Текст книги "Игра на грани фола"

Автор книги: Джули Дейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Джули Дейс
Игра на грани фола

«Нет ничего чудовищнее того,

что мы можем внушить себе сами»

Джон Эрнст Стейнбек

Глава 1. Вики

Когда отец приглашает к себе и предлагает присесть, я знаю, чего ожидать.

Он хочет снова ввязать меня в авантюру.

Он хочет победить.

Он не играет по-честному.

Он играет ва-банк.

Нет, я вовсе не пешка в отцовских руках. Я иду на это добровольно и не захожу дальше, чем могла бы. Я делаю это, потому что театральный кружок требует отточенного мастерства, и поиграть с каким-то парнем, внушив ему, что он любовь всей моей жизни, одно из таких опытов. Это вроде ложки в тарелку с уверенностью. Доказательство самой себе, что могу, если захочу. Они вовсе не страдают, когда «всё кончено». Обычно это развязывает руки для «уйти в отрыв» и «на всю катушку», ведь для затягивания сердечных ран, требуется дюжина легкомысленных девчонок и алкоголя. Они получают желанный отрыв. Мы получаем победу. И ни с одним из них я так и не дошла до стадии третьего свидания, которое подразумевает секс. По статистике, именно третье становится тем самым роковым.

Три.

Всего три свидания, которые завершаются бурным сальто в кровати. Мне хватает двух, чтобы третьего никогда не было.

Я расправляю плечи и позволяю отцу выложить план.

– У Гилмортов новый капитан.

Удивительно, и как я не догадалась?

Гилморты – это старшая школа, находящаяся на другом конце города, из-за чего наши пересечения между собой далеки от частых, вероятность происхождения двойного торнадо намного больше, хотя в Кливленде стихийное бедствие не редкое явление. Ученики наших школ встречаются лишь на поле и то, если обе команды выходят в полуфинал. К слову, мы обе всегда входим. Папа называет их школу фамилией тренера Гилморта, потому что – по его мнению – остальных не существует. Последнего капитана звали Логан Вуд, но засранцу пришлось выпуститься из школы. Жаль, Логан был лёгкой мишенью, он разболтает всё, что только возможно. У этого парня слишком длинный и болтливый язык.

– Как зовут нового?

– Коди Максвелл.

– Почему мне кажется это знакомым?

– У них защитник с такой же фамилией. Капитан новенький в школе.

Я скептически поднимаю бровь.

– И уже капитан?

– За парня ручались в предыдущей школе. Сказали, что он чуть ли не будущая звёздочка на аллее славы.

Отец коротко улыбается и смотрит на меня тёплыми карими глазами, радужка которых представляет собой чистое золото.

– Они не пробовали смотреть на всё с другой стороны. Женское обаяние остановит танк на полном ходу.

Я улыбаюсь, но в голове поселяется сомнение.

Впервые в жизни чувствую себя неуверенной и совершенной сбитой. Эти ощущения достигают цели и медленно колупают стену, если продолжу копаться в мыслях – позволю создать дыру, а из этой дыры тут же просочится то, что годами выкладывалось кирпичик за кирпичиком.

– Виктория?

Конечно, Виктория, отец всегда называется меня полным именем, когда дело касается делового подхода. Ну кто в здравом уме и твёрдой памяти на переговорах будет обращаться к собеседнику вроде «черкани подпись и дело в шляпе»? Отец любит создавать важность там, где отсутствует необходимость.

Смотрю на него из-под ресниц и киваю, как будто моё слово имеет значение. Это то же самое, что предоставить только что родившемуся королевскому наследнику право выбора. Стоит только ножницам перерезать пуповину, как он тут же несёт груз ответственности за продолжение деятельности его родителей. Родился и тут же садится за стол с золотой вилкой и ложкой, и не факт, что в руках, чаще всего, столовые предметы в заднице. Такие засранцы, выбравшиеся из золотых пелёнок, садятся на точно такой же золотой трон и думают, что весь мир у их ног. Туше. Это выстроенный в их же головах миф. Если весь мир у них ног – я сегодня же иду за единорогом, который опорожняется радугой.

По тяжелому взгляду, лежащему на мне, понимаю, что отец всё-таки ждёт ответ.

– Что-то ещё? – наконец спрашиваю я, ведь минуту назад согласно кивнула.

– Будь осторожна.

А вот это уже что-то новенькое. Может быть, мои волны с сомнением достигают его и тоже заставляют усомниться.

Он подходит ко мне и, нежно погладив по макушке, многообещающе улыбается. Мне нравится, что он продолжает держать себя в форме. Мой отец может и играет нечестно, но комплектация его тела говорит, что в душе он так и остался футболистом.

– Ты у нас невероятная красавица.

Я знаю, отец любит меня несмотря на то, что использует в своих же целях. Он всегда стоял горой за моей спиной и оберегал. Он хочет, чтобы я получала информацию, но при этом, желает, чтобы ни один язык не проник в мою глотку. Он ждёт честной игры от меня в то время, как сам о понятии честности вряд ли когда-либо задумывался. И вся эта дикая затея была моей идеей. В один из самых провальных сезонов, я видела, как сильно отец убивался по этому поводу и случайно ляпнула, что могу вытянуть всё из капитана. Тогда он понял, какой козырь в его рукаве. Это я. Сейчас всё едва ли не перетекло в обязанность. Иногда кажется, что за одержимостью победить, он совершенно забыл, что я всё ещё его дочь. Я не марионетка. Всё закончится, когда уеду в колледж.

Он называет мои волосы сладкой карамелью, и на этот раз правда на его стороне. Они имеют оттенок сливочных карамельных конфет Вертерс и точно также пахнут. Не знаю, работает ли в данном случае самовнушение или факт действительно на лицо. Благодаря этому, в детстве родители всегда называли меня карамелькой.

Поднимаюсь на ноги и натянуто улыбаюсь.

– Как я должна узнать его?

– Капитан всегда выделяется из основной массы.

Да, точно.

Я снова связана по рукам и ногам. Парни одновременно любят и не любят игру. В этом нужно найти тонкую грань, которую если переступить, потерпишь крах. Они любят игру, где ты вроде в их власти, но видя, что заглядываются другие – остро нуждаются показать всем, что принадлежишь только им. В переводе: они топнут ножкой, и ты уже тут как тут. Ревностью имеет тонкие и слабые ниточки, за которые нужно научиться дёргать.

– После уроков, часть команды предпочитает посидеть в Старбаксе, – сообщает отец, и я не тороплюсь спрашивать, откуда у него такая информация.

– У школы?

– Да, в кофейне за поворотом.

Я снова киваю, но выдаю факт, с которым мы оба знакомы.

– Команда меня знает. Чем я должна прикрыться, когда столкнусь с ними?

Отец улыбается так, словно знал, что данный вопрос повиснет в воздухе.

– В соседнем помещении типография, я заказал брошюры. Ты, конечно, выручаешь меня. Можешь взять машину.

– Как добродушно с твоей стороны, – улыбаюсь на этот раз искренне. – Я была бы зла, если бы ты предложил тащиться с ними пешком.

Он возвращает улыбку мне.

– Я же не тиран.

Время от времени, наши лёгкие перепалки напоминают, что мы продолжаем быть родственниками, а не партнёрами.

– Я выделил вам время на поле завтра в три. У вас парочка часов на тренировку.

Сейчас, когда начинается футбольный сезон, два часа равны двадцати. Газон смягчает падение, и вся команда поддержки радуется, что не слышит мерзкие визги обуви по лаковому паркету. Плюсом является свежий воздух и тёплые солнечные лучи, ласкающие открытые участки кожи.

Моя улыбка наполняется благодарностью.

– Спасибо, пап.

Я расправляю плечи и покидаю кабинет, зная, куда лежит путь, предварительно забрав ключи от машины. Я не готова терять время, завтрашний день занимает тренировка, следовательно, этот парень познакомится со мной уже сегодня. Отцовский взгляд наполняется гордостью.

Глава 2. Вики

Я специально паркую машину у тротуара, где расположилась типография. Каждое моё действие происходит автоматически. Я практически на автопилоте, зная будущий сценарий. Стоит напомнить, что я тут ради брошюр, а не сумасшедшей идеи плеснуть в себя стаканчик кофе, которое могла выпить вблизи дома или своей школы. Логика – королева игры. Если не следовать логической цепочке, выстраивая то или иное действие, можно облажаться. Очень сильно облажаться. Я не хочу кануть в грязь лицом. Моя финальная пьеса обязана едва ли не блистать на вывесках по всей длине Бродвея.

Проскальзываю в типографию и сообщаю номер заказа, который девушка тут же вываливает на стол. Да, именно вываливает, потому что аккуратно положить кучу просто нереально. Отец должен был сообщить о том, что для грязных делишек лучше было бы надеть кроссовки, а не трёхдюймовые каблуки. Об этом мы обязательно поговорим за ужином.

Чтобы решить проблему, не прибегая к забегам на короткие дистанции от машины в типографию и снова к машине, покупаю пару коробок. В них умещается отцовский шопинг.

Девушка с улыбкой прощается, но в её глазах отражается сомнение, дойду ли без неприятных происшествий до машины.

Конечно, черт меня подери, дойду, иначе какого черта меня назвали Викторией? Моё имя буквально переводится, как победа, и даже если придётся бороться с проклятыми брошюрами, я выйду оттуда с гордо поднятой головой, знаменем победы на лбу и брошюрами в зубах.

Споткнувшись лишь раз, медленно ковыляю до машины. Клянусь, минутами позже смогу стать Кинг Конгом и колотить себя по груди. И сравнение с гориллой тут очень кстати: длинные и массивные руки, подкаченные благодаря листовкам. Прямо-таки королева Джунглей. Есть чем гордиться.

Не успеваю моргнуть, как тяжёлая ноша спадает с плеч.

Голубые глаза незнакомца встречаются с моими. Он ловко перехватывает коробки и, кажется, для него этот вес абсолютно ничего не значит. Он словно держит пёрышко.

Его вежливая улыбка обращена ко мне. Эта улыбка такая проникновенная. Она достигает сердца, посылая разряды тока, тем самым, заставляя пульс носиться галопом по Европе. Практически идеальная. Нижняя губа чуть пухлее верхней, и воображляндия в голове оживает, подбирая цветы на нашу свадьбу и имена будущих детишек. Острые скулы, словно над ними работал лучший скульптор, как Леонардо да Винчи порхал над портретом Джоконды. Каштановые волосы торчат в разные стороны и благодаря солнечным лучам, обманчиво кажутся светлее, а может, это так и есть, у парня такая особенность. Голубизна глаз напоминает лучшие природные пейзажи из школьных учебников, клянусь, они сравнимы с океаном, в котором хочется плескаться от рассвета до заката. От зрачка тянутся оттенки синевы, словно зрачок – это и есть глубина, которая протянулась к песчаному берегу, где оттенки выливаются в голубой. Он крепкий и подтянутый. Не усердствующий в зале, но и не отлынивающий от физической нагрузки. Ткань футболки небесного цвета плотно облегает мышцы рук и идеально подчеркивает взгляд, а на ногах белые чиносы, потертые в нескольких местах. Парень совершенно простой, но ярче многих на улице. Ставлю на кон голову, всё из-за привлекательной внешности.

– Не против, если помогу? – спрашивает он голосом, который можно описать как глубокий и с лёгкой чарующей ноткой хрипотцы. И-д-е-а-л-ь-н-ы-й.

Улыбка отделяется от посыла разума, и сама расцветает на губах.

– Ни капли.

Я указываю в сторону машины, и парень направляется к ней.

Пока следую за ним, совершенно случайно – повторяю – совершенно случайно скольжу взглядом по округлостям сзади.

Делаю пометку в голове: отныне подобный мужской стиль становится любимым. Всё благодаря ткани, которая подчёркивает подкачанную задницу и крепкие ноги. Говорят, что женское тело чистая эстетика, я могу встать на противоположную сторону и сказать, что есть мужские тела, на которые хочется пускать слюни. Женственность уже слишком приелась, она везде, но мужчины – это глоток свежего воздуха. Боже мой, да я практически уверена, что у каждой девушки на заставке мобильника хоть раз стояло сексуальное мужское тело. Вовсе не важно в одежде или трусах, факт в том, что им можно любоваться, как картиной в лучших художественных музеях Парижа. Сейчас перед глазами тот самый случай с заставкой.

Для коробок, парень находит пристанище за передними сиденьями в ногах, а я предоставленную секунду глазею на его тело.

Что я говорила совершенно недавно?

Ах, да.

И-д-е-а-л-ь-н-о.

Спустя несколько секунд приходит разочарование. Или нет, ведь он поворачивается лицом и улыбается. Никаких ямочек или чего-то особенного, но под такой улыбкой ощущаю себя тающей шоколадкой. Едва удаётся устоять на ногах. Хочется приставить ладонь ко лбу и очарованно ахнуть, обнаружив у себя жар.

– Готово.

– Спасибо, – улыбаюсь в ответ.

– Тот, кто заставил тебя тащить эти коробки, наверняка полный олух.

Да, обязательно передам это отцу, он будет в восторге.

Я жму плечами, потому что сказать, что олухом является мой отец уже как-то слишком даже для меня.

– Спасибо, что выручил, я уже представляла, как буду тащить руки за собой. Теперь мне нужен кофеин.

– У нас один путь, по стаканчику? – он дёргает уголочком губ, и мой мозг, полагаю, где-то парит в открытом космосе, потому что следующее вылетает автоматически:

– Я должна встретить кое-кого, но совсем не против подождать в твоей компании. Подготовлюсь к встрече заранее.

Ведь один из планов совершенно случайно пролить его на нужного человека.

Я привыкла действовать по ситуации, ещё неизвестно, как мы столкнёмся. Пролить кофе – один из самых банальных вариантов. Вторая возможная перспектива не выкрашена цветами радуги, но может произойти коллапс: я поскользнусь на моём же кофе и расстелюсь на полу в позе убитого комара, пока продолжение исключаю. По крайней мере, надеюсь, что падение обойдёт стороной. Звёздочки над головой предпочитаю видеть на темном ночном небе.

Жестом руки, парень предлагает следовать к соседнему заведению. Да, к тому самому Старбаксу. Замечательно. Отлично. Чудно. Самое время познакомиться с восхитительным парнем тогда, когда встреча нужна с другим. А ещё мне неизвестно его имя, но почему-то сей факт волнует в самую последнюю очередь, хотя где-то в душе зреет заинтересованность, красивое и необычное оно или же что-то из обыденного.

Дверь передо мной открывается, и я не сдерживаюсь, прокомментировав милый момент.

– Да ты не только джентльмен, но и невероятно галантный.

– Передам благодарности за воспитание, – смеётся он. – Это же комплимент?

Подтверждаю кивком.

– Разумеется.

Мы заказываем по стаканчику, и я окончательно дурею, когда он оплачивает оба. Почему мы встретились сейчас, а не после того, как вышла из кофейни?

– Что в коробках? – интересуется парень.

Кокетливо подмигиваю ему.

– Расчленённый труп. На биологию требуется.

– Изучаете картонку на уроках? – дразнит он, подхватывая моё положительное настроение.

– Последний раз я вскрывала труп лягушки.

– И рука не дрогнула?

– Она уже была мертва, но это и правда было мерзко, – инстинктивно дёргаюсь, вспоминая отвратительные минуты. Было противно, мне никогда не быть патологоанатомом.

Заказанные напитки продвигаются к нам по столешнице и с огорчением понимаю, что наша встреча завершена. А я даже не знаю, как его зовут.

Скрыв досаду, натягиваю новую благодарную улыбку. Мне пока не приходилось быть паровозом и проявлять решительность продолжая знакомство, например, обменявшись номерами.

– Меня уже ждут, – говорит парень, снимая с языка. – Рад был помочь.

– Это я должна быть рада, что ты помог. Спасибо ещё раз.

Он подмигивает и направляется вглубь зала, я же неторопливо следую к выходу, ругая себя, что даже не попыталась проявить заинтересованность. Собственно, даже не понимаю, почему иду к выходу, ведь должна прокладывать путь в зал. Мне ещё необходимо хотя бы взглянуть на капитана, чтобы знать, с кем имею дело.

Да и к черту!

Знакомство сегодня не состоится из-за разочарования. Я не готова с кислой миной падать в руки своей будущей любви.

Не проходит и минуты, как жалею о каждой мысли, закравшейся в голову.

Парень, который должен стать пропуском к кубку и тот, кто очаровал галантностью – один и тот же человек. И сейчас этот человек занимает центр из компании знакомых лиц. Вот он, мой славный провальный конец. Теперь имя незнакомца известно. Его зовут Коди. Если точно я-стою-на-твоём-пути-Коди.

– Я облажалась, – еле слышно шепчу самой себе.

Глава 3. Вики

– Я облажалась, – за последние сутки эта фраза звучит слишком часто. Последний раз она прогремела, когда на вечеринку по случаю Хэллоуина я явилась в костюме принцессы Жасмин, в то время как дресс-код был по фильмам ужасов. Пришлось облиться томатным соком и местами на костюм накапать кетчуп. Кстати, мама так и не отстирала пятна, пришлось выбросить. Ненавижу тот день, и куда я только смотрела? Вляпаться в неприятности – моё второе жизненное кредо.

Кажется, я настолько погрузилась в воспоминания, что совершенно забыла о том, что выдала по возращению домой. Мама и папа оборачиваются и вопросительно смотрят на меня, прекратив готовку.

– Мне помогли донести брошюры из типографии.

В ореховых глазах мамы непонимание из-за чего я такая недовольная, но вот отцовские говорят, что шестерёнки в его голове крутятся и добираются до сути. Постепенно он понимает, что этим парнем был Коди.

– Он был один? – интересуется отец.

– Да, я же не поползу с коробками в кофейню. Кстати, о коробках. Я очень сильно зла. Ты должен был сказать, сколько их!

На его лице тут же расцветает раскаяние.

– Прости, карамелька, я совсем забыл. Надо было послать с тобой кого-то.

Карамелька – он действительно сожалеет. Это простительно. Виктория – вот, что непростительно.

Спустя минуту мамины глаза образуют щелки. Она поворачивается к отцу и буквально вырезает на его лбу ножом. Мы оба знаем, что там написано «R.I.P.», полная фраза несёт значение, как «покойся с миром».

– Ты впутываешь в свои дела нашу дочь! – натянуто произносит мама, продолжая метать кинжалы в сторону папы.

– Это последний раз, мам, – в защиту отца, хотя совершенно не понимаю, зачем защищаю взрослого мужчину, говорю я. – Мне досталась роль Розалины.

В воздухе повисает непонимание, и я объясняю:

– Ромео и Джульетта. Всё слишком романтизировали, никто не хочет упоминать, что изначально Ромео был влюблён в двоюродную сестру Джульетты – Розалину. Сказка начинается с того, что он рассказывает, как сильно влюблён в Розалину. Вы когда-нибудь читали Шекспира?

Мама с отцом переглядывается.

– Ни разу, – завершает он. – Но слышал, что он был геем.

Я закатываю глаза, хотя это неуважение. Я же простила его, в ответ он упустит и простит такую мелочь моей мимики.

– Да, это самый важный факт из его жизни.

– Так что произошло? – интересуется мама, она бросает предупреждающий взгляд в сторону отца.

– Я забрала брошюры, тащила к машине и тут кто-то забирает их и помогает донести. Угадайте, кто это был?

Папа скребёт подбородок, театрально задумавшись.

– Может быть, капитан команды Гилморта?

– Бинго, папа! – киваю я. – Он не спросил моего имени и не попросил номер. Скажите мне, что я должна делать в таком случае?

– Мне совершенно не нравятся ваши планы, – мама багровеет, на фоне красного оттенка её русые волосы становятся ярче. Она обращается к папе: – Ты должен прекратить втягивать в это нашу дочь, как тебе вообще пришло в голову такое?

– Я сама соглашаюсь. Это помогает совершенствовать навыки.

– Какие навыки, Виктория? Ты морочишь голову парням, вступаешь с ними в отношения… ох, откуда мне вообще знать, насколько далеко ты заходишь!

– Не дальше флирта, – сообщаю я. – Я никогда не подводила твоё доверие и сейчас ничего не изменилось.

– Тебе всего лишь семнадцать!

– Если они верят, значит, из меня получается неплохая актриса, – улыбаюсь я.

– Вздор! – выпаливает она, после чего покидает кухню. Конечно, я пойду и снова буду объясняться, что всё безобидно, никто на самом деле не страдает и даже не думает об этом. Парни любят играть, и я даю им это, не заходя дальше положенного.

Как и предполагалось, тем вечером я снова занималась тем, что заверяла маму в неповинности отца. Иногда задаюсь вопросом, зачем в действительности это делаю, ведь порой чувствую некую обязанность. Каждый раз приходится напоминать себе, что всё ради своего же блага. Во-первых, помогает доказать, что парни и в самом деле дружат только с одной половиной мозга, кстати, некоторые и с ней не могут найти контакты. Во-вторых, толика самоуверенности не помешает, это абсолютно безобидно, я никогда не унижаю и, тем самым, не поднимаю себя выше. В-третьих, актёрство – моя страсть, я даже научилась пускать слезу там, где следует. Они рассказывают сказки мне – я рассказываю сказки им. Может быть, мы оба делаем вид, будто бы верим в то самое «навсегда».

Никаких навсегда в семнадцать – вот, что является реальной правдой. Люди взрослеют и меняются, со временем, они отдаляются. Так уж и быть, есть исключения. Мне нравится подходить к любви с точки зрения обдуманности и осознанности. Любовь – это химическая реакция, где участие принимают гормоны и вырабатываемые организмом вещества. Ничего романтичного в реальности нет.

Когда переступаю порог актового зала, нахожу кучку знакомых лиц в толпе. Они скопились и едва не садятся на шеи друг друга. Любопытство тут как тут, поэтому тоже увеличиваю шаг и останавливаюсь за спиной Одри.

– Что там? – спрашиваю у бестии, которая играет Джульетту.

Её янтарные глаза находят меня за спиной, и улыбка озаряет лицо.

– Я уже не уверена, что хочу играть Джульетту, – говорит она, качнув головой, благодаря чему тёмно-русые волосы падаю с плеч, каскадом раскинувшись за спиной. – Только посмотри на своё платье, оно просто… ВАУ!

– Для начала скажи, моя грудь случайно не вывалится в вашем склепе и не осквернит светлое чувство?

Одри начинает озорно хихикать и неприлично лапать мою грудь. Не будь моей подругой, голова этой девушки могла валяться в корзинке после отсечения уже в ту секунду, как подобная идея пришла к мозгу.

– Ни в чём себе не отказывай, – подначиваю её, но в голосе слышны нотки сарказма.

Парни присвистывают и улюлюкают, поворачиваю голову в их сторону.

– Извращенцы.

– Вы лапаете сиськи друг друга, а извращенцы мы? – возражает Тим Хамфри.

Шлепаю по руке Одри, и она обиженно выставляет нижнюю губу. Хамфри предпочитаю игнорировать. Какой толк вступать в полемику с придурком?

Я быстрым взглядом откидываю всех присутствующих и заглядываю вглубь созданного ими круга.

Платья, платья и ещё раз платья. Роскошные платья. Идея Луизы изначально была заманчивой. Тратиться на одноразовый спектакль затратно, но вот идея с арендой костюмов всегда выручает. И эти костюмы прекрасны. Но, когда взгляд находит позорную вещицу, начинаю посмеиваться, бросив взгляд на парней.

– Лосины просто великолепны, – издеваюсь над ними. – Сплю и вижу их на ваших ножках.

Кислые мины на лицах парней показывают всю радость предстоящего перевоплощения. Я не посещаю театры оперы и балета, где мужчины сплошь и поголовно рассекают коридоры в подобных вещицах, поэтому боюсь не вовремя рассмеяться.

– Вы должны репетировать в них как можно чаще.

Остин фыркает.

– Я не надену эту хрень!

– Тогда брей ноги, чтобы казалось, что на тебе телесные колготки.

Судя по выражению, хуже лосин может быть только бритье.

– Если от вас потребуют прикрыться листочком, вы сделаете это, конечно, при желании работать в театре или киностудии. В другом случае, офис ждёт вас.

В зале появляется мистер Мюррей. Его длинные ноги моментально сокращают расстояние от входа до нас и останавливают мужчину около меня. Он обводит толпу проницательным взглядом. Его карие глаза не упускают ничего.

– Никаких лосин, – сообщает он.

Все девочки издают разочарованный стон, мужская половина голосит радостные. Я не знаю, радоваться или огорчаться. С одной стороны, было бы весело и правдоподобно, с другой – весь зал скорей всего будет стоять на ушах, а парням до смерти будут напоминать этот день.

– Но один раз попробуем, – добавляет мистер Мюррей. – Как мы видим, многие известные актёры перевоплощаются в женщин. Кто-то придерживается мнения, что, не попробовав себя в роли противоположного пола, и вовсе не может считаться актером. Есть вещи хуже каких-то лосин.

– А мужчины раньше красили губы? – интересуется Рита. Она поднимает руки в знак капитуляции и улыбается: – Чисто ради интереса.

– Бывало и такое, – кивает мистер Мюррей и мы смеёмся над парнями. Такое точно незабываемо. – Мужчины из высших сословий наносили на лицо густые румяна круглой или треугольной формы и красили губы розовой или красной помадой. Если смотрите фильмы или, ладно уж, читает книги, знаете, что и парики носили. Множество причин для их использования.

Следующие пятнадцать минут мы получаем тексты и одежду. В конечном счёте, девочки уговаривают мистера Мюррея надеть костюмы на репетиции, чтобы вжиться в роль с самого начала. Брехня. Они просто хотят примерки, мы всё-таки девушки и падки на красивое.

Мое платье насыщенным сиреневым оттенком когда-то требовало ношения корсета, к счастью, мы давно не в шестнадцатом веке, и сейчас достаточно обычного лифчика без лямок и трусиков. Бархатная ткань плавно переходит в искусственный шёлк с причудливым орнаментом от локтя. U-образный разрез открывает ключицы и шею, мне нравится, что грудь остаётся закрытой, никакой ложбинки. По центру имеется широкий разрез, посередине которого вшили ткань другим оттенком и эта часть с тем же орнаментом и тканью, что на руках. Я не чувствую себя принцессой, они такое не носят. Я ощущаю себя одной из придворных дам, которые купаются в роскоши без титулов. На шее обычно носили дорогие украшения, которые буквально оттягивали её вниз, как и мочки ушей, но так мучиться ради роли в школьной пьесе я пока не согласна.

Одри возникает за спиной и смотрит на наши отражения с ослепительной улыбкой на губах. Её пудровое платье ничем не уступает моему, хотя не такое пышное. Оно приталенное, но не скрывает округлые формы, а лишь подчеркивает, что они намного привлекательней какой-то вещицы.

Её тёмные идеальные брови на секунду встречаются на переносице, после чего руки собирают мои волосы и за минуту создают подобие прически на затылке. Я выпрямляюсь и вытягиваю шею.

– Какой-нибудь из этих придурков обязательно захочет помять твоё платье после спектакля.

– Ты омерзительна, – фыркнув, смеюсь я.

Она собирает ткань платья в области бёдер и начинает вальсировать вокруг меня, напевая какую-то мелодию. Сумасшедшая.

– Мы будем целовать одного и того же парня! – распевает она.

– Какая удача, – улыбаясь, иронизирую в ответ.

Одри подхватывает мобильник и включает песню Sunrise группы The Afters. Она знает мою слабость. Спустя секунду она переплетает пальцы с моими и мы, смеясь, кружимся в танце, распевая припев, что есть мочи без зазрения совести и забывая, где находимся.

Роскошные платья из шестнадцатого века.

Женская раздевалка.

Другие девочки.

Плевать.

На планете и во всём мире остаёмся только мы и песня, в такт которой звучат наши голоса вперемешку со смехом. Ради таких моментов стоит жить. Стоит дружить. Стоит играть.

Наше дурачество завершается с выходом на сцену. Там мы автоматически щелкаем по выключателю где-то внутри каждой из нас и больше не являемся собою. Мы принадлежим нашим ролям, людям, в жизнь которых вживаемся и преподносим зрителю. Мы обе хотим продолжить актерский путь, и этот факт сближает ещё больше. Мы – люди, связанные одной целью и дружбой. И мы не завидуем друг другу. Зависть – разрушитель дружбы.

Одри переглядывается со мной и весело подмигивает, едва заметно качнув плечом. Её губы шепчу:

– Красавчик.

Я перевожу взгляд и нахожу Мэттью.

Голубые глаза особенно подчеркивает небесный костюм Ромео, светло-русые волосы зачёсаны назад, хотя, судя по беспорядку, парень воспользовался рукой, а не расчёской. Родинка в правом уголке над пухлой губой придаёт ему ещё больше шарма и очарования. Я бы, и сама пропустила рюмку яда за такого Ромео во имя любви и нашего вечного навсегда. На секунду даже жалею, что не играю роль Джульетты, хотя она никогда не была желанной. Этот парень рождён блистать на сцене и мочить трусики девочек-подростков. Подготовка обещает быть интересной.

– А я уже сейчас должна целовать своего суженого? – обращается к мистеру Мюррею моя подруга или двоюродная сестра по сценарию.

– А уже хочется? – отшучивается мужчина.

Одри лукаво улыбается, смотря на Мэттью.

– Стоит почаще репетировать сцену в склепе, где я забираю остатки яда с его губ.

Несмотря на обаятельность и красоту, Мэттью смущённо улыбается. Боже, это точно будет очень весело.