Текст книги "Горный цветок"
Автор книги: Джуд Деверо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
У Мэдди не шли из памяти его слова о том, что она всю жизнь была одинока. Теперь она понимала, насколько он прав. Ребенком она не имела друзей. Сестра была слишком занята своим рисованием, семья их жила обособленно. Правда, у Чуткого Уха были сыновья, но они приезжали только летом, а на зиму возвращались к соплеменникам. Отец и его друзья уделяли ей много времени, но общение с ними не могло заменить общения с ровесниками.
Они лежали на мягкой влажной земле у ручья, вытянув скованные руки.
– У меня никогда не было подруги, когда я была девочкой, – сказала Мэдди.
– У меня тоже. Только братья.
Она рассмеялась, но он повернулся к ней с серьезным видом:
– Ты так и не расскажешь мне о себе? Даже о своем отце, этой ходячей добродетели?
Ей очень хотелось это сделать, но она боялась, что, начав говорить, не сможет остановиться и расскажет и о Лорел тоже. Что он тогда предпримет, предсказать было невозможно, запретит выступать, решив, что ей грозит опасность? Запретит продолжать эту поездку? Скажет, что сам обо всем позаботится, в том числе и о Лорел, которую могут убить в схватке?
Они промолчали, и ‘Ринг, помрачнев, отвернулся.
– Прости, – прошептала Мэдди, – я бы рассказала, если бы могла.
– Если бы могла доверять мне, так?
– А ты бы доверился мне, если бы от этого зависела жизнь дорогого тебе человека?
‘Ринг взглянул на нее.
– Да, – просто ответил он.
Она отвернулась, зная, что он говорит правду, чувствуя, что он ответил бы на любой ее вопрос о себе и своей семье.
– Ты ведь такой большой и сильный, ты сможешь помешать мне сделать то, что покажется тебе неправильным.
– Я в состоянии понять, что у женщины, которую я люблю, хватает разума, чтобы принять верное решение, – отпарировал он.
Прежде чем до Мэдди дошел смысл его слов, ‘Ринг встал, потащив ее за собой.
– Вставай, – сердито сказал он, – надо собрать ветки для костра.
– Что… что ты имеешь в виду, говоря о женщине, которую любишь?
– Ты слышала, что я сказал, – проворчал он, подбирая лежащие на земле кору и ветки и пихая их Мэдди в руки.
– Нет, я не расслышала. Тебе стоит повторить это. Я вообще люблю, когда о некоторых вещах мне говорят по многу раз, например, о девственницах или о моих ногах.
Она улыбалась, испытывая приятное чувство легкости.
– Ты ничего не слышишь, когда тебе это удобно, но в то же время ты помнишь любую мелочь, сказанную твоим отцом. Надеюсь, я когда-нибудь встречусь с ним. Тогда я посмотрю на него и скажу: «Мистер Уорт, я…» – Он осекся, уставившись на Мэдди расширившимися глазами. – Уорт? – ‘Ринг еще шире раскрыл глаза, рука с куском коры застыла в воздухе.
– Ну да, это моя фамилия.
Он заговорил, и в голосе его звучало удивление:
– Ты как-то сказала, цитируя свою мать: «Джеффри, тебе надо поехать на Восток и найти учительницу».
– Да, ну и что? – спросила она с невинным видом, хотя прекрасно поняла, куда он клонит.
Он посмотрел на нее с благоговением и голосом, исполненным почтения, спросил:
– Твой отец случайно не Джефферсон Уорт? Тот самый Джефферсон Уорт, автор известных дневников.
Она мило улыбнулась:
– Да.
‘Ринг не мог выговорить ни слова. Джефферсон Уорт был легендарной личностью, не менее известной, чем Джордж Вашингтон и Даниэль Бун. Он и еще несколько человек исследовали большую часть Америки, когда она еще не была Америкой в нынешнем понимании слова. Уорт вел дневник, составлял карты. Его записи были единственным источником сведений о некоторых индейских племенах, полностью вымерших в результате эпидемий и алчности белых. Он описывал животных и их повадки, делал зарисовки неизвестных растений, увиденных им во время путешествия, писал о горячих источниках и горных породах.
– Я прочел его дневники еще мальчишкой, а мои младшие братья до сих пор мечтают быть такими же, как Джефферсон Уорт. Он жив? Он же, должно быть, совсем старик.
– Он жив и здоров, и не такой уж он старик. Не забывай, что его дневники были опубликованы, когда ему было всего тридцать, год спустя после моего рождения. Мама позаботилась о том, чтобы их опубликовали. Отец сложил бы их в коробку и забыл бы про них.
– Подумать только, Джефферсон Уорт.
Мэдди не удержалась, чтобы не уколоть ‘Ринга за его прежние насмешки над ее отцом:
– Ну да. Широкоплечий гигант, таскающий на спине рояли.
– Думаю, он и с этим бы справился. – Взгляд ‘Ринга был устремлен куда-то вдаль. – Помнишь, ты спросила меня, где я научился так бесшумно передвигаться? Читая дневники Джефферсона Уорта. Мои братья и я часто играли, изображая Уорта и его людей. Я всегда был самим Джефферсоном Уортом, брат Джейми – Томасом Армором, а…
– Томасу это понравится.
‘Ринг покачал головой:
– Просто не верится, что все они до сих пор живы и что я сижу здесь с дочерью Джефферсона Уорта. А как звали индейского мальчика? Странное такое имя. Мы всегда спорили до драки, кому быть этим мальчиком.
– Чуткое Ухо.
– Да, верно. Он так сам себя назвал после того, как твой отец свозил его на Восток и ему прооперировали уши.
Мэдди улыбнулась. Она знала эту историю наизусть, будто сама при всем присутствовала.
– Он был глухим, и отец повез его на Восток. После операции он знаками объяснил, что теперь его надо называть Чуткое Ухо. Раньше его звали Глухое Ухо.
‘Ринг тоже улыбался, вспоминая.
– А еще с ними была женщина, верно? Твой отец взял в эти края первую белую женщину. Она должна была делать зарисовки индейцев.
– Да.
– Мой отец купил одну из ее акварелей. На ней изображено племя, о котором я никогда не слышал, но он со своими людьми как-то провел с ними зиму.
– Наверное, это манданы. Спустя два года после того, как она нарисовала эту картину, чуть ли не все они вымерли в результате эпидемии оспы.
‘Ринг ненадолго задумался, потом продолжал:
– Моя кузина Таггерт всегда изображала эту женщину, и мы что-то такое делали, о чем прочли в дневниках, что приводило ее в ярость. Что это было?
– Ну, наверное, один из вас, что изображал Чуткое Ухо, таскал у нее вещи.
– Да, верно. И как я мог забыть? Чуткое Ухо, когда был глухим, не мог ничего украсть, потому что слишком шумел. Но как только он стал слышать, он начал ради практики красть у нее вещи, и, если я правильно помню, она ужасно сердилась.
– Да, но она ему отомстила.
– Не могу представить как.
– Однажды после утомительного дневного перехода Чуткое Ухо крепко заснул – все-таки ему было всего двенадцать, – тогда она подкралась и забрала все его вещи, включая и набедренную повязку. Он проснулся утром абсолютно голый, а все его вещи куда-то пропали.
‘Ринг улыбнулся:
– Да, моей кузине доставило бы немалое удовольствие разыграть эту сцену, да только о ней не было написано в дневниках. Зато мои братья и я постоянно пытались стащить что-нибудь друг у друга. Но в конце концов что-то там получилось, и та женщина простила Чуткое Ухо…
– Да. Мой отец… Та женщина и Чуткое Ухо отстали от остальных. С юга пришла группа индейцев – апачей и расположилась на ночлег рядом с ними. Отец не доверял апачам. Они провели ужасную ночь, а рано утром уехали. Апачи, вооруженные ружьями, стали их преследовать.
У ‘Ринга просветлело лицо – он вспомнил конец приключения:
– Но Чуткое Ухо…
Мэдди улыбнулась ему в ответ:
– Чуткое Ухо продемонстрировал свои воровские способности, ночью украв у индейцев формы для отливки пуль, У них были порох и свинец, но сделать пули они не могли. Таким образом отец, женщина-художница и Чуткое Ухо спаслись благодаря его воровским талантам. ‘Ринг рассмеялся:
– Спустя годы эти дневники стали для меня чем-то вроде мифа. Трудно поверить, что все это происходило на самом деле. Что с ними стало? С теми людьми, которые путешествовали с твоим отцом.
– Вообще-то руководителем группы был Томас. Он был старше и опытнее отца. Сейчас все они живут с моим отцом. Я выросла среди этих людей.
– Как же их звали? Линкист-швед – он ходил зимой в снегоступах.
– На лыжах. Линк – лыжник.
– А старик?
– Бейли.
– Не может быть, чтобы и он был жив. Ему же, наверное, сейчас лет сто.
– Кто его знает. По виду он может сойти за дедушку Тоби, но он всегда выглядел старым. Отец как-то сказал в шутку: «Если бы вдруг выяснилось, что Бейли всего двадцать, я бы не удивился». Сам Бейли говорил, что провел в Скалистых горах Бог знает сколько лет, что горы были еще холмами, когда он туда приехал.
– А Чуткое Ухо? Ему сейчас сколько?
– Около сорока. Впрочем, он и сам точно не знает, да его это и не волнует.
– Он тоже живет с твоей семьей?
– Время от времени. Он полный индеец. – Заметив недоуменный взгляд ‘Ринга, Мэдди пояснила: – Таких, как он, белые называют дикими индейцами. Он не зависит от белых.
‘Ринг кивнул. Дикий индеец. Это вполне соответствовало его представлению о том, как сложилась судьба героя его детства.
– А из какого он племени?
– Кроу.
– Кроу? – переспросил ‘Ринг после небольшой заминки.
– А в чем дело?
– Ни в чем, просто некоторые части головоломки встали на место, вот и все.
Он огляделся. Теперь он был уверен, что индеец-кроу, который помог ему найти Мэдди, и был Чутким Ухом.
– Он следит за нами, ты это знаешь?
– Да, – тихо ответила она, – знаю.
– Это многое объясняет, например, откуда ты столько всего знаешь об индейцах и почему не боишься их.
– Я боюсь, когда есть чего бояться. Просто я не разделяю мнения, что любой индеец при виде белой женщины забывает обо всем на свете кроме вожделения.
– И как же ты пришла к такому заключению?
– В этом мне помог Чуткое Ухо. Пожалуй, трудно представить более привлекательного мужчину, чем индеец-кроу в расцвете лет. Высокий, сильный, красивый, с густыми черными волосами, кожей цвета…
– Понятно, можешь не продолжать. Именно таким ‘Ринг и представлял этого человека, когда в детстве они с братьями в драке решили, кому быть воином-кроу, но сейчас ему не хотелось слышать описание его достоинств из уст Мэдди.
– Что сделал Чуткое Ухо?
– Мой отец, да и другие тоже, от души сочувствовал Чуткому Уху; видишь ли, индейские женщины племени кроу казались им на редкость уродливыми, и было обидно, что такой видный мужчина, как Чуткое Ухо, проводит с ними время. И вот отец решил устроить для Чуткого Уха праздник и повез его в Сент-Луис. – Она помолчала. – У отца есть брат, владелец фактории в Сент-Луисе. Кстати, через него и познакомились мои родители. Так вот, отец и Чуткое Ухо поехали в Сент-Луис. Всякие городские «чудеса» произвели на Чуткое Ухо огромное впечатление, но на нарядных белых женщин он даже не смотрел, хотя те на него заглядывались. Это и понятно. Любая женщина обратит внимание на воина-кроу в полном «облачении», а Чуткое Ухо к тому же один из красивейших…
– Ясно.
Мэдди улыбнулась.
– После отъезда из Сент-Луиса отец спросил Чуткое Ухо, как ему понравились белые женщины, и тот ответил, что ему было их жаль. У них ужасные тонюсенькие талии, и они похожи на муравьев, сказал он; женщина с такой талией не может ни работать как следует, ни рожать детей. А их белая кожа и кислые физиономии просто безобразны. – Она засмеялась. Чуткое Ухо высказал также свое мнение об отношении белых мужчин к своим женщинам: они увозят их, сказал он, с собой, отрывая от родной семьи, так что женщинам не с кем общаться, обращаются с ними как с детьми, затягивают в корсеты, заставляют заниматься хозяйством.
– Я видел, что приходится делать индейским женщинам. Их используют как вьючных животных.
– Это потому, что индейские мужчины, в их собственном понимании, ничего не стоят.
– Как так? Объясни, пожалуйста.
– У мужчины руки должны быть свободны для того, чтобы защитить от нападения самое ценное, что у них есть, – своих женщин, а в случае необходимости и умереть за них. Женщина несет на себе всю поклажу, но она и владеет всем этим. Поверь, никто не работает столько, сколько мы, белые. Индейцы считают нас дураками.
– Иной раз я готов с ними согласиться. Значит, твой друг Чуткое Ухо вернулся к соплеменникам и к своим женщинам. Сам-то он наверняка не считает их уродливыми.
Мэдди улыбнулась.
– По просьбе отца Чуткое Ухо описал, какой он представляет себе красивую женщину. Она должна быть низенькой и плотной, с широкой талией, широким плоским лицом и широким плоским носом, с тощей грудью, свисающей до талии.
‘Ринг долго рассматривал Мэдди с головы до ног, особенно задержав взгляд на ее груди, которая и без корсета оставалась приподнятой и упругой.
– Хм, в этом я никак не могу с ним согласиться.
Мэдди отвернулась, смущенная, но довольная.
– А что же случилось с художницей? – спросил ‘Ринг, когда они уже шли к своему укрытию.
– Мой отец женился на ней.
Посмотрев друг на друга, они рассмеялись. Они не видели ничего странного в том, что их жизни так переплелись, что мальчиком ‘Ринг играл, воображая себя ее отцом, а друзья ее отца были его героями.
Остаток дня они проговорили, сидя у костра, вернее сказать, ‘Ринг задавал вопросы, а Мэдди на них отвечала. Ей было хорошо, оттого что можно было быть самой собой и не изображать из себя герцогиню. Много лет назад Джон Фэрли, неисправимый сноб, сказал, что в Европе никто не захочет слушать певицу, у которой отец зарабатывал на жизнь, свежуя туши убитых животных, и ей пришла в голову мысль выдать себя за герцогиню из крошечной страны Ланконии. Она была полна честолюбивых замыслов и больше всего на свете мечтала выступать на сцене, поэтому в ту пору собственная выдумка казалась ей вполне приемлемым выходом из положения. Но спустя годы она раскаялась в этом решении – ведь, разыгрывая из себя герцогиню, она тем самым как бы отворачивалась от отца и его друзей.
Лет пять назад родители в сопровождении Томаса, Бейли и Линка навестили ее в Париже. Мэдди было очень неловко, что она выступает не под своим именем, будто стыдится его. Но отец рассмеялся, сказав, что имя – всего лишь слово и, как бы она себя ни называла, она все равно остается его дочерью.
Мэдди рассказала ‘Рингу об этом их приезде в Париж. Томас и Линк, да и ее отец тоже, тосковали по дому и хотели поскорее вернуться в Америку, а вот Бейли полюбил Париж. Отец и Томас дважды под залог забирали его из тюрьмы, куда тот попадал за непристойное поведение, хотя в чем конкретно оно выражалось, отец так и не объяснил.
Опять пошел дождь, похолодало, а они все сидели у костра, прижавшись друг к другу, ели индейку и кролика (которые им до смерти надоели), и Мэдди все говорила и говорила о своих родителях. Она рассказала ‘Рингу о матери, чьи картины получили признание и считались ценными свидетельствами неповторимого прошлого Америки.
К ночи стало еще холоднее. Они легли рядом, обнявшись, Мэдди была в замешательстве. Она принадлежала одновременно и к блестящему миру оперы, и к дикому миру Джефферсона Уорта, а ‘Ринг не вписывался ни в тот, ни в другой.
Она подставила ему лицо для поцелуя, но он отвернулся.
– Почему? – прошептала Мэдди. – Ты говоришь, что любишь меня, а сам отворачиваешься. Смотришь на меня с такой страстью и не хочешь прикоснуться.
– Ах, дорогая, неужели ты не знаешь, сколько людей наблюдает за нами.
– Наблюдают за нами?
– Трое скрываются где-то неподалеку. С самого начала они следят за тобой, впрочем, один преследует скорее меня, чем тебя. Прости мою щепетильность, но не хочется ласкать тебя перед зрителями.
– А кто же двое других?
Она уже знала про Чуткое Ухо и теперь поняла, почему он не подошел к ней той ночью, когда она свистела ему: ему было известно, что ‘Ринг неподалеку. Мэдди не могла сдержать улыбки. Оставив Мэдди на попечение ‘Ринга, Чуткое Ухо показал тем самым, что доверяет этому молодому человеку. С его стороны это было высшей похвалой.
– Один – человек, забравший моего коня.
– Ты говоришь об этом игроке?
– Игроке?
– Он похож на игрока. Ему бы расшитый золотом жилет и белую панаму. Не удивлюсь, если окажется, что он умеет петь.
– Не умеет, – быстро ответил ‘Ринг.
– Не уверена. Ну, а кто еще?
– Один из тех, с кем ты встречаешься, – проговорил ‘Ринг насмешливо. Он взял ее за руку, на которой было кольцо Лорел. – Тот, кто дал тебе это кольцо.
Отдернув руку, Мэдди прошептала:
– И поэтому ты ко мне не прикасаешься?
– Да, если не считать того, что я обещал этого не делать.
Она засмеялась:
– Ничего себе обещание. Ты сказал, что наши тела дополняют друг друга, что ты хотел бы целовать мои пальцы один за другим, что…
– Замолчи, – оборвал он.
Мэдди увидела, что ‘Ринг с трудом сдерживает возбуждение.
– Не говорил ли ты также о моих плечах, о сгибе моей руки?
– Мэдди, прекрати! – На лбу у него выступили капли пота.
– Что еще? – Она потерлась о него, будто пытаясь найти более удобное положение. – Что-то о моих ногах. Ах да, ты хотел целовать мои ноги. И где ты только такому научился. Ни один мужчина не целовал мне ног.
– Тебя вообще не целовал ни один мужчина. – Голос его звучал так, будто он испытывал сильную боль.
– Ха! Это ты так думаешь. Мужчины пили шампанское из моих туфелек. Один обещал мне рубиновое ожерелье, если я проведу с ним ночь. Мужчины были готовы на все, лишь бы я стала их любовницей. Но что правда, то правда – ни один не говорил, что хочет ласкать мои ноги. Плечи да, но ноги – такого не было.
При этих словах ‘Ринг взял ее за подбородок и, повернув к себе, впился ей в губы жадным поцелуем. Все на свете перестало для нее существовать. Она забыла, что кто-то, возможно, смотрит на них. Только этот поцелуй и этот мужчина имели сейчас для нее значение.
– ‘Ринг, – прошептала она, обняв его свободной рукой. – Дорогой мой.
Он первым оторвался от нее.
– Нельзя, Мэдди. Я не могу. Не могу, когда на нас смотрят. Слишком многие следят за нами.
Повернувшись, Мэдди прижалась к нему спиной. Оба испытывали огромное возбуждение, и у Мэдди от желания сводило все тело. Руки у нее дрожали, в голове мелькали различные картины: вот она проводит рукой по его ноге, вытаскивая колючки; вот он снимает рубашку, толкая ее карету из воды; вот приходит к ней ночью почти обнаженный.
– Мэдди, – предостерегающе сказал он, – думай о чем-нибудь другом.
– Откуда ты знаешь, о чем я думаю?
Он поднес руку к костру, и она увидела, что рука у него дрожит так же сильно, как у нее.
– Почему ты сказал «нет» в тот день, когда я вытаскивала колючки?
– Потому что тогда я был для тебя лишь капитаном Монтгомери – интересным, хорошо сложенным мужчиной, и мы были одни, а ты страстная женщина.
Мэдди фыркнула:
– Даже твоя сестра говорит, что ты некрасивый.
– Некрасивый в моей семье – понятие относительное.
– Избавь меня от этого, – пробормотала Мэдди. – С самого начала я знала, что ты тщеславен, но не подозревала, что до такой степени.
– А у кого лучший в мире голос? Она улыбнулась в темноте.
– Ладно, мы квиты. Значит, по-твоему, сейчас все по-другому? И ты для меня не просто интересный мужчина?
– А ты как думаешь?
Она взяла его руку. У него были длинные тонкие пальцы с красивыми ногтями. Чем она думала? В данный момент она и представить не могла, что когда-нибудь они могут расстаться. Он понимал ее лучше, чем кто-либо другой. Правда, вначале она и в самом деле видела в нем лишь красивого мужчину, но теперь… Мэдди вспомнила, сколько раз он рисковал ради нее жизнью, как карабкался на скалу, чтобы быть с ней, как бросился к ней в тот раз, когда она исполняла арии из «Кармен». Она подумала о многочисленных ранах, которые он получил из-за нее, о том, сколько раз обманывала его, подсыпала снотворное, и все-таки он был здесь с ней, пытаясь помочь.
– Генерал Йовингтон помогает мне, – тихо сказала Мэдди. – Неизвестные люди похитили мою младшую сестру Лорел. Я должна выступить в шести лагерях и в каждом встретиться и обменяться письмами с человеком, которого они пришлют. Тогда ее вернут. В этот раз они обещали, что я увижу Лорел, но солгали. – Она подняла руку. – Этот мужчина дал мне кольцо, которое я подарила Лорел, в доказательство того, что она действительно у них. Он сказал… он сказал, что они убьют тебя, если ты не прекратишь вмешиваться в это дело. – Она сглотнула слезы. – Они сказали, что вернут ее после последнего выступления, но я боюсь… Мне кажется, они обманут и убьют Лорел из-за этой дурацкой войны, которую они хотят развязать. – Не выдержав, Мэдди расплакалась. – А теперь я еще боюсь и того, что они расправятся с тобой.
Он прижал ее к себе, положив ей на ноги свою ногу, словно таким образом мог лучше защитить ее.
– Я знаю, любимая. Она продолжала плакать.
– Откуда ты можешь знать? Ты не представляешь, насколько опасны эти люди. Он сказал…
– Можешь не пересказывать. Я сам все слышал.
– Все слышал? – Она всхлипнула, и ‘Ринг протянул мокрый измятый платок. – Что ты слышал?
– Все, что сказал тот человек. Сейчас ты в безопасности, почему бы тебе не поспать? Утром поговорим.
Мэдди отстранилась от него.
– Я хочу знать, что тебе известно, что ты слышал. – В ее голосе появились сердитые нотки.
– Хорошо, я скажу. Надеюсь, ты не думаешь, что тебе удалось обмануть меня во второй раз. Вы с Эдит вели себя не слишком осторожно, и слепому стало бы ясно, что вы замышляете. Как только вы вышли из палатки, Тоби заменил инжир, в который вы добавили опиум, чем-то другим. По вкусу это было похоже на лошадиное дерьмо, но по крайней мере, я не заснул. Кроме того, я выяснил, что не совсем тебе безразличен, раз ты не позволила мне съесть смертельную дозу. Тебе и Эдит не стоит прибегать к помощи опиума, пока вы не научитесь с ним обращаться.
– Ты обманул меня. Притворился, что засыпаешь. Расхаживал, спотыкаясь, как умирающий клоун. Стоит мне подумать о том… Как же я на тебя зла!
– Ты на меня зла? А что, по-твоему, мне нужно было сделать? Сказать, что я не ел этот инжир? Ты так хотела улизнуть, что, поди, застрелила бы меня, попытайся я тебя остановить.
Она отодвинулась от него.
– Значит, ты следил за мной. Я хотела уйти одна, и все-таки ты шпионил за мной.
Он с удивлением посмотрел на нее:
– Твой раскрасавец индеец шпионит за тобой, и ты ему благодарна, а на меня ты злишься. Где же логика?
– Чуткое Ухо охраняет меня.
– А я что, по-твоему, делаю? Ты считаешь, мне нравится пробираться среди кактусов и пней, обдирая лицо и руки, загонять лошадь? Ты думаешь, мне это нравится?
Она хотела отойти от него, но, поскольку он не двигался, ей удалось сделать всего несколько шагов.
– Я не люблю, когда за мной шпионят.
– А мне не нравится, что женщина, которую я люблю, вынуждает шпионить за ней. Мы квиты. – ‘Ринг понизил голос: – Мэдди, я ведь пытался защитить тебя. Что в этом плохого?
– То, что я этого не хотела. Я сама могу о себе позаботиться.
– Ха! Если бы Чуткое Ухо не выстрелил из лука, тот человек… – Он замолчал, вспомнив, как неизвестный мужчина прикоснулся к ней, затем обнял ее. – Мэдди, давай не будем ссориться. Я лишь сделал то, что было необходимо для твоей же безопасности. Еще я хотел выяснить, что происходит. У меня и в мыслях не было задеть тебя. – Закрыв лицо руками, Мэдди снова заплакала. Он нежно гладил ее по спине. – Не плачь, маленькая. Плакать не о чем. Все любовники ссорятся время от времени.
Она не могла ударить его, поэтому лягнула в ногу. Он вскрикнул от боли:
– А это за что?
– Мне есть о чем беспокоиться, кроме ссор с тобой. И мы никакие не любовники. Мы…
– Да, кто мы?
– Я не знаю. Я больше ничего не знаю. Полгода назад я точно знала, кто я и чего хочу, но сейчас все изменилось. Я больше ничего не понимаю.
– Вот это прекрасная новость. Самая приятная за последнее время.
Может, для него это и было хорошей новостью, но Мэдди воспринимала это иначе. Уткнувшись ему в плечо, она глубоко вздохнула.
– Тебя беспокоит, что мы не любовники? – спросил он.
– Нет, конечно. Порядочная женщина не должна позволять этого до свадьбы. Порядочная женщина…
Она замолчала, потому что ‘Ринг стал целовать ее и, просунув руку внутрь расстегнутого платья, дотронулся до ее живота.
– ‘Ринг, по-моему…
– Тс-с, любимая, не говори ничего.
Он обхватил ее грудь и стал ласкать пальцем сосок. У Мэдди перехватило дыхание. Она закрыла глаза и откинула голову назад, почувствовав на шее его губы.
– Неужели ты ничего не понимаешь? – проговорил ‘Ринг с болью в голосе. – Неужели ты настолько наивна, что не видишь, как страстно я хочу тебя?
– Нет, я…
– Наверное, ты все понимаешь. Я так хочу тебя, что Тоби даже смеется надо мной. Хочу касаться твоей кожи, твоих волос, исследовать каждую клеточку твоего тела. Хочу войти в тебя и познать тебя всю.
Он прикоснулся языком к ее уху, одновременно нежно его покусывая, и у Мэдди мурашки пошли по коже.
– ‘Ринг, – прошептала она.
– Да, маленькая, я здесь. Я всегда здесь, рядом с тобой и всегда хочу тебя.
Теперь он целовал ее шею, прикасаясь к ней не только губами, но и лаская языком. Она задрожала, и тогда он отстранился от нее.
Мэдди лежала в его объятиях, забыв обо всем на свете. Ей было все равно, смотрит ли на них кто-нибудь. Она бы и бровью не повела, смотри на них хоть вся американская армия. Ее единственным желанием было ощущать его ласки. Подняв руку, она попыталась притянуть его к себе.
– Нет, – сказал он. – Я не могу. Я же не железный, хотя в последние дни у меня и было ощущение, что кое-какие части моего тела сделаны из железа. Но я не могу так больше. Лежи тихо и постарайся заснуть. Завтра мы спустимся вниз и тогда сможем побыть наедине.
Мэдди притихла; спустя некоторое время она перестала дрожать и смогла думать более-менее связно. Она вспомнила его слова о том, как давно он хочет ее. Но если это так, почему он перестал ласкать ее? И почему не дрожит, как она? Свободной рукой она медленно расстегнула верхнюю пуговицу на его рубашке.
– Мэдди, что ты делаешь? – Она прижалась губами к его теплой загорелой груди, потерлась о нее лицом, расстегивая при этом следующую пуговицу. – Мэдди, пожалуйста, не надо. Мы не можем…
Ее губы скользнули ниже. На его теле не было ни грамма жира, сплошные мускулы, обтянутые гладкой упругой кожей. Она положила руку ему на грудь, провела по ней пальцами, ощущая твердость мускулов. Он ничего не сказал, когда она принялась целовать и нежно покусывать его грудь, опускаясь все ниже к животу.
Дойдя до талии, она остановилась и с минуту лежала, прижавшись лицом к его упругому животу. Все ее тело было покрыто испариной, она быстро и неровно дышала.
– ‘Ринг, – прошептала она, но он ничего не ответил.
Подняв голову, Мэдди посмотрела на его лицо. Никогда в жизни она не видела такого выражения на лице человека. Она вспомнила скульптуры эпохи Возрождения во Флоренции. Мука и желание, страдание и экстаз отражались на его лице, и оно было так же прекрасно, как самая красивая ария.
– ‘Ринг, – снова прошептала она и легла рядом с ним.
– Я люблю тебя, Мэдди, – проговорил он наконец. – Я искал такую, как ты. Оставил дом и семью, которую люблю и которая нуждается во мне, чтобы найти тебя. Ты часть меня.
– Да, – ответила она, – я чувствую так же. Она удобно устроилась в его объятиях, и они молча лежали, соприкасаясь дрожащими горячими телами, но сейчас она не желала ничего большего.
