Текст книги "Крепость Серого Льда"

Автор книги: Джулия Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 41 страниц)

22
ИЗМЕНА

Рейна стояла, протянув корове кусок каменной соли. Шершавый язык щекотал ей ладонь, слюна заливала пальцы. В хлеву, кроме нее и Анвин Птахи, никого больше не было, и Рейна дала волю смеху. Да, коровам до хороших манер далеко!

– Не пугай моих красоток, Рейна Черный Град, – с укором сказала Анвин. – В молоке и без того мало жира.

Домоправительница клана сильно сдала за последнее время, и ее толстая, обмотанная вокруг головы коса совсем поседела. Когда же золото успело пропасть из ее волос? Рейна хорошо помнила свою первую встречу с Анвин тем летом, когда приехала в Град из Дрегга.

Все женщины клана вышли тогда во двор, чтобы поглядеть на нее. Дядя Рейны договорился, что ее примут сюда на воспитание – это был уже второй чужой клан, который Рейна сменила за последние три года. Дядюшка, при всем своем добродушии и благих намерениях, имел пристрастие к крепкой наливке, а перебрав, любил прихвастнуть. Перебрал он, видимо, и в тот раз, когда ездил пристраивать Рейну, потому что заявил перед градскими мужчинами, что племянница его не только собой хороша, но и грациозна, как Мойра Плакальщица, а умна, как сам Хогги Дхун. Рейна до сих пор краснела при мысли об этом. Естественно, что у черноградок не было причин проникнуться к ней любовью. Ей в ту пору было тринадцать, но она уже достигла своего полного роста и по-женски округлилась. Когда она сошла со своего серого пони и тут же поскользнулась, ступив в грязь, всем стало ясно, что грацией она все-таки уступает Мойре Плакальщице. Но дядины речи сильно ей навредили, и Лалли Хорн, уже получившая дойную корову с теленком в уплату за ее содержание, заявила, что отказывается взять Рейну к себе. Эта девчонка – соблазнительница и будет отбивать ухажеров у ее дочек, сказала она. Ее, Лалли, обманули, и она готова отдать корову, но теленка оставит себе за беспокойство.

Тут-то Анвин и вмешалась.

Тогда Рейна, еще не знавшая ее по имени, видела перед собой дородную женщину с простым сердитым лицом и густыми, ниспадающими до пояса золотистыми волосами. Анвин как раз собиралась заплести их, когда услышала шум на дворе. Быстро разобравшись в происходящем, домоправительница сказала, что девочка может жить у нее на кухне. Лалли она отправила за едой для гостьи, и чтобы корова с теленком сей же час были во дворе, не то она, Анвин, боги ей свидетели, сломает Лалли нос, а знахарку Лайду Лунную запрет в сыром чулане и продержит там неделю.

Угроза подействовала, поскольку Лалли откровенно гордилась своим точеным носиком.

...Рейне вдруг захотелось поговорить о прошлом. Она спрятала соль в карман передника и спросила:

– Помнишь Лалли Хорн?

Анвин в это время смазывала жиром сморщенные соски больной коровы, но что-то в голосе Рейны заставило ее поднять глаза.

– Как же, помню. Жалко ее. Никто не умел варить такое мыло, как она. Лалли толкла земляничный цвет в ступке и добавляла в золу. Все девушки выпрашивали у нее брусочек, когда начинали невеститься, – очень уж им хотелось пахнуть, как ягодная поляна.

Рейна кивнула, почувствовав себя ужасно низкой. Анвин всегда помнит о людях только хорошее. Вот уже девять лет, как Лалли умерла в родах, в том возрасте, когда большинство женщин уже перестает спать со своими мужьями. Но Лалли так хотела родить своему желанного сына, что жизни своей не пожалела... а в итоге произвела на свет еще одну девочку. Столько смертей – будет ли конец этому? Рейна подошла к Анвин и поцеловала ее седую голову.

– Может, и для меня прибережешь поцелуйчик, Рейна Черный Град?

Рейна оглянулась. В черном проходе, соединяющем хлев с большим подвалом, стоял Ангус Лок, одетый в светлую замшу. Рейна не слышала, как он подошел. На полах и обшлагах его куртки виднелись потеки от воды, сапоги для верховой езды забрызгала грязь. Откинув отороченный выдрой капюшон, он поклонился Рейне, как знатной городской даме, и отвесил такой же поклон Анвин.

– Я вижу, вы ждали меня, госпожа Птаха – вон как старательно вы смазали свои ручки. Давай-ка, женщина, намажь и меня. – Ангус потер подбородок. – Ветер чуть всю кожу с меня не содрал.

– Я бы охотно намазала тебе язык, Ангус Лок, – свирепо нахмурилась Анвин, – вот только горчицы нет под рукой.

Ангус, от души хохоча, подлетел к Анвин и стиснул ее в объятиях. Домоправительница отбивалась, растопырив засаленные руки и шаркая ногами по полу.

– Прости, Ромашка. – Ангус подмигнул корове, которую врачевала Анвин. – Я старался, но больше удерживать ее не могу. Потерпи уж.

– Ее не Ромашкой зовут. – Анвин локтем отвела с лица растрепавшиеся волосы. – Она Березка, и лучше тебе оставить нас обеих в покое.

Ангус с насмешливой покорностью отступил назад, но прежде успел сунуть Анвин за пояс какой-то сверточек. Домоправительница продолжила свое занятие как ни в чем не бывало.

– Не хочешь ли прогуляться со мной немного? – спросил объездчик Рейну.

Она удивленно подняла брови, но согласилась и уже направилась к дверям, ведущим из хлева наружу, но Ангус остановил ее.

– На дворе очень уж холодно для такого мерзляка, как я. Может, пройдемся лучше по дому?

День был необычайно теплый, но Рейна не стала спорить. Коровы мычали, когда она шла мимо них, – они чуяли, что соль уходит. В длинном каменном желобе, который тянулся вдоль всех семи стойл и выходил в Протоку, плавала лягушачья икра. Надо сказать Эффи, что в хлеву у нас завелись лягушки, подумала Рейна – и тут же вспомнила, что Эффи здесь больше нет.

В темном коридоре стоял неприятный запах. Какой-то былой вождь распорядился прорыть его, чтобы перегонять скотину из наружных деревянных служб в подвал на случай внезапного нападения. Он, должно быть, больше пекся о коровах, чем о скотниках, с сердцем подумала Рейна, пару раз споткнувшись впотьмах. Ангус предложил ей руку, но она отказалась. Нельзя, чтобы ее видели идущей об руку с чужим мужчиной. Мышки с ласкиными хвостами.

«Как же так вышло, что я позволила Мейсу распоряжаться своей жизнью?» – подумала она, придерживаясь за стену.

Они спускались вниз, и воздух становился еще хуже. Сквозь щели в кладке сочилась грязная вода, и кое-где облицовка сильно вспучилась. Большие черные жуки, щелкая клешнями, дрались в каменной крошке из-за утонувших мышей. Рейна ускорила шаг. Она терпеть не могла сырые, темные подземелья круглого дома. К ним никто не прикладывал рук, и они десятилетиями стояли пустые в ожидании войны.

Черноградский подвал был самым большим помещением в клановых землях и во время осады мог вместить пять тысяч голов скота. Там, точно вековые деревья, стояли огромные, в три обхвата столбы из кровавого дерева. Поддерживаемый ими сводчатый потолок опирался частично на фундамент и большую центральную шахту. Весь круглый дом держался на этих столбах и стенах, и каждый мастер, когда-либо вбивший гвоздь на клановых землях, питал глубокое уважение к строителям этого подвала.

В последний раз Рейна побывала здесь несколько недель назад и была поражена, увидев, что подвал превратился в лагерь издольщиков. У столбов стояли палатки, в плетеных загончиках ютились телята и тощие свиньи. Дымные костры, где горел навоз, испускали удушливо-сладкий травяной запах. От копоти першило в горле, и Рейне захотелось поскорее распахнуть какое-нибудь окно – но в подвале не было окон, и вентиляция оставляла желать лучшего. Что делают здесь эти люди? Неужели наверху для них мало места?

– Среди них нет ни единого скарпийца.

Только услышав голос Ангуса, Рейна вспомнила о нем. Зачем он, собственно, явился сюда? Тем умер, Райф и Эффи уехали, Дрей на юге, в Ганмиддише. У Ангуса здесь не осталось никакой родни – что же понадобилось ему в Черном Граде?

– Что тебе за дело до этих людей, Ангус Лок? Ты, насколько я знаю, городской житель, а не кланник.

На нее смотрело обветренное, с глубокими складками лицо. Красные прожилки в глазах говорили об усталости. Рейна всегда находила, что Ангус красивый мужчина, но жене его не позавидуешь. Он точно муха-водомерка, из тех, что водятся на рыбных прудах близ Дрегга. Диву даешься, как они держатся на воде, пока не присмотришься и не увидишь, что ноги у них в десять раз длиннее туловища. Тонкие, как шелковые нити, они торчат во все стороны, и волоски на них откликаются на малейшие перемены течения.

Каким же течением занесло сюда Ангуса? «Будь осторожна, – сказала себе Рейна, – поменьше говори и побольше слушай».

Медные глаза, глядящие на нее, замечали все, и она с трудом подавляла желание пригладить волосы или оправить платье.

– Какое мне дело до того, что черноградские издольщики забились под землю, а исконные скарпийцы с удобством расположились в верхних покоях? Да просто это непорядок, о чем тебе самой прекрасно известно. Любому черноградцу, даже если он не давал присяги, следует отдавать предпочтение перед пришельцами из чужого клана.

Рейна не могла с ним не согласиться. Она думала о том же каждый день, глядя, как скарпийки приготовляют черный состав для окраски зубов своих мужчин. Скарпийские дети таскали яблоки из кладовых, скарпийские мужчины нагло пялили на нее глаза, когда она входила в Большой Очаг.

– Ты приехал, чтобы открыть мне глаза на наши непорядки, Ангус? – спросила она.

Он ответил ей теплой улыбкой, в которой сквозила усталость.

– Полно, Рейна. Разве ты, когда тебя приглашают на танец, сама выходишь на середину и прикладываешь руки кавалера к своей талии? Мы, мужчины, чувствительны к таким пустякам и любим, когда вы делаете вид, будто подчиняетесь нам, хотя и знаем, что от нас мало что зависит.

Рейна не сдержала улыбки. Ловко он ее раскусил – она и в самом деле путает осторожность с настороженностью. Ангус Лок любит, когда ему оказывают внимание, и она в свое время не скупилась на это. Дагро поддразнивал ее по этому поводу, но Дагро больше нет, а она уже не помнит той женщины, которой была при нем. Сделав над собой усилие, Рейна спросила у Ангуса, как поживает его жена.

– Надеюсь, у Дарры все хорошо. – Тоска на миг мелькнула в его глазах и тут же пропала.

– Я не был дома с самой середины зимы. Меня, как принято говорить, удерживали против моей воли. Собачий Вождь так меня полюбил, что поместил в свои подвалы вместе с лучшими своими напитками и сырами. Я бы не сильно возражал, да только сыр у него вкусом как ножной грибок, а водка через неделю вся вышла.

Значит, слухи оказались верными: вождь Бладда и правда держал объездчика у себя в плену.

– Длинноголовый говорит, что погода вот-вот переменится. Ты поспешил бы домой, пока еще можно.

– Я бы рад, да дела не пускают – я ведь порядком их запустил.

Рейна проявила благоразумие и не стала спрашивать, что это за дела. Ангус Лок скорее всего даст ей любезный и ничего не проясняющий ответ. Играй по его правилам, напомнила она себе – будто мы старые приятели, жующие вместе траву.

– Что видел ты в клановых землях, путешествуя на запад?

– Смуту. Гнаш режет свой племенной скот, в житницах Дрегга завелась черная гниль.

– Ты и в Дрегге побывал?

– Десять дней назад. Они жгут зерно. Оно навалено во дворе грудами, и дым от него идет черный-пречерный. Ксандеру пришлось учредить конные дозоры, чтобы издольщики не взбунтовались.

Рейна сохранила невозмутимость – за последнее время она достигла в этом больших успехов.

– Ксандер опасается чего-то худшего?

– Как и все вожди.

Надежда как дыхание, подумала Рейна: когда она уходит, ты не жилец. Дрегг ее родной клан, и будущее у них общее. Когда она сполна исполнит свой долг перед Черным Градом и станет старой беззубой вдовой, она наймет какого-нибудь издольщика, чтобы он отвез ее в Дрегг. Там она будет почетной старейшиной, родственницей вождя, и все девушки наперебой будут носить ей горячие пирожки с яблоками и кусочки самого нежного мяса. Заботливые руки укутают ее в воздушную пуховую шаль, и она, сидя в прекраснейшем расписном чертоге, будет смотреть, как танцует молодежь.

– Возьми, жена вождя. Промочи себе горло.

Издольщица крохотного росточка, с жестким лицом, протягивала Рейне рог, наполненный элем. Судя по виду, она происходила с глухой западной окраины клана, и Рейна не знала ее ни в лицо, ни по имени, но все же взяла рог и выпила. Жена вождя не должна отказываться от угощения, даже самого скромного: ведь люди могут обидеться. Напиток представлял собой мед, разведенный прудовой водой и незавидный на вкус, но Рейна мужественно допила до дна и вернула рог кланнице.

– Нет, – покачала головой та. – Оставь его себе. Отдай своему мужу, покуда он сам не захапал.

Ее тонкий голосок разнесся по всему подвалу, и десятки голов повернулись к ним. Женщина выждала еще немного, выпрямившись во весь свой маленький рост, и плюнула Рейне под ноги. Потом коротко, удовлетворенно кивнула и вернулась к своему костру. Такие же малорослые смуглокожие мужчины, видимо, ее сыновья, подвинулись, уступая ей место.

Кровь бросилась Рейне в лицо. Она чиркнула носком башмака по полу, пытаясь стереть плевок.

– Дай-ка мне, – тихо произнес Ангус, протянув руку за рогом.

– Нет, Ангус Лок, – резко тряхнула головой Рейна. – Это мой клан и мой рог, и я оставлю его себе, как мне сказано. – Дрожащими пальцами она повесила рог на серебряный крючок у себя на поясе. Голову она держала высоко, хотя под взглядами издольщиков ей больше всего хотелось обратиться в бегство. Чего-то она здесь не понимала. Но она вдова одного вождя и жена другого, первая женщина клана. Она способна вынести нечто худшее, чем враждебные взгляды. – Позволь, я покажу тебе северную стену, Ангус, – чуть громче, чем следовало, сказала она. – Строители вставили в кладку лунный камень и оставили на нем свои метки. С песчаника, хоть он и крепок, все быстро стирается, а каменщики хотели увековечить свои имена.

– Вот как, – с живейшим интересом откликнулся Ангус. – Показывай, я хочу это видеть.

Мысленно поблагодарив его за понимание, Рейна расправила плечи и твердым шагом прошла через весь подвал.

Лунный камень светился во тьме, как замурованный в стену призрак. Рейна потрогала его. Шум, поднявшийся было в подвале, постепенно утихал. Толстый столб кровавого дерева надежно укрывал их с Ангусом от посторонних. Ангус с показной старательностью изучал метки, врезанные глубоко в камень. В свое время их отделали листовым серебром, отражающим свет.

– Севранс, – тихо заметил он, увидев изображение медведя. – Здесь работали предки Тема?

– Да. Севрансы – один из старейших родов в клановых землях. Нед Севранс был носителем скрижалей у Джами Роя.

Ангус кивнул с тем же интересом, хотя Рейна могла бы поклясться, что он и раньше знал об этом.

– Не знаешь ли, в чем тут дело? – спросила она, показывая назад.

– Ты, конечно, слышала, – начал он, продолжая разглядывать метки, – что Мейс пару месяцев назад послал всадников в дальние западные селения, чтобы созвать всех издольщиков в круглый дом. Ну и некоторые из этих посланников чуточку, скажем так, перестарались. Кажется, это были скарпийцы. Они не только звали людей в круглый дом, но и очень усердно помогали им переселяться. Брали лошадей, скотину, сбрую, мешки с зерном, все что ни на есть. А крестьянам говорили, что их добро им вернут в Градском доме. На деле же вернули им только кости да пустые мешки. Вот и прошел слушок, что скарпийцы по весне опустевшие дома тоже займут и будут там хозяйничать.

– Мейс знает об этом?

– А ты как думаешь? – повернулся к ней Ангус.

– Он никогда бы не осмелился одобрить подобные действия.

– Верно. Но знать о чем-то и смотреть на что-то сквозь пальцы – это, в сущности, одно и то же.

В медных глазах Ангуса сверкнула зелень, и Рейна подумала: не из-за этого ли он привел ее сюда?

Заметив, что она догадалась, он подтвердил ее догадку легким поклоном.

– Бывало, что такие мелочи, как лишение издольщиков их достояния, оказывались губительными для клана.

Ангус был прав. Клановые издольщики – крестьяне, лесовики, торговцы и рудокопы – не дают клятвы умереть за свой клан, но они-то и кормят присяжных кланников в обмен на то, что те защищают их семьи. Ни один воин не любит этого признавать, но клан дольше продержится без мечей, чем без серпов. Тем не менее Рейне неприятно было услышать такую истину из уст чужого человека.

Она отстранилась от стены и сказала:

– Мне, пожалуй, пора. Непременно поговорю об этом с мужем, когда ты уедешь.

Пальцы Ангуса охватили ее запястье, и она рванулась, не успев еще понять, почему вся ее кожа покрылась мурашками от этого прикосновения. Рывок был так силен, что Ангуса качнуло вперед. Освободив руку, она размахнулась, и Ангус не успел увернуться от ее пощечины. От удара ладонь у Рейны заныла, а на щеке Ангуса проступило красное пятно. Он вскинул на нее глаза, но даже не подумал отплатить ей тем же.

Рейна уронила руку. Сердце у нее колотилось, и гусиная кожа на руках и груди не желала разглаживаться. В уме у нее возник образ женщины, лежащей среди папоротников Старого леса. Снег таял у нее под ягодицами, а мужчина, навалившись на нее, прижимал ее запястья к земле и коленом раздвигал ее ноги.

Мягкий голос Ангуса о чем-то спрашивал ее. Она понимала, что надо ответить, но ей мешала та женщина в Старом лесу, беззащитная и одинокая.

– Прости меня, Ангус, – произнес ее собственный голос. – Не знаю, что на меня нашло.

– Ты про это? Пустяки. – Объездчик потер ушибленную щеку. – Жена меня всегда предупреждала. Когда вздумаешь шутить с добрым именем женщины, Ангус, говорила она, то первым делом пригнись.

Рейна, еще не пришедшая в себя, кивнула. Она понимала, что Ангус намеренно говорит громко, чтобы их слышали, но не находила в себе сил поддержать его игру.

Больше всего ей хотелось убежать отсюда.

– Вот, выпей-ка этого. – Ангус втиснул ей в руку фляжку, обтянутую кроличьей шкуркой.

Она выпила, и сладкий, но очень крепкий напиток обжег ей рот. Пары ударили в голову, и женщина из Старого леса отступила, дав наконец Рейне возможность думать свободно. На спине и ягодицах проступила испарина, холодная, как талый снег.

– Пойдем отсюда, – промолвила Рейна и направилась к лестнице. Она думала, что прошлое осталось позади – что она оставила его позади; отчего же оно вернулось к ней так внезапно? Странный тонкий звук слетел с ее губ, и она опрометью бросилась вон из подвала. Боги, не дайте этому погубить меня.

Оказавшись под каменным куполом сеней, она не смогла вспомнить, как преодолела многочисленные, ведущие снизу ступени. Ангус не отставал от нее. Мимо пробежала Билли Байс, прижав к груди корзинку с морковью. Недавно присягнувшие новики – Перч, Мэрдок, Лайс и другие, – сидя у лестницы, разбирали свои пояса и ножны, чтобы почистить их. Они уставились на жену вождя, но Рейна не обращала на них внимания. Глядя на окованную железом входную дверь, она боролась с желанием выбежать наружу. Ей отчаянно требовалось побыть одной.

– Ангус Лок!

Мейс. Ей не нужно было смотреть на лестницу, ведущую в покои вождя, чтобы знать, кто там стоит.

– Жена.

Он все-таки вынудил ее обернуться – не мог допустить, чтобы она отворачивалась от него при всех. Поверх выкрашенного в черное замшевого кафтана Мейс накинул на себя тяжелую мантию из волчьей шкуры, с хвостом и лапами. Борода и усы, аккуратно подбритые, хорошо сочетались с его продолговатым лицом. Поднявшись по нескольким последним ступеням, он обратился к объездчику:

– Мои разведчики доложили мне, что две ночи назад ты въехал на земли клана – однако ты почему-то не счел нужным появиться у моего очага.

Ангус, по-прежнему стоя позади Рейны, самым незлобивым тоном сказал:

– Если б я знал, градский вождь, что ты так жаждешь меня видеть, никакая сила в мире меня бы не удержала.

Мейс сжал губы. Он подозревал, что над ним подшучивают, и Рейна знала, что он не потерпит этого в столь людном месте, как сени круглого дома.

– Если ты еще раз появишься в моем клане без моего ведома, объездчик, последи за своей спиной. Черный Град ведет войну, и всякого нарушителя границ мы склонны считать скорее врагом, нежели другом.

Новики у лестницы перестали делать вид, будто работают. Все они до единого были люди вождя, а красношеий Элшо Мэрдок недавно стал женихом одной из худых, как щепка, племянниц Йелмы Скарп.

– Хорошо, градский вождь, я запомню, – все так же беззлобно ответил Ангус. – Поберегу свою спину. Жаль, что Шор Гормалин не получил такого же предупреждения. Он ведь, кажется, схлопотал в затылок две стрелы из арбалета?

Кто-то из новиков ахнул. Дурачок. Разве его не учили держать себя в руках?

Мейс смотрел только на Ангуса Лока. Оба были почти одинаковы по росту и сложению, хотя Ангус успел накопить чуть больше жира, и оба всем видам оружия предпочитали меч. Подумав об этом, Рейна заметила, что руки обоих мужчин легли на рукояти клинков, и мысленно выругала Ангуса. С чего это ему вздумалось вспоминать Шора Гормалина?

За пару мгновений, не более того, Мейс взвесил все возможные выходы из положения. Мечом он владел неплохо, но должен был подозревать, что Ангус превосходит его – ходили ведь слухи, что объездчик два года провел у суллов. Кроме того, что дал бы ему поединок с Ангусом? Это только заставило бы людей прислушаться к гнусным намекам объездчика, между тем как всему клану известно, что Шора Гормалина убил бладдийский клобучник.

Не сводя с Ангуса глаз, Мейс приказал своим новикам:

– Джон, Элшо, Стигги, Грег. Выведите этого горожанина из Градского дома и проводите до границ клана. Он перестал быть желанным гостем в Черном Граде.

Четверо юношей вскочили, побросав свою портупею. Грег Лайс, двоюродный брат убитого бладдийцами Бенрона, пристегнул меч так, что искры посыпались. Все, кто вошел в сени во время этого разговора – девушки с корзиной выстиранного белья и пожилые, пропахшие дрожжами сушильщицы хмеля, – шарахнулись к стенам, чувствуя висящую в воздухе грозу. Ангус позади Рейны, дыша все так же ровно, перенес свой вес вперед.

«Не связывайся с ним, – мысленно приказывала ему Рейна. – Может быть, ты и победишь его в единоборстве, но потом все равно умрешь, а еще одного удара я сегодня уж больше не вынесу».

Ангус Лок, вероятно, умел читать мысли, поскольку снова опустился на пятки, кивнул Мейсу и сказал новикам:

– Я в вашем распоряжении, господа.

Рейна, вздохнув всей грудью от облегчения, в то же время испытала разочарование. Она не хотела этого боя, однако, когда Ангус отступил, а губы ее мужа тронула холодная торжествующая улыбка, ей подумалось: неужели никто в клановых землях не остановит его?

Ангус тем временем уже прощался с ней, величая ее «госпожой». Она ответила ему безмолвным наклоном головы. Четверо новиков вывели его за дверь, и по сеням пробежал легкий сквозняк.

Никто из оставшихся не двигался с места. Одна из девушек, тащивших белье, икала от испуга. Желтые с черным глаза Мейса остановились на жене.

– Рейна, – с неожиданной мягкостью произнес он, – мне жаль, что тебе пришлось наблюдать все это. Я знаю, он родня Севрансам, но я просто вынужден был удалить его из клана.

Рейна не могла понять, отчего он вдруг так подобрел. Возможно, он разыгрывает это представление для посторонних глаз, а может быть, что-то в выражении ее лица действительно его обеспокоило. «Дагро ты помогала во всем – я хочу того же», – вспомнилось ей, и она прочла в его глазах то же самое желание. Это переполнило чашу ее терпения, и она бросилась к выходу.

Мейс, тут же изменив свое поведение, протянул руку, чтобы ее удержать.

Не прикасайся ко мне. Не смей. Она резко свернула в сторону, и Мейс, чувствуя, что выглядит смешным, пытаясь поймать жену, дал ей пройти. Эта маленькая победа придала Рейне отваги, и она выпалила то, что только сейчас пришло ей в голову:

– Пойду провожу Ангуса. Его жена вышила для Дрея камзол – не годится ведь, чтобы он проделал весь этот путь и уехал, так и не вручив своего подарка. – Она сама не знала, когда успела все это придумать, но чувствовала, что поступает правильно. Пусть Мейс попробует поймать ее на лжи. Пусть только попробует.

Мейс пристально посмотрел на нее, сознавая, что и за ним наблюдают.

– Тебе нет нужды самой ходить на конюшню. Пошли за подарком кого-нибудь из девушек.

К этому Рейна уже приготовилась.

– Едва ли это будет хорошо, муж мой, – сказала она, нажав одновременно на ручку двери. – Вышивки Дарры Лок известны по всему Северу, и я хочу лично передать ей благодарность за ее труды.

Девушки, да благословят их боги, кивали, подтверждая ее слова. Нет в кланах женщины, которая не могла бы оценить чье-то искусное рукоделие, и Мейс снова побоялся выставить себя дураком, вмешавшись в женские дела.

– Ладно, ступай, – махнув рукой, сказал он.

Рейна отворила дубовую дверь, уже зная, что он скажет дальше.

– Я тоже хотел бы полюбоваться ее работой, жена. Непременно принеси мне этот камзол.

Рейна ступила за порог.

– Принесу непременно – завтра, когда его должным образом отгладят. – (Но прежде она сбегает наверх, к вдовьему очагу, и упросит Меррит Ганло и ее товарок, чтобы они ночью не ложились спать и сделали для нее эту вышивку. Хвала богам, что Мейс, как истинный кланник, нипочем не отличит черноградскую работу от городской.)

Опьяненная своим успехом, Рейна поспешила на конюшню, едва сдерживаясь, чтобы не скакать, как девчонка.

Однако по дороге ее хмельная радость испарилась, уступив место слабости и неуверенности. Светившее с утра солнце скрылось за быстро летящими тучами, в воздухе стоял туман от тающих льдов. Около конюшни из раскисшей земли пробились зеленые побеги, по виду подснежники. Вот и весна – но Рейна ей больше не рада.

В конюшне у Джеба Оннакра горели фонари, и было тепло. Легко угадывалось, где стоит конь Ангуса Лока: шестеро мужчин стояли у стойла, любуясь скакуном. Четверо новиков, сам Ангус и Орвин Шенк.

– Жаль, – говорил богатый кланник, положив красную, изрубленную топором руку на шею коня, – жаль, что он холощеный. За жеребца я все на свете бы отдал.

– Я слыхал, что суллы холостят всех коней, покидающих их Срединные Огни, – заметил Элшо Мэрдок. – Чтобы их порода не прижилась на чужбине.

– Смотри-ка, – улыбнулся Ангус. – Не знал, что среди нас есть такой знаток.

Элшо, с маленькими глазками и толстым носом, как у деда, чуял насмешку, но доказать ничего не мог и потому насупился, как маленький. Грег Лайс, куда более смышленый, но сдержанностью тоже не страдающий, потихоньку веселился на его счет.

– Господа, – серьезно, как к взрослым, обратился к ним Ангус, – не соизволите ли вы подождать снаружи, пока я не переговорю с прекрасной супругой вашего вождя?

Рейна думала, что ее приход остался незамеченным, но нет. Муха-водомерка улавливает даже самое легкое колебание воды.

– Ну уж нет, объездчик, – заспорил Элшо Мэрдок. – А вдруг ты сядешь на коня да и ускачешь от нас?

– Вам же хлопот будет меньше – не придется выпроваживать меня из вашего клана, как вождь наказывал.

Рейна улыбнулась, видя растерянность на лицах новиков. Ангус из них веревки вьет. От конфуза их спасло только вмешательство Орвина Шенка.

– Бегите, ребята, бегите. Я ручаюсь за слово объездчика.

У Орвина Шенка четверо живых сыновей и одна дочь, а земли и золота больше всех в клане. Он владелец тридцати лошадей и множества овец – их в отаре больше, чем дней в зиме. Он сражался вместе с Приносящим Горе у Среднего ущелья и потерял во время войны с Бладдом двух взрослых сыновей. Не было в клане человека более уважаемого, и даже зеленые новики не посмели его ослушаться.

Рейна благодарно улыбнулась Шенку, когда они вышли за дверь.

– Пустяки, Рейна, – отмахнулся он. – Что это за клан такой, где людям не дают поговорить наедине? – Его карие глаза смотрели на нее с вызовом. – Я подожду вон там, у насоса. Если не хотите, чтобы я что-то услышал, говорите потише.

Он отошел к дальней стене, качнул насос и смочил себе лицо. Ангус ждал, когда Рейна заговорит, но она, добившись своего, перестала понимать, что же ей, собственно, от него нужно.

Начинать, впрочем, следовало с самого главного.

– Тебе придется дать мне какой-нибудь сверток, Ангус, – достаточно большой, чтобы мог сойти за мужской камзол.

Он, не спрашивая объяснения, стал рыться в своих висящих на гвозде переметных сумках. Красавец конь, темный и блестящий, как мокрая земля, следил за ним поверх дверцы стойла. Пока Рейна чесала мерину нос, Ангус положил к ее ногам что-то, обернутое в холстину.

Она не стала благодарить, осознав вдруг, что то, о чем они собираются говорить, – это измена вождю. Набрав воздуха, она спросила:

– Что побудило тебя сказать, будто Мейс имеет какое-то отношение к смерти Шора Гормалина? Всем известно, что Шора убил бладдийский клобучник.

Ей до сих пор было больно упоминать имя Шора. «Выходи за меня, Рейна, – сказал он ей в ночь перед тем, как она поехала с Эффи в Старый лес. – Я знаю, со смерти Дагро минуло слишком мало времени, но ты не должна оставаться без всякой защиты. Я... я не жду, что ты разделишь со мной ложе, но со временем, надеюсь, ты меня полюбишь так же, как люблю тебя я».

Тогда она не дала ему ответа. Заставила его ждать, дура несчастная, хотя в сердце своем уже сказала «да». А на следующий день стало уже поздно... и Шор уехал навстречу своей смерти, думая, что она отвергла его ради Мейса.

– Я скажу тебе так, Рейна, – прочистив горло, начал Ангус. – В Бладде уже тридцать пять лет как перевелись клобучники. Собачьему Вождю не по вкусу такие способы ведения войны, когда убийцы-одиночки, умеющие закапываться в снег, наводят ужас на целый клан. Я хорошо с ним знаком и знаю, о чем говорю.

Рейна переступила с ноги на ногу, хрустнув раскиданным по полу сеном.

– А что, если какой-то клобучник охотился сам по себе? Они годами живут в одиночестве, почти не встречаясь со своими вождями, и легко могут повредиться умом.

– Это верно, но тому единственному клобучнику, который еще сохранился в Бладде, уже за шестьдесят. Зовут его Скуннер Бон, и правая рука у него скрючена ревматизмом. Он живет тем, что рыбачит и разводит кур.

В твердом взгляде Ангуса Рейна видела правду о смерти Шора, но не была еще готова эту правду принять.

– Ну а другие кланы? Дхун? Полу-Бладд? Гнаш?

– Да, в Гнаше клобучники есть – лучшие на всем Севере, пожалуй. Полу-Бладд? Ну что ж, если полубладдиец не вышел ростом и не может поднять тамошний здоровенный топор, то со стыда и в тайные убийцы может податься. Что до Дхуна, то когда власть там возьмет молодой Робби, они заведут целую кучу. Он как раз из тех вождей.

Боги, есть ли что-нибудь в кланах, чего он не знает? Рейне вдруг захотелось поскорее покончить с этим.

– Есть у тебя хоть какие-нибудь доказательства, что к смерти Шора причастен Мейс?

– Я держал в руках две стрелы, которыми его убили. И под свежей красной краской узнал работу Анвин Птахи.