Текст книги "Рыцарь в сверкающих доспехах"

Автор книги: Джуд Деверо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 10

Длинная черная машина мчалась на юг по живописной сельской местности. Николас, сидевший на заднем сиденье, искоса поглядывал на Даглесс. Она сидела неестественно прямо, поджав губы. Прекрасные густые рыжие волосы были туго стянуты в узел на затылке. С самого утра она ни разу не улыбнулась, не засмеялась и односложно отвечала на вопросы. «Да, сэр», «нет, сэр» – вот все, чего он смог от нее добиться.

– Даглесс, – начал он, – я…

– Кажется, лорд Стаффорд, мы уже это обсудили, – перебила она. – Я мисс Монтгомери, – заметьте, не мистрис Монтгомери, – ваш секретарь, не больше и не меньше. Если вы будете помнить это, сэр, люди не подумают, будто я для вас нечто большее, чем простая служанка.

Николас со вздохом отвернулся. Что он мог ей сказать? Он сам натворил все это, собственными руками. Так будет лучше. Почему же он так тосковал по ней?

Но уже через секунду его внимание привлекла башня Торнуик-Касл, и сердце забилось сильнее. Он задумал и спроектировал это место. Призвал на помощь все свои знания, обдумал каждую идею, чтобы создать этот прекрасный замок. Четыре года ушло на то, чтобы обтесать камень и привезти по морю мрамор из Италии. Взять хотя бы его великолепный замысел построить во внутреннем дворе башни с витражами в окнах.

Когда его арестовали, Торнуик-Касл был только наполовину завершен, но даже в этом виде казался прекрасным.

Когда водитель свернул на подъездную дорожку, Николас нахмурился. До чего же старым выглядит его дом! Всего месяц назад он был здесь и осматривал дом, новый и совершенный во всех отношениях. Теперь же дымовые трубы крошились, крыша во многих местах обрушилась, а некоторые окна были разбиты.

– Как чудесно! – прошептала Даглесс и поспешно добавила: – Сэр.

– Он разрушается! – гневно воскликнул Николас. – И неужели западные башни так и не были достроены? Я сам начертил планы! Значит, их так никто и не увидел!

Едва машина остановилась, как Николас вышел и огляделся. Что за печальное место! Незаконченная половина лежит в руинах, вторая выглядит постаревшей на сотни лет. Впрочем, так оно и есть.

Когда он вернулся, Даглесс уже входила в холл отеля. Следом шли двое рассыльных с их вещами.

– Лорд Стаффорд просит приносить чай в восемь утра, – заявила она портье. – Обед – ровно в полдень, но сначала я должна увидеть меню. – И, повернувшись к Николасу, вежливо осведомилась: – Милорд, вы сами заполните регистрационную карточку или доверите мне?

Николас ответил насмешливым взглядом, требуя прекратить спектакль. В этом мире он успел увидеть достаточно, чтобы понять, как странно она себя ведет. Но Даглесс отвела глаза, словно не заметив его взгляда. Николас быстро неразборчивым почерком расписался в книге для гостей, и портье повел их в номер, просторный, оклеенный темно-розовыми обоями, с гигантской кроватью с четырьмя столбиками и занавесками из желто-розового мебельного ситца. В углу на розовом ковре стоял маленький бледно-зеленый с желтым диванчик. Небольшая, декорированная в оттенках розового и бледно-зеленого гостиная отделялась от спальни арочным проходом.

– Здесь нужно поставить раскладную кровать, – велела Даглесс, показывая на гостиную.

– Раскладную кровать? – переспросил портье.

– Разумеется. Нужно же мне где-то спать! Надеюсь, вы не думаете, что я буду спать в постели его сиятельства!

Николас закатил глаза. Даже в его время такое поведение показалось бы странным.

– Сейчас, мисс, – пообещал портье. – Я пришлю раскладушку.

Он вышел, оставив их наедине.

– Даглесс, – начал Николас.

– Мисс Монтгомери, – сухо поправила она.

– Мисс Монтгомери, – так же сухо повторил он, – позаботьтесь, чтобы вещи внесли наверх. Я собираюсь взглянуть на свой дом.

– Мне сопровождать вас?

– Нет, жестокие, бессердечные люди мне не нужны, – рассерженно выпалил он и захлопнул за собой дверь.

Даглесс потребовала принести сумки с вещами и спросила портье, как добраться до здешней библиотеки. Вооруженная сведениями и вполне сознавая важность своей миссии, она отправилась в путь по улицам маленькой деревушки с блокнотом и ручкой в руках. Но по мере приближения к библиотеке шаги ее все замедлялись.

«Не думай о своей жизни, – твердила она себе. – Быть брошенной одним мужчиной и немедленно найти другого, доброго и человечного, – всего лишь мечта. Несбыточная мечта. И поэтому следует оставаться равнодушной и холодной Снежной королевой. Думать об Антарктике, Сибири. Делать свою работу и относиться к нему безразлично. Он принадлежит другой женщине и другому миру».

Она легко нашла то, что библиотекарь назвала «собранием Стаффорда».

– Многие читатели спрашивают о Стаффордах, особенно те, кто останавливается в Торнуик-Касл, – заметила та.

– Меня особенно интересует последний граф. Николас Стаффорд.

– О да, тот бедняга, приговоренный к смерти, который умер еще до казни. Говорят, его отравили.

– Отравили? Но кто? – оживилась Даглесс, идя за женщиной к нужным полкам.

– Тот, кто обвинил его в измене, разумеется, – удивленно ответила библиотекарь, глядя на Даглесс с таким видом, словно она не понимала самых простых вещей. – Считается также, что это лорд Николас выстроил Торнуик-Касл. Местный историк говорит, что он сам сделал все планы, но никто не может этого доказать. До сих пор так и не удалось найти чертежи, подписанные его именем. Ну вот мы и пришли. Во всех книгах этого раздела содержится упоминание о Стаффордах.

После ухода библиотекаря Даглесс сняла с полки все книги и стала искать в указателях упоминание имени Николаса и его матери, после чего начала читать.

Первое, что она сделала, – нашла имя человека, который, по словам Николаса, затаил на него обиду. Именно о нем он и писал матери, когда услышал плач Даглесс.

– Земельные тяжбы, – коротко сказал Николас, когда она попросила его объяснить причину вражды. Но уже через десять минут Даглесс прочитала все, что говорилось об этом человеке. Он умер за полгода до ареста Николаса, поэтому никак не мог донести королеве, что тот собирает армию с целью ее свержения.

То немногое, что она смогла найти о Николасе, дышало пренебрежением.

Его старший брат Кристофер стал графом в двадцать два года, и автор статьи восторгался тем, как этот еще совсем молодой человек сумел приумножить почти истощившееся состояние Стаффордов. Николас, годом младше Кристофера, описывался как легкомысленный, расточительный щеголь, тративший огромные суммы на лошадей и женщин. После смерти брата он стал графом. Но носил этот титул всего четыре года, прежде чем его приговорили к смерти за государственную измену.

– Он не изменился, – сказала Даглесс вслух, открывая очередную книгу. Эта оказалась еще более нелестной, поскольку в подробностях излагала историю о леди Арабелле и столе. Похоже, когда Николас и Арабелла вошли в комнату, там было двое слуг, которые, испугавшись, нырнули в чулан, откуда были видны и слышны все подробности. Позже слуги рассказали всем и каждому подробности пикантной сцены, а секретарь графа по имени Джон Уилфред записал всю историю в дневник, доживший до наших дней.

Третья книга оказалась более серьезной. В ней тоже рассказывалось о небывалых достижениях Кристофера, но добавлялось, что его младший брат, мот и повеса, растратил все на дурацкую и бесплодную попытку посадить Марию Стюарт на трон Елизаветы.

Даглесс захлопнула книгу и взглянула на часы. Пора пить чай. Оставив библиотеку, она отправилась в уютную маленькую чайную, дождалась, пока подадут чай и булочки, и углубилась в свои заметки.

– Я повсюду искал тебя.

Подняв глаза, она увидела стоявшего над ней Николаса.

– Наверное, мне стоит встать и подождать, пока вы не сядете, милорд?

– Нет, мисс Монтгомери. Достаточно поцеловать мне ноги.

Даглесс едва сдержала улыбку. Николас принес к столику поднос с чаем и булочками, но Даглесс пришлось за него заплатить, поскольку он все еще не носил с собой деньги.

– Что ты читаешь?

Она ледяным тоном изложила все, что удалось узнать, не щадя красок, чтобы расписать, какой жалкой личностью он остался в истории. Николас слушал с бесстрастным видом, хотя шея слегка покраснела.

– В твоих книгах не упомянуто, что я был управляющим брата?

– Ни в одной. Там говорится, что ты покупал лошадей и забавлялся с женщинами.

И она еще воображала, что может полюбить такого человека! Впрочем, не она одна! Похоже, так считали многие женщины.

Николас принялся за булочки.

– Вернувшись, я изменю то, что написано в твоих исторических книгах.

– Невозможно изменить историю. История – это факты. Она уже существует. И уж конечно, нельзя изменить того, что говорится в этих книгах. Они уже напечатаны.

– Что сталось с моей семьей после того, как я умер? – не отвечая, спросил он.

– Так далеко я не заглядывала. Прочла только о тебе и твоем брате.

– Ты прочла обо мне только плохое? – процедил он.

– Нет. Все, что там было.

– А о том, что я создал Торнуик? Увидев мои чертежи, королева сказала, что это памятник величию.

– Не сохранилось свидетельств того, что именно ты его создал. По словам библиотекаря, многие так считают, но до сих пор не найдено ни одного чертежа.

Николас отложил недоеденную булочку.

– Пойдем! – рассерженно велел он. – Я покажу тебе, что сделал. Покажу, какое наследие оставил.

С этими словами Николас почти выбежал из чайной. Судя по недоеденной булочке, он был ужасно расстроен.

Он шел так быстро, что Даглесс едва поспевала следом. Они вернулись в отель. На взгляд Даглесс, здание было прекрасно, но Николас заявил, что это всего лишь развалины. Слева от входа высилось то, что она приняла за каменную ограду, но Николас пояснил, что это стены бывшего дома. Теперь же под ногами росла трава, а по стенам вился плющ. Николас шел все дальше, показывая ей комнату за комнатой, какими они оставались в его воображении: панели, витражи, камины резного мрамора. На одной стене белел барельеф, полуразрушенный временем и дождями.

– Мой брат, – выдохнул Николас. – Я велел высечь его портрет.

Даглесс постепенно прониклась замыслами Николаса и почти услышала звуки лютни в музыкальном салоне.

– А теперь это, – выдохнул он наконец, – место для коров, коз и йоменов[10]10
  Здесь: фермер средней руки, мелкий землевладелец, селянин.


[Закрыть].

– И их дочерей, – добавила Даглесс, включая себя в этот уничижительный список.

Николас обернулся, глядя на нее с ледяным презрением.

– Ты поверила всему, что написали обо мне эти глупцы, – бросил он. – Поверила, что в моей жизни были только лошади и женщины.

– Это утверждаю не я, а книги, милорд, – ответила она тем же тоном.

– Завтра мы отыщем то, о чем не рассказали книги.

Глава 11

Утром они явились в библиотеку к самому открытию. Потратив двадцать минут на объяснение принципа свободного доступа в европейских библиотеках, Даглесс сняла с полки пять книг о Стаффордах и принялась за чтение. Николас сидел напротив, уставясь в шестую книгу и мучительно морщась. Понаблюдав с полчаса за его терзаниями, Даглесс решила пожалеть беднягу.

– Возможно, сэр, – мягко заметила она, – вы согласитесь, чтобы я по вечерам учила вас читать?

– Учить меня читать? – переспросил он.

– В Америке я работаю учительницей в школе и к этому времени накопила достаточно опыта в обучении детей чтению. Уверена, что вы быстро освоите алфавит.

– Да неужели? – осведомился он, вскинув брови, и, без лишних слов, встал, подошел к библиотекарю, задал несколько вопросов, которых Даглесс не расслышала. Библиотекарь с улыбкой кивнула, вышла из-за стола и вручила Николасу несколько книг.

Николас положил их перед Даглесс и открыл верхнюю:

– Ну-ка, мисс Монтгомери, прочитайте это мне.

Страница была покрыта непонятным смешением букв странной формы, слагавшихся в абсолютно неудобочитаемые слова. Даглесс развела руками.

– Так писали в мое время, – пояснил Николас и, взяв книгу, взглянул на титульную страницу. – Пьеса человека по имени Уильям Шекспир.

– Ты не слышал о нем? Я думала, Шекспир тоже жил в елизаветинскую эпоху.

Николас взял книгу и сел напротив.

– Нет, я впервые о нем слышу.

Он углубился в чтение, а Даглесс тем временем продолжала свои расследования. К сожалению, она почти ничего не нашла о том, что случилось с родными Николаса после его смерти. Поместья отошли в казну. Ни у Николаса, ни у Кристофера не было детей, поэтому титул и род Стаффордов умерли вместе с последним графом. Снова и снова повторялись уверения в том, каким мотом был Николас и как погубил свою семью.

В полдень они отправились пообедать в паб. После их первого визита туда Николас не настаивал на обильном ленче и начал привыкать к более легкой пище, хотя при этом продолжал ворчать.

– Глупые дети, – бросил он, ковыряясь в еде. – Послушай они своих родителей, жили бы долго и счастливо. Твой же мир только приветствует такое неповиновение.

– Какие дети?

– Те, что в пьесе. Джульетта и…

Он помедлил, пытаясь вспомнить.

– Ромео и Джульетта? Ты читал «Ромео и Джульетту»?

– Да, и я в жизни не видел более непокорного отродья! Надеюсь, нынешние дети читают пьесу и учатся, как не нужно себя вести!

– «Ромео и Джульетта» – это романтическая история! – едва не взвизгнула Даглесс. – И не будь родители так узколобы и лицемерны, все было бы…

– Узколобы? Они были хорошими родителями! С самого начала знали, что эта связь закончится трагедией, и так оно и вышло! – свирепо прошипел он.

Все мысли о необходимости быть хладнокровной мигом вылетели из головы Даглесс.

– Трагедия произошла, потому что родители…

Спор продолжался весь остаток обеда.

Позже, на обратном пути в библиотеку, Даглесс спросила, как умер его брат Кристофер. Николас приостановился и отвел глаза.

– В тот день мы должны были охотиться вместе, но я порезал руку во время тренировки со шпагой.

Он рассеянно потер левое предплечье, обернулся к ней, и Даглесс увидела боль в его взгляде. Что бы там она ни думала о Николасе Стаффорде, трудно было сомневаться в его любви к брату.

– Он утонул. Не только я из нас двоих любил женщин. Кит увидел купавшуюся в озере хорошенькую девушку и велел своим людям удалиться и оставить его наедине с ней. Через несколько часов, не дождавшись господина, они вернулись и нашли тело моего брата плавающим в озере.

– И никто не видел, что произошло?

– Нет. Возможно, обо всем знала девушка, но мы так ее и не нашли.

Даглесс на минуту задумалась.

– Как странно, что твой брат утонул и этому не нашлось свидетелей и ни одна живая душа не знает, как это случилось! Еще более странно, что всего несколько лет спустя тебя судили за измену. Выглядит так, что кто-то заранее задумал извести Стаффордов.

Лицо Николаса изменилось. Он уставился на нее с тем выражением, которое бывает у мужчин, когда женщина говорит нечто, до чего сами они не сумели додуматься.

– Кто должен был наследовать тебе? Твоя дражайшая Леттис? – выпалила Даглесс и поспешно сжала губы, жалея, что не смогла сдержать нотки ревности в голосе. Но Николас, похоже, ничего не заметил.

– У Леттис оставалось ее приданое, но после моей смерти она потеряла все. Я был наследником Кита, но, заверяю, не желал его гибели.

– Слишком большая ответственность? – усмехнулась Даглесс. – Да, быть боссом – тяжкое бремя.

Николас бросил на нее гневный взгляд:

– По-прежнему веришь своим историческим книгам? Пойдем. Тебе еще много нужно прочесть. Ты должна узнать, кто на меня донес.

Даглесс читала весь день, пока Николас хохотал над «Венецианским купцом», но ничего не сумела обнаружить.

Вечером Николас потребовал, чтобы Даглесс поужинала с ним, но она отказалась. Им следует меньше времени проводить вместе. Слишком болит еще не зажившая сердечная рана, и к тому же она была опасно близка к тому, чтобы полюбить Николаса, так что нужно вести себя поосторожнее.

Николас с видом грустного обиженного малыша сунул руки в карманы и спустился вниз поужинать. Даглесс попросила коридорного принести ей в номер суп и немного хлеба. За едой она просматривала заметки, но никаких новых идей так и не пришло в голову. Похоже, никому не была выгодна смерть братьев.

Было уже почти десять вечера, но Николас не возвращался, поэтому удивленная Даглесс решила его поискать. Он сидел в прекрасно обставленной гостиной в обществе полудюжины постояльцев. Даглесс стояла в двери и наблюдала. Гнев, нерассуждающий, несправедливый гнев захлестнул ее. Это она вызвала его сюда, но теперь две совершенно посторонние женщины всячески обхаживали красавца графа.

Отвернувшись, она отошла.

Ничего не скажешь, в книгах написана чистая правда. Неудивительно, что кто-то так легко предал его. Как раз в тот момент, когда ему следовало позаботиться о делах, он, вероятно, был в постели с очередной любовницей.

Даглесс поднялась наверх, надела ночную сорочку и легла на маленькую кровать, поставленную в комнате по ее приказу. Но заснуть не могла. Лежала, широко открыв глаза, обозленная, сознающая собственную глупость. Может, стоило уехать с Робертом. Роберт не слишком любил тратить деньги и чрезмерно любил свою дочь, зато был всегда верен Даглесс.

Около одиннадцати Николас открыл дверь спальни. Даглесс увидела пробивающийся из-под двери свет и тут же услышала, как скрипнули петли. Девушка поспешно зажмурилась.

– Даглесс, – прошептал он, но она не ответила. – Я знаю, ты не спишь, поэтому ответь мне.

Даглесс открыла глаза:

– Мне достать блокнот и ручку? Боюсь, я не владею стенографией.

Николас со вздохом шагнул к ней:

– Сегодня вечером я почувствовал, как от тебя что-то исходит. Гнев? Даглесс, я не хочу, чтобы мы были врагами.

– Мы не враги, – сурово заверила она. – Вы хозяин – я служанка. Вы граф – я простолюдинка.

– Даглесс, – начал он умоляющим и одновременно вкрадчивым тоном, – ты не простолюдинка. То есть…

– Что именно?

Он поспешно отступил.

– Прости меня. Я слишком много выпил, и язык меня не слушается. Я только хотел сказать, что завтра вы должны побольше узнать о моей семье. Доброй ночи, мисс Монтгомери.

– Есть, капитан, – издевательски бросила Даглесс.

Утром она отказалась с ним завтракать.

«Вот так-то лучше, – сказала она себе. – Нельзя расслабляться ни на минуту. Почаще вспоминай, что он остался таким же негодяем, каким был всегда».

В гордом одиночестве она направилась в библиотеку, а когда выглянула в окно, увидела, как Николас смеется и флиртует со смазливой молодой женщиной. Даглесс поспешно зарылась в книгу.

Все еще улыбаясь, Николас вошел в зал и сел напротив Даглесс.

– Новая подружка? – вырвалось у нее. Черт, ну кто ее дергал за язык?!

– Она американка и рассказывала мне о бейсболе. И футболе.

– Ты сказал, что никогда не слышал об этих играх, поскольку всего лишь на прошлой неделе находился в елизаветинской Англии? – возмутилась Даглесс.

Николас весело хмыкнул:

– Она посчитала меня человеком ученым и не имеющим времени на такие пустяки.

– Ученым! Ха! – пробормотала Даглесс.

Николас продолжал улыбаться.

– Ревнуешь?

– Ревную? Ни в коем случае. Я ваша служанка, граф. У меня нет права ревновать. Кстати, вы и ей сказали о своей жене?

Николас взял сборник пьес Шекспира, который оставила для него библиотекарь.

– Ты какая-то frampold сегодня утром, – заметил он, довольно улыбаясь.

Даглесс понятия не имела, о чем он, поэтому потихоньку записала слово, а позже посмотрела его значение. «Несговорчивая». Так он считает ее несговорчивой? Вот как?

Она вернулась к своему расследованию.

Так длилось до трех часов. Внезапно Даглесс вскочила:

– Смотри! Вот оно! – Она подбежала к Николасу и села рядом. – Этот абзац, видишь?!

Он видел, но смог прочесть лишь отдельные фразы. Она нашла журнал по истории Англии двухмесячной давности.

– Это статья о Гошоук-Холле. Помнишь, нам рассказывали в Белвуде? Тут говорится о недавней находке документов, имеющих отношение к семейству Стаффордов и датированных шестнадцатым веком. В настоящее время бумаги изучаются доктором Хамилтоном Дж. Нолманом, молодым человеком с… Далее приведен внушительный список его заслуг, наград и степеней, и сообщается следующее: «доктор Нолман надеется доказать, что Николас Стаффорд, обвиненный в государственной измене в начале царствования Елизаветы Первой, на самом деле был невиновен».

Даглесс подняла глаза. Взгляд Николаса, устремленный на нее, был почти стеснительным.

– Поэтому я и был послан сюда, – тихо вымолвил он. – Ничего нельзя было доказать, пока не нашли бумаги. Нужно ехать в Гошоук.

– Пока еще рано. Прежде всего следует обратиться к владельцам и попросить разрешения взглянуть на бумаги.

Даглесс закрыла журнал.

– Какого же размера должен быть дом, чтобы четыре сотни лет подряд не замечать целого сундука, битком набитого бумагами!

– Гошоук-Холл не так велик, как четыре моих дома! – заявил Николас оскорбленным тоном.

Даглесс откинулась на спинку стула, чувствуя, что они наконец до чего-то докопались. Документы, вне всякого сомнения, принадлежали матери Николаса и содержали сведения, необходимые, чтобы доказать его невиновность.

– Привет!

Даглесс растерянно уставилась на хорошенькую девицу, которая вчера объясняла Николасу правила бейсбола.

– Я случайно тебя заметила, – улыбнулась она Николасу и окинула Даглесс оценивающим взглядом. – Это твоя подружка?

– Всего лишь секретарь, – пояснила Даглесс, поднимаясь. – Что еще угодно милорду?

– Лорд?! – ахнула девица. – Ты лорд?

Николас хотел последовать за Даглесс, но взбудораженная американка, потрясенная встречей с лордом, не отпускала его.

Направляясь к отелю, Даглесс честно попыталась обдумать письмо в Гошоук-Холл, но перед глазами стоял Николас, флиртующий с миленькой американкой. Скоро она вернется домой. Будет учить своих пятиклашек, время от времени ходить на свидания, навещать родных, рассказывать им об Англии… и объяснять, как, брошенная одним мужчиной, она почти влюбилась в другого, женатого и четыреста пятидесяти лет от роду.

Лучшая Даглесс-история из всех, которые с ней случались!

Добравшись до отеля, она принялась метаться по комнате и швыряться вещами. Черт бы побрал всех мужчин, как хороших, так и плохих! Все они способны на одно: разбивать твое сердце снова и снова.

– Вижу, твое настроение не улучшилось, – заметил Николас, появляясь на пороге.

– Мое настроение тебя не касается! – отрезала она. – Меня наняли, и я честно выполняю свои обязанности. Сейчас напишу в Гошоук-Холл и спрошу, когда мы можем взглянуть на бумаги.

Но и Николас постепенно стал распаляться.

– Неприязнь, которую ты питаешь ко мне, не имеет под собой никакого основания.

– Не питаю я к тебе никакой неприязни! – с бешенством выпалила Даглесс. – Наоборот, делаю все возможное, чтобы помочь тебе вернуться к любящей жене и в свое время. Кстати… – Она гордо вскинула голову. – Я тут поняла, что тебе совершенно не обязательно быть здесь. Я сама могу провести расследование. Ты все равно не можешь читать современные книги. Почему бы тебе не отправиться… хотя бы на Французскую Ривьеру или еще куда-нибудь? Я прекрасно справлюсь сама.

– Хочешь, чтобы я уехал? – мягко спросил он.

– Конечно, почему бы нет?! Поезжай в Лондон и развлекайся. Прекрасная возможность встретить всех красавиц этого века.

Николас оцепенел.

– Ты желаешь расстаться со мной?

– Да, да и еще раз да! Без тебя мои расследования пойдут куда быстрее. Ты… ты только мешаешь. Ничего не знаешь о моем мире и ничем не можешь помочь. С трудом одеваешься, никак не можешь отвыкнуть от привычки есть руками, и мне приходится объяснять тебе простейшие вещи. Будет в тысячу раз лучше, если ты оставишь меня в покое.

Она так вцепилась в стул, что костяшки пальцев каким-то чудом не прорвали кожу. Нескрываемая боль, исказившая лицо Николаса, поразила ее в самое сердце. Но он должен уйти! Должен вернуть ей душевный покой!

Боясь унизить себя слезами, Даглесс повернулась и убежала в свою комнатку, где забилась в угол, прижалась к стене и горько заплакала.

Только бы скорее покончить с этим! Отделаться от него, вернуться домой и больше никогда не взглянуть ни на одного мужчину. Больше ей ничего не нужно!

Даглесс упала на кровать, зарылась лицом в подушку и тихо заплакала. Наконец слезы иссякли и ей стало немного легче. Голова прояснилась, а вместе с этим вернулась способность мыслить связно.

Как же глупо она себя вела! Что такого сделал Николас?

Она представила его в темнице, ожидавшего казни за преступления, которых не совершал. Еще мгновение – и он летит в двадцатый век через четыре столетия, преодолев время и расстояние!

Даглесс села и высморкалась. И как прекрасно он вел себя все эти дни! Привык к автомобилям, бумажным деньгам, незнакомому языку, странной еде и… и плаксе, страдающей от предательства возлюбленного.

Да, все это время Николас не жалел ни денег, ни смеха, ни доброты.

И чем ответила она? Взбесилась от злости, потому что четыреста лет назад он посмел жениться на другой женщине!

Стоило взглянуть на все это с другой точки зрения, и ситуация оказалась почти юмористической.

Даглесс посмотрела на дверь. В ее комнате было темно, если не считать лучика света, пробивавшегося из-под двери. Что она наговорила ему! Ужас, кошмар!

Даглесс метнулась к порогу и распахнула дверь.

– Николас, я…

Комната была пуста. Она выглянула в коридор. Никого. Вернувшись в комнату, она увидела на полу записку. Должно быть, Николас подсунул ее под дверь. Даглесс быстро проглядела записку, но ничего не поняла. Неразборчивый почерк. Ни одного знакомого слова. Но хотя Даглесс понятия не имела, о чем здесь говорится, все же, на ее взгляд, это походило на послание беглеца елизаветинской эпохи. Правда, его одежда все еще была в шкафу, как и сумки с остальными вещами.

Следует немедленно найти его и извиниться. Сказать, что ему вовсе не нужно уходить. Что она нуждается в его помощи.

Но в голове звенели те мерзкие, бессердечные слова, которые она наговорила ему за последние два дня. Он умел читать. И прекрасно вел себя за столом. Он…

Проклятие, проклятие, проклятие!

Даглесс слетела с лестницы и выбежала под дождь. Обхватила себя руками, опустила голову и побежала. Ей нужно его найти! Он, вероятно, понятия не имеет о дождевиках и зонтах. Бедняга умрет от воспаления легких! Или дождь так ослепит его, что, переходя улицу, он попадет под автобус. А вдруг – под поезд? Сумеет ли он отличить железнодорожные пути от мостовой? Что, если он самостоятельно попытается сесть в поезд? Он не будет знать, где выйти или как вернуться к ней, если все-таки выйдет на незнакомой станции.

Она помчалась на вокзал, но он был закрыт. Слава богу!

Даглесс откинула с лица холодные мокрые волосы и попыталась рассмотреть циферблат своих часов, но мешали бившие в лицо водяные струи. Кажется, уже начало двенадцатого, значит, она проплакала несколько часов.

Даглесс вздрогнула, представив, сколько всего могло случиться с ним за эти несколько часов.

Поперек сточной канавы лежала тень, и Даглесс побежала туда, боясь, что это Николас лежит там без сознания. Но тень оказалась всего лишь тенью.

Яростно моргая, смахивая с лица дождевые капли, то и дело чихая, она смотрела на темные окна деревни.

Может, он решил пойти пешком? Как далеко может уйти человек за…

Она даже не знала, сколько он отсутствовал. И в каком направлении ушел.

Даглесс побежала в конец улицы. Холодная вода захлестывала икры, пробиралась под юбку. Но нигде не было видно ни огонька. Только завернув за угол, она увидела свет в окне. Паб. Это, должно быть, паб. Она зайдет туда и спросит, не видел ли кто Николаса.

Яркий свет и тепло ударили ей в лицо с такой силой, что в первую минуту она ничего не смогла разглядеть.

Замерзшая, дрожащая, насквозь мокрая, она не двигалась, ожидая, пока привыкнут глаза. И вдруг услышала показавшийся знакомым смех.

Николас!

Даглесс метнулась через затянутый дымом зал.

То, что она увидела, напоминало картину с изображением всех семи смертных грехов. Николас, в расстегнутой до пояса рубашке, с сигарой, зажатой в крепких зубах, сидел за столом, ножки которого, казалось, вот-вот подломятся под тяжестью блюд с едой. С обеих сторон его осаждали смазливые девицы. Щеки и воротничок сорочки были измазаны губной помадой.

– Даглесс! – обрадовался он. – Иди к нам.

Она застыла на месте, чувствуя себя мокрой кошкой: волосы прилипли к голове, одежда – к телу, у ног собралась лужа, в которой могла бы плавать трехмачтовая шхуна.

– Немедленно вставай и иди со мной, – велела она голосом, способным усмирить любого малолетнего проказника.

– Есть, капитан, – издевательски бросил он, пародируя ее.

Господи, он пьян!

Николас поцеловал каждую женщину в губы, вскочил на стул, перепрыгнул стол и подхватил Даглесс на руки.

– Отпусти! – прошипела она, но он пронес ее через зал и вышел на улицу. – Идет дождь, – сухо напомнила она, сложив руки на груди.

– Нет, мадам. Небо ясное, – пробормотал он и, все еще удерживая ее, принялся целовать в шею.

– О нет, только не это! Прошу, не начинай все сначала и поставь меня сейчас же!

Он послушался, но сделал это нарочито неуклюже, так, что она сползла по нему всем телом.

– Ты пьян! – возмутилась она, отталкивая его.

– Именно! – жизнерадостно объявил он, обхватив ее за талию. – Здешним элем я доволен. И женщинами тоже.

Но Даглесс снова оттолкнула его.

– Я тревожилась за тебя, а ты там пьешь с парочкой шлюх, и…

– Слишком быстро! – воскликнул он. – Лучше взгляни на звезды, моя красавица!

– На случай, если ты еще не заметил, я промокла насквозь и замерзаю!

Чтобы подчеркнуть этот факт, она чихнула. Николас снова поднял ее.

– Да отпусти же!

– Ты замерзла, а мне жарко, – заявил он, словно это решало все. – Так ты боялась за меня?

Ну можно ли долго сердиться на этого человека?!

Она была готова признать поражение и прижаться к нему. От него действительно исходило тепло.

– Я наговорила тебе ужасных вещей, и мне очень жаль. Ты вовсе не бремя для меня.

– В этом и кроется причина твоих страхов? – улыбнулся он. – Что я могу рассердиться?

– Нет. Тебя не было слишком долго, и я испугалась: вдруг ты попал под автобус или под поезд! Вдруг ты ранен и лежишь где-то в грязи.

– Похоже, что я лишен pia mater?

– Э-э… чего именно?

– Мозгов. Я кажусь тебе таким глупым?

– Нет, конечно, нет. Ты просто многого не знаешь в нашем мире.

– Вот как? Кто же из нас сухой, а кто – мокрый?

– Мы оба мокрые, поскольку ты продолжаешь меня нести, – злорадно заметила она.

– Кстати, чтобы ты знала: я добыл все необходимые сведения, и завтра мы берем лошадей и едем в Гошоук.

– Каким образом ты их добыл и у кого? У тех особ в пабе? Выпытал поцелуями?

– Никак ревнуешь, Монтгомери?

– Нет, Стаффорд, не ревную.

Последнее утверждение доказывало, что теория Пиноккио неверна. Ее нос ни на сколько не увеличился. (Даглесс даже проверила, чтобы убедиться.)

– И что тебе стало известно?

– Гошоук до сих пор находится в собственности Дики Хейрвуда.