Текст книги "Безжалостный обольститель"
Автор книги: Джулия Лэндон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Глава 4
Беркли-стрит, Лондон
Маршалл Уитни, граф Редборн, только что вернулся из Сент-Джеймского дворца и принимал гостей в южной гостиной довольно внушительного особняка. Члены Тайного совета собирались здесь каждый день ровно в шесть часов вечера, и Рэндалл, дворецкий графа, подавал им бренди.
Именно там и нашла отца Клодия, вернувшись домой из Ньюхейвена, где корабль «Сердце девушки» бросил якорь этим дождливым утром. Граф Редборн и его гости встали при ее появлении.
– Я не ждал тебя сегодня, малышка, – произнес отец, когда Клодия обняла его, не обращая внимания на протянутую руку. – Полагал, что ты пробудешь в доме мадам Рено еще две недели.
– Тетушка Рено занемогла, и мне показалось, что я там лишняя, – сказала Клодия, прижавшись щекой к родному плечу.
– Что ж, жаль. Ты мне расскажешь за ужином о своих приключениях во Франции. – Он высвободился из ее объятий и улыбнулся: – Ты знакома с моими гостями?
Клодия присела в реверансе.
– Добрый день, ваша светлость, – поприветствовала она герцога Дармора.
– Леди Клодия, – пробормотал тот, быстро кивнув.
– Милорд Хэтклиф, рада видеть, что лодыжка больше не беспокоит вас.
Один из мужчин, тот, что был поменьше ростом, робко улыбнулся и пошевелил лодыжкой.
– Мне значительно лучше, миледи. Ужасно неприятный вывих.
– Дорогая, ты, конечно, хочешь отдохнуть с дороги, – вмешался в разговор отец, взял ее за локоть, подвел к двери и тихо постучал. Дверь немедленно распахнулась, появился лакей. – Отдыхай. Увидимся за ужином, – сказал он и, отпустив ее локоть, повернулся к гостям. – Рэндалл? – Перед тем как дверь закрылась, Клодия успела заметить, как отец жестом пригласил собравшихся присесть и протянул Рэндаллу бокал, чтобы тот снова наполнил его.
Эта сцена уже сотни раз разыгрывалась в их доме, и каждый раз Клодия испытывала неловкость. Ее вечно отправляли отдыхать в ее комнату, заниматься шляпками, платьями, чаем, пока мужчины вели разговор о короле, делах империи, реформах и...
– Мадам? Мне вызвать вашу горничную?
Клодия поняла, что все еще стоит в коридоре, уставившись на закрытую дубовую дверь. Искоса взглянув на лакея, она сказала:
– Благодарю, Ричард, в этом нет необходимости. – И, повернувшись на каблуках, решительно зашагала по коридору.
Даже лакеев убедили в ее беспомощности и хрупкости, раздраженно думала Клодия, взбегая вверх по лестнице. Хрупкая, глупая и годящаяся только для одного дела. Да, но таков мир мужчин, и эту простую истину она осознала лишь тогда, когда Филиппа не стало.
Наверно, ей следует как минимум быть благодарной Джулиану за то, что он открыл ей глаза на неравенство между мужчиной и женщиной.
И еще на страсть между ними.
Клодия остановилась у дверей своих покоев и прижалась лбом к прохладной дубовой поверхности, вспомнив чудесный, обжигающий поцелуй. Весь день она думала об этом поцелуе, и каждый раз, закрывая глаза, видела его взлохмаченные волосы, блеск в его черных глазах, темную щетину на подбородке. И, что еще хуже, чувствовала его – его руки на своей коже, его язык у нее во рту, его дыхание у ее уха...
Клодия резко выпрямилась и уставилась на дверь. А ведь она никогда не испытывала такого переворачивающего душу влечения к Филиппу. Боже милосердный, она так с ума сойдет! Толкнув тяжелые двери, Клодия переступила порог и направилась прямо в спальню, даже не остановившись, чтобы вызвать колокольчиком горничную. Сбросив накидку, она развязала пояс на дорожном платье, на ходу расстегнула пуговицы и упала на кровать лицом вниз.
А он снова тут как тут. Его дьявольская улыбка буквально преследовала ее. Ну почему он ее так очаровал? Почему оказался таким отъявленным соблазнителем? Встреча во Франции всколыхнула в ней все прежние чувства к нему. А она-то считала, что они давно умерли. Если бы не этот поцелуй, она сумела бы справиться со своими чувствами. Должна была справиться, потому что с течением времени ее мнение, увы, не изменилось, Джулиан Дейн привел Филиппа к падению, думая только о себе и, уж конечно, меньше всего о ней. Он совершенно ясно дал понять, что она недостойна Филиппа... Точно так же он в свое время сказал и о себе.
Ну хорошо. По правде говоря, хотя она никогда не признает этого, никто не был удивлен больше, чем она сама, когда вдруг оказалась, что она понравилась Филиппу на балу у Сатерлендов. Ее потрясло, что лорд Ротембоу, один из самых завидных женихов, повеса с Риджент-стрит, вдруг заинтересовался ею. Столь же очаровательный, сколь и безрассудный, он казался ей недосягаемым. А как он был красив с этой его копной белокурых локонов и смеющимися голубыми глазами! Она наслаждалась его вниманием, и кто бы смог устоять? Поначалу Филипп вел себя так, что она стала думать, будто дорога ему. Сопровождал ее на балы, дарил безделушки в знак своего восхищения и казался вполне искренним в своих ухаживаниях.
И естественно, очень скоро ее друзья стали перешептываться, намекая, что Филипп скоро предложит ей руку и сердце. Даже сам Филипп однажды намекнул на это – правда, ничего конкретного, так, небрежное высказывание об их совместном будущем. И, видит Бог, она была не против, даже надеялась. Но потом, в последние несколько недель его жизни, Филипп вдруг стал злым, отдалился от нее, замкнулся в себе, и в этом можно было винить только всемогущего лорда Кеттеринга. Она была совершенно убеждена в том, что Филипп не пал бы так низко, если бы не Джулиан. Даже в ту жуткую, безобразную ночь, когда Филипп, совершенно пьяный, явился с неожиданным визитом, даже тогда он пришел после встречи с Джулианом.
Тот вечер до сих пор оставался для нее самым страшным воспоминанием. Сколько бы Филипп ни выпил, он умел это скрывать. Но она не понимала, насколько он пьян, пока не оказала ему достаточно прохладный, с его точки зрения, прием. Разозлившись, он схватил ее и прижал к двери, пытаясь силой вызвать в ней ответные чувства.
Дрожь пробежала по спине Клодии при воспоминании о том, как он засунул руку за лиф платья, больно сжав грудь, а другая рука в это время бесстыдно пыталась пробраться к самому интимному месту. Страх мгновенно сменился паникой, когда Клодия поняла, что не может остановить его, не может помешать ему овладеть ею вот так, в доме ее отца, словно шлюхой...
Каким-то чудом она сумела высвободить руку и ударила его по лицу, вложив в этот удар всю свою силу. Филипп качнулся, поднял руку к щеке. И... засмеялся. Он смеялся над ней так же снисходительно, как и Джулиан, когда она утверждала, что Филипп неравнодушен к ней.
Больше она не видела Филиппа. Не прошло и двух недель, как он погиб, отправившись с Джулианом Дейном и остальными развлекаться в какой-то охотничий домик.
Пусть стрелял Адриан Спенс, но это Джулиан Дейн виновен в смерти Филиппа.
И она не могла, да и не хотела, простить ему этого, хотя он вызвал в ней бурное желание.
Правда, следует признать, что за исключением прошлого вечера за все годы их знакомства он никогда не проявлял к ней ни малейшего интереса. Скорее с ужасом бежал прочь. Она не могла не вспомнить того лета, когда ей исполнилось двенадцать лет, и того вечера, когда она так бездумно поцеловала его в губы. Она не успела даже задуматься над собственным безрассудством, как он с силой оттолкнул ее.
– Если ты еще когда-нибудь сделаешь подобную глупость, я немедленно отправлю тебя домой и напишу письмо твоему отцу, где подробно объясню причину, по которой тебя отослали из Кеттеринг-Холла! – угрожающе крикнул он.
Вся сжавшись от охватившего ее ужаса, она с рыданиями бросилась бежать куда глаза глядят.
Прошло тринадцать лет, но по-прежнему так больно вспоминать об этом!
Клодия, не находя себе места, вскочила с постели и подошла к окну.
Хотя она продолжала приезжать в Кеттеринг-Холл каждое лето, но видела Джулиана все реже и реже, а к тому времени, как повзрослела, их пути почти не пересекались. Но с какой жадностью она ловила все сплетни о распутниках с Риджент-стрит! Джулиан считался самым обаятельным негодяем среди них. Женщины таяли от одной его улыбки, и он пользовался этим оружием без зазрения совести – если верить сплетням, менял женщин так же часто, как рубашки. Конечно, сейчас, когда она стала взрослее и опытнее, Клодия понимала, что мужчины, подобные Джулиану, прежде всего любят себя.
Ну да, конечно, нужно признать, что она видела и другого Джулиана – когда умерла Валери. Того Джулиана, который стоял у гроба в затянутой черным крепом комнате, когда родные и друзья прощались с ней. Он не ел и не пил два дня. Когда Луи Рено попытался уговорить его уехать, чтобы отдохнуть, он в ярости набросился на него и окружающих, крича, чтобы его оставили в покое.
Когда два дня спустя карета Редборнов отъезжала от Кеттеринг-Холла, Клодия из окна кареты увидела Джулиана, стоявшего на коленях у свежего могильного холмика, и сердце ее разрывалось на части от боли. Она прорыдала до самого Лондона, сопереживая мужчине, чьи страдания были столь велики.
Такого Джулиана она больше не видела.
Но хуже всего было то, что уже позднее она поняла: Филипп не так уж и отличался от Джулиана. В итоге она оказалась для него тем же, что и все женщины для мужчин, – предметом для наслаждения, и только.
Когда боль после потери Филиппа несколько притупилась, Клодия, оглядевшись, наконец, по-настоящему поняла неравенство между полами. Независимо от положения, женщины в Англии играли второстепенную роль, как правило, плохо образованные, вечно под пятой у мужчин, они потакали их прихотям. Однако Клодия хотела от жизни гораздо большего. Ей претила мысль о том, чтобы всю жизнь оставаться просто хозяйкой дома, женой или любовницей. Но как вырваться из узких, ограничивающих свободу рамок света, с его моральными устоями, которые раньше она никогда не подвергала сомнению?
Она довольно долго раздумывала над этим вопросом, не находя на него ответа, не зная, как переломить ситуацию. И вот однажды она застала маленькую дочурку кухонной прислуги в библиотеке. Обрадовавшись хоть какому-то обществу, Клодия взяла книгу, которую ей в детстве читала гувернантка, и усадила Карен рядом с собой, чтобы почитать вместе.
Но Карен, как оказалось, даже не знала букв, хотя была уже в том возрасте, когда детям давно пора уметь читать. Более того, девочку это особенно и не расстраивало. И Клодия мгновенно поняла, чем она должна заняться.
Идея сформировалась почти мгновенно: женщины должны быть образованны, если хотят завоевать равенство и уважение. Девочек нужно учить не только основам языкознания и математики, и тогда перед ними откроется бездна возможностей. Девочки низших сословий, обладавшие наименьшими шансами получить образование, более всего нуждались в ее помощи.
С огромным энтузиазмом и целеустремленностью Клодия взялась за это достойное всяческих похвал дело и продолжала его и по сей день. Ее убежденность росла благодаря женщинам, с которыми она познакомилась, их чаяниям и мечтам, независимо от принадлежности к тем или иным слоям общества. Она использовала свое положение – вернее, положение отца как советника короля, – чтобы продолжать свое дело. Нужно признать, что ее усилия далеко не всегда находили понимание. Большинство мужчин и дам высшего света считали, что положение женщины в доме и в обществе должно оставаться неизменным, и противились любым переменам. Временами Клодии казалось, что она пытается сдвинуть с места гору, но она не сдавалась. И сейчас, после небольшого отдыха в доме Юджинии, она готовилась к осуществлению самого своего крупного проекта. Клодия была полна решимости собрать достаточно средств, чтобы открыть школу для девочек рядом с лондонскими фабриками, где работало много женщин и детей.
Именно на этом она и сосредоточит свое внимание. Она забудет о повесе, забудет его поцелуй, забудет все, что было во Франции.
И теперь, после горячей ванны, когда она спустилась вниз к ужину, Клодия почувствовала себя гораздо увереннее. Энергия вновь забурлила в ней, она начала обдумывать предстоящие планы. У двери в обеденный зал ее встретил дворецкий с огромным букетом нарциссов, ирисов и роз – очень необычное, но приятное сочетание прекраснейших цветов из оранжереи.
– Как прелестно, Джейсон. Это папа прислал? – спросила она, просияв, когда лакей водрузил гигантский букет на столик.
– Нет, миледи, – ответил тот и вручил ей карточку. Она открыла ее, взглянула на подпись, и все в ней затрепетало.
«Я с улыбкой вспоминаю нашу встречу в Дьепе, но путь через Ла-Манш буду вспоминать с еще большей радостью. Прошу принять букет в знак моей признательности за ваше очаровательное общество, скрасившее ожидание, которое грозило стать невыносимым.
С уважением, Кеттеринг».
Значит, он все-таки сумел добраться до дома.
Глава 5
Уолтер Тинли, дворецкий, прослуживший более сорока лет в доме Кеттерингов, открыл парадную дверь особняка на Сент-Джеймс-сквер и тут же сморщил нос:
– Прошу прощения, милорд, но от вас довольно дурно пахнет.
Джулиан сердито посмотрел на дряхлого дворецкого – с годами он становился все менее почтительным. Каждый год на Рождество Джулиан предлагал старику щедрое денежное содержание и прелестный домик в усадьбе Кеттеринг-Холл, в Нортхемптоншире. И каждый год старый рабочий конь отказывался, полный решимости служить до тех пор, пока не испустит последний вздох.
– Ты собираешься впускать меня? – проворчал Джулиан. Тинли отступил в сторону, громко вздохнув, когда Джулиан миновал его.
Раздраженный и уставший, Джулиан вздрогнул, услышав топот. Взвизгнув, его младшая сестра Софи слетела вниз по мраморной лестнице.
– Ты вернулся! – закричала она и бросилась к нему. Джулиан поймал ее за талию, сумев сохранить равновесие за секунду до того, как они оба едва не упали. – Я так соскучилась по тебе, Джулиан! Тетя Вайолет сказала, что тебя не будет еще две недели или даже больше... О Боже! – пискнула она и осторожно отстранилась, наморщив носик. – О Боже! – повторила она и отступила еще на несколько шагов.
Нетерпеливо вздохнув, Джулиан бросил перчатки стоявшему рядом лакею.
– Путешествие было довольно тяжелым, – проворчал он. – Тинли, я бы очень хотел принять ванну. Распорядись, пожалуйста.
– Сию минуту, – ответил старик и зашаркал прочь настолько быстро, насколько позволяли его старые ноги. Джулиан сердито посмотрел ему вслед. К счастью, Рози, владелица оранжерей на Парклейн, не была настолько шокирована. Хотя, конечно, это легко объяснить, он ведь один из самых лучших ее клиентов. А вот два джентльмена, заехавшие купить цветов, не сдержали возмущения. Один демонстративно вытащил носовой платок и прижал к носу. Да и черт с ними! Все дело в том, что, предложив этому исчадию ада единственную найденную им в Ньюхейвене наемную карету, он рассчитывал отправиться в Лондон вместе с ней. Но не тут-то было! Это не устроило леди Клодию. Она не захотела взять у него деньги, зато воспользовалась каретой, оставив его на дожде без малейшего шанса добраться до дома. Ему еще чертовски повезло, когда он нашел человека, продавшего ему какую-то старую клячу вместо того, чтобы отправить ее на живодерню.
– Мне столько нужно рассказать тебе! – возбужденно воскликнула Софи, и Джулиан заставил себя улыбнуться. Стоя в полумраке прихожей, она казалась вполне милой. Из всех его сестер Софи была наименее красива. У нее не было потрясающих глаз, как у Юджинии и Энн, или копны густых черных волос, которой природа наградила Валери. Волосы Софи были какого-то мышиного цвета, карие глаза невелики и широко посажены. Для самого Джулиана это не имело никакого значения, потому что он видел ее внутреннюю красоту, – но это имело значение для света, и успех Софи на ярмарке невест был очень невелик. К сожалению, это обстоятельство начало сказываться на ее уверенности в себе. И по этой причине Джулиан более всего презирал высший свет.
– Правда? – переспросил он и жестом пригласил ее присоединиться к нему, когда направился к лестнице.
– Леди Фарнхолл пригласила тетю Вайолет и меня на чай в прошлый вторник, пока лорд Фарнхолл был в Эдинбурге или где-то там еще. И я совсем не хотела ехать, очень болела голова, но тетя Вайолет уговорила меня, и я так счастлива, что поехала.
– Правда? И кого ты там встретила? – рассеянно спросил он, поднявшись на второй этаж и направляясь к парадным апартаментам. Софи быстро перечислила всех гостей, потом описала, как каждый был одет. К этому моменту они уже перешагнули порог его покоев. Кивнув Бартоломью, своему личному камердинеру, Джулиан снял запыленный шейный платок и бросил в протянутую руку слуги. Чистюля тут же скривился и, брезгливо сжав платок двумя пальцами, отстранил его как можно дальше от себя, пока Софи тараторила о шелке или чем-то подобном, в котором мисс Кэндис Милбрук явилась на чай. Вставляя время от времени восклицания, Джулиан скрылся в своей гардеробной, чтобы снять сапоги, и отмахивался от застоялого запаха, когда вдруг услышал имя сэра Уильяма Стэнвуда. Он резко сел.
– Прошу прощения? – крикнул он в открытую дверь. С минуту стояла тишина, а потом Софи несмело пискнула:
– Заезжал сэр Уильям.
Джулиан вскочил и через мгновение уже был в комнате, не обращая внимания на то, что у него выпущена рубашка и он в одних чулках.
– Что ты сказала? – требовательно переспросил он. Краска мгновенно отлила от лица Софи.
– Он... приезжал в среду.
Джулиан огромным усилием воли заставил себя сохранить спокойствие, но, черт побери, это было так трудно! Сэр Уильям, на несколько лет старше Софи, был ужасным человеком, которому Софи ничем не была интересна, кроме ее неприлично огромного приданого и щедрого ежегодного содержания, оставленного отцом. У него была мерзкая репутация. Он не вылезал из долговой тюрьмы. Ходили даже слухи о его жестоком обращении с теми женщинами из низов, с которыми он проводил время. Его связи в обществе были самыми ничтожными, и то благодаря отдаленному, но, судя по всему, вполне реальному кровному родству с виконтом Милбруком.
– Софи, – начал Джулиан, но замолчал, когда та опустилась в кожаное кресло, на лице ее была написана смесь страха и надежды. Великолепно, он собирается развеять единственную надежду, которая появилась у девушки. О, у него не было сомнений в том, что Софи выйдет замуж за человека, не только достойного ее по своему положению, но и доброго. И это, конечно же, не будет Уильям Стэнвуд.
Он провел рукой по волосам и повернулся к камердинеру.
– Ты свободен, – сказал он и подождал, пока Бартоломью покинет комнату. – Ведь мы договорились еще во время сезона, что ты не должна отвечать на знаки внимания со стороны сэра Уильяма, разве не так?
Софи виновато отвела взгляд. Пожав плечами и не поднимая глаз, ответила:
– Я просто сказала, что он заезжал с визитом. Я не говорила, что приняла его.
Ну нет. Он вырастил четырех девушек и знал их уловки.
– Нет, не говорила... так ты приняла его? Еще одно пожатие плеч.
– Ну, если только минуту, – пробормотала она и, подняв глаза, сжалась, прочитав что-то в его взгляде. – Было бы грубо отказать ему. И тетя Вайолет присутствовала. Он был неподалеку и заехал просто поздороваться. Что тут плохого?
Плохого? Плохо было то, что Стэнвуд способен проскользнуть в ее жизнь словно змея, а потом выжать из нее все до последнего пенса. Но как объяснить молодой девушке, что единственный мужчина во всей Англии, удостоивший ее своим вниманием, на самом деле негодяй и развратник, которому нужны только ее деньги? Джулиан подошел к окну, и жилка на его подбородке задрожала от напряжения, когда он пытался сказать ей об этом так, чтобы не причинить боли.
– Я не хочу перечить тебе, Джулиан, но мне скоро исполнится двадцать один год. И тогда ты уже не сможешь мне указывать, кого принимать, а кого – нет.
Непривычный вызов в словах Софи отозвался в душе Джулиана паническим страхом. Он резко обернулся и в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние. Софи вздрогнула, попытавшись встать с кресла, но он опередил ее, схватил за локоть и поднял.
– Не думай, что тебе когда-нибудь будет позволено видеться с ним, малышка. Ты по-прежнему будешь жить в моем доме, под моей защитой, и я никогда не разрешу тебе принимать его, понимаешь?
Глаза Софи широко раскрылись; она выдернула руку и отшатнулась.
– Почему ты не хочешь, чтобы я была счастлива?
– Ну конечно, я желаю тебе счастья, Софи! Но ты не будешь счастлива с таким человеком, как он. Ты должна доверять мне.
Ее губы задрожали.
– Ты ничего не понимаешь! – крикнула она и бросилась к двери.
– Софи!
Она резко остановилась, ее рука была уже на ручке двери.
– Больше не встречайся с ним.
Она выскочила за дверь, не взглянув на него. Джулиан устало вздохнул и отправился принимать ванну.
Когда средняя сестра Джулиана, Энн, прислала на следующий день записку, приглашая его к себе на вечер, где собирались их общие друзья, Джулиан буквально ухватился за эту возможность, чтобы только не видеть несчастного лица Софи. Ее мрачное настроение словно накрыло пеленой весь дом.
Приехав к Энн, Джулиан поздоровался с сестрой и притворно ужаснулся тому, как она располнела. В ответ Энн со смехом напомнила ему, что уже на пятом месяце.
«Общих друзей» оказалось достаточно много, и Джулиан с трудом пробирался через толпу к Виктору, мужу Энн, чтобы выпить хереса. Виконт Боксуорт, ниже Джулиана на целую голову, тихий, спокойный человек, потягивал херес и украдкой наблюдал за Энн, перемещавшейся по гостиной от одного гостя к другому. Именно это невероятно нравилось Джулиану в Боксуорте – Виктор обожал Энн. А теперь, когда она носила ребенка, он вообще не мог отвести от нее глаз. Пока они беседовали – вернее, говорил один Джулиан, – он вдруг подумал, каково это, знать, что любимая женщина носит твоего ребенка, который станет воплощением тебя самого.
Виктор как раз задал вопрос о путешествии Джулиана в Париж, когда леди Фелиция Вентуорт вплыла в гостиную.
Джулиан нахмурился. Фелиция неоднократно давала ему понять, что желает его, и сегодня у него совершенно не было настроения отбиваться от ее натиска. За ней по пятам шли лорд и леди Дилби. Он однажды встретил леди Дилби в темной библиотеке, вернее, его рука натолкнулась на ее руку. С тех пор она практически преследовала его, появляясь на каждом балу, и Джулиан также не был настроен встречаться с ней. Он покинул Виктора и неторопливо стал пробираться в самый дальний угол очень большого зала, часто останавливаясь, чтобы поздороваться со знакомыми.
Он разговаривал с сестрой неудачливого лорда Терлингтона – чью голову, кстати, Джулиан однажды засунул в ночной горшок в Итоне, – когда вдруг увидел Клодию. Несмотря на то что леди Элизабет буквально прижималась к нему, хлопая ресницами и загораживая собой зал, тараторя о какой-то ерунде, Джулиан увидел ее. Берти Радерфорд стоял рядом с ней. Этот болван бесцеремонно поедал ее глазами – его взгляд то и дело нырял в вырез ее красивого темно-фиолетового платья.
Джулиан извинился перед тут же расстроившейся леди Элизабет и направился дальше.
Он очаровательно улыбнулся, когда глаза Клодии округлись от явного удивления.
– Добрый вечер, леди Клодия, – сказал он с грациозным поклоном и коротко кивнул: – Радерфорд. – Он не стал дожидаться ответа Берти и сосредоточил все свое внимание на Клодии.
– А, лорд Кеттеринг. Оказывается, вы нашли дорогу домой из Франции. – Она непочтительно улыбнулась. – Видимо, ветер принес вас на берега Англии?
Наглая девчонка.
– Меня штормом выбросило на берег, а оттуда пришлось идти пешком, потому что очень трудно нанять карету в Нью-хейвене.
Без тени раскаяния Клодия рассмеялась. Располневший Берти, похоже, пытался сообразить, что бы такое умное сказать, поэтому Джулиан слегка придвинулся, оттесняя его от Клодии.
– Надеюсь, цветы нашли вас? В ее глазах засверкало веселье.
– Ну как же, конечно! Как вы добры, что вспомнили тех, кто служил нашей любимой Англии. Обитатели больницы Челси собираются написать вам письмо с благодарностью, ведь ваши цветы так украсили их палаты.
Глядя на них в некотором замешательстве, Берти спросил:
– Прошу прощения? Ты послал цветы в больницу Челси?
– Не совсем, – спокойно ответил Джулиан.
– О нет же, послал! – весело возразила Клодия. – Похоже, у него страсть к военным.
– Моя страсть, мадам, на самом деле...
– Совершенно неуемная, – беспечно перебила она. – О, я вижу лорда и леди Дилби. Прошу извинить меня, милорды, мне непременно нужно выразить им мое почтение, – произнесла Клодия и тут же покинула их. Берти с тоской вздохнул ей вслед, потом посмотрел на Джулиана:
– Военные, да? Я лично предпочитаю моряков.
– О Господи, Берти! – раздраженно рявкнул Джулиан и устремился вслед за Клодией.
Дилби буквально засветился при виде Джулиана.
– Кеттеринг! Вы непременно должны принять участие в наших небольших дебатах! – воскликнул он, протягивая Джулиану руку. Джулиан кивнул стоящим рядом с ним мужчинам и неохотно склонился над протянутой рукой леди Дилби. Она одарила его такой явно заигрывающей улыбкой, что даже ее муж не мог не заметить этого. И уж тем более Клодия, судя по тому, как она нахмурилась.
– Леди Клодия, мы снова встретились.
– Да, просто поразительно, – пробормотала она.
– Леди Клодия как раз рассказывала нам, что французы обсуждают целесообразность трудовых союзов для женщин, – сказал Дилби. – Тем самым подтвердив то, что мы давно подозревали, французы ненормальные! – Он рассмеялся собственной шутке, к нему присоединились еще двое мужчин. Джулиан счел его высказывание довольно бестактным и не мог не ощутить неловкость, которую испытывала Клодия. – Миледи, вы умеете позабавить, – с улыбкой продолжил Дилби. – Я слышал, молодые женщины покидают ваши вечера с самыми причудливыми идеями! – Он снова засмеялся; двое мужчин хмыкнули, но с гораздо меньшим энтузиазмом.
– Милорд! – воскликнула леди Дилби в явном смущении. – Это неправда!
– Да нет же, правда, – стоял на своем старый осел. – Дорогая, даже ты была в ужасе, когда леди Клодия предложила, чтобы женщины заседали в парламенте!
Тут Джулиан вспомнил, как Валери, сидя на стуле и болтая ногами, сказала: «Клодия говорит, что в парламенте должны заседать только женщины, потому что мужчины слишком много спорят».
– А почему женщины не должны заседать в парламенте? – спросила Клодия, очаровательно улыбнувшись двум олухам. – Почему мужчины считают, будто им одним известно, что для нас всех лучше?
– Но ведь так оно и есть, – ответил Дилби на удивление резким тоном. – Женщины ничего не смыслят в государственных делах, леди Клодия, а мужчины не хотят, чтобы их жены и дочери были отягощены сложными решениями, которые приходится принимать в интересах нации. Тут нельзя руководствоваться одними лишь эмоциями.
Старику нет никакого дела до Клодии, понял Джулиан и, как это ни странно, рассердился.
– Прошу прощения, милорд, не хочу спорить с вами, но согласиться все же не могу, – осторожно произнесла Клодия. – У женщин достаточно ума и сил принимать трудные решения.
Услышав это, Дилби побагровел. Предчувствуя надвигающуюся бурю, Джулиан вмешался:
– Вы совершенно правы, леди Клодия. Я как раз собирался попросить вас помочь мне в одном трудном деле.
Все взгляды устремились на Джулиана, включая убийственный взгляд леди Дилби.
– Что за дело, милорд? – холодно спросила Клодия.
– Хочу сделать пожертвование больнице в Челси. – Он взглянул на Дилби: – У меня, видите ли, страсть к военным. – Переведя взгляд на Клодию, он улыбнулся: – Давайте обсудим этот вопрос. Вы ведь являетесь одним из попечителей больницы?
– Да.
– Прекрасно. Вы позволите с вами переговорить? Клодия колебалась лишь мгновение.
– Конечно, – ответила она и, кивнув остальным, пошла за Джулианом.
– Дилби – идиот, Клодия. Не обращай на него внимания, – пробормотал он, пока они пробирались сквозь толпу.
– Но он лидер умеренных, а только умеренные обладают достаточной силой, чтобы провести реформы через обе палаты.
Ее знания в области политики поразили Джулиана, и он внимательно посмотрел на нее, гадая, кто мог рассказать ей об этом.
– Леди Вентуорт зовет вас, – сказала Клодия. Джулиан поднял взгляд и поморщился. Фелиция действительно звала его, размахивая веером.
– Леди Вентуорт может подождать, – коротко ответил он и повел Клодию в другую сторону. – Пусть он и умеренный, но...
– Мисс Эрли тоже должна подождать? – перебила его Клодия.
Подавив стон, Джулиан оглянулся через плечо, мисс Друсинда Эрли стремительно приближалась к нему под руку со своим кузеном Далтоном Эрли, с которым Джулиан был едва знаком.
– Мисс Эрли, – протянул он.
– Лорд Кеттеринг! Как поживаете? – заверещала она.
– Прошу прощения, – пробормотала Клодия и, прежде чем Джулиан успел задержать ее, ускользнула. Что говорила после этого мисс Эрли, Джулиан не слышал. Он видел лишь, как Клодия на прощание обняла Энн и в одиночестве покинула зал, унося с собой его глупое сердце.
