Текст книги "Коробка в форме сердца"

Автор книги: Джозеф Хиллстром Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Тут я не стану спорить. В больницах умирает слишком много людей, которым уже нельзя помочь. Остается только удивляться, зачем они там лежат.

– Так что ты собираешься делать с его питанием? Что дальше?

На том конце провода возникла секундная пауза. Кажется, вопрос застал Арлин врасплох. Потом она заговорила тоном человека, объясняющего ребенку жестокую реальность, – с мягкой рассудительностью и одновременно извиняясь:

– Что ж. Решать тебе, не мне, Джастин. Док Ньюланд может подключить его на внутривенное питание. Тогда он протянет еще немного, если ты этого хочешь, – до тех пор, пока не случится очередной приступ и он не забудет, как дышать… А можно оставить все как есть. Лучше ему не станет, в восемьдесят пять лет так не бывает. Мы не вернем ему молодость, правда? Он готов к тому, чтобы уйти. А ты?

Джуд подумал, но не сказал вслух, что он готов к этому уже сорок с лишним лет. Порой он воображал этот момент, честно говоря, он почти мечтал о нем. Но вот он настал, и Джуд с удивлением почувствовал, как у него заныло в желудке.

Тем не менее его ответ звучал ровно:

– Хорошо, Арлин. Внутривенного питания не надо. Раз ты считаешь, что время пришло, я верю тебе. Держи меня в курсе событий, ладно?

Но она, оказывается, еще не закончила. Нетерпеливо фыркнув, она перебила его:

– Когда ты приедешь?

Джуд растерянно нахмурился, опираясь о стол Дэнни.

Разговор прыгал с одной темы на другую – как иголка проигрывателя перескакивает с дорожки на дорожку на битой пластинке.

– Зачем мне приезжать?

– Ты не хочешь увидеться с ним, пока он с нами?

Нет. Он не навещал отца, не был с ним рядом вот уже три десятилетия. Джуд не желал видеть старика при жизни и не желал смотреть на него после смерти. Он не собирался даже присутствовать на похоронах, хотя, конечно, оплачивать все придется ему. Джуд боялся того, что может почувствовать – или не почувствовать. Он даст сколько угодно денег, лишь бы не оказаться вновь в обществе отца. Лучшее, что можно купить, это расстояние.

Сказать такое Арлин Уэйд он, конечно же, не мог, как не мог и признаться, что с четырнадцати лет ждет смерти отца. Вместо этого он спросил:

– А он хотя бы узнает меня?

– Трудно сказать, кого он узнает, а кого нет. Но он понимает, когда рядом с ним кто-то есть. Он следит глазами за всеми, кто входит в комнату и кто выходит. Хотя в последнее время он стал меньше реагировать на внешний мир. Так обычно и бывает, если в мозгу перегорит много лампочек.

– Боюсь, я не смогу приехать. На этой неделе точно не вырваться, – сказал Джуд, прибегнув к самой простой неправде. Он надеялся, что разговор наконец подошел к концу, и приготовился прощаться. А потом, совершенно неожиданно для самого себя, задал вопрос, о существовании которого в своей голове и не подозревал, пока не услышал его слетающим с собственных губ: – Ему будет тяжело?

– Умирать? Да нет. Когда старики доходят до такой стадии, их уже ничто здесь не держит, если, конечно, не кормить их через трубку. И они уже не страдают.

– Это точно?

– А что? – вопросом на вопрос ответила Арлин. – Ты разочарован?

Через сорок минут Джуд завернул в ванную комнату, чтобы погреть в горячей воде ноги – четырнадцатый размер, плоские стопы, постоянный источник боли, – и застал там Джорджию. Она склонилась над раковиной, посасывая большой палец. На ней была футболка и белые пижамные штаны с рисунком из забавных красных фигурок, на первый взгляд похожих на сердечки. При ближайшем рассмотрении становилось понятно, что это не сердечки, а растерзанные дохлые крысы.

Джуд подошел к Джорджии и вытянул ее руку изо рта, чтобы осмотреть уколотый палец. Подушечка припухла и побелела вокруг маленькой ранки. Потеряв интерес, Джуд отпустил ее руку и повернулся к сушилке.

– Завязала бы чем-нибудь палец, – посоветовал он, бросив полотенце через плечо. – А то попадет грязь, и рана загноится. Стриптизерши с физическими недостатками не пользуются большим спросом.

– Ах, какой внимательный сукин сын!

– Если тебе нужно внимание, иди и трахайся с Джеймсом Тейлором[7]

[Закрыть].

Джорджия вылетела из ванной. Он поглядел ей вслед. Ему хотелось взять сказанные слова обратно, но он не стал этого делать. Девушки вроде Джорджии – в браслетах с металлическими заклепками, с блестящей черной помадой на губах – сами напрашиваются на грубость. Они словно пытаются доказать себе, что могут все выдержать, что они сильные. Вот почему они остаются с ним – не вопреки тому, что он им говорит и как с ними обращается, а ради этого. Джуд не хотел, чтобы кто-то уходил от него разочарованным. А то, что рано или поздно они уйдут, было ясно всем.

По крайней мере, ему казалось, что это ясно. Даже если какая-то из девушек понимала это не сразу, потом она все равно осознавала неизбежность расставания.

Кто-то из собак забрался в дом.

Джуд проснулся в четвертом часу ночи – его разбудили шаги в холле, шорох и шум беспокойного перемещения, мягкие удары о стену.

Он отчетливо помнил, что сам закрыл их в сарае перед тем, как стемнело. Но в первые мгновения после пробуждения этот факт его не обеспокоил. Одна из собак каким-то образом проникла в дом, вот и все.

Джуд минутку посидел на кровати. Спросонок он чувствовал себя одуревшим. Спину Джорджии, спящей слева от него на животе, заливала голубая лужица лунного света. Во сне ее лицо расслабилось, без макияжа она выглядела совсем девочкой. Его вдруг захлестнула нежность к ней – нежность и смущение от того, что они лежат в одной постели.

– Ангус? – проговорил он. – Бон?

Джорджия не шевельнулась. В холле все стихло. Джуд выскользнул из-под одеяла и тут же вздрогнул от неожиданной сырости и холода. Вчера был самый холодный день за многие месяцы, первый по-настоящему осенний день. Теперь в воздухе висела липкая ледяная влага, и это означало, что на улице похолодало еще сильней. Может, поэтому собаки и залезли в дом. Может, они подрыли стенку сарая и пробрались внутрь в поисках места потеплее. Но зачем им идти в дом? Ведь у них был крытый отсек, и они могли спокойно пройти в отапливаемую часть сарая, если уж испугались холода. Джуд направился к двери спальни, чтобы выглянуть в холл, но по дороге остановился у окна и отдернул занавеску.

Обе собаки находились в открытом загоне, хорошо видные на фоне стены. Ангус бегал взад-вперед по соломе, его длинное гладкое тело возбужденно подрагивало. Бон, напряженно вытянувшись, заняла позицию в углу. Подняв голову, она неотрывно смотрела на окно спальни – на Джуда. В темноте ее глаза светились неестественно ярким зеленым светом. Она не двигалась, даже не мигала, напоминая не живое существо, а статую.

Джуд испытал шок, когда выглянул в окно и наткнулся на ее неподвижный взгляд, словно она давно наблюдала за занавешенными стеклами, ожидая его появления. Но еще неприятнее было осознавать, что разбудили его не собаки, а что-то еще и это что-то – или кто-то – ходит по дому, натыкаясь в темноте на предметы.

Он глянул на панель системы безопасности, установленную рядом с дверью в спальню. Все здание внутри и снаружи находилось под постоянным контролем датчиков движения. Собаки недостаточно велики для того, чтобы датчики сработали, но взрослый человек обязательно был бы ими замечен, и на панели отразились бы его перемещения.

Однако дисплей горел ровным зеленым светом, выводя одну единственную надпись: «Система работает». Оставалось гадать, достаточно ли умна эта система, чтобы отличить собаку от голого психа, ползающего по дому на четвереньках с ножом в руках.

У Джуда было ружье, но держал он его в звукозаписывающей студии, в сейфе. Поэтому сейчас он потянулся к гитаре «Добро»[8]

[Закрыть], что стояла у стены. Джуд никогда не разбивал гитар ради эффекта.

Самую первую его гитару разбил отец в одной из своих попыток выбить из сына увлечение музыкой. После того случая у Джуда не возникало желания крушить гитары на сцене, даже когда он мог позволить себе любой самый дорогой инструмент. Но в данной ситуации он готов был воспользоваться гитарой как оружием, если возникнет необходимость. В каком-то смысле, подумал Джуд, он ведь всегда использовал их как оружие.

В холле скрипнула половица, потом другая, потом послышался вздох, будто кто-то устраивался поудобнее. Сердце Джуда забилось быстрее. Он открыл дверь.

В холле было пусто. Джуд прошлепал через длинные прямоугольники ледяного света, падающего в мансардные окна. Он останавливался у каждой двери, стоял, прислушиваясь, потом заглядывал внутрь. Брошенное на стул одеяло на миг показалось ему уродливым карликом, взирающим на него снизу вверх. В другой комнате за дверью он увидел высокую костлявую фигуру. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и он уже замахнулся гитарой, с опозданием разглядев, что это вешалка. Джуд порывисто и глубоко выдохнул.

Дойдя до студии в конце холла, он сначала решил взять ружье, но потом передумал. Он не хотел иметь при себе огнестрельного оружия – не потому что боялся стрелять, а потому что недостаточно боялся. В теперешнем состоянии он может отреагировать на любое движение в темноте, нажать на курок и продырявить Дэнни Вутена или приходящую домработницу. Правда, он представить себе не мог, с чего бы им вдруг бродить крадучись по дому в такой час. С этими мыслями Джуд вернулся в холл и спустился на первый этаж.

Обход первого этажа результата не дал: везде царили сумрак и тишина. Это должно было успокоить Джуда, но почему-то не успокоило. Тишина была неправильная – напряженная, потрясенная, какая наступает после разрыва мощной петарды. Такое безмолвие, такая ужасная немота сдавливали барабанные перепонки Джуда.

Стряхнуть сковавшее его напряжение он не мог, но притворился, будто все нормально, и разыграл перед самим собой глупейшую сценку. Прислонив гитару к стене и шумно выдохнув, он произнес:

– Какого черта ты тут делаешь?

До сего момента – пока в тишине не прозвучали эти слова – Джуд не был по-настоящему напуган. Однако звук собственного голоса совершенно лишил его присутствия духа, и вверх по рукам побежали холодные колючие мурашки. Раньше он никогда сам с собой не разговаривал.

Джуд поднялся по лестнице и пошел через холл в спальню. Вдруг его взгляд наткнулся на старика, сидящего у стены в старинном кресле-качалке. Едва Джуд заметил его, кровь рванула по его венам. Он мгновенно отвернулся и уставился на дверь спальни, чтобы видеть пришельца только боковым зрением. В следующие секунды Джуд помнил лишь одно: жизненно важно не смотреть в глаза старику, не показывать виду, что о его присутствии знают. Нет никакого старика, внушал себе Джуд. Здесь никого нет.

Старик сидел, склонив голову, со шляпой на коленях. Очень короткие волосы, почти щетина, искрились, как свежий иней. В полумраке поблескивали пуговицы его костюма, хромированные лунным светом. Джуд сразу узнал этот костюм. Последний раз он видел его в черной коробке в форме сердца перед тем, как упрятать коробку в самый дальний угол стенного шкафа. Глаза старика были закрыты.

С бьющимся сердцем, едва дыша, Джуд приближался к спальне, в противоположный конец холла. Проходя мимо, кресла-качалки, что стояло по левую руку, он задел ногой колено старика. Призрак приподнял голову, но Джуд уже миновал его и почти добрался до спасительной двери. Он изо всех сил старался не побежать. То, что старик глядит сейчас вслед Джуду, не значит ровным счетом ничего. Главное – не смотреть ему в глаза. И вообще, никакого старика здесь нет и быть не может.

Войдя в спальню, Джуд плотно прикрыл за собой дверь и лег на кровать. Его тут же забила дрожь. Он очень хотел придвинуться к Джорджии, прижаться к ее теплому телу и согреться, но подавил это желание, предпочтя остаться на своей половине постели, чтобы не разбудить ее.

Он лежал и смотрел в потолок. Джорджия бормотала что-то во сне и тоскливо постанывала.

Заснуть Джуд и не надеялся, но ближе к утру все же задремал и проснулся необычно поздно для себя – почти в девять часов. Рядом спала Джорджия, повернувшись к нему лицом и положив маленькую руку ему на грудь. Ее ровное дыхание холодило кожу его плеча. Джуд осторожно поднялся, прошагал через холл и спустился по лестнице вниз.

Гитара стояла у стены, где он ее и оставил. При взгляде на нее Джуду стало не по себе. Он хотел убедить себя в том, что прошедшей ночью не видел того, что видел. Он поставил перед собой цель не думать об этом. Но – вот она, его гитара.

Джуд посмотрел в окно и заметил у сарая припаркованную машину Дэнни. Ему нечего было сказать Дэнни, у него не имелось ни малейшей причины беспокоить помощника, но уже через секунду он стоял в дверях офиса. Это случилось само собой. Инстинктивное желание оказаться рядом с человеком, который не спит, достаточно разумен и озабочен лишь обычной рутинной чепухой, оказалось неодолимым.

Дэнни, откинувшись на спинку кресла, говорил по телефону и беззаботно смеялся. Замшевую куртку он пока не снимал, и Джуд отлично понимал почему. Он и сам зябко кутался в халат. В офисе было холодно и сыро.

Дэнни увидел, что Джуд стоит в дверях, и подмигнул ему. Это была еще одна подхалимская привычка, но в это утро она не вызвала у Джуда обычного раздражения. Затем Дэнни нахмурился: ему не понравилось выражение лица Джуда. Продолжая телефонный разговор, он взглядом и бровями изобразил вопрос: все ли в порядке? Джуд не ответил – он не знал, все ли в порядке.

Дэнни быстро договорил по телефону, затем развернулся на стуле и заботливо воззрился на Джуда.

– Что происходит, шеф? Вид у вас неважнецкий.

– У нас поселилось привидение, – сказал Джуд.

– Да что вы? – воскликнул Дэнни радостно и обхватил себя руками в притворном ужасе. Кивнув на телефон, пояснил: – Только что говорил по поводу отопления. У нас здесь настоящий склеп. Скоро придет парень проверить бойлер.

– Я хочу позвонить ей.

– Кому?

– Той женщине, что продала нам привидение. – Дэнни опустил одну бровь и поднял другую, показывая, что не совсем понимает Джуда.

– О каком привидении идет речь?

– О том, что мы заказали. Оно прибыло и поселилось в доме. Я хочу позвонить ей. Узнать кое-что.

Дэнни потребовалось некоторое время, чтобы осознать услышанное. Потом он обернулся к компьютеру и снял телефонную трубку, но взгляд его был по-прежнему устремлен на Джуда.

– Вы-то как, нормально?

– Нет, – ответил Джуд. – Пойду посмотрю собак. Поищи ее номер, ладно?

Он вышел из дома в халате и нижнем белье, собираясь выпустить Бон и Ангуса из загона.

Воздух нагрелся чуть выше десяти градусов и побелел от мельчайших капелек тумана. И все же на улице Джуду было гораздо комфортнее, чем в сыром холоде дома. Ангус лизнул его руку шершавым и горячим языком, таким реальным, что Джуд ощутил прилив благодарности. Он с удовольствием гулял с собаками, вдыхая запах мокрой шерсти и наблюдая за их неуемными играми. Овчарки унеслись прочь от хозяина, гоняясь друг за другом, потом вернулись. Впереди бежала Бон, а сзади Ангус ловил зубами ее хвост.

Отец Джуда относился к своим собакам гораздо лучше, чем к сыну и к жене. Нечто подобное передалось и Джуду: он обращался с собаками лучше, чем с самим собой. Большую часть детства он делил с ними постель: по сторонам от него всегда спали два пса, а порой в ногах пристраивался третий, он был неразлучен со сворой грязных, блохастых отцовских собак. Резкий запах псины быстро напоминал Джуду, кто он такой и откуда родом. Поэтому прогулка придала ему уверенности – он снова почувствовал себя самим собой.

В офис он вошел как раз вовремя, когда Дэнни говорил по телефону.

– Большое спасибо. Подождете минутку, пока я позову мистера Койна? – Он нажал какую-то кнопку на аппарате и протянул трубку Джуду. – Ее зовут Джессика Прайс. Живет во Флориде.

Поднимая трубку, Джуд понял, что впервые слышит имя женщины. Когда он делал первую ставку на аукционе, это его не интересовало. Теперь он подумал, что такого рода информацию все-таки надо узнавать заранее.

Джуд нахмурился: имя и фамилия были самыми обычными, но чем-то привлекли его внимание. Он не припоминал ни одного знакомого, кого бы так звали, но наверняка утверждать не мог – слишком легко забыть столь непримечательное имя.

Джуд приложил трубку к уху и кивнул Дэнни. Вторым нажатием кнопки тот снял звонок с режима ожидания.

– Джессика? Здравствуйте, – говорит Джудас Койн.

– Я так понимаю, что костюм вы получили. Он понравился вам, мистер Койн? – спросила она. В голосе ее слышалась южная напевность, интонации были легкими и приятными… но звучало и что-то еще. Какой-то намек, дразнящий, неуловимый намек… Что это? Насмешка?

– Как он выглядел? – Джуд сразу взял быка за рога. Он не любил тратить время на пустые разговоры. – Ваш отчим.

– Риз, милая, – произнесла женщина, обращаясь к кому-то рядом с ней. – Риз, выключи, пожалуйста, телевизор. Пойди лучше погуляй. – Откуда-то издалека откликнулся недовольный детский голос. – Потому что я говорю по телефону. – Девочка сказала еще что-то. – Потому что это личная беседа. Иди же, иди. – Раздался звук хлопнувшей двери. Женщина вздохнула, словно говоря: «Ох уж эти дети», а потом спросила у Джуда: – Вы видели его? Может, вы расскажете мне, как он выглядел, и тогда я смогу подтвердить, он это или нет.

Да она издевается над ним.

– Я возвращаю его вам, – ответил Джуд.

– Костюм? Да, пожалуйста. Можете прислать обратно. Это не означает, что он переедет с костюмом. Товар возврату не подлежит, мистер Койн. И обмену тоже.

Дэнни смотрел на Джуда с озадаченной улыбкой, задумчиво наморщив лоб. Джуд вдруг услышал собственное дыхание, хриплое и глубокое. Он искал слова, но не знал, что хочет сказать.

Она заговорила первой:

– У вас дома холодно? Уверена, что именно так. И будет еще холоднее, пока он не закончит свои дела.

– Чего вы хотите? Еще денег? Вы их не получите.

– Она вернулась домой, чтобы убить себя, сукин ты сын, – произнесла Джессика Прайс из Флориды, чье имя показалось ему незнакомым, но, кажется, было не таким незнакомым, как хотелось бы. Ее голос вдруг, без всякого предупреждения, потерял налет юмора. – Когда она тебе надоела, она вскрыла вены в ванне. Ее нашел наш отчим. Она готова была сделать для тебя все, что угодно, а ты выбросил ее как мусор.

Флорида

Флорида. В желудке разлилась боль – холодная тошнотворная тяжесть. В тот же миг голова будто прояснилась, слетела паутина усталости и суеверного страха. Для него она всегда была Флоридой, хотя в действительности ее звали Анна Мэй Макдермотт. Она гадала, предсказывала судьбу по картам таро и читала по ладони. Она и ее старшая сестра научились этому у своего отчима. Он был гипнотизером – последняя надежда курильщиков и проклинающих себя толстых дам, мечтавших покончить с сигаретами и шоколадками. А по выходным отчим Анны занимался лозоходством и использовал свой гипнотический маятник – серебряную бритву на золотой цепочке – для того, чтобы искать потерянные предметы и определять, где копать колодцы. Он вешал этот маятник на тела больных, чтобы исправить ауру и замедлить пожирающий их рак, он говорил с мертвыми, раскачивая цепочку над спиритической доской «Ойя». Но гипнотические сеансы были главным доходом: «Теперь вы можете расслабиться. Закройте глаза. Слушайте мой голос». Джессика Прайс снова заговорила: – Перед смертью отчим объяснил мне, что делать, как связаться с тобой, как послать тебе костюм и что будет дальше. Он сказал, что сам займется тобой, уродливый бездарный ублюдок.

Она звалась Джессикой Прайс, а не Макдермотт, потому что вышла замуж, а теперь овдовела. Джуд припоминал, что муж ее был резервистом и попал в Тикрит, где и погиб. Кажется, Флорида говорила что-то в этом духе. Она, правда, не называла фамилию сестры, или Джуд не запомнил, однако точно рассказывала, что старшая сестра пошла по стопам отчима и занялась гипнозом. И зарабатывала этим чуть ли не семьдесят тысяч в год. Джуд спросил:

– Зачем ты хотела, чтобы я купил этот костюм? Могла бы просто прислать его мне.

Невозмутимость собственного голоса доставляла ему удовольствие. Он говорил спокойнее, чем она.

– Если не заплатить, привидение не принадлежит тебе. Ты должен был заплатить. И ты заплатишь, за все заплатишь.

– Почему ты была уверена, что я куплю его?

– Я же послала тебе письмо по электронной почте. Анна рассказывала мне о твоей безумной коллекции… Ты грязный извращенец-оккультист. Я знала, ты не устоишь перед таким соблазном.

– Но костюм мог купить кто-нибудь другой. Там были другие предложения…

– Да не было никаких других предложений, я сама их писала. И никому, кроме тебя, костюм не продала бы. Как тебе понравилась твоя покупка? Ты доволен призраком? О, ты еще не знаешь, на что он способен. А тысячу баксов, что ты заплатил за привидение отчима, я потрачу на цветы для твоей могилы. Отличный будет венок.

«Можно уехать, – думал Джуд. – Можно просто уехать из дома. Оставить здесь и костюм, и мертвого старика. Да, свожу-ка я Джорджию в Лос-Анджелес. Брошу в чемодан немного одежды, а потом продам дом, и все. Дэнни все организует. Да, Дэнни может…»

Он, видимо, произнес это вслух, потому что Джессика Прайс незамедлительно выпалила:

– Давай, поезжай в ближайший мотель. Увидишь, что будет. Куда бы ты ни поехал, он последует за тобой. Где бы ты ни проснулся, он будет сидеть у твоей кровати.

– Значит, Анна жила у тебя, когда решила покончить с собой? – спросил Джуд. Все еще абсолютно спокойно. Все еще сохраняя полное самообладание.

Пауза. Разгневанная сестра переводила дыхание, сразу ответить она не могла. Где-то возле ее дома шумела поливальная установка, на улице кричали дети.

Другого дома у нее не было, – выговорила Джессика. – Она впала в депрессию. У нее всегда имелись проблемы с психикой, но ты усугубил их. Она была слишком несчастна, чтобы выходить из дома, искать помощи, встречаться с людьми. Она возненавидела себя. Это из-за тебя она захотела умереть.

– А почему ты считаешь, что она умерла из-за меня? Тебе никогда не приходило в голову, что это ты довела ее до ручки? Если бы мне пришлось слушать тебя днями напролет, я бы тоже перерезал себе вены.

– Ты умрешь…– прошипела Джессика. Он перебил ее:

– Придумай что-нибудь новое. А пока ты соображаешь, подскажу тебе, над чем еще стоит поразмыслить. У меня тоже есть знакомые злые духи. Они ездят на «харлеях», живут в трейлерах, питаются метамфетамином, насилуют своих детей и стреляют в жен. Ты называешь их подонками. Я называю их фанами. Что скажешь, если я найду таких парней в твоем районе и попрошу их навестить тебя, а?

– Тебе никто не поможет, – проговорила Джессика сдавленным, дрожащим от ярости голосом. – Черная метка, что стоит на тебе, перейдет на каждого, кто займет твою сторону. Тебе не жить, как не жить тем, кто рядом с тобой. – Казалось, эту речь она выучила заранее. Может, так оно и было. – Люди покинут тебя, а иначе им придет конец вместе с тобой. Ты умрешь в одиночестве, слышишь меня? Ты умрешь один.

– Откуда такая уверенность? Если уж мне суждено умереть, я предпочел бы сделать это в компании, – сказал Джуд. – А если помочь мне никто не сумеет, я наведаюсь к тебе.

И он резко закончил разговор.

Джуд смотрел на черный телефон, зажатый в его руке так, что побелели костяшки, и слушал воинственный стук своего сердца.

– Босс, – выдохнул Дэнни. – Черт. Босс. – Он засмеялся жидким, хриплым, невеселым смехом.

– Что это было?

Джуд мысленно приказал руке отпустить телефон. Она не слушалась. Суставы заклинило намертво. Он слышал вопрос Дэнни, но слова прозвучали, как чужой голос за дверью, как часть разговора в другой комнате, не имеющего к нему, Джуду, никакого отношения.

Он постепенно осознавал, что Флорида мертва. Когда он услышал, что она покончила жизнь самоубийством, когда Джессика Прайс бросила это ему в лицо, он не воспринял ее слова всерьез, потому что не позволил себе поверить. Но долго закрывать глаза на такое было невозможно. Джуд чувствовал, как знание о смерти Анны проникает в него, отчего кровь тяжелеет, густеет и делается как будто чужой.

Джуд и представить себе не мог, что она может умереть, что кто-то, с кем он делил постель, сейчас лежит в земле. Ей было двадцать шесть, нет, должно быть, двадцать семь – в двадцать шесть она ушла от него. Когда он прогнал ее. Двадцать шесть лет, а вопросы задавала как четырехлетний ребенок. «Ты часто ездишь рыбачить на озеро Понтчартрейн? А какая собака лучше всех, что у тебя были? Как ты думаешь, что с нами случается после того, как мы умираем?» От таких вопросов любой способен сойти с ума.

Она боялась, что сходит с ума. У нее была депрессия. Не та модная депрессия, какую воображают у себя некоторые «готические» цыпочки, а настоящая, клиническая. Два последних месяца, что они провели вместе, она была совсем подавлена: не могла спать, плакала без причины, забывала одеться, часами сидела перед неработающим телевизором, снимала трубку, когда звонил телефон, но ничего не говорила – просто стояла с трубкой в руках, словно отключенная.

Но до того были летние дни в гараже, когда он переделывал свой «мустанг». По радио пел Джон Прайн[9]

[Закрыть], на солнце сладко благоухало сено, а дни заполнялись ленивыми бессмысленными вопросами Флориды – бесконечный допрос, то утомительный, то забавный, то эротичный. Было ее снежно-белое тело в татуировках, с костлявыми коленями и худыми бедрами бегуна на длинные дистанции. Ее дыхание щекотало его шею.

– Эй, – сказал Дэнни. Он потянулся и пальцами провел по запястью Джуда. От этого прикосновения его рука раскрылась, освобождая телефон. – Все в порядке?

– Не знаю.

– Расскажете, что происходит?

Джуд медленно поднял на него глаза. Дэнни приподнялся с кресла и перегнулся через стол. Он немного побледнел, и его оранжевые веснушки резко контрастировали с бледностью щек.

Дэнни дружил с Флоридой. Это была та же ничем не обремененная, легкая, несколько обезличенная дружба, какая завязывалась у него со всеми девушками Джуда. Дэнни играл роль любезного и понимающего приятеля-гея, которому они могли доверить свои секреты, излить душу, с кем приятно посплетничать – то есть того, с кем возможна близость без обязательств. А еще он мог рассказать про Джуда то, чего сам Джуд девушкам не рассказывал.

Сестра Дэнни умерла от передозировки героина, когда он только поступил в колледж. Шесть месяцев спустя его мать повесилась, и нашел ее тело Дэнни. Вытянув ноги книзу, она висела на балке в кладовой и слегка покачивалась над перевернутой табуреткой. Не нужно быть психологом, чтобы догадаться: этот двойной удар, почти одновременная потеря сестры и матери, уничтожил какую-то часть Дэнни и словно заморозил его в возрасте девятнадцати лет. Он не красил ногти черным лаком и не делал пирсинг, но его влечение к Джуду не сильно отличалось от влечения Джорджии, Флориды или любой другой поклонницы «готической» музыки. Джуд собирал их, как крысолов с дудочкой собирал крыс и детей. Он создавал мелодии из ненависти, извращений и боли, и они приходили к нему, подпрыгивая в такт песне, надеясь, что он позволит им подпевать.

Джуд не хотел говорить Дэнни о том, что сделала с собой Флорида, он предпочел бы избавить парня от такой новости. Лучше скрыть это от него, кто знает, как Дэнни воспримет известие.

И все-таки Джуд сказал:

– Анна. Анна Макдермотт. Она вскрыла себе вены. А женщина, с которой я говорил, – ее сестра.

– Флорида? – переспросил Дэнни. Он снова сел в скрипнувшее кресло и с видом человека, которому плохо, прижал руки к животу и наклонился вперед. – О, черт. Гадское проклятие.

Никогда еще ругань не звучала столь трогательно. Во время последовавшей паузы Джуд впервые заметил, что радио включено и тихо мурлычет что-то на заднем плане. Трент Резнор[10]

[Закрыть] пел о том, что он готов отказаться от своей империи грязи. Забавно было, что «Наин инч нейлз» прозвучали именно сейчас, ведь с Флоридой Джуд познакомился именно на их концерте, за сценой. Факт ее смерти вновь обрушился на него, как в первый раз, будто только сейчас до него дошло, что она умерла. «Ты часто ездишь рыбачить на озеро Понтчартрейн?» А затем шок стал перерастать в тошнотворное неприятие. Смерть Флориды казалась такой бессмысленной, глупой и эгоистичной, что нельзя было на нее не разозлиться. Хотелось позвонить ей и отругать как следует, только вот дозвониться теперь невозможно – она мертва.

– Она оставила записку? – спросил Дэнни.

– Не знаю. От ее сестры я узнал совсем немного. Наш разговор был не самым информативным. Может, ты обратил внимание.

Но Дэнни не слушал. Он перебил Джуда:

– Иногда мы ходили выпить по «Маргарите». Она была чертовски славной девчонкой. А ее вопросы! Однажды она спросила, какое у меня в детстве было любимое место, чтобы смотреть на дождь. Что это, черт возьми, за вопрос? Она попросила меня закрыть глаза и рассказать, что я видел в окно своей спальни в дождливый день. Целых десять минут. Никогда нельзя было угадать, о чем она спросит в следующий раз. Мы отлично с ней ладили. Не понимаю. То есть, конечно, я знаю, у нее была депрессия. Она мне говорила. Но ей это не нравилось. Думаю, она обязательно позвонила бы кому-то из нас, если бы решилась на такое… Ведь она дала бы нам шанс отговорить ее, да?

– Сомневаюсь.

За последние несколько минут Дэнни словно уменьшился в размерах, усох. Он пробормотал:

– И ее сестра… ее сестра считает, что виноваты вы? Но это же… это просто ерунда.

Однако голос его звучал слабо, и Джуду показалось, что Дэнни не очень верит в то, что говорит.

– Может быть.

– Она страдала эмоциональной нестабильностью еще до того, как встретила вас, – продолжал Дэнни чуть более уверенно.

– Похоже, это у них семейное, – заметил Джуд. Дэнни вновь наклонился вперед:

– Да. Да. Погодите-ка… Какого черта? Сестра Анны и есть та женщина, что продала вам призрак? В смысле, костюм покойника? Да что, черт побери, здесь происходит? И почему вам вдруг захотелось позвонить ей?

Джуд не стал рассказывать Дэнни о событиях прошедшей ночи. В этот миг, придавленный известием о смерти Флориды, он уже не был уверен в том, что он видел ночью. Старый мужчина, в три часа ночи сидевший под дверью его спальни, уже не казался таким реальным, как несколько часов назад.

– Этот костюм – что-то вроде символической угрозы. Она обманом заставила нас купить его. По какой-то причине послать мне костюм просто так она не могла – нужно, чтобы я заплатил за него. По-моему, здравомыслие – не самая сильная ее черта. Короче, когда костюм привезли, я сразу понял: с ним что-то не так. Во-первых, его прислали в дурацкой черной коробке в форме сердца, и – только не сочти меня параноиком – в нем где-то запрятана иголка в расчете на то, чтобы об нее укололись.