Текст книги "Перелом во времени"

Автор книги: Джули МакЭлвен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

2

– Полагаю, у меня есть разрешение твоей дилеммы, дорогая.

Кендра Донован сидела в кабинете герцога Элдриджского. Солнечный свет в это раннее утро косыми лучами проникал в комнату через окна, причиняя боль ее глазам, в которых будто был песок от недосыпа. Ей казалось, что недостаток сна повлиял и на его слух.

– Вы поняли, как я могу попасть домой? – спросила она недоверчиво.

Элдридж нахмурился. Герцогу было около пятидесяти пяти лет, у него было вытянутое лицо и довольно большой нос. Его бледные серо-голубые глаза смотрели на мир таким добрым взглядом, какой Кендре редко доводилось видеть за всю свою жизнь. Однако она знала, что доброту нельзя путать со слабостью. По-своему Альберт Рутерфорд, седьмой герцог Элдриджский, был одним из самых сильных мужчин, которых Кендра встречала.

Он признался:

– Нет…

Кендра не была удивлена. Герцог был умнейшим человеком, но она всерьез сомневалась, что он нашел решение ее проблемы. В конце концов, вся загвоздка была в том, что она застряла здесь, в замке Элдридж, в начале девятнадцатого века.

Что не было бы, черт возьми, никакой проблемой, родись я в этом дурацком девятнадцатом веке. Или, точнее, если бы в свои двадцать шесть лет она не застряла в первой половине девятнадцатого века – а сейчас стоял 1815 год. Но так как она родилась парой веков спустя… что ж, сложно себе представить более неразрешимую дилемму.

Кендра перевела свой взгляд на древний гобелен, украшавший стену за столом герцога. Тяжелый материал скрывал секретную панель, за которой находилась лестница, ведущая в комнату, которую Элдридж использовал как лабораторию. За долгую и кровавую историю замка этот проход использовался жителями крепости для бегства от религиозного преследования и армии врагов. Месяц назад она воспользовалась этой лестницей, пытаясь спастись от какого-то наемника в двадцать первом веке. Она не знала в точности, что произошло потом, кроме того, что физически это был для нее настоящий кошмар. Позже она смогла предположить, что прошла через что-то вроде воронки или закрытой временной петли, которая перенесла Кендру из ее собственной эпохи в эту.

Звучит бредово?

Конечно, так она изначально и думала: что сошла с ума. Даже сейчас ей приходится бороться с дрожью от мысли, что она пошатнулась рассудком.

Ей было не просто признать правду, но в конце концов она смирилась со своим странным положением. Смирилась, но не приспособилась. Она чувствовала, что здесь ей не место. Единственная ее надежда на возвращение в свою временную прямую состояла в том, чтобы проникнуть в проход во время следующего полнолуния – спустя ровно месяц, как она вошла в ту дверь и оказалась в начале девятнадцатого века. Она хотела верить в то, что существует связь между полнолунием и его силой притяжения на так называемую кротовую нору, связь, схожая с влиянием, которое луна оказывает на приливы и отливы. Она верила, что водоворот снова увлечет ее.

Это было долгое ожидание. Но она должна была принять то, что судьба, вселенная или бог послали ей.

Итак, прошлой ночью она попыталась.

Она прошла спиральную лестницу до середины и села ждать. Она ждала, что неестественная тьма обнимет ее, как мокрая шерсть, что температура резко упадет и ее одолеет тошнотворное головокружение. Она мысленно готовилась к этому, и еще к боли, мучительной, невообразимой, как будто бы ее растворяют в бочке с кислотой, которая потом превращается в бесконечную трубу и выкидывает ее в другом месте.

Она ждала. И ждала. И…

Ничего.

Никакого водоворота. Никакой кротовой норы. Никаких паранормальных явлений. Она сидела на холодных каменных ступеньках, пока ее задница совсем не замерзла и не онемела. Она сидела там несколько часов, пока герцог наконец не пришел и не затащил ее силой в кабинет. Он осторожно усадил ее на диван и протиснул в ее руки стакан бренди. Его серо-голубые глаза излучали сочувствие. Прямо как сейчас.

Ей хотелось кричать.

– Ваше объяснение пространственно-временного водоворота завораживает, но я не понимаю, как его создать, – продолжил герцог.

– Черт возьми. Мне нужно домой. – Отчаяние сковало ее желудок и заставило ее вскочить на ноги. Она скрестила руки на груди и принялась нервно ходить по комнате.

Элдридж смотрел на нее в растерянности.

– Моя дорогая, кажется, у вас здесь нет выбора. У вас нет другого выхода, кроме как признать, что это и есть ваш дом теперь – по крайней мере, на ближайшее будущее.

– Как долго? – поддала Кендра. – Как долго мне еще придется здесь оставаться?

За этим последовал сразу же вопрос, который любой человек, возможно, задал себе хотя бы один раз в приступе пессимизма:

– Почему я?

Месяц назад ей казалось, что она знает ответ на этот вопрос, когда нашли ту молодую девушку в близлежащем озере, зверски убитую серийным убийцей. В двадцать первом веке она была самым молодым профайлером ФБР, так что это судьба, или что там еще, привела ее сюда, чтобы пресечь преступления. Когда убийца в итоге погиб от ее рук, она полагала, что выполнила свою миссию.

«Я должна была отправиться домой».

Кендра встретилась с сочувственным взглядом герцога. Она знала, что он все понимал с самого начала. В конце концов, она рассказала ему о своей необычной ситуации, и хотя герцог считал себя ученым человеком, Кендра не была абсолютно уверена, что он сможет поверить в подобное. Он мог с легкостью признать ее сумасшедшей и запереть в какой-нибудь психбольнице – мысль, от которой по телу пробегала дрожь. Она рисковала, решив рассказать ему правду, но, учитывая ее статус в замке в качестве то ли служанки, то ли дворянки, у нее попросту не было выбора.

Ей повезло, если можно вообще назвать везунчиком человека, застрявшего в иной эпохе. Герцог Элдриджский был человеком Просвещения, о которых пишут в учебниках истории, вроде да Винчи или Вольтера, философ и ученый в одном лице. Обладая прытким умом, он с радостью принял неизвестное и провел долгие часы в теоретических рассуждениях о путешествии во времени, выведывая при этом ответы на научные, политические и моральные вопросы, которые, как он надеялся, будут разрешены в двадцать первом веке.

Что можно сказать, чего нельзя говорить? Путешествие во времени существовало лишь в теории в научном сообществе двадцать первого века, но было полно внушающих ужас предостережений относительно непреднамеренных последствий изменения будущего. Ей приходилось подходить с невероятной осторожностью к каждому вопросу во время их бесед.

– О какой дилемме тогда вы говорите, если не о моей? – спросила Кендра, возвращая их снова к заявлению герцога.

Элдридж взял со стола трубку и принялся изучать ее, как новый вид растения, который он обнаружил в своих лесах.

– Я размышлял над вашим положением в качестве несопровождаемой дамы, живущей под моей крышей, мисс Донован.

Ясно. Если и было что-то, что она узнала об Англии периода Регентства, так это все эти правила. Много-много правил. Большинство из них, как ей казалось, смехотворные. И касались, конечно, женщин.

– Под вашей крышей живет много дам без сопровождения, – сухо заметила она.

По правде говоря, замок Элдридж был огромного размера. Основная его часть была построена еще во времена Вильгельма Завоевателя, а когда предки герцога Элдриджского стали более состоятельными и влиятельными, они пристроили дополнительные крылья к центральной башне, а затем крылья к тем крыльям. А так как промышленная революция на севере Англии еще только начиналась, для поддержания замка требовалось невероятное число мужчин и женщин, которые не дали бы ему рассыпаться и превратиться в кучу булыжника.

– Моя дорогая, вы же прекрасно понимаете, что я имею в виду не прислугу, – ответил герцог. – Вы не служанка, мисс Донован. И не родственница. – Его взгляд скользнул на картину, изображающую женщину и ребенка, которая висела на видном месте над камином.

Кендра проследовала за его взглядом. Красавица с темными волосами и темными глазами была покойной женой Элдриджа, а маленькая девочка, которую она держала в руках, – его покойной дочерью. Обе они трагически погибли в катастрофе на воде двадцатью годами ранее. Герцогу удалось извлечь тело жены, но свою маленькую девочку он так и не нашел.

Его глаза были печальны, когда он наконец перевел свой взгляд снова на Кендру.

– Я бы не хотел, чтобы ваша репутация неоправданно пострадала, мисс Донован.

– В замке сотни комнат. Мы бы могли жить здесь год и ни разу не пересечься.

– Не на это смотрят. – Он слабо улыбнулся ей, прекрасно понимая, что Кендра Донован прибыла из эпохи, где общественные нравы намного более либеральные. Женщины в Великобритании не только получили право голоса, но и могли стать премьер-министрами страны, этот факт его особенно потряс во время их разговоров. – Вы сейчас не в своем будущем, дорогая, вы в моем настоящем. Вы должны полностью соответствовать обычаям и ожиданиям этой эпохи, для своего же блага.

Кендру уже считали в замке довольно эксцентричной особой из-за, как многим казалось, вопиющего поведения. Даже ее внешний вид вызывал вопросы, когда она впервые появилась тут со своими черными как вороново крыло волосами и короткой стрижкой, придающей ее голове форму пудинга и делающей ее похожей на средневекового пажа. Однако что касается ее образа, мнение герцога имело минимальное значение, и кто-то – возможно, его крестница леди Ребекка – уговорил ее отрастить волосы и закалывать их привычным для леди этого времени образом.

Все к лучшему, думал он. Одно дело, когда тебя считают оригинальным, а другое – когда на тебя смотрят как на чудачку и подвергают полному остракизму.

Он слегка постучал указательным пальцем по своей трубке.

– Однако, как я уже говорил, мне кажется, я нашел решение.

– Отлично. Вы собираетесь переписать древние общественные правила?

Он улыбнулся, в его серо-голубых глазах появился огонек.

– Я бы это сделал, если бы мог, мисс Донован. Но вместо того чтобы заняться этим опасным делом, я совершу нечто более простое – сделаю вас своей воспитанницей.

Кендра в замешательстве уставилась на него.

– Не понимаю. Вы станете моим законным опекуном?

– Вы будете под моей защитой, да.

– Я слишком стара для опекунства.

– Это немного необычно, но я серьезно об этом подумал. Мы выставим это таким образом, что вы, вообще-то, – дочь моего старого друга, который иммигрировал в Америку до вашего рождения. И были предприняты определенные меры с тем, чтобы я стал вашим законным опекуном, если что-то случится с вашими родителями. Когда они погибли, а вы оказались одна на этом берегу, я выполнил свой долг и взял вас под свою опеку. – Он улыбнулся ей, ему явно нравилась история, которую он сам сочинил. – По доверенности вы будете числиться моей дочерью.

Как подобает легенде, это было находчиво. Но все же…

Она покачала головой.

– Не сработает. Все здесь знают, что это неправда.

– Прислуга получит от меня руководство к действиям.

– Дело не только в прислуге. Все, кто посещал вечеринку, знают, что я работала служанкой, до того как леди Ребекка наняла меня в качестве своей компаньонки.

– Дорогая, я герцог Элдриджский. Никто из тех, кто посещал вечеринку, не осмелится усомниться в моих словах.

Она подняла брови.

– У вас что, правда есть такая власть?

Кендра знала, что герцог находился в верхних эшелонах этого мира титулов и привилегий, мало кто хотел бы получить такого врага. Но все же ей было сложно поверить в то, что он мог просто переписать историю, выставив другую ее версию.

Но опять же, в ее эпоху так тоже постоянно поступают, подумала она. Это называется связи с общественностью. Подтасовка.

Герцог улыбался.

– Скажем так, я могу усложнить жизнь любому, кто осмелится оспорить мое требование. Не беспокойтесь, моя дорогая. Это просто формальность. Я не хочу, чтобы о вас сплетничали, пока вы живете под моей крышей.

Кендра знала, что все равно было уже слишком поздно. Слуги сплетничали о ней с того самого момента, как она здесь оказалась.

Но тут она подумала о чем-то – точнее, о ком-то – другом.

– Не слуг вам придется убеждать. Леди Этвуд будет совсем не по душе ваша затея.

– Чепуха! Моей сестре она не только будет по душе, она ее одобрит, – сказал он уверенно. – Если есть что-то, что Кейро делает лучше остальных, так это соблюдение приличий.

* * *

У графини были те же серо-голубые глаза и светлые волосы, как и у ее брата. Теперь, однако, когда им обоим было за пятьдесят, волосы приобрели серебряный блеск. И, в случае герцога, сильно поредели на макушке.

– Это сумасшествие, Элдридж.

– Кейро, прояви благоразумие…

– Благоразумие? Как, скажи на милость, твою идею с опекунством Кендры Донован можно называть благоразумной? Хватило того, что леди Ребекка наняла ее своей компаньонкой! Какого черта леди Ребекка не забрала тогда эту особу с собой, когда уехала домой?

Кендра сжала губы, чтобы сдержать выпад в свою собственную защиту. Леди Этвуд раздраженно шагала кругами по ковру в кабинете, она не хотела и слушать о решении герцога. Одно то, что она произнесла слово «черт», показывало степень ее страданий – в эту эпоху это было вульгарное ругательство, которое никогда бы не сорвалось с губ леди и не произносилось в присутствии леди.

– Она тебя околдовала, Элдридж, как такое вообще могло прийти тебе в голову… да ты просто спятил! – Леди Этвуд продолжила в гневе дальше: – Подумай о своем титуле, нашей семейной родословной!

– Моя дорогая…

Графиня развернулась и прожгла Кендру взглядом.

– Мисс Донован, пришло время говорить начистоту. Скажите на милость, как вы внушили эту возмутительную мысль моему брату?

Герцог вздохнул.

– Это моя идея, Кейро.

– Говорю же, она опутала тебя каким-то заклинанием.

– Не говори глупости. Не существует таких вещей, как заклинания или что-то в этом духе. Присутствие мисс Донован в замке обязательно вызовет сплетни. Эта мера должна остановить любые злобные россказни, пока не поздно.

– Того же можно достигнуть, просто прогнав ее. Отправь ее в одно из твоих владений. Или снова найми ее служанкой.

– Мне нужна помощь мисс Донован в лаборатории, и я не хочу, чтобы при этом подорвалась ее репутация. Все, довольно дискуссий. – Редкая стальная нотка обнаружилась в голосе герцога, напомнив Кендре снова о силе, которую он старательно скрывал. – Я принял решение.

Леди Этвуд бросила еще один испепеляющий взгляд на Кендру. Затем она тяжело вздохнула.

– Ты всегда был эксцентричен, Берти.

– А ты, как всегда, снисходительна.

Графиня пропустила мимо ушей этот сарказм.

– Если ты настаиваешь на том, чтобы сделать эту… эту американку членом нашей семьи, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.

Это заставило Кендру нарушить молчание.

– Что вы имеете в виду?

– Что я имею в виду, мисс Донован, так это то, что я больше не могу игнорировать ваше шокирующее незнание светских манер. Я отдам должное своей семье, придав вам городской блеск. Буду очищать вас, пока не засверкаете. Вы умеете вообще танцевать? Не помню, чтобы вы выходили танцевать на приеме.

Кендра подумала о замысловатых движениях, требующихся от танцоров в эту эпоху, об элегантных конфигурациях, поклонах и реверансах.

– Нет, но…

– Тогда вас нужно научить. Я найму вам танцмейстера.

– О боже…

– И положим вашему богохульству конец прямо сейчас. Не думайте, что я не заметила, как вы выражаетесь, – ваше откровенное отсутствие благолепия!

– Я не Элиза Дулитл, – гневно заметила Кендра, отчаянно посмотрев на герцога. Но он на нее не смотрел, он снова с ненормальным интересом изучал свою трубку.

Паника заставила ее сердце бешено биться. Она отказывалась, полностью отказывалась, чтобы из нее лепили, формировали, выдавливали или выбивали кого-то, кем она быть не хотела. Боже, разве она не проходила все то же самое со своими родителями? Доктор Карл Донован и доктор Элеанор Янке по большей части зачали ее только для того, чтобы совершенствовать собственную философию позитивной евгеники. Первые четырнадцать лет ее жизни представляли собой тщательно продуманную систему обучения, образования и тестирования. У нее была отличная память, не совсем эйдетическая, но близкая к ней, которая позволяла ей показывать хорошие результаты во время тестов, но ей немного не хватало до уровня гениальности, к которому стремились ее родители. Она сумела поступить в колледж в четырнадцать, но во время одного из редких приступов смелости она сказала родителям, что хочет больше независимости и возможности преследовать свои собственные интересы, а не идти по заготовленной ими узкой дорожке.

Она не ожидала, что в ответ они отрекутся от нее и исчезнут из ее жизни.

Воспоминание того, как просто они ее бросили, до сих пор заставляло сжиматься ее желудок. Это было хорошее напоминание, что полагаться она могла только на себя.

– Кто такая, скажите на милость, Элиза Дулитл? – Леди Этвуд посмотрела на нее с подозрением. – Какая-то американка?

Кендра в отчаянии ущипнула себя за переносицу. Она никак не могла объяснить, что Элиза Дулитл – это персонаж пьесы, которая будет написана почти что через сто лет.

– Я не хочу здесь находиться, – пробормотала она, больше себе, чем кому бы то ни было еще.

– Берти, эта особа хочет вернуться в Америку, – сказала графиня. – Забронируй ей проезд на одном из твоих кораблей, и забудем про это сумасшествие.

– Кейро…

Элдридж не договорил, он испытал облегчение, когда дверь открылась и дворецкий Хардинг приблизился к нему с достоинством, держа в руке серебряный поднос, на котором был один лишь конверт.

– Простите, ваша светлость, но это письмо было доставлено в срочном порядке, – сказал он.

– Спасибо, Хардинг. – Элдридж взял конверт кремового цвета. Задумчиво нахмурившись, он сломал красную печать, когда слуга кратко поклонился и покинул кабинет так же тихо, как вошел.

– Боже праведный. – Элдридж немного выпрямился, пробегаясь глазами по письму снова и снова.

– Что такое, Берти? – спросила его сестра.

Он поднял на них взгляд, в котором читался ужас.

– Нам нужно срочно ехать в Лондон.

– Что? Почему? Что случилось? – спросила Кендра, сделав шаг в его сторону.

– Прошлой ночью убили леди Довер.

Графиня сжала руками горло.

– Боже мой. Как это?

– Не сказано.

Его сестра нахмурила свои тонкие брови, растерянно уставившись на него.

– Это, конечно, ужасно… но как это связано с тобой, Берти? Ты ведь едва ее знал.

– Я не знал, да. – Он остановился, его взгляд встретился со взглядом Кендры. – Но Алек знал… и его обвинили в убийстве.

3

В замке Элдридж постоянно что-то происходило, но новость об их отъезде в Лондон поставила всех прямо-таки на уши. Леди Этвуд занялась подготовкой прислуги, которая должна была их сопровождать, размещением в чемоданах одежды и чистого белья, а также всего самого необходимого в дорожных сумках. Не желая ждать, пока это будет выполнено, герцог вызвал карету для себя и Кендры, чтобы они могли выехать в Лондон сразу же. Его сестра с прислугой должны были последовать за ними.

Эта новость не пришлась по душе графине, она напомнила брату, что путешествовать одному в карете с незамужней особой женского пола противоречит всем приличиям.

– Тогда очень удачно, что мисс Донован теперь моя воспитанница? – ответил ей герцог.

– Об этом еще не было официально объявлено, Берти…

– Боже мой, вряд ли же я буду приставать к молодой девушке в карете по пути в Лондон, – сказал он с яростью, измеряя шагами кабинет. Нехарактерный для герцога гнев обнажал степень его обеспокоенности судьбой Алека – Александра Моргана, маркиза Сатклиффа и, что, возможно, важнее, его племянника и наследника.

Гнев герцога, в сущности, привел к спору между братом и сестрой. Спустя полчаса Кендра уже держалась за тонкий кожаный ремень рядом с дверью, пока ее тело бросало из стороны в сторону, как по движению метронома, пока карета отстукивала барабанную дробь по сельской дороге. При скорости шесть миль в час путь до Лондона занимает примерно четыре часа, но нужно было учитывать время на отдых и водопой лошадей или на то, чтобы нанять других четырех для оставшегося пути до города. Месяцем ранее тот же путь занял у нее на арендованном «Фольксвагене Гольф» менее тридцати минут с учетом заторов. В этом веке все было чертовски медленно.

– Проявите терпение, мисс Донован.

Кендра удивилась, ей казалось, она не говорила вслух. Затем она поняла, что все это время нервно барабанила пальцами по коленке. Она заставила себя прекратить это выдающее ее движение, сложив руку в кулак.

– Извините.

– Не извиняйтесь. Я тоже беспокоюсь. – Он откинулся на своем мягком сиденье и с интересом посмотрел на нее. – Скажите, а как люди путешествуют в ваше время?

– Скажем так, мы давно оставили позади этап лошадей и двуколок.

Его глаза засветились.

– Говорят о строительстве устройства, которое использует пар, совсем как новые корабли.

– Звучит многообещающе.

Он посмотрел на нее с небольшим раздражением, раздосадованный, как всегда, тем, что, как ей было известно, он считал ее чрезмерно предусмотрительной натурой.

– Мисс Донован, поездка долгая. Вы, без сомнения, смогли бы мне рассказать, как бы вы проделали тот же путь в будущем?

Кендра опустила взгляд, раздумывая над его вопросом. В конце концов, она произнесла:

– Ну… думаю, я могу вам сказать…

Он с интересом наклонился к ней:

– Да?

Она подняла глаза.

– Мы используем машину, которая называется дезинтегратор-интегратор. По сути, она разбивает наши атомы так, что мы можем телепортироваться из одного места в другое.

Его глаза округлились.

– Вы в мгновение ока можете переместиться в любую точку? Как необычно!

– Да, но нужно обязательно проследить, чтобы в вашей комнате не было мух. Понимаете ли, были случаи, когда атомы смешивались, некоторые превращались в человека-муху.

– О Боже! Что вы… – Серо-голубые глаза резко сузились. – Вы издеваетесь надо мной, мисс Донован?

Кендра не выдержала и засмеялась.

– Извините, да. Но… боже мой, видели бы вы свое лицо!

– Хмм. Человек-муха, ну да.

– Был такой хороший фильм.

– Фильм… а, ну да, движущиеся картинки. – Рассказать герцогу о том, как люди развлекаются в двадцать первом веке, Кендре показалось относительно безобидным.

– Давайте, мисс Донован, – продолжил он, раскрыв руки в умоляющем жесте. – Я понимаю ваш страх изменить течение истории, но какой вред может быть от обсуждения транспортной системы?

Она посмотрела на него с иронией. Он был слишком умен, чтобы не понимать, что прогресс и благосостояние нации напрямую связаны с транспортной системой. Любители истории постоянно повторяют, что американский Запад был завоеван благодаря оружию, но развитие, экономическое, социальное и политическое, он получил благодаря железной дороге. Та нация, которая будет способна перевозить товары быстрее и эффективнее, всегда будет иметь преимущество над странами, где в ходу будут ослы и повозки.

– Концепцию передвижения на каком-то транспорте вряд ли можно назвать новой, – продолжил он. – Когда я был мальчишкой, французский изобретатель Никола Жозеф Кюньо разработал машину с паровым двигателем для перевозки пассажиров. А всего пару лет назад Ричард Тревитик построил своего «Пыхтящего дьявола», который мог перевозить шесть человек!

– Хм. Учитывая, что мы сейчас едем в карете, запряженной лошадьми, смею предположить, что эксперимент не удался.

– К сожалению. Машина сломалась спустя несколько дней, угодив в овраг. А потом и полностью сгорела. Там что-то было связано с испарением воды, которое произошло, пока за машиной не следили, или с каким-то еще пустяком. Несмотря на это фиаско, я все еще полагаю, что мы на пути открытия новых способов передвижения, чего-то вроде пароходов, которые сейчас заменяют корабли. Я прав?

Кендра не могла устоять перед его молящим взглядом.

– Правы. Человечество многое достигнет в транспорте.

– Будем ли мы летать?

Кендра улыбнулась. Наверное, любое поколение лелеяло мечты о полетах.

– На луну и не только.

– Боже. – Элдридж был поражен. – Вы летаете на луну? Ее колонизировали?

– Нет. И полеты на луну происходят не так уж и часто. Гораздо чаще космонавты летают на космическую станцию… – Осознав, насколько легко с ее губ слетает информация, Кендра сжала их и покачала головой.

– Космическая станция? Боже, что бы я только не отдал, чтобы побывать в вашем будущем, мисс Донован. Скажите, что человечество узнало о планетах? Существуют ли где-то еще мыслящие создания во Вселенной? Контактировали ли мы с ними? Могу ли я попросить вас рассказать мне об этом еще, моя дорогая?

Кендре было сложно решиться. Восторг герцога заставлял ее смотреть на свою эпоху как на искусно высеченную скульптуру, что-то, что должно вызывать благоговение, восхищение и желание. Она же до этого воспринимала многие вещи как само собой разумеющееся.

Она понимала, что герцог будет вне себя от восторга, когда услышит про интернет, особенно про скорость, с которой перемещается информация. Он вел переписку с единомышленниками из сферы науки и философии по всей Европе, обменивался с ними идеями и обсуждал теории. Она видела, как он окунал перо в чернила и писал длинные послания для отправки им. Могли пройти недели, а то и месяцы, прежде чем он получит ответное письмо. Как медленно, подумала она снова. Если бы он мог взять телефон, войти в скайп или отправить имейл, ему это показалось бы чем-то дивным и волшебным. Даже ему, человеку науки.

– Мисс Донован? – настаивал он, одаривая ее вкрадчивой улыбкой. – Что плохого может случиться, если вы мне доверитесь?

Боже праведный. Откуда ей знать?

– Может ли взмах крыла бабочки в одной части мира вызывать ураган в другой?

Элдридж нахмурился.

– Не думаю, что это возможно.

– Это теория, эффект бабочки, также известный как теория хаоса. Согласно этой теории, одно якобы несущественное действие может иметь развитие и повлечь за собой разрушительные последствия. Понимаете? Не знаю, над чем сейчас работают ваши знакомые ученые. Что, если вы поделитесь с ними чем-то из того, что я вам рассказала, и эта информация будет недостающим фрагментом для того, над чем они работают? Фрагментом, который должен был возникнуть только спустя десятилетие или век? Я могу изменить временную прямую.

– Но что, если вы поделитесь чем-то, что изменит мир к лучшему? Вы об этом думали, моя дорогая?

Кендра замолчала на какое-то время, затем тяжело выдохнула.

– Фриц Габер, – произнесла она.

– Простите? Кто такой Фриц Габер?

– Человек, который тоже хотел изменить жизни людей к лучшему. – Она вспомнила фотографию человека, с залысинами, усами, круглолицего, с очками, похожими на те, что носил Теодор Рузвельт.

– Ему это удалось?

– Да. Поначалу. Он изобрел удобрение, которое в разы повышало урожайность. Возможно, он спас тысячи людей от неминуемого голода.

– Это удивительно.

– Так было… пока не разразилась война и его изобретение не взяли на вооружение.

Кендра имела в виду ядовитый газ, который ученый разрабатывал для Германии во время Первой мировой войны, благодаря чему Фриц Габер получил новое прозвище – отец химического оружия. Во Второй мировой войне нацисты будут использовать его изобретение в газовых камерах для убийств миллионов евреев, среди которых были и родственники Габера.

– Я не могу предсказать, как любое знание, которым я с вами поделюсь, повлияет на историю, – сказала она, – а у человечества и так достаточно проблем, с которыми ему приходится сталкиваться.

Вид Элдриджа показывал, что ему хотелось еще поспорить. Но вместо этого он вздохнул.

– Вы все в будущем такие пессимисты?

Она засмеялась.

– Если читаешь новости, это неизбежно. Мы – сборище мрачных нытиков. И вспомните, чем я занимаюсь, то есть занималась. – Ее голос звучал хладнокровно. – Я не пессимист. Я реалист.

– Да… Я знаю, чем вы занимаетесь. – Он задумчиво посмотрел на нее. – Ваша теория бабочки предполагает, что произвольные события, даже самые несущественные, связаны между собой. Не думали ли вы, что это относится и к вашей ситуации?

– Что вы имеете в виду?

– Месяц назад я думал, что для вашего нахождения здесь есть какая-то причина, – напомнил ей герцог. – Вы спасаете общество от всяких извергов. Понимаете, дорогая? Мой племянник не убивал леди Довер. Я это знаю, а вы это докажете. Кажется, мы все еще нуждаемся в ваших услугах.

* * *

Когда карета въехала в Лондон около трех пополудни, заходящее солнце окутало город серой мглой. По крайней мере, такова была первая мысль Кендры, когда она выглянула из окна. Затем она поняла, что увиденное ею было следствием загрязнения воздуха в девятнадцатом веке, коричневатые вредные испарения, которые низко нависали над городом, – результат использования миллионов каминов на угле и дереве; повсюду летали также частицы сухого навоза.

Как только они оказались в черте города, Кендру атаковал запах тухлых яиц, звук цоканья копыт и гром от колес повозок по мощеным улицам, крики разносчиков («Горячие пирожки!», «Букетики!», «Свежие устрицы и моллюски!»), которые смешивались с рокотом голосов, перемежающихся со смехом и гневными выкриками, а также странный стук и пронзительный звон. Люди стремительно сновали вдоль зданий, перебегали загруженные дороги и высыпали из узких извилистых проходов. Совсем как толпы пешеходов, бегущих по делам в современном Лондоне, подумала Кендра. Разве что менее искушенные в плане урбанизации.

Кендра наблюдала за попрошайками, съежившимися у входных дверей домов, и детьми, одетыми в лохмотья, бегающими по улицам и, как ей казалось, то и дело воровавшими с тележек торговцев. Были рабочие всех мастей, грязные и растрепанные, но и чистенькие в домотканой одежде. И, как она с удивлением заметила, совершенно разных национальностей. В толпе большинство составляли белые лица, но были и черные, азиатские, восточные и средиземноморские.

Сельский пейзаж постепенно рассеивался, оставляя место рядам узких, окрашенных копотью одноэтажных и многоэтажных домов. Издалека она увидела знакомый купол собора Св. Петра и шпили здания Парламента, но эти достопримечательности города вскоре пропали из вида по мере того, как они двигались по узким улочкам, по которым кучер герцога искусно направлял карету, несмотря на плотное движение. Улицы были переполнены наездниками, погоняемым скотом, наемными экипажами, общественными и частными экипажами и нескончаемой вереницей пешеходов. Казалось, нет конца и края этим потокам людей.

Герцог тоже был под впечатлением.

– Не помню такого кошмара, – пробормотал он.

Кендра увела свой взгляд от окна.

– Когда вы в последний раз были в Лондоне?

– Три, может, четыре года назад. Семья пользуется моей резиденцией здесь. Кстати о ней, она пока что не совсем пригодна для жилья. Кейро привезет слуг, но так как они приедут на пару часов позже нас, мы пока нанесем визит Алеку.