Текст книги "Красавица и герцог"
Автор книги: Джулия Куин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Глава 9
Джек с трудом выбрался из кровати ровно за четырнадцать минут до семи, хотя накануне тщательно готовился к раннему подъему. Вечером, после ухода мисс Эверсли, он вызвал звонком горничную и дал ей четкое указание постучать к нему в дверь в четверть седьмого. Он отослал было служанку, но в последний момент решил, что стоит подстраховаться, и велел постучать в дверь шесть раз в назначенное время и еще двенадцать раз четверть часа спустя.
Джек боялся, что с первой попытки не проснется.
Горничная получила предупреждение на случай, если Джек не появится у двери в течение десяти секунд после второй серии ударов в дверь: ей следовало войти в комнату и не отступать, пока она не убедится, что мистер Одли действительно проснулся.
Джек обещал девушке шиллинг, если она никому не проговорится обо всех этих приготовлениях.
– Я узнаю, держите ли вы слово, – предупредил он с обезоруживающей улыбкой, способной расплавить даже камень. – Тайное всегда становится явным, и все слухи рано или поздно стекаются ко мне.
Джек сказал правду. В какой бы дом ни заносила его судьба, служанки всегда выбалтывали ему все, они его обожали. Поразительно, сколь многого можно добиться, имея в своем распоряжении всего лишь улыбку и щенячий восторг в глазах.
Однако, к несчастью, скрупулезно разработанный план Джека с треском провалился. Даже гениальным стратегам не удается предусмотреть все случайности.
Горничную не в чем было упрекнуть. Она честно выполнила указания Джека. Шесть раз постучала в дверь ровно в четверть седьмого. Джек с усилием приоткрыл один глаз, по крайней мере на две трети, и взглянул на часы, стоявшие на столике возле кровати.
К половине седьмого он снова уже храпел, и если ему удалось сосчитать лишь семь ударов из двенадцати, то винить в этом следовало исключительно его самого, а никак не горничную. Бедняжка сделала все от нее зависящее и мужественно исполняла свой долг, даже когда за грозным «Нет!» последовало: «Ступайте», «Еще десять минут», «Я сказал, еще десять минут» и «Вам что, нечем заняться? Идите отскребайте ваши чертовы кастрюли!»
Часы показывали без четверти семь, а Джек все еще лежал плашмя на краю постели, правда, у самого края. Одна рука безвольно свешивалась вниз. Когда наконец ему все же удалось открыть оба глаза, он увидел горничную, чинно сидевшую на стуле в дальнем конце комнаты.
– Э-э… мисс Эверсли уже встала? – промямлил он, потирая левый глаз. Правый предательски закрылся, и разлепить его оказалось не так-то просто. От этого занятия еще больше клонило в сон.
– Она поднялась без двадцати шесть, сэр.
– Небось бодра и щебечет как чертов жаворонок, – проворчал Джек. Горничная выразительно промолчала. Джек склонил голову набок и добавил чуть менее сонным голосом: – Что, не слишком бодра? – Значит, мисс Эверсли не ранняя пташка. Джек заметно повеселел, в комнате как будто стало светлее.
– Ну, до вас-то ей далеко, – признала наконец служанка.
Джек спустил ноги с кровати и зевнул.
– Меня переплюнет разве что мертвый.
Горничная хихикнула. Это был добрый знак. Истинный хозяин в доме тот, кто способен рассмешить служанку. Завоюй расположение слуг, и мир падет к твоим ногам. Эту истину Джек усвоил еще в шестилетнем возрасте. Ему нередко случалось приводить в бешенство домашних, проверяя теорию на практике, но это лишь подстегивало его азарт.
– Как долго проспала бы мисс Эверсли, если бы вы ее не будили? – поинтересовался он.
– О, этого я вам сказать не могу, – засмущалась горничная, густо покраснев.
Признаться, Джек так и не понял, почему любовь мисс Эверсли поспать потребовалось окружать завесой тайны, но его глубоко тронула беззаветная преданность горничной. Разумеется, это вовсе не означало, что он оставил попытки выяснить правду.
– А если герцогиня дает мисс Эверсли выходной? – небрежно осведомился он.
Служанка грустно покачала головой.
– Герцогиня никогда не дает ей выходных.
– Никогда? – удивился Джек. Его новоявленная бабушка отличалась вздорностью и невыносимым высокомерием, обладала массой других недостатков, но не производила впечатления помешанной.
– У мисс Эверсли бывают свободные вечера, – объяснила горничная. Она наклонилась вперед и боязливо огляделась, словно кто-то в комнате мог ее подслушать. – Я думаю, ее светлость делает это исключительно потому, что знает: мисс Эверсли тяжело встает по утрам.
Да, это похоже на герцогиню, подумал Джек.
– Свободных вечеров у мисс Эверсли вдвое больше, – продолжала девушка, – так что в целом получается как будто то же самое.
Джек сочувственно кивнул:
– Безобразие.
– Это нечестно, – пожаловалась горничная.
– Еще как нечестно.
– А бедная мисс Эверсли, – продолжала служанка, воодушевленная вниманием Джека, – сама доброта, сердце у нее золотое. И с нами, горничными, всегда приветлива и любезна. Никогда не забывает наши дни рождения, дарит нам подарки. Говорит, что от герцогини, но мы-то знаем, что это от нее. – Девушка подняла глаза на Джека, и тот вознаградил ее задумчивым кивком. – А ей, бедняжке, всего-то и нужно – одно свободное утро раз в две недели, чтобы поспать до полудня.
– Она так и сказала? – прошептал Джек.
– Всего однажды, – призналась служанка. – Думаю, она сама и не помнит. Мисс Эверсли тогда очень устала. Накануне герцогиня полночи не давала ей уснуть. Мне пришлось будить нашу душеньку вдвое дольше обычного.
Джек понимающе покачал головой.
– А сама герцогиня вовсе не спит, – заявила горничная.
– Никогда?
– Ну, разве что самую малость. Похоже, ей и этого довольно.
– Видел я как-то раз летучую мышь-вампира, – пробормотал Джек.
– Бедненькой мисс Эверсли приходится приноравливаться к распорядку дня герцогини, – пояснила служанка.
Джек продолжал кивать. Похоже, эта тактика приносила неплохие плоды.
– Но она никогда не жалуется, – с жаром заверила его девушка, торопясь вступиться за мисс Эверсли. – Никто не слышал от нее худого слова о герцогине.
– Никогда? – Если бы Джек прожил в Белгрейве столько же, сколько Грейс, он бы только и делал, что жаловался. С утра до вечера, двадцать четыре часа в сутки.
Горничная покачала головой, приняв благочестивый вид, достойный жены викария.
– Мисс Эверсли не из тех, кто сплетничает.
Джек готов был уже заметить, что сплетничают все, и с превеликим удовольствием, даже если уверяют в обратном. Но ему не хотелось, чтобы служанка расценила его слова как шпильку в ее адрес, поэтому он снова одобрительно кивнул и добавил, понизив голос:
– Восхитительно с ее стороны.
– Во всяком случае, с прислугой, – уточнила горничная. – Может, с подругами она и делится.
– С подругами? – отозвался Джек, пересекая комнату в ночной сорочке. Свежее платье уже дожидалось его – вычищенное и отглаженное. Достаточно было одного взгляда, чтобы заметить превосходное качество одежды – дорогую ткань и отменный крой.
Должно быть, это платье Уиндема, решил Джек. Похоже, они с кузеном сложены почти одинаково. Интересно, знает ли герцог, что его гардеробу нанесен ущерб? Пожалуй, вряд ли.
– С леди Элизабет и Амелией, – пояснила служанка. – Они живут неподалеку. В другой большой усадьбе. Не такой огромной, как эта, само собой.
– Ну конечно, – пробормотал Джек, решив непременно узнать имя этой горничной и приблизить ее к себе. Служанка оказалась настоящим кладезем бесценных сведений. Она охотно пускалась в откровенную беседу, стоило лишь усадить ее в удобное кресло.
– Их отец – граф Кроуленд, – продолжала оживленно болтать девушка, даже когда Джек вошел в гардеробную, чтобы переодеться.
Пожалуй, кое-кто отказался бы надеть платье герцога после бурной ссоры, разыгравшейся накануне, но Джек посчитал глупым затевать перепалку по такому ничтожному поводу. Ему едва ли удалось бы вовлечь мисс Эверсли в дикую, разнузданную оргию (по крайней мере сегодня), а значит, следовало одеться. Собственное же платье Джека изрядно запылилось и выглядело поношенным. Вдобавок это был верный способ досадить его чертовой светлости, а для достижения столь благородной цели все средства хороши.
– Мисс Эверсли проводит много времени в обществе леди Элизабет и Амелии? – выкрикнул Джек из гардеробной, натягивая бриджи. По счастью, результат его не разочаровал: бриджи сидели на нем как влитые.
– Нет, хотя обе леди Уиллоби были здесь вчера.
А, это те две девушки, что стояли на подъездной аллее рядом с Грейс. Блондинки. Ну конечно. Ему следовало догадаться, что они сестры. Он наверняка заметил бы их сходство, если бы смог оторвать взгляд от мисс Эверсли. Однако Джек лишь рассеянно скользнул глазами по светлым волосам незнакомок.
– Леди Амелия вскорости станет нашей герцогиней, – сообщила горничная.
Джек как раз застегивал пуговицы на элегантной, безукоризненного покроя рубашке Уиндема. При этих словах пальцы его замерли.
– Правда? – отозвался он. – А я и не знал, что герцог помолвлен.
– С тех пор как леди Амелия была еще младенцем, – охотно пояснила служанка. – Думаю, скоро они обвенчаются. Сказать по правде, давно пора. Невеста-то уже не первой молодости, а свадьба все откладывается. Сомневаюсь, что ее родители согласятся ждать еще незнамо сколько. – Джеку показалось, что обе девушки-блондинки довольно молоды, впрочем, он видел их только издали. – Я слышала, ей уже двадцать один год, – поведала горничная.
– Так много? – сухо проворчал Джек.
– Мне семнадцать, – со вздохом призналась служанка.
Джек решил воздержаться от замечаний, поскольку не был уверен, чего бы больше хотелось девушке – выглядеть старше или моложе своих лет. Вполне довольный собой, он вышел из гардеробной, поправляя галстук. Горничная тотчас вскочила со стула.
– О, мне не следовало сплетничать.
Джек ободряюще кивнул ей:
– Клянусь, я никому не скажу ни слова.
Девушка бросилась к двери, но, взявшись за ручку, стремительно повернулась и выпалила:
– Меня зовут Бесс. – Она сделала торопливый реверанс. – Если вам что-нибудь понадобится.
Джек улыбнулся в ответ на бесхитростное предложение горничной. «Какая очаровательная невинность!»
Вскоре после ухода Бесс, как и обещала мисс Эверсли, явился лакей, чтобы проводить Джека в малую столовую. В отличие от горничной он оказался неразговорчив (лакеи вообще не склонны молоть языком, во всяком случае, с Джеком их никогда не тянуло откровенничать), и долгий переход из спальни в столовую прошел в молчании.
Прогулка по коридорам замка заняла целых пять минут. Вряд ли Джеку удалось бы найти путь самому, без провожатого. Если снаружи Белгрейв казался неправдоподобно огромным, то внутри походил на настоящий лабиринт. Джек видел не больше десятой доли многочисленных залов и переходов, но успел насчитать целых три лестницы. Были еще башни наверху (вид на них открывался с подъездной аллеи), а внизу почти наверняка имелись подземелья.
«Конечно, здесь есть подземелья, – заключил Джек, делая шестой по счету поворот после перехода вниз по лестнице. – Ни один уважающий себя замок без них не обходится». Он решил непременно попросить мисс Эверсли показать ему подземные палаты хотя бы потому, что там вряд ли все стены увешаны бесценными шедеврами старых мастеров, как в остальных покоях замка.
«Пусть я и ценитель живописи, но это… – Джек едва не вздрогнул, миновав очередную картину Эль Греко, – это уж слишком». Даже гардеробная в его спальне была до самого потолка обшита деревянными панелями с драгоценными масляными полотнами. К несчастью, безвестный декоратор, кем бы он ни был, питал омерзительное пристрастие к купидонам. И на синей шелковой спальне он отыгрался всласть. Эту комнату следовало бы переименовать в «Спальню жирных младенцев, вооруженных колчанами и стрелами» и снабдить табличкой «Осторожно, купидоны!».
И в самом деле, сколько купидонов можно вместить в такую маленькую гардеробную? Должен же быть какой-то предел.
Вслед за лакеем Джек свернул в последний коридор и восхищенно вздохнул: знакомая смесь запахов коснулась его ноздрей… старый добрый английский завтрак. Лакей почтительно указал на открытую дверь, Джек вошел в зал. Непривычное волнение, от которого по коже его поползли мурашки, очень быстро сменилось разочарованием: мисс Эверсли еще не пришла.
Он взглянул на часы. Без одной минуты семь. Настоящий рекорд послеармейских лет.
На сервировочном столе уже теснились блюда с закусками. Джек, взяв тарелку, щедро наполнил ее всякой всячиной и уселся завтракать. Ему давно не приходилось наслаждаться вкусной домашней едой. В последние годы он привык довольствоваться тем, что подавали в трактирах и на постоялых дворах, а прежде обходился скромной армейской кухней. Завтрак в замке показался ему роскошью, почти развратом.
– Кофе, чай или шоколад, сэр?
Джек не мог даже вспомнить, когда в последний раз пробовал шоколад, его охватила сладостная дрожь предвкушения. Лакей почтительно кивнул и бесшумно скользнул к другому столу, где стояли рядком три изящных сосуда; их изогнутые носики напоминали лебединые шеи. Мгновение спустя перед Джеком уже дымилась чашка с обжигающим напитком. Он проворно бросил в нее три полных ложки сахара и плеснул молока.
«Да, в жизни, полной роскоши, есть своя прелесть», – заключил он, сделав первый божественный глоток.
Джек почти покончил с завтраком, когда услышал наконец звук приближающихся шагов. В дверях показалась мисс Эверсли, одетая в скромное белое платье. Нет, не белое, скорее кремовое, решил Джек. Такого тона бывает верхний слой молока в ведре, пока не сняли сливки. Каким бы ни был этот оттенок, он великолепно гармонировал с изящной лепниной, украшавшей дверную раму. Грейс не хватало лишь желтой ленты в волосах, которая перекликалась бы цветом со стенами, на удивление яркими для такого внушительного зала. Джек готов был поклясться, что комнату отделывали специально ради этого самого мгновения. Он встал и вежливо поклонился.
– Мисс Эверсли, – прошептал он, с удовольствием отметив, что щеки девушки слегка порозовели. Совсем чуть-чуть, как раз в меру. Слишком густой румянец выдал бы смущение, а теплый, нежно-розовый тон показывал, что Грейс предвкушала встречу.
И, возможно, упрекала себя за это. Что показалось Джеку еще прелестнее.
– Вам шоколад, мисс Эверсли? – спросил лакей.
– О да, пожалуйста, Грэм.
Джек уловил воодушевление в ее голосе – похоже, мисс Эверсли была неравнодушна к шоколаду. Когда наконец она уселась за стол, поставив перед собой тарелку, почти такую же полную, как у Джека, у нее вырвался блаженный вздох.
– Вы не положили сахар? – удивился Джек. Он никогда еще не встречал женщины, которой нравился бы неподслащенный шоколад (да и среди мужчин любители попадаются не часто, коли на то пошло).
– Только не по утрам. Я предпочитаю ничего не добавлять.
Джек с любопытством наблюдал, как мисс Эверсли маленькими глоточками пьет густой темный напиток, откровенно наслаждаясь его ароматом. Это забавное зрелище полностью его захватило. Грейс не выпускала из рук чашку, пока не осушила ее до дна, после чего Грэм, которому, без сомнения, были хорошо знакомы пристрастия мисс Эверсли, не дожидаясь приглашения, в мгновение ока снова наполнил чашку.
Да, мисс Эверсли никак не назовешь ранней пташкой, глубокомысленно заключил Джек.
– Вы давно спустились? – поинтересовалась Грейс, вдыхая запах шоколада.
– Не очень. – Джек уныло покосился на почти пустую тарелку. – В армии я приучился есть довольно быстро.
– Должно быть, в силу обстоятельств, – проговорила мисс Эверсли, с явным удовольствием приступая к сваренному в мешочек яйцу.
Джек подтвердил ее слова легким кивком.
– Герцогиня скоро будет здесь, – предупредила девушка.
– А, так вы хотите сказать, что нам следует учиться разговаривать побыстрее, если мы хотим насладиться беседой до появления герцогини.
Уголки губ Грейс дрогнули.
– Это не совсем то, что я имела в виду, но… – она отпила глоток шоколада, даже не пытаясь скрыть улыбку, – близко к тому.
– Сколько же всего нам придется научиться делать быстро, – вздохнул Джек.
Мисс Эверсли подняла глаза, так и не успев донести ложку до рта. Маленький кусочек яйца шлепнулся на тарелку. Теперь ее щеки казались пунцовыми.
– Я вовсе не «это» имел в виду, – заметил Джек, чрезвычайно довольный ходом ее мыслей. – Видит Бог, в «этом» я ни за что не стал бы спешить.
Грейс приоткрыла рот. Губы сложились не то чтобы в букву «О», но получился довольно привлекательный овал.
– Если, конечно, мне не пришлось бы, – добавил Джек, сопровождая свои слова томным взглядом из-под полуопущенных век, – выбирать между поспешностью и воздержанием…
– Мистер Одли!
Он выпрямился с довольной улыбкой.
– А я все гадал, когда вы меня одернете.
– Недостаточно скоро, – пробормотала Грейс.
Джек взял в руки вилку и нож и отрезал кусочек бекона.
Толстый розовый ломтик был великолепно прожарен.
– Ну вот опять, как всегда, – пожаловался он, положив аппетитный кусочек в рот. Тщательно прожевав мясо, он проглотил его и добавил: – Я просто не способен быть серьезным.
– А вы же уверяли, что это неправда.
Она наклонилась к нему, всего на дюйм, не больше, но в этом незаметном движении, казалось, таилось предупреждение: «Я слежу за тобой».
Джек ощутил легкую дрожь, волной пробежавшую по спине. Ему нравилось быть предметом внимания мисс Эверсли.
– Вы сказали, – продолжала она, – что нередко бываете серьезным, и предложили мне самой догадаться когда.
– Я так и сказал? В самом деле?
– Ну да. Примерно.
– Ну что ж… – Он облокотился на стол и посмотрел Грейс в лицо. Две пары глаз – зеленые и синие – обменялись долгим изучающим взглядом. – Как вы думаете, сейчас я серьезен?
На мгновение Джеку показалось, что Грейс готова ответить, но она лишь улыбнулась, легко и безмятежно.
– Я не знаю.
– Вы разочаровали меня, мисс Эверсли.
Все с той же ангельской улыбкой она вернулась к еде.
– Я не могу взять на себя смелость судить о вещах, не предназначенных для моих ушей, – прошептала она.
Джек не смог удержаться от смеха.
– У вас весьма изощренное чувство юмора.
Казалось, комплимент пришелся ей по душе, словно мисс Эверсли долгие годы ждала подобной похвалы. Но прежде чем она успела что-либо произнести (если, конечно, она пожелала бы ответить), очарование их уединенной беседы было нарушено грубым вторжением герцогини. Старуха прошествовала к столу, по пятам за ней с несчастным видом плелись две горничные, обе выглядели вконец истерзанными.
– Что тебя так рассмешило? – потребовала ответа герцогиня.
– Ничего особенного, – ответил Джек, решив избавить Грейс от необходимости поддерживать разговор. За пять лет службы у герцогини бедная девочка заслужила небольшую передышку. – Я наслаждался очаровательным обществом мисс Эверсли.
Герцогиня смерила компаньонку и внука недоверчивым, колючим взглядом.
– Мою тарелку, – отрывисто бросила она.
Одна из горничных метнулась к сервировочному столу, но старуха остановила ее окриком:
– Предоставьте это мисс Эверсли. – Грейс молча встала, а герцогиня повернулась к Джеку: – Она единственная, кому удается сделать все так, как надо. – Герцогиня сокрушенно покачала головой и фыркнула, недвусмысленно выражая свое мнение об умственных способностях слуг.
Джек не ответил, решив, что к данному случаю как нельзя лучше подходит излюбленное изречение его тетушки: «Если не можешь сказать ничего приятного, лучше промолчи».
И все же его одолевало искушение произнести похвальную речь в защиту слуг.
Грейс вернулась с тарелкой в руках. Поставив ее на стол перед герцогиней, она точно рассчитанным движением повернула ее так, чтобы яйца оказались ближе всего к вилкам.
Джек наблюдал за этим священнодействием сначала с любопытством, а затем с восхищением. Тарелка герцогини была разделена на шесть одинаковых секций, формой напоминающих клинья, и в каждой из них лежала своя закуска. Эта своеобразная композиция была исполнена с поразительной аккуратностью. Ни одного некрасивого потека или небрежно уроненного кусочка. Даже голландский соус на кружочках яйца лежал безупречно ровными завитушками.
– Это подлинный шедевр, – объявил Джек, наклоняясь вперед. Ему показалось, что Грейс написала соусом поверх яйца свое имя.
Мисс Эверсли метнула в его сторону красноречивый взгляд.
– Это солнечные часы? – спросил Джек с самым невинным видом.
– О чем ты? – проворчала герцогиня, взяв в руку вилку.
– Нет! Не разрушайте эту красоту! – воскликнул Джек, с трудом удерживаясь от смеха. Однако герцогиня уже вонзила вилку в дольку печеного яблока. – Как вы могли! – укоризненно проворчал Джек.
Грейс отвернулась, скрывая улыбку.
– Какого черта? Что ты несешь! – возмутилась старуха. – Мисс Эверсли, почему вы отвернулись к окну? Может, вы мне расскажете, что тут болтает мой внук?
Грейс повернулась, прикрывая рот рукой.
– Я даже не представляю себе.
Глаза герцогини недоверчиво сузились.
– Думаю, вы знаете.
– Уверяю вас, – возразила Грейс. – Мне нечего сказать. Вашего внука трудно понять, никогда не знаешь, что он имеет в виду.
– Никогда? – отозвался Джек. – Вы судите слишком поспешно. Мы едва знакомы.
– А кажется, что довольно давно, – заметила Грейс.
– Интересно, – задумчиво пробурчал Джек, – почему у меня такое ощущение, будто меня только что оскорбили?
– Если бы тебя оскорбили, ты бы не сомневался, а знал точно, – отрезала герцогиня.
Грейс удивленно повернулась к ней:
– Вчера вы говорили иначе.
– А что она говорила вчера? – поинтересовался мистер Одли.
– Он один из Кавендишей, – непререкаемым тоном изрекла герцогиня, считая, что этим все сказано. – Мы другие, – снисходительно добавила она, не доверяя, по-видимому, умению Грейс строить логические умозаключения.
– Общие правила здесь неприменимы, – пожал плечами Джек и подмигнул Грейс, когда герцогиня отвернулась. – Так что же ее светлость говорила вчера? – повторил он свой вопрос.
Грейс сомневалась, что сумеет в точности передать слова герцогини, вдобавок вчерашний разговор оставил у нее неприятное чувство, но было бы невежливо дважды уклониться от ответа.
– Мадам говорила, что оскорбление – тонкое искусство, доступное лишь немногим, и высшее мастерство в том, чтобы не дать жертве почувствовать себя оскорбленной. – Она покосилась на герцогиню, ожидая, что та захочет ее поправить.
– Жертве не дано оценить красоту игры, – ехидно заметила герцогиня.
– Значит, тот, кто оскорбляет, наслаждается своим триумфом в одиночестве? – спросила Грейс.
– Ну, разумеется. А если даже стрела достигла цели, какая разница? – Герцогиня презрительно фыркнула и принялась за завтрак. – Мне не нравится этот бекон, – громко пожаловалась она.
– Вы всегда ведете такие замысловатые разговоры? – поинтересовался Джек.
– Нет, – честно призналась Грейс. – Последние два дня все идет не так, как обычно.
Никто не пожелал что-то к этому добавить. Возможно, потому что никому не хотелось нарушать молчание. Наконец Джек повернулся к герцогине и произнес:
– А я нахожу бекон превосходным.
Герцогиня оставила эту реплику без внимания, обратившись к компаньонке:
– Уиндем вернулся?
– Кажется, нет, – отозвалась Грейс и перевела взгляд на лакея: – Грэм?
– Нет, мисс, его светлость не возвращался.
Старуха недовольно поджала губы:
– Весьма безрассудно с его стороны.
– Еще довольно рано, – заметила Грейс.
– Он не предупредил, что не придет ночевать.
– А обычно герцог получает дозволение бабушки, если ему случается ночевать вне дома? – пробормотал Джек, несомненно, из чистого озорства.
Мисс Эверсли раздраженно поморщилась, но промолчала. Джек обворожительно улыбнулся в ответ. Ему определенно нравилось поддразнивать Грейс. Она это понимала и нисколько не сердилась, ведь этот несносный человек вышучивал и задирал всех без исключения.
Грейс повернулась к герцогине:
– Не сомневаюсь, его светлость скоро вернется.
Старуха все так же хмуро качнула головой.
– Я надеялась, что он будет здесь, чтобы мы могли поговорить начистоту. Но, полагаю, нам придется обойтись без него.
– Вы думаете, это будет разумно? – выпалила Грейс и тотчас прикусила язык. Ответ последовал незамедлительно: герцогиня смерила дерзкую компаньонку испепеляющим взглядом. И все же Грейс не жалела, что вызвала гнев госпожи. Было бы неправильно принимать важные решения в отсутствие Томаса.
– Лакей! – грозно рявкнула герцогиня. – Оставьте нас и закройте за собой дверь. – Когда слуги покинули комнату, старуха повернулась к Джеку и объявила: – Я хорошенько все обдумала.
– Я действительно думаю, что нам следует дождаться герцога, – вмешалась Грейс. В ее голосе слышались панические нотки. Она и сама не могла бы объяснить, почему так яростно защищает Уиндема. Возможно потому, что в последние пять лет жизнь в замке казалась ей сносной лишь благодаря Томасу, он единственный скрашивал ее унылое существование. И если Грейс еще не забыла, как звучит ее собственный смех, то этим она была обязана ему одному.
Ей нравился мистер Одли. Даже очень нравился, но она не могла позволить герцогине подарить ему за завтраком принадлежавшее Томасу право первородства.
– Мисс Эверсли, – возвысила голос старуха, намереваясь всыпать зарвавшейся компаньонке по первое число.
– Я согласен с мисс Эверсли, – произнес ровным тоном Джек. – Нам следует дождаться герцога.
Однако почтенная вдова не собиралась никого дожидаться. Она надменно вскинула голову, на лице ее появилось хорошо знакомое Грейс выражение злой решимости, или, вернее, капризного упрямства.
– Мы отправляемся в Ирландию. Завтра, если получится.
