Текст книги "Сверкающий купол"

Автор книги: Джозеф Уомбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Мы дадим вам знать, – пообещал Эл Макки.

– По-моему, люди, которые водят "бентли", просто выпендриваются, заметил Бакмор Фиппс своему напарнику, когда они выходили.

– Да конечно же, Бакмор! В этом и заключается жизнь! – сказал Гибсон Хэнд. – Я тебе сейчас все объясню...

– Ты думаешь, парень в черном "бентли" связан с узкоглазым, который хотел меня замочить? – спросил Хорек у Мартина Уэлборна.

– Не знаю, – сказал Мартин Уэлборн. – Все, что мы знаем, – это у всех, кто нам попадается есть телефон этой киностудии. Проститутка, которую зовут Джилл, получила его от человека в "бентли". У морского пехотинца, который позирует скульпторам, оказался телефон и имя нашей жертвы. А еще одному парню, который любит кататься на роликах, назначили таинственное свидание в том месте, где умерла наша жертва. Поскольку мы знаем только об этих, не исключено, что еще не у одного десятка есть этот телефон. Почему именно эта киностудия? Что здесь общего с нашей жертвой? Для начала мне бы хотелось найти Джилл и парня в "бентли".

– С Джилл мы вам помочь не можем, – сказал Хорек. – Но мы, возможно, сможем найти парня по имени Ллойд, который разъезжает по бульвару в черном "бентли".

– Мы же не можем просто войти в ресторан к Флеймауту Фарреллу и попросить его как букмекера дать нам список его клиентов? – сказал Куница.

Хорек встал и стал ходить взад-вперед по комнате. Он посмотрел на Эла Макки и Мартина Уэлборна. Он посмотрел на Куницу. Потом он нехорошо усмехнулся.

– Если этот черный "бентли" приведет к узкоглазому, все, что я хочу, это быть рядом, когда вы его будете брать. Вам придется пообещать.

Эл Макки пожал плечами и сказал, – Гибсон с Бакмором хотят участвовать, вы двое хотите участвовать. По-моему, у этого узкоглазого столько же шансов остаться в живых, как у камикадзе.

– Обещаете? – потребовал ответа Хорек. – Да или нет?

– Обещаем, – сказал Мартин Уэлборн.

– Пошли, Куница, – сказал Хорек. – Я угощаю!

– Нам следует знать, куда вы идете? – спросил Эл Макки.

– Лучше не надо, – заверил его Хорек. – Когда вы завтра придете, у нас будет имя человека в черном "бентли". Я только надеюсь, что это тот самый "бентли".

– Спокойной ночи, ребята, – сказал Эл Макки. Лучше не задавать слишком много вопросов хорькам и куницам этого бренного мира. Меньше придется врать, когда охотники за скальпами из отдела внутренних расследований посадят тебя за детектор лжи.

– Ну, не знаю, – сказал Куница, когда они с Хорьком гнали по бульвару Голливуд к ресторану, принадлежащему букмекеру Флеймауту Фарреллу.

– Я тебе говорю, подействует, – сказал Хорек. – Не будь паинькой.

– Не знаю...

– Слушай, ты же видел, какой идиот этот Томми-Консервная банка. Ты думаешь, у такого узкоглазого будет хитрый букмекер? Хитрый букмекер прежде всего не работает в какой-то забегаловке на бульваре, так ведь? Да этот чертов бульвар кишит полицейскими!

– Может нам надо просто поговорить с Томми-Консервоной банкой. Может, он сможет узнать фамилию и адрес Ллойда. В конце концов, мы же произвели его в секретные агенты.

– Бро-о-ось, – сказал Хорек. – Ты только представь: Томми в своем плаще и ковбойских сапогах что-то вынюхивает возле лошадиного тотализатора? Могу спорить, что под плащом он будет голый. И будет высовывать свою консервную банку перед каждой проходящей бабой. Бро-о-ось, Куница. Подействует, если мы сделаем по-моему.

Делая это по-хорьковски, они были вынуждены оставить "тойоту" на Уилтон-плейс и выполнять всю остальную работу на своих двоих.

Фонарики они не захватили, и перелезать через десятифутовую изгородь, окружавшую кинопроявочную фабрику, было опасно. Проволочные заборы часто означали, что по двору бегают сторожевые собаки, но собачьих куч рядом с изгородью они не увидели, и поэтому рискнули. Проблема заключалась в том, чтобы перемахнуть через забор обратно и сделать это быстро, как только они выполнят первую часть плана. Это было рискованно, особенно если вдруг патруль из голливудского участка будет проезжать мимо и увидит, как двое бандитов в коже лезут в темноте через забор, и выпустит пару зарядов дроби из "Итаки", оставив их трупы висеть на проволочной изгороди. Очень немногие из голливудских патрульных знали нарков, и времени на знакомство, если их увидят убегающими в темноте, останется слишком мало. Но риск был частью плана. Даже Куница, после того, как он смирился с сумасшедшим замыслом Хорька, начал входить во вкус.

Они крались по темной дорожке между ресторанчиком Флеймаута Фаррелла и фабрикой кинопленки. Они отпрыгнули в тень, когда мимо на велосипеде проехала старуха в бейсбольной шапочке с охрипшей белой уткой в корзине на багажнике. Хорек поглядел на Куницу. На утке был желтый свитер. Голливуд!

Когда Хорек подобрался к тротуару, он изогнулся и заглянул в окно "Изысканных блюд" Флеймаута Фаррелла и увидел печального пенсионера, давящегося сэндвичем с жирной ветчиной, и невзрачного маленького человечка в футболке – очевидно, самого Флеймаута Фаррела, пересчитывающего дневную выручку у кассы. С его нижней губы свисала сигарета со столбиком пепла, который был длиннее, чем окурок. Из-за сигареты разгорелся спор с пенсионером, когда тот получил ветчину с белым хлебом.

– Я не просил перчить ветчину.

– Я ее не перчил.

Куница посмотрел на часы и прошептал, – Томми-Консервная банка сказал, что он закрывает примерно в это время.

– Нам просто везет, что у него запоздалый клиент, – прошептал Хорек, когда они отступили обратно в переулок.

– Интересно, сколько еще этот старик собирается сосать свой засаленный сэндвич?

– Какая разница? Давай займемся делом, – сказал Хорек. – Все будет выглядеть реальнее, когда там клиент.

– Не нравится мне это, – сказал Куница. – Нет. Не нравится.

Они подкрались на угол, подождали, пока проедет поток машин, посмотрели, нет ли прохожих, и снова заглянули в ресторанчик. Старый козел взял еще одну чашку кофе!

– Черт с ним, – сказал Куница. – Надоело мне тут торчать, как кошка в подворотне. Раньше начнем – раньше кончим.

– Ты первый, о представитель куньих, – усмехнулся Хорек.

Куница залез в глубокий карман мотоциклетной куртки и достал обыкновенный строительный кирпич. Он начал вытирать кирпич о джинсы, но Хорек сказал, – На этом вонючем кирпиче отпечатков не будет! Ты чего, насмотрелся дешевых боевиков, или что?

Итак, Куница огляделся, вынырнул из темноты и кивнул Хорьку, который достал увесистый кирпич из своего кармана. Затем оба нарка встали на тротуаре и после "раз... два... три!" размахнулись и швырнули оба кирпича в витринное стекло Флеймаута Фаррелла. Раздался звук, напоминавший симфонию для медных тарелок.

Оба нарка метнулись к дорожке в переулке и махнули через первый забор еще до того, как Флеймаут Фаррелл успел подняться с пола. Клиент в полной растерянности метался по ресторанчику, держа в руке сэндвич с окороком и вопя, – Землетрясение! Землетрясение!

А Флеймаут Фаррелл, поверив, что началось светопреставление по крайней мере в 8,6 баллов, заполз под стол, как рекомендовали инструкции по гражданской обороне.

– Это то самое, крупное, о котором говорили! – вопил пенсионер. Калифорния поплыла к Таити!

Затем, когда не последовало ни тряски, ни угрожающего глухого рокота, а старик перестал кричать и сбивать его с толку, Флеймаут Фаррелл, перекусивший сигарету пополам, начал плеваться табаком и осторожно вылез из-под стола.

– Мою витрину разбили кирпичом! – сказал он, увидев на полу расколотое орудие разрушения. – Мою витрину разбили двумя кирпичами! – сказал он, осматривая остатки ресторана. Аризона все-таки не получит рай для туристов в виде пляжей на побережье. Кто-то расколотил ему стекло!

Куница с Хорьком сидели за два квартала на бульваре Голливуд и ругались. Патрульная машина приехала только через двенадцать минут. Ленивые ослы!

– Наши граждане заслуживают лучшей защиты от хулиганов, уничтожающих их собственность, – возмущенно сказал Хорек.

У патрульных наверняка были дела поважнее, и они составили самый быстрый в мире протокол. Они уехали прежде чем Флеймаут Фаррелл начал подметать пол, стараясь придумать, чем ему забить витрину в такое позднее время. Он подумывал о том, чтобы отыскать в справочнике телефон лесопилки, работающей до полуночи, когда к нему в дверь постучали нарки, держащие в руках полицейские жетоны. Покончив с формальностями, они вошли в небольшое помещение, перешагнув в проем десять на двенадцать футов, который раньше был витриной.

– Нас послали из Управления, как только там узнали о происшествии, сказал Хорек.

– Правда? Я не ждал детективов до завтра или до послезавтра, – сказал Флеймаут Фаррелл. На первый взгляд он показался бледным и измученным, его светлые волосы начинали седеть. При свете волосы превращали его восковую кожу в полупрозрачную.

– Мы из разведывательного отдела, – сказал Куница, – ходим в штатском.

– Вы не "безнравственники"? – спросил Флеймаут Фаррел.

– Если бы мы были "безнравственниками", мы бы посадили тебя месяц назад, Флеймаут, – сказал Хорек. – Мы знаем, что ты здесь принимаешь ставки на лошадей.

Челюсть у Флеймаута отвисла и он стал еще более измученным. Он побелел, как сухой лед.

– Я? Я? Я?

– Брось распевать паршивые арии, Флеймаут, – сказал Куница. – Я, я, я – головка от патефона! Сядь!

Флеймаут Фаррелл уселся бы и без команды. Ноги его не держали.

– Мы с тобой сегодня возимся только по одной причине, Флеймаут, начал Хорек.

– По какой? – Флеймаут Фаррелл переводил взгляд с одного нарка на другого. – Я никогда не покупал краденые пишущие машинки с бульвара! Я никогда...

– Мы хотим спасти тебе жизнь, – сказал Хорек.

– Мне жизнь?

– Ты нам не нужен. Нам нужен Карло Андрутти.

– Кто такой Карло Андрутти? Что он делает?

– Ты и на самом деле мелкая рыбешка, Флеймаут, – с отвращением сказал Хорек. – Карло Андрутти контролирует все подпольные конторы отсюда до Малибу, это все, что он делает! И случайно вышло так, что примерно в то время, как тебя втянули в это дело со ставками на лошадей и телефоном на кухне...

– Правильно! – согласился Флеймаут Фаррелл. – Меня втянули. Мне вообще не нужны лошади, и...

– Примерно в то время, как ты попал в это дело, один парень порядков на сто выше, чем тот парень, с которым ты имеешь дело...

– Мы знаем, кто он. Мы все знаем, – кивнул Куница.

– Примерно в это время Карло Андрутти замечает, что в Голливуде начинают расти дешевые конторы вроде твоей, а он тебе не Армия Спасения, и ему... такие... вещи... не нравятся!

– Я ничего не знаю! Ничего!

– И поскольку мы расследуем организованную преступность, нам приходится думать о таких, как ты, чтобы им не привязали к трусам бетонные блоки и чтобы через месяц они не распугали пляжников в Санта Монике, вынырнув на поверхность, после того, как у них на трусах лопнет резинка. Вот что мы делаем, Флеймаут.

– Так кто... кто...

– Флеймаут, ты паршивый дурак, – сказал Куница, дергая себя за золотую серьгу, которую он носил в одном ухе.

– Мы два дня следим за некоторыми подручными Карло Андрутти. Они повыбивали окна во всех букмекерских конторах города, телефонных или каких других, которые не принадлежат Карло Андрутти.

– Они хотят что-то сказать тебе, Флеймаут.

– Они надеются, что ты поймешь, Флеймаут.

– И все, что мы хотим сделать, – это не допустить, чтобы "солдаты мафии" опять "легли на матрасы на конспиративных квартирах". – Хорьку фраза понравилась. "Солдаты мафии". "Матрасы на конспиративных квартирах". Прямо как в идиотских гангстерских фильмах, которые придумывают за ланчем в загородном "Рангун рэкет клабе".

– Что мне делать? Я не знал о мистере Андрутти! – воскликнул Флеймаут Фаррелл. – Я брошу все, если я кому-нибудь мешаю!

– Прежде всего, все, что мы тебе сказали, должно остаться между нами. Тайна полицейского расследования, Флеймаут.

– Я ничего не скажу.

– И все, что ты скажешь нам, то есть то, что нам может понадобиться для твоего спасения от этих головорезов, тоже останется между нами.

– Хорошо, – начал Хорек. – Во-первых, сюда заходит один парень ставить на лошадей. Приезжает на черном "бентли". Начнем с него.

– Я таких не знаю, – сказал Флеймаут Фаррелл.

– Черт с ним. Пошли отсюда, – сказал Куница. – Карло Андрутти повесит его вниз головой и выпустит из него всю кровь, как раввин из курицы.

– Подождите минутку! Подождите минутку! Ладно, я его знаю! – закричал Флеймаут Фаррелл. – Вам придется взять меня под защиту, пока мистер Андрутти не узнает, что я больше не букмекер!

– Парень в "бентли" представляет для нас проблему, Флеймаут, – сказал Куница. – Я не волен сказать тебе, как и почему, но он представляет для нас проблему. Начнем с того, как его зовут.

– Ллойд.

– Это мы знаем. Его фамилия?

– Не знаю.

– Где он живет?

– Не знаю. Он мой клиент. То есть он раз или два делал ставки, вот и все. Он разговаривает, как настоящий игрок, но никогда не ставил больше сотни.

– Ага. А как ты с ним познакомился? – спросил Хорек.

– Он знает... он, э-э-э, он... знает одного моего знакомого.

– Ты хочешь, чтобы мы прямо сейчас ушли из твоей несчастной жизни? спросил Куница.

– Нет! Он, э-э, он знает... мою дочь, – тихо сказал Флеймаут Фаррелл.

– Кто твоя дочь?

– Ее зовут Пегги. Ей всего семнадцать. Она...

А затем оба нарка невероятно изумились, увидев, что глаза Флеймаутв Фаррелла, незадачливого бизнесмена и неудавшегося букмекера, наполнились слезами. Он закрыл лицо руками и зарыдал, как вдова на поминках.

Нарки озадаченно пожали плечами и стали ждать. Наконец Куница предложил Флеймауту Фарреллу сигарету, и тот ее взял. Хорек дал ему прикурить.

– Он... он... он сказал, что хочет помочь Пегги, – всхлипывал Флеймаут Фаррелл. – Тринад... Тринадцать месяцев назад она... она убежала. Она... наркоманка и... может, кое-что еще...

– Проститутка? – спросил Хорек.

Флеймаут Фаррелл кивнул, не отрывая взгляда от пола.

– Он... Этот Ллойд... он однажды пришел сюда с Пегги. Она сказала... Она сказала, что хочет забрать мамины вещи. Ее мама умерла много лет назад. Несколько колец.. и еще что-то. Мне не нужны кольца. Я просто... просто хотел, чтобы Пегги осталась!

– И куда она ушла?

– Не знаю. И Ллойд не знает. Они расстались на углу, – сказал он, вытирая глаза. – С тех пор Ллойд приходил два – три раза. Пегги рассказала ему о моем приработке. Он говорил, что приходит ставить на лошадей, но он не играет. Он сидит. Разговаривает с другими, которые заходят делать ставки. Чего-то ждет. По-моему, он ждет, чтобы пришла Пегги.

– О чем он разговаривает? – спросил Хорек.

– Часто спрашивает о ней. Кто ее друзья. Но я ничего не могу ответить. Он поклялся, что никогда, понимаете, никогда ею не воспользовался. Он поклялся, что ему жалко Пегги, и он хочет помочь ей.

Флеймаут Фаррелл увидел, что копы обменялись взглядами.

– Я поверю любому, кто скажет, что хочет помочь Пегги вернуться домой! – сказал Флеймаут Фаррелл и снова расплакался.

– Ты указал в протоколе домашний адрес и телефон? – спросил Куница

Флеймаут Фаррелл кивнул и вытер глаза о засаленный рукав футболки. Его кожа приобрела оттенок слоновой кости. Он был странно выглядевшим человечком. Его руки и лицо напоминали антикварный фарфор.

– Когда вернется Ллойд, нам надо, чтобы ты о нем кое-что разузнал. Где он живет. Фамилию. Где он шатается. И запиши номер его машины. – сказал Хорек.

– Я постараюсь, – кивнул Флеймаут Фаррелл.

– Как он выглядит? – спросил Хорек. – Сколько ему лет?

– Тридцать два – тридцать пять.

– Цвет волос?

– Брюнет. Темные глаза. Нет, кажется, голубые. Черт, я не помню цвет глаз. Футов шести ростом. Хорошо сложен.

– Как культурист?

– Не так хорошо. Он похож на безработных, которые сюда заходят: съедят пару пончиков и говорят, что они актеры. Хорошо одевается. Наверно из тех, что ходят в дискотеки.

– Когда увидишь его в следующий раз, скажи, что знаешь, где можно найти Пегги, – приказал Куница. – И можешь с ней связаться. Потом назначишь Ллойду здесь встречу и позвонишь нам. – Куница дал Флеймауту Фарреллу визитную карточку полицейского.

– При чем здесь мистер Андрутти? – с жалким видом спросил Флеймаут Фаррелл.

– Поверь, мы хотим спасти твою шкуру, – сказал Куница.

Когда нарки выходили через проделанную ими дыру, Флеймаут Фаррелл сказал, – Он зовет ее не Пегги.

– Что? – обернулся Хорек.

– Он зовет ее Джилл. Наверно это имя, под которым ее знают на улице. Джилл. – Затем Флеймаут Фаррелл опять закрыл лицо руками и в отчаянии зарыдал.

Пока Хорек с Куницей заканчивали дела очень длинного дня, Эл Макки с Мартином Уэлборном сидели в машине неподалеку от Сансет Стрип. Они припарковались на стоянке рядом с уже закрывшейся заправочной станцией, спрятавшись за четырьмя другими машинами. Полуголые машины детективного отдела не были предназначены для слежки и разведывательной работы, и уличный народец узнавал их так же легко, как "черно-белые", только без "ушей Микки Мауса" – проблесковых маячков на крыше.

– Не знаю, почему я позволяю тебе распоряжаться своей жизнью, Марти, сказал Эл Макки. Его голова покоилась на междверной стойке, в то время как Марти сидел за рулем и наблюдал в бинокль за массажным салоном "Ред Валентайн".

– Я спасаю тебя от "Сверкающего купола". Смотри на это с такой точки зрения, сын мой.

– "Сверкающий купол"... Сегодня по ТВ играют "Ангелы". Я собирался свернуться калачиком на диване вместе в банкой пива и сэндвичем с индейкой и посмотреть, как в очередной раз вышибают дух из нашей команды. А если захочется дополнительных наслаждений, всегда можно проснуться и выбить из постели кота, который туда забирается как только я засну. Господи, как я ненавижу этого кота!

Мартин Уэлборн ни на секунду не опустил бинокль. Для такого позднего времени количество людей, входивших и выходивших из салона, было довольно большим. На углу также дежурили четыре проститутки, которые приставали к водителям проезжающих мимо машин. Одна из них была белой, но не Джилл. Она была брюнеткой. Он подумал, что она, возможно, носит парик. Наконец Мартин Уэлборн сказал, – Сэндвич с индейкой? Уж не научился ли ты готовить, став три раза холостяком?

– Шутишь? Да я в своей грязной кухне ни до чего не дотрагиваюсь, не говоря уж о том, чтобы там есть. Я там кормлю кота. Я надеюсь, что он там подхватит какую-нибудь заразу и сдохнет. Я покупаю сэндвичи в магазине. Он закрывается поздно, поэтому может обслужить всех неудачников в мире.

– Тебе надо научиться готовить, – сказал Мартин Уэлборн. – Это делает одиночество более приемлемым. – Затем он опустил бинокль и посмотрел на напарника, и Эл Макки увидел, что уголки его глаз опустились, и понял, что он думает о Пауле Уэлборн.

Но Мартин Уэлборн думал не о Пауле. На секунду она мелькнула в его мыслях. Потом исчезла. Разговор об одиночестве вызвал более устрашающие видения. Сегодня похоронили Элиотта Роблеса. Он хотел сходить на похороны. Он хотел послать к мессе открытку с соболезнованиями. Но то, что Элиотт Роблес был мексиканцем, не обязательно означало, что он был католиком. Немного было мексиканцев по имени Элиотт. Не считая смешного маленького наркомана Элиотта Роблеса.

"Вы вынесли мое дело на улицу", – сказал ему Элиотт Роблес, когда Мартин Уэлборн сделал фатальную ошибку на допросе Чуи Вердуго. Когда Элиотт произнес эти слова, в глазах у него стоял ужасающий страх. А потом, минуту спустя, он выглядел отрешенным. Было ли это следствием наркотиков, которыми он кололся? Краж, которые приходилось совершать, чтобы достать наркотики? Возможно Мартин Уэлборн увидел в нем примирение с судьбой? Возможно он не питал зла к детективу за его непростительную, фатальную глупость? Возможно. Думать так было для него утешением. Придуманным им самим.

Мартин вспомнил другого члена подростковой банды, который однажды сказал ему: "Если вы отберете у меня оружие, и меня из-за этого убьют, я буду и после смерти преследовать вас". Будет ли преследовать его Элиотт Роблес? Преследовать его после смерти, как это делает Денни Мидоуз.

В тот день они подъехали к дому Мидоузов раньше патрульной машины. Безостановочно визжащая женщина стояла перед дверью, и они так и не добились от нее ни слова. Она даже не жестикулировала. Она только смотрела на дом и визжала.

– Визжала, – пробормотал Мартин Уэлборн.

– Что? – сказал Эл Макки. Он дремал. – Ты что-то увидел?

– Увидел?

Мартин Уэлборн дрожал. Как в тот день в кабинете капитана, когда им передали дело Найджела Сент Клера, когда глаза Марти то странно сосредоточивались, то уходили в себя. Эл Макки не мог видеть эти удлиненные карие глаза в темноте машины детективов. Марти трясло. Глаза.

– Марти, ты в порядке?

– В порядке?

– Ты, э-э... Может хватит нам работать? По-моему, мы за один день наработали на два. Кажется, нам здесь не найти эту шлюшку Джилл, просиди мы хоть неделю.

Мартин Уэлборн развернул носовой платок, вытер лоб, аккуратно свернул его и положил обратно в карман.

– Наверное у меня приливы. – Он усмехнулся. – Говорят, случается с нами после сорока. Надо привыкать. Чертовски трудно стареть, правда, мой мальчик?

– Да, черт возьми, – сказал Эл Макки, пристально глядя на напарника. Чем бы это ни было, это уже прошло. Единственной причиной, по которой он сидел вместе с Марти в этой дурацкой засаде на проститутку, получившую телефонный номер, который, вероятно, не имел ничего общего с их убийством, – было то, что дело Найджела Сент Клера вдохнуло в Марти новые силы. В первый раз с тех пор, как ушла Паула Уэлборн.

– По-моему, мы можем просидеть здесь неделю и так и не увидеть белокурую проститутку Джилл.

– Я согласен с тобой, – сказал наконец Мартин Уэлборн.

– Нам самим придется все расхлебывать, Марти, – сказал Эл Макки. – В этом деле у нас не будет никаких зацепок. Нам уже известно, что у голливудских "безнравственников" нет сведений о проститутке по имени Джилл. Завтра проверим в шерифском отделе. Потом в Управлении. Потом начнем звонить продавцам "бентли".

– В Калифорнии полно "бентли", – напомнил ему Мартин Уэлборн. – Как там говорят? Если Калифорния отделится от Америки, она будет седьмой в списке самых богатых стран?

– Да, и у меня есть чувство, что большая часть этих "бентли" прописана на нашем участке, – вздохнул Эл Макки. – Во всяком случае, Ллойд – почти наверняка псевдоним. Или автомобиль зарегистрирован на кого-то еще. Расхлебывать все самим, вот что нам остается.

– Есть другая возможность, – сказал Мартин Уэлборн.

– Что такое?

– Зайти в массажный салон и спросить ее.

– Уверен, что там будут счастливы поделиться телефоном и адресом уличной проститутки, которая подрабатывает массажисткой.

– Зайти как клиент, – сказал Мартин Уэлборн. – Выудить у них информацию.

– И кто же пойдет? – спросил Эл Маки.

Мартин Уэлборн посмотрел на напарника и улыбнулся.

– Ты всегда ловил рыбку так, что мне и не снилось.

И он говорил правду. Посетитель массажных салонов. Эл Макки не заходил туда с тех пор, как служил во флоте в Японии в 1955 году. Ей было 16 лет, легкая, как перышко, с руками тяжелоатлета. Массаж продолжался 5 минут, секс – один час. В то время он еще кое-что мог.

– У меня не хватит денег на массаж, – сказал он, поглядев в бумажник.

– Сколько он стоит?

– Будь я проклят, если знаю.

– Ведь не больше двадцати долларов?

– Судя по здешнему массажу, я думаю, больше, – сказал Эл Макки. Мартину все-таки следовало стать монахом.

– У меня есть тридцать пять долларов, – сказал Мартин Уэлборн, отдавая деньги напарнику.

– У меня двадцать три. Этого должно хватить, чтобы убедить их в том, что я настоящий клиент, и развязать им языки. – Развязать языки? Может это задание не такое уж плохое!

– Дай мне свой жетон и револьвер. И оставь свое удостоверение на случай, если кому-нибудь придет в голову порыться в карманах, пока ты валяешься в бассейне или где-нибудь еще.

Эл Макки взял бинокль и в первый раз взглянул на невыразительный вход в "Ред Валентайн". Обыкновенная дверь в магазинчик, только с закрашенными окнами и мигающими лампочками по периметру двери. Шоу бизнес.

– Большинство клиентов в костюмах, как у меня?

– Разные костюмы, – сказал Мартин Уэлборн. – Ты смотришься нормально.

– Тебе не кажется, что я слишкком похож на копа?

– Ты похож на не очень удачливого человека из страховой компании, который вышел прогуляться в город. Ты определенно не похож на копа.

– Что ты имеешь в виду?

– Я бы сказал, что благодаря потере веса после последнего развода, ты меньше, чем раньше, похож на копа. – Что было очень мягко сказано.

Когда Эл Макки прошел через мигающую дверь в комнату с красным ковром и обоями под золотистый велюр, женщина, сидевшая за письменным столом, с пониманием уставилась на истощенного посетителя.

– Добро пожаловать, дорогуша. Хочешь расслабиться?

– Да, я сегодня на работе немного напрягся.

– Обычный массаж – двадцать пять долларов. Особый а-ля Афродита сорок пять. Ванна с парной – еще двадцать. Правда, не похоже, что тебе нужна парная. Некоторые здесь скидывают по пять фунтов. Тебе скидывать ничего не надо.

Чего это они все хотят сказать? Он что, пришел сюда, чтобы они отгадывали, сколько он весит? Он меньше, чем раньше похож на копа? Эл Макки решил, что до конца недели будет питаться отбивными, картошкой и бобами. Ему все равно, что будет с желудком, но он наберет немного веса. Шутки насчет телосложения хороши в меру.

– Наверно, обычный, – сказал он.

– О,– разочарование было плохо скрыто. Она поправила очки с розовыми стеклами в форме сердечек. Она поправила вездесущую прическу под Бо Дерек, но она стоила не десятку. Даже не пять с половиной. – С тебя двадцать пять. Плата сейчас.

– Как зовут мою массажистку? – спросил Эл Макки.

– Ты заходил сюда раньше?

– Раза два или три,– сказал Эл Макки.

– Сегодня у нас Трикси, у нас есть Джина и у нас есть Лорел.

– Я их не знаю, – сказал он. – В последний раз была девушка, которая мне действительно понравилась. По-моему, ее звали... кажется, Джой?

– Не знаю никакой Джой, – сказала она. И это было похоже на правду... с ее стороны.

– Минутку. Не Джой, э-э... Джилл. Точно. Джилл. Она сегодня здесь?

– Джилл? Нет, она не приходила несколько недель. Она здесь только подрабатывает. – Затем женщина усмехнулась и сказала, – Если тебя массажировала Джилл, то держу пари, что это был романтический массаж.

– Да! – воскликнул Эл Макки.

– Джилл не будет массажировать за двадцать пять. Ты наверно получил особый а-ля Афродита. Может даже сверхособый.

– Эх, жаль, что нет Джилл,– сказал Эл Макки.

– Ладно, солнышко, мы о тебе позаботимся, теперь я знаю, что тебе нужно. Для "особого" у нас есть еще две девушки. У нас есть Лаверна. У нас есть Сладкая Люси.

– Не знаю, – сказал Эл Макки, стоя в нерешительности. – Может стоит придти в другой раз. Мы с Джилл сразу друг друга поняли.

– Конечно, конечно. Я понимаю, – нетерпеливо сказала женщина. – Я знаю, какой массаж тебе нужен. Иначе бы ее не прозвали Раскладная Джилл.

– Рас... чего?

– Раскладная Джилл. Раскладная Джилл! Я знаю, что тебе нужно. Так, Лаверна черная. Ты ведь без предрассудков?

– Нет, но...

– А Сладкая Люси – японка. Она из Токио. Здесь работает всего шесть месяцев. Хотя довольно хорошо говорит по-английски. Она тебя сразу поймет, – женщина при этом захихикала.

– Если бы я опять смог получить Джилл...

– Слушай, Сладкая Люси знает все японские массажные штучки. И вообще, это она учила Джилл массажировать.

– А-а, понимаю, – сказал Эл Макки. – Это другое дело. Она лучше Джилл? Она ведь дружит с Джилл?

– Между прочим, дружит. Если Джилл понравится тебе больше после сеанса с Люси, скажешь мне, я назначу время, ты придешь и увидишься с Джилл.

– Ну, кажется, ошибиться здесь невозможно, – сказал Эл Макки.

– С тебя еще двадцать. Сладкая Люси не делает ничего, кроме "особого а-ля Афродита".

Эл Макки надеялся, что капитан Вуфер не заартачится, когда они предъявят ему этот счет. Сорок пять долларов!

– Что ты решил насчет ванны?

– Конечно нет! – сказал Эл Макки. Сорок пять долларов!

Комнатушка была крохотной, с одним столом, заставленным маслами, лосьонами, полотенцами и мочалками. Там стоял и массажный стол с чистыми простынями и полотенцем, свернутым у изголовья. Там был деревянный стул и два стенных крюка с вешалкой. Там из одинокой обшарпанной колонки, звучала музыка. И все. Сорок пять долларов!

Он ожидал плюшевые подушки, персидские ковры, может быть, маленький бассейн с искусственным водопадом, какие-нибудь сексуальные японские стенные росписи. И где этот чертов бар? Он начинал нервничать. В конце концов, это был его первый массаж, не считая того, "особого", двадцатидолларового в 1955 году. Ему надо выпить. Он выглянул из комнатушки, в которую его направили. В коридоре он не услышал никаких звуков, напоминавших ожидавшийся бесшабашный кутеж.

Здесь нету никакого бара! Только с полдюжины таких же клетушек! Ванна с парной на самом деле были, наверное, лягушатником с пластиковым мешком для пара.

По крайней мере она оказалась молодой. Она была не особенно красивой, Не то, что та, в 1955. Она была в шортах и обрезанной футболке, как запомнившаяся ему девушка на катке. Она сказала, – Снять, пожалуйста, одежду. Лечь на стол. Я сичас придти.

Эл Макки снял и повесил пиджак и брюки. Он беспокоился о бумажнике, но черт с ним: сколько у него можно украсть? И как можно залезть в карман брюк, чтобы он не увидел? Когда он перестанет чувствовать ручонки на своем заду, он повернется и посмотрит. Он разделся до трусов и замялся. Какого черта. Он на задании. Он снял заношенные трусы и сунул их в карман пиджака. Он не хотел, чтобы она их увидела. Последняя сука, на которой он женился, никогда не следила, чтобы у него было приличное белье.

Он вытянулся на столе и стал ждать. Музыка стала еще более обшарпанной. Сорок пять долларов!!

Дверь открылась, и вошла Сладкая Люси со свежими полотенцами.

– Хотеть "особый Афродита"? – захихикала она. – Я хорошо. Я думать, тебе понравится.

– Да, в прошлый раз меня обслуживала Джилл, – сказал Эл Макки, наблюдая, как она вылила в ладонь какой-то лосьон и растерла руки.

– Джилл хорошая девушка. Я ее учить. Тебе масло или росьон?

– По моему Джилл наливала масло.

У него появились эротические ощущения как только она вылила ему на спину теплое масло. у него исчезли эротические ощущения как только она начала работать над его шеей и плечами. Черт побери! Она его не жалела!

– Ты тощий, – сказала она. – Иногда костлявый больно. Нет мяса. Кости больно.

– Да, да, -сказал он. – Я не знал, что надо быть Арнольдом Шварценеггером, чтобы получить массаж. – Ему надоели все эти шуточки.

– Кем?

– Никем. Слушай, когда вернется Джилл?

– Ты любить Джилл, да? – сказала она. – Раскладная Джилл. Ты меня тоже полюбить. Увидишь.