Текст книги "Прелюдия любви"

Автор книги: Джулиана Маклейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Джоселин покачала головой и, отругав себя за эти мысли, продолжила осмотр.

Проскользнув в холл, она стала рассматривать картины, которыми были увешаны стены. В большинстве своем это были пейзажи, причем много морских. Ближе к входной двери висели несколько черно-белых фотографий в рамках с изображением ветхих, заброшенных ферм.

Она заглянула в тренажерный зал доктора Найта и включила свет. Чистота потрясающая! На тренажерах ни пылинки. А он еще называл ее педантом!

Джоселин прошла в комнату и проверила задвижки на окнах, хотя уже сделала это два часа назад. Возвращаясь в холл, она подумала, что профессиональное любопытство начинает здорово смахивать на личное. Все это время вместо того, чтобы беспокоиться об улучшении безопасности квартиры клиента, она не перестает думать о самом клиенте, громко посапывающем во сне, который расслабился, видимо, в первый раз за последние несколько тревожных ночей.

Она представила доктора Найта, раскинувшего свои длинные, мускулистые руки и ноги на кровати, его загорелое тело под пуховым одеялом. Интересно, в чем он предпочитает спать: в плавках, в пижаме или… Сообразив, что зашла слишком далеко, Джоселин тут же отогнала от себя эти мысли. «Как ты, интересно, собираешься охранять клиента, если ни минуты не можешь сосредоточиться на деле?» – снова отругала она себя.

Доктор Найт во многом был похож на Тома, особенно в отношении к материальным благам: оба, очевидно, считали высшим счастьем жизни обладание роскошными квартирами, яхтами и абонементами в лучших операх мира. И все же в чем-то они были совсем разными. Внутренний мир доктора был, по всей видимости, гораздо сложнее того, что лежало на поверхности. И еще: она бы никогда не подумала, что он любит пиво!

Подойдя к телефону около входной двери, Джоселин отметила, что он с автоответчиком.

Вспомнив, что доктор Найт разрешил ей «покопаться в его белье», она решила прослушать сообщения. Никогда не знаешь, где покажется след.

Включив автоответчик, она уменьшила звук, чтобы не разбудить клиента.

– Привет, Донован. Это Элеонора. Правда, мы прекрасно провели время на прошлой неделе? Как у тебя дела? Позвони.

– Донован, куда ты запропастился? Я скучаю, малыш. Ах да, это Кристина.

– Привет, красавчик. У меня есть билеты на «Die Tageszeiten» на субботний вечер и не с кем пойти.

Затем было одно сообщение от Марка и еще четыре сообщения наподобие первых трех, от скучающих дам, не понимающих, почему он им не звонит.

Джоселин покачала головой, жалея несчастных женщин, и вернулась в комнату для гостей, намереваясь занести имена его подружек в компьютер, а утром расспросить о них поподробнее.

В 4.45 сработало сигнализационное устройство, которое Джоселин установила у входной двери. Услышав поворот ключа в двери, она схватила пистолет. Через секунду она была уже в холле.

В квартиру вошла женщина и осторожно закрыла за собой дверь, явно стараясь действовать как можно тише. Джоселин не стала ждать, пока та повернется. Направив на нее пистолет, она скомандовала:

– Стоять! Руки за голову!

Женщина вскрикнула.

В этот момент дверь спальни доктора Найта открылась, и на пороге показался сам доктор.

Джоселин не отрывала взгляда от злоумышленника.

– Доктор Найт, идите в свою комнату, – приказала она.

– Все в порядке, мисс Маккензи. Это моя домработница.

Джоселин опустила оружие. Только сейчас она почувствовала, что ее сердце учащенно бьется, а мышцы рук сильно напряжены.

– Я думала, она приходит утром. Сейчас только 4.50.

– Она любит начинать пораньше. Простите, я забыл сказать вам. – Он подошел к домработнице. – Извините, пожалуйста, миссис Мейнхард.

Это я виноват. Познакомьтесь с экспертом по безопасности мисс Маккензи. Я нанял ее вчера вечером. Мисс Маккензи, это моя домработница Брунгильда Мейнхард.

Пожилая женщина, немного оправившись от шока, повернулась к Джоселин. Ее волосы были затянуты в тугой узел, большие очки в пластмассовой оправе выглядели очень старомодно.

Джоселин, чувствуя себя виноватой, что напугала бедную женщину, протянула ей руку и улыбнулась извиняющейся улыбкой.

– Здравствуйте.

Слабо улыбнувшись в ответ, миссис Мейнхард пожала протянутую руку дрожащими пальцами.

Вспомнив, что на ней пижама, Джоселин, вежливо кивнув, указала на дверь своей комнаты.

– Ну, раз уж я проснулась, пойду оденусь.

Доктор и миссис Мейнхард ничего не ответили, и она направилась в комнату для гостей. В голове вертелась только одна мысль: ее клиент спал лишь в нижней части от пижамы. А что за грудь!

Да, похоже, она влипла.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Через час Джоселин вышла из своей комнаты с пистолетом на поясе, который был совершенно незаметен под застегнутым на все пуговицы пиджаком. Она направилась на кухню приготовить себе чашку кофе и снова встретилась с миссис Мейнхард, которая уже сварила кофе и занималась уборкой.

– Еще раз здравствуйте, – произнесла Джоселин.

– Доброе утро, – холодно посмотрев на нее, ответила домработница.

Джоселин налила себе кофе.

– Послушайте, я действительно сожалею, что напугала вас, но доктор Найт нанял меня, чтобы охранять его, и я стараюсь как следует выполнять свою работу.

Женщина молча продолжала протирать мебель.

– Я догадываюсь, что вас не было, когда сюда проник злоумышленник, но утром, придя на работу, не заметили ли вы какой-нибудь перемены в квартире, может быть, что-то пропало или, наоборот, появилось, не было ли необычного беспорядка?

Миссис Мейнхард выпрямилась и сложила тряпку.

– Ничего такого не было, – ответила она. – Я уже все рассказала полиции.

– Не сомневаюсь. Просто, может, вы вспомнили что-то, о чем забыли упомянуть.

– Нет, ничего нового. Вы работаете в полиции?

– Нет. Я эксперт по безопасности, работаю частным образом.

Миссис Мейнхард кивнула, и Джоселин продолжила расспросы:

– Скажите, есть ли у доктора Найта семья, друзья, у которых имеются ключи от его квартиры?

– У доктора Найта нет семьи, во всяком случае, я никого здесь не видела.

– А как насчет братьев и сестер?

– Не знаю. Как я уже сказала, я никогда не видела его родственников.

– А у его партнера, доктора Ривза, есть ключ?

Или у других друзей, подружек?

– Никаких женщин. Доктор Найт часто вечером уходит, но здесь я не видела ни одной женщины.

Дверь спальни доктора открылась, и послышался звук приближающихся шагов. Скоро и сам доктор, в шортах и футболке, предстал перед ними. Джоселин уставилась на него. Вчера, во фраке, с бокалом вина в руке, он казался настоящим светским львом, и вдруг такая перемена. В спортивной одежде он больше походил на обычного парня.

Доктор прошел через кухню, очевидно направляясь к входной двери. Джоселин поставила чашку и последовала за ним.

– Мы ведь собирались утром подписать контракт. Куда вы направляетесь?

– Просто пробежаться перед завтраком.

Он достал из шкафа кроссовки и надел их.

– Только вместе со мной. Я телохранитель. Я здесь, чтобы охранять вас.

– Кажется, я начинаю понимать, как вы работаете. А вы не отстанете?

Она посмотрела на него взглядом, говорящим:

«Вы, должно быть, шутите».

– Нет, конечно, не отстанете. И даже в них? Он указал на ее кожаные туфли.

– Даже в них. Только не хочу рисковать и получить травму. Подождите минуту, я переоденусь.

– У вас есть кроссовки? – удивленно спросил он.

– У меня все есть. О контракте мы можем поговорить во время бега.

Когда Джоселин снова вышла к нему, на ней были черные лайкровые шорты и короткий топ.

Ноги ее были красивые, длинные и загорелые, именно такие, из-за которых мужчины совершают глупые поступки. Они покинули пентхаус и вышли в холл.

– Есть что-нибудь такое, чего вы не делаете?

– Я не люблю готовить, – быстро ответила она.

– Да? А я люблю.

– Тогда мы с вами поладим. Вы любите готовить, а я люблю съедать то, что кладут мне на тарелку.

Сказано это было формальным тоном, как и все, что она говорила ему, но Донован теперь был точно уверен, что под маской безразличия и деловитости скрывается интересная личность с чувством юмора. Ему было страшно любопытно посмотреть, как она ведет себя в кругу друзей. Он бы многое отдал, чтобы увидеть смех или хотя бы улыбку на ее лице. Пожалуй, он сделает это задачей сегодняшнего дня.

Он посмотрел на нее.

– Что-нибудь еще вы не умеете делать?

– Не умею чинить машину, – ответила она. Но очень хотела бы научиться.

– Я тоже не умею, но не сказал бы, что горю желанием научиться.

– Вы, наверное, приглашаете специалистов для такого рода работы.

Он взялся рукой за кроссовку.

– Вы так это говорите, словно считаете меня снобом.

– Я ничего такого не говорила.

– Но подразумевали своим тоном, и, кстати, уже не в первый раз.

Она молчала.

– Кажется, вы не слишком разговорчивы.

– Как я и обещала, стараюсь быть незаметной.

– Быть незаметным и быть грубым – разные вещи.

– Я вам не грубила.

– Вы не ответили на мой вопрос, а это – грубость.

Она взглянула на него.

– Я не ответила, потому что то, что вы сказали, не было вопросом. Это лишь ваше наблюдение.

Она нажала на кнопку лифта.

– Скажите, вы со всеми мужчинами разговариваете таким тоном?

– Нет, только со снобами. Шутка, – добавила она, встретив его недружелюбный взгляд.

– Значит, вы в самом деле считаете меня снобом? На этот раз вам придется отвечать, потому что это самый настоящий вопрос, на который мне не терпится получить откровенный ответ.

Медные двери подъехавшего лифта открылись. Джоселин заглянула внутрь, вошла и, только осмотрев потолок, позволила войти Доновану.

– Если я вас обидела, простите. Личность клиента не должна меня касаться.

Донован нажал на кнопку первого этажа.

– Вы не отрицаете, значит, точно считаете меня снобом.

Она слегка улыбнулась ему. И хотя это была скорее усмешка, она показалась Доновану очень милой. «Неплохое начало», – подумал он. Увидеть настоящую радостную, лучистую улыбку на лице своего холодного, неумолимого телохранителя он считал уже пределом мечтаний.

– Какое значение имеет то, что я думаю, доктор Найт? Я только ваш телохранитель.

– Для меня – большое значение. Нам некоторое время жить под одной крышей, и я бы не хотел делить ее с человеком, который меня осуждает, совсем не зная. Кроме того, почему вы не хотите называть меня Донован?

– Потому что наши отношения – чисто деловые и должны такими оставаться, чтобы я могла качественно выполнить свою работу. Я стараюсь не сближаться со своими клиентами, особенно если живу в их доме, чтобы не потерять остроты восприятия ситуации.

Он кивнул.

– Да, это разумно. Вы могли бы об этом мне сказать вчера вечером, когда я впервые попросил вас называть меня по имени.

– Вчера я еще не была уверена, что соглашусь на эту работу.

Они вышли из лифта, прошли по вестибюлю и, оказавшись на улице, побежали рядом трусцой.

– Откуда у вас шрам на левом плече? – спросила она, не отрывая взгляда от дороги.

– Вы все замечаете, верно? Год назад я попал в автомобильную аварию.

– Ваша вина?

– Нет. Меня здорово задел водитель, решивший проскочить на красный свет. Дверцу моей машины вмяло внутрь, в результате чего у меня оказались сломанными рука и несколько ребер.

После больницы мне пришлось потрудиться, чтобы вернуть прежнюю форму. Раньше я участвовал в соревнованиях по троеборью, а сейчас только тренируюсь.

– Глядя на вас, можно подумать, что вы целыми днями тренируетесь.

– Просто хочу оставаться в хорошей форме.

Они пробежали пару кварталов, прежде чем Джоселин заговорила о контракте.

– Первым делом, я должна узнать, какой уровень защиты вы хотели бы получить.

Донован замедлил шаг и выровнял дыхание.

– Раз уж вы все равно будете жить в моем доме, я не против высшего уровня.

– Это обойдется вам недешево.

– Ну что ж…

Они подбежали к светофору и пересекли улицу.

– Давайте начнем с вашего дома. Вы хотите, чтобы я только обновила охранную систему или же провела мероприятия по безопасности по полной программе? В любом случае мне нужно сначала ознакомиться с документами на дом, чтобы проверить, нет ли каких-нибудь ограничений.

– Документы вы получите, как только мы вернемся, а что касается безопасности – делайте все возможное. Только постарайтесь, чтобы мой дом после этого не стал похож на тюрьму или средневековую крепость.

– Это можно устроить.

Они снова пересекли улицу и направились в Линкольн-парк.

Некоторое время они бежали молча, потом Джоселин сказала:

– Давайте вернемся к контракту. Что касается дома, я закажу новую охранную систему и свяжусь с людьми, которые укрепят двери и окна.

Что касается личной охраны, я буду сопровождать вас повсюду, и вы будете мне платить за это каждый месяц.

– Вы будете сопровождать меня даже на работу?

– Вы ведь сказали, что хотите высшую степень защиты.

– Да, но я хирург. Вам придется целыми днями сидеть в приемной. Вам это быстро надоест.

– Это моя работа, доктор Найт.

– А как насчет выходных? Вы ведь должны отдыхать?

– Я найду время для отдыха.

– А если вы заболеете?

– В этом случае я попрошу одного из моих коллег, которым доверяю, подменить меня.

От долгого бега он уже начал уставать. По его спине, между лопатками заструился пот. Она же, казалось, нисколько не устала, хотя маленькая струйка пота стекала по ее лицу.

– Я думал, вы работаете одна.

– Сейчас да, но так было не всегда.

– Эти коллеги… ребята из Разведывательного управления?

– Точно. Нас несколько таких одиночек, и мы периодически выручаем друг друга.

Они бежали по берегу реки, наслаждаясь свежим утренним воздухом. Долгое время оба молчали, пока не добежали до конца парка.

– Бежим обратно? – спросила Джоселин.

– Да, но обратно я бегу вот этим путем, – указал он.

Она остановилась и нагнулась, опершись руками о колени.

– Хорошо. А завтра совершим пробежку в другом месте.

Он кивнул.

– Эта дорога займет немного больше времени, но мы окажемся там же, откуда начали, – объяснил он.

– Прекрасно.

Они побежали обратно. Струйки пота текли по их лицам, но они не сбавляли темпа. Вернувшись на улицу Донована, они перешли на ходьбу, чтобы отдышаться перед возвращением домой. Войдя в холл и направившись к лифту, они прошли мимо охранника, который махнул им рукой в знак приветствия.

Джоселин опять шагнула в лифт первой, осмотрела потолок и только потом впустила Донована.

Подняв голову, он поинтересовался:

– Что вы там такое высматриваете?

– Если крышка люка окажется приоткрытой, там может кто-то находиться.

Воцарилась тишина, и был слышен только легкий шум двигающегося лифта. Донован еще некоторое время смотрел на эту собранную и целеустремленную женщину, стоящую напротив него, любуясь правильными чертами ее лица. Но поняв, что разглядывает ее дольше положенного, не без усилия оторвал взгляд от притягивающих своей глубиной темных глаз и уставился на дверь лифта.

– По дороге на вашу работу мы можем поговорить о подозреваемых, – предложила Джоселин.

– Да, если вы не против того, чтобы наш разговор слышали десятки людей.

– О чем вы? Какие люди?

– Пассажиры метро.

Он вышел из лифта, а Джоселин осталась стоять внутри. Ему пришлось держать двери, чтобы она могла выйти.

– Вы ездите на работу на метро? – спросила она, еще не совсем оправившись от удивления.

– Да. Вы, наверное, думали, что меня возит в лимузине личный водитель?

– Ладно, на этот раз я ошиблась.

Донован остановился на мгновение перед дверью пентхауса.

– И все-таки, почему вы такого мнения обо мне? Потому что видели меня вчера во фраке? Вы, конечно, думаете, что моя жизнь – сплошной праздник.

Она пожала плечами.

– Что-то в этом роде. Во всяком случае, на синего чулка вы не похожи.

Он улыбнулся, открывая дверь квартиры.

– Нет, я обычный парень.

– Да, обычный парень, который живет в одном из самых дорогих пентхаусов деловой части Чикаго.

– Знаете, человека не всегда можно узнать по пиву, которое он пьет, или по внешнему виду дома, в котором живет.

– Но кое о чем внешность все же говорит. Я, например, уже знаю, что в физическом плане вы стремитесь к совершенству, а вот в общении вы человек скорее поверхностный.

Донован уставился на нее.

– Поверхностный?! Боже, одно оскорбление за другим! С чего вы это взяли?

– Вас не посещают друзья, родственники, а на автоответчике записаны сообщения семи женщин, ждущих, чтобы вы им позвонили.

Он нахмурился.

– Вы слушали мой автоответчик?

– Вы сами разрешили мне «покопаться в белье», если захочу. Я думала, что смогу выйти на след…

– И вы вышли?

Она пожала плечами.

– Брошенные любовники – классические подозреваемые.

Ему хотелось многое ей рассказать, чтобы изменить ее представление о его внутреннем мире, о его жизни. Но сейчас, борясь с задетым самолюбием, он меньше всего на свете готов был оправдываться перед ней и уж тем более раскрывать свою жизнь. Вместо этого он решил напасть сам.

Ведь нападение, как известно, один из лучших способов защиты.

– Вы думаете, что разгадали меня. Но я хочу знать одну вещь: какое вы имеете право осуждать меня? Вы, которая прячется от мира под маской холодного равнодушия, означающей: «Держитесь от меня подальше». Ответьте мне, мисс Маккензи, и я обещаю, что больше не задам вам ни одного личного вопроса до конца нашего с вами сотрудничества.

Взглянув на нее, он не без удовольствия отметил выражение изумления на ее лице. Ее большие глаза стали, казалось, еще больше, губы в замешательстве разомкнулись. Она явно не знала, что сказать.

– Если это сотрудничество продлится дольше одного дня, – продолжил он, – в чем я, честно говоря, начинаю сомневаться. Я нанимал телохранителя, а не психоаналитика, в услугах которого до сей поры не нуждался.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

«…которая прячется от мира под маской холодного равнодушия, означающей „Держитесь от меня подальше…“ Вот, значит, какой он ее видит!

Джоселин задумалась. Боже, когда это случилось? Когда она успела превратиться в равнодушного, безразличного ко всем человека? Видимо, она слишком долго живет одна и уже разучилась общаться. Или, может, это оттого, что ей часто приходилось разочаровываться в людях, которым она доверяла?

Она вспомнила, как лет в пять попыталась залезть на колени к отцу, чтобы обнять его, но он оттолкнул ее только потому, что ее руки были липкими. Наверное, с тех самых пор она прекратила попытки сблизиться с людьми.

Она посмотрела на Донована и отогнала мысли о прошлом. Жалеть себя не в ее привычках, кроме того, время для воспоминаний о ее далеко не идеальном детстве было неподходящее.

И потом, быть твердой и несколько жесткой это ее работа.

Ей захотелось сказать об этом Доновану, но она удержалась. Не следует делиться с клиентом мыслями и переживаниями личного характера.

Это может привести к нарушению границ в их отношениях, которые должны оставаться формальными и деловыми, чтобы не отвлекать ее от работы. Лучше всего попытаться сгладить ситуацию.

– Я снова виновата, – сказала Джоселин. – Я признаю это. В самом деле, я вас не знаю и не имею права судить.

– Теперь вы стараетесь умилостивить клиента.

– Просто я ошиблась и признала свою ошибку.

– Что-то слишком быстро для холодного, неумолимого телохранителя вы признаете свои ошибки, – заметил он.

– Это часть моей работы – предотвращать столкновения и не вступать в бой с врагом, если я не уверена, что бью наверняка.

– Ну вот, вы уже называете меня врагом.

– Нет, не называю.

– Рад, что между нами возникла ясность.

Они стояли около двери пентхауса, уставившись друг на друга. Она смотрела на его высокие скулы, четко очерченную линию подбородка.

Весь его облик дышал мужеством и совершенством форм. Глядя в его красивые глаза, она ощутила возникающие в ней желания, которые могла испытывать его любовница, жена, но только не телохранитель.

– Вам следует чаще признаваться, – сказал он.

«Признаваться?» – испуганно подумала она, не сразу поняв, о чем речь. В одном она бы ни за что не призналась даже себе: что этот человек притягивает ее словно магнит.

– Прошу прощенья?

– Ваше лицо. – Он дотронулся большим пальцем до ее лба. – Оно стало менее напряженным.

Вы выглядите спокойнее.

Он очертил большим пальцем дугу над ее бровью, дотронулся теплой ладонью до щеки, и ее колени сразу стали ватными.

Она не знала, что сказать. Он просто дотронулся до нее, но что-то изменилось в их отношениях.

И все это после стычки, после резкого разговора об их характерах и образе жизни!

Он провел большим пальцем за ее ухом.

– Успокойтесь. Я не собираюсь вас увольнять.

– Я совершенно спокойна.

– Да? Мне так не кажется. – Он улыбнулся и дотронулся до шелковистой пряди ее волос.

«Почему он не убирает руку? А самое главное, почему от его прикосновений я испытываю такое наслаждение, словно он меня целует?»

– Знаете, я не одна из ваших подружек. – Она мягко отстранила его руку от своего лица.

– Я об этом и не думал.

– Я хочу сказать, – она постаралась придать голосу прежний твердый, уверенный тон, – для клиента и телохранителя это не совсем подходящее поведение.

Он отстранился от нее.

– Я знал, что это произойдет. Я был не в силах… – Он замолчал на мгновение и вдруг резко повернулся:

– Может, мне вас и в самом деле уволить?

– И с распростертыми объятиями встретить злоумышленника? – произнесла она глубоким грудным голосом.

Ну вот, теперь ее голос звучит так, словно она поощряет его к чему-то запретному. Откуда это в ней? Раньше она никогда не замечала в себе ничего подобного.

Он посмотрел на ключ в замке, на Джоселин; его взгляд скользнул по ее губам. Он был явно под впечатлением того, что она поддалась его обаянию. Он хотел поцеловать ее, это было видно по глазам.

На какое-то мгновение ей показалось, что он может осуществить свое желание, и она почувствовала в сердце торжествующую радость красивой женщины, которой удалось обольстить «важную птицу». Но только на мгновение. В следующее – она уже ругала себя: «А что, если у тебя не хватит твердости духа и ты позволишь ему поцеловать тебя?»

Слава богу, до этого не дошло. Донован отвернулся, как ей показалось, сделав над собой усилие.

– Пожалуй, нет.

Он повернул ключ и распахнул дверь.

Она решительно вошла.

– Миссис Мейнхард, вы здесь? – спросила она громко.

– На кухне, – ответила пожилая женщина.

– Все в порядке?

– Да.

И все же, оставив Донована у входа, она быстро обошла пентхаус и, только убедившись, что в квартире нет никого постороннего, вернулась.

– Все чисто.

Нет, не все было чисто, по крайней мере в ее сердце. И все из-за его сногсшибательной сексуальности, из-за его способности видеть в ней больше того образа, который она демонстрирует миру, образа уверенной в себе, решительной женщины-телохранителя с железной волей.

Вернувшись из больницы после долгого трудового дня, Донован переоделся в старые потертые джинсы и футболку и плюхнулся, раскинув руки и ноги, на свой мягкий плюшевый диван. Он только что заказал китайскую еду, а Джоселин пошла в свою комнату удостовериться, что новая охранная система уже заказана.

Донован смотрел на темные окна, наслаждался тишиной вечера и думал об их утреннем разговоре. Когда он, вместо того чтобы оправдываться, перешел в наступление, она ретировалась быстрее испуганного кролика. Какова история ее жизни?

Джоселин не хотела рассказывать ему о себе, но к нему в душу позволяла себе влезать запросто. Наверное, она бы объяснила это тем, что работа обязывает ее знать как можно больше о своем клиенте, чтобы лучше защищать его, но он чувствовал, что под этим кроется нечто большее. Когда он спросил ее о личной жизни, в ее взгляде отразился такой страх, словно на дне ее души таились тяжелые переживания, которые никто до него не пытался вытащить наружу.

Он подошел к музыкальному центру и поставил диск с песнями Эрика Клэптона. Мягкие звуки заполнили комнату, и через несколько минут в дверях появилась Джоселин. На ней по-прежнему были коричневые брюки и белая рубашка, только исчез пиджак.

– Вы слушаете Эрика Клэптона?

– Все время.

Она стояла в полукруглом проеме двери, опершись на мраморную колонну, потом медленно прошла в комнату.

– Когда-то я часто слушала этот альбом в машине. – В ее голосе звучала ностальгия. – Однажды я ехала во Флориду и крутила его всю дорогу. – Ее взгляд погрустнел. – Как давно это было.

– И как давно это было?

– Четыре года назад. С тех пор у меня не было каникул.

– Но вы же работаете самостоятельно и наверняка можете себе позволить отдохнуть пару недель.

– Я люблю свою работу.

Они сели на диван: он – снова перед журнальным столиком, она – в другом конце.

– Но ведь всем порой требуется отдых.

– Я отдыхаю между заданиями, хотя и собираю в это время информацию о следующем клиенте.

Но ведь говорят, что смена деятельности так же хороша, как отдых.

– Может быть, – нерешительно согласился Донован.

В эту минуту в дверь позвонили. Донован направился было к двери, но Джоселин его остановила:

– Позвольте мне.

Прежде чем открыть дверь, она посмотрела в «глазок».

Это был разносчик.

– Сколько с нас? – спросила она, принимая пакет с провиантом. – Узнав цену, она сказала:

– Одну минуту, – и закрыла дверь на все замки.

Донован дал ей деньги.

Она снова открыла дверь, расплатилась за доставленную еду, после чего заперла дверь также на все замки.

– Вы потрясающе осторожны, – заметил Донован, направляясь на кухню с большим бумажным пакетом в руках.

– За это вы мне и платите.

Она последовала за ним на кухню. Когда еда была уже на тарелках, она достала из пакета деревянные палочки.

– У меня есть получше, только их надо найти, заявил Донован и стал рыться в ящиках кухонного стола.

Вскоре он присоединился к Джоселин. Они открыли жестяные банки с имбирным элем и принялись за еду.

– У вас уютная кухня, не удивлюсь, если вы предпочитаете есть здесь, а не в ресторанах.

– Вы правы. Здесь все под рукой, и… она действительно уютная.

– Но вы сказали, что любите готовить. – Она налила шипучий эль в высокий стакан. – Я представляла, что вы часто приглашаете друзей, которые могли бы оценить вашу изысканную кухню.

Он нахмурил брови, показывая, что она опять видит в нем богатого сноба. Она приложила руку ко рту.

– О, простите.

– Прощаю, только при одном условии.

– Каком это таком условии? – спросила она игривым тоном.

– Не бойтесь, ничего непристойного. Хотя, сказать по правде, иногда мне хочется привнести в наши отношения чуточку непристойностей. Но, как я понимаю, в ваши планы это не входит.

– Донован, нечего об этом даже говорить, – серьезно сказала она.

В первый раз за время их знакомства Джоселин назвала его по имени, сама, при том что все его просьбы об этом были тщетны. Услышав свое имя, произнесенное этой женщиной, Донован почувствовал какую-то теплоту, разлившуюся по телу.

– Простите, я не должен был так говорить.

Просто порой мне трудно сдержать себя… Вы очень красивая женщина.

Она опустила глаза.

– Вы тоже красивый мужчина, но мы с вами взрослые люди и должны контролировать свои низменные инстинкты. Кроме того, вы в опасности. Кто-то, возможно, пытается причинить вам вред, и я все время должна быть настороже и не имею права терять бдительность.

Понимая, что она абсолютно права, он кивнул.

Он нанимал ее как телохранителя, чтобы она защитила его и выяснила, кто хочет причинить ему вред. Ни о какой романтике не может быть и речи.

– Вы так и не озвучили своего условия, при котором вы меня прощаете, – напомнила Джоселин, глотнув немного эля.

– Условие? – Он не сразу вышел из задумчивости. – Ну, вы уже несколько раз высказывались обо мне не слишком лестно, из чего я заключил, что вы осуждаете мой образ жизни, да и меня самого. Хотелось бы узнать причины столь стойкого неодобрения.

Она взглянула на него.

– Зачем мне вас осуждать? Я едва вас знаю.

– И все же вы осуждаете меня, а еще потрясающе умеете уклоняться от ответов на неприятные вопросы.

– А вы потрясающе умеете быть нахальным.

– Ну вот, вы опять игнорируете мой вопрос.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Вы ведь не отстанете, верно?

– Ни за что!

Из комнаты донеслись звуки «Лэйлы», и напряжение, возникшее было между ними, куда-то улетучилось. Джоселин откинулась на спинку стула, ее губы блестели от клубничного соуса.

Ему вдруг так захотелось попробовать вкус этих сладких, липких губ.

Поняв, что вновь мечтает о запретном плоде, Донован подавил в себе греховные желания и вспомнил, о чем они говорили: он задал вопрос, а она не ответила. Он стал ждать.

Она отделила кусочек цыпленка и обмакнула его в красный соус.

. – Ну ладно. Если вам так необходимо это знать, несколько лет назад я встречалась с одним доктором, точнее, тогда он еще не был доктором, а только учился в мединституте.

– Я догадываюсь, что он был тупицей и снобом, и теперь вы думаете, что все врачи такие, так? А может, вы все еще не можете его забыть и я напомнил вам об этом?

– Ни то, ни другое.

– Что тогда?

Боже, разговаривать с ней – что выжимать воду из камня!

– Мы жили вместе, когда он учился в институте, и я обеспечивала нас обоих. Я много работала, и поступление в полицейскую академию пришлось отложить. Но как только Том защитил диплом, он женился на богатой первокурснице и совершенно переменился. Он купил «мерседес-бенц», стал завсегдатаем оперы. Когда мы жили вместе, он был совсем другим, по крайней мере мне так казалось. Мы часто ходили на хоккейные матчи, и Том любил заглядывать в бары у стадиона, где продавали дешевые напитки. Но самое обидное было то, что, оказывается, он встречался с этой женщиной, когда еще жил со мной. Он мне все время врал, а когда ушел к ней, я осталась совсем одна со всеми долгами, в которые влезла, чтобы прокормить нас. Два года назад я увидела его в книжном магазине, он был с женой, так он всем видом показывал, что между нами огромная разница, что я просто ничтожество по сравнению с ним.

– Так вот в чем дело? Вы считаете, если я живу в пентхаусе и хожу в оперу, значит, я дерьмо?

Это было не так. Он не рос сынком богатых родителей, на самом деле он почти не знал их. Богатое наследство он получил будучи уже совершеннолетним. Боже, он бы отдал все свои деньги и жил как бедняк за возможность изменить свое детство, за возможность вернуть своих родителей.

Он снова ощутил такое знакомое чувство потери, которое затаилось где-то глубоко в его душе, но периодически напоминало о себе. В памяти возникли смутные, отрывочные воспоминания детства: любящая, лучистая улыбка матери, веселый смех отца, кружащего его на своих сильных руках. Если бы он мог вспомнить больше!

Остановив взгляд на Джоселин, он попытался поглубже спрятать свое горе от ее глаз, как научился делать за многие годы.

– Дело не в самом богатстве, – продолжала она. – Тому оно было нужно только из соображений престижа, для того чтобы вырваться в люди, как он говорил, чтобы хорошо устроиться в этой жизни. Он никогда не стремился помогать больным, хотя давал клятву Гиппократа. Люди для него ничего не значили, он всегда жаждал только одного: богатства и положения.