Текст книги "Любовник-Фантом (сборник)"

Автор книги: Джозеф Шеридан Ле Фаню

Соавторы: Эдвард Джордж Бульвер-Литтон,Маргарет Олифант,Вернон Ли,Дж. Риддел
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

– О Боже, нет! – воскликнул я в ужасе от одного предположения.

– Не протестуйте так страстно, – заметила она, и от ее слегка насмешливого тона мне чуть не стало дурно. – А также, – продолжала она, – о чувствах к нему вашей хорошенькой кузины?

Я закрыл лицо руками и застонал, в самом деле застонал. Я знал, что в подобных вещах интуиция никогда не обманывает леди Мэри.

– Почему вы так думаете? – спросил я наконец.

Она откровенно расхохоталась.

– Почему я думаю, что реки текут в море, что солнце сияет, что идет дождь или дует ветер? Я вижу, чувствую, слышу! Когда он сказал, что хотел бы вернуться к обеду, я услышапа особую интонацию в его голосе, заметила особое выражение его лица. Когда я разговаривала с ней о нем, я увидела его облик, отразившийся в ее чертах. Что вы скажете теперь, сэр? Как вы, человек, который должен был хоть сколько-то знать мир, допустили такой промах с юной вдовой, оставленной на ваше попечительство?

– Что мне сказать? Если это так, я хуже чем сумасшедший, я преступник!

– Если! Я же вам сказала, это так. Что можно предпринять?

– Ничего.

– Почему бы им не пожениться?

– Нет, это невозможно.

– Тогда вашему молодому человеку лучше здесь не появляться.

– Он приехал посмотреть ее больного ребенка.

– В таком случае ребенок должен поправиться.

– О Мэри! – воскликнул я. – Я надеялся, этого никогда, никогда не случится.

Хоть бы здесь присутствовали тетки пятидесяти герцогов, я не смог бы удержаться от этого восклицания.

– Вы хотите сказать, что в этом нелепом завещании нельзя найти никакой лазейки?

– Абсолютно никакой, но даже если бы…

– Ну, что еще за препятствия?

– Я начал фразу, которую не могу как следует закончить, – отвечал я.

– А! Вы имеете в виду историю с отцом Уолдрума, верно? Я кое-что слышала о ней у Конингемов, и это дает мне возможность перейти к другой теме моего визита или, я думаю, лучше сказать, к первой, по отношению ко мне. Вы приобрели тихое уединенное поместье в Эссексе.

– Да. Но, леди Мэри, каким образом вам все известно о моей кузине, обо мне, об Уолдрумах?

Она расхохоталась до слез.

– Это объясняется довольно просто, – сказала она, придя в себя. – Простите мой смех, но у вас такой ошарашенный вид, что удержаться невозможно. Сегодня рано утром мой племянник отправился на охоту. Не знаю, попал ли он в зверя, в которого стрелял, но себя ему удалось искалечить изрядно. Мы немедленно послали за доктором Слоуном и отправили телеграмму в Лондон хирургу. Доктор Слоун пришел, а из Лондона был получен ответ: "Мистер такой-то в Швейцарии". Но еще прежде, чем пришел ответ, доктор Слоун предложил послать за мистером Уолдрумом, который гостит в Фэри-Уотер, имении миссис Тревор. Услышав знакомое имя, я принялась расспрашивать доктора, и через пять минут он выложил мне все. Я узнала содержание завещания вашего кузена. Я выслушала панегирик миссис Тревор как жене, матери и женщине. Мне стало известно, что вы опекун детей. Он рассказал мне о болезни старшего мальчика и визитах мистера Уолдрума, которые он наносит из чистой дружбы к вам. Тут появился сам мистер Уолдрум. После того как он осмотрел пациента и сделал все, что было в его силах, после того как он успокоил герцогиню и сумел отделаться от мисс Вайнон, которая не поднимала бы столько шума, будь герцог постарше и не так хорош собой, мне удалось на несколько минут завладеть вниманием мистера Уолдрума. Я напомнила ему, что мы уже встречались прежде у Конингемов. Я сказала, что с большим интересом наблюдаю за его карьерой – с этой карты, вы знаете, всегда безопасно пойти, независимо от того, какая выпадет масть. Я уверила его, что вы самый старинный и дорогой друг, какой только был у меня на свете; что во всех затруднениях и тревогах, выпадавших мне на долю, я чувствовала, что могу рассчитывать на ваш совет и помощь. Это тронуло его, я заметила, – добавила леди Мэри.

Разумеется, я понимал, что ее светлость разыгрывает то, что она называет козырной картой, пытаясь провести меня, но мне оставалось только счесть ее замечание комплиментом и поклониться в знак признательности.

– Наконец я заговорила с ним о миссис Тревор, и таким образом узнала то, что уже рассказала вам. Вот тайна первой части. Что же касается другой части: Конингемы рассказали мне, что вы купили поместье, куда, устав от мира, вы по многолетней привычке удаляетесь, чтобы наслаждаться обществом летучих мышей, сов и привидений. Вы оказались настолько скрытным, что до последнего времени никто не подозревал, что владелец – вы.

– Да, – отвечал я.

Дурацкий ответ, но у меня голова шла кругом от потока слов ее светлости, я был так измучен пристальным взглядом ее черных глаз, так поражен существом ее сообщений и обширностью ее сведений, что мог только сидеть и слушать, и глупо повторять "да", когда она замолкала, чтобы перевести дух.

– А теперь, Стаффорд, я хочу, чтобы вы сделали для меня одну вещь.

Эту формулировку у меня были все основания хорошо запомнить, она сразу же вернула меня на знакомую почву. Но прежде чем я успел ответить, черные брови леди Мэри сдвинулись, и она сказала:

– Надеюсь, вы не собираетесь отказать мне.

– Разве я когда-нибудь отказывал вам, леди Мэри, если был в силах выполнить просьбу? – спросил я мягко.

– Никогда, – согласилась она. – Вы всегда были доброю душой, и я знаю, вы не станете выдвигать каких-нибудь смешных возражений против плана, который я хочу предложить вам. Короче, я прошу сдать мне ваше убежище в Эссексе на три месяца.

– Что? Кроу-Холл! – воскликнул я.

– Я не знаю, как называется поместье, и мне это безразлично. Я знаю, что оно послужит цели, которую я имею в виду. Послушайте, Стаффорд. Я не собираюсь раскрывать вам всех тайн. Я нахожусь в затруднении, я потеряла много денег. Я в долгах до такой степени, что боюсь об этом думать. Я продала свой дом в городе вместе с мебелью и всем, что там было, и явилась сюда два дня назад, намереваясь обратиться за помощью к Эджертону, а потом поехать пожить за границей для экономии. Мистер Кэри оставил мне то, что оставил, на таких жестких условиях, что я не могу даже взять вперед годовой доход.

Я был потрясен. Как бы ни была скупа леди Мэри, она всегда имела репутацию чрезвычайно вольной и экстравагантной натуры, больше того, она не раз пускалась в финансовые махинации, и все же я не мог представить себе, что она попала в такую беду.

Мне было совершенно ясно, что она разорена. Понятно, что несчастный случай с ее племянником перечеркивал все надежды на его помощь в обозримом будущем, но каким образом она рассчитывала справиться со своими неприятностями, было для меня такой же тайной, как и ее стремление оказаться со всеми своими сложностями в Кроу-Холл.

– Не могу представить себе, – начал я, но она тут же перебила:

– Я знаю, что не можете, дорогой мой, но я все объясню, если вы помолчите. Ясно, что на Эджертона какое-то время нечего рассчитывать; и так как в этом квартале ждать ничего не приходится, я придумала другой план, который, однако, могу осуществить только где-либо в уединенном месте, наподобие вашего Кроу-Холл, поэтому назначьте плату, не станем ссориться из-за нескольких фунтов, и скажите, когда я могу туда въехать.

– Дорогая леди Мэри, – сказал я, вынесенный из своих глубин бурным потоком ее слов, – если бы я думал, что вы смогли бы жить в Кроу-Холл, я просил бы разрешения предоставить его в ваше распоряжение на любое, какое вам понадобится, время, но я убежден, что вы не сможете.

– Почему? – задала она вопрос.

– Он совершенно удален от цивилизации.

– Тем лучше для меня.

– В доме нет мебели, соответствующей вашим требованиям.

– Вы не знаете, каковы мои требования и нуждаюсь ли я в мебели вообще.

– Даже если бы там было помещение для слуг, никто из ваших людей не останется в Кроу-Холл и трех дней.

– Эндрюз поедет со мной, остальных я рассчитала. Какие еще возражения вы собираетесь пустить в ход?

– Только одно, – ответил я. – В доме есть привидение.

– Так вот в чем дело. Когда я могу поселиться там?

– Я говорю серьезно, – настаивал я. – Совершенно серьезно. Представьте себе, леди Мэри, – продолжал я, видя ее недоверчивую улыбку. – Стал бы я шутить такими вещами? Я никогда никому не рассказывал об этом. Разумеется, я не хочу потерять деньги, затраченные на покупку имения, а если станет известно, что я придаю значение историям, которые рассказывают о Кроу-Холл, мне вряд ли удастся продать его в случае надобности. Но там есть что-то сверхъестественное. Я не стал бы обманывать вас ни в этом, ни в чем другом.

Улыбка ни на минуту не сходила с ее лица.

– Вы что-нибудь видели? – спросила она.

– Ничего, – ответил я.

– Что-нибудь слышали?

– Шелест женского платья.

– Что вы ощущали?

– Некоторую подавленность, словно я был в комнате не один.

После этого она несколько минут сидела молча. Потом сказала:

– Заключим сделку, Стаффорд. Я изгоняю ваше привидение, и вы получаете возможность ссылаться на меня, характеризуя Кроу-Холл. С другой стороны, вы разрешаете мне жить там бесплатно в течение года. Согласны?

Я колебался. Я понимал, какую выгоду можно извлечь из пребывания леди Мэри в Кроу-Холл. Я не верил, что какое-либо привидение потревожит ее покой, поскольку поздние обеды, поздний отход ко сну и явно выраженная склонность к хорошим винам, как правило, не располагают к лицезрению призраков и встречам с привидениями. Тем не менее я не мог решиться и пребывал в сомнениях.

"Как бы это не обернулось чем-нибудь дурным", – подумал я, и эта мысль доказывала, какое глубокое впечатление произвели на меня ходившие в округе легенды о Кроу-Холл.

– Ну, решено? – спросила ее светлость.

– Леди Мэри, – отвечал я, – мне бы не хотелось, чтобы вы ехали в Кроу-Холл. Имей я дюжину поместий, они все были бы, вы это знаете, в вашем распоряжении. Но мне не нравится, что вы едете в этот дом. Может быть, вы не увидите ничего, что могло бы вас потревожить, но может быть…

– Какой вы простак, Стаффорд, – перебила она. – Будьте уверены, я не увижу ничего и вполовину страшнее своих долгов и кредиторов. Поэтому пишите тому, кто присматривает за домом. Он или она не должны покидать имения. Скажите, что вы сдали мне имение – упоминать имя необязательно – и что меня можно ждать в следующий четверг. Да, четверг как раз подходит. А сейчас я должна ехать. Где же миссис Тревор? Я хочу попрощаться с ней.

Моя кузина вышла проводить гостью.

– Благодарю за вашу доброту, – сказала ей леди Мэри небрежно, затем, движимая жалостью или расположением, одному Богу известно, а может быть, нежным, печальным спокойствием и терпением, написанным на лице Мэри, миледи, спустившись со своего пьедестала и воскликнув "Какая вы милая!" расцеловала ее в обе щеки, поспешила к экипажу и уехала.

Глава IX
Приключения леди Мэри

На следующий день Валентайн заехал в Фэри-Уотер рассказать о новом пациенте и поглядеть на Джеффри, которому, к великой радости Мэри, стало значительно лучше.

Двадцать четыре часа размышлений убедили меня, что если я попытаюсь взять на прицел события, о которых мне стало известно вчера днем, то я могу допустить промашку, и я решил не вмешиваться. Возможно, леди Мэри ошиблась, а возможно, и нет. Так или иначе, к чему приведет мое вмешательство? В первом случае, я зароню любовные мечтания в головы невинных людей, а во втором неосторожными разговорами помогу осознать то, о чем они, быть может, не догадываются.

Нет, если Вал и впрямь влюблен в мою кузину, то он как взрослый человек, надеюсь, понимает, что лучше бы ему держаться от Фэри-Уотер подальше. Тут мне пришло в голову, что именно так он и пытался поступать, и я решил предоставить ему еще одну возможность.

– Во вторник я буду проездом в городе, Вал, – сказал я. – Нет ли у тебя каких-либо поручений?

– Благодарю вас, нет, – ответил он. – Я собираюсь в Лондон завтра и как раз хотел спросить вас о том же.

– Хочешь дать очередные рекомендации герцогу? – предположил я.

– Да. Мне кажется, ему следует показаться кому-нибудь более опытному, чем я. Положение серьезное, и на мне лежит большая ответственность.

– Вне всякого сомнения, – отозвался я, и если он и заметил издевку в моем голосе, то воздержался от комментариев.

Как ни возьми, Валентайн Уолдрум был на редкость приятным человеком. В каком бы дурном расположении духа кто-то ни находился, как бы бесцеремонно себя ни вел, Вал не подавал виду. Он говорил точно так же, как обычно. Он либо не замечал, либо не хотел замечать, что я всеми силами стараюсь спровадить его обратно в Лоу-Парк, куда угодно, лишь бы подальше от Фэри-Уотер.

"Ничего, – подумал я, – если у него осталась хоть капля здравого смысла, он не станет часто приезжать сюда в мое отсутствие, когда же я вернусь, он, вероятно, сможет оставить своего пациента на попечение доктора Слоуна".

– Мэри, – сказал я громко, – подари мне, пожалуйста, пару лебедей.

Миссис Тревор и Валентайн поглядели на меня с изумлением.

– Лебедей? – повторил Валентайн. – А где вы будете держать их?

– Разумеется, не у себя дома, – ответил я. – Но пока они мне не нужны. Возможно, они мне вообще не понадобятся.

– Он надумал жениться, уверяю вас, – воскликнул Валентайн.

Мэри взглянула на меня с любопытством.

– Нет, – сказал я. – Пока я в своем уме, меня не заманить под венец. Ведь тот, кто плывя по течению, угодит прямо в брачные сети, уже не вырвется на волю.

– Не могу с вами согласиться, – возразил Валентайн. – Много славных кораблей не вышло в море, недооценив опасности, подстерегающие на берегу.

– Возможно, ты и прав, – ответил я. – Но от такого берега, как брак, любому благоразумному капитану лучше держаться подальше.

В глазах у Валентайна промелькнуло любопытство. Я сказал именно то, чего не собирался говорить, и он раздумывал, нет ли в моих словах скрытого смысла.

Он встал, подошел к одному из окон и хмыкнул, я уверен, невольно. Затем я услыхал, как он гремит ключами в кармане, – мне приятно вспомнить, что впоследствии он частенько гремел соверенами.

– По-моему, – сказал он, – мне пора возвращаться к моему высокородному пациенту. Надеюсь, нам удастся спасти ему зрение.

– Умоляю вас, помогите ему! – воскликнула Мэри, принимавшая горячее участие в судьбе молодого человека, который мог остаться слепым на всю жизнь.

При виде взволнованного умоляющего личика Валентайн улыбнулся и ответил:

– Это зависит не от меня, но, верьте, я сделаю все возможное, хотя бы ради его невесты. Такой красивой и милой девушки мне еще не приходилось видеть.

Он произнес эти слова, совершенно не думая о том, какое впечатление они произведут на Мэри, но я заметил, как вспыхнуло и тотчас побледнело ее лицо, когда она услышала, как Валентайн восхищается другой женщиной.

Значит, это правда. Все эти годы судьба берегла ее от любви, теперь же, когда ее молодость уходила и можно было надеяться, что остаток жизни она проведет, как и прежде, в неведении, мое вмешательство, моя глупость и недальновидность привели к тому, что к ней пришло то знание, от которого я тщетно старался ее уберечь.

Я проводил Валентайна до дверей. Когда я собирался с ним проститься, он положил мне руку на плечо и сказал:

– Умному человеку достаточно и намека, но лучше было бы сказать мне все начистоту. Как только мой теперешний пациент перестанет нуждаться в моей помощи, я навсегда покину Фэри-Уотер.

На следующее утро я отправился в Кроу-Холл и оставался там до прибытия леди Мэри.

Хотя я сделал все необходимые приготовления к ее приезду, я не был уверен, что она не изменит своего решения. Вот почему, завидев на повороте в аллею одинокую пролетку, предмет гордости соседнего городка, я испытал смешанное чувство беспокойства и удовлетворения.

– Ах, Стаффорд, как это мило! – воскликнула ее светлость. – Как любезно с вашей стороны, что вы приехали в такую даль из-за меня. Какой чудесный старый дом!

– Надеюсь только, – произнес я тихо, – что вы сможете в нем остаться.

Она рассмеялась в ответ, а потом, немного поворчав из-за того, что я не захотел остаться обедать, позволила мне уехать в пролетке, которую я предусмотрительно задержал.

– Любопытно, – думал я, трясясь в разбитой колымаге, – какой будет следующая глава в истории Кроу-Холл?

Когда я вернулся в Фэри-Уотер, стоял сырой, холодный, ветреный октябрьский вечер. Поскольку я не мог сказать заранее, когда вернусь, я попросил Мэри не присылать за мной экипажа. А так как в этом захолустном городишке не удалось нанять даже простой повозки, то мне ничего не оставалось, как прошагать все шесть миль от станции до дома моей кузины.

Как уже было сказано, я шел пешком, поэтому мне незачем было тащиться через главные ворота по длинной аллее.

Открыв калитку в той части парка, которая примыкала к ведущей в город дороге, я нырнул в кусты и прошел по тропинке к любимому садику Мэри, разбитому в голландском стиле. Она собственноручно содержала его в порядке и необыкновенно им гордилась, за что я над ней подтрунивал.

По посыпанной гравием дорожке, густо обсаженной коротко подстриженными тисами, я приблизился к той части дома, что выходила к озеру, и через несколько секунд очутился на уже знакомой читателям веранде.

Как обычно, дверь была незаперта – в этих краях задвижки и засовы не в чести, – и, повернув ручку, я вошел.

Когда я, продрогший и усталый, увидал огонь в камине, отблески которого плясали на стенах уютной гостиной, отражались в зеркалах, играли глянцем на картинах, я наконец-то почувствовал себя дома и, подойдя к ведущей в соседнюю комнату двери, раздвинул тяжелые, неплотно задернутые портьеры и заглянул внутрь.

Я не гожусь на роль шпиона. Терпеть не могу подслушивать. Но то, что я увидел и услышал, отдергивая портьеры, лишило меня дара речи. Я остолбенел.

На ковре перед камином стояли двое: Мэри и Валентайн.

– Тогда я сам смогу заботиться о нем, – произнес он, и в его голосе звучали печаль и нежность.

Я не расслышал ответа, а возможно, его и не было. Но я увидел ее лицо, когда она подняла глаза. В следующий миг он заключил ее в объятия, а ее голова упала ему на грудь. Но тотчас же они отпрянули друг от друга.

– Прости меня, дорогая, – услышал я. – Я отдал бы все на свете, лишь бы этого не произошло.

Ничего не ответив, она выскользнула из комнаты. Она не заметила меня, она ничего не замечала в своей радости и печали, я сразу это понял.

Я направился прямо к Уолдруму.

– Ну что, довольны? – спросил я.

– Нет, – ответил он.

– Я доверял вам.

– Не думаю, – возразил он. – Вряд ли вы это предвидели, если позволяли нам встречаться.

– Вы правы, – эти слова я произнес почти шепотом.

– Нет, – продолжал он. – В порыве минутной слабости я захотел переложить свою вину на чужие плечи. Я один во всем виноват. Я прекрасно знал, к чему это приведет задолго до того, как у вас зародились первые подозрения. Я попытался обуздать себя, и вот результат.

Он направился к двери.

– Погодите, – взмолился я.

– Я должен сейчас же ехать. Я напишу вам и ей. Мы с вами скоро увидимся, но не здесь, – и он ушел, человек, ближе которого у меня никого не было.

Назавтра пришли обещанные письма: одно для Мэри, другое для меня. Она унесла свое подальше от посторонних глаз, я же прочел свое у всех на виду. Оно было довольно простым. В нескольких строках он сообщал следующее: он почувствовал, что визиты в Фэри-Уотер таят в себе опасность, а между тем здоровье Джеффри требовало присутствия хирурга, разбирающегося в его болезни. Тогда он поехал повидаться с миссис Тревор получить ее согласие взять Джеффри к себе в Лондон.

"Вот как это все произошло, – заканчивал он, – даю вам слово, клянусь честью".

– Бедняга Вал! – вздохнул я и положил письмо в записную книжку.

Спустя час появилась Мэри. Она больше обычного старалась мне угодить, была особенно ласкова и внимательна.

– Мэри, дорогая, – окликнул я ее, когда мы остались вдвоем.

– Да, – отозвалась она, не глядя на меня, и подошла поближе.

– Сегодня утром вы получили письмо от Валентайна Уолдрума, – начал я, приглашая ее садиться. – Покажите мне его.

Она колебалась, бедняжка. Она впервые получила любовное письмо от человека, которого сама любила – оно казалось ей священным, словно она оставалась ребенком, еще не изведавшим забот и печалей.

– Я хочу взглянуть на него, дорогая, – сказал я твердо, – чтобы понять, будем ли мы с ним друзьями или врагами, буду ли я уважать или глубоко презирать его.

Она покорно протянула мне письмо, затем уселась рядом, следя за выражением моего лица, как ребенок или собака.

Когда я кончил читать, она взяла меня за руку, уткнулась мне в плечо и расплакалась.

– Не осуждайте ни его, ни меня, – сказала она. – Я не знала, что такое любовь. Я не имела об этом никакого понятия. Если б я знала, я бы давно перестала с ним видеться.

Я дал ей выплакаться: слезы всегда на пользу женщинам. Они их успокаивают и в умеренном количестве делают их глаза светлее. Пока она плакала, я пытался решить деликатную проблему.

Положим, Джеффри в своем завещании предоставил бы ей полную свободу, должен ли я был пытаться завоевать ее сердце?

Решительно, да. Я понял это сейчас, когда ее сердце разрывалось от любви к человеку, годящемуся мне в сыновья, и она рыдала у меня на груди всего в четырех дюймах от моего сердца.

Конечно, потерянной юности не вернуть, но, как на грех, избранница нашего сердца всегда появляется на свет слишком поздно.

– Теперь вы знаете, как поступить, Мэри, – подсказал я, выждав несколько минут, которые она посвятила чувствам, а я туманным размышлениям.

– Как? – прошептала она.

– Я бы предпочел услышать это от вас.

Она сжала руки и сказала, как ребенок, затвердивший урок:

– Я никогда не должна его видеть, слышать, писать ему или думать о нем, если только у меня получится.

Я притянул ее к себе, приподнял прелестное, заплаканное лицо и поцеловал. Небо свидетель, так отец целует дочь или сестра сестру.

– Помоги вам Господь, Мэри, – сказал я. – Время все лечит, но вам будет тяжело. Боль может оказаться жестокой.

Она подняла руку и погладила меня по щеке, словно заверяя, что выдержит любую боль.

– Вы воплощение всего лучшего, что есть в женщине, дорогая. Я никогда не встречал такой истинно женской души, как у вас.

Впрочем, я становлюсь болтливым. Поспешим же к развязке.

Вскоре я покинул Фэри-Уотер вместе с Джеффри. Его доставила на станцию самая легкая коляска из Лоу-Парк. Лакей герцога Севернского с помощью Валентайна отнес больного мальчика в дожидавшуюся нас инвалидную карету.

Дважды в неделю я заходил к Валентайну навестить больного и дважды в неделю отправлял в Фэри-Уотер благоприятный отчет о здоровье мальчика.

К этому времени я вновь обосновался в Лондоне. В ближайшие полгода я не намеревался покидать свое жилище, если не считать нескольких дней на Рождество. Меня окутывали знакомые туманы, милые моему сердцу газовые фонари напрасно старались рассеять кромешную тьму на пустынных улицах. В спертом воздухе, подобно глухим раскатам барабана, раздавались крики: "Орехи!", "Булки", "Лепешки!". Казалось, солнце вдруг взяло моду пребывать в состоянии вечного затмения, а луна, как и всякая женщина, решила этой моде следовать.

Обыкновенно в это время года я обедаю с людьми, которые почитают за честь находиться в моей компании, поэтому вечерами я часто скучал, хотя редко оставался один.

Впрочем, не нужно быть снобом, чтобы честно заявить, что общество людей, живущих к западу от Бонд-стрит, приятней тех достойных, но скучных людей, что обосновались на центральных площадях Лондона.

Я получил от леди Мэри около дюжины писем. Она была в восторге от дома, от местности, от соседей – не буду ли я так любезен зайти туда-то и туда-то и заказать для нее то-то и то-то? Она не извинялась, не просила прощения за причиняемые неудобства. С какой стати? Разве она не испытывала на себе глубину, широту и беспредельность моей доброты в течение долгих лет, об истинном числе которых любая другая женщина "не пожелала бы вспоминать".

Я написал, что собираюсь прислать ей пару лебедей, чтобы пруд, окруженный соснами, не казался таким угрюмым, но вскоре получил ответ, где она просила меня повременить, потому что пруд сильно обмелел и неизвестно, не опустится ли вода еще ниже.

Лето стояло на редкость сухое и жаркое, и до меня то и дело доходили жалобы, что где-то высох источник или ручей, поэтому меня нисколько не удивило, что злополучный пруд постигла та же участь.

Однако на леди Мэри этот факт, похоже, произвел глубокое впечатление: она отправляла мне депеши о состоянии пруда по меньшей мере дважды в неделю.

"Мне говорили, – писала она, – что вода в вашем маленьком озере за последние сто лет не опускалась ниже корня определенного дуба. Сейчас она стоит тремя футами ниже".

Через два дня пришла другая записка: "Вода быстро убывает".

Сразу же вслед за ней я получил предлинное письмо со сплошь исписанными полями, в котором ее светлость с помощью восклицательных знаков тщетно пыталась выразить свое удивление. "Хорошо бы вам приехать и убедиться во всем самому", – гласила одна из фраз – словно я подозревал, что леди Мэри спустила пруд. "В самом деле, происходит нечто странное. Женщина, которую вы оставили приглядывать за домом, считает это предзнаменованием Страшного суда и упросила меня принять от нее два религиозных трактата. Она божится, что когда пруд высохнет, наверняка что-то случится".

"Воды осталось только тридцать дюймов", – сообщалось в следующем письме, затем: "Пруд высох. Но я довольна. Теперь я знаю, куда уходит вода, знают это на свою беду и строители железной дороги. Рельсы затоплены. Им придется устраивать себе новый пруд. Кроу-Холл осаждают толпы людей. Приходят даже из соседних деревень убедиться своими глазами, что в Черном пруду не осталось ни капли воды. В грязи на дне обнаружилось несколько бочек и других странных предметов. Несколько землекопов любезно предложили мне убрать этот хлам, но так как внутри может оказаться все что угодно, я поручила их охранять церковному сторожу. Больше никто не соглашается оставаться на ночь в этих посещаемых привидениями местах".

Нетрудно догадаться, что я немедля поспешил в Кроу-Холл, где нашел леди Мэри в прекрасном расположении духа, Черный пруд сухим, бочки – что бы ни хранилось в них раньше – полными грязи, инженеров с железной дороги в отчаянии, а миссис Пол предрекающей несчастья.

– Можете сколько угодно говорить о нижних уровнях, железнодорожных рвах и так далее, но почему пруд высох именно сейчас? Разве седьмое число следующего месяца, если мы все до него доживем, не тот самый день, когда исчезла жена Филипа Уолдрума? Господи, помилуй нас грешных!

Так говорила миссис Пол, тогда как мистер Догсет с глубокомысленным видом изрекал пророчества:

– Все это было предсказано, – объяснял он мне, – но где, когда и кем, не помню.

– Увидите, для вас все кончится хорошо, – заверила леди Мэри. – Поверьте, этим людям с железной дороги придется приобрести участок, где раньше был Черный пруд.

– Это обойдется им недешево, – ответил я.

– По этому случаю с вас причитается хороший подарок, – заметила она. Я уверена, что принесла Кроу-Холл удачу.

– Так вы не видите причин менять своего решения? – спросил я.

– Нет, если здесь и водятся привидения, они приходят не с того света, – ответила леди Мэри. – Я бы не рекомендовала этот дом какой-нибудь впечатлительной даме. Замки здесь лязгают, балки трещат, полы скрипят, окна стучат и ветер завывает в трубах, а это не по вкусу тем, кто чутко спит. При желании здесь можно напугать даже человека с такими крепкими нервами, как у меня, но мне кажется, миссис Пол не хочет со мной расставаться, а если она когда-нибудь и вызывала духов, то сейчас раскаивается в своих злодеяниях.

– Вы и впрямь думаете, что миссис Пол как-то замешана в истории с привидениями, из-за которой о доме пошла дурная слава?

– Кто-то ведь должен быть замешан, миссис Пол или любой другой, но ни она, ни ее друзья не желают мне зла, или я глубоко заблуждаюсь.

Я никогда не видел леди Мэри в более приподнятом настроении, чем тогда, когда мы расставались. Представьте мой ужас, когда через две недели я получил из Фэри-Уотер следующее письмо:

"Леди Мэри Кэри у меня. Она приехала час назад, совершенно больная, в состоянии крайнего возбуждения и умоляла позволить ей ненадолго остаться. Она хочет немедленно вас видеть и просит захватить с собой мистера Уолдрума. Я предложила послать за доктором Слоуном, но она сказала "Нет". Только мистер Уолдрум может разобраться в ее болезни, к тому же она должна сообщить нечто важное вам обоим".

Я не боялся приезжать в Фэри-Уотер с Валентайном. Я был уверен, что ни он, ни Мэри не захотят терять покой, что они не склонны сами – он искать, а она предоставлять возможность – возвращаться к запретной теме. Тем не менее, я от души пожелал, чтобы леди Мэри со своими болезнями держалась подальше от дома моей кузины. Вдобавок, я боялся того, что она скажет.

Я нисколько не сомневался, что ее тайна и ее болезнь имеют общее происхождение, и по дороге из Лондона честно признался Валентайну в маленькой хитрости, к которой я прибег, и объяснил, отчего леди Мэри понадобилось поселиться в Кроу-Холл.

Он выслушал мою историю почти не перебивая, не проронив почти ни слова. Когда я наконец закончил, он сказал, глубоко вздохнув:

– Если леди Мэри скажет, что видела эту женщину, для меня это будет счастливейшим днем в жизни.

Мы нашли больную в гардеробной Мэри. Она сидела в глубоком кресле, одетая в широкий утренний капот. Ее жесткие черные волосы были неубраны и висели за спиной, на лишенном красок лице выделялись темные глаза и брови, нервы ее были совершенно расстроены: увидев нас, она чуть не заплакала и отвечала на наше приветствие дрожащими губами. Как она выглядела? Она могла нагнать страху на дюжину привидений.

Валентайн решил сначала дать ей лекарство, а уж потом выслушать ее историю.

Я умолял его не говорить с ней о неприятных вещах, пока здоровье ее не восстановится.

– Садитесь, – произнесла она тоном, не допускающим возражений. – Если я не расскажу того, что видела собственными глазами, я сойду с ума, а рассказать это я могу только вам или вам. – И она указала на каждого кивком головы. – Стаффорд, – продолжала она, – когда я впервые приехала в ваш дом, я подозревала, что все эти звуки и явления происходят не без участия этой женщины, Пол. Передайте ей мои искренние извинения. Теперь, мистер Уолдрум, прежде чем начать, я хочу твердо заявить: то, что я видела, не было ни сном, ни галлюцинацией. Все, что случилось, так же несомненно, как то, что вы сидите на этом месте. Так слушайте.

– Через десять дней после того, как вы, Стаффорд, покинули Кроу-Холл, миссис Пол принесла мне кольцо. По ее словам, она нашла его где-то в доме.