Текст книги "Очаровательная скромница"

Автор книги: Джулия Лонг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Еще коробки для сигар и вазы.

– Иногда, да.

Внезапно ей стало трудно дышать. Опытный мужчина. Реакция оказалась запоздалой, но мощной. Он хотел, чтобы она над этим подумала. И Феба поняла, что оказалась в более опасных водах, чем когда-либо бывала раньше.

Маркиз наблюдал за ней со всем вниманием.

Ей потребовалось время, чтобы собраться с мыслями.

– Тем не менее я остаюсь при своем мнении. – Она всплеснула руками. – Они – женщины, и этим все сказано. Они не мистер Джосайя Редмонд, с которым вы можете заключить сделку и скрепить ее рукопожатием. Вы можете сколько угодно рассуждать о бизнесе, но эмоции неуправляемы. Им противны правила. Даже если их устанавливаете вы.

Слишком поздно Феба поняла, что в ее словах слишком много страсти.

Уголки губ маркиза дрогнули.

– Судя по всему, вам знакомы неуправляемые эмоции, мисс Вейл. – О, этот голос – низкий, бархатистый, чарующий.

Странно, что она сама заговорила об этом. Ведь она уже давно научилась обуздывать свои чувства.

– Нет, – солгала Феба.

Его улыбка стала шире.

– Могу поклясться, мне бы в голову не пришло дарить бриллиантовое ожерелье мистеру Джосайе Редмонду, – сообщил он.

Они оба рассмеялись, и неловкость исчезла без следа.

– Признаю, возможно, вы верно говорили относительно моих способностей легко прекращать нежелательные отношения. Примите мои поздравления, мисс учительница. Вы преподали мне урок.

Вопрос сорвался с губ раньше, чем она успела понять, что говорит.

– А сейчас у вас есть возлюбленная?

Последовало молчание. Маркиз колебался. Феба чувствовала, что вопрос его изумил.

Через некоторое время он устремил на Фебу пристальный взгляд и ответил:

– Нет.

Похоже, он ждал чего-то еще.

А Феба опасалась, что он может сказать еще что-то.

Молчание нарушила громкая музыка. Играл виртуоз – вероятно, аккомпаниатор, путешествовавший вместе с синьорой Ликари.

Концерт начался.

Глава 9

Музыка захватила и покорила Фебу, превратила ее в рабыню. Она жаждала услышать следующую ноту, следующий аккорд. Это было освежающее восхитительное потрясение. Каждый следующий звук был прекраснее предыдущего. Предвкушение нарастало.

Голос присоединился к музыке почти незаметно. Он вплелся в нее, потом стал набирать силу, все больше и больше и, наконец, звонкий и торжествующий, он воспарил над музыкой.

Господь милосердный! Этот голос… его красота была неописуемой, болезненно прекрасной. Феба почувствовала, что он завораживает ее. Она непроизвольно схватила маркиза за рукав, словно хотела таким образом удержаться на земле, чтобы не взмыть в небеса.

– Что это? – потрясенно прошептала она. – Ради бога, скажите, что это за ария?

Маркиз взглянул сначала на ее руку, потом вгляделся в лицо.

Если бы Феба знала, как перехватило у него дыхание, когда она подалась к нему. Если бы она видела выражение его лица… Тогда она, безусловно, отпрянула бы, смущенная его откровенным потрясением и чувственным голодом в глазах.

Или бросилась в его объятия.

Но Феба ничего не видела. Она закрыла глаза, целиком отдавшись во власть музыки.

– Это «Олимпиада» Галуппи, – наконец проговорил Драйден. Он понял, что девушка потрясена новизной и великолепием музыки. – Либретто написал Метастазио. Опера «Олимпиада» – о любовном соревновании, скажем так, за руку прекрасной дамы. Из истории о трех женихах.

Любовное соревнование? Феба задумалась.

Но музыка была так восхитительна, что причиняла почти физическую боль. И Феба сделала то, что делала всегда, чтобы облегчить боль – она потребовала информации.

– О трех женихах? Эта опера основана на эпизоде из Геродота?

– Геродот. – Маркиз покачал головой. – Она сказала «Геродот»! – повторил он, обратив взгляд к небесам. – Еще одно впечатляющее слово. Неужели вы прочли все, что только можно прочитать, мисс Вейл?

– Я читаю. Довольно часто. Но ответьте мне, прошу вас.

– Да, здесь обыгрывается эпизод из Геродота.

Теперь глаза Фебы были открыты. Драйден не шевелился. Он даже дыхание затаил. Ему казалось, что ему на руку опустилась прекрасная птичка, и он боялся ее спугнуть.

Наконец Феба глубоко вздохнула. Ее вдохновенное лицо светилось счастьем.

Она улыбнулась и тряхнула головой, словно пытаясь избавиться от волшебного дурмана.

– Боже, как это прекрасно, – сказала она чуть дрожащим голосом.

– Вы никогда не слушали оперу, мисс Вейл? – Голос маркиза был тих и мягок. Кажется, Феба еще не слышала, чтобы он говорил по-настоящему мягко. Она не была уверена, что ей это нравится, потому что мягкость, как правило, пребывала в опасной близости к жалости, которую она органически ненавидела. Но вместе с тем в его голосе не было и намека на иронию.

– Нет. – Это короткое слово прозвучало благоговейно и печально. – Я просто… Я понятия не имела… Простите, я не имела в виду, что…

Джулиан покачал головой, и ее голос стих на середине фразы.

Некоторое время они слушали, как голос его бывшей любовницы взлетает на недосягаемую высоту, парит там, великолепный и свободный, словно насмехаясь над мыслью, что у человеческого голоса могут быть пределы. Ее голос был восхитителен. Он завораживал, покорял, звал за собой. Он был так всеобъемлющ, так бесконечен, что армии могли бы пойти за синьорой Ликари в Иерихон, и она сделала бы то же, что Иисус Навин, только без труб.

– Это действительно захватывает, – тихо сказал Джулиан. – Не всех, конечно. Только некоторых.

Неожиданно Феба осознала, что чувствует его дыхание, теплое и чуть пахнущее сигарами, на своем лице. Как они оказались так близко друг к другу? Она не отстранилась.

– Я помню, как впервые услышал оперу, – продолжил он. – Это было…

– Ш-ш-ш.

Джулиан улыбнулся – яркая вспышка в темноте.

Голос Софии Ликари взлетел до казалось бы недосягаемых высот, потом упал и зазвучали мастерские волшебные трели. Ее голос преследовал и требовал, дразнил и умолял и наконец оборвался на ноте, от которой должна была разлететься люстра и осыпать собравшихся в зале осколками.

Послышались аплодисменты.

Феба чувствовала себя переполненной чувствами и одновременно измученной.

– По-моему, простых аплодисментов здесь явно недостаточно, – пробормотала она.

– Не могу с вами не согласиться, – кивнул маркиз, явно не подпавший под власть волшебного пения. – Она бы предпочла поклонение. Поверьте мне, мисс Вейл, она поет, словно богиня, но она обычный человек. Слабое существо. Если хотите, вместилище. Дорогостоящее, требовательное, капризное вместилище для неземного таланта. Она храпит так же громко, как поет, и моется куда реже, чем хотелось бы.

Феба засмеялась, но тут же прикусила губу, чтобы наказать себя за неуместное веселье.

– Как вам не стыдно! Вы не должны говорить мне такие вещи. Это не по-джентльменски.

– Я дарил ей дорогие подарки, выполнял все капризы, а она попыталась меня убить. Я всего лишь… Мы все только люди, мисс Вейл. И все несовершенны. У каждого есть свои слабости, желания, недостатки. Как говорится, каждому свое. Временами мы видим то, что хотим видеть, и не замечаем ничего другого.

Кого он убеждает, ее или себя? Неужели он хочет сказать ей что-то важное?

Или никто в высшем обществе не в состоянии его понять?

– Не могу представить себе вашего поклонения, лорд Драйден.

– И снова вы правы, – усмехнулся маркиз. Он внимательно изучал свою сигару, которую докурил уже до самого конца.

Только в этот момент Феба заметила, что сжимает его рукав. Она отдернула руку и отпрянула.

– Извините, – пробормотала она. – Я не заметила… Мне очень жаль.

– Вам не за что извиняться, – неожиданно страстно выпалил он.

Теперь она отчетливо чувствовала его запах, уникальный, свойственный только этому мужчине. Она ощущала исходящее от него тепло – словно от тлеющего огня. Это одновременно успокаивало и будоражило.

Феба не могла вспомнить, когда в последний раз непроизвольно хватала кого-то за руки в поисках безопасности или защиты.

Этот мужчина явно привык к роли защитника, поскольку занимается этим постоянно.

Джулиан заговорил очень тихо и неуверенно, словно для него было в новинку делиться сокровенным.

– Знаю, я должен делать вид, что всего лишь терплю оперу, потому что такое отношение считается для мужчины нормальным. Но я нахожу ее божественной. Разумеется, когда передо мной истинный талант. И, между прочим, я считаю, что настоящую оперу и большинство музыкальных спектаклей разделяет целая вселенная. Я нахожу оперетты… – он помедлил, подбирая удачное слово, – утомительными.

Феба не могла не рассмеяться. И этот смех вернул ей полный контроль над собой, который она частично утратила, оказавшись во власти музыки.

– А вы играете на фортепиано, мисс Вейл?

Теперь Феба весело и от всей души расхохоталась.

– Надо же, как дрогнул ваш голос, лорд Драйден. Но вынуждена вас огорчить. Да, я играю на фортепиано. Правда, данного небесами таланта у меня нет. Но техника хорошая. И мне этот процесс очень нравится, – весело предупредила она. – Не исключаю, что еще здесь, у Редмондов, вам предстоит в этом убедиться. Потерпите?

– О, ради вас я буду воплощением вежливости. Я не буду зевать, чесаться и ерзать на стуле, заставляя его скрипеть.

– Какое облегчение!

Маркиз кивнул.

Феба улыбнулась и обхватила плечи руками. Все же ночь была довольно прохладной.

Маркиз легко стряхнул сюртук с одной руки, и приготовился стянуть его с другой, чтобы набросить ей на плечи.

Девушка поняла, что он собирается сделать, и потрясенно попятилась. Джулиан замер – одна рука в рукаве, вторая свободна. А потом, не произнеся ни слова, он вернул сюртук на место.

Повисло неловкое молчание.

Его пальцы нервно теребили окурок сигары. Нет, они не дрожали, но Джулиан себя явно не контролировал. Когда в руке остались только крошки табака, он взглянул на них с недоумением.

И этот человек известен своими изящными манерами.

Феба решила, что они оба потрясены тем, каким правильным… уместным был жест. Джулиан желал защитить ее. Это для него естественно.

Она еще немного отступила.

Она учительница и платная компаньонка, а он маркиз, и не должен кутать ее в свой сюртук. Не придет же ему в голову кутать в сюртук кухарку. Да и в любом случае она не знала, что это – когда о тебе заботятся.

– Лизбет очень хорошо играет на фортепиано, – сообщил он. – Некоторые даже говорят, что у нее талант.

«И деньги. И красота. И перспективы. И семья. И красивая одежда. И веер, который напоминает ей о тебе.

А владеет ли она твоим сердцем?»

Или твое сердце тоже объект делового соглашения?

– Вы правы, – согласилась Феба. Она всегда была честным человеком и превыше всего ценила правду. Хотя что еще она могла сказать в подобных обстоятельствах?

Так, по крайней мере, безопасно.

Ерунда, заявила Феба самой себе. Это трусость.

Внезапно она ощутила в руке китайскую шелковую шаль Лизбет. Она повернула голову и взглянула в сторону двери. Проклятье! Сколько времени она отсутствует?

Маркиз, должно быть, почувствовал, что она готова бежать, и быстро заговорил.

– Я никогда в жизни никому не говорил о вазах и коробке для сигар.

Феба застыла.

Она сделала глубокий вдох и порывисто выдохнула. Какая-то часть ее существа пребывала в ярости. Ну почему судьба к ней так несправедлива? По какому капризу фортуны она оказалась в темноте наедине с потрясающим мужчиной и волшебной музыкой? Ведь она всего лишь человек, слабое существо. Ей далеко до его стойкости. Как хотелось затопать ногами и выкрикнуть: «Не обременяй меня грузом своей дружбы! Не делись со мной сокровенным! Избавь от своего внимания! Из этого все равно ничего хорошего не выйдет! Мне только двадцать два года! У меня нет ответов на все жизненные вопросы. Мне только хотелось немножко побыть рядом с тобой!»

– Возможно, вы делитесь со мной своими мыслями, поскольку понимаете, что это безопасно? Я безопасна?

«Я никто. Я не осмелюсь сплетничать. И скоро я уеду из этой страны».

Феба не думала, что так и есть. Ей хотелось услышать его реакцию на эти слова.

Маркиз медленно поднял голову. Она скользнула взглядом по правильному профилю и поняла, что никогда его не забудет.

Когда же Джулиан заговорил, его голос звучал тихо и задумчиво.

– Вы не безопасны, мисс Вейл.

Что он имеет в виду? Слова растревожили ее – так камень, упавший в воду, вызывает на доселе гладкой поверхности рябь. В них было обещание и предостережение, легкое недоумение и горькая ирония.

И поскольку, несмотря на всю неопределенность и разделяющую их пропасть, и мужчина и женщина в душе были бродягами, их улыбки были одинаковыми – медленными и чуть ироничными.

Феба покачала головой. С удивлением или отчаянием – она сама не знала.

Пространство между ними, совсем небольшое и, в то же время, бесконечно далекое, в мгновение ока наполнилось смыслом. И оба поняли, что они должны немедленно заключить друг друга в объятиях.

Но в этот самый момент заиграла музыка, и Феба испуганно отпрыгнула.

– Я пойду внутрь и послушаю ее там, – пробормотала она. – В конце концов, я не бросала синьору Ликари. А ее голос завораживающе красив. К тому же он громкий. Так что вы будете точно знать, когда можно вернуться. Когда она замолчит.

Маркиз вздохнул. По непонятной причине ему было жалко исчезнувшего волшебства момента.

– Она останется в этом доме на ночь?

– Ну вряд ли хозяева отправят знаменитое на весь мир сопрано на ночлег в «Свинью и свисток». Но, насколько я поняла, у нее назначена встреча в Лондоне, так что она уедет очень скоро, возможно, даже сегодня вечером.

– Может быть, мне стоит переночевать в «Свинье и свистке»?

– Уверены?

Джулиан ухмыльнулся, словно маленький шаловливый мальчик. Феба подумала, что, вероятно, он тоже почувствовал облегчение, когда чары развеялись.

Как долго она отсутствовала? На протяжении одной арии, это точно. Насколько длинна эта ария? Кто знает? Теперь Феба почувствовала панику, а у паники, как известно, длинные и острые когти. Она стиснула в руках шаль Лизбет.

– Лизбет, наверное, дрожит от холода. Мне… я…

Она развернулась на каблуках и бросилась бежать. На бегу она прислушивалась к звуку своих шагов, и ей казалось, что кто-то бежит следом.

«Только мои собственные желания», – подумала она и, как в мелодраме, вздохнула.

Феба была уже почти у двери, когда позади послышался голос.

– Где в Лондоне, Шехерезада?

Она остановилась, решая, что ответить. Маркиз спрашивал, где она родилась.

– Севен-Дайалс.

Подумайте об этом здесь, в темноте, лорд Драйден.

– И за вами подарок, – добавила она.

С отчаянно бьющимся сердцем Феба скрылась в доме.

Глава 10

Она не вполне понимала, на каком свете находится, пока не ворвалась в дом. Феба так спешила вернуться к гостям, что несколько раз поскользнулась на скользком мраморе. На подходе к музыкальному салону она намеренно замедлила шаги, выпрямилась, расправила плечи и пошла, аккуратно ставя одну ногу точно перед другой. Да, именно так должна передвигаться уважаемая школьная учительница, платная компаньонка юной хозяйки дома – все равно что идешь по натянутому канату.

Маркиз тоже должен так ходить?

Она с любопытством заглянула в салон в надежде увидеть знаменитую певицу. Синьора София Ликари стояла рядом с фортепиано, положив одну руку на его блестящую черную крышку. Создавалось впечатление, что фортепиано – прирученный ею зверь, который замер в ожидании очередной команды хозяйки. Сама певица напоминала тигрицу: роскошная копна золотисто-каштановых волос была собрана на затылке и удерживалась блестящими заколками; платье плотно облегало великолепную фигуру. Тонкая талия. Миндалевидные глаза с длинными ресницами полуприкрыты, голова откинута назад, и голос… о, что это за голос!

Ожерелье у нее на шее было столь же изящным, как нагрудная пластина сурового воина-викинга.

Оно не было похоже на драгоценность, которую выбирал маркиз. Его бриллианты были бы очень дорогими, изысканными и ослепительно сверкающими. Вероятно, эта дама уже нашла себе нового покровителя. По правде говоря, синьора Ликари не была похожа на женщину, способную швыряться коробками для сигар, если ее гордость оскорблена. Ее чувство собственного достоинства – то же самое можно сказать и о маркизе – было очевидно всем. И в ней было еще что-то – Феба видела это совершенно отчетливо. София Ликари всем своим видом объявляла миру: «Я не такая, как все; я не обычный человек; и вы, простые смертные, в подметки мне не годитесь».

Но маркиз тоже не был обычным человеком. Даже богиня, подобная этой, не устояла бы перед ним.

«Будь он моим, я бы тоже не смогла легко смириться с его утратой».

В одном Феба была твердо уверена. Она поняла это по тому, как маркиз говорил о своей бывшей любовнице. Он никогда по-настоящему не принадлежал Софии Ликари. Феба знала это так же точно, как то, что солнце встает на востоке, а у нее на носу, если присмотреться, можно заметить веснушки.

«Потому что он предназначен для меня».

Она с шумом выдохнула, словно пытаясь выдуть из головы опасную нелепую мысль.

Феба принялась с интересом разглядывать аудиторию. Потом она поделится впечатлениями с Постлетуэйтом. Она расскажет, как выглядит сотня красиво одетых людей, тихо сидящих в расставленных рядами не слишком удобных креслах, как горят их щеки от восторга – или, может быть, от жары. Лорд Уотерберн крепко спит. Его голова откинута назад, руки скрещены на груди, рот открыт – храпит, наверное. Джонатан Редмонд и лорд Аргоси сидят в заднем ряду и только делают вид, что со всем вниманием слушают пение. Их руки все время двигаются. Феба решила, что они тайком играют в карты. Да, несомненно. Вот в руке у Джонатана мелькнула фунтовая банкнота.

Ее грозные хозяева – Джосайя и Фаншетта Редмонд сидят в первом ряду. Их внимание приковано к певице.

Джосайя взял руку жены и положил себе на колено.

Феба была очарована этим жестом. Интересно, это сделано для гостей, или он действительно настолько тронут восхитительной музыкой, что захотел взять за руку свою потрясающе красивую и столь же грозную супругу? Слишком уж человеческий жест для такого мужчины.

Лизбет подалась вперед и, судя по всему, забыла обо всем. Фебу, стоящую в дверях, она не заметила. Феба грустно улыбнулась. Ей понравилась увлеченность Лизбет музыкой. Но, увы, сколько бы она ни смотрела на нее, та не выглядела менее красивой и привлекательной или не подходящей как нельзя лучше на роль супруги маркиза.

Или менее твердой в своей решимости стать его супругой. Она сжимала в руках веер, словно это был сам маркиз.

Ария завершилась высокой нотой – синьора Ликари сумела сделать звук бесконечным. У нее не легкие, а кузнечные меха, восхищенно подумала Феба.

Когда аудитория взорвалась аплодисментами, синьора Ликари царственно склонила голову.

Феба воспользовалась этой возможностью, чтобы проскользнуть в комнату и занять свое место рядом с Лизбет. Усевшись, она вложила в руки Лизбет шаль. Та машинально взяла свою вещь, все еще не сводя восхищенного взгляда с синьоры Ликари. Пожалуй, она была слишком поглощена музыкой, чтобы заметить длительное отсутствие маркиза.

– Спасибо. Ты слышала ее, Феба? Разве это не чудо?

– Я никогда в жизни не слышала ничего более прекрасного, – совершенно искренне сказала Феба. – Спасибо, что пригласила меня. Я могла бы прожить всю жизнь, и так и не услышать ничего подобного.

В любом случае, она никогда не забудет этого визита.

Лизбет повернулась к ней. На ее красивом личике отразилось удивление, потом нерешительность, которая, в конце концов, сменилась доброжелательностью.

– О, Феба, я так счастлива, что смогла поделиться этим…

Ее лицо неожиданно стало озадаченным.

Она заморгала, поднесла шаль к носу, а потом снова медленно опустила на колени.

После чего резко подалась к Фебе и понюхала ее волосы.

Феба отпрянула.

Лизбет нахмурилась, словно не зная, что сказать.

– Феба!

– Боже мой, что не так, Лизбет?

– От тебя пахнет… сигарным дымом! – Последние слова она произнесла с упреком и понизив голос.

Господь милосердный!

Феба моментально ощутила свинцовую тяжесть в животе. На время утратив дар речи, она уставилась на Лизбет.

Та тоже не сводила с нее потрясенного взгляда. Ее глаза светились надеждой, как у ребенка, который ждет заверений, что под его кроватью нет никаких чудовищ.

Феба хотела заговорить. Очень хотела. Она уже придумала несколько вполне правдоподобных объяснений, вот только ступор, вызванный ужасом и чувством вины, не желал отпускать ее. Губы напрочь отказывались двигаться.

– Это не Феба, а я. – Джонатан наклонился над ее стулом так неожиданно, что обе девушки вздрогнули. – Это от меня пахнет сигарным дымом, ты, гусыня! Неужели не ясно, что Феба просто не может себе позволить сорт сигар, который все мы курим.

Да, конечно же, он поддразнивал их. Это было видно по насмешливому блеску его глаз. Но потом Феба заметила, как его взгляд на мгновение задержался на ее перчатках, и на лице промелькнуло что-то… удивление? Она не сумела точно определить, выражение слишком быстро исчезло. А потом он снова взглянул на нее – само воплощение благожелательности.

Феба еще не окончательно пришла в себя, но сумела выдавить улыбку. Правда, она подозревала, что улыбка получилась кривой, но… Отрадно уже то, что ее губы снова двигаются.

– Наверное, ты прав, – буркнула Лизбет и снова принюхалась. – От тебя действительно здорово воняет. – Она наморщила носик, еще раз понюхала шаль, нахмурилась и стоически решила все же набросить ее на плечи.

Джонатан помог ей – настоящий джентльмен. И вопрос о сигарном дыме был закрыт.

А когда он посмотрел на Фебу, на его лице не отразилось ничего, кроме разве что… задумчивости… и… неужели симпатии? Странно, она никогда не считала Джонатана Редмонда проницательным человеком, способным на сложные чувства.

Но потом вспомнила, как Джосайя Редмонд взял жену за руку. И подумала, что маркиз всю жизнь ходит по натянутому канату. Она никогда не сомневалась в своей интуиции. Ведь она так часто – почти всегда – оказывалась правой. И только теперь со смятением поняла, что на самом деле не знает ничего. Каждый человек видит в другом лишь то, что тот позволяет ему увидеть, и на основании явно недостаточных знаний делает свои выводы. Иными словами, каждый человек видит другого сквозь призму собственных представлений.

«Разве люди действительно знают друг друга?»

Снова послышалась музыка. Феба и сигарный дым тут же были забыты. Лизбет сцепила руки под подбородком и слегка улыбнулась. Почему-то эта поза показалась Фебе отрепетированной перед зеркалом.

Когда синьора Ликари снова запела, Фебе показалось, что волшебные звуки заставляют петь ее сердце. Она склонила голову и осторожно понюхала рукав своего платья в надежде, что он пахнет сигарным дымом. Это значило бы, что ее платье пахнет им.

Она закрыла глаза, на мгновение поддавшись слабости, и представила на своих плечах его сюртук, согревающий и защищающий ее. Почему защищающий? Да просто потому, что принадлежал ему.

Церковные колокола еще не звонили, да и солнце еще не встало – небо только слегка порозовело, а мистер Постлетуэйт уже открыл свой магазин и приготовился сделать первый глоток утреннего чая. В это время звякнул дверной колокольчик, и на пороге магазина возник лорд Глубокие Карманы.

Постлетуэйт мельком глянул в окно. Сегодня, увы, высокородный аристократ был без кареты, которая могла бы объявить всему миру о его визите в магазин и привлечь толпы любопытных, которым обязательно потребуется купить хоть что-нибудь там, где сделал покупку сам лорд Драйден. Вместо этого у двери магазина беспокойно переступал с ноги на ногу огромный черный конь, шерсть которого блестела так же, как сапоги хозяина. Постлетуэйт предположил, что маркиз предпочел прибыть инкогнито.

Он поставил чашку на блюдце, встал и поклонился.

– Счастлив видеть вас снова, милорд. Надеюсь, леди понравился ваш подарок?

– Уверен, что ей понравился подарок, так что я вам чрезвычайно признателен за помощь, мистер Постлетуэйт.

Хозяин магазина был чрезвычайно польщен представившейся возможностью поговорить с аристократом вот так… запросто…

– Могу я вам помочь выбрать что-нибудь еще, милорд? У нас есть отличные мужские перчатки.

Опять перчатки! Джулиан мог побиться об заклад, что заметил проблеск насмешки в глазах собеседника.

И произнес слова, которых боялся. Но справиться с импульсивным побуждением оказалось невозможно. Да и трусом он не был.

– Думаю, сегодня мне нужна шляпка.

Мистер Постлетуэйт не издал ни звука. Прошло несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем он поднял глаза на маркиза.

– Это будет подарок для дамы, мистер Постлетуэйт.

– Конечно, сэр.

Джулиану хотелось, чтобы это самое «конечно» прозвучало более искренно. Он провел в магазине не более трех минут, а его уверенность в себе уже изрядно поколебалась.

Но он почти не спал, обдумывая и отвергая разные стратегии с придирчивостью, с которой не всякий полководец планирует военную кампанию. И, занимаясь этим, он изо всех сил старался не обращать внимания на факт, что поступает совершенно нерационально, хотя всегда старался действовать разумно.

И понимал, что не откажется от своих планов.

Уже под утро до него дошло, что сделать покупку, которая его интересовала, можно поручить лакею или камердинеру, но он передумал.

– Вы хотите ознакомиться со всей нашей коллекцией или имеете в виду нечто конкретное? Я бы мог показать вам…

Маркиз остановил велеречивого хозяина движением пальца. Помолчи. Дело в том, что единственным человеком, способным помочь ему удостовериться, что он купит именно ту вещь, которая необходима, была… графиня.

Постлетуэйт ошарашенно наблюдал, как маркиз, следуя инструкциям, которые должен был дать лакею, и внимательно глядя по сторонам, медленно двигается по магазину. Указания были бы следующими:

«Стань в углу магазина Постлетуэйта, том, который будет лучше всего освещен в три часа пополудни. Вероятно, он будет не так хорошо освещен в половине восьмого утра. Повернись так, чтобы оказаться прямо напротив зеркала, висящего за прилавком. (Именно так она стояла, когда я ее впервые увидел.) Убедись, что отчетливо видишь себя в зеркале. Потом развернись, и бери шляпку, расположенную справа от тебя. Ленты на ней цвета темной лаванды, а шелковые цветы – всех оттенков пурпура».

Лично произведя все перечисленные действия, маркиз, торжествуя, взял шляпку с полки.

Да, это она. Хорошо сплетенная золотистая соломка будет удачно сочетаться с цветом ее волос и глаз. По крайней мере, так полагал Джулиан. Он понятия не имел, подойдет ли цвет лент и многочисленные оттенки шелковых цветов, но мисс Вейл виднее. Женщины всегда точно знают, чего хотят, правда, мужчинам их желания нередко кажутся необъяснимыми. А ему было достаточно увидеть жадную тоску в ее глазах, устремленных на эту самую шляпку, когда он вошел в магазин накануне.

«О, женщины», – тогда подумал он. А теперь до неприличия рад, что заметил тогда ее взгляд. По причинам, которые маркиз не мог бы объяснить даже себе самому, ему страстно хотелось доставить удовольствие леди. Одной определенной леди.

– Прекрасный выбор, милорд. Отличная шляпка. Правда, немного доро…

Он почти уже договорил слово «дорогая», но замолчал, повинуясь неприязненному взгляду Драйдена. Само понятие, что какая-то вещь могла быть слишком дорогой, не говоря уже о дамской шляпке, заведомо являлось абсурдным.

Постлетуэйт и сам не заметил, как оказался за прилавком. От маркиза исходила такая энергия, что ему захотелось быть от него подальше.

– Можно сказать, вы спасли эту шляпку, милорд, – сказал он. – Иначе одна юная дама могла проглядеть в ней дыру.

– Как хорошо, что я спас шляпку от столь незавидной участи, – задумчиво проговорил Джулиан.

В комнате было прохладно. Сквозь неплотно задвинутые шторы в комнату проникал серый свет. Значит, уже рассвело, поняла Феба, и почувствовала необычайную легкость. Вероятно, так было потому, что на ней не спал толстый полосатый кот. Она похлопала руками по кровати в поисках комка теплого меха, не обнаружила его и вспомнила, где находится. А потом заметила служанку, неслышно пытавшуюся разжечь в ее комнате камин.

Служанка услышала шорох простыней, обернулась и робко улыбнулась. Ее белый чепчик съехал набок, и девушка поправила его, одновременно оставив на лбу отпечаток большого пальца, испачканного углем.

Феба улыбнулась ей в ответ. Девушка стала двигаться быстрее, но так же бесшумно, как привидение. Закончив работу, она устремилась к двери. Поддерживать огонь во всех каминах огромного дома Редмондов, не говоря уже о свечах, нелегкий труд.

Распахнув дверь, она остановилась.

– У дверей была коробка для вас, мисс Вейл. Я внесла ее в комнату.

С этими словами девушка исчезла.

Коробка? Что еще за коробка? Феба свесилась с кровати, явно слишком большой для служанки, коей она, по сути, являлась, и сразу увидела коробку, большую и круглую, в такие обычно кладут…

Едва не свалившись с кровати, Феба бросилась к коробке.

Она узнала коробку сразу – такие были в магазине Постлетуэйта. Неужели это Постлетуэйт послал ей подарок? Такой вариант представлялся крайне маловероятным, если, конечно, он не принял какую-нибудь новую религию, предписывающую своим адептам как можно быстрее избавляться от земного имущества. Он, разумеется, как и все горожане, посещал церковь по воскресеньям, но его истинным божеством был фунт. Феба не льстила себе мыслью, что нравится ему больше, чем высокий доход, хотя не сомневалась, что в табели о рангах его пристрастий занимает достаточно высокое место.

Она села на ковер перед камином и прикрыла голые ноги подолом ночной рубашки.

Потом медленно подняла крышку и начала медленно убирать сверху слой за слоем оберточную бумагу. Ей показалось, что она заметила под бумагой проблеск пурпура.

О господи.

Фебу настолько переполнили чувства, что она была вынуждена прекратить свое восхитительное занятие. Она оглянулась на кровать, почти уверенная, что увидит на ней себя спящую. Значит, это все ей снится.

Но на кровати никого не было, и она вернулась к прерванному действу. Только теперь разворачивала бумагу очень быстро, дрожащими пальцами. У нее закружилась голова.

Увидев наконец, какое сокровище было сокрыто под бумагой, она подняла глаза к потолку и мысленно вознесла благодарственную молитву.

Феба аккуратно, затаив дыхание, достала шляпку из коробки. На дне оказался небольшой листок плотной бумаги.

Она взяла его и прочитала. Записка была написана совершенно незнакомым почерком – очень четким и аккуратным.

«Я бы хотел узнать вас».

Подписи не было, но она была и не нужна.

Радость разлилась в груди солнечным теплом.

Она потребовала подарок. И получила его.

Феба закрыла глаза, но почти сразу открыла, опасаясь, что шляпка исчезнет. Но предмет ее грез оставался в руках.