Текст книги "В плену любви"

Автор книги: Джойс Кэрол Оутс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Ее муж не оказывал ей никакой поддержки, хотя она так нуждалась в ней во время первого важного выхода в свет в новой для нее стране; она постаралась найти нужную поддержку у Линнет.

– Я, к сожалению, не говорю по-итальянски, – поведала она Линнет тихим голосом. – Мне бы хотелось так же свободно говорить, как это делаете вы.

– Вы скоро начнете свободно говорить. Когда я приехала сюда, я тоже объяснялась с большим трудом. А это было всего несколько месяцев назад, подбодрила ее Линнет. – Кроме того, рядом с вами будет ваш муж, он сможет помочь вам!

Беверли с обожанием посмотрела на Паоло, который был занят оживленным разговором с Максом. Казалось, она испытывала какие-то сомнения.

– Я надеюсь на это, – вздохнула она. – У нас все еще продолжается медовый месяц, но Паоло все время занят с другими людьми.

– Ну, если он разговаривает с Максом, то только по делу, поэтому вам не следует расстраиваться.

– Да, Парло работает для моего папочки, вы знаете; и папочка хочет, чтобы он привлек синьора ди Анджели в наш бизнес, – неопределенно заметила Беверли.

Папочка, видимо, был главой фирмы, так что для Паоло было совсем неплохо жениться на его дочери, подумала Линнет с немалой долей цинизма. Ей стало жаль скромную девушку. Хотелось надеяться, что брак вызван не только чистыми амбициями со стороны жениха!

Низкий, чувственный голос Антонии вклинился в разговор.

– Паоло и Макс обсуждают вовсе не проблемы электроники, – намекнула она по-итальянски, потом увидев, что Беверли смотрит на нее непонимающим взглядом, перешла на английский и повторила свое высказывание:

– Особенно сейчас, когда к ним присоединился мой отец, – добавила она.

– Простите, я не понимаю, – прошептала канадка, она явно благоговела перед своей элегантной невесткой.

– Линнет все объяснит вам, – захохотала Антония, в ее янтарных глазах загорелся огонек вызова, когда она смотрела на Линнет. Неприятная улыбка играла на ее красивых губах.

– Сомневаюсь, – Линнет постаралась сказать это как можно равнодушнее. Потому что не имею ни малейшего понятия, что вы имели в виду.

Естественно, это была откровенная ложь. Она прекрасно понимала, что подразумевала Антония. Главы семейств обсуждали объединение, но отнюдь не компании.

– Мне кажется, что вы все понимаете, – небрежно заметила Антония.

Ну и что, если она поняла, подумала Линнет.

Почему тогда эта великолепная итальянская львица с дьявольскими замашками так старалась, чтобы Линнет признала это?!

Антония со значением пожала плечами и включила на полную мощность свое очарование и направила его на Беверли, которая заметно смутилась.

– В этом доме скоро произойдут изменения, – продолжала Антония, – и Линнет, которая не так уж непонятлива, как пытается изобразить, прекрасно знает об этом!

Линнет отдала бы миллион за то, чтобы незаметно ускользнуть с этого сборища! Но такая возможность полностью отсутствовала, поэтому она спокойно сказала:

– Я совсем не непонятлива и не пытаюсь притворяться. Все, что вы утверждаете, может быть правдой, но так как меня к этому времени уже здесь не будет, я ничего не могу сказать по этому поводу.

– Вас здесь уже не будет? – Паоло отошел от Макса и своего отца и переместился к ним, повторив последние слова Линнет. – Мне так неприятно это слышать. Почему вы должны уезжать отсюда?

Одна его рука лежала на плече жены, что было совершенно естественно, а вторая рука угнездилась на плече Линнет. Она внезапно перехватила взгляд Макса с противоположной стороны комнаты – в нем читалось явное отвращение. Она осторожно отступила на шаг, тем самым освободившись от прикосновения Паоло. Но не Макс был тому причиной. Просто ей не нравилось, как откровенно и сладострастно оглядывал ее Паоло, как бы не замечая, что его собственная жена стоит рядом с ним... Линнет он совсем не нравился.

Откровенно говоря, ей был неприятен весь клан Даниэли. Синьор Даниэли старался оценить каждого в рамках финансовой значимости. И затем принять или не принять эту личность. У его жены были пронзительные, злобные глаза и надменные манеры. Что касается Антонии...

Она ответила вежливо, но достаточно твердо и формально:

– Я совсем никуда не сбегаю, синьор...

– Паоло, – настойчиво подсказал он, продолжая гипнотизировать ее взглядом. Линнет не захотела его так называть.

– Я просто должна вернуться в Англию и заняться своими собственными делами.

– Какими? – продолжал настаивать Паоло, как бы ненароком обнимая ее за талию. – Что такое вы собираетесь делать, если для этого должны покинуть нашу страну?

– Я – студентка, – коротко ответила Линнет, собираясь прекратить этот разговор. Антония тихо засмеялась.

– Все окутано тайной. Нам объяснили, что Линнет училась, чтобы стать оперной певицей, – небрежно заметила она. – Мы никогда не слышали, как она поет, поэтому приходится верить ей на слово!

Ее тон был шутливым, и посторонний наблюдатель, может быть, не обратил бы внимания на ее слова, отнеся их к обычной болтовне на приеме. Но Линнет с ее музыкальным тренированным слухом легко могла различить в высказывании Антонии издевательскую снисходительную ноту. Она вдруг обнаружила, что вокруг нее образовался молчаливый, напряженный вакуум и что в этот раз она должна дать отпор! Она не имела ни малейшего понятия, почему вдруг Антония решила объявить ей войну, но понимала, что если даже это впоследствии убьет ее, разрушит ее будущее, или она останется безгласной до конца своих дней, она должна поставить на место эту агрессивную и наглую женщину!

– Я что-то не припомню, чтобы я пыталась рассказать вам что-то о моем призвании, синьорина, – спокойно заметила она. – Но это все неважно. Если вам этого хочется – я спою для вас!

Выпрямившись, легко положив руки на диафрагму, Линнет глубоко проветрила легкие, так как ее этому учили. Ее голос прекрасно отозвался, именно так, как ее учили. В комнате, где внезапно воцарилась мертвая тишина – урони булавку, ее падение отозвалось бы грохотом в ушах присутствующих, Линнет спела великолепную арию Моцарта. Каждая нота звучала чисто и правильно, как хрустальный колокольчик, каждый слог выпевался как отдельное произведение оперного искусства. Более того, ее страдающее сердце, которое иначе не могло выразить свою боль, перелагало ее в музыку и придавало новое звучание известной арии. Линнет пела и ее итальянская аудитория внимала ей с огромным уважением, пока она не кончила петь!

Тишина продолжалась и после того, как замолкли последние ноты. Линнет вдруг увидела, что к ней прикованы глаза всех присутствующих. Ее не волновали ни восхищение во взгляде Паоло, ни новая переоценка ее возможностей, которую она смогла прочитать в глазах синьоры Даниэли. Даже удовлетворение от того, что она смогла разоблачить инсинуации Антонии, которая сейчас молча стояла, словно окаменела, не принесло ей той радости, которую она могла бы ожидать.

Для нее была важна реакция только одного человека – Макса, но на его лице было такое грозное выражение в сочетании с глубоким и горьким разочарованием, что она почувствовала, как все внутри сжимается от страха. Она не могла понять, чем вызвано такое недовольство, но ей хотелось скрыться от него.

Дина, прервав удивленное молчание, начала аплодировать.

– Брависсимо! – воскликнула она. – Вы прекрасно пели, Линнет! У вас такой редкий дар!

Да, особенно когда надо сделать из себя полную идиотку, подумала Линнет, окидывая невидящим взглядом окружавшие ее лица. Она наверное сошла с ума, устроив это сумасшедшее представление.

– Простите! – задыхаясь промолвила она и, не сказав больше ни слова, выбежала из комнаты. Она вбежала в свою спальню и захлопнула за собой дверь.

Уже стемнело, но она не стала зажигать свет. Она, не двигаясь, сидела на кровати. Она не знала, сколько прошло времени – может пять минут, а может полчаса или час. Ей было все равно.

В ее мозгу вертелись только две мысли. Они повторялись и повторялись бесконечно. Первая – я пела, и вторая – Макс меня ненавидит!

К ней вернулся голос – чистый и сильный, каким он был раньше. Такой же гибкий, каким он был до ее болезни. Она давно не занималась, но даже это не помешало ей свободно взять высокие ноты. Голос оставался по-прежнему богатым оттенками; чувство такта, зависящее от инстинкта и тренировки, также было прекрасным. Она сможет проявить себя как певица.

Но не как женщина, с этим явно было покончено. То, как смотрел на нее Макс, несомненно продемонстрировало, до какой степени он ее презирает. Она не думала, что она может скатиться еще ниже в его оценке, но каким-то образом то, что она сделала сегодня, положило конец ее робким надеждам, что она как-то сможет обелить себя в его глазах. Почему – она не знала, но это было именно так!

Быстрый стук в дверь был всего лишь формальностью. Дверь сразу же отворилась, не дожидаясь ее разрешения, и Макс предстал перед нею, освещенный светом из коридора. Он уже успокоился, но она достаточно хорошо знала его, чтобы понять, что его ненормальное спокойствие было прелюдией перед жуткой вспышкой злобы – она даже поежилась.

Когда он вошел и закрыл за собою дверь, она не сказала ни слова и не пошевелилась. Единственным освещением в комнате был свет, пробивавшийся сквозь занавеси. Ночь была безлунной и очень темной, просто иногда были видны отблески света из других освещенных окон.

– Я думаю, что вы довольны тем представлением, которое устроили здесь, его голос прорезал молчание, как острый нож.

Линнет пожала плечами.

– Я доказала, что все еще могу петь! – защищаясь, ответила она.

– Вы доказали также, что не можете логично рассуждать, как та птица, именем которой вас назвали, – презрительно добавил он. – Разве вы не помните, что ваш врач ясно сказал вам: не петь ни в коем случае? Не потому, что на этой стадии выздоровления вы не сможете этого сделать, а потому, что вы не должны делать то, что вам запрещено! Вы ни на секунду не остановились, чтобы подумать, какой вред вы можете нанести своим голосовым связкам, если будете напрягать их раньше времени!

Она непонимающе смотрела на него, удивленная силой его возмущения.

– Я об этом не подумала, – призналась Линнет несколько озадаченно. Правда, в тот момент она вообще ни о чем не думала.

Если бы она и имела время для размышлений, то в охватившем ее негодовании все равно сделала бы то же самое! Она совершенно не контролировала свое поведение. Гнев был спровоцирован ревностью к женщине, которая собиралась отобрать у нее любимого мужчину.

– Вы.., не думали, – повторил он, делая ударение на каждом слове. Он произнес все очень выразительно.

– Когда-нибудь на вашей могиле появится надпись: "Той, которая не думала"!

– Очень смешно, – парировала Линнет, – я не могу понять, какое вам до этого дело? Это мой голос, и что хочу, то и делаю с ним. Вам, наверное, лучше вернуться к вашей.., вашим гостям.

– Они уже ушли, – коротко ответил он. – Во-первых, они спешили на встречу, и потом, после вашего представления им не оставалось ничего другого.

Он шагнул к ней. Ее пугала его злость. Линнет вскочила на ноги, но кровать позади нее не позволила ей отойти дальше.

– Вы легкомысленная, капризная дурочка, – резко отругал он ее грубым голосом. – Может быть, вам повезет, и я очень надеюсь на это. Но вы этого не заслуживаете, если вы можете рисковать годами учебы, своей карьерой и удовольствием, которое вы смогли бы доставить тысячам зрителей, просто для того, чтобы показать себя!

– Я совсем не хотела хвастать, – она начала горячо отрицать его обвинения. – Меня спровоцировали!

– Да? Кто же и каким образом?

Линнет закусила губу. Она не могла говорить об Антонии, иначе он понял бы, почему ее так разозлили намеки девушки. Но Макса это совсем не волновало, и его вопрос был просто риторическим.

– Вас спровоцировали? Да, я в этом совершенно уверен, – протянул он с насмешкой. – Когда я говорил о вашем представлении, я имел в виду не только ваше пение. Вы что думаете, что никто не заметил, как вы вели себя по отношению к Паоло Даниэли? Вы дали ему повод, чтобы он щупал вас и раздевал вас, пока только глазами! В моем доме, Линнет, под моей крышей, и с человеком, который женат меньше месяца! У вас что, стыд совсем отсутствует?

– Прекратите это! – закричала она хриплым от злости голосом. – Я не собираюсь это терпеть!

Сначала он обвинял ее в том, что она платная шпионка, а теперь у него хватает совести сказать, что она приманила этого ужасного Паоло!

– Почему я должен прекратить? – грубо спросил он. – Вы уже давно созрели для подобного поведения! Вам совсем не нужно соблазнять моих гостей. Вы только должны промолвить слово, и вам помогут!

Одним быстрым движением он сбросил свой бархатный пиджак прямо на пол, сорвал с себя бабочку и резко отбросил ее. У Линнет в ужасе расширились глаза, но он уже схватил ее за плечи, небрежно спустив еще ниже ее достаточно глубокий вырез на платье и оголив ее шею.

– Нет, – закричала она, пытаясь освободиться от него. – Нет, я не желаю...

– Нет, ты хочешь этого, Линнет, и в этом твоя большая беда, – проговорил он охрипшим голосом. Он был необычайно силен. Она никуда не могла деться от его рук и губ, когда он начал ее грубо целовать, причиняя ей боль и утверждая себя ее полновластным хозяином.

И вдруг, как будто во время этого жестокого поцелуя из него излилась вся долгая злость, он несколько отступил от Линнет, и в полутьме они пристально посмотрели друг другу в глаза. Их взгляды выражали вопрос и желание, противиться которому они уже не могли!

Он нежно провел пальцем по шее и ниже по возвышению ее груди. Линнет задрожала, начало рыдания оборвалось у нее в горле, но она не протестовала это было бесполезно! Они были здесь вместе, и что бы в дальнейшем с ними ни случилось, больше невозможно было противиться неизбежному. Она не только не сопротивлялась рукам, развязывающим бант на спине ее платья и снимавшим минимум нижнего белья, надетого на ней; она сама спешно расстегивала пуговицы его рубашки. Безмолвно они помогли друг Другу раздеться, и, наконец, обнаженные, оказались рядом на постели. Без слов он обнял ее, и ночь взорвалась миллионами огней.

Она так долго жаждала, чтобы он любил ее, что ее радость и желание вполне компенсировали отсутствие опыта. Он пришел к ней со злобой, но сейчас, касаясь ее, обнимая ее, приглашал разделить удовольствие таким образом, чтобы каждая ласка обязательно сменялась другой. Все, что они делали вместе, было нужным и правильным, никакие ласки не были лишними или неподходящими. Каждая из них несла свой привкус и удовольствие!

Все походило на музыку, подумала она, симфоническую, лирическую; каждая нота, каждый аккорд были частью целого, и их никак нельзя было выделить. И подобно музыке, поднимаясь в крещендо к вершине, долгожданной и желанной и такой прекрасной, что она почти расплакалась. Она спокойно лежала в его объятьях, словно выброшенная приливом на мирный берег, которого она уже не надеялась достичь. Она незаметно скатилась в глубокий, самый великолепный сон ее жизни.

Она не слышала, как он покинул ее, и только внезапно проснувшись, была неприятно поражена, что спит одна под белым кружевным покрывалом. Она быстро села и оглянулась вокруг. Было все еще темно – ночь продолжалась, но она проснулась от того, что его не было рядом с нею. В комнате не осталось никаких признаков, что он когда-то был здесь! Только ее обнаженное тело и слегка распухшие губы напомнили ей, что она прошла с ним все, до самого конца.

Чувства умиротворенности и успокоенности, с какими она уснула в его объятьях, исчезли как мираж, и на их месте остались недовольство, обида и озабоченность. Все было таким естественным, пока они занимались любовью. Она любила и очень хотела этого, убедив себя, что все будет хорошо.

Сейчас, оставшись одна, Линнет вспомнила, каким он пришел в ее комнату его злость, презрение, отвращение. Он решил, что она заигрывает с Паоло, и хотел проучить ее. Не имело никакого значения, что он любил ее очень нежно и старался доставить удовольствие. Он очень опытный мужчина и прекрасно знал не только, как получить удовольствие самому, но и как доставить его женщине. Если он решил соблазнить ее, он сделал это в лучших традициях, чтобы она на всю жизнь запомнила его. Никакой будущий любовник не сможет стереть его ласки из ее памяти, не сможет превзойти его.

Линнет горько подумала: он сделал все, чтобы я не смогла полюбить другого мужчину. Если даже я буду настолько глупа, чтобы попытаться – тень этой ночи всегда будет стоять между нами. Макс жестоко отомстил ей за то зло, которое она, по его мнению, причинила ему самому. Именно это и краткое удовольствие от обладания ее телом – было главным для него. Она его не интересовала – ни капли! Если бы он любил ее, он никогда бы не оставил ее одну в такую ночь. Он потихоньку удрал от нее подобно удачливому вору. Если бы он хоть немного увлекся ею, он бы все еще был здесь!

Глава 10

Какой бы расстроенной и несчастной ни чувствовала себя Линнет, она была твердо уверена в одном. Она уже не могла оставаться в "Кафаворите", даже на остаток этой ночи. Ни одного часа! После того, что произошло между ними, она не сможет больше видеть Макса, читать мрачное и удовлетворенное выражение на его лице, в его глазах! Прочитать, что он уверен, что сломил ее волю, сделал ее своею, и когда победил – может легко отбросить ее!

Почти автоматически, но совершенно бесшумно, как робот, она надела джинсы и самый теплый свитер. Затем затолкала вещи в чемодан; она совсем не думала о том, в каком виде они будут после перенесенного путешествия. Все, что не вошло в чемодан, она оставила;

На часах было начало третьего. В доме все спали. Она не могла выйти через парадную дверь, не разбудив Джанни. Но Линнет решила, что может тихонько выйти через заднюю дверь, и до самого утра никто не узнает, что она уехала.

Коридоры освещали тусклые огни, горевшие всю ночь, пока она осторожно кралась по лестнице, в ужасе, что может кого-нибудь встретить, и ей придется объясняться. Вокруг царили тишина и покой. Нигде не бродили люди, страдающие бессонницей. Из-под двери кабинета Макса не пробивался свет. У задней двери она подняла большой железный болт, повернула ключ и вышла на улицу.

Аллеи были темными и пустынными. Линнет зашагала быстрым, решительным шагом, неся свой чемодан. Вокруг не было никого. Линнет невольно вскрикнула, когда что-то мягкое коснулось ее ноги. Но злобное шипение и пара зловещих янтарных глаз, сияющих в темноте, успокоили ее – это был всего лишь кот, отправившийся на свою полночную прогулку. Линнет продолжала свой путь. В это время она не могла надеяться, что сможет поймать "водное такси" на более мелких каналах, но она надеялась, что возьмет его на Риальто.

Она не стала рисковать и звонить из дома Макса, поэтому не зарезервировала себе место на самолет. Она также не знала, когда будет ближайший рейс в Англию. Теперь это уже не имело никакого значения! Она полетит любым, ;если даже ей придется потом сделать пересадку. Она не желала никогда больше встречаться с Максом ди Анджели, пропади пропадом ее контракт с ним! Если он пожелает, он может подать на нее в суд в любом месте Европы, но она не станет жить под его крышей.

"Дорогая Кэсси! Мне пришлось срочно уехать в Англию. Пожалуйста, позаботься о Паддингтоне без меня. Он слишком велик и не помещается в моем чемодане. Желаю тебе счастья в твоей учебе, и веселись, моя девочка. Я тебя очень люблю.

Твой друг Линнет."

Она больше ничего не могла написать девочке. Кэсси все равно ничего больше не поймет, пока когда-нибудь не превратится в женщину. Дорогая Кэсси, я покидаю тебя, потому что твой отец разбил навсегда мое сердце! Нет, пока этого письма вполне достаточно.

Если родители Линнет и были удивлены, когда она появилась дома холодным ноябрьским утром, то ничего не сказали. Они видели, что их дочь находится в жутком состоянии. Она выглядела усталой, больной и как бы окаменевшей. Ей требовалась горячая ванна, горячий бульон и сон, и все именно в этом порядке. Несмотря на то, что было время ланча, и мать была по горло занята в баре и на кухне, она быстро уложила ее в кровать, положила горячие бутылки к ногам, задернула занавеси и включила отопление.

Линнет не думала, что сможет заснуть, но усталость одолела ее. Полет был настоящей мукой, но даже жуткая болтанка не смогла хоть немного ослабить железное холодное кольцо, крепко сжавшее ее сердце.

Макс – как же ужасно он наказал ее за ошибки и дела, которые она не совершала, но она все равно любила его. Она отдалась ему вся, без остатка это правда, потому что он не прибегал к силе! Ему не нужно было этого делать.

Пройдет много времени, прежде чем она сможет превозмочь себя и забыть его. Если только она будет в состоянии сделать это. Но когда она проснулась, проспав остаток дня и всю последующую ночь, она пришла к решению. Возможно, во сне ее разум решил все за нее.

Жизнь продолжается. Так было и будет. Страдать всю оставшуюся жизнь из-за того, что кто-то разбил твое сердце, – все это было прекрасно описано в романах викторианской эпохи, но так не бывает в реальности двадцатого века. Да, она полюбила человека, который никогда не будет принадлежать ей, более того, он презирал ее. Но если она и не сможет его позабыть, она должна двигаться вперед – консультироваться с врачом и продолжать свое обучение. Она не думала, что нанесла непоправимый вред своему горлу, когда пела в "Кафаворите". Сейчас ее голос – все, что оставалось у нее в жизни!

Она встала, раздвинула шторы, надела джинсы и чистый свитер, и с решительной улыбкой на лице пошла в кухню, где мать, обслужив всех посетителей, присела отдохнуть с так необходимой ей чашкой чая. Она поняла, что отец занят в баре, поэтому на несколько минут они остались вдвоем.

– Да, сон был тебе совершенно необходим, – ласково сказала мать. Когда она посмотрела на дочь, в ее глазах все еще были видны забота и сомнение.

– Как ты себя сейчас чувствуешь?

– Прекрасно. Хочу есть, – ответила Линнет. – Нет, ты сиди. Я приготовлю тосты. Но если еще остался чай, я бы выпила чашечку.

– Пей, пожалуйста, я только что заварила свежий. – Она смотрела, как Линнет намазывает джем себе на тост. – Мы ждали тебя к Рождеству. Наверное, случилось что-нибудь неприятное. Ты не хочешь рассказать мне об этом?

Линнет тихонько покачала головой.

– Я пока не хочу говорить о том, что случилось, – ответила она. Ее боль все еще была слишком острой, чтобы вытащить ее наружу и начать разбираться в ней. Кроме того, целый ряд вещей она никогда и ни с кем не собирается обсуждать, даже со своей матерью. – Я могу только сказать, что возникли некоторые сложности, и я решила, что мне лучше уехать!

Она налила себе еще чая, подобралась, делая вид, что все в порядке.

– Я вернулась и могу помочь вам. Я могу подежурить в баре, когда будет много народу, чтобы помочь отцу и тебе. Мать засомневалась.

– Нам не хватает помощников, но.., я не знаю. Тебе не нужно отдохнуть?

– Нет, я уже отдохнула. Мне наоборот нужно работать, – твердо ответила Линнет. Работать – лучше, чем сидеть и жалеть себя!

Поэтому она провела почти весь день, помогая отцу в баре. Работы было много, и у нее не было времени подумать обо всем. Для нее это был наилучший вариант. У меня будет все в порядке, у меня должно быть все в порядке, повторяла она себе, не обращая внимания на постоянную боль в сердце.

Народ немного схлынул, и бар был почти пуст, когда, к удивлению Линнет, туда вошел Руперт. Его вид привел ее в состояние шока. Воспоминания о Джоанне обязательно вызывали мысли о Максе.

– Линнет, – сказал он со слабой улыбкой, и она поняла, что воспоминания все еще ранили и его тоже.

– Руперт, я не знала, что ты обитаешь в этих краях, – осторожно промолвила она, прикидывая, насколько он осведомлен о ее недавней работе.

– Нет, я просто оказался недалеко отсюда и не смог не заглянуть, смущенно ответил он.

– Я здесь не появлялся с самых.., похорон. Нацеди мне полпинты легкого пива, будь хорошей девочкой! Я пытаюсь набраться мужества и посетить Верн-Холл. Весь ужас в том, что леди "В" наводит на меня ужас, и так было всегда! Как у тебя дела с музыкой?

Она с удивлением уставилась на него:

– Ты что, не знаешь? Я была больна, и мне пришлось на год распрощаться с музыкой. К счастью, я вскоре смогу снова начать занятия!

Он покачал головой:

– Прости... Я видел тебя на похоронах, но тогда я ни о чем не мог думать. И Джо ничего не сказала мне о твоих проблемах!

– Ты видел ее? До...? – она прекратила свои расспросы при виде страдания на его лице. – Прости, Руперт. Мы не будем говорить об этом, если тебе так тяжело. Я знаю, что вы когда-то нравились друг другу, но это было так давно.

Он поставил свой стакан и грустно посмотрел на нее. В баре они остались одни. Отец спустился в подвал. Но голос Руперта был очень тихим, когда он сказал:

– Все было не так давно, Линнет. Джоанна и я были любовниками – до того самого дня, когда она умерла.

Линнет была в таком шоке, что не могла двигаться. Только ее пальцы бесцельно играли с тряпкой для полировки стойки бара. Она шепотом сказала:

– Я ничего об этом не знала.

– Но я всегда любил ее, – продолжал Руперт. – Когда мы были помоложе, я думал, что мы поженимся. Но с точки зрения семьи Верн, я был недостоин ее. Когда она встретила этого богатого итальянского аристократа, они чуть не выпрыгнули из своих штанов, потому что он был лакомым кусочком. Конечно, на какое-то время она увлеклась им. Но это увлечение вполне могло пройти, если бы они не подталкивали ее и не уговаривали выйти за него замуж.

Линнет промолчала, все еще не в состоянии прийти в себя от удивления после его признаний, и он вздохнул.

– Она уехала в романтическом тумане, вышла замуж, завела ребенка... Я не видел ее, пока пару лет назад мы случайно не встретились в Сан-Тропезе. Мы начали тайно встречаться, когда нам только предоставлялась такая возможность. Ей совсем не претила наша тайна, но я ненавидел это! Я хотел, чтобы она всегда была рядом со мной!

Джоанна все время жаловалась и возмущалась неверностью Макса, в то время как именно она имела длительную связь! Линнет закусила губы: последние шоры спали с ее глаз.

– Она все время твердила мне, что муж постоянно ей изменяет, – грустно промолвила Линнет.

– Джо всегда верила в то, во что ей хотелось самой верить! – спокойно промолвил он. – Я очень любил ее, но у меня не было никаких иллюзий в отношении ее. Я знал, какая она на самом деле! Убеждая себя в том, что он изменяет ей, она освобождалась от чувства вины за то, что она причиняет ему зло. Я просил, чтобы она развелась и вышла замуж за меня. Она сказала, что он никогда не даст ей свободу. Но мне кажется, что она не смогла бы расстаться с той роскошью, которой он окружил ее.

– Но в конце концов, она оставила его, – заметила Линнет. – Когда вернулась в Англию.

– Она не оставляла его. Он все узнал о нас, и она удрала домой, чтобы избежать скандала, – сухо сказал Руперт. – У него, наверное, жуткий характер! Она решила, что когда он остынет, она сможет вернуться к ее роскошным нарядам, привычному образу жизни... А я буду верно ждать ее где-нибудь на задворках, когда у нее возникнет желание побыть со мной! Мне все это надоело, Линнет. Я предъявил ей ультиматум: или она разводится с ним и выходит замуж за меня, или между нами все кончено. Тогда она вскочила в машину и в ярости умчалась прочь... Ну, все остальное ты знаешь!

– Как это все ужасно для тебя, – промолвила Линнет с искренней симпатией. Она слегка прижала его руку своей рукой. Он сжал ее пальцы с неожиданной силой.

– Я знаю, что она сильно пила. Я не должен был настаивать... – почти рыдая промолвил он. – Это – моя вина! Линнет, я убил ее!

– Нет, – резко возразила она. – Ты не должен так думать. Кто может объяснить, почему некоторые вещи случаются именно таким образом? Цепь совпадений, сочетания "если" и "но", все очень сложно и практически необъяснимо. В конце концов, Джоанна сама должна была нести ответственность!

Она не была уверена, удалось ли ей полностью убедить Руперта, но он слабо улыбнулся, пожал ей руку и ушел. Когда-нибудь, если он еще раз зайдет к ним, она, может быть, расскажет ему о своей жизни в Италии, о маленькой Кэсси... Но не сейчас. Для них обоих воспоминания пока еще слишком болезненны.

Снаружи стало посветлее и размытое солнце пыталось пробиться через облака. Линнет надела меховую куртку и теплые сапоги и вышла на улицу. Быстро прошагав мимо дома, она направилась к знакомой тропинке, и потом на любимое место, откуда была видна вся деревня, аккуратные фермы вокруг нее, и вдалеке Верн-Холл.

Ты не должен винить себя, сказала она Руперту, и она верила в это. Слишком сложно было до конца понять законы, влияющие на их судьбу! Если бы Джоанна не отправилась на этот бал в Париже... Если бы леди Верн не была такой амбициозной и не желала бы богатого аристократического жениха для своей дочери... Если бы Макс не поссорился со своим отцом и не решил, что он все может делать по-своему... Может быть, Джоанна, с ее неустойчивой психикой, беспокойная, которую невозможно было ничем удовлетворить, была рождена, чтобы разрушать чужие жизни? Кто имеет право судить других?

Но именно этим она и занималась, когда отправилась в Венецию с праведным огнем в сердце. Она была так уверена, что вина полностью лежит на Максе ди Анджели. Ей пришлось в течение нескольких достаточно самокритичных месяцев осознавать, что не так все просто, но только теперь она полностью поняла, как неверно она судила о нем.

В конце концов, он начал не правильно оценивать ее мотивы и неверно судить о ней самой, потому что вначале она делала то же самое по отношению к нему. Ее обман бумерангом ударил по ней самой. Да, мне пришлось заплатить высокую цену, подумала она грустно, повернув назад и начав спускаться в деревню.

Мать встретила ее в маленьком холле, на ее лице было смущенное и удивленное выражение.

– У тебя гость, – сказала она.

– Да? – удивленно спросила Линнет. – Но я приехала только вчера, и никто еще не знает о моем приезде.

– Мистер ди Анджели знает, – проговорила ее мать. – Он в гостиной. Я подала ему кофе и сказала, что не знаю, где ты. Но что, мне кажется, что ты скоро вернешься.

Макс – здесь? Паника начала понемногу овладевать Линнет, она дико оглянулась, как бы ища пути отступления. Если Макс прибыл сюда, то не потому, что он "просто проходил мимо". Он совсем не тот человек!

– Я не хочу его видеть, – твердо сказала она.

– Моя дорогая, мне кажется, у тебя нет выбора, – нежно промолвила мать. Он твердо заявил, что никуда не уйдет до тех пор, пока не увидит тебя. Тебе лучше попытаться выяснить, что ему от тебя нужно.