Текст книги "Лепестки фиалки (ЛП)"
Автор книги: Джулия Куин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Джулия КУИН
ЛЕПЕСТКИ ФИАЛКИ
Julia QUINN
VIOLET IN BLOOM
2013
Серия: Бриджертоны, #9
Перевод – Ксю
© Мечтательница, 2013
От автора
Сентиментальные романы по определению заканчиваются хорошо. Герои признаются друг другу в любви, и очевидно, что этот счастливый конец будет длиться вечно. Однако это означает, что автор не может написать настоящее продолжение – если я напишу про тех же героев из предыдущей книги, мне придется поставить счастливое окончание их истории под угрозу, а потом написать новое.
В силу этого романтические серии состоят из ответвлений сюжета. Второстепенные герои возвращаются в собственных книгах; если нужно, в повествовании периодически всплывают бывшие главные герои. Автору редко выпадает возможность наблюдать за развитием одного персонажа на протяжении множества книг.
Именно это делает Вайолет Бриджертон такой особенной. Когда она впервые появилась в книге «Герцог и я», то была довольно невыразительной и типичной мамочкой периода Регентства. Но на протяжении восьми книг она превратилась в нечто гораздо большее. С каждым романом о семье Бриджертонов, мы узнавали о ней что-то новое, и к тому времени, когда я закончила «На пути в свадьбе», она стала моим любимым персонажем в серии. Читатели умоляли меня написать для Вайолет счастливое окончание истории, но я не смогла. Честное слово, я просто не уверена, что смогла бы описать достойного ее героя. Однако мне тоже хотелось узнать о Вайолет больше, и я с большой любовью написала повесть «Лепестки фиалки». Надеюсь, она вам понравится.
Графство Суррей, Англия
1774
– Вайолет Элизабет! Ради всего святого, что это вы делаете?
При звуках возмущенного голоса гувернантки Вайолет Леджер замерла и оценила ситуацию. Заявить о полной невиновности она вряд ли могла: в конце концов, ее поймали с поличным[1].
Вернее, с награбленным. Она прижимала к себе восхитительно пахнувший черничный пирог, и все еще теплая начинка уже начала стекать с края.
– Вайолет… – вновь послышался суровый голос мисс Фернберст.
Она могла бы сказать, что голодна. Мисс Фернберст отлично знала, что Вайолет обожала сладкое, так что похищение целого пирога было не таким уж немыслимым поступком. И она собиралась его съесть…
«Где же?» – поспешно соображала девочка. Куда можно отправиться с целым черничным пирогом? Только не в свою комнату, там она не сможет скрыть улики. Мисс Фернберст никогда не поверит, что Вайолет настолько глупа.
Нет, если уж она стащила пирог, то пошла бы с ним на улицу. Именно туда она и направлялась. Только не для того, чтобы его съесть.
Она еще могла превратить эту ложь в правду.
– Мисс Фернберст, не хотите пирога? – улыбнувшись и похлопав ресницами, мило спросила Вайолет, отлично зная, что, несмотря на свои восемь с половиной лет, выглядит не старше шести. Чаще всего ее это раздражало – в конце концов, никому не нравится считаться малышом. Однако, когда ситуация того требовала, она с легкостью пользовалась преимуществами, которые давал ей малый рост.
– Я собираюсь на пикник, – уточнила девочка.
– С кем? – с подозрением спросила мисс Фернберст.
– О, с моими куклами. Метте, Соней, Франческой, Фионой-Мари… – выдумывая имена на ходу, Вайолет выпалила целый список. У нее действительно было просто невероятное количество кукол. Будучи единственным ребенком в этом поколении, она имела уйму дядюшек и тетушек, которые регулярно осыпали ее подарками. Кто-нибудь постоянно приезжал к ним в Суррей, поскольку поместье было расположено очень удобно и близко к Лондону, и, похоже, куклы были подарком du jour[2].
Вайолет улыбнулась. Мисс Фернберст гордилась бы ею, знай она, что ее подопечная думает на французском. Очень жаль, что это никак нельзя было показать.
– Мисс Вайолет, – сурово сказала гувернантка, – вы должны немедленно вернуть этот пирог на кухню.
– Весь?
– Конечно, весь, – с отчаянием в голосе ответила мисс Фернберст. – У вас ведь даже нет столовых приборов, с помощью которых его можно было бы разрезать или съесть.
Это правда. Но для того, что Вайолет задумала сделать с пирогом, приборы были не нужны. Однако она уже увязла во лжи по самые уши, так что решила продолжать гнуть свою линию и заявила:
– Я же не могла унести все. Я хотела потом вернуться за ложкой.
– И оставить пирог в саду на съедение воронам?
– Гм, об этом я как-то не подумала.
– О чем не подумала? – послышался низкий, рокочущий голос, который мог принадлежать только ее отцу. Мистер Леджер приблизился к ним. – Вайолет, что ты делаешь посреди гостиной с пирогом в руках?
– Именно это я и пытаюсь выяснить, – чопорно заметила мисс Фернберст.
– Ну-у… – Вайолет замялась, изо всех сил пытаясь не смотреть с тоской на французские двери, ведшие на лужайку перед домом. Теперь она окончательно увязла, поскольку никогда не могла обмануть отца. Он всегда видел ее насквозь. Она не знала, как ему это удавалось, должно быть, ее выдавали глаза.
– Она сказала, что собирается на пикник с куклами в саду, – доложила мисс Фернберст.
– Неужели. – Это был не вопрос, а утверждение. Отец слишком хорошо ее знал, чтобы удивляться.
Вайолет кивнула. Слегка. Или, скорее, чуть двинула подбородком.
– Ведь ты всегда кормишь кукол настоящей едой, – заметил отец.
Она промолчала.
– Вайолет, – надавил отец, – что ты хотела сделать с этим пирогом?
Она промычала что-то невразумительное, словно не в силах отвести взгляд от точки на полу в паре метров левее от себя.
– Вайолет?
– Это должна была быть всего лишь маленькая ловушка, – промямлила она.
– Маленькая что?
– Ловушка. Для сына Бриджертонов.
– Для… – Ее отец хихикнул. Вайолет понимала, что он не хотел этого делать, и после того, как мистер Леджер прикрыл рукой рот и откашлялся, он вновь посерьезнел.
– Он гадкий, – пожаловалась она, прежде чем он начал ее отчитывать.
– Он не так уж плох.
– Папа, он просто отвратительный. Ты сам это знаешь. А ведь он даже не живет в Аппер-Смедли – просто приехал в гости. Можно было бы предположить, что, будучи сыном виконта, он умеет себя вести, но…
– Вайолет…
– Он не джентльмен, – фыркнула та.
– Ему девять лет.
– Десять, – чопорно поправила Вайолет. – И я считаю, что в десять лет уже можно научиться быть хорошим гостем.
– Он гостит не у нас, – заметил ее отец. – Он приехал к Миллертонам.
– Даже если и так, – ответила Вайолет, размышляя, что ей очень хочется сейчас сложить руки на груди. Только они все еще были заняты проклятым пирогом.
Мистер Леджер ждал, когда дочь закончит мысль, но Вайолет замолчала.
– Отдай пирог мисс Фернберст, – приказал он.
– Хороший гость не станет гадко вести себя по отношению к соседям, – протестующее заметила девочка.
– Вайолет, пирог.
Она отдала пирог гувернантке, которая, говоря по правде, судя по всему, была совершенно ему не рада.
– Мне отнести его обратно на кухню? – спросила она.
– Да, пожалуйста, – ответил мистер Леджер.
Вайолет подождала, пока мисс Фернберст не исчезнет за поворотом, и недовольно взглянула на отца:
– Папа, он мне волосы засыпал.
– Пудрой?[3] – переспросил отец. – Разве юным девочкам не нравятся такие вещи?
– Мукой, папа! Мукой! Той, из которой пекут пироги! Мисс Фернберст пришлось минут двадцать только вымывать ее из моих волос. И не смей смеяться!
– Я не смеюсь!
– Смеешься, – обиделась она. – Хочешь посмеяться, я по лицу вижу.
– Я просто удивляюсь, как парню это удалось.
– Я не знаю, – выдавила Вайолет. И это было хуже всего. Ему удалось с ног до головы засыпать ее отличной мукой, а она все еще не знала, как он это сделал. В одно мгновение она шла по саду, потом споткнулась и…
Паф! И мука повсюду.
– Что ж, – между делом заметил ее отец, – по-моему, в конце недели он уедет. Так что тебе уже недолго осталось терпеть его присутствие. Если вообще придется, – добавил он. – Мы на этой неделе вроде не собирались идти к Миллертонам, да?
– Мы и вчера не собирались, – ответила Вайолет, – а он все равно умудрился меня перепачкать.
– Откуда ты знаешь, что это он?
– О, я точно знаю, – мрачно ответила она. Когда она отплевывалась и кашляла, поднимая еще большие мучные облака, она слышала, как он победно загоготал. Если бы ей не попало столько муки в глаза, то, возможно, тогда она смогла бы также увидеть, как он скалится в своей гадкой мальчишеской ухмылке.
– Когда они с Джорджи Миллертоном приходили в понедельник на чай, он показался мне вполне приятным.
– Только не тогда, когда тебя не было в комнате.
– Да? Ну что ж… – Ее отец задумчиво помолчал, поджав губы. – Прости, что говорю это, но это урок жизни, который ты довольно скоро выучишь. Мальчики ужасны.
Вайолет заморгала:
– Но… Но…
– Уверен, твоя мама согласится с этим, – пожал плечами мистер Леджер.
– Но ты же мальчик.
– И, уверяю тебя, я был ужасным. Можешь спросить у мамы.
Вайолет недоверчиво уставилась на отца. Ее родители действительно знали друг друга с малолетства, но она не могла поверить, что ее отец мог когда-либо плохо себя вести по отношению к матери. Сейчас он был к ней так добр и внимателен. Всегда целовал ей руку и улыбался глазами.
– Возможно, ты ему нравишься, – продолжил мистер Леджер. – Этому Бриджертону, – уточнил он, словно это было необходимо.
Вайолет испуганно ахнула:
– Вовсе нет.
– Может, и нет, – охотно согласился отец. – Может, он просто сам по себе гадкий. Но возможно, он думает, что ты симпатичная. Мальчики поступают так, когда считают девочку хорошенькой. А ты сама знаешь, что невероятно хорошенькая.
– Ты же мой отец, – ответила она, искоса взглянув на него. Все знали, что отцам положено считать своих дочерей хорошенькими.
– Вот, что я тебе скажу, – продолжил он, наклонившись и нежно коснувшись ее подбородка. – Если этот парень… как, ты говорила, его зовут?
– Эдмунд.
– Да, конечно, Эдмунд. Если Эдмунд Бриджертон снова тебя обидит, я лично вызову его на дуэль и стану защищать твою честь.
– На дуэль? – выдохнула Вайолет, охваченная одновременно ужасом и радостью.
– До самой смерти, – подтвердил мистер Леджер. – Или, например, серьезно с ним поговорю. Как-то не хочется идти на виселицу из-за убийства девятилетнего мальчика.
– Десяти-, – поправила Вайолет.
– Хорошо, десятилетнего. Ты, похоже, много знаешь о юном Бриджертоне.
Вайолет открыла было рот, чтобы защититься. В конце концов, она никак не могла избежать узнавания кое-каких вещей об Эдмунде Бриджертоне, если в понедельник была вынуждена просидеть с ним в одной гостиной в течение двух часов. Но она видела, что отец ее дразнит, поэтому передумала. Если бы она еще что-то сказала, отец бы продолжил это делать.
– Можно мне теперь пойти в свою комнату, – вежливо спросила она.
Мистер Леджер кивнул.
– Но сегодня вечером пирога к пудингу не будет.
Вайолет от возмущения открыла рот.
– Но…
– Не спорь, пожалуйста. Сегодня днем ты была практически готова пожертвовать пирогом. Будет неправильно, если ты его получишь, когда это противоречит твоим планам.
Вайолет мятежно поджала губы, натянуто кивнула и направилась к лестнице.
– Ненавижу Эдмунда Бриджертона, – пробормотала она себе под нос.
– Что ты сказала? – отозвался мистер Леджер.
– Я ненавижу Эдмунда Бриджертона! – крикнула она. – И мне все равно, кто об этом узнает!
Ее отец рассмеялся, что только сильнее разозлило Вайолет.
Мальчишки действительно были гадкими, а Эдмунд Бриджертон в особенности.
Лондон
Девять лет спустя
– Говорю тебе, Вайолет, – с уверенностью, которая была не слишком убедительной, сказала мисс Мэри Филлоуби, – даже хорошо, что мы не восхитительные красавицы. Это бы все сильно усложнило.
«Это каким же образом?» – хотелось спросить Вайолет. Потому что с ее точки зрения (а в данный момент она сидела у стены с девушками, не нашедшими кавалеров, и наблюдала за танцующими), быть восхитительной красавицей было не так уж плохо.
Но спрашивать она не стала. Это было и не нужно. Мэри только набрала бы воздуха в легкие, а потом зашипела:
– Посмотри. Посмотри на нее!
Вайолет уже смотрела.
– Рядом с нею восемь мужчин, – прошептала Мэри со странной смесью благоговения и отвращения в голосе.
– Я насчитала девять, – пробормотала Вайолет.
Мэри скрестила руки на груди:
– Я отказываюсь включать в их число собственного брата.
Они одновременно вздохнули, продолжая следить взглядами за леди Бегонией Диксон, которая своим ротиком, похожим на бутон розы, небесно-голубыми глазами и идеально изогнутыми плечами всего за несколько дней с момента своего приезда очаровала мужскую половину лондонского светского общества. Ее волосы, наверное, тоже были великолепными, раздраженно подумала Вайолет. Хвала небесам за парики. Честно говоря, они были великими уравнителями, позволяя девушкам с блеклыми светлыми волосами соревноваться с теми, кого природа одарила блестящими золотыми локонами.
Вайолет вовсе не стеснялась своих светлых волос, они были вполне приемлемыми. И даже блестящими, просто не золотыми и не локонами.
– Сколько мы уже тут сидим? – спросила Мэри.
– Три четверти часа, – подсчитала Вайолет.
– Так долго?
Вайолет мрачно кивнула:
– Боюсь, что так.
– Здесь недостаточно мужчин, – заявила Мэри. Ее голос перестал быть язвительным и прозвучал немного разочарованно. Однако это было правдой. Мужчин было недостаточно. Очень многие уехали сражаться в колонии, и слишком многие не вернулись. Добавьте к этому проблему в лице леди Бегонии Диксон («Целых девять мужчин оказались потеряны для остальных присутствующих дам», – сердито подумала Вайолет.), и недостача мужчин оказалась просто чудовищной.
– Я за всю ночь танцевала всего один раз, – пожаловалась Мэри и после паузы спросила: – А ты?
– Дважды, – призналась Вайолет. – Но один из них с твоим братом.
– А, ну тогда это не считается.
– Еще как считается, – возразила Вайолет. Томас Филлоуби был джентльменом с двумя ногами, всеми зубами, и по меркам Вайолет, вполне считался.
– Тебе мой брат даже не нравится.
Возразить на это без грубости или лжи было нечего, поэтому Вайолет просто слегка качнула головой, что можно было понять по-разному.
– Жаль, что у тебя нет брата, – сказала Мэри.
– Чтобы он мог пригласить тебя на танец?
Мэри кивнула.
– Прости. – Вайолет подождала мгновение, рассчитывая, что Мэри ответит, что это не ее вина, но внимание той наконец-то оторвалось от леди Бегонии Диксон, и теперь она прищурившись изучала еще кого-то у столика с лимонадом.
– Кто это? – спросила Мэри.
Вайолет склонила голову на бок.
– По-моему, герцог Эшборн.
– Да не он, – нетерпеливо сказала Мэри. – Тот, что рядом стоит.
Вайолет покачала головой.
– Я не знаю.
Она не слишком хорошо могла видеть этого джентльмена, но была почти уверена, что не знакома с ним. Он был высоким, но не слишком, и держался с атлетической грацией человека, в совершенстве владеющего своим телом. Ей даже не нужно было видеть вблизи его лицо, чтобы понять, что он красив. Потому что даже если он не был элегантен, а его лицо не было мечтой Микеланджело, он все равно должен был быть красивым.
Он был уверенным в себе, а уверенные мужчины всегда красивы.
– Это кто-то новый, – оценивающе заметила Мэри.
– Дай ему несколько минут, – сухо заметила Вайолет. – Рано или поздно он найдет леди Бегонию.
Но, как это ни удивительно, джентльмен, похоже, не заметил леди Бегонию. Он замешкался у стола с лимонадом, выпил шесть чашек, потом перешел к закускам, где заглотил невероятное количество еды. Вайолет не знала, почему следит за его перемещениями по залу, кроме того, что он был новым лицом, а ей было скучно.
Еще он был молод. И красив.
Но в основном из-за скуки. Мэри пригласил на танец дальний родственник, так что Вайолет осталась сидеть в одиночестве на стуле для никем не приглашенных девушек, где ей нечем было заняться, кроме как считать количество канапе, съеденных вновь прибывшим.
Где же ее мать? Определенно, им пора уходить. В комнате душно, ей жарко, третьего танца ей, похоже, не дождаться, и…
– Привет, – послышался голос. – Я вас знаю.
Вайолет заморгала и подняла взгляд. Это был он! Тот самый голодный, как волк, джентльмен, съевший двенадцать канапе.
Она понятия не имела, кто он такой.
– Вы мисс Вайолет Леджер, – сказал он.
Вообще-то просто мисс Леджер, поскольку старшей сестры у нее не было, но поправлять его Вайолет не стала. То, что он назвал ее полным именем, говорило о том, что он, похоже, был уже знаком с ней какое-то время или, возможно, знал ее много лет назад.
– Простите, – пробормотала она, поскольку ей всегда плохо удавалось имитировать знакомство, – но я…
– Эдмунд Бриджертон, – представился он с широкой улыбкой. – Мы с вами встречались много лет назад. Я приезжал к Джорджу Миллертону. – Он оглядел комнату. – Кстати, вы его не видели? Он должен быть здесь.
– Э-э, да, – ответила Вайолет, немного смущенная общительностью и дружелюбием мистера Бриджертона. Люди в Лондоне обычно не были столь открытыми. Она вовсе не возражала, просто практически от этого отвыкла.
– Мы должны были встретиться, – рассеянно пробормотал мистер Бриджертон, все еще глядя по сторонам.
Вайолет откашлялась.
– Он здесь. Я танцевала с ним.
Мистер Бриджертон мгновение обдумывал ее слова, а потом уселся на соседний стул.
– Кажется, я не видел вас с десяти лет.
Вайолет все еще пыталась его вспомнить.
Он криво усмехнулся:
– Я достал вас своей мучной бомбой.
Она ахнула:
– Это были вы?
Он снова широко улыбнулся:
– Вижу, теперь вспомнили.
– Я забыла ваше имя.
– Я сокрушен!
Вайолет развернулась на сиденье и, несмотря на возмущение, улыбнулась:
– Я тогда так разозлилась…
Он рассмеялся.
– Видели бы вы свое лицо.
– Я ничего не могла видеть, у меня в глазах была мука.
– Я удивился, когда не последовало ответного удара.
– Я пыталась, – заверила она. – Меня отец поймал.
Он кивнул, словно был хорошо знаком с подобным видом разочарования. – Надеюсь, это было что-то великолепное.
– Насколько помню, в этом был замешан пирог.
Он одобрительно кивнул.
– Это было бы гениально, – сказала она.
Он приподнял бровь:
– Клубничный?
– Черничный, – ответила она, и даже от воспоминания об этом в ее голосе появились дьявольские нотки.
– Это даже лучше. – Он уселся поудобнее. В нем была какая-то свобода и раскованность, словно он мог отлично вписаться в любую ситуацию. Его поза была такой же надлежащей, как у любого джентльмена, и все же…
Он был другим.
Вайолет не знала, как это объяснить, но было в нем что-то такое, что заставляло ее расслабиться. Он заставлял ее чувствовать себя счастливой. Свободной.
Видимо, потому что он сам был таким. Уже спустя минуту, проведенную рядом с ним, она поняла, что он самый счастливый и свободный человек из ее знакомых.
– Вам все-таки удалось применить оружие по назначению? – спросил он.
Она недоуменно посмотрела него.
– Пирог, – напомнил он.
– А-а. Нет. Отец мне бы голову оторвал. Кроме того, нападать было уже не на кого.
– Вы же могли найти причину отыграться на Джорджи.
– Я не нападаю, если меня не провоцируют, – ответила Вайолет с – как она надеялась – игривой улыбкой, – а Джорджи Миллертон не осыпал меня мукой.
– Справедливая леди, – заметил мистер Бриджертон. – Такие самые лучшие.
Вайолет почувствовала, как ее щеки начинают абсурдно гореть. Слава богу, солнце почти уже село, и из окон поступало не так уж много света. В бликах одних лишь свечей, освещавших комнату, он мог и не заметить, как порозовело ее лицо.
– Ни братьев, ни сестер, которые заслуживают вашего гнева? – спросил мистер Бриджертон. – Мне кажется просто позором, что такой хороший пирог пропал зазря.
– Если правильно помню, – ответила Вайолет, – он вовсе не пропал. Все, кроме меня, получили тем вечером по кусочку к пудингу. Кроме того, у меня все равно нет ни братьев, ни сестер.
– Правда? – он нахмурился. – Странно, но этого я про вас не помню.
– А много вы помните? – с сомнением спросила она. – Потому что я…
– Нет? – закончил он за нее и хихикнул: – Не беспокойтесь, я не обижаюсь. Просто я никогда не забываю лица. Это одновременно и дар, и проклятие.
Вайолет подумала обо всех тех случаях, включая этот, когда она не знала имени стоящего перед ней человека:
– Как это может быть проклятием?
Он игриво наклонился к ней.
– Знаете, так ведь и сердце может разбиться, если красивая девушка не может вспомнить твоего имени.
– О! – Она почувствовала, что краснеет. – Простите, но вы должны понимать, что это было так давно, и…
– Стойте, – рассмеялся он. – Я шучу.
– Ах, да, конечно. – Она сжала зубы. Конечно, он дразнил ее. Как она могла быть такой дурой и не понять этого? Хотя…
Неужели он только что назвал ее красивой?
– Вы говорили о том, что у вас нет ни братьев, ни сестер, – напомнил он, виртуозно возвращая разговор к предыдущей теме. И впервые она почувствовала, что завладела его безраздельным вниманием. Он больше не косился на толпу, лениво разыскивая Джорджа Миллертона, а смотрел на нее, прямо ей в глаза, и это было просто великолепно.
Она сглотнула, вспомнив про его вопрос на пару мгновений позже, чем следовало.
– Никого, – поспешно ответила она, стараясь исправить оплошность. – Я была трудным ребенком.
Его глаза волнующе и заинтересованно расширились.
– Правда?
– Нет, я имела в виду, что меня трудно было родить. – Господи, куда делись все ее навыки светской беседы? – Врач запретил маме иметь еще детей. – Она жалко сглотнула, пытаясь придти в себя. – А у вас?
– Что у меня? – поддразнил он.
– У вас есть братья или сестры?
– Трое. Две сестры и брат.
Мысль об еще трех детях в ее зачастую одиноком детстве была просто замечательной.
– Вы близки? – спросила она.
Он на мгновение задумался.
– Думаю, да. Никогда особо не думал об этом. Хьюго – моя полная противоположность, но я все равно считаю его своим лучшим другом.
– А сестры? Они старше вас или младше?
– И так, и так. Билли старше меня на семь лет. Она наконец вышла замуж, так что сейчас я редко ее вижу, но Джорджиана лишь немного меня младше. Вероятно, она ваша ровесница.
– Значит, она сейчас не в Лондоне?
– Она выйдет в свет в следующем году. Родители утверждают, что они все еще никак не могут оправиться от дебюта Билли.
Вайолет удивленно подняла брови, но поняла, что ей не следует…
– Вы можете спросить, – заверил он.
– Что же она сделала? – выпалила Вайолет.
Он наклонился к ней с заговорщическим блеском в глазах:
– Я до сих пор не знаю всех подробностей, но я слышал, что это как-то было связано с пожаром.
Вайолет с шумом втянула воздух от потрясения и восхищения.
– И со сломанной костью, – добавил он.
– Ах, бедняжка!
– Не ее сломанной костью.
Вайолет попыталась сдержать смех:
– О, нет! Мне не следует…
– Можете смеяться, – сказал он.
Так она и сделала. Она рассмеялась громко и весело, и, когда она поняла, что люди смотрят на нее, ей было все равно.
Они несколько мгновений просто сидели молча, и тишина объединяла их подобно рассвету. Вайолет продолжала наблюдать за танцующими перед ней парами, каким-то внутренним чувством понимая, что если осмелится повернуться и посмотреть на мистера Бриджертона, то уже не сможет отвести взгляд.
Музыка уже подходила к концу, но когда она посмотрела вниз, то оказалось, что они оба притопывают в такт, а потом она услышала:
– Мисс Леджер, не хотите ли потанцевать?
Она повернулась и, глядя на Эдмунда, поняла, что это правда: она не может отвести взгляда. Ни от его лица, ни от той жизни, что лежала перед ней сейчас, совершенная и прекрасная, как тот черничный пирог много лет назад.
Она приняла его руку, и это было как обещание:
– Не знаю, чем бы еще мне хотелось заняться.
Где-то в Сассексе
Шесть месяцев спустя
– Куда мы едем?
Вайолет носила фамилию Бриджертон уже ровно восемь часов, и пока она ей очень нравилась.
– О, это сюрприз, – ответил Эдмунд, хищно улыбаясь ей из другого угла кареты.
Вернее, не совсем из другого: она практически сидела у него на коленях.
Вернее… теперь уже просто сидела у него на коленях.
– Я люблю тебя, – сказал он, смеясь над ее удивленным вскриком.
– Не так сильно, как я тебя.
Он одарил ее полным снисходительности взглядом:
– Это ты только думаешь, что знаешь, о чем говоришь.
Она улыбнулась. Они уже не в первый раз вели этот разговор.
– Ну ладно, – согласился он. – Ты можешь любить меня больше, но я буду любить тебя лучше. – Он немного помолчал, а потом добавил: – Не хочешь меня спросить, что это означает?
Вайолет подумала обо всех тех способах, которыми он уже ее любил. Они все-таки не предвосхитили брачные клятвы, но их отношения не были целомудренными в полном смысле этого слова.
Она решила, что лучше не спрашивать.
– Просто скажи мне, куда мы едем? – спросила она вместо этого.
Он рассмеялся и обнял ее рукой за талию.
– На медовый месяц, – прошептал он, и его слова отозвались сладостным теплом на ее коже.
– Но куда?
– В свое время все узнаете, моя дорогая миссис Бриджертон. Все в свое время.
Вайолет хотела было переместиться обратно на свою половину кареты. Это считалось, напомнила она себе, достойным поведением, но муж не позволил и твердой рукой пресек ее попытку.
– Куда это ты собралась? – прорычал он.
– В том-то и дело, что не знаю!
В ответ Эдмунд лишь громко, искренне и невероятно тепло рассмеялся. Он сам был так счастлив и делал счастливой ее. Ее мать заявила, что он слишком молод и Вайолет стоит поискать более зрелого джентльмена, предпочтительно такого, который уже вступил во владение титулом. Но с того самого замечательного момента на балу, когда их руки соединились и она впервые по-настоящему взглянула в его глаза, Вайолет не могла представить свою жизнь ни с кем, кроме Эдмунда Бриджертона.
Он был ее второй половинкой, чашей, в которой ей суждено было удобно устроиться. В ее мечтах они должны были провести вместе молодость, а потом вместе состариться. Держаться за руки, уехать в деревню и нарожать много-много детишек.
И ее дети не были бы одинокими. Она хотела много детей. Целую кучу. Хотела шума, смеха и всего того, что Эдмунд заставлял ее чувствовать: упоение свежим воздухом, вкус клубничных тарталеток и…
Ну и периодически наведываться в Лондон. Она была не настолько провинциальна, чтобы не желать носить платья, сотворенные мадам Ламонтань. И конечно, она не могла провести целый год без похода в оперу. Но помимо этого – нескольких званых вечеров, поскольку она любила общество – она хотела быть матерью.
Вайолет страстно мечтала об этом.
Однако она не осознавала, насколько отчаянно этого желает, пока не встретила Эдмунда. Словно что-то внутри нее сдерживалось, не давая ей хотеть детей, пока она не найдет того единственного мужчину, которого сможет представить в роли их отца.
– Мы почти приехали, – сказал он, выглянув в окно.
– И это…?
Карета уже замедлила ход, и, когда она остановилась, Эдмунд с понимающей ухмылкой посмотрел на молодую жену:
– Это… здесь, – закончил он за нее.
Когда дверца распахнулась, он спустился вниз и протянул ей руку. Вайолет спускалась осторожно, поскольку не хотела в буквальном смысле упасть лицом в грязь в свою первую брачную ночь. Оказавшись на земле, она огляделась.
– «Заяц и гончие»? – непонимающе переспросила она.
– Они самые, – горделиво произнес он, словно по всей Англии не была разбросана сотня гостиниц, которые выглядели точно так же.
Она несколько раз моргнула.
– Гостиница?
– Именно. – Он наклонился к ней и заговорщически шепнул ей в ухо: – Ты, наверное, недоумеваешь, почему я выбрал это место.
– Ну… да. – Не то чтобы с гостиницей было что-то не так. Она определенно выглядела опрятной снаружи, и если Эдмунд привез ее сюда, то наверняка она должна быть чистой и уютной.
– В этом-то и дело, – сказал он, поднося ее руку к губам. – Если мы поедем домой, мне придется представлять тебя всем слугам. Их, конечно, всего шестеро, но все равно… Их чувства будут сильно задеты, если мы не окажем им должного внимания.
– Конечно, – согласилась Вайолет, все еще немного робея перед тем фактом, что скоро станет хозяйкой собственного дома. Не далее как месяц назад отец Эдмунда подарил ему уютное маленькое поместье. И хоть оно и было небольшим, но принадлежало только им.
– Не говоря уже о том, – добавил Эдмунд, – что когда мы утром не спустимся к завтраку и на следующий день тоже… – Он умолк, словно, прежде чем закончить фразу, задумался над чем-то важным.
– Мы не будем спускаться к завтраку?
Он посмотрел ей в глаза:
– О, нет.
Вайолет покраснела до самых кончиков пальцев в туфельках.
– В течение недели, как минимум.
Она сглотнула, стараясь не обращать внимания на зарождающиеся в ней пьянящие ростки предвкушения.
– Так что сама видишь, – продолжил он с ленивой улыбкой, – если мы проведем неделю или, например, даже две…
– Две недели? – выдавила она.
Он мило пожал плечами.
– Такое вполне возможно.
– О боже!
– Тебе будет так ужасно неудобно перед слугами.
– Но не тебе, – уточнила она.
– Мужчин такого рода вещи не смущают, – скромно заметил он.
– Но здесь, в гостинице… – начала она.
– Мы можем оставаться в своей комнате хоть месяц, а потом больше никогда сюда не приезжать!
– Месяц? – эхом повторила она, уже не уверенная в том, краснеет она или бледнеет.
– Я смогу, если ты сможешь, – поддразнил он.
– Эдмунд!
– Ну ладно, думаю, ради одного или двух случаев нам все-таки придется показаться до Пасхи.
– Эдмунд…
– Для тебя мистер Бриджертон.
– Так официально?
– Только потому, что мне придется звать тебя миссис Бриджертон.
Удивительно, как он мог заставить ее чувствовать себя невероятно счастливой одним лишь предложением.
– Ну что, пойдем внутрь? – спросил он, поднимая ее руку. – Ты голодна?
– Э-э, нет, – ответила она, немного покривив душой.
– Слава богу!
– Эдмунд! – со смехом воскликнула она, потому что теперь он шел так быстро, что ей приходилось подпрыгивать, чтобы угнаться за ним.
– Твой муж, – сказал он, резко остановившись, только для того (она была в этом уверена), чтобы она в него врезалась, – очень нетерпеливый человек.
– Неужели? – пробормотала она, начиная ощущать свою женскую силу.
Эдмунд не ответил, поскольку они уже достигли стойки регистрации, и он подтверждал сделанный заказ.
– Ты не против, если я не понесу тебя по лестнице? – в итоге спросил он. – Ты, конечно, легкая, как перышко, да и я достаточно мужественен для этого…
– Эдмунд!
– Просто я очень спешу.
И его глаза… Его глаза были наполнены тысячей обещаний, и она хотела услышать каждое их них.
– И я тоже, – тихо сказала она, положив свою руку на его. – Очень спешу.
– Проклятие! – хрипло воскликнул он, подхватывая ее на руки. – Не могу устоять.
– Порога было бы достаточно, – сказала она со смехом, пока он нес ее наверх.
– Не для меня. – Он пинком открыл дверь в комнату Вайолет и бросил жену на кровать, чтобы иметь возможность захлопнуть и запереть дверь.
