Текст книги "Преданное сердце"

Автор книги: Джозефина Кэрсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Джозефина Кэрсон
Преданное сердце

1

Джонатан Уэбб – молодой преуспевающий врач сидел в кресле перед камином в своем уютном кабинете. Весело потрескивали дрова. Теплый красноватый отблеск пламени высвечивал его умное выразительное лицо с мягкими светло-карими глазами.

День выдался тяжелый, в бедных кварталах участились случаи заболевания холерой. Несмотря на обширную практику и множество богатых пациентов, доктор Уэбб не оставлял своим вниманием сирых и убогих и делал все возможное, чтобы помочь им. Большинство обитателей роскошных особняков центральных улиц города считали это чудачеством. Но Джонатан, будучи врачом по призванию, видел в этом свой прямой долг.

Однако сейчас перед его мысленным взором стоял образ прелестной белокурой девушки, оттесняя все остальное на второй план. Вспоминая ее улыбку, глаза, только ей свойственный поворот головы, каждый мимолетный жест, он понимал, как глубоко она проникла и его сердце. Он готов был на все, чтобы услышать из ее милых уст одно-единственное, короткое, но такое желанное для каждого влюбленного мужчины, «да».

Он взволнованно встал и подошел к окну. На улице было пасмурно, шел мокрый снег, налипая на черные ветви деревьев, тускло поблескивая в свете газовых фонарей и тая на темной земле. Последний февральский снег перед приходом весны.

Снег, снег… Неожиданно перед его глазами возникла картина: маленькая девочка пытается закрыть лицо руками от летящих в ее сторону снежков. «За что, за что?..» – еле слышно шепчет она дрожащими губами. И талый снег вперемешку со слезами струится по ее лицу. Но ее трогательная беззащитность и испуг вызывают только новый взрыв улюлюканья и свиста группы сорванцов, забавляющихся растерянностью своей жертвы.

Не выдержав, Джонатан с кулаками бросается на вихрастого вожака, остальные мальчишки тут же разбегаются. Потом он вытирает лицо девочки своим носовым платком.

– Глория Моррисон, – тепло с надеждой в голосе шепчет Джонатан.

Пушистая рыжая кошка калачиком свернулась на подоконнике. Ей не мешает ни снег за окном, ни свет в комнате. Тепло, уютно, тихо. И миске свежие сливки. Кажется, что она спит, но малейший шорох заставляет ее настороженно приоткрывать круглый зеленый глаз.

Повсюду разбросаны разноцветные ленточки, кружева, бусинки и блесточки, листки бумаги, с написанными на них стихами и посвящениями. В свете лампы над столом склонилась женщина. Несмотря на позднее время, она что-то увлеченно мастерит. По тому, как она порой откидывается на высокую спинку стула и на какое-то время закрывает глаза, чувствуется, что она устала. Рука с иголкой двигается все медленнее и медленнее. В ее утомленном мозгу мелькает видение: она совсем еще маленькая, в аляповатой бедной одежде. Мальчик вытирает ей слезы и на вопрос «за что» отвечает: «Потому что ты самая красивая. Они хотели привлечь твое внимание, но не знали как». Она поверила, и обида и растерянность в ее сердце сменились благодарностью. Потом они стали друзьями, поверяя друг другу самое сокровенное.

Из стенных часов выскочила маленькая птичка, прокуковала десять раз и спряталась в своем деревянном гнездышке. Женщина вздрогнула. Неужели так поздно? Неудивительно, что она чуть не уснула. Сделав последний стежок, она закрепила еще одну блестку на валентинке – открытке, посвященной Дню Святого Валентина, покровителя всех влюбленных.

Отличающиеся тонким вкусом и мастерством исполнения, украшенные шелком и кружевом, на плотной муаровой бумаге эти изящные произведения, автором которых была Глория Моррисон, высоко ценились представительницами прекрасного пола и стоили немалых денег.

Оставалось всего две недели до Дня Святого Валентина – четырнадцать дней, чтобы закончить несколько сот знаков любви, которые местные джентльмены преподнесут покорившим их сердца дамам. Она устало взглянула на стопки любовных посланий, написанных ею на протяжении долгой зимы. Теперь оставалось лишь поставить свой фирменный знак – летящую черно-золотую цаплю, чтобы традиционные валентинки превратились в оригинальные «моррисоны».

Глория с удовлетворением оглядела комнату, обстановка которой свидетельствовала о достатке и хорошем вкусе. Хотя в силу своего образа жизни она не испытывала потребности в дорогой одежде, ей было приятно видеть по воскресеньям в церкви своих тетушек в теплых шерстяных накидках и шляпах, вызывавших завистливые взгляды благородных дам. Валентинки, превращавшиеся в ее умелых руках в маленькие произведения искусства, оказались весьма доходным делом.

– Ты все еще работаешь, дорогуша? – раздался голос тети Джулии.

Свет лампы упал на ее сразу заблестевшие шелковистые волосы, обрисовал полную фигуру, укутанную в толстую шерстяную шаль. Глуховатая и довольно рассеянная, Джулия тем не менее сохранила привлекательную наивность и была похожа на добрую фею. Ее глаза встревоженно смотрели на обрезки лент, ворох кружев, стопки листков на столе.

– Хочу доделать еще несколько открыток прежде, чем отправлюсь спать, – ответила Глория. Поскольку выражение тетушкиных глаз не изменилось, она прибегла к иной тактике. – Ты же не хочешь разочаровать молодых леди, правда?

– Да нет, наверное. – Джулия тихо вздохнула, тронув пальцем розовую атласную ленту. – Но ты выглядишь такой утомленной, дорогуша. Я как раз говорила тете Эмилии, что ты слишком много работаешь. Тебе следует почаще выбираться из дому, общаться с привлекательными молодыми мужчинами! Я в твоем возрасте была королевой города.

– Могу себе представить. – Снова улыбнулась Глория. – Расскажи мне еще о Джордже. Он действительно был так красив?

Лицо Джулии засветилось, как у юной девушки.

– Еще как! Высокий, смуглый. И добрый. Очень добрый. Многое можно сказать о мужчине по его глазам, дорогуша. Помни об этом. У Джорджа были самые ласковые синие глаза, которые я когда-либо видела. Они походили на озеро на рассвете. Я тебе рассказывала о том, как он нарвал мне фиалок?

Глория заканчивала очередную открытку, пока Джулия рассказывала. Хотя она знала все эти истории чуть ли не наизусть еще с детского возраста, они ей никогда не надоедали, несмотря на то, что тетя Эмилия утверждала, что все поклонники ее сестры были лишь плодом ее воображения.

Две женщины сидели рядом, привычно наслаждаясь поздним часом. Это был своеобразный молчаливый сговор, позволявший Глории забыть про усталость, а Джулии – мысленно вернуться в свою юность. Невелика цена, считала девушка, за то, что сделала для нее эта стареющая леди.

– Не хочешь выпить стаканчик тутового вина? Тетя Эмилия приготовила его только на прошлой неделе.

Глория содрогнулась. На самом деле вино Эмилии было джином домашнего приготовления, но ни одна из тетушек не признавала этого.

– Нет, не хочу, дорогая. Может, ты выпьешь моего? Оно вроде помогает твоему артриту.

– О, еще как, милочка. Спасибо, ты так добра. – Джулия достала из буфета графин и наполнила стакан, потом снова бросила обеспокоенный взгляд на племянницу. – А ты совсем ничего не хочешь? Ни горячего чаю? Ни чашечки молока?

– Нет, мне ничего не нужно. Спокойной ночи, тетя Джулия.

Улыбнувшись, Глория вернулась к своей работе. Тетушкам пришлось бы несладко, если бы не доход от ее открыток. Стареющие, одинокие, и бедные люди всем в тягость; их считают чуть ли не сумасшедшими, хотя такие же старики с деньгами кажутся всего лишь забавно эксцентричными. Глория была благодарна двум престарелым дамам, которые приютили ее, когда родители погибли в дорожном происшествии. Ей было всего семь, но она помнила тот день так ясно, словно все случилось только накануне. Тетя Джулия сказала ей печальную правду, привезла в этот неказистый старый дом и заверила, что ей нечего бояться, так как они вдвоем с тетей Эмилией позаботятся о ней.

Поправив темную прядку, упавшую ей на глаза, она положила иголку и потянулась к стопке листов. Где-то среди них был очень подходящий для розово-серебряной открытки стишок. Как раз для молоденькой девушки, впервые познавшей муки любви.

Глория перебирала листки, и сердце ее привычно ныло. Как когда-то давно обида и растерянность сменились в ее сердце благодарностью, так теперь мучительная боль пришла на смену любви, боль столь привычная ей, что она уже почти не обращала на нее внимания. Рыжая кошка замурлыкала, лениво потянулась и спрыгнула с подоконника, отвлекая ее от любовных посланий, слов привязанности, страстного желания и любви, слов, которые так никто и никогда ей не написал.

В ее судьбе был один мужчина… мальчик, мысленно поправила она. В детстве они были лучшими друзьями, и она надеялась, что их дружба перерастет в нечто большее для него, как это случилось с ней. Скоро она станет второй тетей Джулией, выдумывающей романы за отсутствием любви в реальной жизни, упрекнула она себя. Зевнув, она сделала свой выбор и стала наклеивать стишок на открытку.

На улице раздался шум подъезжающего к дому экипажа и послышались приглушенные шаги. Подняв глаза, Глория с удивлением увидела, как распахнулась входная дверь мастерской и на пороге появился мужчина.

– Извините, сэр, но магазин закрыт.

Снег засыпал его от воротника пальто до мысков начищенных сапог. Джентльмен, привычным глазом определила Глория и поспешно поправила очки. Стоя к ней спиной, мужчина топал ногами, стараясь стряхнуть таявший снег, чтобы не занести его в комнату. Когда же он повернулся и на него упал свет пампы, ее сердце забилось так, словно жаждало вырваться из груди.

– Знаю, что уже поздно, но… – Его голос замер, и на смену вежливым словам пришла теплая улыбка. – Глория!

– Джонатан! – едва слышно прошептала она.

Господи, неужели это он? Уж не потеряла ли она голову, постоянно грезя о нем? Она с подозрением покосилась на графин с вином. Не считая выпитого тетей Джулией стакана, он был почти полон.

– Как приятно увидеть тебя снова. – Он шагнул к ней и взял ее за руку, потом рассмеялся при виде ее растерянности, отпустил ее руку и потер друг о дружку свои ладони. – Извини, снаружи такая холодина. Я очень рад тебя видеть. И я слышал о твоих успехах.

Оцепенев, она чуть заметно кивнула, по-новому оглядывая комнату. В стене за ее спиной в беспорядке торчали иголки, и шелковые нитки всех воображаемых цветов свисали с них наподобие причудливого оперения стрел. Кошка запуталась в куче упавших на пол лент. Повсюду разбросаны стихи и раскрытые книги.

Тетя Эмилия порицала беспорядок, ворча, что не понимает, как можно работать в таких условиях, а по мнению Глории, он помогал разыграться ее воображению. Когда же выручка от продажи открыток превзошла все их мыслимые и немыслимые ожидания, даже тетя Эмилия перестала читать нравоучения.

– Тут… немного не прибрано. – Глория порозовела, поняв, что он откровенно забавляется ее растерянностью и необычным видом комнаты.

Он стал еще красивее, чем она его помнила. Волосы, темно-каштановые в детстве, теперь казались почти черными и ниспадали на лоб. Светло-карие глаза, чувственный рот. Он полностью воплощал ее самые смелые мечты. Она тщетно попыталась пригладить свои волосы и неловко шагнула к мягким стульям, стоявшим у окна.

– Садись, пожалуйста. Извини, я даже не спросила… выпьешь чаю или чего-нибудь еще? На улице ведь холодно.

Какое-то мгновение он смотрел на нее с неподражаемо доброй улыбкой.

– Кофе, если можно. Не могу пить этот чай, хотя вся моя семья жить без него не может.

Она рассмеялась, наполнив комнату перезвоном колокольчиков. Кошка высунула на секунду свою мордочку из паутины лент, потом возобновила свою борьбу с ними, увидев, что хозяйка пошла на кухню.

Дрожащими руками она зажгла плиту, благодаря Бога за то, что Джонатан не видит ее в этот момент.

Он здесь, он действительно здесь! Ей хотелось улыбаться, смеяться, громко петь, и нелепость ее желаний вызвала у нее смешок. Глупо чувствовать себя такой счастливой, непременно сказала бы тетя Эмилия. Но она не могла ничего с собой поделать. Джонатан вернулся!

Но ее улыбка мгновенно угасла, лишь только она вспомнила, как долго он не давал о себе знать, и ее охватило сомнение.

Она была сиротой, бедной, застенчивой, всеми высмеиваемой девочкой, удочеренной самыми эксцентричными тетушками в городе. Он же происходил из известной семьи. Богатый, удачливый, обаятельный. Что удивительного в том, что она столько лет не получала от него никаких вестей?

Вода, как всегда неожиданно, закипела, и кофе убежал. Глория схватила плюющийся кофейник и, естественно, обожгла руку. Не удержавшись, она вскрикнула, торопливо нащупана тряпку и сняла кофейник с плиты. Налив темной жидкости в чашку, она вернулась в комнату и протянула ему кофе.

– Надеюсь, у меня получилось. Хотя он немного… перекипел.

– Уверен, что все в порядке. – Он сделал глоток, и горячая жидкость обожгла ему язык. Ничем себя не выдав, он поставил чашку на стол рядом с собой и улыбнулся. – Чудесно. Именно то, что нужно. Знаешь, как здорово видеть тебя снова. Я много думал о тебе. Моя сестра рассказала мне об успехе твоего предприятия. Ты помнишь Энн?

Почему, мысленно закричала она, почему ты ни разу не написал мне? Но она ответила ему улыбкой, прекрасно зная, что никогда не задаст такого вопроса, чтобы не подвергать риску их дружбу.

– Я рада, что ты заехал ко мне, хоть уже и поздно… – Она вопросительно посмотрела на него.

– Извини, но мне просто необходимо было увидеть тебя и поговорить. Понимаешь, работа отнимает у меня массу времени.

Глория согласно кивнула. Джонатан стал замечательным врачом, весьма уважаемым в городе.

– Мне никак не удавалось выбраться к тебе. А я так давно хотел сделать это, поверь мне.

Сердце девушки радостно забилось. Уж не питает ли он к ней чувства, похожие на те, что она хранила в своем сердце? Это кажется невероятным, и все же что-то в его взгляде давало ей повод так думать. Она уставилась на усыпанный обрывками ниток пол, не смея даже надеяться.

– Я очень скучала по тебе, – застенчиво призналась она.

– И я тоже. Я размышлял о тебе по дороге сюда, вспоминал, какими добрыми друзьями мы были в детстве. Как ты думаешь, мы могли бы опять стать ими? Обещаю больше не пропадать. Знаешь, так важно было сосредоточиться на занятиях первые несколько лет, что я почти ни с кем не виделся. А потом нужно было завоевать определенное положение. Но сейчас…

У нее перехватило дыхание. Слишком хорошо. Никто не может быть таким счастливым. Все написанные ею до сих пор стихи показались ей ничего не значащими и бессмысленными, а рифмы – банальными. Именно в этот момент она поняла, что значит любить по-настоящему.

– Сейчас? – Она готова была заплакать, хотя это было совершенно ни к чему. Она наслаждалась моментом, чтобы вспомнить его потом незамутненным неуместными эмоциями.

Он порылся во внутреннем кармане пиджаки и достал газетную вырезку.

– Ты, наверняка, читала об этом. – Он протянул ей заметку, даже не подозревая, что Глория не читает газет. – Мне нужна твоя помощь.

Кивнув, Глория развернула газетный лист. Для него она сделает все, все что угодно. Поправив очки, она разглядела портрет молодой женщины. Что-то в нем показалось ей знакомым, но она никак не могла вспомнить, кому принадлежит это лицо.

– Сьюзен Осборн, – проникновенно произнес он. – Я мечтаю жениться на ней, а ты должна помочь мне добиться ее расположения.

2

Она замерла, не в силах поверить услышанному. Помочь ему ухаживать за другой женщиной? Она, должно быть, неправильно поняла его, произошла ужасная ошибка, но он продолжал в том же духе, не замечая ее реакции.

– Глупо звучит, но я и понятия не имею о том, как писать романтические письма или ухаживать за женщиной. Я неважно излагаю свои мысли на бумаге. Помнишь те ужасные сочинения, которые я писал в школе? Нет, мне это не дано. А судя по твоим открыткам, у тебя просто дар писать о любви.

Боль в ее сердце стала нестерпимой, к ней примешалось чувство униженности и горечи. Он вернулся не к ней, ему даже в голову не приходило такое. Он пришел, как и многие другие до него, с желанием воспользоваться ее умением писать, попросить рассказать о его любви словами, которые он сам был не способен произнести. Она ничего для него не значила, совершенно ничего.

– Я был бы весьма признателен тебе и готов заплатить любую сумму, которую ты назовешь.

– Когда? – промолвила она и, так как он в замешательстве уставился на нее, еле слышно повторила: – Когда ты собираешься жениться?

– Еще не знаю, – в задумчивости ответил Джонатан. – Но я хочу сделать предложение в День Святого Валентина. Со Сьюзен нельзя тянуть.

Глория кивнула, вполне разделяя его мнение. Сьюзен Осборн – изнеженная дочь Осборнов, одной из самых уважаемых семей города. Возмутительно красивая блондинка, она была самой легкомысленной ученицей школы. Она не думала ни о чем, кроме своей внешности, уроков танца, сомнительного искусства игры на фортепьяно. И все же мальчишки обожали ее: им достаточно было заглянуть один раз в ее огромные серые глаза, и они тонули в них навсегда. Похоже, Джонатан не устоял перед ней так же, как и любой другой мужчина на его месте.

– А что думает твоя семья по поводу твоего решения? – Глория попыталась совладать со своими эмоциями. – Одобряют твой выбор?

Джонатан кивнул.

– Мама высказывает определенные опасения, но в целом склоняется к тому, что мы со Сьюзен будем прекрасной парой во многих отношениях. Ее семья хорошо известна и пользуется большим влиянием. Осборны внесли немалый вклад в строительство больницы, за что заслужили благодарность всего медицинского персонала.

– Но как ты сам относишься к ней? – Видя некоторое недоумение в его взгляде, Глория поспешно добавила: – Мне нужно знать, если уж я соглашусь на твое предложение, чтобы решить, какой подход выбрать.

Ее объяснение, похоже, удовлетворило его, и он улыбнулся.

– Сьюзен… необыкновенно красива. Должен признать, что никогда не видел более красивой девушки. Очень живая, очаровательная… Ну, ты же помнишь ее по школе. Если она примет мое предложение, я буду самым счастливым человеком на свете.

Сердце Глории разрывалось от горя, но она лишь спросила:

– И она разделяет твои чувства?

Он поколебался прежде, чем ответить:

– Она уклончива, не похожа на большинство женщин и умеет скрывать свои истинные мысли и эмоции. Но я уверен, что мои чувства… находят ответ. Я не могу смотреть ни на одну другую женщину после того, как встретил ее снова совсем недавно.

Казалось, у Глории не хватит сил продолжить разговор. Ей нужно было спрятаться, найти какое-то тихое и темное место, где она могла бы выплакать свое отчаяние, которое сейчас перед ним пыталась скрыть. Она энергично пожала его руку в свойственной ей деловой манере.

– Ты хочешь сказать, что согласна? – с надеждой спросил Джонатан, поднимаясь.

– Мне нужно подумать. – Видя, как потемнело его лицо, она поспешно пояснила. – Я завалена работой и должна прикинуть, не берусь ли за то, что не смогу выполнить. Мне нужно убедиться, что у меня найдется время на твой заказ.

– Понимаю. – Он взял пальто и наградил ее теплой улыбкой. – Двух дней будет достаточно? Мы могли бы обсудить детали за ленчем.

Глория кивнула, чувствуя, что отныне ей придется жить с разбитым сердцем. Она едва сумела вежливо проститься с ним. Однако в дверях он остановился.

– Я действительно рад был повидать тебя. Ты для меня многое значишь, Глория. Ты так напоминаешь мне… сестру. – Улыбнувшись, он повернулся и вышел.

Дверь затворилась, и она почувствовала себя еле живой от переживаний. Черт бы его побрал! Зачем он вернулся в ее жизнь таким образом? Это еще хуже, чем в детстве, когда другие дети смеялись над ней. При всей своей доброте Джонатан Уэбб причинил ей ни с чем не сравнимую боль.

Ее охватили воспоминания, бередя свежую рану. Вот он в десятилетнем возрасте, восхищающийся ее талантами, уговаривает своих родителей купить все изготовленные ею мешочки на школьной ярмарке. Два года спустя он потихоньку от всех научил ее играть в бейсбол, смеясь над промахами и поздравляя с успехами. В шестнадцать лет девочки увивались за ним, но именно ее он приглашал на танцы. Один-единственный раз он рассердился, когда ей пришлось отказать ему. Не могла же она сказать, что у нее не было платья, туфель и перчаток, подходящих к случаю. Поэтому он пригласил ее подружку, и Глории пришлось сделать вид, что ее это совсем не задело.

Слезы лились ручьем из ее глаз. Обвив руками колени, она примостилась на стуле, на котором только что сидел он. Чувство и разум боролись в ней, и она стала вспоминать, что именно он сказал ей. Да, Сьюзен действительно была бы превосходной женой для доктора Уэбба. Богатая, красивая, с блестящим положением в обществе, в состоянии способствовать его карьере. Она же, Глория Моррисон, так и останется старой девой и племянницей полусумасшедших тетушек, а также автором популярных валентинок. О Господи, было безумием даже мечтать о том, что она нужна ему.

Достаточно ли будет двух дней?..

Два дня. Ей предстоит решить, сможет ли она забыть о своих чувствах и помочь ему добиться руки Сьюзен. Нет, она не забудет о своих чувствах, она слишком его любит, чтобы не попытаться сделать его счастливым. Задача не из легких. От нее потребуется все ее умение, чтобы выполнить его просьбу. Но, Боже, как трудно решиться на это.

– И я говорила кружевнице, что нам нужен еще розовый цвет ко Дню Святого Валентина. Такой… нежно-розовый, ты не считаешь, дорогуша? – спросила тетя Джулия.

Эмилия взглянула на Глорию, сидевшую за кухонным столом, заваленным книгами. Утренний свет проникал в комнату сквозь занавеси, оставляя солнечные зайчики на столе и стульях. Обычно болтовня Джулии вызывала добрую улыбку на лице ее племянницы, но сегодня Глория не обращала на нее внимания, а записывала цифры столбиками, складывала их и хмурилась, видя полученные суммы. Это была непростая работа.

Обиженная тетушка налила себе еще чашку чаю.

– Может же человек высказать свое мнение, как ты думаешь, Эмилия?

– Ш-ш-ш, – Эмилия наградила свою сестру предупреждающим взглядом, потом посмотрела на книги.

Что-то явно произошло. Глория выглядела удрученной. Глаза были красными от слез, а ее лицо, и так не пышущее здоровьем, побледнело и походило на английский фарфор.

Нахмурившись, Эмилия припомнила, что накануне поздно вечером слышала, как у дома остановился экипаж и в мастерской послышался мужской голос. Это не было столь уж удивительным происшествием, особенно в такое время года, но в сочетании с тем, как выглядела ее племянница сегодня утром, казалось значительным.

Эмилия вздохнула. Она привыкла брать на себя всякого рода заботы и была готова подставить свое плечо любому, нуждающемуся в ее помощи. Она постучала по страничке, которую изучала племянница.

– Этот пенсионный фонд ты пытаешься организовать для работающих на тебя женщин?

Глория подняла на нее глаза.

– Да. Ты же знаешь, что многие женщины выполняют для нас работу на дому. Им необходима помощь в престарелом возрасте. Я хочу подсчитать, сколько наличных денег нам нужно. Вчера мне сделали выгодное предложение. Хотя не хочется брать сейчас дополнительную работу, но нам не удастся иначе достаточно заработать.

Эмилия согласно кивнула:

– Ты собираешься сделать благородное дело, но на это потребуется немало средств. А о каком предложении ты говоришь?

Пожав плечами, Глория отложила в сторону гроссбух.

– Один мужчина попросил меня помочь ему ухаживать за женщиной, писать для нее любовные письма и стихи. И он говорит, что я могу назначить свою цену.

Пухлое лицо Джулии засветилось радостью.

– Чудесно, дорогуша! У тебя так хорошо это получается. Хм, я припоминаю ту милую старую деву, которой ты помогла выйти замуж, написав для нее несколько записок. Как же ее звали?

– Робинс, – подсказала Эмилия. – Лия Робинс. – Она с любопытством перевела свой взгляд на Глорию. – Ты возьмешься за эту работу? – В ее голосе прозвучало понимание, и Глория кивнула.

– Мне нужны деньги, и было бы глупо отказываться от заработка. Как говорит тетя Джулия, это будет легкая работа для меня. – Повернувшись к обеим тетушкам, она показана им газетную вырезку. – А теперь я хочу, чтобы вы нашли все, что сможете, об Сьюзен Осборн: что ей нравится и не нравится, какие цвета она предпочитает. Ну, вы знаете, что мне нужно.

– Это будет нетрудно – ее так часто упоминают в светской хронике. Так что мы добудем нужную тебе информацию. Когда мы нее разузнаем, ты будешь знать о Сьюзен достаточно, чтобы написать сенсационный роман, – заверила ее Джулия.

День Святого Валентина всегда был ее любимым праздником, до сих пор во всяком случае, размышляла Глория два дня спустя после посещения Джонатана. Когда она рылась и груде информации, которую собрали ее тетушки, – частью достали с помощью подкупа, частью вполне законно, – о Сьюзен Осборн, ее лицо мрачнело все больше.

Сьюзен мало в чем изменилась с тех пор, как закончила школу. Ни одна из ее горничных не могла сказать о ней ничего доброго, а дамы из общества высказывались еще резче. Дело не в том, что Сьюзен была столь уж ужасной личностью, просто в силу своей беспечности и эгоцентричности она даже не осознавала, что своими поступками или словами может причинить боль другим людям.

Ее любимым цветом был алый, духи доставляли ей из Парижа, маргаритки вызывали у нее приступы аллергии, а ступни ног у нее были столь большими, что вызывали сильные переживания. Носила она блузки и юбки на бретельках из самых дорогих магазинов, предпочитала перья цветам на своих шляпах и обожала кружевные перчатки. Она носила изящные шляпки летом и миниатюрные шапочки зимой. Короче говоря, следовала последней моде и уделяла большую часть своего времени уходу за своей внешностью.

Глория вздохнула и в третий раз взялась за карандаш. Прошло уже столько времени, а она ухитрилась не написать ни единого слова, которое польстило бы Сьюзен. Должна же она придумать хоть что-нибудь, чтобы удовлетворить всех заинтересованных.

– Сюда, пожалуйста. Мистер Уэбб ждет вас.

Глория последовала за метрдотелем к удобно расположенному столику у окна одного из старейших ресторанов города. Его интерьеры отличались простотой и красотой, свойственной его колониальному прошлому. Свежие цветы оживляли столики, а оловянные кружки служили украшением белоснежных льняных скатертей.

Оглядываясь вокруг, Глория как зачарованная впитывала в себя вид одетых по последней моде дам в платьях с турнюрами и крошечными зонтиками, страусовыми перьями и сумочками с вышивкой. Они походили на экзотические цветы в своих туалетах трудно вообразимых оттенков и из самых разнообразных тканей, когда-либо рекомендованных модельерами.

А джентльмены! Они были не менее элегантны с их черными котелками и тростями с перламутровыми ручками, многие с нафабренными усами, лихо завитыми под их носами. Потягивая портвейн, они обсуждали друг с другом свои дела или наслаждались обществом дам за неторопливым ленчем.

Тетя Джулия была права, думала Глория, стоя посреди окружающего ее водоворота красок: она действительно сидит в четырех стенах, ведя почти такой же образ жизни старой девы, как и ее тетушки. А жизнь во всех ее многообразных проявлениях проходит мимо нее.

– Глория?

Ей понадобилась почти целая минута, чтобы сообразить, что Джонатан обращается к ней уже во второй раз. Смущенная, она посмотрела на него и, встретив его взгляд, покраснела.

– Хочешь выпить чего-нибудь сначала? Чаю или, может, стаканчик вина?

– Чаю, пожалуйста.

– А я выпью виски.

Официант кивнул и через мгновение вернулся, поставил на столик напитки и протянул меню.

Глория вздохнула.

– Здесь чудесно. Но нам действительно не следовало приходить сюда в такой снег. Мы могли бы поговорить и в мастерской.

Джонатан улыбнулся, и она вдруг вспомнила слова тетушки Джулии, какими необыкновенными могут быть глаза мужчины.

– Я пригласил тебя сюда, не только чтобы обсудить наше дело. Не обижайся, но я помню, какими могут быть твои тетушки. Одна будет заглядывать как бы ненароком в дверь, а другая не удержится от того, чтобы не навязывать свои советы. Не думаю, чтобы это способствовало нашей работе.

Глория хихикнула, что прозвучало у нее довольно мелодично.

– Иногда они и меня достают, но я даже не представляю, что делала бы без них.

Он смотрел на нее в упор, не соображая, что делает, пока она в смущении не опустила глаза и не стала рыться в сумочке в поисках бумаг. Он даже не представлял себе, как сильно ее не доставало ему до сегодняшнего утра, когда решил повидать ее снова. Она была по-настоящему хороша собой – красивые каштановые волосы и ясные голубые глаза. Но очки и вышедшие из моды шляпка и платье умаляли ее красоту. Она, казалось, не обращала внимания на свой внешний вид, выкладывая на стол листки с записями, как раз в тот момент, когда снова появился официант, готовый принять заказ.

– Извини, но я и вправду не знаю… – начала заикаться Глория, глядя в меню. Большинство названий блюд было ей незнакомо, но она просматривала их все, не желая показаться столь неосведомленной.

– Ты не будешь возражать, если я сделаю заказ? – предложил Джонатан.

Почувствовав облегчение, она утвердительно кивнула, а он назвал официанту выбранные блюда.

– Прекрасно, сэр. Через минуту я все принесу.

Официант исчез, а Глория пыталась найти карандаш, явно ощущая смущение и неловкость. Это ему не понравилось, и он положил свою руку на ее предплечье, останавливая ее поиски. Она в замешательстве взглянула на него.

– Незачем начинать прямо сейчас, хотя я глубоко благодарен тебе за то, что ты согласилась на мое предложение. Послушай, Глория, нам предстоит еще многое вспомнить. Почему бы нам не сосредоточиться на этом? А о работе поговорим позже. У нас полно времени.

Она кивнула, отложила карандаш и снова оглядела переполненный зал.

– Я не была здесь… даже не припомню, как давно.

Пораженный, он взглядом указал на улицу.

– Но ты ведь живешь менее чем в трех кварталах отсюда.

Пожав плечами, она принялась за свой чай.

– Когда я была маленькой, у нас не было мелких денег. Ты и сам знаешь.

– Ну а сейчас? – Он кивнул на бумаги перед ней. – Все знают, что «моррисоны» хорошо продаются. Неужели ты отказываешь себе в небольших удовольствиях, например, в том, чтобы поесть время от времени в приличном заведении?

– Долги поначалу были просто невероятными – призналась Глория, не отдавая себе отчета в том, что не принято даме обсуждать такие вопросы с джентльменом. – Как только они были уплачены, пришлось делать ремонт дома, Джулия нуждалась в лечении, и я должна была вложить часть прибыли в дело. На меня работает несколько женщин-надомниц. Я хочу учредить для них пенсионный фонд. Знаешь ли ты… – она наклонилась вперед, и ее лицо осветилось такой страстью, о которой он и не подозревал, – …что у этих женщин нет профсоюза и никакой охраны труда?