уотсона, как станет ясно дальше, повлияла на его карьеру, а также способствовала длительной дружбе с Холмсом. С этим связан и его успех как писателя. В «Собаке Баскервилей» Уотсон говорит: «Приключения всегда таят в себе какую-то особую прелесть для меня».

Помимо таланта писателя (этот аспект будет детально рассмотрен позже), творческое начало в характере Уотсона проявлялось и в других формах. Он не играл на музыкальных инструментах, но наслаждался, слушая музыку – в частности, Мендельсона, романтического композитора. Он также горячо любил английскую природу, которую часто описывал в своих рассказах, и был наделен даром сочувствия к людям, особенно к женщинам – тут снова проявляется романтическая черта.

С женщинами он вел себя по-рыцарски, восхищался ими и получал удовольствие от их общества. Он был дважды женат, и его первый брак был очень счастливым. О своем втором браке Уотсон ничего не говорит, и о нем будет рассказано более подробно в свое время.

Уотсон был не только романтиком, но и идеалистом. Среди немногих его личных вещей были два портрета, которыми он украсил их общую с Холмсом гостиную на Бейкер-стрит: портрет генерала Гордона, героя Хартума, и Генри Уорда Бичера, американского проповедника и борца за права негров в период Гражданской войны в Америке. В таком выборе вполне могло отразиться мальчишеское восхищение мужественными людьми, известными, как Гордон, физической отвагой, или, как Бичер, моральной позицией, основанной на признании ценности свободы и сострадании к угнетенным. Эта склонность к поклонению героям сыграет важную роль в его дружбе с Холмсом.

Сочувствие к страданию и идеализм Уотсона, возможно, побудили его избрать медицину в качестве будущей профессии, в то время как любовь к приключениям привела в армию, где имелась перспектива участвовать в захватывающих событиях.

Возможно, его воспитание было строгим, и приоритетами были такие почитаемые средним классом добродетели, как хорошие манеры, скромность, верность, честность и доброта по отношению к другим. Несомненно, Уотсон проявляет все эти качества. Ему также присуще чувство вины, часто являющееся следствием такого воспитания. Оно появляется в том случае, если ребенку не удается придерживаться этих высоких моральных принципов. В результате Уотсон вырос приятным человеком.

Иногда он кажется слишком уж скучным и добродетельным, но вспомним, что порой он мог и вспылить, и становился нетерпеливым и резковатым. Уотсон вполне мог за себя постоять и при необходимости веско высказывал свое мнение. Как признает он сам, временами ему было свойственно самомнение.

В отличие от Холмса, он склонен был открыто выражать свои чувства, и в рассказах упоминаются его эмоциональные реакции. Это и сочувствие к некоторым клиентам Холмса, особенно к женщинам, и раздражение по отношению к Холмсу, и ужас и волнение, которые вызывали в нем их приключения.

Складывается впечатление, что в детстве Уотсон был крепким, разумным и хорошо воспитанным мальчиком, который обычно хорошо ладил с другими детьми. Он не обладал блестящими способностями, но мог добиться умеренных успехов в учебе, когда ставил себе такую цель. Вероятно, уже тогда его склонность к романтике и идеализму проявилась в мечтах о волнующих приключениях в экзотических странах, а когда он повзрослел – в стремлении внести свой вклад в работу на благо человечества.

Хотя Уотсон гораздо менее сложная натура, чем Холмс, он обладает глубиной характера, не всегда признанной – даже Холмсом, который в довольно двусмысленном комплименте предполагает, что его другу не хватает яркости и блеска. «Если от вас самого не исходит яркое сияние, – говорит он Уотсону, – то вы, во всяком случае, являетесь проводником света. Мало ли таких людей, которые, не блистая талантом, все же обладают недюжинной способностью зажигать его в других!»

Характерно, что Уотсон, вместо того чтобы обидеться, пришел в восторг от этого замечания.

Уотсон как личность действительно не так ярко сиял, как Холмс, но тем не менее от него исходило теплое ровное свечение, которое дало их дружбе не меньше, чем пиротехнический блеск Холмса. Сомнительно, чтобы без этого тихого мерцания их дружба продлилась столько лет.

Глава вторая
Холмс. Оксфорд и Монтегю-стрит
1872–1880

Все знать – моя профессия. Быть может, я приучился видеть то, чего другие не замечают.

Холмс, «Установление личности»

Умалчивая о детстве, Холмс более откровенен относительно своей жизни после школы. Но даже при этом в тех сведениях, которые он сообщает Уотсону, имеются пробелы и противоречия. Главным образом это происходит оттого, что он рассказывает урывками, по ходу разговора, а не излагает свою биографию последовательно. Сам Уотсон еще больше запутывает дело небрежностью при записи некоторых фактов.

Однако можно собрать воедино эти отрывочные сведения и составить из них довольно связный рассказ о жизни и карьере Холмса до 1881 года.

Он поступил в университет – либо в Оксфорд, либо в Кембридж. В то время респектабельная семья, принадлежавшая к среднему классу, и не мыслила определять сына куда-нибудь еще, а тот факт, что Реджинальд Месгрейв, наследник одной из старейших фамилий, учился вместе с Холмсом, рассеивает все сомнения.

Хотя Дороти Л. Сэйерс стоит за Кембридж, весомые доказательства позволяют утверждать, что Холмс учился в Оксфорде. В основном они базируются на тексте рассказа «Три студента». Этим расследованием Холмс занимался в 1895 году, и дело там явно происходит в Оксфорде. Совершенно очевидно, что Холмс был знаком с этим местом. Например, он знал, что в городке имеется четыре приличных писчебумажных магазина, а также был знаком с мистером Хилтоном Сомсом, преподавателем колледжа Святого Луки. Поскольку нет свидетельства того, что Сомс когда-либо был клиентом Холмса, они, наверно, познакомились во время пребывания в университете. Колледж Святого Луки – завуалированное название. Уотсон признает, что умышленно изменил детали, чтобы нельзя было определить, в каком колледже имело место это происшествие. Возможно, за этим названием скрывается тот колледж, в котором учился Холмс. Впрочем, это невозможно доказать.

Тема учебы Холмса в университете сопряжена с проблемами, особенно в хронологии, поэтому все теории на этот счет построены на догадках. Неизвестно даже, когда Холмс поступил в университет. Однако если считать, что ему тогда было восемнадцать лет (обычный возраст для поступления), то он предположительно начал там заниматься в октябре 1872 года. Неизвестно также, какой предмет он изучал, но, учитывая его познания в химии, которые Уотсон счел глубокими, вероятно, он занимался именно этим предметом. Поскольку у Уотсона было медицинское образование, то он вполне был способен судить об уровне знаний Холмса в этой области.

Возможно, что Холмс пристрастился к кокаину и морфию во время пребывания в университете. Оба эти наркотика были по карману только состоятельным людям – в отличие от опия, который был доступен рабочему классу. Следует отметить, что Холмс, употребляя наркотики, не нарушал закон. До принятия Актов об опасных наркотиках в 1965 и 1967 годах[4]4
  Эти акты впоследствии отменили, и в 1971 году они были заменены Актом о злоупотреблении наркотиками.


[Закрыть]
не считалось незаконным хранение и даже продажа наркотиков. В конце концов Холмс стал наркоманом и регулярно три раза в день вводил себе семипроцентный раствор кокаина. Под воздействием этого наркотика сначала возникает эйфория, затем следует вялость и сонливость. Об этих двух состояниях – подъема и спада – уже говорилось в первой главе. Иногда Холмс также употреблял морфий – наркотик и болеутоляющее. Уотсону потребовалось несколько лет, чтобы убедить друга отказаться от этой привычки.

Создается впечатление, что Холмса не удовлетворяло время, проведенное в университете, – даже занятия. На протяжении всей жизни он предпочитал следовать своим собственным интересам, нежели придерживаться официального курса обучения. Эту тенденцию можно проследить уже в детстве: он читал детективы, которые, вне всякого сомнения, не входили в школьную программу и в список рекомендуемой литературы.

По его собственным словам, поступая в университет, он уже с головой погрузился в свои идеи о преступлении и его раскрытии. В течение следующих лет он разработал на их основе свои теории научной дедукции и анализа, основанные на тщательном изучении материальных улик и их логическом истолковании, а не на догадках. Однако эта теория не исключала применения интуиции и «научного использования силы воображения». Позже он критиковал полицию за отсутствие воображения и интуиции.

Холмс признает, что редко общался с другими студентами, предпочитая размышлять над своими идеями. Правда, он, должно быть, обсуждал их со своими знакомыми, так как позже скажет Уотсону, что его методы уже начали создавать ему репутацию среди студентов. Эти контакты оказались для него полезными после того, как он покинул Оксфорд.

Несмотря на свою необщительность, он приобрел двух друзей, с одним из которых был особенно близок. Это был Виктор Тревор, бультерьер которого укусил Холмса за лодыжку, когда однажды утром он шел в церковь. Между прочим, это единственный случай, зафиксированный в рассказах о Холмсе, когда он посетил церковную службу. Ему пришлось лежать десять дней, и Тревор регулярно заходил справляться о его здоровье. В результате этих визитов возникла их дружба. Вторым был Реджинальд Месгрейв, учившийся в одном колледже с Холмсом. Это было не особенно близкое знакомство, но Месгрейва заинтересовали теории Холмса. Благодаря этим однокашникам он позже занялся двумя из своих самых ранних дел.

Однако были у Холмса в студенческие времена и развлечения. Он много времени тратил на фехтование и бокс – единственные виды спорта, которыми занимался в университете. В боксе у него были блестящие успехи: по словам Уотсона, он был одним из лучших боксеров в своем весе, которых тому доводилось видеть. Это подтверждает и профессиональный боксер Мак-Мёрдо, с которым Холмс дрался несколько раундов во время бенефиса первого. Мак-Мёрдо заявил, что Холмс мог бы стать профессионалом. Холмс не рассказывает, выступал ли он в соревнованиях по боксу или фехтованию за свой колледж или университет, и нет никаких свидетельств, что он был членом университетской команды.

По-видимому, Холмс проучился в университете всего два года вместо обычных трех и не получил степень, поскольку не сдал заключительные экзамены. Однако существует путаница даже насчет этого факта. В одном случае Холмс говорит о двух годах, которые он провел в колледже, в другом же упоминает о «последних годах моего пребывания в университете», из чего следует, что он провел там по крайней мере три года. Возможно, Уотсон не расслышал или неверно процитировал Холмса и второе замечание следует понимать как «мой последний год в университете». Если это так, то Холмс покинул университет в 1874 году, когда ему было двадцать лет.

Одной из причин его раннего ухода из университета могла быть неудовлетворенность, о которой уже упоминалось. Другой могли стать финансовые проблемы. Судя по всему, ни Холмс, ни его брат Майкрофт не унаследовали большого состояния: оба вынуждены были зарабатывать себе на жизнь. Именно из-за нехватки средств Холмсу пришлось делить квартиру с Уотсоном. Финансовый кризис, случившийся в семье в то время, когда Холмс учился в университете, надо полагать, означал, что больше не было денег, чтобы поддерживать сына материально и платить за его обучение.

Какова бы ни была причина, Холмс покинул университет и отправился в Лондон. Там он нашел себе жилье – по-видимому, те самые меблированные комнаты на Монтегю-стрит, в которых все еще жил в конце 1880 года. Если даты верны, то он провел там пять с половиной лет. Квартира была удобно расположена: рядом находился Британский музей с его читальным залом, где Холмс, несомненно, изучал многие предметы, которые его интересовали. Плата за жилье была умеренной: одна комната стоила 1 фунт 10 шиллингов в неделю, две комнаты – 3 фунта. В стоимость входили питание и уборка. Поскольку Холмс говорит о «комнатах», у него, вероятно, их было две – спальня и гостиная, где он, занявшись профессиональной деятельностью, беседовал со своими клиентами.

Монтегю-стрит, которая проходит мимо Британского музея к Рассел-сквер, по-прежнему застроена теми же рядами четырехэтажных кирпичных домов, оштукатуренных снаружи, с подвальными помещениями и железными балконами на втором этаже. Со времен Холмса некоторые из этих домов были превращены в отели.

Приехав в Лондон из университетского городка, Холмс не знал, какую профессию избрать. В тот период своей жизни он считал свой интерес к раскрытию преступлений просто хобби, и только случайно брошенная фраза решила его будущую судьбу.

Тем же летом 1874 года Виктор Тревор пригласил его погостить месяц в своем фамильном поместье в Донниторпе, Норфолк. В то время Холмс работал над экспериментом в области органической химии. Таким образом, можно предположить, что вскоре после ухода из университета он уже обзавелся оборудованием, необходимым для продолжения занятий по химии. Это говорит о том, что, возможно, он подумывал о карьере химика-экспериментатора.

Во время пребывания в Донниторпе Холмс невольно оказался в ситуации, которая привела к расследованию дела о «Глории Скотт». Он сказал Уотсону, что это было первое дело, которое его попросили расследовать. Строго говоря, это не совсем так. Участие Холмса в деле ограничилось расшифровкой загадочного письма от одного из лиц, замешанных в давнем преступлении, которое было совершено тридцать лет назад на борту судна, перевозившего осужденных. За исключением этого он просто стал свидетелем событий, не принимая активного участия в разгадке тайны. Однако это дело сыграло важную роль в решении Холмса стать частным детективом-консультантом – единственным в мире, как он с гордостью сообщил Уотсону.

Познакомившись с отцом Тревора, Холмс произвел на него сильное впечатление: он настолько верно вычислил с помощью дедукции некоторые факты его биографии, что у хозяина случился сердечный приступ, к ужасу Холмса и молодого Тревора. Придя в себя, Тревор-старший обронил фразу, которая имела важные последствия. Он категорическим тоном заявил, что раскрытие преступлений – призвание Холмса. И подкрепил это утверждение, добавив: «Можете поверить человеку, который кое-что повидал в жизни».

Так Холмсу впервые пришло в голову, что его хобби могло бы превратиться в профессию.

Неизвестно, каким было второе дело Холмса. Возможно, его попросил им заняться другой знакомый по университету. Холмс сказал как-то Уотсону, что за те немногочисленные дела, которые ему перепадали в ранние годы на Монтегю-стрит, он брался в основном по просьбе своих однокашников. Однако третьим расследованием, вне всякого сомнения, было дело об «Обряде дома Месгрейвов». Оно попало к нему благодаря Реджинальду Месгрейву, его бывшему соученику по колледжу Святого Луки. Тот специально приехал в Лондон, чтобы просить помощи у Холмса. Следовательно, можно предположить, что среди бывших студентов университета уже разнеслась молва о его возросшем мастерстве.

Холмс говорит, что прошло четыре года с тех пор, как он в последний раз видел Месгрейва. Предположим, что Холмс покинул Оксфорд в июне 1874 года. Тогда это дело имело место либо в 1878, либо в 1879 году, в зависимости от того, насколько точно Холмс указал временной промежуток. Если это так, то в течение четырех лет Холмс расследовал всего три дела. Надо полагать, ему приходилось туго, и высказывание Холмса о том, что у него было «даже чересчур много» свободного времени, полностью соответствует действительности.

Возможно, Холмс взял с Месгрейва вознаграждение за свои услуги, хотя и не упоминает об этом. Когда Месгрейв прибыл, Холмс сказал ему: «Я пытаюсь зарабатывать на хлеб с помощью собственной смекалки». Вероятно, это был намек, что он сделался профессионалом и ожидает, что ему заплатят. Это согласуется с утверждением, которое высказал Уотсон много лет спустя. В первой фразе рассказа «Квартирантка под вуалью» Уотсон твердо заявляет, что Холмс активно занимается практикой двадцать три года и «на протяжении семнадцати из них мне было дозволено в ней участвовать». Хотя, как известно, на Уотсона нельзя полагаться, когда речь идет о фактах и цифрах, но, кажется, в данном случае его арифметика частично верна.

Большинство комментаторов согласны с тем, что Холмс удалился от дел в 1903 году. Если отнять три года Великой Паузы (период, когда Холмс исчез и его считали мертвым), мы получаем 1877 год. Возможно, именно в этом году Холмс расследовал свое второе дело, и с этой даты начинается его «активная практика». Вероятно, под этой фразой подразумевается его решение стать профессионалом и брать плату за свои труды. Вторая часть утверждения Уотсона относительно того, что он сотрудничал с Холмсом в течение семнадцати лет, будет более подробно рассмотрена далее.

Неизвестно, каким образом Холмс обеспечивал себя в финансовом отношении в течение двух с половиной лет – с лета 1874 года, когда он ушел из университета, до 1877-го, когда стал брать плату с клиентов. По-видимому, у него было немного собственных денег, либо семья выплачивала ему небольшое содержание, к которому мог также добавлять деньги брат Майкрофт. К этому времени Майкрофт уже начал свою карьеру аудитора на государственной службе и жил в Лондоне в собственной холостяцкой квартире. Несомненно, он питал активный интерес к карьере младшего брата: он нередко подкидывал Холмсу дела, среди которых было несколько наиболее интересных из всего, что тому приходилось расследовать.

С большей долей вероятности мы можем судить о том, как проводил Холмс в те ранние годы свое свободное время, которого, как мы помним, было «даже чересчур много». Он употреблял его на изучение «всех тех отраслей знаний», которые нужны были ему для того, чтобы стать профессиональным детективом. Короче говоря, он, по выражению Джона Ле Карре, оттачивал свое мастерство.

Одним из способов достичь эту цель было посещение занятий по анатомии и химии при больнице Святого Варфоломея в Уэст-Смитфилде, поблизости от собора Святого Павла. Эти курсы были открыты для всех, кто, не собираясь стать врачом, интересовался медициной. Холмс мог узнать об этих занятиях от секретаря Лондонского университета, контора которого находилась на Мэлет-стрит, всего в нескольких минутах ходьбы от Монтегю-стрит.

Возможно, Холмс предпочел Бартс (больницу Святого Варфоломея) другим лондонским больницам из-за того, что она была большая, на 676 коек, а также из-за ее репутации. В ее штате был сэр Джеймс Педжет[5]5
  В возрасте двадцати одного года, еще будучи студентом-медиком, Джеймс Педжет, которого позже возвели в рыцарское достоинство, открыл trichenella spiralis, мелкого кишечного глиста, которым заражаются люди и некоторые животные.


[Закрыть]
, известный хирург, который читал лекции по анатомии – одному из предметов, которые Холмс выбрал для изучения. В больнице было четыре разных курса лекций по анатомии, а также два курса занятий с демонстрацией. Неизвестно, которые из них выбрал Холмс, но он почти наверняка посещал занятия по патологической анатомии, которые вел доктор Джи. Он также записался по крайней мере на один курс по химии – возможно, по практической химии, который вел доктор Рассел. Плата за занятия по практической химии составляла три гинеи, а за курс анатомии – десять гиней.

В то время Уотсон был студентом-медиком и учился при больнице Бартс. Не исключено, что он присутствовал на некоторых занятиях, которые посещал Холмс. Тогда они не были знакомы, однако вполне могли сталкиваться на лестнице, ведущей в химическую лабораторию, или присутствовать на одних и тех же демонстрациях по анатомии. Возможно, они, не замечая друг друга, сидели рядом в читальном зале библиотеки или изучали образцы в банках в Патологоанатомическом музее.

Помимо посещения этих курсов в Бартсе, Холмс проводил химические эксперименты у себя дома. По-видимому, там у него был рабочий стол, подобный тому, который он впоследствии завел на Бейкер-стрит, 221b. Он также совершенствовался в других областях.

На протяжении всей своей профессиональной карьеры Холмс подчеркивал, насколько важно для детектива знать историю преступлений. «Все повторяется», – сказал он инспектору Макдональду и посоветовал «засесть в кабинете месяца на три и с утра до вечера читать отчеты о преступлениях». Несомненно, этот совет был основан на личном опыте времен Монтегю-стрит: до того, как Холмс начал практиковать, у него было достаточно времени для такого непрерывного чтения.

«При моей профессии мне могут пригодиться самые неожиданные сведения» – вот еще один афоризм Холмса. Вероятно, в те годы он также серьезно занимался изучением табака и написал на эту тему работу «Определение сортов табака по пеплу». Возможно, она была опубликована, когда он еще жил на Монтегю-стрит. Она определенно появилась в печати к марту 1881 года – в это время происходят события «Этюда в багровых тонах». Две статьи, посвященные ушам и опубликованные в «Антропологическом журнале», возможно, также появились в тот период. Если же нет, то Холмс проводил это исследование, занимаясь на курсах при больнице Святого Варфоломея.

В следующие годы он публиковал статьи и монографии о кодах и шифрах, в которых анализировал 160 различных типов, а также о татуировках, о влиянии профессии человека на его руки и следы ног. Последнее особенно его интересовало, и ранее уже было высказано предположение, что корни этого интереса – в мальчишеском хобби.

«В сыскном деле нет области более важной и более пренебрегаемой, чем искусство читать следы», – скажет он Уотсону.

На основании следов он мог определить не только тип обуви, которую носил подозреваемый, но и его рост – по длине шага. Это искусство Холмс будет применять при расследовании многих дел, а в своей работе на эту тему выскажет несколько замечаний о применении гипса для сохранения отпечатков следов.

Другие специальные предметы, к которым он питал профессиональный интерес и, вне всякого сомнения, изучал в те годы, – это датировка документов, водяные знаки на бумаге, анализ почерка и духов, а также типы велосипедных шин. Он также занимался газетными шрифтами, а одно время собирался писать работу о пишущих машинках и их индивидуальных особенностях, а также об использовании собак при раскрытии преступлений.

Холмс писал не только на темы, связанные с преступлениями. Спустя несколько лет, в ноябре 1895 года, занимаясь расследованием похищения чертежей Брюса-Партингтона – делом государственной важности, – он работал над монографией о полифонических песнопениях Орландо Лассо, нидерландского композитора XVI века. Она была приватно опубликована, и эксперты считали ее последним словом науки на эту тему.

Но прежде всего он изучал людей и опубликовал в журнале статью на эту тему под названием «Книга жизни». Холмс утверждал в ней, что всю биографию человека, а также род его занятий или профессию можно определить, исходя из его внешности. Как мы видели, это искусство он уже продемонстрировал отцу Виктора Тревора с таким плачевным результатом. Поскольку Уотсон прочитал эту статью вскоре после своего знакомства с Холмсом, то она, скорее всего, была написана и опубликована, когда Холмс еще проживал на Монтегю-стрит.

По крайней мере некоторые из этих ранних работ были переведены на французский язык Франсуа де Вилларом, французским детективом, который консультировался с Холмсом относительно дела, связанного с завещанием. Поскольку месье де Виллар переписывался с Холмсом по-французски, это лишний раз подтверждает, что Холмс знал этот язык.

Такой обмен идеями не был односторонним. Холмс стал пламенным почитателем системы Бертильона, с помощью которой можно было опознать преступников. Альфонс Бертильон был шефом отдела по расследованию криминальных дел в парижской полиции с 1880 года. Система была основана на детальном описании, фотографиях и точных мерках фигуры. В конце концов этот метод был вытеснен изучением отпечатков пальцев.

Использование маскировки было еще одним аспектом детективного ремесла, которое Холмс изучал в тот период. Он был прирожденным актером, способным так убедительно сыграть роль, что, как позже заметил Уотсон, «даже душа, казалось, менялась при каждой новой роли, которую ему приходилось играть». Даже старый барон Даусон, к аресту которого приложил руку Холмс, сказал о нем в ночь накануне своей казни через повешение, что «театр потерял… ровно столько же, сколько выиграло правосудие». Среди множества обличий, которые надевал Холмс за время своей карьеры, были и лудильщик, и пожилой итальянский священник, и моряк, и старуха.

Уильям Бэринг-Гулд предполагал, что между 1879 и 1880 годами Холмс побывал в Соединенных Штатах Америки как актер Шекспировской труппы Сазанова. В опубликованных рассказах ничто не подтверждает эту мысль. Напротив, вся имеющаяся информация говорит о том, что в эти годы Холмс был по горло занят и жил на Монтегю-стрит. К тому же у него не было необходимости поступать на профессиональную сцену, чтобы научиться искусству перевоплощения. В Лондоне было множество ушедших со сцены или безработных актеров, которые могли научить его надевать парик, приделывать фальшивые усы и накладывать грим.

Однако не все его время было занято работой и учебой. Лондон предоставлял множество возможностей по части развлечений: пьесы, оперы, концерты и представления в мюзик-холлах. Хотя в рассказах нет свидетельств о том, что Холмс ходил в театры и мюзик-холлы, он несомненно посещал оперные спектакли и концерты. Он был знаком с Сент-Джеймс-холлом в Вестминстере, так как обсуждал его акустику с Уотсоном. Именно там он слушал Вилму Норман-Неруду, когда она играла на скрипке, участвуя в концерте сэра Карла Халле, за которого впоследствии вышла замуж. Холмс восхищался ее бесподобной техникой и виртуозным исполнением. Однако другим слушателям, наверно, не нравилась его манера отбивать рукой такт. Но поскольку глаза Холмса были закрыты, он, вероятно, не подозревал об их реакции.

А если в начале его профессиональной деятельности цена билета на концерт или в оперу была ему не по карману, было много других способов развлечься, причем бесплатных.

Холмс любил ходить пешком, и именно в период пребывания на Монтегю-стрит у него появилась привычка совершать долгие прогулки по столице. Он знакомился с ее улицами, особенно с районами трущоб Ист-Энда с его доками, пивными и притонами Лаймхауса, где курили опиум.

Он также познакомился с магазинами подержанных вещей на Тоттенхем-Корт-роуд – именно здесь он купил свою скрипку Страдивари, которая стоила по меньшей мере пятьсот гиней, всего за пятьдесят пять шиллингов у еврейского торговца. Сегодня у нее была бы гораздо более высокая цена.

Для тех, кто интересовался старинными книгами, были книжные магазины. Правда, на этом этапе своей карьеры Холмс не мог себе позволить удовлетворять страсть к их собиранию – разве что порой ему везло и удавалось купить такие книги дешево. Так, например, было с маленьким томиком «De Jure inter Gentes»[6]6
  О международном праве (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]
в коричневом переплете, опубликованном в Льеже в 1642 году, который он нашел на лотке букиниста и показал впоследствии Уотсону.

Но дела его шли успешно. Между 1878 годом и последними месяцами 1880-го ему предложили по крайней мере еще восемь дел. Когда он позже сказал Уотсону, что его практика стала «довольно значительной», то, несомненно, упомянул не все дела. Вот что он перечислил: убийство Тарлтона, дело виноторговца Вамберри, расследования, связанные с русской старухой и с Риколетти, у которого была изуродована ступня и имелась отвратительная жена. Было и одно особенно любопытное расследование, в котором фигурировал алюминиевый костыль. К сожалению, Холмс не привел подробностей этих дел.

Его клиентами также были миссис Фаринтош, которая консультировалась с Холмсом об опаловой тиаре, и мистер Мортимер Мейберли, которому Холмс помог «разобраться в одной пустяковой истории» и чья вдова позже попросила у него совета относительно продажи своего дома – виллы «Три фронтона». Некая миссис Сесил Форрестер также обратилась к нему за помощью. Хотя ее дело было несложным и касалось мелких домашних затруднений, миссис Форрестер суждено было сыграть важную роль в судьбе Уотсона: именно от нее мисс Мэри Морстен услышала о Холмсе и спустя несколько лет пришла к нему со своей собственной проблемой, гораздо более сложной. Некоторые из этих дел попадали к нему, как он сказал Уотсону, от частных детективных агентов, которые обращались к Холмсу за помощью и с которых он брал плату за услуги.

Даже из того ограниченного списка, о котором он говорил Уотсону, ясно, что молва о репутации Холмса как частного детектива-консультанта вышла далеко за пределы круга его бывших знакомых по университету. Его считали экспертом, и с ним советовалась полиция насчет таких серьезных преступлений, как убийство.

Неизвестно, когда Скотленд-Ярд впервые обратился к Холмсу за помощью, но это было еще до конца 1880 года: к тому времени он уже был знаком с инспектором Лестрейдом и помогал ему в расследовании дела о подлоге. Это расследование, продлившееся до начала 1881 года, вероятно, было одним из последних дел, которым Холмс занимался, живя в меблированных комнатах на Монтегю-роуд. Его отношение к полицейским Скотленд-Ярда было презрительным – тут чувствуется надменность молодого человека, сознающего свое интеллектуальное превосходство. С возрастом, когда Холмс стал более зрелым, он сделался сдержаннее в своих мнениях. Но в то время он считал Лестрейда и Грегсона, с которым также познакомился тогда, «самыми сносными из всей никудышной компании». Отдавая должное их сноровке и энергии, он критиковал их за устаревшие методы. Холмса также раздражали их профессиональная ревность и привычка присваивать себе славу, когда дело было успешно завершено.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю