Текст книги "Моя беспокойная жизнь"

Автор книги: Джой Адамсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Наконец мы добрались до водоема, и несмотря на что я провела беспокойную ночь и ощущала боль во всем теле, на следующий день нам пришлось продолжить свой путь по страшной, безводной местности, где мы безрезультатно пытались добыть воду. Мы копали ямы в высохших руслах рек, но каждый раз безуспешно. Мы обнаружили лишь окаменелые деревья, стволы которых имели в диаметре шестьдесят сантиметров; они свидетельствовали о том, что когда-то здесь были густые леса. Наконец мы достигли одного из самых жарких мест в Африке – долины Сугута, в прошлом представлявшей собой дно озера. Со всех сторон она ограничена отвесными скалами, которые защищают ее от прохладных ветров. Здесь я снова принялась искать окаменелости, но тщетно. Это меня удивило, так как в доисторические времена долина Сугута была связана с Нилом и озером Рудольф, которое изобиловало ископаемыми.

Путь к Лодвару мы продолжили по пустыне, покрытой лавой.

Вдруг мне сделалось плохо, и я чуть не свалилась с мула. Джордж померил мне температуру и оказалось, что она повысилась до 40°. Нам пришлось разбить лагерь на раскаленной от солнца равнине, но на следующее утро я почувствовала себя хорошо.

В конце очередного перехода мы добрались до лавового плато, на котором совершенно не было травы и негде было пасти ослов. К счастью, наступило полнолуние, и мы смогли продолжить путешествие ночью, что было немаловажно, так как днем ослы могли погибнуть от солнечного удара.

В Кангетете мы встретили районного уполномоченного из Лодвара. Все пришли к единому выводу, что перебросить большое число людей вместе со скотом по тому пути, по которому прошли мы, невозможно. Предоставив мужчинам обсуждать альтернативные планы, я решила зарисовать нескольких женщин племени туркана, костюмы и прически которых отличались от туркана, уже написанных мной.

Через двенадцать дней после последнего приступа у меня снова поднялась температура, и мы решили что, возможно, я больна возвратным тифом – болезнью, распространяемой клещами. Я даже вспомнила, как в меня впивался клещ, когда мы раскинули лагерь на покрытой травой равнине Мбере. Если наш диагноз был правильным, то теперь мы могли заранее учитывать мое плохое самочувствие, периодическое повышение температуры и организовывать путешествие таким образом, чтобы успевать до приступа добираться до тенистого места и располагаться там лагерем.

Итак, мы находились на родине племени туркана, и мне стало ясно, почему африканцы из этого племени, добравшись до района Исиоло, предпочитали оставаться там. Мы возвращались обратно другой дорогой, но там не было достаточного числа водоемов и пастбищ, и это делало невозможным переброску людей и большого количества скота. Джордж пришел к выводу, что единственной практической возможностью переселения является перемещение племени туркана небольшими группами в сезон дождей, о чем он и сообщил властям. Скот, по его мнению, следовало продать в Исиоло, а затем купить новый в Лодваре. Этот вариант принят не был, и, таким образом, пророчество старейшин туркана осуществилось.

В Найроби я обратилась к врачу с жалобой на систематические приступы лихорадки, он подтвердил наш диагноз возвратного тифа и провел курс лечения инъекциями мышьяка.

Вскоре после моего выздоровления Джордж и я получили приглашение на прощальный вечер уходящего в отставку губернатора Ваджира. Форт Ваджир, расположенный на песчаной равнине, является главным оборонительным постом на сотни километров вокруг и единственным источником пресной воды в этом пустынном районе.

В Ваджире около двадцати колодцев. Они представляют собой круглые отверстия глубиной до двадцати метров, проделанные в плотном известняке. Их диаметр настолько мал, что невозможно себе представить, как их можно было вырыть без помощи соответствующих механизмов. Предполагают, что грунт выбирал ребенок, которого с этой целью опускали в отверстие колодца в корзине.

Кроме колодцев, здесь неподалеку существуют еще большие водосборные плотины. Это грандиозные сооружения, далеко превосходящие возможности в области строительства современного африканского населения. Одна из легенд описывает древних обитателей этой территории, которые якобы принадлежали к племени гигантов, именовавшемуся вандир. Может быть, эти искусные сооружения были созданы ими?

Во время праздника в обширном внутреннем дворе форта, образующем квадрат, был возведен большой шатер. На торжествах присутствовал весь административный аппарат Северной пограничной провинции.

В конце двора столпилось много сомалийцев, и после зачтения приветствия к губернатору небольшая их группа выбежала вперед, выкрикивая военный клич; они подняли свои копья и стали приближаться к губернатору все быстрее и быстрее, пока наконец очень метко и точно не бросили копья, упавшие к его ногам. Губернатор все это время стоял не шелохнувшись и не моргнув глазом наблюдал, как это грозное оружие ложится буквально на расстоянии трех сантиметров от его ног. Во время праздника я обнаружила среди африканцев несколько очень интересных типажей и написала их портреты.

Вернувшись в Исиоло, я возобновила прерванные зарисовки племени чака, живущего у подножия горы Кения. В том месте, где находился мой лагерь, только полоса леса отделяла меня от поросших вереском склонов и ледников. В один из дней отдыха, когда Джордж приехал навестить меня, мы решили посвятить часть времени прогулке на гору. Мы стали подниматься по заглохшей тропинке, проложенной обитателями миссии Чогория – самой старой из миссий этого района, известной своей пользующейся большой популярностью больницей. Мы вошли в чудесный лес, а через несколько часов дошли до бамбуковых зарослей и затем вышли на открытую местность, поросшую кустарником. Чем выше мы поднимались, тем разнообразнее становились цветы и птицы, а особый аромат, характерный для больших высот, опьянял. Тишина охватила нас, и мы шли все дальше и дальше. Наконец Джордж сказал, что пора возвращаться, но я увидела изумрудное высокогорное озеро и не могла побороть в себе желания дойти до него; там же виднелись красные, как рубины, цветы бессмертника, покоившиеся на серебристых листьях, и я просто не могла не сорвать их. Видя мое упорство, он поступил весьма разумно: чтобы вернуть меня к реальной жизни, пошел по направлению к дому. Некоторое время я продолжала идти вперед, но вдруг, сообразив, что осталась одна, почувствовала, как мой бурный восторг сменился страхом. Посмотрев на клонившееся к горизонту солнце, я поспешила назад и догнала Джорджа. Мы были удивлены, услышав в конце такого безоблачного дня раскаты грома. К тому времени, как приближавшаяся гроза разразилась, мы были уже в лесу, где очень быстро стемнело, и прошло совсем немного времени, как наступила ночь. Торопливо спускаясь вниз по склону, мы скоро потеряли из виду отметины, оставленные нами во время подъема, и, так как разглядеть что-либо было невозможно, нам оставалось только дожидаться рассвета.

Сидеть на траве было все равно что сидеть посреди сбегающего потока, и потому, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться, мы обрекли себя на мокрую, холодную и голодную ночь.

Вдруг Джордж вспомнил, как однажды, оказавшись в подобном положении, он разрезал резиновые подошвы своих сандалий на полосы и поджег их. Они горели как факелы, выполняя одновременно две задачи: обогревали и держали диких зверей на расстоянии. Теперь он предложил пожертвовать нашими сандалиями, и, хотя я знала, как трудно мне будет утром идти босой по неровной местности, я согласилась, поскольку не могла не признать, что сама виновата в постигшем нас испытании.

Время шло, а дождь все лил как из ведра, и по доносившимся до нас звукам мы поняли, что наши «факелы» скорее привлекают, чем отпугивают окруживших нас животных. Наши руки и ноги онемели после ночи, проведенной в полной неподвижности. Как только пробился первый луч света, дождь унялся и мы смогли продолжить свой путь.

Наша жизнь была очень разнообразной и интересуй, но в ней было также и много неустойчивого и беспокойного. Как будто специально для того, чтобы вывести меня из подавленного состояния, нам принесли недавно появившегося на свет горного дамана – животное, похожее на грызуна, хотя, по мнению зоологов, из-за особого строения ног и зубов ему скорее следует приписать родство со слоном. Я назвала зверька Пати, по имени знаменитой итальянской оперной певицы, потому что сначала думала, что это живущий на деревьях древесный даман – животное, ведущее ночной образ жизни и обладающее очень громким голосом. Однако оказалось, что это самка горного дамана – дневного и совсем не шумного животного. Она была совсем маленькой, когда попала к нам, и быстро приспособилась к нашей жизни. Пати никогда не приносила нам никаких хлопот, будучи очень чистоплотной от природы, и не было необходимости приучать ее к домашним условиям. Она сразу же научилась пользоваться сиденьем в туалете, которое, без сомнения, заменило ей скалу, необходимую для этой цели в естественных условиях. Она настолько привыкла к унитазу, что, когда мы отправились в путешествие, нам пришлось брать с собой импровизированное приспособление, иначе она отказывалась отправлять свои естественные нужды.

Как и все даманы, Пати была вегетарианкой, любившей бананы, пау-пау и манго, которые она часто воровала из моей тарелки. Но ее настоящей слабостью было спиртное, и, где бы ни находила бутылку, она переворачивала ее и вытаскивала пробку.

Пати сопровождала нас во всех наших переходах, сидя на моем плече, когда я ехала верхом. Она путешествовала с нами и по морю в дау [30]30
  Дау – одномачтовое каботажное судно. – Прим. перев.


[Закрыть], но больше всего Пати любила пешие походы на гору Кения.

В 1951 году Джордж получил сообщение о случаях браконьерства в районе водопадов Чандлера вверх по реке Эвасо-Мгиро. Эти водопады редко посещаются и добраться до них можно только по очень труднопроходимой тропе, пролегающей у самой реки, уровень воды в которой был в то время очень низким.

Мы сразу же двинулись в путь, и, когда проходили отложения известняка, я выкопала несколько ископаемых ракушек конической формы и отправила их в музей в Найроби. Местность здесь была плоской и почти лишенной растительности, только тень растущих небольшими группами акаций укрывала местных диких животных, включая слонов, зебр, сетчатых жирафов и буйволов.

Водопады были живописны даже во время сухого сезона; их вода стремительно падала с высоты тридцати метров. С трудом спустившись вниз по узкой тропе, мы вошли под естественный свод шириной почти три метра, длиной 800 метров и настолько высокий, что в нем можно было беспрепятственно передвигаться, выпрямившись во весь рост. В воде мы увидели нескольких крокодилов и ловушки, оставленные браконьерами.

Мы отошли совсем недалеко, как вдруг со стороны водопада послышался оглушительный рев и вода сразу же поднялась, покрывая дно пещеры. Боясь оказаться в западне, мы бросились назад.

Добравшись до водопадов, мы увидели страшную перемену: волны темно-красного цвета, высоко вздымавшие пену, с грохотом низвергались с высоты тридцати метров и увлекали за собой бревна и целые деревья. С каждой минутой положение становилось все серьезнее, и нам стало ясно, что, если мы не хотим погибнуть, нельзя терять ни секунды. Отыскивая ногами на ощупь малейший уступ и цепляясь за каждый выступ, за который можно было ухватиться, мы вытащили друг друга на скалу под сводом. Поразительно, на какие акробатические трюки способен человек, когда он смотрит в лицо смерти. Причиной такого наводнения, должно быть, были запоздалые дожди, разразившиеся в верховьях реки.

По пути домой мы узнали о небывалых случаях браконьерства в погоне за слоновой костью в Лорианском болоте, где засуха была такой жестокой, что и домашний скот, и дикие животные умирали от жажды, браконьеры пользовались их трагическим положением. Лорианское болото – около тринадцати километров в длину, питаемое рекой Эвасо-Нгиро, – слывет раем для слонов; оно находится в 240 километрах от Исиоло, среди пустынной местности, на полпути к Ваджиру. Когда Эвасо-Нгиро высыхает, тридцать пять колодцев Лориана служат единственными источниками воды на многие сотни километров вокруг. За последние недели засуха заставила тысячи сомалийцев совершать длинные переходы вместе со скотом, чтобы добраться до этих колодцев; многие из них настолько ослабли, что погибли в пути. Еще за много километров до Лорианского болота мы увидели, что пустыня усеяна разлагающимися трупами верблюдов, крупного рогатого скота, овец и коз, а когда приблизились к колодцам, смрад стал совершенно невыносимым и вызывал тошноту. Трупы животных валялись среди сухого тростника на потрескавшемся иле, и, хотя мы двигались очень осторожно, пытаясь их объехать, это оказалось невозможным.

После того как африканцы прошли огромное расстояние вместе со своим скотом, они были вынуждены еще ждать – и часто не одни день под палящим солнцем, – пока люди, пришедшие раньше, подпустят их к колодцам; дело осложнялось еще и тем, что с людьми за воду конкурировали слоны.

Особенно выделялся один из слонов – самец, обезумевший от жажды; он каждый вечер упорно ждал у последнего из тридцати пяти колодцев, где еще была вода. Глубина его равнялась десяти метрам. Сомалийцы стояли на лестнице один над другим, передавая наверх ведра с водой, которую наливали в колоды для скота. Как только вода оказывалась наверху, слон отнимал ее и преследовал людей, хватая их за влажные набедренные повязки. Трижды чуть не произошло несчастье, когда слон, топчась у колодца, засыпал землей стоявших в колодце людей, нетерпеливо требуя, чтобы они поторопились. Абди Огли, знаменитый вождь с необычайно твердым характером, предотвратил трагедию: он сочувствовал животным, но все-таки попросил Джорджа застрелить обезумевшего слона.

Ожидая его появления с наступлением темноты, мы шли не торопясь по высохшему речному руслу и обнаружили трех слонов и бок о бок с ними верблюда, увязших в затвердевающем иле, из которого они высасывали воду, пока он был еще влажным. Все слоны были уже мертвы, и только их головы торчали над илом. Верблюд был жив. Местные жители рассказали нам, что он погружался все глубже и глубже на протяжении последних тридцати шести дней. Не в состоянии защититься от грифов, он теперь открыл глаза, как бы прося пощады. Джордж пристрелил его.

Затем мы осмотрели пересохший илистый водоем, наполненный извивающимися или уже разлагающимися сомами, с которыми расправлялись цапли.

Возле колодца вместо обычной жизнерадостной болтовни сейчас царило зловещее молчание. Палящее солнце вызывало такую жажду, что все были еле живыми.

Вскоре после наступления сумерек, втягивая в себя воздух в поисках источника, появился слон и направился прямо к колодцу, топча по пути изнуренных африканцев. Едва он остановился, я подняла фонарь и Джордж застрелил слона.

Напряженная, гнетущая тишина теперь сменилась смехом и пением людей, сердечно благодаривших Джорджа.

В последующие дни мы помогали подвозить к колодцу вновь прибывших, чтобы избавить их от нескольких последних километров ходьбы. Однажды утром мы проснулись под ликующие крики: «Река пришла!» Вместе со всеми мы ринулись к Эвасо-Нгиро, ожидая услышать шум приближающейся воды, но вместо этого мы увидели лишь тоненькую струйку, медленно извивавшуюся на песке и заполнявшую все углубления и трещины. Сомалийцы, радуясь, стояли по берегам реки со своим скотом.

Мы уехали, надеясь, что теперь люди и скот находятся в безопасности. Но как мы ошиблись! Дожди разразились с такой невероятной силой, что вскоре Джордж получил послание с просьбой помочь переправить людям съестные припасы, поскольку теперь они были отрезаны озером шириной в шестнадцать километров и снова находились на волоске от смерти из-за отсутствия пищи. Грузовики, посланные с продуктами, увязли в грязи. Самолеты сбрасывали продовольствие, но большая часть его попадала в воду. Ослы и верблюды, нагруженные продуктами, вымокали до костей, и их груз пропитывался водой. Единственная надежда была на Джорджа, у которого имелась маленькая шлюпка.

Большая часть пути длиной в 240 километров была покрыта грязью, и нам с неимоверным трудом удалось добраться до озера. Но увы, здесь мы потерпели неудачу, так как нас было некому встретить на противоположной стороне, там, где только три недели тому назад мы видели африканцев, умиравших от жажды. Африка известна как континент контрастов; то, что мы испытали у Лорианского болота, было подтверждением этого.

На протяжении нескольких следующих месяцев я рисовала представителей племени западной части Кении, но из-за проливного дождя в моей палатке было мало света, я перенапрягла зрение и была вынуждена на время прекратить работу.

Когда мое зрение улучшилось, я отправилась в форт Виктория на границе Кении с Угандой, чтобы запечатлеть племя самья. Люди самья живут совсем рядом с большим болотом, где только недавно была истреблена муха цеце. Единственными европейцами в этом районе были миссионеры. Их миссия, где я пробыла одну ночь, более походила на мрачный форт, чем на мирный приют, и, лежа на тюфяке, набитом колючей соломой, я поняла, какую суровую жизнь ведут священники-аскеты.

Через месяц я сопровождала Джорджа в Мандеру, на границе с Эфиопией. В первое же утро пребывания там меня разбудил приглушенный звук деревянных колокольчиков, и я увидела вереницу верблюдов, силуэты которых вырисовывались на горизонте; они были связаны друг с другом и несли на спинах имущество своих владельцев. Наблюдая их шествие по этой пустынной стране, нетрудно было понять, почему верблюдов издавна называют «кораблями пустыни».

Местность здесь носила черты природной суровости, свойственной бескрайней песчаной равнине, на которой рос только скудный кустарник. Река Дауа служила естественной границей между Кенией и Эфиопией, кроме того она была источником жизни для местных жителей и их скота. Только здесь они могли утолить свою жажду.

Сюда пригоняли на водопой тысячи верблюдов принадлежавших сомалийскому племени дагодиа-масере. Несмотря на большое число крокодилов, верблюды стояли по колено в воде и, перекрывая блеяние овец, издавали громкие булькающие звуки.

Вдоль границы располагалось несколько форпостов: Эль-Роба, живописный наблюдательный пост, построенный на больших скалах, и внушительные форты Эль-Вак и Малка-Мари.

В реке Дауа мы, к своему удивлению, нашли редкую разновидность черепахи (род Trionyx) [31]31
  Род трехкоготных черепах. Вероятно, речь идет об африканском триониксе. – Прим. ред.


[Закрыть], которую мы видели также и на озере Рудольф; было принято считать, что она обитает только на озере Рудольф и в реке Нил. Длина ее от головы до хвоста равнялась приблизительно одному метру, шея длинная и тонкая, а треть панциря со стороны хвоста не такая твердая, как остальная его часть.

Находясь в этом районе, мы посетили несколько гробниц в Харанье и гробницу святого шейха Хабемура. Все гробницы были почти скрыты под полосками кожи, которые пилигримы привязывали к окружающим их кустам. Затем из северной Кении я отправилась на юг, чтобы зарисовать представителей племени тавета на границе с Танзанией.

Путешествие по Сахаре и возвращение в Кению

В соответствии с постановлением английского правительства должностные лица, находящиеся на службе в Африке, должны были иметь отпуск через определенные промежутки времени. Это правило особенно строго соблюдалось в отношении людей, работавших в тропиках. Джордж не выполнял его, и срок накопленных им отпусков достиг двух лет. В 1953 году ему фактически было приказано ехать в отпуск.

Чтобы перемена климата сказалась на нем не так резко, я предложила отправиться в Англию не самолетом, а пересечь Сахару на машине. Мы выехали в марте, несмотря на то, что близилось время песчаных бурь, когда этот район на целых шесть месяцев становился недоступным. Дабы не оказаться в пути «на мели», мы воспользовались договоренностью с французским посольством в Найроби и сделали в банк вклад, дающий путешественникам право получать бензин в различных встречающихся на их пути фортах. Эта договоренность предусматривала в случае необходимости также обеспечение нас необходимой помощью. Мы выбрали путь через Центральную Сахару, привлекавший нас больше, чем путь в восточном или западном направлении. У нас был прицеп для перевозки лагерного оборудования, и Джордж взял с собой огнестрельное оружие в надежде поохотиться на антилоп канн в районе озера Чад, а также на гривистых баранов и других животных, которые могли попасться по пути.

Когда мы пересекали границы Уганды, из-за этого оружия возникли затруднения. За пользование им требовалась уплата пошлины. Но если бы мы заплатили пошлину, то остались бы сами почти без денег. После бесконечного и бесплодного спора я расплакалась.

Рассердившись, Джордж тихонько толкнул меня, тут сердце таможенника смягчилось. Он запломбировал ружья и, взяв с нас обещание не пользоваться ими, разрешил нам увезти их с собой. Когда в дальнейшем на пограничных постах возникали какие-нибудь затруднения, Джордж снова толкал меня, но теперь он шептал при этом: «Начинай скорее плакать». Мои слезы действительно творили чудеса.

Мы проехали несколько сот километров по лесу Итури, плотная зеленая стена которого, тянущаяся вдоль дороги, чуть не довела меня до клаустрофобии [32]32
  Клаустрофобия – боязнь замкнутого пространства. – Прим. перев.


[Закрыть]. Одну ночь мы провели в гостях у д-ра Питмана и его жены – американцев, живших в уединенной гостинице для путешественников и обладавших сказочной коллекцией образцов старинной резьбы по дереву, собранных на западном побережье Африки. Они поселились там с целью изучения племени пигмеев.

Вместе с ними мы посетили деревню пигмеев, где нам удалось наблюдать, как эти маленькие люди выделывают для изготовления одежды лыко и затем, используя растительные краски, рисуют на нем интересные узоры. Мы также видели, как пигмеи охотятся. Мужчины стояли с отравленными стрелами наготове у сети, которая была растянута в лесу, а женщины при помощи колотушек загоняли в нее дичь. С раннего возраста мальчиков-пигмеев обучают меткой стрельбе; они становятся в круг, в середине которого находится юноша. У него в руках мяч, привязанный к шнуру. Он бросает его так, что мяч пролетает мимо мальчиков, а они в это время стреляют в него из лука. Пигмеи очень храбрый народ: мужчины отваживаются пройти прямо под туловищем слона, чтобы пронзить его сердце своими крошечными копьями. Однажды вечером мы услышали хор пигмеев; каждый участник пел только одну ноту в нужный момент, и таким образом создавалась мелодия. Я подумала, что даже гораздо более искушенные певцы вряд ли могли бы достичь такой превосходной согласованности без дирижера.

Миновав лес Итури, мы попали в царство кустарников, где увидели много своего рода пагод по колено высотой, причем некоторые из них насчитывали до семи ярусов. Это были постройки термитов, очевидно сооруженные ими так, чтобы их поверхность была максимальной и могла впитывать как можно больше влаги. Эти термитники твердые как камень, и их нередко используют для покрытия дорог.

В Форт-Крампель нам предложили взять молодого полосатого мангуста, и у нас не хватило духу отказаться, ибо Крампель, как мы его потом окрестили, признал нас с первого взгляда, перепрыгнув с руки своего бывшего владельца на мою и ясно давая этим понять, что отныне мы – его приемные родители. Мы никогда не сожалели о таком решении малыша Крампеля и очень его полюбили. Из Форт-Крампель наш путь лежал в Форт-Аршамбо, который находится на равном расстоянии от Атлантического и Индийского океанов. Здесь любые товары стоят дороже, чем в других местах, потому что все – от ниток до мебели – доставляется на самолете за большие деньги. Мы надеялись, что здесь Джордж сможет поохотиться на антилоп канн и попросили в Департаменте охоты порекомендовать нам белого охотника-профессионала. На следующий день у нас появился человек с чайником в руках, который, видимо, был единственным предметом его походной экипировки.

Наш путь лежал через Французскую Экваториальную Африку [33]33
  Политико-административное объединение французских владений в Экваториальной Африке в 1910–1958 годах. К 1958 году в ФЭА образовалось несколько независимых государств и территорий. – Прим. ред.


[Закрыть], и рекомендательные письма, данные мне Луисом Лики, в которых он просил старейшин племен разрешить мне фотографировать, сослужили мне немалую службу. Мы смогли увидеть глиняные хижины бутылкообразной формы, стены которых были красиво разрисованы, и живших между Кумрой и Лаи африканцев из племени ким, у которых были живописные прически и великолепные украшения. Мне даже удалось сфотографировать близ Кембе нескольких девушек племени банда в костюмах, предназначенных для обрядов празднования.

Когда мы достигли Французского Камеруна [34]34
  Подопечная территория под управлением Франции, так называемый Восточный Камерун. В 1960 году провозглашен независимым государством. В 1961 году вместе с Южным Конго образовал Федеративную Республику Конго. В 1972 году Федеративная Республика Конго преобразована в Объединенную Республику Конго. – Прим. ред.


[Закрыть], мы увидели глиняные хижины, принадлежавшие геэзам, построенные на вершине высоких холмов и хорошо скрытые от постороннего взора валунами. Этот народ, так же как и мофоусы, живущие между Мери и Мора, – прекрасные ткачи. Как и в Кении, здесь ткачеством занимаются только в районах, расположенных к северу от экватора, и преимущественно мужчины, пользующиеся примитивными ткацкими станками. Они ткут полосы материи шириной около пяти сантиметров, которые потом сшиваются в свободные одежды, спускающиеся до колен. Члены племени подоко, близ Моро – мастера гончарного производства. Их гончарные изделия по высоте доходят человеку до плеча и напоминают изделия племени хауса в Нигере. При содействии местных эмиров мне удалось сфотографировать женщин племен фулани, хауса и мадара и женщин племен болева и канури. У всех этих женщин были сложные, тщательно продуманные прически, которые мне очень хотелось запечатлеть. Все это вызывало особенный интерес, так как людей, одевающихся в традиционные одежды, становилось со временем все меньше и меньше.

Эмир Мохаммед из Хики был чрезвычайно любезен, он даже сам позировал мне, чтобы успокоить людей, которые с подозрением относились к фотоаппарату. К нашему огорчению, Крампель вдруг сильно заболел, и мы отправились в город Кано к ветеринару, но он не смог спасти маленького мангуста.

Кано знаменит своими красками индиго и древними городскими стенами. На рынке Кано есть глубокие круглые колодцы, в которых полощут окрашенные хлопчатобумажные ткани. Пока мы были там, я купила себе одежду, которую местные жители носят в условиях пустыни. Она была сделана из хлопчатобумажной ткани с отверстием посередине, в которое просовывалась голова, в то время как остальной материал свободно падал с плеч до самых ног. В то время мне казалось, что в этом наряде я выгляжу смешно, но в настоящее время оно вполне сошло бы за модное платье.

Во время дальнейшего нашего путешествия мы ехали по плоской равнине. Единственное, что на ней было, – это однообразный кустарник, который ветер заставлял выделывать необычайно причудливые движения, и нам казалось, что он исполняет какой-то дьявольский танец.

В Алжире близ Геззамира и в Геззаме мы видели много доисторических наскальных изображений антилоп и жирафов, которые могут служить доказательством существования здесь, в пустыне, когда-то богатой растительности.

Однажды, когда мы завтракали среди обширной песчаной равнины, лишенной каких-либо возвышенностей, откуда-то вдруг появился рябок [35]35
  Рябок – птица размером с некрупного голубя. Обитатель открытых сухих ландшафтов – пустынь и полупустынь. – Прим. ред.


[Закрыть]и направился к единственному прохладному месту – в тень нашей машины. Здесь он упал в изнеможении. Я положила его к себе на колени, обрызгала водой и, приоткрыв клюв, смочила ему горлышко, но он все еще казался совершенно безжизненным. Когда мы снова двинулись в путь, я продолжала держать рябка на коленях с расправленными крыльями, чтобы ему было прохладнее. Через некоторое время он открыл глаза, вздрогнул и взлетел, уносясь обратно в пустыню.

Во время одной из следующих остановок, когда мы сидели за завтраком, из-за скалы появился туарег [36]36
  Туареги представляют собой южную группу берберских кочевых племен. – Прим. ред.


[Закрыть]. У него была благородная внешность. Он сидел на прекрасном белом и, очевидно, чистокровном верблюде. Лицо ездока было закрыто характерной для жителей тех мест тканью цвета индиго, но его осанка была внушительна. Когда мы молча поприветствовали друг друга, он сошел с верблюда и угостил нас верблюжьим молоком в медной чаше, украшенной чеканкой. Мы же могли предложить ему взамен только консервы. Во время разговора язык мало помогал нам, хотя мы чувствовали, что между нами установился полный контакт. Через некоторое время туарег покинул нас канув в неизвестность.

Некоторое время спустя мы миновали шатры, принадлежавшие кочующим туарегам. Нас пригласили посетить некоторые из них, и я была поражена, увидев среди скудных предметов домашнего обихода деревянные сундуки, набитые серебром. Лица всех туарегов, за исключением детей, были закрыты. Их одежда цвета индиго резко контрастировала с красными, желтыми и зелеными холмами, ведущими к нагорью Ахаггар, которое было темно-красного цвета. Горный массив, подвергнувшийся процессам эрозии, по форме напоминал колонны, упирающиеся в небеса.

До сих пор сыпучие пески почти не доставляли нам неприятностей, если не считать некоторой потери времени, когда мы их объезжали. Но здесь эти объезды стали настолько частыми, что нам пришлось надеть гибкие, скрепленные металлической цепью валки на передние колеса, чтобы обеспечить сцепление. Вода тоже не была проблемой, если не считать того, что часто требовалась веревка вдвое длиннее, чем было указано в путеводителе, чтобы вытащить ее из колодца. До сих пор ничто в нашем путешествии не вызывало тревоги, но с началом жаркого сезона и песчаных бурь условия поездки ухудшились. Гнетущее впечатление производили тысячи мертвых перелетных птиц, покрывающих пустыню, у которых глаза и клювы были забиты песком. Только сейчас я осознала, как много перелетных птиц гибнет во время миграции. Был один момент, когда мы не на шутку испугались. Одна деталь нашего двигателя сломалась и требовала сварки. Джордж попытался произвести временный ремонт, по безуспешно, и мы застряли на ночь, а за это время движущийся песок покрыл наш лагерь слоем до десяти сантиметров. Пережив настигшую нас маленькую песчаную бурю, мы поняли, как мудро поступают власти, запрещая въезд в Сахару на протяжении тех шести месяцев, когда там властвуют такие бури.

Нас выручило то, что утром неожиданно появилось три лендровера; это были первые машины, встреченные нами за все время путешествия по пустыне.

Они принадлежали одному американцу, ведущему разведку нефти, и, к счастью, у их хозяев нашлась необходимая нам деталь.

По мере нашего продвижения на север местность становилась все более скалистой. Наконец мы достигли форта берберов в Эль-Голеа. Неподалеку было четыре города: Гардая, Эль-Атёф, Бени-Исгене и Бу-Нуара, – скрытых песчаными холмами. Казалось, что в этом месте время остановилось несколько столетий назад. Люди этих городов жили настолько замкнуто, что не посещали друг друга, и, конечно, никому из иностранцев не было доступа ни в один из них. Убедить берберов, что я приехала как друг, было очень трудно, но мне все же удалось это сделать, и они разрешали мне фотографировать их.