Текст книги "Мистификация"

Автор книги: Джозефина Тэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 5

Брет встал и вынул из кармана пальто пачку сигарет.

Почему его не так уж сильно возмутило предложение Лодинга?

Может быть, он догадывался, что тот предложит что-нибудь сомнительное? Или уже по лицу Лодинга было ясно, что это за человек? Или он просто не принял это всерьез – настолько невероятно было, чтобы он, Брет Фаррар, ввязался во что-нибудь подобное.

Предложение Лодинга не вызвало у него негодования. Он не сказал: «Задумал обокрасть своего друга? Ну и подонок же ты!», или что-нибудь в этом роде. С другой стороны, Брет всегда считал, что его не касаются ни грехи, ни печали, ни радости посторонних людей. И потом, нельзя же послать к чертовой матери человека, гостеприимством которого ты пользуешься.

Брет подошел к окну. Перед ним простиралась панорама крыш с рельефным узором из печных труб на фоне мутного сияния ночного Лондона. У него не кончились деньги, но все поиски работы были безуспешными. Судя по всему, в Англии гораздо больше безработных конюхов, чем конюшен. Число лошадей все уменьшается, а число их любителей все возрастает. Кавалерия перестала существовать, но остались еще крепкие и здоровые кавалеристы, смысл жизни которых заключался в лошадях. И стоило им только услышать, что где-то требуется человек, умеющий обращаться с лошадьми, они толпой валили предлагать свои услуги. Кроме того, Брет вовсе не хотел просто кормить лошадей и чистить стойла. Так дорожный инженер вовсе не хочет сидеть за рулем асфальтового катка.

Он обращался в несколько мест, но солидные коннозаводчики не проявляли интереса к хромому юноше, у которого не было даже рекомендательных писем. Зачем он им? У них и так огромный выбор. А узнав, что он занимался объездкой лошадей в Штатах, они совсем теряли к нему интерес: «А, ковбой!» Они говорили это очень вежливо – Брет и забыл, как вежливы англичане – но так или иначе давали понять, что методы объездки, принятые на Диком Западе: или убьет или подчинится, им не подходят. Поскольку вслух они ничего такого не говорили, у Брета не было возможности объяснить, что он тоже не сторонник подобных методов. Да если бы и объяснил: все равно никакого проку. Они брали на работу только людей, о которых что-нибудь знали. В Америке, где человек без конца мотается по стране, все обстоит иначе. Здесь, если тебя берут на работу, то считают, что это – на всю жизнь, и характеру человека придается не меньше значения, чем его квалификации.

Оставалось одно – уехать из Англии. Но вся беда в том, что уезжать он не хотел. Вернувшись сюда, он понял: воображая, что он свободно и без цели бродит по свету, Брет на самом деле просто кружным путем возвращался в Англию. Только он вернулся не через Дьепп, а через Лас-Крузес и Северную Америку – вот и вся разница. Он теперь знает, чем хочет заниматься – лошадьми; но в Нью-Мексико, как и в школе, он не чувствовал себя дома. Просто в Нью-Мексико ему больше нравилось. А теперь, когда он посмотрел на Англию, он понял, что здесь ему нравится еще больше. Он хочет тренировать английских лошадей и участвовать в скачках на английских ипподромах.

К тому же без денег из Англии трудно уехать. Как-то он разговорился в кафе с человеком, который уже полгода пытался наняться на судно, идущее в Соединенные Штаты или Австралию. «Знаешь, что они говорят? – злобно проворчал он. – «Подай сюда профсоюзный билет!» И если ты не состоишь в профсоюзе уборщиков грязной посуды, тебя даже не возьмут помощником стюарда. Я все жду, когда у них потонет судно, потому что на борту не нашлось человека с профсоюзным билетом, дающим право качать насос!»

Глядя в горящие яростью глаза своего собеседника, Брет вспомнил того француза в бистро: «Нужны документы!» Да, бумажки правят миром.

Предложение Лодинга было бы очень кстати, если бы дело не шло об уголовно наказуемом деянии.

Жаль, что Лодинг с самого начала не упомянул конный завод. Может быть, тогда Брет слушал бы его с большим интересом?

Да нет, ни в коем случае! Это же преступная афера. Он ни за что не станет в нее впутываться.

– Тебе ничего не грозит, – убеждал его внутренний голос. – Даже если Эшби тебя разоблачат, они не станут подавать в суд – побоятся скандала.

– Заткнись! – сказал Брет внутреннему голосу. – Не хватало еще ввязаться в уголовщину.

Может, сходить как-нибудь в театр – посмотреть, что там играет Лодинг? Брету никогда не приходилось иметь дело с актерами. Сидеть в кресле и смотреть, как на сцене выкаблучивается твой знакомый – это будет что-то новенькое. И можно ли довериться Лодингу?

– Можно, не сомневайся, – заверил его внутренний голос, – толковый парень.

– Явный проходимец, – возразил Брет. – Чтоб я связался с таким типом…

– А ты не связывайся, – сказал внутренний голос. – Отправляйся в Лачет и скажи им: «Поглядите на меня. Я вам никого не напоминаю? Меня такого-то числа такого-то года оставили на пороге приюта. А сейчас мне нужна работа в конюшне.»

– Это же шантаж. Зачем мне работа, полученная при помощи шантажа? Не говори вздор!

– Но они должны что-то для тебя сделать!

– Ничего они мне не должны! Ни пенса!

– Брось! Ты же знаешь, что в тебе течет кровь Эшби!

– Откуда мне это знать? Мало ли на свете было двойников? Даже у Гитлера были двойники. В газетах без конца печатают фотографии людей, как две капли воды похожих на знаменитостей. Сходство удивительное, только чувствуется, что характер не тот.

– Чушь! Конечно, ты – Эшби. Откуда у тебя умение обращаться с лошадьми?

– Мало ли кто умеет обращаться с лошадьми!

– В приюте было шестьдесят два воспитанника, и никто из них не отказался бы от хорошей работы, от усыновления богатыми людьми – и лишь для того, чтобы в конце концов добраться до лошадей.

– Я не знал, что ищу лошадей.

– Конечно, ты не знал. Зато кровь, текущая в твоих жилах, знала. Кровь Эшби..

– А, заткнись!

Брет решил поехать на завтра в Льюис и попытать счастья в конкурной конюшне. Хоть он и хромает, но может усидеть на любой скотине с четырьмя копытами. Может, их заинтересует человек, который не возражает против того, чтобы сломать себе шею?

– А зачем ломать шею, когда можно жить припеваючи?

– Припеваючи я мог бы жить и в других местах.

– Но там не было лошадей.

– Заткнись, не трать попусту слов!

Брет начал раздеваться, надеясь, что привычные движения заставят замолчать настырный внутренний голос. Да, завтра он обязательно поедет в Льюис. Пожалуй, это слишком близко к местам, где он вырос, но кто его теперь узнает? Да хоть бы и узнали – ну и что? Просто не хочется возвращаться по кругу.

– А ты им скажи: вы обознались, моя фамилия Эшби, – ядовито сказал внутренний голос

– Да замолчишь ты, наконец?

И что заставило Патрика Эшби покончить с собой? Впереди у него была целая жизнь – и такая прекрасная жизнь! – а он взял и утопился. С какой стати? Как будто нельзя прожить без родителей.

– Видно, у него были не все дома. Слабак. Ты сумеешь распорядиться Лачетом куда лучше.

Брет налил в таз холодной воды и вымылся до пояса. Приютская муштра прочнее армейской. Растираясь тоненьким махровым полотенцем, Брет подумал:

– Да и не привык я к такой жизни. Дворецкий, слуги и все такое.

Его представления о жизни английских помещиков были почерпнуты из голливудских фильмов.

Чего там говорить – бредовая идея, и все.

Лучше об этом больше не думать.

Кто-то сказал, что если долго думать о чем-то немыслимом, в конце концов к этой мысли привыкаешь.

Однако к Лодингу надо сходить, любопытно взглянуть на фотографии. Почему бы не сходить?

Надо посмотреть, каков он из себя, его «близнец».

Лодинг, конечно, проходимец, но один раз к нему зайти можно – что тут страшного? На фотографии поместья тоже интересно взглянуть.

Да, к Лодингу надо сходить.

Послезавтра. Сначала съезжу в Льюис.

А может, и завтра.

ГЛАВА 6

Мистер Сэндел, частный поверенный семьи Эшби из адвокатской фирмы «Коссет, Тринг и Ноубл», досиживал в конторе последний час и уже задумался над вопросом, который вставал перед ним каждый день: поторопиться ли, чтобы успеть на поезд в 4-55 или не спешить и поехать в 5-15? Собственно говоря, вопрос, на каком поезде ехать домой, был единственным, который мистеру Сэнделу приходилось решать самому. Клиенты фирмы разделялись на две категории: одни сами решали свои проблемы и твердо говорили адвокатам, что они от них хотят, а у других вообще не было проблем. Размеренный ритм жизни в конторе, помещавшейся в старинном здании под тенью высоких платанов, за всю ее историю не нарушался каким-либо происшествием. Даже смерть клиента не являлась происшествием, а следствием естественного хода вещей: из определенного ящичка извлекались соответствующее завещание, и все шло по-прежнему.

Фирма «Коссет, Тринг и Ноубл» вела семейные дела. Адвокаты составляли завещания и хранили секреты; в их обязанности не входило решение проблем. Поэтому проблема, которая неожиданно обрушилась на мистера Сэндела, застала его врасплох.

– Все, Мерсер? – спросил он клерка, который вернулся, проводив очередного клиента.

– Нет. там еще сидит мистер Эшби.

– Эшби? Из Лачета?

– Да, сэр.

– Очень хорошо. Принесите нам, пожалуйста, чаю.

– Хорошо, сэр, – сказал Мерсер. – Заходите, сэр.

В дверь вошел молодой человек.

– Добрый день, Саймон, мой мальчик, – начал мистер Сэндел, пожимая ему руку. – Рад вас видеть. Вы ко мне по делу?

Мистер Сэндел вдруг растерянно замолчал, вглядываясь в посетителя. Его рука, которой он указывал на стул, так и повисла в воздухе.

– Господи Боже мой, – проговорил он. – Вы же не Саймон.

– Нет, я не Саймон.

– Но вы явно Эшби!

– Если вы так считаете, это сильно упрощает дело.

– Да? Извините, у меня все смешалось в голове. Я не знал, что у. Саймона есть двоюродные братья.

– По-моему, у него их нет.

– Вот как? Тогда – простите – кто же вы?

– Я – Патрик.

У мистера Сэндела отвалилась челюсть.

Он был потрясен и как-то весь съежился.

Несколько секунд он смотрел в серые глаза посетителя – типичные глаза Эшби – и не мог придумать ни одной приличествующей случаю фразы.

– Давайте присядем, – наконец выговорил он.

Мистер Сэндел еще раз указал на стул для посетителей, а сам рухнул в свое кресло с видом человека, у которого почва уходит из-под ног.

– Давайте все же разберемся, – сказал он. – Единственный Патрик Эшби, которого я знаю, умер в возрасте тринадцати лет примерно – э-э-э – восемь лет тому назад.

– Почему вы решили, что он умер?

– Он покончил жизнь самоубийством и оставил предсмертную записку.

– Разве в записке говорилось о намерении убить себя?

– Боюсь, что я не помню ее дословно.

– Я тоже уже не помню. Но помню, что написал примерно: «Я больше не могу. Пожалуйста, не сердитесь на меня».

– Да-да. Что-то в этом роде.

– Тут нет ни слова о намерении покончить с собой.

– Как же еще можно было ее истолковать? Записку нашли в кармане куртки, лежавшей у края обрыва.

– А рядом идет тропинка, ведущая в гавань.

– В гавань? Вы хотите сказать…

– Вот именно. Смысл записки – что я решил убежать из дома. Самоубийство тут ни при чем.

– А куртка?

– Нельзя же оставить записку просто на траве. Надо было ее куда-то положить.

– Вы всерьез пытаетесь меня уверить, что… что… что вы – Патрик Эшби и что вы вовсе не покончили с собой?

Молодой человек поднял на него бесстрастные глаза.

– Когда я вошел, – сказал он, – вы приняли меня за моего брата.

– Да. Саймон и Патрик были близнецы. Не абсолютно идентичные, но все же очень… – Тут до мистера Сэндела дошел смысл сказанного, и он воскликнул: – Господи Боже мой, я действительно принял вас за Саймона!

Минуту он помолчал, растерянно глядя перед собой. Тут вошел Мерсер с подносом.

– Выпьете чаю? – машинально спросил мистер Сэндел.

Это был чисто рефлекторный вопрос при виде чайного прибора.

– Спасибо, с удовольствием, – ответил молодой человек. – Сахара не надо.

– Надеюсь, вы понимаете, – почти умоляюще сказал мистер Сэндел, – что мы должны будем провести тщательное расследование. Все это так поразительно… просто невероятно… Мы же не можем просто поверить вам на слово.

– Разумеется, нет.

– Вот и прекрасно. Хорошо, что вы это понимаете. Вероятнее всего, через какое-то время можно будет… так сказать… «заколоть тельца», но сначала надо предпринять определенные шаги. Молока подлить?

– Да, пожалуйста.

– Например, вы говорите, что убежали из дома. Значит, вы, я так понимаю, сели на какое-то судно?

– Естественно.

– На какое?

– На «Айру Джонса». Оно стояло у причала в Вестовере.

– Забрались в него и спрятались?

– Да.

– И где вы сошли с «Айры Джонса»? – спросил мистер Сэндел, делая пометки у себя в блокноте. Мало-помалу к нему возвращались мыслительные способности. С такой проблемой он не сталкивался никогда в жизни. Теперь уж он никак не успеет на поезд в 5-15.

– На Нормандских островах. В Сент-Хельере.

– Вас обнаружили на борту?

– Нет.

– И никто не заметил, как сошли в Сент-Хельере?

– Никто.

– А потом?

– Я сел на судно, идущее в Сен-Мало.

– Опять спрятались на борту?

– Нет, я купил билет.

– А как называлось судно, не помните?

– Нет, не помню. Это был паром.

– А… Ну а потом?

– Потом я сел в автобус. Мне в Лачете всегда казалось, что ездить на автобусе куда интереснее, чем на нашем старом «универсале», но как-то никогда не приходилось.

– На «универсале». Да-да, – сказал мистер Сэндел и записал: «Помнит автомобиль». – А потом?

– Сейчас вспомню. Какое-то время я работал подручным в гараже. Это был гараж при гостинице в городишке Вилльдье.

– А название гостиницы помните?

– Кажется, «Дофин». Оттуда я на попутках добрался до Гавра и там нанялся юнгой на торговое судно.

– А название помните?

– Еще бы! «Барфлер». Меня поставили помогать повару в камбузе. Я взял себе имя Фаррар. Сошел на берег в Мексике. В Тампико. С течением времени попал в Штаты. Дать вам список мест, где я там работал?

– Будьте добры. Вот вам… а, у вас есть ручка. Просто список названий. Спасибо. А когда вы вернулись в Англию?

– Второго марта, на «Филадельфии». Снял комнату в Лондоне и жил там все это время. Дать вам адрес? Наверно, вы все это тоже будете проверять.

– Да-да. Спасибо. Да.

У мистера Сэндела было странное ощущение, будто не он направляет ход беседы, а этот молодой человек, которому, в конце концов, надо еще доказать, что он тот, за кого себя выдает. Он решил перехватить инициативу:

– Вы еще не пытались связаться со своей… я хочу сказать, с мисс Эшби?

– Нет. А что, это так трудно? – тихо спросил юноша.

– Я просто хочу сказать…

– Я не искал встречи с родственниками, полагая, что сначала мне надо обратиться к вам. Вы это имеете в виду?

– Весьма разумно, весьма…

Опять мистер Сэндел был вынужден поддакивать своему собеседнику.

– Я немедленно позвоню мисс Эшби и сообщу ей о вашем посещении.

– Да-да. Скажите ей, что я жив.

– Конечно. Разумеется.

Неужели этот юнец насмехается над ним? Да нет, не может быть.

– Вас можно будет найти по этому адресу?

– Да.

Молодой человек встал. Опять инициатива оказалась у него в руках.

– Если все, что вы мне рассказали, подтвердится, – сказал мистер Сэндел, стараясь напустить на себя строгий вид, – я первый поздравлю вас с возвращением в Англию и в лоно семьи. Хотя ваше бегство причинило вашим родным огромное горе. Мне непонятно, почему за все это время вы не сочли нужным известить их, что вы живы.

– Может быть, я предпочитал оставаться мертвым.

– Мертвым?

– Вам этого не понять. Вы ведь никогда меня не понимали.

– Не понимал?

– Помните тот случай в «Олимпии»? Вы думали, что я расплакался, потому что испугался.

– В «Олимпии»?

– А я вовсе не испугался. Я плакал от счастья, что лошади такие красивые.

– В «Олимпии»? Но это же было… И вы до сих пор помните?

– Надеюсь, что вы меня известите, мистер Сэндел, когда проверка будет закончена.

– Что? Да-да, конечно.

Боже правый, думал мистер Сэндел, я и забыл тот случай в «Олимпии». Может быть, я обошелся с ним чересчур сухо? Если этот юноша действительно владелец Лачета… Может быть, не следовало…

– Пожалуйста, не думайте… – начал мистер Сэндел.

Но молодой человек уже затворил за собой дверь и вышел на улицу, кивнув на прощанье Мерсеру.

Мистер Сэндел сидел у себя в кресле, вытирая вспотевший лоб носовым платком.

А Брет тем временем, к своему изумлению, летел по улице, как на крыльях. Он страшился этой встречи и предполагал, что ему будет стыдно. Но все получилось совсем не так. С ним в жизни не происходило ничего более увлекательного. В груди был холодок восторга, словно он шел по канату под куполом цирка. Сидя перед адвокатом, он врал ему без зазрения совести и даже не сознавал, что врет – до того он был захвачен этой игрой. Что-то в этом роде он чувствовал, когда объезжал строптивую лошадь – такое же сознание ежесекундной опасности и такое же удовлетворение, когда ему удавалось предугадать какой-нибудь смертельный фортель. Но объездка лошадей никогда не требовала такого умственного усилия и не доставляла такого пьянящего наслаждения.

Так вот почему преступники опять идут на дело – даже когда их не побуждает необходимость. Им хочется еще раз испытать это возбуждение опасностью и этот пьянящий восторг от ее преодоления.

Следуя указаниям Лодинга, Брет зашел в кафе, но ему совсем не хотелось есть. Его переполняло изумительное чувство насыщения – словно он только что пообедал и выпил. Раньше, стоило ему испытать какое-нибудь сильное ощущение: когда он объезжал строптивую лошадь, либо был с женщиной, либо выбирался из опасного положения, – у него возникал волчий аппетит. Но сейчас он сидел за столиком и смотрел на тарелку с едой, но глаза его ничего не видели от головокружительного чувства удачи, которое заглушило даже голод.

Никто не зашел в кафе вслед за ним, и никто как будто не обращал на него внимания.

Брет заплатил по счету и вышел на улицу. Никто не слонялся поблизости. По тротуару катился поток прохожих. Брет дошел до вокзала «Виктория» и позвонил Лодингу из автомата.

– Ну? – спросил тот. – Как дела?

– Замечательно!

– Ты случайно не выпил на радостях?

– Нет. А что?

– В первый раз слышу от тебя такое слово.

– Просто у меня хорошее настроение.

– Это чувствуется. А снаружи заметно?

– Снаружи?

– Твоя бесстрастная физиономия хоть немного оживилась?

– Откуда мне знать? Рассказать, как все прошло?

– Главное я уже знаю.

– Что?

– Тебя не сдали полиции.

– А вы ожидали, что меня сдадут полиции?

– Это было не исключено. Нет, вообще-то я этого не ожидал. Все же дело задумано двумя умными людьми.

– Благодарю за комплимент.

– Ну и как старикан – облобызал тебя на радостях?

– Нет. Но он чуть не потерял дар речи. Держался в рамках этикета.

– Собирается проверять каждое твое слово?

– Да.

– А как он тебя встретил?

– Он поначалу принял меня за Саймона.

Лодинг весело хмыкнул.

– А ты сумел ввернуть фразу об «Олимпии»?

– Да.

– Господи, не заставляй меня выдавливать из тебя каждое слово! Это не показалось нарочитым?

– Нет, все пришлось весьма кстати.

– Ну и как, проняло его?

– У него глаза вылезли на лоб.

– Но все-таки он не был полностью убежден?

– А я не стал ждать, как он отреагирует. Встал и ушел.

– То есть, ты бросил ему это под занавес? Ну, парень, я снимаю перед тобой шляпу. Ты просто гигант. Мне казалось, что за две недели я тебя досканально изучил. Но ты все еще меня удивляешь.

– Могу сказать вам в утешение, что я и сам себе удивляюсь.

– По-моему, ты не огорчен.

– Ничуть. Просто удивлен.

– Ну ладно, теперь нам надо держаться подальше друг от друга. Очень рад был с тобой познакомиться. Кью-гарденз[5]5
  Кью-гарденз – ботанический сад в Лондоне. – Примеч. пер.


[Закрыть] теперь всегда будет напоминать мне о славных денечках, что мы там провели с тобой. Разумеется, я надеюсь, что у меня будет и другой повод радоваться встрече с тобой. А пока постарайся не звонить мне, разве что в крайнем случае. Я тебе все рассказал. Теперь дело только за тобой.

Да, Лодинг отлично натаскал Брета. В течение двух недель, с раннего утра до семи часов вечера, в ясную погоду и в дождь, они сидели в какой-нибудь беседке в Кью-гарденз, и Лодинг рассказывал Брету про жизнь в Лачете и Клер-парке. Он поведал ему историю рода Эшби и рода Ледингемов, обрисовал окрестности, которых Брет никогда не видел, и заставил его вызубрить каждую тропинку и каждый холмик. Это тоже было очень интересно. Брет всегда легко сдавал экзамены и шел на них с таким же удовольствием, с каким любители идут на радио-викторину Эти две недели в Кью-гарденз, собственно, и были одной сплошной викториной. Последние дни, отвечая на бесчисленные вопросы Лодинга, Брет испытывал такой же холодок в груди, который он ощутил, сидя у мистера Сэндела: «Ты хорошо пел?», «На пианино играл?», «Кто жил в домике возле въезда в Клер-парк?», «Какого цвета были волосы у твоей матери?», «Где служил твой отец?», «Как называлась его фирма?», «Твое любимое блюдо?», «Как звали хозяина магазинчика в деревне?», «На какой скамье Эшби сидели в церкви?», «Как пройти из большой гостиной в Клер-парке в комнату дворецкого?», «Как звали вашу экономку?», «Ты умел ездить на велосипеде?», «Какой вид открывается из чердачного окошка?». И так Лодинг часами обстреливал его вопросами. Сначала Брету было просто забавно, потом стало делом чести не допустить ни одной ошибки. Лодинг решил, что им лучше всего встречаться в Кью-гарденз:

«Всю твою жизнь с момента приезда в Лондон будут изучать под микроскопом. Так что тебе нельзя просто переехать жить ко мне, как я поначалу предложил. Нельзя даже, чтобы нас видели вместе. Приходить к тебе в Пимлико мне тоже не следует. Надо, чтобы у тебя, как и раньше, никогда не бывало посетителей».

И они решили встречаться в Кью-гарденз. «Лучшего места не придумаешь, – сказал Лодинг. – Там издалека увидишь приближающегося человека, сам оставаясь невидимым. Нигде в Лондоне нет такого изобилия беседок, такой тишины и малолюдья».

Каждое утро они порознь приезжали в Кью-гарденз, входили через разные ворота, встречались в каком-нибудь новом месте и шли в другой укромный уголок сада. И так в течение двух недель. Лодинг приносил фотографии, карты, рисунки и схемы. Он начал с официальной карты, на которой было видно расположение деревни Клер, потом раздобыл более подробную карту, а потом нарисовал Брету план Лачета и Клер-парка. Это было похоже на постепенный спуск на воздушном шаре. Сначала Брет составил себе общее представление обо всей округе, потом изучил отдельные пустоши, поля и сады, потом планировку дома. Так постепенно в его сознании складывалась картина чужой жизни, на которой все больше и больше проступали подробности. Лодинг был отличным инструктором, и Брет оценил его систему по достоинству.

Но главное, конечно, были фотографии. Странным образом Брета меньше всего заинтересовала фотография его «близнеца». Само собой, Саймон был на него очень похож, но ему было даже как-то неловко смотреть на лицо, которое поражало сходством с его собственным. Ему было гораздо интереснее разглядывать портрет мальчика, жизнь которого оборвалась так рано, мальчика, чье место он намеревался занять. У него возникло какое-то необъяснимое чувство духовной близости с Патриком.

Он сам заметил это и не мог себе объяснить. Казалось бы, при мысли о Патрике он должен испытывать чувство вины. А у него возникло чувство локтя, словно они были союзниками в каком-то противоборстве.

Выходя из вокзала, он с удивлением вспомнил свое объяснение, почему Патрик плакал в «Олимпии». Лодинг сказал ему только, что Патрик плакал безо всякой причины (ему тогда было семь лет) и Сэндел возмутился его необъяснимым капризом, а потому больше никогда не брал детей на бега. Лодинг предоставил Брету распорядиться этой историей, как он сочтет нужным. Что же заставило Брета сказать Сэнделу, что Патрик плакал оттого, что лошади были такие красивые? Неужели он угадал, почему плакал Патрик?

Что ж, ходу назад уже нет. Настойчивый голос, с которым он спорил тогда вечером, победил. Теперь оставалось только как можно крепче держаться в седле. Во всяком случае, предстояла славная скачка, от которой будет замирать сердце и перехватывать дыхание. Брет привык вступать в единоборство с лошадью, рискуя и здоровьем, и жизнью, но сейчас ему предстояла гораздо более увлекательная борьба – борьба умов.

В приюте сказали бы, что он уже проиграл в борьбе с дьяволом-искусителем и продал ему свою бессмертную душу. Но Брет никогда не верил в бессмертие души.

Совесть не позволяла ему явиться в Лачет в качестве шантажиста; достоинство не позволяло ему явиться туда в роли просителя. Нет, черт побери! – он придет туда как завоеватель.