Текст книги "Очаровательная скромница"
Автор книги: Джулия Лонг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Тогда она надела шляпку и поспешно завязала ленты. Прекрасно. Эта вещь была сделана для нее.
Она не знала, как сообщить Лизбет, что проведет все утро у себя в комнате, глядясь в зеркало. Именно этого ей хотелось больше всего на свете. Она встала, подошла к зеркалу и принялась рассматривать себя, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую.
Как он узнал?
Похоже, ей придется усвоить еще один урок. Она была уверена, что маркиз вошел в магазин Постлетуэйта и осматривал товары в лучшем случае, бесстрастно а в худшем – с недовольством. Оказывается, он вел себя как армейский лазутчик, замечая абсолютно все, в том числе юную, плохо одетую девушку, со страстью взиравшую на недоступную шляпку.
«Я бы хотел узнать вас».
Феба перебрала десяток разных теорий, поскольку всегда желала знать природу вещей. Вероятнее всего, это была для него игра. Если он на самом деле пресыщенный аристократ, она могла заинтересовать его (ненадолго) тем, что была не такой, как другие его знакомые, или умела, как опытный фехтовальщик, уклоняться и наносить удары словами. А, может быть, он искал очередную любовницу, место которой освободилось. Хотя, вряд ли она была в его вкусе. Он всегда желал лучшего. Новую синьору Ликари.
Правда, теперь Феба одна знала то, чего не понимал никто из высшего общества: он не был легкомысленным повесой и бесшабашным авантюристом. Он ничего не делал без оснований. И шляпка – это, определенно, стратегия.
Теорий было много, но все они оказались бесполезными, и постепенно все сгорели в ее радости, как мотыльки в пламени.
«Никто не разговаривал со мной так, как вы».
Она вспомнила, как маркиз отгонял мошку от огня и хмуро смотрел, как она упрямо летит к пламени.
Бедняжка не в силах не рисковать жизнью ради света и тепла.
Глава 11
Феба ошибалась. Джулиан понятия не имел, с какой стати купил эту проклятую шляпку.
Ничто и никогда не тревожило его сильнее, чем осознание этого простого факта.
Он понял, что, помимо воли, движется по некой определенной траектории, словно им выстрелили из катапульты, не спросив на то разрешения. И кульминацией стала приобретенная шляпка. Он был не в силах отказаться от этой покупки. Так же как не мог понять, как дошел до жизни такой, что оказался во власти чего-то, не подвластного доводам рассудка. Ему это не нравилось, так же как не нравились сожаления.
Потому что одним из симптомов и того, и другого, было бесцельное хождение. Джулиан по натуре был человеком практичным и никогда ничего не делал без цели. Так что ему не была свойственна привычка слоняться из угла в угол только ради того, чтобы израсходовать энергию. Но сегодня он приехал на церковный двор даже раньше, чем зазвонили колокола, созывая прихожан на службу, и теперь был занят именно бесцельным хождением – бродил между покосившихся надгробий и считал количество Редмондов и Эверси, которые были здесь похоронены после 1500 года. Здесь нашлось также несколько Хоторнов, два или три Эндикотта и некто по фамилии Этельред. Драйден как раз прикидывал, сколько из этих людей убили друг друга, когда посыльный, нанятый Постлетуэйтом, вез его подарок в дом Редмондов с поручением отдать его лакею, который поставит коробку у двери комнаты мисс Фебы Вейл.
Наконец, раздраженный хождением и удрученный пребыванием в месте, где все говорит о бренности земного существования, он зашел в церковь и занял место на скамье Редмондов.
Джулиан почти не бывал в церкви после того, как вышел из возраста, когда такие посещения были обязательными. Церковные скамьи остались такими же жесткими, какими он их помнил, и сидение на них вызывало весьма неприятные ощущения. Он подозревал, что так задумывалось изначально, и эта боль была очищающей. Церковь была маленькой и приземистой – вероятно, ее построили одной из первых, когда Редмонды и Эверси впервые пошли войной друг на друга в 1066 году. В ней царила восхитительная тишина, хранившая тайну о тысячах молитв, рождений, венчаний и смертей.
Спустя несколько минут послышались негромкие шаги. В церковь начали заходить люди, преимущественно, дамы. Джулиан следил за ними жадно, с горящими глазами. В основном он смотрел на их головы. Его ладони стали влажными, и он машинально прижал их к коленям. Он еще никогда не был так увлечен созерцанием шляпок, никогда не осознавал, какие они все разные.
И он никогда не видел так много сияющих женских лиц, устремленных в одном направлении. Джулиан взглянул туда же, куда смотрели все, ожидая увидеть северную звезду или Священный Грааль. Но вместо этого увидел долговязого молодого человека с красивым лицом и пронзительными голубыми глазами. Казалось, его взгляд устремлялся навстречу солнечным лучам, проникающим в храм сквозь витражные стекла. Он носил сутану с тем же особым щегольством, с каким Джулиан носил вечерний костюм. Словно он в ней родился. Что-то в его позе, в его взгляде, устремленном на паству, подсказывало, что у этого человека есть чувство юмора.
Он кивнул Джулиану, и тот ответил на приветствие.
В церковь вошло семейство Эверси, Джейкоб и Изольда, а также печально известный Колин с женой. Джулиан был знаком с ними, но не слишком хорошо. Кроме того, все – имеется в виду вся Англия – знали, кто такой Колин.
Когда наконец появился Джосайя Редмонд, Джулиану показалось, что у него вот-вот остановится сердце. За ним следовали Фаншетта Редмонд, Джонатан и лорд Аргоси, потом Лизбет… на ней взгляд маркиза задержался. Девушка обладала красотой, которая притягивала мужские взгляды. Она была похожа на ангела, сошедшего с небес. Лизбет тоже заметила маркиза, и ее глаза восторженно засияли, а на губах появилась улыбка… правда, какая-то точно выверенная, строго соответствующая окружающей обстановке. Джулиан подумал, что, вероятно, у нее есть особая улыбка на каждый случай.
Но он ничего не мог с собой поделать, и его взгляд жадно скользнул мимо Лизбет и…
Ура! На Фебе была та самая шляпка!
У Джулиана радостно забилось сердце.
Учительница выглядела превосходно, но дело было не только в очаровательной шляпке, но и в лучезарной улыбке, игравшей на губах. Она ступила в церковь, окинула ее взглядом и, разумеется, заметила маркиза.
Она не могла его не заметить, потому что его взгляд был настолько пламенный, что вполне мог прожечь в ней дыру.
Их взгляды встретились. Джулиану показалось, что ее щеки слегка порозовели. Но ее улыбка была выражением такой чистой живой радости, что Джулиан заметил, что все это время сдерживал дыхание, только когда колокола перестали звонить. Внезапно у него возникло ужасное подозрение, что его щеки тоже порозовели. Боже правый, только не это! Ведь его бросило в жар – это точно!
Глаза Фебы метнулись влево, потом вправо. После чего она украдкой поприветствовала его!
Джулиан ухмыльнулся.
Лизбет всего этого, конечно, не заметила, ни минуты не сомневаясь, что все его улыбки предназначены только ей, благосклонно улыбнулась и царственно склонила головку.
Этот жест вызвал всеобщее оживление. Все хотели знать, кого она одарила своим вниманием.
Джулиан отчетливо услышал шорох шелка и муслина – словно легкий ветерок прошелся по пшеничному полю. Ему даже показалось, что он слышит треск суставов. Женщины, не исключая почтенных матрон, изо всех сил тянули и выворачивали шеи, чтобы взглянуть на него. О, сколько любопытных глаз. Джулиан привык к всеобщему вниманию, но в данном случае он не мог подавить улыбку, не смутив Лизбет.
По природе он не был смешливым. Когда он улыбался, окружающие облегченно вздыхали или начинали лебезить перед ним. Вряд ли стоит давать обществу основания думать, что ему легко угодить. Не приведи господь, кто-то решит, что он склонен к смеху без причины. Только не это.
Он решил, что лучше всего превратить свою улыбку в нечто вроде знака благоволения. Он повернул голову – наверное, так же стражники поворачивают фонари на берегу в поисках контрабандистов. В луч его благосклонной улыбки попали Джосайя, Фаншетта и Джонатан Редмонды. Джонатан передернулся и явно удивился.
Феба опустила голову. Джулиану показалось, что она прилагает отчаянные усилия, чтобы не рассмеяться.
Наконец, все взгляды снова обратились на красивого викария. Все же они не видели его целую неделю.
Нового викария Пеннироял-Грин звали Адам Силвейнус. У него был хорошо поставленный голос, словно специально созданный для этой деятельности – одновременно успокаивающий и оживленный, властный и уверенный. И заговорил он об… алчности.
Далеко не один прихожанин почувствовал себя неуютно, уверенный, что викарий обращается лично к нему. Но в то же время ему все прощали, поскольку именно он был объектом, которого вожделели многие дамы.
Маркиз чувствовал себя вполне уютно. Его взгляд был прикован к шляпке. Его буквально заворожили несколько дюймов тонкой шейки, видной между кружевом воротника и краем соломенной шляпки. Ничего более манящего он не видел никогда в жизни. Он мог думать лишь об одном: что почувствует, когда прижмется к этой шейке губами, коснется языком шелковистой кожи, заметит, как ее руки покрываются гусиной кожей, а соски твердеют…
Вряд ли такие мысли уместны в церкви. И тому есть вполне реальные физиологические причины. Маркиз подвинулся на скамье сначала в одну сторону, потом в другую. Удобнее не стало. Тогда он вздохнул и сконцентрировал внимание на Редмондах.
Было решено (Лизбет, естественно), что все гости после службы отправятся на долгую, полезную для здоровья прогулку, захватив с собой альбомы для рисунков, и сделают несколько набросков очень живописных руин, расположенных неподалеку, после чего вернутся домой, где и позавтракают с большим аппетитом. Лизбет втайне думала, что выглядит еще красивее, когда ее щечки покрыты здоровым румянцем, и, конечно же, была права. Разрумянившись, она действительно становилась еще прелестнее.
Мужчины отнеслись к прогулке для здоровья без особого энтузиазма. Их больше привлекла возможность подстрелить какую-нибудь дичь. Поэтому все собрались на лужайке в ожидании Джулиана, который ушел домой, и теперь неторопливо возвращался к ним. Рядом с ним трусило какое-то существо, при ближайшем рассмотрении оказавшееся собакой. Очень толстой собакой.
Когда они подошли, стало ясно, что собака к тому же очень старая. У нее были огромные водянистые глаза и седая шерсть вокруг пасти.
– Что это? – подозрительно осведомился Аргоси.
– Собака, – с вызовом заявил Джулиан.
– Ну, это вряд ли можно назвать собакой. У нее зубы-то еще остались? Она же не добежит до дичи. А если и добежит, то не удержит в зубах… или что там у нее есть.
Собака взглянула на Аргоси глазами, полными скорби.
Джулиан тоже смотрел на пса с большим сомнением.
– Она, похоже, уже давно наслаждалась заслуженным отдыхом, Джулиан. Зачем ты ее побеспокоил?
– На охоту нормальные люди ходят с собакой, – заупрямился Джулиан. – У отца есть свои собаки, но он тоже отправился на охоту, с соседями. Значит, мы можем рассчитывать только на эту. Нам нельзя без собаки. Как иначе мы сможем спугнуть дичь?
Джулиан пожал плечами.
– Прекрасно. Если у нас есть только эта собака, будем надеяться, она удивит нас своими талантами.
И компания тронулась в путь. Они шли по очень красивому лесу, который становился все гуще и гуще. И поскольку осенний день был ясным и теплым, никто не жаловался. Тишину нарушала только оживленная болтовня Лизбет, перемежающаяся краткими репликами Драйдена, считавшего своим долгом показать, что внимательно ее слушает. Следует отдать ему должное, реплики всякий раз выходили весьма уместными, хотя он не мог бы повторить, что говорила Лизбет, поскольку был занят созерцанием шляпки и спины мисс Вейл.
Жалобы начались, когда лес стал заметно гуще и выяснилось, что Лизбет, судя по всему, сбилась с курса и точно не знает, где находятся ее любимые руины. Одновременно оказалось, что Уотерберн, Аргоси и Джонатан проявили излишний оптимизм, захватив с собой ружья, поскольку собака вовсе не собиралась поднимать дичь. Она мирно трусила по тропинке, а дичь, вероятно, спокойно наблюдала за ней и посмеивалась.
Тропинка стала еще уже, теперь по ней идти рядом могли только два человека, и когда Лизбет и Джонатан стали громко спорить относительно выбора направления, Джулиан уступил свое место и пошел рядом с мисс Вейл.
Некоторое время стояла тишина.
Но на губах Фебы нельзя было не заметить таинственной, проказливой и очень довольной улыбки.
– Мне нравится ваша шляпка, мисс Вейл, – наконец сказал Джонатан.
– Да? Она совсем новая, вы же знаете.
– Вряд ли новая. Мне дали понять, что некая молодая леди едва не проглядела в ней дыру до того, как я ее купил. Вам повезло, что она не пострадала.
Феба улыбнулась.
– То же самое можно сказать и о вас, милорд. На вас всегда устремлено так много горящих глаз.
Джулиан засмеялся. Лизбет, шедшая впереди, повернула головку и одарила его загадочным взглядом сквозь полуопущенные ресницы. Джулиан вспомнил, что именно такой взгляд мисс Вайолет Редмонд отрабатывала на своих поклонниках. Впрочем, взгляд был действительно хорош. Джонатан машинально улыбнулся, и девушка снова отвернулась, довольная полученным знаком внимания.
В этот момент он обнаружил, что Феба почти скрылась из виду за деревом. Вероятно, ему не следовало уделять ей столь явное внимание. Однако он нервничал по совершенно другой причине.
Немного помедлив, он все-таки задал вопрос, ответа на который опасался.
– Но эта та самая шляпка?
Несколько мгновений, последовавших перед ее ответом, показались ему бесконечными.
– Та самая.
Джулиан молча кивнул. Он испытывал большое облегчение, был очень обрадован и слишком смущен, чтобы говорить. Он всего лишь хотел посмотреть на нее в шляпке. Собственные чувства и желания сбивали его с толку, раздражали и заставляли нервничать.
– Скажите, лорд Драйден, она мне идет?
Она флиртует с ним. Внезапно Джулиан почувствовал мучительную боль. В этот момент он был, как никогда, уязвим и смущен.
– Не знаю, – раздраженно буркнул он. – Она должна изменить вашу внешность в лучшую сторону?
Феба резко повернулась к нему, широко раскрыв глаза.
– Потому что больше ничто этого не может сделать? – добавил он.
От огромного, ошарашивающего потрясения у Фебы непроизвольно открылся рот. На щеках загорелись лихорадочные пятна. Создавалось впечатление, что он ранил ее в самое сердце.
О боже. Разумеется, это прозвучало двусмысленно.
– Нет, я не это хотел сказать. Я имел в виду, что ничто не может сделать вас лучше, чем вы есть.
Комплимент был сомнительным, неуклюжим, зато абсолютно искренним. Он зародился где-то в глубине его души, куда не было доступа здравому смыслу.
Джулиан молча ужаснулся. Повисло тяжелое молчание. Похоже, он сумел шокировать и ее, и самого себя.
Ему хотелось взять свои слова обратно. Последствия обещали стать непредсказуемыми.
Он взглянул вперед, на Лизбет, Уотерберна и собаку, на Джонатана и Аргоси, потом снова на собаку, и попытался вспомнить, как жил и что чувствовал до приезда в Пеннироял-Грин. Он понимал, что лучше и проще было вернуться к той жизни, но знал, что уже слишком поздно.
А потом Феба сделала такой глубокий вдох, что он физически почувствовал, как прохладный воздух врывается в ее легкие. Наконец Джулиан набрался храбрости и украдкой заглянул ей в лицо. Ее щеки порозовели, глаза воинственно загорелись, брови были нахмурены.
Но она не произнесла ни слова.
Джулиан обнаружил, что ленты цвета лаванды, завязанные под ее нежным подбородком, невероятно трогательны. Прелестная вещица, тем более для того, кто жил в Севен-Дайалс. Неудивительно, что девушке так хотелось ее иметь.
– Итак, Севен-Дайалс, – сказал Джулиан.
Феба слабо улыбнулась.
– Как люди попадают из Севен-Дайалс в Пеннироял-Грин? Вы были очаровательной малышкой-сиротой, которую подобрал и вырастил щедрый покровитель?
– Нет. Я была кем угодно, только не очаровательной малышкой. Скорее, меня можно было назвать злобной фурией, необузданной своенравной мегерой. Я была очень дикой и непривлекательной. Хотя, полагаю, меня действительно подобрали.
– Не могу себе представить злобную фурию, которая употребляет такие выражения, как «злобная фурия». Сколько вам было лет, когда вас подобрали?
– Десять. Им пришлось расставить на меня ловушку, как на дикого зайца. В качестве приманки положили кусок хлеба. Я попалась и оказалась подвешенной за ногу. Пришлось повисеть, пока меня не сняли. Потом меня отправили на исправление в школу мисс Мариетт Эндикотт.
Маркиз был так восхищен представшей перед его мысленным взором картиной, что некоторое время не мог говорить.
– Быть того не может, – наконец воскликнул он.
– Ну, образно говоря. А зачем вы хотите это знать?
– Вы собираетесь потребовать другие подарки за ваши истории? Не выйдет, мисс Вейл. Уговор есть уговор. Теперь очередь за вами.
Она улыбнулась, и лицо засветилось. Девушка явно сдерживала смех.
Лизбет повернулась к ним. В руках она держала охапку осенних цветов. Как называются эти длинные кудрявые штуки? Локоны, кажется. Она прижалась к цветам щекой, словно проверяя их мягкость, потом уткнулась в них лицом. Образ был волшебным. Омрачало его лишь одно: Джулиан подозревал, что она отлично знала об этом. Рассмеявшись, девушка побежала за Джонатаном.
Тогда он и заметил, что Феба остановилась, оглянулась и спряталась за деревом, так что Лизбет ее видеть не могла.
Джулиан спрятал улыбку.
– Здесь где-то растет дикая полынь, – сказала она. – Запах изумительный.
– Возможно. Но вы рассказывали о своем детстве в Севен-Дайалс.
– Вовсе нет.
– Ради бога! Ну почему вам так хочется сохранить окутывающую вас тайну.
– Не больше, чем этого хочется вам.
– Но я же вам кое-что рассказал. О коробке для сигар, например.
– Наши жизни очень разные, лорд Драйден. Не думаю, что вы…
– …пойму? Не надо относиться ко мне покровительственно, мисс Вейл. Вы опасаетесь, что я стану осуждать вас? Так же, как вы осуждали меня?
Джулиан видел, что девушка разозлилась. Она ускорила шаги, упрямо стиснула зубы и устремила взгляд прямо перед собой.
– Ваша взяла. Сами напросились. Но учтите, все это было очень давно, и мне было всего десять лет.
– А ваши родители?
– Они исчезли. По очереди. – Она сказала это, в общем спокойно, и лишь в глазах застыла боль.
– Правда? – Джулиан тоже старался говорить спокойно, и уж ни в коем случае не показать, насколько ей сочувствует. Эта девушка принадлежала к категории людей, не приемлющих жалости и сочувствия.
– Первым был папа. Мы жили в комнатах над пабом. Однажды он просто не пришел домой. А маму арестовали за карманные кражи. Говорят, ее выдала проститутка, которой приглянулись наши комнаты. Потом исчезла и она. Я не хотела, чтобы меня отправили в работный дом, поэтому сбежала и долгое время жила с… некоторыми личностями, пока меня не подобрал джентльмен – теперь я понимаю, что он был чей-то поверенный в делах. Он решил, что я слишком умна, чтобы жить на улице, и увез меня в Суссекс, хотя я сопротивлялась, брыкалась и кусалась, как могла. Могу только добавить, что я была помещена в академию мисс Эндикотт, и до сих пор не знаю, кто был мой благодетель.
Господи помилуй.
Информацию следовало переварить, но Джулиан не мог молчать долго – иначе она поймет, какое сильное впечатление произвел ее рассказ. О, если бы он мог изменить все происшедшее с ней, вернуть детство, чувство безопасности и семью.
– У вас есть другие родственники? Может быть, братья или сестры?
– Мне об этом ничего не известно.
– Значит, у вас никого нет…
Джулиан сразу пожалел о своих словах, потому что девушка побледнела и жалобно заморгала, словно он посыпал солью ее рану.
– Я бы так не сказала, – после паузы сообщила Феба. – У меня есть кот.
Джулиан удивился. Он всегда считал, что кошки – всего лишь животные, и занимают в жизни человека место немногим большее, чем грызуны, которых они ловят. И живут в амбарах.
– Как его зовут? – Это был ее кот, значит, он был ему интересен.
– Его зовут Харибда. Он приехал со мной из Лондона. Кот довольно старый, но живой и подвижный.
– Вы назвали кота… как морское чудовище? – ему пришлось изрядно напрячься, чтобы извлечь из глубин памяти знания о мифологии. «Между Сциллой и Харибдой», – так говорят, если надо сделать выбор между двумя неприятными возможностями. Харибда – это, кажется, нимфа, превращенная в чудовище. Дочь Посейдона, глотавшая корабли.
– Так они и узнали, что я умна. – Она проговорила эти слова тихо и сухо. – По имени кота. Им хватило малого.
– Но как вы научились читать, не говоря уже о греческой мифологии?
– Один знакомый аптекарь из Сент-Джайлза дал мне книжку с картинками, которая… ну, скажем так, которая попала к нему через одного из покупателей. Подозреваю, он рассказал обо мне этому джентльмену, и тот тоже посодействовал моему появлению у мисс Эндикотт. Да и моя мама умела читать. Уж не знаю, где она научилась. И я всегда следила по книжке, когда она мне читала. Думаю, я так и выучила буквы. Могу только сказать, что чтение далось мне легко и очень понравилось.
– Почему вы не назвали котенка как-нибудь более изящно, например, Дафна или Аполлон?
– Думаю, мне всегда хотелось иметь союзника, того, кто станет меня защищать. Харибда – это самое страшное чудовище, которое я смогла придумать, даже страшнее чем стража и пьяные, которые устраивают потасовки на улицах. Ну вы понимаете. Мне казалось, греческим богам не устоять против обитателей Сент-Джайлза. Мне нужен был кто-то по-настоящему злобный и опасный, и в то же время знакомый.
Опять грустный юмор.
Матерь Божья, что же пришлось повидать этой девушке, когда она была ребенком?
Сент-Джайлз – это средоточие насилия, мрака, шума и грязи. Это невменяемые пьянчуги, сползающие по стенам покосившихся построек и умирающие в темных закоулках от отравления дешевым алкоголем. Преступники совершали преступления в других, более привлекательных районах Лондона, после чего скрывались в Сент-Джайлзе, как крысы в норах.
Джулиан задумчиво взглянул на свою собеседницу. Чистая кожа, поношенное прогулочное платье, новая шляпка… и неожиданно у него внутри все перевернулось. Пришедшая в голову мысль была невыносимой: ей было так страшно, что для защиты подошел даже котенок со страшным именем. Представив это, он почувствовал, что не может дышать.
Несколько минут он молчал.
Только теперь Драйден понял, что исходивший от этой девушки удивительный свет, в лучах которого он грелся, существовал благодаря теням прошлого. Именно эти тени делали ее более живой и настоящей, чем другие.
Он не знал, что сказать, и уныло признался себе, что, пока не встретил эту удивительную девушку, никогда не бывал в тупике.
– Ваш Харибда очень страшный? – наконец, спросил он. Никакой более безопасной темы придумать не мог.
– О да. – Странно, но она говорила искренне. – Он полосатый и очень пушистый. Когда он злобно вздыбливает шерсть, многим становится не по себе. Пока я здесь, его кормит одна из оставшихся в школе учительниц.
– А что он будет делать, когда вы отправитесь в Африку?
– Разумеется, он поедет со мной.
Джулиан увидел, что Уотерберн повернул голову и, прищурившись, уставился на него.
– Увидел достойную дичь? – крикнул маркиз.
Тот пожал плечами и отвернулся. Собака повернула голову, привлеченная громким голосом, но не заинтересовалась и спокойно продолжила свой путь. Интересно, подумал Джулиан, как псу живется на конюшне у Редмондов?
Когда он снова повернулся к Фебе, ее уже не было. Нигде.
