Текст книги "Грешная и желанная"
Автор книги: Джулия Лонг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 11
– Вы уверены, что не хотите пойти? – Женевьева остановилась в дверях, натягивая перчатки. – Вы могли бы вместе с Оливией отправиться на встречу Общества защиты бедняков Суссекса. Уверена, они будут вам очень рады.
Тэнзи сильно сомневалась, что Оливия ей будет рада. Кроме того, у нее имелись другие планы, и в них не входила возможность провести день с пугающе красивой Оливией Эверси, а Тэнзи уже стала считать ее в некотором роде соперницей или, точнее, планкой, выше которой она намеревалась подняться в Суссексе. Потому что каждой женщине необходима цель. По меньшей мере четыре букета, думала она. И книга.
Тут, словно вызванный силой мысли, на пороге появился лакей с большой вазой, полной белых и розовых цветов.
– Это для вас, мисс Дэнфорт. Куда поставить?
Еще цветы! Она захлопала в ладоши.
– Большое спасибо! Какая прелесть!
Кинула взгляд на вложенную карточку и прочитала вслух:
– «Их яркость и непорочность напоминают мне о вас. Генри Торп, лорд Лестер».
«Непорочность», вот как, лорд Лестер? Что, ради всего святого, вызвало у него такое впечатление? Все же предполагалось, что это комплимент, и Тэнзи стало приятно.
– Получается, сегодня утром принесли пять букетов для вас и четыре для Оливии, – заметила Женевьева лукаво. – Святые небеса, в жизни бы не подумала, что кто-то сможет соперничать с Оливией в получении букетов!
– Ой, мне бы никогда и в голову не пришло их подсчитывать! – отозвалась Тэнзи, все еще глядя на записку. – До чего молодые мужчины Суссекса великодушны и щедры!
– Полагаю, да.
Тэнзи повернулась к лакею:
– Нельзя ли распределить цветы как-то посвободнее? Например, отнесите один букет миссис де Витт и, возможно, еще один викарию, чтобы положить цветок-другой на могилу каждого, у кого их нет.
Лакей определенно тоже подпал под ее чары. Он просиял.
– Все что пожелаете, мисс Дэнфорт.
Женевьева посмотрела ему вслед. Уголок ее рта как-то криво дернулся.
– Вы уверены, что вам будет хорошо весь день в одиночестве, Тэнзи? Мы, скорее всего, уходим до самого вечера. Если повезет, вернемся к обеду.
В голосе Женевьевы звучало искреннее беспокойство.
– О, вы обе так добры, что пригласили меня, но мне нужно разобраться с письмами из дома, их слишком много – всякие деловые вопросы, вы же понимаете. Так что это чудесная возможность наконец-то ими заняться. А завтрашний день будет таким насыщенным и оживленным с этим состязанием по стрельбе! Но, может быть, я смогу убедить грума прокатиться со мной верхом? Совсем недолго, но я так люблю верховую езду!
– Чудесная мысль! Конечно! Я скажу, чтобы для вас оседлали мою кобылу. Она замечательная. А грум будет счастлив сопровождать вас.
У Тэнзи не было ни малейшего намерения брать с собой грума, но она не сомневалась, что сумеет придумать какую-нибудь историю и убедить того остаться дома, не поднимая при этом шума. Зачем ей брать кого-то с собой? Она ездит верхом так, будто родилась в седле (собственно, почти так и было), и привыкла дома ездить по своим землям в одиночестве или с отцом. Далеко она не поедет. Собственно, она может увидеть место своего назначения, если пристально посмотрит из окна спальни. И вряд ли на нее нападут разбойники. Здесь им просто негде спрятаться, разве только все они переоденутся в зеленое и залягут за кустами, а потом оттуда выскочат. Любому из них надоест дожидаться, когда хоть кто-нибудь проедет мимо, так что он, скорее всего, там, в засаде, и заснет.
А она просто не хочет, чтобы кто-нибудь видел, чем она собирается сегодня заняться. Даже грум, хотя он, скорее всего, никому не скажет ни слова – в конце концов, слугам платят, чтобы они хранили секреты.
Тэнзи сказала груму, что хочет встретиться с приятельницей на том конце подъездной дорожки, и, пришпорив небольшую кобылку прежде, чем он успел ответить, пустила ее в галоп.
Она направлялась к небольшой рощице у речки, неподалеку от дороги, по которой они с Женевьевой ходили в город.
Воздух был восхитительным, опьяняющим; Тэнзи и кобыла обе не могли надышаться, встряхивая головами. Тэнзи с удовольствием скинула бы шляпку и распустила волосы.
Она потянула за поводья, заставив лошадь остановиться.
У речки сидела девушка, обхватив руками колени. Поверх коричневого платья, украшенного только узкой полоской кружев на рукавах, она повязала длинный передник.
– О. Доброе утро, – осторожно произнесла Тэнзи.
– Доброе утро, – с той же осторожностью отозвалась незнакомка. Очень вежливо.
Казалось, на этом разговор и закончится. Они молча изучали друг друга. Затем девушка спросила:
– Вы мисс Дэнфорт?
– Да, это я. – В маленьком городке ничто не может долго храниться в секрете, и эта девушка наверняка знает тут всех, кого стоит знать.
– Как поживаете, мисс Дэнфорт? Я Полли Хоторн. Мой отец – хозяин «Свиньи и свистка». Паба.
– О, конечно! Я его видела! Мне показалось, это совершенно прелестное местечко. Надеюсь сходить туда, пока я в Суссексе.
Она сказала именно то, что нужно. Полли заулыбалась. Она была хорошенькая, прямо как фея, миниатюрная, изящная, с большими темными глазами, заостренным подбородком и черными волосами, заплетенными в косу.
Обе девушки молча продолжали рассматривать друг друга. Тэнзи чувствовала – о том, что Полли здесь, тоже никто не знает. А та несомненно понимала, что юные леди из хорошей семьи не катаются верхом в одиночестве, если не задумали что-то тайное.
– Я просто люблю немного посидеть тут и подумать, если улучаю минутку от работы в пабе, – пояснила Полли. – О жизни, о пабе, о семействе Эверси и все такое.
Тэнзи пожала плечами, как будто это само собой разумелось.
– Осмелюсь заметить, трудно не думать про Эверси. Их так много, и куда ни глянь – везде они. Надо признать, все они весьма привлекательны.
Полли усмехнулась:
– Да уж, они здорово оживляют «Свинью и чертополох». Только подумать, что многие из них едва не погибли!
Это сильно удивило Тэнзи.
– Да вы что?
– Понимаете, я только сегодня утром об этом думала, потому что услышала, что капитан Йен Эверси снова собирается в путешествие, причем в опасное. Мастер Колин едва не расстался с жизнью на виселице, хорошо, что там случился взрыв и он сбежал. А мастер Чейз – другой капитан Эверси – у него повреждена нога. И мне говорили, что мастера Йена чуть не убили на войне. В пабе гораздо веселее, когда они все приезжают домой, и они оставляют очень щедрые чаевые. И еще они такие добрые! Иногда мне кажется, что мастер Йен – самый добрый из всех.
Очень, очень увлекательный рассказ. Колин попал на виселицу? А Йен едва не погиб? При этой мысли сердце Тэнзи сжалось. Только представить, что она могла бы никогда не увидеть его в переполненном бальном зале (и не утратить при этом столь многого: способность думать, разговаривать, очаровывать).
И он уезжает? А когда?
Внутри образовалась странная пустота.
Тэнзи тряхнула головой. Это не имеет для нее никакого значения!
Вот так вот. Она в любом случае дала себе зарок, что он для нее ничто. И куда приятнее, когда тобой восхищаются, чем когда тебя игнорируют.
– Вы нашли славное местечко для размышлений. Я и сама искала что-нибудь похожее, – нерешительно сказала она Полли.
– Тогда не буду вас задерживать.
Тэнзи едва не рассмеялась. Ей нравилась эта на удивление сдержанная юная девушка, не по какой-то особой причине, а просто потому, что она так хорошо владеет собой. И еще Тэнзи не сомневалась – Полли никому не скажет, что видела ее здесь.
– Может быть, увидимся в «Свинье и свистке».
Полли вежливо кивнула. Тэнзи повернула лошадь и направилась к роще. А Полли, вероятно, стала дальше размышлять об Эверси. Полли, которая, скорее всего, проживет всю свою жизнь и умрет в Пеннироял-Грин и никогда не увидит Лондон, и Эверси, такие, какие они есть, определяют погоду ее маленького мирка.
В небольшой роще приятно шелестели листья. Часть деревьев казалась древней, как сама земля. Тэнзи поднялась между березами и боярышником на невысокий холм и наконец увидела полянку.
Маленькую, заросшую мхом, окруженную огромными дубами и, как подковой, кустами, но света здесь хватало, и если все пойдет по плану, то в один прекрасный день, возможно, следующей весной, любой, кто сюда забредет, подумает, что наткнулся на жилище фей.
Только нужно поспешить. Солнце поднимается все выше, а ей совсем не хочется вспотеть в своем муслиновом платье.
Тэнзи спешилась, привязала кобылку к боярышнику и развернула привезенный с собой сверток.
Примерно через час грязной, но доставляющей удовлетворение работы она почти закончила. Отошла назад, сняла рабочие перчатки и оглядела результаты своего труда. Затем осторожно побрызгала на все водой из двух фляжек, которые тоже привезла с собой.
Подвела кобылку к стволу упавшего дерева, снова забралась в седло.
Полли уже исчезла. Наверняка вернулась в «Свинью и свисток».
По пути домой Тэнзи поддалась искушению – ослабила ленты шляпки, позволив ей болтаться за спиной, чтобы ветерок смог забраться своими пальцами ей в волосы. Вряд ли она загорит до черноты за те несколько минут, что потребуются для возвращения из рощи.
Она, радостная, добралась до конюшен дома Эверси, совершенно уверенная, что никто ничего не заметил. И осталась в блаженном неведении о том, что Йен Эверси стоял, нахмурившись, у окна, и смотрел, как ее золотистая головка приподымается и опускается над головой кобылки Женевьевы – скандально, почти обличительно одна, и выглядит слегка растрепанной.
Какой-то удар в стену вырвал Йена из вполне удовлетворительного сна. Это происходит вторую ночь подряд! Неужели грызуны делят территорию? Наверное, следует завести несколько котов.
Он выбрался из кровати и тут же почувствовал, что ему уже давно не двадцать и нельзя больше издеваться над телом без всяких для него последствий. Все мышцы словно закостенели после вчерашних упражнений на крыше дома викария. Ему следует разогреть все мускулы прежде, чем его движения станут безболезненными и грациозными.
Йен сел за письменный стол и склонился над картой. Он отметил все порты, в которые собирался зайти, аккуратными маленькими звездочками. Китай. Индия. Южная Америка. Америка. Можно путешествовать так годами, если захочется. И когда он взглянул на карту, что-то в нем изменилось. Всякий раз, почувствовав себя запруженной рекой, всякий раз, застряв между Лондоном и Суссексом, всякий раз, когда Чейз или Колин произносили слово «жена» таким тоном, что ему хотелось хорошенько пнуть обоих, карта приносила ему огромное утешение. Приближался тот день, когда он ступит на борт корабля и поплывет через океан, и никто его не остановит. Это звучало волшебно. Йен ничуть не сомневался, что будет тосковать, но все же надеялся, что движение принесет ему облегчение, и то, что неотступно его преследует, однажды останется где-нибудь в Южных морях.
Он посмотрел на лежавший на столе томик. Взял его, лениво перелистнул страницы и скривил губы. Зачем, во имя господа, мисс Дэнфорт всучила ему эту чертову книгу? Да еще и пунцово покраснела при этом. Скорее всего, по той же причине, по которой Лэнсдаун прислал ей свою. Может, она, как кошка, обладает талантом забираться на колени к человеку, который кошек едва терпит? Мисс Дэнфорт определенно из тех девиц, что не в силах успокоиться, пока не добьются всеобщего обожания. Это утомляет и раздражает, но, надо признать, еще и забавляет слегка.
Но в общем он уставал от одной мысли о ней. Эта девушка совсем не такая, какой хочет казаться, и это его беспокоило.
Но все-таки книга – это подарок. И вспомнив, как заалело ее лицо, Йен положил томик обратно с нежностью, какую не смог бы объяснить.
Он поднял взгляд.
Уже почти наступили сумерки, в слегка приоткрытое окно задувал легкий ветерок.
Йен подошел к нему, чтобы задернуть занавески, выглянул и сразу отпрянул, спрятавшись за шторой.
Мисс Дэнфорт стояла на балконе, и ее белокурые волосы, рассыпавшиеся по плечам – боже правый, да у нее их мили! – как будто излучали свет, такими яркими они оказались под луной. Успокаивающее зрелище. Его пальцы инстинктивно сжались, словно ощущали, как зарываются в эту светлую массу.
Йен заинтригованно наблюдал, как она медленно наклонилась вперед и изобразила что-то вроде неуклюжего арабеска. Ночная сорочка вздулась под порывом ветерка, как парус, и пока не опустилась снова, Йен с удовольствием заметил очень красивую белую лодыжку. Мисс Дэнфорт вывернула голову под немыслимым углом, и волосы густой волной упали ей на спину. Успокаивает так, словно смотришь на текущую реку.
Но какого дьявола она вообще делает? Может, это своего рода священный танец? Может, она кланяется Америке, как мусульмане кланяются в сторону Мекки?
Он поморщился, когда она снова выпрямилась, сильно размахивая руками. Нет, дело не в танце.
Она снова обмякла, оперлась о балконные перила, положила подбородок на кулачки и опять вперила взгляд в темноту над холмами Суссекса, словно там что-то исчезло и она ожидала появления этого чего-то снова. Может, ждет, когда придет какой-нибудь обожатель и заберется к ней на балкон, как Ромео Монтекки.
Забавно, но он и сам неоднократно это проделывал: всматривался в темноту, как в хрустальный шар, будто темнота может раскрыть столько же, сколько скрывает.
Тут она опустила руки и начала рыться в чем-то, чего он не видел. Йен затаил дыхание, ожидая появления кисета с табаком.
Но появилась бутылка.
Вроде бы это… Матерь Божья…
Спиртное.
Не может быть.
Наверняка ему это снится.
Следом возник небольшой бокал, с легким звяканьем пристроенный на перила.
Она вытащила пробку и плеснула в бокал несколько капель.
Прозрачное спиртное, что означает – это джин или виски.
Или вода. Может, она сочла английскую воду невыносимой? И теперь импортирует ее из Америки?
Тут она отсалютовала бокалом темноте и опрокинула содержимое в рот. И откровенно передернулась.
Господь свидетель, Йен за свою жизнь точно так же содрогался бесчисленное множество раз.
И, как дива, покидающая сцену после второго акта, мисс Дэнфорт попятилась и вновь исчезла в своей комнате.
Глава 12
Приз за победу в состязании Суссекса по меткой стрельбе сверкал на небольшом возвышении, как Грааль.
Чем он, собственно, и являлся, потому что здесь собрались все мужчины до единого. Состязания должны были начаться со стрельбы из лука, затем следовала стрельба из ружья, а закончится все тем, что победитель унесет с собой высокий серебряный кубок, который и будет хранить до следующего года.
Ряд мишеней уже выставили, и теперь они дожидались, когда их пронзят стрелы. Состязания на своих землях устраивали по очереди Эверси и Редмонды. В этом году честь выпала Эверси. Йен вызвался на роль распорядителя, таким образом изящно избежав участия в соревновании, поскольку в предыдущие годы он дважды уносил кубок домой.
Похоже, здесь присутствовали практически все обитатели Пеннироял-Грин и Большого Суссекса, в том числе несколько цыган и полк солдат, совершенно неотразимых в своих красных мундирах. На время состязаний «Свинью и свисток» закрыли, и Нед с Полли тоже пришли сюда.
Как правило, мужчины появлялись и замирали, прикрыв от солнца глаза, восхищаясь серебряным кубком и фантазируя о своей победе, обмениваясь советами и шутливыми оскорблениями по поводу доблести собеседника.
В этом году половина мужчин смотрели совсем на другой Грааль.
Чуть в стороне от площадки для стрельбы мисс Дэнфорт в светло-голубом платье, отороченном более темной лентой, сумела найти себе местечко, где атласная оторочка ярко блестела под солнцем, превращая девушку в своего рода маяк. Окружавшая ее толпа поклонников, нахлынув, вновь отступала, как прилив и отлив, в зависимости от того, кого мисс Дэнфорт удостаивала своим вниманием. Среди них были лорд Генри, Саймон Ковингтон и Шеймас Дугган, а чуть дальше маячил Лэнсдаун, стараясь все-таки держаться поближе к Оливии. Йен увидел сестер, Женевьеву и Оливию, Эви Сильвейн – жену своего кузена-викария, Жозефину Черинг, Эми Питни и еще нескольких достойных дам из Общества защиты бедняков Суссекса. Но все они стояли, сбившись в кучку, и выглядели исключительно осуждающе. «Стая ворон», «прайд львов», «дамский трибунал», – мысленно развлекался Йен. Но вообще можно было бы сказать «убийственная стая дам», если судить по выражениям их лиц.
Состязания должны были проходить в три тура; каждому соревнующемуся предоставлялось три выстрела с разного расстояния.
– Тур первый! – крикнул Йен. – Занимайте свои места, господа!
Мужчины потянулись на поле, в том числе и Саймон, улыбнувшийся и отсалютовавший мисс Дэнфорт.
– Удачи! – весело крикнула она.
Шеймас Дугган, большую часть жизни лелеявший свою нищету (иногда немного подрабатывая чернорабочим), стрелять из лука не умел, поэтому мог наблюдать за происходящим как зритель, стоя совсем рядом с мисс Дэнфорт. Он весело и насмешливо помахал Саймону.
– Готовсь! – крикнул Йен.
Лучники подняли луки и выбрали стрелы.
– Целься!
Тетивы натянулись почти в унисон, стальные взгляды впились в мишени.
И тут Шеймас Дугган шагнул вперед и встал перед мисс Дэнфорт, а она инстинктивно протянула руку и тронула его за локоть.
Когда Шеймас Дугган повернулся и улыбнулся ей, Саймон непроизвольно развернулся к ним лицом, будто не смог удержаться, будто сейчас совершалось преступление и требовалось немедленно произвести арест.
И выпустил в толпу стрелу.
Время словно замедлилось, когда она со свистом полетела в людскую массу.
– Бегите! – раздались многочисленные крики.
Толпа разлетелась в стороны, как стайка потревоженных птиц. Дамы завизжали. Зрители, торопясь убежать, теряли носовые платки, шляпы и зонтики.
А когда оказались на безопасном расстоянии и немного успокоились, послышалось облегченное бормотание и взаимные поздравления.
Впрочем, все мгновенно замолкли, поняв, что один человек отстал. Очень подозрительно отстал.
Почти как если бы… его пригвоздило к месту.
Воцарилась зловещая тишина, когда все взгляды обратились на лорда Генри.
Он все еще стоял на месте и был белым как полотно.
– Я… кажется, меня застрелили, – ошеломленно произнес он.
Увы, никто ему не возразил.
Тишина становилась все гуще, напоминая готовую разразиться грозу.
– Да, в самом деле кажется, меня застрелили. – Он произнес это громче.
А затем потрясение сменилось ясным пониманием и, вероятно, болью, и он закричал совсем громко:
– Помогите! Меня застрелили! Помогите! Помогите! Убийство! Убийство! Убийца!
Он уставил дрожащий палец на Саймона, который выглядел так, словно желал, чтобы земля немедля разверзлась и поглотила его.
В толпе, все усиливаясь, поднялся ропот.
– Если сердце у тебя находится не в заднице, Генри, думаю, ты доживешь до следующего дня! – прокричал кто-то.
Генри, крутясь на месте, пытался разглядеть хоть что-то, напоминая при этом пса, ловящего свой хвост.
Стрела вонзилась в его левую ягодицу, и это видели все, кроме него.
– Он выстрелил в меня нарочно! Негодяй! – Генри бросился на Саймона, и в тот же миг Йен бросился к нему, схватил за руку и оттащил назад.
– Успокойся, приятель. Тебе не следует слишком резко двигаться.
Стрела прочно сидела в ягодице, пробив насквозь нанковые панталоны.
– Да, отдохните, милорд. Только пока вам лучше не садиться! – выкрикнул кто-то, вызвав взрыв хохота.
– Не смейтесь! – прокричал еще кто-то. – Это трагедия! Задница ему нужна, чтобы ездить верхом и просиживать стулья в пабе!
– С этой штукой, что из него торчит, он смахивает на флюгер, правда?
– Отличное у вас перо в заднице, милорд! В точности как у моего лучшего петуха!
– Забавную ты куропаточку подстрелил, Саймон! Здоровенную! Зажаришь ее на ужин?
Несчастный Саймон от шока был весь белый. Руки его тряслись.
– Прекратите!
– Ну и как оно, милорд? – спросил кто-то раненого лорда Генри.
– Больно! – ответил тот. Голос его звучал изумленно и одновременно страдальчески. И слегка недоуменно. – Даже очень.
Он изо всех сил старался не разрыдаться, и это отлично удавалось, но было видно, что очень хочется. А уж Йен знал, как выглядит человек, который вот-вот лишится чувств.
– Все, хватит! – рявкнул он. – Ведите себя прилично, джентльмены. И леди, – иронически добавил он, кинув короткий многозначительный взгляд в сторону Тэнзи Дэнфорт, старавшейся не смотреть ему в глаза. Сам пережив подобное (правда, его пронзило не стрелой), Йен искренне сочувствовал лорду Генри. – Ваш отец дома, мисс Питни? – спросил он.
Отец Эми Питни был местным доктором.
– В соседнем городе, принимает роды, – с сожалением ответила она.
Йен вздохнул, плечи его поникли.
– Что ж. Мне нужны десять высоких и желательно крупных телом добровольцев…
Вот каким образом благодаря мисс Дэнфорт Йен оказался на четвереньках, осторожно вытаскивая стрелу из большой белой задней части всхлипывающего мужчины. Тот лежал лицом вниз на одеяле, прямо как куропатка на банкете. Добровольцы окружили несчастного лорда Генри, повернувшись к нему спинами и загораживая от толпы. Нанковые штаны пришлось осторожно разрезать. Йен сунул ему свою фляжку и велел выпить. Бедняге также дали тряпку, чтобы заглушать крики. А вытащив стрелу, Йен искусно и быстро перевязал лорда Генри, поскольку на войне ему довелось это делать не единожды.
Лорд Генри не потерял сознания, хотя был близок к этому.
– Обратитесь сегодня вечером к доктору, если сможете, – посоветовал Йен незадачливому пострадавшему.
Совершенно белый Саймон ломал руки, держась чуть поодаль от группки добровольцев:
– Простите! Простите! Мне так жаль, так жаль. Я не хотел этого, Генри, простите.
– Я зла не держу. – Генри был сдержан, но великодушен в своем мученичестве. – Следующим вы собирались подстрелить Дуггана?
Йен схватил Саймона под локоть и отвел в сторону.
– Как, черт побери, это могло произойти? Ты же хороший стрелок, Саймон! Не такой хороший, как я, конечно, но…
Йен знал, как это произошло или почему это произошло, но хотел услышать от самого Саймона.
Тот поглубже вдохнул и с несчастным видом выдохнул, засунув руки глубоко в карманы.
– Просто… Йен, ну… просто… да ты посмотри на нее! – произнес он с подавленным страданием в голосе. – Я не хочу думать так, как думаю, Йен, честно не хочу, но… ты посмотри на нее!
Мисс Дэнфорт ломала руки, а небольшая толпа молодых людей расталкивала друг друга, борясь за честь утешить ее. Со своего места Йен видел, как блестят на солнце слезы, скопившиеся в уголках ее больших глаз. Нижняя губка страдальчески дрожала. Она выглядела убедительно удрученной для человека, так искусно провоцирующего переполох и беспорядки.
Мгновенно ей протянули с полдюжины носовых платков. Она подняла взгляд, полный искренней благодарности.
– Ну да, она хорошенькая, верно, – хмуро согласился Йен.
Позади них стояла небольшая группка дам, рты у всех сделались жесткими и стиснутыми в прямую линию, руки скрещены на груди. Они напомнили Йену ос, готовых к нападению.
– Хорошенькая? Да она ангел! – поправил его Саймон приглушенным негодующим шепотом. – Такая изящная и добрая!
– Я не уверен, что «лесть» и «доброта» являются синонимами, Саймон.
– Можешь просто сказать, что у нее золотое сердце. Как ее волосы… – мечтательно добавил он.
Йен щелкнул пальцами у него перед носом, и Саймон изумленно взглянул на него.
– Ты подстрелил лорда Генри, потому что она ангел? Полагаю, ты перепутал существ с крылышками. Обычно стрелы в людей выпускает Купидон.
– Это несчастный случай! Я отвлекся. Она была… она… она сделала что-то, что меня отвлекло, давай на этом и остановимся. Она говорила, что стрельба из лука ее любимый вид спорта. Что никто так не похож на греческого бога, как мужчина с луком и стрелами. И…
– И ты… хотел стать греческим богом?
– Конечно! А ты бы разве не захотел?
– Но Купидон и есть божество со стрелами, а он жирный младенец!
Саймон раздраженно вздохнул.
– Мне кажется, вы меня не понимаете, капитан Эверси. Чего бы ты не сделал для такой женщины? Я люблю мою Жозефину всем сердцем. И все-таки…
Йен снова глянул в ту сторону и обнаружил, что мисс Дэнфорт смотрит на него, и глаза у нее по-прежнему яркие и серебристые даже на таком расстоянии. Будто она хочет узнать его мнение о ее представлении.
Он приподнял руку в едва заметном язвительном приветствии.
Она слегка тряхнула головой и грациозно отмахнулась от носовых платков, которые совали ей в руки. Склонила голову набок и одарила собравшихся вокруг нее мужчин дрожащей улыбкой.
Чуть поодаль стояли Жозефина Черинг и Эми Питни, и судя по их виду, они бы с радостью выстрелили в нее из лука. Йен не сомневался, что они бы не сумели как следует прицелиться, так что мисс Дэнфорт удалось бы избежать их стрел, потому что если на свете и существует человек, способный уцелеть при любых обстоятельствах, это, конечно, она.
Но вообще Саймон задал интересный вопрос. Йен много чего делал, чтобы добиться женщины. Но сделать какую-то глупость ради женщины, с целью ее впечатлить или завоевать ее расположение – никогда. Никогда он не выставлял себя дураком ради женщины. Его семья даже не догадывалась, что у него очень прагматичный склад характера. Он никогда никого не вызывал на дуэль, и его никто не вызывал, хотя герцог был близок к этому. Он никогда не терял из-за женщины головы, хотя из-за одной едва не потерял жизнь. А из-за другой, безусловно, однажды утратил достоинство.
Ну, и, разумеется, он никогда не терял разум настолько, чтобы выстрелить в кого-нибудь из лука.
– Думаю, тебе нужно выпить, Саймон. Думаю, нам всем нужно выпить. И убедись, что Генри тебя действительно простил, потому что следующее состязание – это стрельба из ружья, а я насмотрелся на кровавую бойню на войне.
Может, причина была в переизбытке спиртного, употребленного с целью успокоить нервы, расшатавшиеся после случая со стрелой, или, напротив, в том, что выпили они недостаточно для успокоения нервов, но обычно искусные, стрелки на этот раз постыдно мазали мимо цели. И снова, и снова, и снова.
Целью было яблоко, светящееся, как маяк, на расстоянии ста шагов.
Они вставали по очереди на позицию. Стреляли. И промахивались, один за другим, снова, и снова, и снова.
Яблоко, словно насмехаясь, оставалось целым и невредимым, невероятно блестя на солнце.
– Не понимаю, в чем дело, – бормотал Йен. – Если бы сегодня нам пришлось стрелять, чтобы раздобыть еды ради спасения, мы бы все умерли с голоду.
Он бы с удовольствием сам в него выстрелил. Такая легкая цель, а он такой искусный стрелок, а тут застрял в положении скучном и одновременно неловком. Яблоко просто необходимо сбить, ради всего святого!
Очередной злополучный участник вышел на линию огня и промазал.
– Ой, да что же это такое? – пробормотала Тэнзи Дэнфорт.
Изумленный Йен резко обернулся к ней.
Она широко распахнула невинные глазки. Прикусила пухлую нижнюю губку, что мгновенно заставило его задуматься, каково было бы самому нежно прихватить ее зубами.
Это удивило Йена, и он нахмурился сильнее, чем собирался.
Заметив это, она моргнула.
– А можно мне… попробовать? – робко произнесла она. Очень застенчиво. Ресницы опустились.
Йен едва сдержал громкий вздох.
Это представляло собой в некотором роде дилемму, поскольку за время знакомства с ней мужчины Суссекса решили, что невозможно отказать мисс Дэнфорт хоть в какой-нибудь прихоти.
Державший мушкет джентльмен обернулся к ней.
– Это очень тяжелое ружье, – извиняющимся тоном произнес он, будто сам его изобрел, не предусмотрев, что ей захочется из него пострелять.
– Я крепче, чем кажусь.
Послышались негромкие смешки и чье-то сдавленное, беспомощное:
– Как паутинка.
Йен закатил глаза.
– Очень хорошо, – сказал джентльмен. – Это несколько необычно, но раз уж вы гостья, мы, вероятно, можем сделать исключение для мисс Дэнфорт… Капитан Эверси? Что скажете? Можем мы это позволить?
Все мужчины в толпе одобрительно закивали.
Йен просто разрывался между искренней озабоченностью (вдруг она чихнет или рухнет под тяжестью мушкета – и подстрелит кого-нибудь в толпе, а он все-таки был более-менее привязан или просто привык к этим людям) и желанием увидеть, что произойдет, когда она попадет в цель.
Потому что у него имелись определенные подозрения насчет мисс Дэнфорт.
– Никто не шевелится, никто не произносит ни слова, пока она не нажмет на спусковой крючок, это понятно? Чтобы никакого ненужного отвлечения внимания. Я хочу, чтобы все вы замерли на время. Притворитесь, что мы в Помпее и больше никто из вас никогда не сможет двинуться с места. Все понятно?
Головы закивали. А затем все послушно затихли.
В конце концов, единственный источник беспокойства, сама мисс Дэнфорт, будет держать мушкет.
– Позвольте мне. – Йен взял оружие у стрелка, и тот мгновенно застыл, как и все остальные. – Позвольте показать, как его следует держать, мисс Дэнфорт.
Она кашлянула.
– О. Хорошая мысль.
Мисс Дэнфорт внезапно снова покраснела. Она медленно, аккуратно развязала ленты на шляпке, и что-то в этих ее движениях – развязывание лент на шляпке сродни церемониальному раздеванию – снова вызвало ощущение чувственного, нежного прикосновения к шее. Да что за дьявольщина такая в ней кроется? Просто… в этой девушке есть какое-то врожденное сладострастие. Он вспомнил, как наблюдал за ее появлением из леса, когда шляпка болталась у нее за спиной, и подумал вдруг, а не является ли эта кажущаяся невинность результатом чувственности, разбуженной тайным любовником. Но нет, в остальном она безусловно непорочна.
Тут до Йена дошло, что он неприлично уставился на нее, а она смотрит на него, и шляпка болтается у нее на пальцах. Тэнзи аккуратно положила ее к ногам.
Йен решительно встряхнулся.
– Очень хорошо, мисс Дэнфорт. Поднимаете мушкет к плечу… вот… так…
Он встал у нее за спиной и поднял ружье. Ее руки взлетели вверх, пальцы умело обхватили ствол.
Йен стоял так близко, что ощущал исходящий от ее тела жар. Она излучала тепло, как небольшое солнце. Он стоял так близко, что видел изогнутую белую шею и выбившуюся из прически тонкую золотистую прядь волос на ней. Возник соблазн провести по ним пальцем или запечатлеть долгий, страстный поцелуй на этом потайном обнаженном местечке. Йен по опыту знал, что это самый восхитительный способ заставить соски затвердеть.
Тут он сообразил, что уже какое-то время стоит неподвижно, как завороженный, и бог знает как долго это длится. Он поднял взгляд. Все по-прежнему стояли, застыв на месте, но в его сторону уже бросали удивленные взгляды.
Он откашлялся.
– Держите его вот так… – сказал он и тут же вспомнил, что уже говорил это.
– Держу пари, от нее пахнет, как от радуги, – пробормотал кто-то рядом. Судя по тому, как это прозвучало, этот кто-то все утро не отлипал от фляжки. Но этот кто-то ошибся. От нее пахло чем-то цветочным, возможно, лавандой, но Йен не разбирался в цветах. От ее теплой кожи пахло чем-то сладким, и еще исходил резковатый аромат хорошего мыла. Как будто кто-то распахнул дверь, ведущую на лесной луг. Йена окутывало какое-то дивное оцепенение, как будто он мог легко раствориться в ней. Разумеется, искушение заключить ее в объятия и прижать к себе – всего лишь рефлекс. В конце концов, именно это мужчина и делает, когда женщина находится так близко от него.
