Текст книги "Мистификация"

Автор книги: Джозефина Тэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 13

Когда Беатриса ушла проводить Макаллана, в библиотеке наступило молчание. Не уверенный, как себя вести, Брет подошел к полкам и стал разглядывать книги.

– Ну что? – произнес Саймон, сидевший на подоконнике в небрежной позе. – Взят еще один барьер?

Брет помолчал, вслушиваясь в слова, как бы повисшие в воздухе.

– Барьер? – наконец переспросил он.

– На пути блудного сына встает немало ловушек и западней. Не так-то просто на это решиться. Что тебя побудило, Брет? Соскучился по дому?

Это был первый откровенный вопрос, который ему задали в Лачете, и Саймон вдруг даже понравился Брету.

– Не совсем так. Скорее я решил, что мое место все же здесь.

Почувствовав, что эти слова звучат несколько фарисейски, Брет добавил:

– То есть, я почувствовал, что в мире нет другого места, где мне хотелось бы жить.

Опять наступило молчание. Продолжая разглядывать книги, Брет думал, что, если ему начнет нравиться Саймон Эшби, это сильно осложнит его внутреннее состояние. Он и так уже не смел посмотреть в глаза человеку, которого лишил наследства. А если к тому же у него возникнет симпатия к этому человеку, его совсем загрызет совесть.

В библиотеку вернулась Беатриса.

– Надо было предложить этому репортеру рюмку хереса, – сказала она. – Но что теперь об этом говорить. Придется ему выпить со своим «информатором» в «Белом Олене».

– Скорее в «Колокольчике», – сказал Саймон.

– Почему ты так думаешь?

– Наша Лана предпочитает «Колокольчик».

– Да? Ну ладно, чем скорее все узнают, тем раньше закончится вся эта шумиха. – Она улыбнулась Брету, чтобы как-то смягчить невольный упрек. – Ну что, Брет, пошли посмотрим лошадей? У тебя есть костюм для верховой езды?

– То, что у меня есть, здесь не сочтут подходящим костюмом, – ответил Брет, заметив, с какой готовностью она ухватилась за возможность не называть его Патриком.

– Пойдем со мной, – сказал Саймон. – Я тебе что-нибудь подберу.

– Прекрасная мысль, – похвалила его Беатриса, радуясь миролюбивому тону Саймона. – А я пойду за Элеонорой.

– Ты рад, что тебя поселили в бывшей детской? – спросил Саймон, поднимаясь впереди Брета по лестнице.

– Да.

– Ты заметил, что там все те же обои?

– Заметил.

– А ты помнишь, как мы с тобой однажды вечером устроили бой между Айвенго и Квентином Дорвардом?

– Нет, этого я не помню.

– Само собой.

Опять слова Саймона повисли в воздухе, опять Брет ломал голову, как их понять.

Он прошел вслед за Саймоном в комнату, которую тот раньше занимал вместе с Патриком, и удивился полному отсутствию следов другого человека. Это была комната Саймона и только Саймона. И даже не спальня, а скорее кабинет: книжные шкафы вдоль стен, на каминной полке кубки, выигранные на скачках, на стенах рисунки, изображавшие лошадей, перед камином два кресла, в углу – небольшой письменный стол с телефонным аппаратом.

Саймон стал рыться в шкафу, а Брет подошел к окну. Он знал, что окно выходит на конюшню, но ее не видно за кустами сирени и деревьями золотого дождя. Вдали виднелась церковь. В воскресенье его, наверно, возьмут на утреннюю службу. Еще один барьер. Странно, почему Саймон употребил это слово?

Саймон вытащил из шкафа бриджи и пиджак.

– Должно быть впору, – сказал он, бросая одежду на кровать. – Сейчас поищу рубашку. – Он выдвинул ящик комода, на котором стояло зеркало и туалетный прибор. Комод был рядом с окном, и Брет, все еще чувствуя себя не в своей тарелке рядом с Саймоном, отошел к камину и стал рассматривать призы. Все они, за исключением одного, относились к годам, когда Патрика Эшби уже не было в Лачете. Исключение составлял маленький скромный кубок, который Саймон завоевал в Бьюресе на выступлениях детей-наездников на лошади Пейшенс. Это произошло за год до того, как Патрик Эшби покончил с собой.

Саймон оглянулся, увидел кубок в руках Брета, улыбнулся и сказал:

– Помнишь, он чуть не достался тебе?

– Мне? – переспросил захваченный врасплох Брет.

– Ну да, ты бы победил на Старом Гарри, если бы я не обошел тебя на втором круге.

– А, верно, – сказал Брет и добавил, чтобы перевести разговор. – С тех пор ты нахватал еще кучу.

– Да, есть немножко, – отозвался Саймон и опять принялся рыться в ящике комода. – Но это еще не предел. Я буду выступать в Балбридже и других престижных скачках – пока не доберусь до Олимпии.

Он сказал это рассеянно, но явно не сомневаясь, что у него будут средства для покупки первоклассных скакунов. «Где он их собирается брать?» – недоуменно подумал Брет, но решил, что сейчас не время обсуждать денежные дела.

– А ты помнишь талисман, который висел у тебя в головах? – как бы между прочим спросил Саймон, задвигая ящик.

– Лошадку? Конечно, помню. Ее звали Травести. От «Айриш пезант и Бог оук».

И тут он увидел в зеркале лицо Саймона. У того буквально глаза вылезли на лоб от изумления, и он застыл, не успев задвинуть до конца ящик комода. Через секунду Саймон опомнился, задвинул ящик, встал и медленно повернулся к Брету. Через руку у него висела рубашка.

– Вот, – сказал он, протягивая рубашку Брету и не сводя глаз с его лица. – Должна подойти.

На лице Саймона уже не было изумления; собственно, на нем не было никакого выражения. Казалось, он думал о чем-то другом. «Словно складывает в уме многозначные числа», – подумал Брет.

Он взял рубашку, подобрал с постели пиджак и бриджи, поблагодарил и двинулся к двери.

– Переодевайся и спускайся вниз, – сказал Саймон, все еще глядя на него с отсутствующим видом. – Мы тебя будем ждать.

Брет пошел к себе. Он был потрясен. Похоже, Саймон не ожидал, что он знает про лошадку. Он был настолько уверен, что Брет о ней понятия не имеет, что был буквально оглушен, когда «брат» назвал ее кличку.

Что же это значит?

Это может значить только одно.

Саймон уверен, что он не Патрик.

Брет закрыл за собой дверь уютной старой детской и прислонился к ней спиной. Одежда выпала из его ослабевших рук на пол.

Саймон вовсе не поддался на обман. А он просто притворялся. Брет был потрясен.

Зачем Саймону понадобилось притворяться?

Почему он сразу не сказал:

– Ты не Патрик, и я никогда не поверю, что ты Патрик.

По словам Ланы, поначалу он занял именно такую позицию. Да и по поведению остальных членов семьи было видно, что они ожидали от Саймона чего-нибудь в этом роде. Они до последней минуты не знали, как поведет себя Саймон. А он их всех обрадовал своей покоряюще искренней капитуляцией.

Почему он счел нужным капитулировать?

Это что – ловушка?

Может быть, все эти улыбки и теплые слова – просто хворост, прикрывающий волчью яму, приготовленную им для Брета?

Однако до того, как они встретились лицом к лицу, Саймон не был уверен, что Брет – это не Патрик. А, увидев Брета, в ту же секунду понял, что этот человек – не его брат. Зачем же тогда?..

Брет наклонился, чтобы поднять с пола одежду и вдруг резко выпрямился. Он вспомнил, какое облегчение отразилось на лице Саймона, как только он хорошенько рассмотрел Брета. Казалось, он мысленно проговорил: «Пронесло!»

Так вот в чем дело!

Саймон боялся, что он действительно увидит Патрика.

А когда он понял, что перед ним всего-навсего самозванец, он чуть не обнял его на радостях.

Однако это все равно не объясняет, почему он решил капитулировать.

Может, он просто решил отложить разоблачение, подготовить почву, сделать это публично, не оставив Брету ни малейшей лазейки?

«Если так, – думал Брет, – то молодой мистер Эшби будет неприятно удивлен – и не раз». При этой мысли у Брета улучшилось настроение. Он стал переодеваться. Теперь он вспоминал ошарашенное лицо Саймона в зеркале даже с удовольствием. Саймон не знает, какую подготовку получил Брет. Его не было в доме, когда все настороженно ждали, как Брет будет ориентироваться в доме. И никто, видимо, ему об этом не успел сказать. Он знал только, что адвокаты считают личность Патрика Эшби установленной. Уверенный, что имеет дело с явным самозванцем, он, очевидно, с восторгом предвкушает, как будет подстраивать ему ловушки и изводить его намеками.

Да, молодой мистер Эшби собрался отрывать крылышки у мух. Первой ловушкой было упоминание боя между Айвенго и Квентином Дорвардом. О том, было это или нет, мог знать только Патрик. Но мог и забыть.

О лошадке, висевшей в головах кровати, тоже мог знать только Патрик. И этого он забыть уж никак не мог.

И вдруг оказалось, что Брет про нее знает.

Не удивительно, что Саймон был ошарашен. Что он растерялся. Что у него был такой вид, словно он складывал в уме многозначные числа.

Брет с благодарностью подумал о своем наставнике, Алексе Лодинге. Лодинг просто не нашел своего призвания в жизни – ему надо было идти в репетиторы. Однако рано или поздно всплывет что-нибудь такое, о чем Лодинг забыл сказать Брету или чего он сам не знал. Вот тогда можно сесть в лужу.

Как бы то ни было, пока Брет справлялся со своей ролью и на все вопросы отвечал без запинки.

Он даже знал, что лошадку звали Травести.

Это была маленькая фигурка из мореного дуба. «Явная лошадка, – говорил Лодинг, – хотя и выполненная в примитивно-сюрреалистической манере». Поначалу она была запряжена в коляску. Это был сувенир, который привезли из Ирландии. Коляску, составленную из множества мелких деталей, дети вскоре разломали на кусочки, но прочная лошадка, выточенная из одного куска дерева, сохранилась и стала у Патрика чем-то вроде талисмана. Кличку ей придумал Алекс Лодинг. Как-то вечером они с Нэнси заехали в Лачет по дороге домой со скачек, надеясь перехватить по рюмочке. Но Билла не было дома, а Нора пила чай с детьми, И вот, сидя в детской и ожидая, когда поджарятся тосты, они стали придумывать кличку для талисмана. Патрик, который называл ее просто «моя ирландская лошадка», категорически отвергал все предложения.

– А как бы ты ее назвал, Алекс? – обратилась Нора к Лодингу, который поглощал один тост за другим и до этой минуты не задумывался, как назвать игрушку.

– Травести,[7]7
  Травести – букв. переодетый (фр.). Здесь: карикатура. – Примеч. пер.


[Закрыть] – ответил Алекс, поглядев на лошадку. – Отец – Айриш пезант,[8]8
  Ирландский крестьянин (англ.). – Примеч. пер.


[Закрыть] мать – Бог оук.[9]9
  Мореная плашка (англ.). – Примеч. пер.


[Закрыть]

Взрослые засмеялись, а Патрику, который был еще слишком мал, чтобы понимать значение слова «Травести», понравилось звучное имя. В его представлении оно связывалось с грохотом копыт и ржанием боевых коней. Это имя вполне достойно маленькой черной лошадки, которую он так любил.

– Он носил ее в кармане, – говорил Лодинг в беседке королевы Аделаиды (в этот день шел дождь). – А когда подрос, повесил ее у себя в головах на полосатой ленточке клана Стюартов, которую снял с коробки карамелек.

Да, не удивительно, что Саймон был ошарашен. Самозванец, не имеющий отношения к семейству Эшби, никак не мог знать про Травести.

Брет надел костюм, который подобрал ему Саймон, и заметил, как ладно сидят хорошо пошитые вещи даже на человеке несколько иного сложения, чем их владелец. Интересно, что сейчас думает Саймон. Он уже, наверно, узнал, что самозванец не только знает про Травести, но и ходит по дому с уверенностью хорошо знакомого с ним человека. Брет почувствовал в груди холодок восторга. Того же самого восторга, который переполнял его перед встречами с мистером Сэнделом. Его так ласково и приветливо встретили в Лачете, что его стало подташнивать от своей двуличности. Азарт крупной игры в кости сменился ощущением, что он отнимает монетку у ребенка. Но теперь у него был серьезный противник, и в нем возродился боевой пыл.

«Нет, пожалуй, не похоже на кости», – подумал Брет, разглядывая себя в зеркале. Скорее на шашки. Противники по очереди делают ход, стараясь предусмотреть контригру, блокировать неожиданную атаку. Да, шашки.

Брет спустился вниз совсем в другом настроении, с удовольствием предвкушая предстоящий поединок. Больше ему не будет стыдно смотреть Саймону в глаза. Шашки расставлены, противники сидят за доской напротив друг друга.

Через открытую дверь прихожей Брет увидел, что все Эшби собрались на залитом солнцем крыльце. Сандра, которая вечно глазела по сторонам, увидела его первая.

– Посмотрите, как ему это идет! – воскликнула она, по-прежнему ластясь к Брету.

Брет и сам знал, что костюм хорошо сидит, но ему не понравилось, что Сандра привлекла к нему всеобщее внимание. Это все же были чужие вещи. Он подумал, что Сандру так и хочется отшлепать за ее несдержанный язык. Неужели никто этого ни разу не сделал?

– Тебе надо поскорей заказать такой костюм у Уолтерса, – сказала Беатриса. – Этот тебе почти впору, можно даже дать его в качестве образца. Тогда не надо будет ездить на примерки.

– Эти бриджи шили не у Уолтерса, – лениво проговорил Саймон, разглядывая Брета. – Это от Гора и Бауена. Уолтерс понятия не имеет, как шить бриджи.

Саймон стоял, небрежно прислонившись к косяку, и казался весьма довольным собой. Его взгляд оценивающе смерил Брета от сапог до рубашки и задержался на его лице.

– Ну что ж, – дружелюбно сказал он. – Пошли смотреть лошадей?

«Нет, это не шашки, – подумал Брет. – Вовсе не шашки. Покер».

– Сейчас мы тебе покажем конюшню, – сказала Беатриса, – а после чая посмотрим маток.

Она взяла под руку Брета и Саймона, и они втроем, как добрые старые друзья, пошли к конюшне. Сзади шли Элеонора и Сандра с Джейн.

– Грегг не может дождаться, когда тебя увидит, – заметила Беатриса. – Само собой, по его виду ты об этом не догадаешься. Боже упаси, чтобы он позволил себе как-то проявить волнение. Придется тебе поверить мне на слово – он страшно доволен.

– А куда делся старик Мальпас? – спросил Брет, хотя Лодинг рассказал ему про Мальпаса во всех подробностях, когда они сидели около апельсиновой оранжереи.

– У него совсем испортился характер, – ответила Беатриса. – Он ни в чем со мной не хотел соглашаться. Просто не желал выполнять распоряжения женщины. Так что года через полтора после того, как я взяла хозяйство в свои руки, он уволился. С тех пор у нас старшим конюхом Грегг. Он мизантроп и женоненавистник, у него много странностей, но все это не мешает ему быть первоклассным конюхом. После ухода Мальпаса у нас заметно снизились расходы на фураж. И фермеры больше расположены к Греггу, потому что он покупает у них сено напрямую, а не через посредников. Да и в лошадях он, по-моему, разбирается лучше Мальпаса. Мастер доводить слабых лошадей до кондиции. А уж как выхаживает больных лошадей – это чудо!

«Почему он не в своей тарелке? – думала Беатриса, чувствуя под рукой напряженные мышцы Брета. – Самое трудное ведь позади. Почему он никак не может расслабиться?»

Брет никак не мог расслабиться, потому что каждым нервом ощущал руку Беатрисы. Никогда раньше прикосновение женской руки не давало ему такого острого ощущения. Как и после обеда, когда Беатриса взяла его за руку и повела на интервью с Макалланом, его переполняло незнакомое ему чувство. Но при виде конюшни все эмоциональные и этические проблемы вылетели у него из головы.

При взгляде на конюшню Лачета Брет испытал то же, что чувствует матрос с торгового судна, увидев пассажирский лайнер. Он глядел на нее с доброй, но презрительной усмешкой. Не хватало лишь ленточек и бантиков на лошадях. Только лошадиные морды, с интересом выглядывавшие из просторных денников, убедили его, что это действительно конюшня. Брет видел миниатюрные копии таких конюшен в дорогих магазинах детских игрушек. Ему всегда казалось, что эти веселенькие разноцветные домики и цветы в кадках рассчитаны на детей и не имеют никакого отношения к действительности. Оказывается, это были точные копии настоящих английских конюшен. На одну такую конюшню он и взирал с нескрываемым изумлением.

Даже работа на экскурсионном ранчо не подготовила его к этому зрелищу. Там тоже все было ярко раскрашено, но там все напоминало о тяжелой работе ковбоя. На экскурсионном ранчо никому не пришло в голову оставить посреди двора газон с зеленой травкой, скошенной так низко, что газон напоминал зеленое бильярдное сукно. Такой аккуратный квадратик, который, казалось, можно скатать и унести с собой. На экскурсионном ранчо все же чувствовался, хотя и слабый, запах навоза, грязи и пота, а также там были неизбежные спутники лошадей – мухи.

Слева от ворот стоял домик, в котором помещалась сбруйная, а в дверях домика стоял старший конюх Грегг. Вид у него, как у всех людей, причастных к разведению лошадей, был унылый и разочарованный. И, как все лошадники, он, казалось, не имел возраста. Ему, наверно, было лет пятьдесят, но Брет не удивился бы, если бы узнал, что ему всего тридцать пять.

Грегг шагнул вперед и остановился, дожидаясь, когда подойдут Эшби. Эти два шага были его уступкой требованиям вежливости, а то, что он ждал, когда они сами к нему подойдут, давало понять хозяевам, что он у себя дома. Знакомясь с Бретом, Грегг окинул его взглядом светло-голубых глаз, но выражение его лица осталось вежливо-непроницаемым. Он поздравил Брета с приездом и стиснул ему руку так, что у того хрустнули косточки.

– Говорят, вы в Америке работали с лошадьми, – сказал Грегг.

– Только с простыми рабочими лошадьми. На которых пасут скот.

– Эти лошадки тоже работают, – сказал Грегг, кивая в сторону конюшни. И не воображай, что это не так, говорил его тон. Видимо, он кожей почувствовал недоверие Брета к заведению, где все сияло столь неестественной чистотой. Грегг перевел глаза на Элеонору, которая стояла позади Брета, и сказал:

– Гляньте, кто вас ждет в сбруйной, мисс Элеонора.

Как бы в ответ на его слова из глубины домика возник мальчик. Вид у него был весьма неуверенный, словно он не ждал, что ему кто-нибудь обрадуется. Хотя он был одет по-другому, Брет его сразу узнал. Это был тот самый мальчик, который сидел верхом на льве, когда они с Элеонорой проезжали мимо ворот Клер-парка. На нем уже не было леопардовой шкуры, но все равно его наряд поражал воображение: полосатая футболка, плотно облегавшая его тощее тело, бриджи, которые были ему так велики, что свисали складками, на голове – жокейская шапочка, из-под которой выглядывала прокладка от защитного шлема, на ногах – грязные красные мокасины.

– Тони! – воскликнула Элеонора. – Что ты здесь делаешь?

– Я пришел на урок, – ответил Тони. Глаза его шныряли, как две ящерицы.

– Но у тебя нет сегодня урока!

– Разве нет? А я думал, что есть.

– Ты отлично знаешь, что у тебя нет урока во вторник.

– А я думал, сегодня среда.

– Ты бессовестный лгунишка, Тони, – деловито отметила Элеонора. – Ты прекрасно знаешь, что никакая сегодня не среда. Ты просто видел меня в машине с незнакомым человеком и пришел разнюхать, кто это такой.

– Элеонора! – укоризненно проговорила Беатриса.

– Ты не знаешь, что это за тип, – отозвалась Элеонора, так, словно предмет спора не стоял перед ними. – У него маниакальное любопытство. Пожалуй, это единственная черта, которая роднит его с человеческим родом.

– Дай ему урок, и пусть не приходит завтра, – предложил Саймон, глядя на Тони с брезгливой гримасой.

– Нет уж, пусть не воображает, что на урок можно заявиться, когда ему придет в голову! – отрезала Элеонора. – И вообще я ему сказала, чтобы он в таком виде здесь не показывался. Велела я тебе надеть ботинки или нет, Тони?

Черные глаза перестали бегать, как ящерицы, и исполнились глубочайшей скорби.

– У папы нет денег на ботинки, – проговорил он со слезой в голосе. Надо было иметь каменное сердце, чтобы не посочувствовать бедному мальчику.

– У твоего папы доход 12 тысяч в год без налога, – парировала Элеонора.

– Если ты дашь ему урок сейчас, Нелл, – вступила в разговор Беатриса, – ты будешь завтра свободна и поможешь мне принимать толпы гостей, которые нагрянут посмотреть на Брета.

Элеонора заколебалась.

– Раз уж он пришел, пусть отъездит свое, – добавила Беатриса.

– Тем более, что он и завтра заявится в мокасинах, – лениво проговорил Саймон.

– Индейцы ездят верхом в мокасинах, – заметил Тони, – и они очень даже хорошие наездники.

– По-моему, твой нищий отец не очень обрадуется, если ты будешь разгуливать в мокасинах по Савил-Роу.[10]10
  Савил-Роу – улица в Лондоне, где расположены ателье дорогих мужских портных. – Примеч. пер.


[Закрыть] Смотри, чтоб в следующий раз пришел в ботинках. Ладно, Тони, я дам тебе урок, только не надейся, что подобные фокусы будут и впредь сходить тебе с рук.

– Я и не надеюсь.

– Если еще когда-нибудь заявишься не в свой день, пойдешь назад не солоно хлебавши.

– Хорошо.

Глаза Тони опять зашмыгали, как ящерицы.

– Иди скажи Артуру, чтобы он оседлал тебе Спада.

– Хорошо.

– Заметьте – никакого «спасибо», – сказала Элеонора, глядя ему вслед.

– А зачем ему шлем? – поинтересовался Саймон.

– Он говорит, что у него тонкие кости черепа, что ему нужна какая-нибудь прокладка. Не знаю, где он нашел эту прокладку, но, учитывая его любовь к индейцам, мне, наверно, надо радоваться, что он не явился на урок в головном уборе из перьев.

– Подожди, еще заявится, – заметил Саймон, – он просто до этого еще не додумался.

– Ладно, пойду оседлаю Бастера, – сказала Элеонора. – Извини, Брет, но я думаю, что это к лучшему. Сегодня его пони будет вести себя гораздо спокойнее, чем завтра после целого дня в конюшне. Да и зачем тебе три провожатых? После чая я сведу тебя к маткам.