Текст книги "Коробка в форме сердца"

Автор книги: Джозеф Хиллстром Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Где-то далеко тявкнула собака. Бон подняла голову, задумчиво посмотрела на входную дверь, затем снова положила морду на передние лапы.

– Она была красивая? – спросила Джорджия.

– Анна? Ну да. Тебя волнует, какой она была в постели?

– Я просто спросила. И тебе абсолютно не нужно вдаваться в подробности.

– Ну, так не задавай вопросов, если ответы тебе могут не понравиться. И заметь, я никогда не спрашиваю про твоих бывших.

– Про моих бывших? Блин, Джуд, так вот как ты обо мне думаешь? Моя нынешняя, которая скоро станет бывшей?

– Господи. Опять началось.

– Я не из любопытства спрашивала. Я просто пытаюсь разобраться.

– Интересно, при чем тут ее красота? Разве это поможет нам выпутаться из этой истории с призраком?

Джорджия натянула простыню до подбородка и вызывающе уставилась на Джуда.

– Значит, она была Флоридой, а я – Джорджия. Какие еще штаты посетил твой член?

– Понятия не имею. Забыл отметить на карте флажками. А тебе приспичило узнать точную цифру? Кстати, раз уж мы заговорили об этом, почему ты ограничиваешься штатами? Я был в тринадцати мировых турне и пенис всегда брал с собой.

– Гребаная задница.

Он усмехнулся в бороду:

– Понимаю, для твоей невинной души это оказалось тяжелым шоком. Вот еще одна новость: у меня есть прошлое. Длиной в пятьдесят четыре года.

– Ты любил ее?

– Да оставь ты ее в покое, Джорджия!

– Это важно, как ты не понимаешь!

– Не понимаю!

Джорджия молча смотрела на него.

Он сел в подушках, прислонившись к спинке кровати:

– Любил. Недели три.

– А она тебя любила? – Он кивнул.

– Она писала тебе? После того, как ты отправил ее домой?

– Угу.

– Злые письма?

Он задумался и ответил не сразу.

– Да ты хотя бы читал их, дерьмо бесчувственное?

Она снова заговорила с сельским южным акцентом.

В пылу эмоций она забылась и перестала себя контролировать. А может, подумал Джуд, не забылась, а наоборот – вспомнила, кто она и откуда.

– Читал, – сказал он. – Я как раз хотел найти их и перечитать, когда началась вся эта чертовщина. Как жаль, что Дэнни не успел найти письма. Джуд любил Анну, жил с ней, каждый день разговаривал, но теперь ему стало ясно, что он почти ничего не знал о ней. Не знал о том, как она жила до встречи с ним – и после.

– Все, что случилось с тобой, ты заслужил, – заявила Джорджия и отвернулась от него, легла на другой бок. – Мы оба заслужили.

Он сказал:

– Ее письма не казались злыми. Иногда в них было слишком много эмоций. А иногда, напротив, так мало, что становилось страшно. В последнем послании она написала, что ей хочется поговорить о чем-то, о каких-то секретах, которые она устала хранить в себе. Она писала, что больше не вынесет такой усталости. Я должен был понять, что это предупреждение. Она частенько говорил подобные вещи, но никогда… В общем, я уже рассказывал тебе, что у нее имелись проблемы. Она была несчастна.

– Но ты думаешь, она все еще любила тебя? Даже после того, как ты выкинул ее вон?

– Я не… – Он остановился, сделал глубокий вдох, шумом выдохнул. Не стоит ввязываться в перепалку. – Думаю, да. Любила.

Джорджия долго молчала, лежа к Джуду спиной. Он изучал изгиб ее плеча. Наконец она произнесла:

– Мне ее жаль. Это нелегко.

– Что?

– Любить тебя. Со многими парнями я чувствовала себя погано, но ты, Джуд, не такой, как все. Другим на меня было, в общем-то, наплевать, а тебе – нет, но при этом я все равно чувствую себя мелкой грязной шлюхой, которую ты снял на время.

Она говорила просто, спокойно, не глядя на него.

От ее слов у Джуда перехватило дыхание, ему захотелось извиниться, но он смутился. Он очень давно не извинялся и забыл, как это делается. Она ждала его ответа и, не дождавшись, укрылась плотнее одеялом. Джуд закинул руки за голову.

– Завтра поедем через Джорджию, – сказала Джорджия, по-прежнему не оборачиваясь. – Хочу заехать к бабушке.

– К бабушке, – повторил Джуд, как будто сомневаясь, что правильно расслышал.

– Бэмми – самый дорогой мне человек. Однажды она набрала триста очков в боулинге. – Джорджия сказала это так, будто второе логически следовало из первого. Возможно, так оно и было.

– Ты не забыла, что у нас небольшая проблема?

– Да, что-то припоминаю.

– Так, может, сейчас не лучшее время навещать родственников?

– Мне надо поговорить с ней.

– Ну, давай заедем к ней на обратном пути. У вас будет время посидеть и вспомнить прошлое. И сыграть пару партий в боулинг.

Джорджия ответила не сразу:

– Нет, заехать надо завтра. Я давно хотела. Ведь не известно, поедем ли мы обратно.

Джуд теребил бороду в темноте, глядя на ее силуэт под одеялом. Очень жалко тратить драгоценное время, но он чувствовал, что должен уступить Джорджии – тогда она будет меньше сердиться на него. И если Джорджия хочет увидеться с человеком, которого любит, не надо это откладывать. Сейчас Джуду казалось неразумным оставлять важные вещи на потом.

– У нее в холодильнике есть лимонад?

– Обязательно. Всегда свежий.

– Ладно, – сдался Джуд. – Давай заедем к твоей бабушке. Но ненадолго, хорошо? Если не задержимся, завтра в это время уже будем во Флориде.

Одна из овчарок вздохнула во сне. Джорджия с вечера открыла окно, чтобы выветрился запах собачьего корма. Окно выходило в центральный двор мотеля. Легкий сквозняк приносил от забора из металлической сетки запах ржавчины, а от пустого в это время года бассейна – слабый запах хлорки.

– Кроме того, раньше у меня была доска для гаданий. Хочу поискать ее у бабушки, может, завалялась где-нибудь в моей комнате.

– Я тебе уже говорил: я не хочу разговаривать с Крэддоком. Он и так мне все сказал.

– Да нет же, – нетерпеливо перебила Джорджия. – Никто не просит тебя разговаривать с Крэддоком.

– Тогда зачем тебе доска?

– Надо попробовать найти Анну, – ответила Джорджия. – Ты сказал, что она любила тебя. Может быть она знает, как помочь нам. Вдруг она сумеет отозвать привидение.

– А-а, озеро Понтчартрэйн! Я выросла недалеко от него. Родители возили нас туда. Мой отчим удил на озере рыбу. Не помню, правда, много ли и какую. А ты часто рыбачил на озере Понтчартрейн?

Она всегда доставала его своими вопросами. Он так и не понял, слушает ли она его ответы или просто придумывает следующий вопрос, пока он говорит.

– Ты любишь рыбачить? Тебе нравится сырая рыба? Суши, например? Я суши терпеть не могу, разве что когда выпью, а потом я бываю в настроении. Отвращение маскирует влечение. Сколько раз ты бывал в Токио? Говорят, еда там ужасная – сырые моллюски, сырые медузы. Все сырое. Эти японцы не знают, что такое огонь? У тебя когда-нибудь было серьезное пищевое отравление? Думаю, было. Ты же все время в поездках. А как тебя сильнее всего тошнило? Тебя когда-нибудь рвало через нос? Да? Это самое противное. Так ты часто рыбачил на озере Понтчартрейн? Тебя отец брал на рыбалку? Понтчартрейн. Озеро Понтчартрейн. Красивое название, правда? Ты знаешь, какой самый романтичный звук в мире? Дождь на тихом озере. Прекрасный весенний дождь. Когда я была маленькой, я прямо в транс впадала, когда смотрела из окна на дождь. Отчим говорил, что не встречал никого, кто так легко впадает в транс. Каким ты был в детстве? Когда ты решил сменить имя? Может, мне тоже сменить имя? Придумай мне новое имя. Я хочу, чтобы ты звал меня так, как тебе хочется.

– Я именно так и делаю, – ответил тогда Джуд.

– Точно. Здорово. Значит, отныне мое имя – Флорида. Анна Макдермотт умерла. Это мертвая девушка, нет. Она мне все равно никогда не нравилась. Лучше буду Флоридой. Ты скучаешь по Луизиане? Забавно, мы жили всего в четырех часах лета друг от друга. Наши пути могли пересечься и раньше. По-твоему, возможно ли, чтобы мы с тобой уже были в одной и той же комнате, одно и то же время, только забыли об этом? Вряд ли, да ты ведь уехал из Луизианы еще до моего рождения.

Джуд не знал, нравилась ему привычка Анны сыпать вопросами или раздражала. Наверное, то и другое.

– Ты когда-нибудь заткнешься? – спросил он ее вновь, когда они впервые переспали. Пробило два, и она допрашивала его уже целый час. – Наверное, ты была таким ребенком, от каких мамаши с ума сходят. «Почему небо голубое? Почему Земля не падает на Солнце? Что случается с людьми после смерти?»

– Как ты думаешь, что случается с людьми после смерти? – тут же спросила Анна. – Ты когда-нибудь видел призраков? Мой отчим видел, и не раз. Даже разговаривала с ними. Он был во Вьетнаме. Говорит, там везде кишат привидения.

Она уже рассказала, что ее отчим был гипнотизером и лозоходцем, что ее старшая сестра занималась гипнозом вместе с ним и что они жили в Тестаменте, штат Флорида. Вот и все, что Джуд узнал о ее семье. Он не стремился узнать больше – ни тогда, ни позднее. Ее устраивало то, что она поведала сама. Анну он встреть три дня назад в Нью-Йорке. Он приехал в столицу штата записывать вместе с Трентом Резнором саундтрек к фильму. Легкие деньги. Потом он задержался, чтоб посмотреть шоу Трента в «Роузлэнде». За кулисами на глаза ему попалась Анна – миниатюрная, с фиолетовой помадой на губах, в кожаных штанах, поскрипывавших при ходьбе, с редкими среди готов светлыми волосами. Она поинтересовалась, не хочет ли Джуд перекусить, а когда он согласился, принесла бутерброд и спросила:

– А не трудно есть с такой бородой? Еда в волосах не путается? – Она засыпала его вопросами, еще не успев толком познакомиться. – Вот как ты думаешь, почему байкеры и многие другие парни носят бороды? Чтобы грозно выглядеть? А ведь в драке борода помешает, тебе не кажется?

– Ну, и как же она помешает? – спросил Джуд. Она схватила его за бороду и потянула. Он дернулся вниз вслед за бородой. От рвущей боли во всей нижней половине лица он чуть не закричал и стиснул зубы, сдерживая гневный вопль. Девушка отпустила его и продолжила:

– Если мне придется драться с бородатым мужиком, то первым делом я схвачу его за бороду. А с ребятами из «Зи-Зи-топ» даже я, такая маленькая, справилась бы, разом с тремя. Конечно, они попались, им теперь бриться просто нельзя: без бороды их никто и не узнает. У тебя, наверное, та же проблема. Ты – это твоя борода. В детстве я смотрела твои концерты на видео, а потом из-за этой бороды мне снились кошмары. О, идея! Если сбрить бороду, ты станешь совершенно неузнаваем. Тебе это никогда не приходило в голову? Мгновенно избавишься от гнета популярности. Плюс преимущество в драке. Вот тебе причины побриться.

– Моя борода дает мне преимущество в отношении секса, – парировал Джуд. – Моя борода снилась тебе в страшных снах, но твое счастье, что ты не видела меня без нее. Ты вообще бы не смогла спать.

– Значит, это маскировка. Ты скрываешь свое лицо. Как и имя.

– При чем тут мое имя?

– Оно не настоящее. Джудас Койн. Это псевдоним. – Она наклонилась к нему. – Судя по этому имени, ты из семьи христианских фанатиков, не иначе. Мой отчим говорит, что Библия – это чушь. Он рос в среде пятидесятников, но сам стал спиритуалистом и нас воспитал так же. У него есть маятник: он раскачивает им перед тобой, задает вопросы. По тому, как маятник раскачивается, отчим может сказать, врешь ты или нет. А еще с помощью маятника он умеет определять ауру. Моя аура – черна как грех. А твоя? Хочешь, я погадаю тебе по руке? Хиромантия – это очень легко. Самый простой фокус.

Она смотрела на его руку трижды. В первый раз она села перед ним на колени, обнаженная, среди подушек и смятых простынь. В углублении между ее грудями поблескивали капельки пота. Она разрумянилась и еще не отдышалась после их игр в постели. Анна взяла его ладонь, провела по ней кончиками пальцев, внимательно рассмотрела.

– Только взгляни на эту линию жизни, – сказала она. – Все не кончается и не кончается. Наверное, ты будешь жить вечно. Лично я не хотела бы жить вечно. Интересно, во сколько лет человек становится слишком старым? А может быть, такая линия жизни предсказывает тебе бессмертие в метафорическом смысле. То есть музыка твоя будет жить в веках, как говорят в подобных случаях. Хиромантия – наука не точная.

А потом, когда он закончил ремонтировать «мустанг» они поехали кататься в холмы над Гудзоном. Они добрались до лодочной станции, поставили машину у самого берега и стали смотреть на воду, пестрящую алмазными блестками под высоким бледно-голубым небом. Вдоль горизонта, в тысячах футов над землей, громоздились пухлые белые облака. Вообще-то Джуд намеревался отвезти Анну на прием к психиатру (Дэнни договорился), но она уговорила его не делать этого. Сказала, что такой чудесный день жаль тратить на бесполезные разговоры с врачом.

Они сидели в машине, опустив окна и приглушив звук радио. Анна взяла его руку. Она была в хорошем настроении, что случалось все реже и реже.

– После меня ты полюбишь снова, – сказала она. – У тебя будет шанс найти счастье. Не знаю, воспользуешься ли ты им. Что-то мне подсказывает, что нет. Почему ты не хочешь быть счастливым?

– Что значит «после тебя»? – спросил он. Потом ответил на ее вопрос: – Я счастлив.

– Нет, не счастлив. Ты все еще злишься.

– На кого?

– На себя, – сказала она таким тоном, будто это было совершенно очевидно. – Ты злишься на себя за то, что умерли Диззи и Джером. Хотя никто не мог их спасти от них самих. И ты все еще злишься на своего отца. За то, что он сделал с твоей матерью. И с твоей рукой.

Последняя фраза прозвучала для Джуда как гром с ясного неба.

– О чем ты говоришь? Откуда ты знаешь, что он сделал с моей рукой?

Она подняла взгляд на его лицо: веселый, хитрый взгляд.

– Я же прямо сейчас смотрю на твою руку, – сказала она, водя пальцем по шрамам на тыльной стороне его ладони. – Здесь не нужно быть ясновидящим или гением. Достаточно иметь чувствительные пальцы. Места, где кости были повреждены, легко прощупываются. Чем он раздавил тебе руку? Молотком? Кстати, кости срослись неправильно.

– Дверью в подвал. Я однажды уехал на выходные в Новый Орлеан, там проходило нечто вроде соревнования между группами. Мне было пятнадцать лет. Деньги на автобус – сто баксов – я стащил из дома. Подумал, что это не воровство, потому что мы обязательно победим и получим приз в пятьсот долларов, и тогда я верну все, что взял, да еще и с процентами.

– Ну и как?

– Третье место. Мы получили по футболке, – ответил Джуд. – Когда я вернулся домой, он отволок меня к двери и придавил ею мою левую руку. Которой я брал аккорды.

Она нахмурилась, что-то вспоминая, потом озадаченно глянула на него.

– Мне казалось, ты берешь аккорды правой.

– Теперь да. Она смотрела на него во все глаза.

– Ну, я приспособился брать их правой рукой, пока левая заживала, а потом не стал переучиваться обратно.

– Было трудно?

– Как сказать. Я не знал наверняка, заживет ли лева рука настолько, чтобы я снова смог брать ею аккорды. Выбор был простой: либо учиться играть правой, ли забыть о гитаре. А забыть о гитаре гораздо труднее.

– А где была твоя мама, когда это случилось?

– Не помню.

Ложь. На самом деле он не мог забыть, где была его мать. Она сидела за столом, когда отец схватил его и протащил через кухню к подвалу. Джуд закричал, стал звать ее на помощь, но она молча встала, зажала уши рукам и ушла в комнатку для шитья. В глубине души он не мог винить мать за то, что она не вмешалась. Он уже давно играл с огнем, и в тот раз дело было не только в ста долларах.

– Все в прошлом. Поменяв руки, я стал играть еще лучше. Но в первый месяц я извлекал из гитары нечто невообразимое, пока мне не объяснили, что надо заново настроить гитару. Потом дело быстро пошло на лад.

– И ты доказал кое-что отцу, верно? – Он ничего не ответил. Анна снова всмотрелась в его ладонь, сжала пальцами запястье.

– Ваши пути пересекутся. Ты увидишь его еще раз. Своего отца.

– Никогда. Я не видел его тридцать лет. Его больше нет в моей жизни.

– Еще как есть. Он присутствует в каждом дне твоей жизни.

– Забавно. Вроде бы сегодня мы отменили прием у психиатра.

Анна, не обращая внимания на его последние слова, вглядывалась в его руку.

– У тебя пять линий удачи. Ты удачливее кошки, Джуд Койн. Вероятно, мироздание расплачивается с тобой за то, что сделал тебе отец. Пять линий удачи. Тебе будет везти всю жизнь, до конца дней ты не истратишь своего счастья. – Она отпустила его руку. – Эта борода, кожаная куртка, большие черные сапоги, большая черная машина. Кто прячется за всем этим? Тот, кого очень сильно и несправедливо обидели.

– Кто бы говорил, – сказал Джуд. – У тебя осталась хоть одна часть тела, куда ты не воткнула булавку или сережку? – У нее были проколоты уши, язык, один сосок, половая губа. – Ты-то кого хочешь отпугнуть?

Последний раз Анна гадала ему по руке за несколько дней до того, как Джуд собрал ее вещи и отослал домой. Однажды ранним вечером он увидел из окна кухни, что она идет к гаражу под холодным февральским дождем, одетая лишь в черную майку и черные трусики. Ее голое тело пугало своей бледностью. Когда он ее догнал, девушка забралась в собачью будку – крытую часть загона, что находилась внутри гаража. Там Ангус и Бон прятались от непогоды. Она сидела на земле, перепачканная в грязи. Неподалеку, тревожно поглядывая на Анну, суетились собаки.

Джуд на четвереньках пробрался в будку. Он злился на Анну, за последние два месяца она до смерти утомила его. Он устал говорить с ней, устал слышать равнодушные односложные ответы, устал от ее смеха и слез без причины. Любовью они давно уже не занимались. Сама мысль об этом стала ему противна. Анна не умывалась, не одевалась, не чистила зубы. Ее светлые волосы медового оттенка превратились в крысиное гнездо. Когда пару раз они пытались заняться сексом, странные нездоровые просьбы Анны отбивали у Джуда всякое желание. Вообще-то он всегда был готов приправить традиционный секс забавами поострее: он связывал девушку, когда она не возражала, щипал соски Анны, переворачивал ее и вставлял ей в зад. Но теперь ей было этого мало. Она хотела, чтобы Джуд надел ей на голову полиэтиленовый пакет, чтобы он порезал ее.

В будке Анна села на корточки, держа в одной руке иглу, и целеустремленно, сосредоточенно колола большой палец другой руки. На подушечке пальца выступали крупные капли крови, яркие, как драгоценные камни.

– Какого черта ты делаешь? – воскликнул Джуд, безуспешно пытаясь скрыть гнев. Он схватил ее за руку, чтобы она перестала ранить себя. Анна уронила иглу в грязь, потом свободной рукой разжала его ладонь, развернул к себе и склонилась, разглядывая линии. Ее глаза, окруженные темными кругами, лихорадочно блестели. Она спала не больше трех часов в сутки.

– Твое время истекает так же быстро, как и мое. – Я принесу тебе больше пользы, если меня не станет. Меня уже нет. У нас нет будущего. Кто-то собирается причинить тебе боль. Кто-то хочет лишить тебя всего. – Она подняла глаза, чтобы посмотреть ему в лицо. – Ты не в силах противостоять ему. Ты будешь бороться, но победить не сможешь. Тебе не выиграть. Все хорошее, что есть, в твоей жизни, скоро закончится.

Ангус жалобно заскулил и втиснулся между ними, зарылся носом у Анны между ног. Она улыбнулась – первая улыбка за целый месяц – и почесала овчарке за ухом.

– Зато у тебя есть собаки, – сказала она.

Джуд высвободился из ее рук, обхватил за плечи, поставил на ноги.

– Я не верю тому, что ты сейчас наговорила. Ты уже трижды предсказывала мое будущее, и каждый раз выходило по-другому.

– Я знаю, – согласилась она. – И все-таки эти три гадания верны.

– Зачем ты колола себя иглой? Для чего?

– Я так делаю с самого детства. Два-три укола, и плохие мысли уходят, голова проясняется. Это как ущипнуть себя во сне. Понимаешь? Боль пробуждает. Или напоминает о том, кто ты такой.

Джуд понимал.

Анна подумала секунду и добавила:

– Хотя в последнее время мне это не помогает.

Джуд вывел ее из загона. Она снова заговорила.

– Не знаю, зачем я сюда пришла. Да еще в одном белье.

– Мне тоже хотелось бы понять это.

– Ты когда-нибудь встречался с такой ненормальной, как я? Джуд, ты меня ненавидишь? У тебя было много девушек. Скажи мне честно – я хуже всех? Был кто-нибудь хуже?

– Почему ты все время задаешь эти дурацкие вопросы? – спросил он.

Они шли через двор в дом. Дождь не закончился, и Джуд распахнул свой плащ, накрыл им тонкое дрожащее тело Анны и прижал ее к себе.

– Лучше я буду спрашивать, чем отвечать, – сказала она.

Джуд проснулся в начале десятого. В голове у него звучала мелодия, отдаленно напоминающая старинный религиозный гимн южных штатов. Он столкнул Бон с кровати – ночью собака потихоньку перебралась с пола к ним, и откинул одеяло. Сидя на краю матраса, Джуд снова и снова проигрывал в уме мелодию. Он старался вспомнить, где слышал эту песню, как она называется, какие в ней слова. Однако, как ни старался, ничего не вспомнил, да и не мог вспомнить: такой мелодии раньше не существовало, он только что сочинил ее. У нее нет названия пока он не придумает его.

Джуд поднялся, пересек комнату и в трусах вышел улицу, на бетонную дорожку. Открыв багажник «мустанга», он вытащил оттуда видавший виды гитарный фут с «Лес Пол» шестьдесят восьмого года и вернулся с ним в номер.

Джорджия не шевельнулась. Она лежала, уткнувшие лицом в подушку, высунув из-под одеяла снежно-белую руку. Уже много лет он не встречался с загорелыми девушками. Если ты гот, ты ведешь себя так, словно прямые солнечные лучи грозят спалить тебя заживо.

Он прошел в туалет. Ангус и Бон уже проснулись и бродили за ним по пятам, поэтому он шикнул на них, приказав оставаться в комнате. Они улеглись под дверью! С выражением незаслуженной обиды на мордах. По-видимому, они считали, что Джуд любит их недостаточно.

Джуд не был уверен, сможет ли играть, когда его левая рука поранена. Обычно он перебирал ею струны, а правой брал аккорды. Он вынул «Лес Пол» из футляра и стал настраивать. Когда он провел медиатором по струнам, в центре ладони вспыхнула боль – не сильная, терпимая.

Ощущение такое, будто в мякоти ладони сидит и медленно нагревается стальная проволока. Это ничего, решил Джуд. Настроив гитару, он подобрал аккорды и стал воспроизводить мелодию, с которой проснулся. Без усилителя инструмент звучал плоско и тихо, каждый аккорд сопровождался скрежещущим звуком. Мелодия сильно напоминала традиционную песню из глубинки, нечто подобное встречаешь на ретроспективном сборнике фольклорной музыки, изданном Библиотекой Конгресса. Называться она могла бы «Собираюсь копать себе могилу», «Иисус правит своей колесницей» или «Выпьем за дьявола». – «Выпьем за мертвых», – решил Джуд. Он отложил гитару и вернулся в спальню. На тумбочке лежал маленький блокнот и шариковая ручка. С ними он опять скрылся в туалете и записал: «Выпьем за мертвых». Теперь у песни появилось название. Он взял гитару и еще раз проиграл мелодию.

От этих звуков – евангелических, древних – по рукам и шее Джуда пробежала дрожь удовольствия. Многие из его песен, появившись на свет, походили на старые мелодии. Они приходили к его порогу, как блуждающие сироты, потерянные дети больших и почтенных музыкальных фамилий. Они являлись к нему в виде напевов тин-пэн-элли, блюзов хонки-тонка, жалоб вроде «Dust Bowl», забытых импровизаций Чака Берри. Джуд наряжал их в черное и учил кричать.

Сейчас ему не хватало магнитофона, он хотел бы немедленно зафиксировать на пленке то, что у него получилось. Пришлось удовлетвориться записью аккордов в блокнот. Он опять взял в руки «Лес Пол» и сыграл отрывок, потом повторил еще раз. Он пытался понять, куда его приведет такое начало. Через двадцать минут на повязке появились пятна крови, но он уже проработал припев, который естественным образом развился из первоначальной идеи, – мощный, грозный припев, нарастающие от шепота до рева. Акт насилия по отношению к красоте и деликатности начальных тактов.

– Чье это? – В дверях туалета появилась Джорджия. Она еще не совсем проснулась, терла кулаками глаза.

– Мое.

– Мне нравится.

– Ничего. Если гитару включить, будет лучше. – Мягкие черные волосы Джорджии спутались и пышным облаком рассыпались по плечам, темные круги под глазами придавали ее взгляду глубину. Она сонно улыбнулась Джуду. Он улыбнулся в ответ.

– Джуд, – протянула она с почти невыносимой эротической нежностью.

– Что?

– Ты сегодня вытащишь свою задницу из туалета? Я описаюсь.

Когда за ней закрылась дверь, он положил футляр с гитарой на кровать и постоял в полумраке комнаты, прислушиваясь к приглушенным звукам внешнего мира по ту сторону задернутых штор: по трассе проносились машины, хлопали двери, в одном из соседних номеров гудел пылесос. Внезапно Джуд осознал, что привидения нет.

С тех самых пор, как в его доме появилась черная коробка в форме сердца с костюмом внутри, он постоянно ощущал, что покойник бродит рядом с ним. Даже не видя его, Джуд чувствовал присутствие призрака – как атмосферное давление, как наэлектризованный плотный воздух перед грозой. Все это время он жил в напряженном ожидании, на грани срыва, отчего еда потеряла вкус и сон никак не шел. А теперь этого не было. Напряжение спало. Записывая новую песню, он вообще забыл о привидении, и привидение тоже забыло о нем или, по крайней мере, не лезло ему в мозг и на глаза.

Джуд неторопливо выгулял Ангуса. Одетый лишь в шорты и футболку, он с удовольствием подставлял тело солнечным лучам. Запах утра – выхлопные газы над И-95, цветущий кустарник, горячий асфальт – будоражил его кровь, звал в путь, вперед. Джуд хорошо себя чувствовал – забытое ощущение. Возможно, он немного возбужден; возможно, так на него подействовали растрепанные волосы Джорджии, ее припухшие после сна глаза и стройные белые ноги. Он проголодался и с вожделением мечтал о яичнице и жареной курице. Ангус гонял лягушку в высокой траве, потом постоял на краю леса, заливаясь счастливым лаем. Джуд вернулся в номер, чтобы вести на прогулку, заждавшуюся своей очереди Бон, но отвлекся, услышав шум воды в ванной.

Он вошел туда. Маленькое помещение заполнял белый пар, там было жарко и душно. Джуд разделся, скользнул за пластиковую занавеску и забрался в ванну.

От его прикосновения Джорджия испуганно дернулась и обернулась. На левом плече у нее была вытатуирована черная бабочка, а на бедре – черное сердце. Она развернулась к нему лицом, и он положил руку на это сердечко.

Джорджия прижалась к нему влажным гибким телом, и они поцеловались. Джуд обнял ее, прижал своим весом, и она оперлась о стену правой рукой, чтобы не упасть. И тут же резко вскрикнула от боли, отдернула руку, словно обожглась.

Джорджия попыталась спрятать руку за спину, но Джуд поймал ее запястье и смог рассмотреть правую ладонь девушки. Большой палец воспалился и покраснел, горел внутри нездоровым жаром. Ладонь вокруг основания большого пальца тоже покраснела и припухла. На подушечке пальца выделялась белая ранка, поблескивающая свежим гноем.

– Что будем делать с твоей рукой? – спросил он.

– Да все нормально. Я мажу палец антисептиком!

– Нет, не нормально. Тебя нужно срочно показать врачу.

– Я не собираюсь торчать в очереди три часа, чтоб какой-то умник сказал мне то, что я и без него знала! Я укололась булавкой.

– Мы не знаем, чем ты укололась. Не забывай, что было у тебя в руках, когда это случилось.

– Я не забываю. Просто не верю, что врач мне поможет.

– Думаешь, само заживет?

– Думаю, что со мной все будет в порядке – если мы избавимся от призрака. Как только он отстанет от нас, нам обоим станет лучше, – заявила она. – Да, рука у меня болит, но это часть того, что с нами сейчас происходи, но ты и сам это знаешь.

Он этого не знал, а лишь предполагал и был совсем не рад услышать, что его предположения совпадают с мнением Джорджии. Он задумался, утирая с лица брызги воды.

– Когда состояние Анны ухудшалось, она колола себе палец булавкой или иголкой. Как она объяснила мне, от боли ее голова прояснялась. Не знаю, может быть, здесь нет ничего плохого. Но меня беспокоит, что ты укололась так же, как она.

– Да? А меня это вовсе не волнует. Более того, мне это даже нравится.

Здоровой рукой она водила по его груди, исследовала пальцами рельеф мышц, который, надо признать, с возрастом терял былую упругость. Кожа стала дряблой, а поверху разрослись серебристые курчавые волосы.

– Нравится?

– Ага. Это тоже объединяет меня с Анной. Ты и укол булавкой. Я ее никогда не встречала и почти ничего о ней не знаю, но мне кажется, что мы как-то связаны. И я не боюсь этого.

– Рад слышать, что такое совпадение тебя не беспокоит. А вот меня весьма беспокоит. Мне даже думать о нем неприятно.

– Ну и не думай, – посоветовала она. Потом прижалась к Джуду и засунула ему в рот свой язык, чтобы он замолчал.

Джуд отвел наконец заждавшуюся Бон на прогулку, пока Джорджия в ванной перевязывала руку и надевала свои колечки и сережки. Он знал, что на это понадобится не менее двадцати минут, поэтому остановился у машины и вынул из багажника ее ноутбук. Джорджия, наверное и не знала, что Джуд взял компьютер. Он положил его в машину автоматически, не раздумывая, поскольку Джорджия всегда возила его с собой, чтобы не терять связи с разбросанными по миру друзьями и знакомыми. Она часами сидела в сети, просматривая форумы, интернет-магазины, концертную информацию и сайты, посвященные вампирскому порно (оно было бы уморительно-смешным не будь таким мрачным). Однако когда они отправились в путь, Джуд напрочь забыл о ноутбуке, а Джорджия не спрашивала о нем, поэтому ночь он провел в машине.

Свой собственный компьютер Джуд не взял – он просто не имел его. Электронной перепиской и другими делами в Интернете занимался Дэнни. Джуд принадлежа к стремительно сокращающемуся числу людей, не захваченных вихрем эры цифровых технологий. Он не хоте «подсаживаться» на Интернет. Он много лет просидел на кокаине, и в тот период все происходило в ускоренно режиме, как бывает в кино: день за несколько секунд сменяется ночью, автомобильное движение превращается в неуловимые росчерки света, а люди становятся манекенами, судорожно носящимися во всех направлениях. Те четыре года теперь казались четырьмя дурными, безумными, бессонными днями – днями, что начались с новогоднего похмелья и заканчивались дымными рождественскими вечеринками, где толпы незнакомых людей с дикими воплями рвались потрогать его, после чего нечеловечески хохотали. Джуд больше не желал никакой зависимости.

Однажды он попытался объяснить это Дэнни – про зависимость, про убегающее сквозь пальцы время, про Интернет и наркотики. Дэнни лишь поднял одну тонкую подвижную бровь и посмотрел на Джуда с насмешливым непониманием. Дэнни не видел связи между наркотиками и компьютерами. А Джуд считал, что это практически одно и то же: люди сутками сидят перед мониторами, сгорбившись и кликая «мышкой» в поисках абсолютно бесполезной информации.