Текст книги "Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?"

Автор книги: Джорджетт Хейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 13

Инспектор не преувеличивал: весь дом на Чарлз-стрит был охвачен беспокойством. Синтия ослушалась мать и провела предыдущий вечер с лордом Гизборо в ночном клубе. Вернувшись домой только под утро, она отправилась в кровать, даже не позаботившись смыть с лица краску. Мамаша, выплыв из своей спальни в бархатном халате до полу, издала недовольный возглас. Синтия, с трудом ворочая языком, заявила, что не допустит, чтобы за ней шпионили, и скрылась в своей комнате, хлопнув дверью.

В девять часов ее разбудила младшая горничная, явившаяся с полным подносом и этим вызвавшая у нее приступ истерики.

– Оставьте меня в покое! – велела Синтия. – Уберите мерзкий поднос! Ничего не хочу!

– Синтия, дорогая, выпей хотя бы немного кофе! – вмешалась миссис Хаддингтон, оказавшаяся тут как тут. – Тебе станет лучше. Пора вставать. Мисс Спеннимор придет для примерки платья. Поставьте поднос на стол, Мэри!

– К черту мисс Спеннимор! – крикнула Синтия. – Если это твое старое платье, я не стану его носить, мама!

Миссис Хаддингтон налила в чашку кофе, добавила сахару и протянула ей.

– Сядь и выпей! – распорядилась она. – Давай же, детка, порадуй мамочку!

Синтия нехотя села.

– Ну, ладно… Где молоко?

– Не надо молока, – мрачновато ответила миссис Хаддингтон. – Что ты вчера пила, Синтия?

– Конечно, шампанское. Ланс пригласил меня в…

– Синтия, говорила я тебе: никуда с ним не ходи! Теперь я вижу, что была права. Ты слишком много выпила, милая. Я не осуждаю тебя, но учти, ни из-за чего мужчина так не теряет облик, как от перепившей девушки! И потом, если бы тебя увидели в таком состоянии, например, Петуорты, то больше они тебя к себе на прием не пригласили бы. Я хочу, чтобы ты перестала встречаться с Лансом. Титулы – еще не все, а даже если бы на них свет клином сошелся…

Синтия повела плечиком:

– Можно подумать, мне есть дело до какого-то дурацкого титула! Он мне нравится, понимаешь? Он не всегда пытается меня воспитывать – не считая, конечно, этого его идиотского коммунизма, но тут я всегда могу заткнуть ему рот. Ланс на все готов, чтобы сделать мне приятное! Даже повез меня вчера вечером во «Фринтон»! – Она вдруг хихикнула. – Разве он не душка, мамочка? Когда я туда попросилась, Ланс сначала перетрухнул, но потом проявил такую властность, я даже загляделась! Там находились эти несносные Кенелм Гизборо с супругой со всей своей пыжащейся братией, но Ланс и перед Кенелмом не сплоховал. Как ни тошно было Кенелму, пришлось ему признать Ланса за своего. Забавно! Мы с Лансом долго хохотали, не могли остановиться.

Это занимательное изложение приключений ненаглядной дочери укротило миссис Хаддингтон. Видя, что мать помалкивает, Синтия добавила:

– Если заставить Ланса забыть про миллионы голодающих – а у тебя это отлично получается! – то он становится таким милым, что словами не опишешь. Конечно, он далеко не так хорош собой, как Тимоти, но Тимоти не посмеет проникнуть в клуб, в котором не состоит, да и потом, Тимоти нужна не я…

При всей практичности миссис Хаддингтон имелось слабое место и у нее: она никак не могла допустить, чтобы мужчина, любующийся ее дочерью, оглядывался на других женщин.

– Чепуха! – воскликнула она. – Если ему нужна не ты, то зачем он сюда ходит? Ты забыла, что вчера днем я застала тебя чуть ли не у него в объятиях?

– В нем бездна сочувствия, что верно, то верно, – согласилась Синтия, осторожно кусая тонкий тост. – Но какая же ты ненаблюдательная, мамочка! Тимоти без ума от Бьюлы Бертли! Не утверждаю, что не могла бы отбить его, если бы захотела, потому что этой Бертли со мной не тягаться! Но я уверена: именно Ланс – то, что мне нужно.

В памяти миссис Хаддингтон теснились неприятные воспоминания.

– Расчетливая негодница! – поморщилась она. – Ничего, скоро я с ней разберусь! Не обращай на нее внимания, деточка! Ни один мужчина даже не взглянет на нее, когда рядом ты. Не сомневаюсь, что она старается приманить его, но скоро я положу этому конец!

– Да ладно, мне безразлично! – сказала Синтия, утонув в огромных кружевных подушках. – Не нужен он мне. Я предпочитаю Ланса. И потом, ты здесь бессильна. Вчера она ужинала с ним в «Арманд». Там была Мойра, она их видела.

– Ах, так? – протянула миссис Хаддингтон и плотно сжала и без того тонкие губы. Посмотрев на дочь сверху вниз, она, поколебавшись, произнесла с деланой небрежностью: – Ничего страшного! А теперь вставай, милая, и ступай в мой будуар, мисс Спеннимур примерит на тебя платье.

Эта нехитрая просьба вызвала небольшой взрыв. Синтия, вздумавшая щедро оросить себя духами из резного флакона, разбила его при попытке вставить в держатель. Зато эта неловкость, спровоцированная приступом негодования, побудила ее наконец встать, поскольку даже она не могла долго находиться в комнате, пропитанной ароматами «Аравии». Сантия спустилась в будуар, к терпеливо дожидавшейся ее мисс Спеннимур.

Там она позволила себя раздеть, после чего ей было надето через голову старое шерстяное платье матери.

– Ну и вид у меня в черном! – закапризничала Сантия. – И потом, оно мне не по фигуре.

– Это лишь для похорон, деточка, – успокоила миссис Хаддингтон. – Постой спокойно, позволь мисс Спеннимур разобраться, что можно сделать. Только не на одной ноге!

– Мама, какие еще похороны? – взвыла Синтия. – Не пойду, и все! Зачем мне этот мрак? Знаю, Дэн не настаивал бы на моем присутствии. Господи, в этой гадкой тряпке я сгнию заживо! Снимите ее с меня!

Мисс Спеннимур снисходительно поцокала языком и сказала:

– Моя дорогая, что вы такое говорите? А я как раз подумала: как это идет мисс Хаддингтон! Блондинкам лучше всего подходит черное. Подождите, то ли еще будет, когда я над ним поколдую! Вы получите выдающийся наряд! Вот заколю в паре мест булавками, и вы удивитесь… Сама я к похоронам неравнодушна, но о вкусах не спорят. Иное дело – свадьбы. Когда мне охота пролить слезу, я иду посмотреть на пышное венчание в нашей церкви Святой Маргариты. А похороны… Никакого сравнения! Поневоле задумаешься, конечно, когда гроб предают земле, но если разобраться, то девять шансов из десяти, что произошло счастливое избавление. Взять хоть мою бедную мамашу, когда умер папаша. Как все изменилось, стоило вынести гроб из дома! Похороны папаши больше смахивали на пирушку. Как мы ликовали! Матушка полночи не спала, потчевала гостей, все отплясывала. В этот раз, ясное дело, все иначе, в доме нет гроба, но я уверена, что достойному джентльмену устроят пышные похороны!

Не обращая внимания на эти искренние утешения, Синтия сказала:

– Мамочка, если Ланс увидит меня в этом платье, его хватит кондрашка!

– Дитя мое, на твоем месте я бы не следовала за представлениями этого молодого человека о приличиях.

– Золотые слова! – поспешила прогнусавить мисс Спеннимур, вынимая изо рта булавки. – Вы уж на меня не серчайте, я знаю, на кого вы намекаете. Как давеча говорила вам, миссис Хаддингтон, я хорошо знала его мать, бедняжку Моди Страттон. Уж если кто… Неудивительно, что она окрестила своего сынка Ланселотом! Начиталась стишков о каком-то Ланселоте, которые ей подсунул Хилари, вот и начудила. Хотя как это у нее вышло, ума не приложу, ведь что смог вымолвить этот тип в поэме, когда увидел девушку, неподвижно лежавшую в лодке? Только что она пригожа лицом. Все это очень мило, и сам он был хорош собой, шлем и все прочее, да еще верхом – ведь, согласитесь, лошадь облагораживает мужчину. Я всегда так думаю, когда нахожу время заглянуть в Гайд-парк – позволяю себе порой подобное баловство… И все же внешность – еще не все, и я нахожу противоестественным обмирать от человека, который только песенки распевать горазд – а тот Ланселот, как я поняла, на одно это и был способен. Обхохочешься! Но Моди взяла и нарекла своего малыша Ланселотом! Она с самого начала не сомневалась, что родится мальчик, сколько я ее ни пугала, что не надо дразнить Провидение. И кто оказался прав? Я! Кого Моди произвела на свет? Двойняшек!!

Миссис Хаддингтон, молча внимавшая этим воспоминаниям, посмотрела на мисс Спеннимур. Впоследствии маленькая портниха назвала происшедшее «взглядом».

Мисс Спеннимур ужасно смутилась, закашлялась и пролепетала:

– Что-то я замешкалась…

От волнения она даже всадила в нежную Синтию булавку. Когда чувствительную девицу удалось наконец успокоить, мисс Спеннимур давно думать забыла о лорде Гизборо и его романтичных предках и продолжила работу в почтительном молчании.

Едва она удалилась в свою рабочую каморку на третьем этаже, как в будуар вошла Бьюла, чтобы предъявить хозяйке счета за прошедшую неделю.

– Оставьте, я все сверю с книгами, – произнесла миссис Хаддингтон, прищурившись.

Бьюла вспыхнула:

– Разумеется. Вот они!

– Ступай, милая, – обратилась миссис Хаддингтон к дочери совсем другим тоном. – На твоем месте я бы здесь не задерживалась. Позвонила бы Бетти, может, она захочет прогуляться с тобой в парке, а потом пообедать с нами? Было бы чудесно, верно?

– Было бы ужасно! – заявила Синтия. – Лучше я пойду лягу. Мерзкое самочувствие!

После этого изящного признания она покинула будуар, не позаботившись затворить за собой дверь. Миссис Хаддингтон села за письменный стол и протянула руку за бумагами. Бьюла молча положила перед ней стопку счетов, бухгалтерские книги и собственную выписку.

– Кажется, вы верно подвели сумму, – после паузы промолвила миссис Хаддингтон.

– Неужели? А я думала, что мне удалось утаить целых полпенни, – съязвила Бьюла.

– Советую воздержаться от дерзостей, девочка моя. В этом доме такое не пройдет. – Миссис Хаддингтон достала из ящика стола чековую книжку и обмакнула ручку в чернила. – И вот еще что. Как мне известно, вчера вечером вы ужинали в «Арманд» с мистером Хартом.

– Что дальше?

Перо продолжило медленное движение по чеку.

– Полагаю, излишне спрашивать, знаком ли мистер Харт с вашей не совсем обычной историей?

С щек Бьюлы пропал румянец, сменившись мертвенной белизной.

– Не знаю, какое отношение это имеет к вам, – прошептала она.

– Самое непосредственное. Мистер Харт познакомился с вами под моей крышей, и совесть требует, чтобы я предостерегла его.

Бьюла схватилась за край каминной полки.

– Замысел понятен, – заговорила она, ловя ртом воздух. – Шарахнувшись от меня в отвращении, Тимоти угодил бы прямиком в объятия вашей дочери! Только, боюсь, этому не бывать: ему не по вкусу безмозглые блондинки. – Спохватившись, она добавила: – Простите, напрасно я это сказала!

Миссис Хаддингтон поставила на чеке кляксу, после чего повернулась в кресле и оглядела Бьюлу с головы до ног.

– Вы действительно намереваетесь женить на себе этого молодого человека? Забавно! Что-то мне подсказывает, что Харты не ищут невест в Холлоуэй[2]2
  Большая женская тюрьма в Лондоне.


[Закрыть]. Что ж, поглядим!

Бьюла сняла руку с каминной полки и шагнула к хозяйке:

– Что бы вы ни предприняли, он не женится на Синтии!

– Мисс Синтии, – поправила ее миссис Хаддингтон вкрадчивым голосом.

– Да будем вам! Если на то пошло, моя семья гораздо благороднее вашей. Вы специально выводите меня из себя, но напрасно! Я не отбивала Тимоти Харта у вашей дочери, он никогда всерьез о ней не думал. Ну, выйду я за него, вам-то что за забота? На ее руку найдутся десятки претендентов. Почему бы вам не оставить в покое меня и того единственного, кто меня предпочел? Я намерена выйти за него замуж не из-за его состояния и происхождения, не из-за того, что он унаследует титул баронета. Я люблю его! Думаете, вы мне помешаете? Не заблуждайтесь! Я уже не прежняя святая невинность, так что лучше выбросьте это из головы. Я столько месяцев терпела ваши нападки, потому что меня устраивала работа, однако вторжения в свою личную жизнь не потерплю! Если меня принудить, я на все пойду! Если Тимоти не будет со мной, то остальное мне безразлично. Я вас предупредила.

Из двери раздалось осторожное покашливание Фримби.

– Прошу прощения, мадам, я думал застать здесь мисс Синтию. Ее просит к телефону лорд Гизборо.

Бьюла, закусив губу, сердито сверкнула на него глазами.

– Вот чек, мисс Бертли, – холодно произнесла миссис Хаддингтон. – Будьте любезны завтра утром, до прихода на работу, оплатить счета. А сейчас спуститесь к миссис Фостон и выясните, какие покупки необходимы к завтрашнему дню. Мисс Синтия отдыхает, Фримби. Я поговорю с лордом Гизборо сама.

Пересказывая позднее данный любопытный эпизод своей коллеге экономке, Фримби был взволнован:

– Помяните мои слова, миссис Фостон, эта молодая женщина совсем не такая, какой кажется. Не зря я с самого начала относился к ней с подозрением.

– Что ж, – промолвила миссис Фостон, добродушная, как полагается толстушкам, – чему бывать, тому не миновать. Мне жаль девушку, мистер Фримби, но мой девиз – «следуй своему долгу». Я останусь тут до конца сезона, как я обещала миссис Хаддингтон, но ни минутой больше! Здесь все не так, как я привыкла, святая правда! Только наступили такие времена, что в лучших домах увольняют прислугу… – Она покачала головой. – Сами знаете, мистер Фримби!

– Да, – вздохнул дворецкий. – Куда катится мир?

– Вот, например, разговоры про рабочих, – продолжила миссис Фостон, тщательно исследуя и снова складывая чайную скатерть. – Можно подумать, люди трудятся только на заводах и верфях. Никто не заботится о таких, как мы с вами или, скажем, мой брат, вынужденный наниматься садовником поденно, потому что никто больше не может держать старшего садовника, а ведь раньше ему подчинялись четверо! Устала я от всего этого, мистер Фримби!

– А еще говорят, прогресс…

– Он самый! Это когда любая девчонка, подготовленная хуже моей канарейки, требует столько же, сколько обученная горничная, начинавшая с самых низов. Делать меньше, загребать больше! Вот чего нынче всем подавай. И ведь добиваются, вот жалость-то! Нет на них никакого моего терпения!

Тут Фримби, понявший, что коллега оседлала своего любимого конька, счел за благо удалиться, вынудив миссис Фостон договаривать свой содержательный монолог в пустоту.

Слуги миссис Хаддингтон, за исключением миссис Фостон, предпочитавшей отмалчиваться, и повара Гастона, высокомерно безразличного ко всему за пределами его кухонной епархии, дружно заявляли, что не привыкли к убийствам. Старшая горничная, набравшись сил после говяжьего бульона, уведомила свою помощницу, принесшую ей в постель этот эликсир, что трупы задушенных имеют неприятный вид, а горничная, прислуживавшая за столом и подумывавшая об увольнении, утверждала, будто убийство Сэтона-Кэрью повлияло на ее душевное равновесие. Кухонная служанка, сирота, сказала, что ее тетушка не желает, чтобы племянница задерживалась в доме, где происходят столь противоестественные события. Она, без сомнения, последовала бы примеру горничной из столовой, если бы не ее страх перед поваром Гастоном и не опасение увольняться без его согласия. Сам Гастон заявлял с галльским пылом, что происходящее наверху нисколько не затрагивает ни его, ни ее, неразумную и безгласную. Он полностью подавлял своим красноречием послушную Марджи, остальной же персонал, не одобряя его расхлябанную жизненную позицию, считал, что французу позволено и не такое.

Как ни сильно покоробило убийство тонкие чувства слуг, трудно было отрицать, что оно их немало взбудоражило, а то и обрадовало. Мало того что преступление служило темой для бесконечных пересудов. Менее опытные друзья и родственники теперь проявляли к ним больше интереса, и это само по себе становилось причиной для гордости. Дошло до того, что младшая горничная оправдалась волнением из-за убийства, разбив утренний заварной чайник миссис Хаддингтон и забыв закрыть в ее ванной комнате занавеску. Эльзи, после постельного режима, утверждала, будто намерение Гранта допросить ее ставит под вопрос выздоровление после гриппа, хотя его визит добавлял ей значимости, и она ни за что на свете не отказалась бы удовлетворить любопытство инспектора. Фримби, подслушавший из своей каморки короткий телефонный разговор хозяйки с лордом Гизборо, внимал всем их утверждениям с видом исключительной осведомленности и ронял полные тайного смысла реплики, не зная, что еще Гамлет предостерегал своих друзей против подобных оплошностей.

В целом денек для персонала выдался стоящий, а тут и визит доктора Уэструтера, исполненный неясного мрачного значения. Напрасно чуждая возвышенности экономка напоминала, что врач наведывается в дом не впервые. Факт, что он на целый час заперся с миссис Хаддингтон, предоставил пищу для догадок. Как мудро заметила мисс Мапперли, если хозяйке требовался лишь рецепт успокоительного средства для расшатавшихся нервов, то на это ушло бы, по самым щедрым ожиданиям, не более двадцати минут. Вскоре за врачом пожаловал инспектор, и хотя его спуск на нижний этаж прогнал перепуганную кухонную служанку в судомойню, всем остальным он пришелся по сердцу. Во-первых, комната слуг резко выросла в значимости, а во-вторых, он вовсе не чурался тамошних собеседников, с похвалами и благодарностями пил предложенный чай и запросто болтал со всеми, вплоть до уборщицы, помогавшей кухонной служанке. В общем, инспектор покорил всех, и даже его певучая речь, сначала показавшаяся смешной, позднее добавила ему шарма. В комнате для слуг расстелили чайную скатерть, и миссис Фостон настолько расщедрилась, что достала из буфета банку с медом, который считала особенным шотландским лакомством. Добавочное восхищение инспектор вызвал тактичностью, с какой он загладил допущенную младшей горничной оплошность: та вслух прочитала надпись на наклейке, согласно ей, в банке находился отборный цветочный мед, продукт безоговорочно английского происхождения. Элзи, с трудом спустившаяся вниз с твердым намерением предстать триумфаторшей после изматывающего допроса, поведала, что завтра состоится дознание по случаю смерти бедного Сэтона-Кэрью. Задать вопрос о сроках дознания никто больше не удосужился, и хотя все были признательны храброй Эльзи за дату и место события, ни эти откровения, ни даже хрупкое состояние ее здоровья не помешали мисс Мапперли посоветовать ей не изображать Мату Хари.

Сразу после ухода инспектора сенсацию произвел приход Сидни Баттеруика. Само по себе это никого не взволновало бы, но пикантности визиту придало сообщенное горничной из столовой обстоятельство, что раньше он звонил миссис Хаддингтон и просил разговора, а на просьбу оставить сообщение ответил, что никакого сообщения оставлять не станет, и бросил трубку. Не располагая инструкцией не впускать Баттеруика, Фримби проводил его наверх, в гостиную, где миссис Хаддингтон, за полчаса до того закончившая чаепитие, пыталась убедить дочь, что идти вечером на прием с коктейлями ей было бы совершенно неприлично. Синтия уведомила мать, что любая попытка ограничить свободу сведет ее с ума, когда в комнате появился Баттеруик, тоже в лихорадочном состоянии. Пренебрегая приличиями, он заговорил прежде, чем Фримби успел доложить о нем:

– У меня к вам разговор, миссис Хаддингтон!

Никогда еще Фримби так не хотелось найти предлог, чтобы задержаться. Но такового не существовало. Чайный столик вынесли. По случаю тусклого февральского денька он сам в четыре часа задернул во всех гостиных шторы. В камине ярко горел огонь. Не нашлось даже полной пепельницы. Дворецкий был вынужден удалиться на лестничную площадку, а оттуда через две минуты к себе, поскольку Синтия, используя возможность ускользнуть от материнской опеки, вышла из гостиной и сильно удивилась, застав перед дверью его. Он смог поведать миссис Фостон совсем немного: Баттеруик спросил миссис Хаддингтон, зачем та, черт возьми, наврала про него полицейским. Она ледяным тоном ответила, что не понимает его, а он в ответ закричал: «Вы все отлично понимаете! Хотелось бы мне знать, зачем вы бросаете на меня тень подозрения, будто я виновен в смерти Дэна!»

Через четверть часа – Баттеруик еще не выходил от миссис Хаддингтон – Фримби открыл дверь новому посетителю – лорду Гизборо. Утром дворецкий слышал разговор миссис Хаддингтон с ним по телефону и ждал его прихода. Лорд Гизборо звонил с целью предложить Синтии провести вместе еще один вечер, на что миссис Хаддингтон ответила, что ей самой срочно нужно с ним поговорить и она будет рада, если он найдет возможность заглянуть к ней во второй половине дня. Миссис Фостон заметила, что мадам давно пора научить его светлость уму-разуму, а мисс Мапперли уточнила, что старая-то устроит ему взбучку за то, что он задерживает мисс Синтию допоздна.

Поскольку лорд Гизборо был без шляпы, черная шевелюра растрепалась сильнее обычного, но это, похоже, волновало его не сильнее, чем отсутствие перчаток и трости. Он отверг попытку Фримби помочь ему снять пальто и прочитал ему краткую лекцию на предмет всеобщего равенства, что заставило дворецкого сильнее его презирать. Он зашел еще дальше и попросил Фримби не докладывать о нем хозяйке, но это возмутительное предложение дворецкий отмел и стал молча подниматься по лестнице, опередив его светлость.

В этот момент дверь на лестничной площадке над ними открылась, и стал слышен голос Баттеруика, заверявшего миссис Хаддингтон, что ничто теперь не принудит его появиться в ее доме. После этого он ринулся вниз по лестнице и чуть не врезался во Фримби. Обругав дворецкого, он увидел лорда Гизборо, занесшего ногу на первую ступеньку, покраснел, смущенно пробормотал извинение и кинулся мимо него в холл. Фримби, немного поколебавшись, завершил величественное восхождение, распахнул дверь в гостиную и объявил о приходе его светлости.

– А, лорд Гизборо! Рада, что вы смогли уделить мне несколько минут, – проговорила миссис Хаддингтон, вставая с дивана и протягивая ему руку.

Было ясно, что визит обойдется без драм, поэтому Фримби удалился, готовый при необходимости подать Баттеруику пальто. Однако внизу он его уже не застал. О Баттеруике напоминала лишь ротанговая тросточка, которую он, видимо, забыл от волнения. Фримби спустился в свою комнату и устроился поудобнее, чтобы погрузиться в чтение вечерней газеты. Не позднее чем через полчаса его потревожил сильный хлопок входной двери, от которого содрогнулся весь дом. Позвонили из гостиной. Фримби встал с кресла, привел в порядок волосы и галстук и поднялся на второй этаж. Он не торопился, поскольку был грузным мужчиной, к тому же берег свое достоинство. В пути услышал голос хозяйки, спрашивавшей, не собирается ли он потратить целый день на то, чтобы явиться на звонок. Не дав ему времени на ответ, она продолжила самым едким тоном, какой только имелся у нее в запасе:

– Лорд Гизборо изволил нас покинуть. Имейте в виду, впредь для его светлости меня нет дома! Когда бы он ни позвонил, отвечайте, что ни я, ни мисс Синтия к телефону не подойдем. Вы хорошо меня поняли?

Дворецкий был далек от понимания того, что вызвало столь стремительную перемену, однако ответил с поклоном:

– Конечно, мадам.

– И передайте мисс Бертли, что я хочу ее видеть, прежде чем она уйдет.

– Мадам, мисс Бертли ушла четверть часа назад, в шесть часов, – доложил Фримби.

– Все эти профсоюзы с их правилами! – фыркнула миссис Хаддингтон и неприязненно усмехнулась. – Что ж, прекрасно! Можете нести в верхнюю гостиную коктейли.

Фримби опять поклонился, борясь с желанием заметить, что он и так намеревался принести коктейли, и если хозяйке захотелось коктейлей за полчаса до положенного времени, то она их получит, а свои неизбежные при этом соображения он оставит при себе.

– А еще, – крикнула миссис Хаддингтон, – я потеряла свою бриллиантовую брошь!

Дворецкий расправил плечи:

– Неужели, мадам? Крайне опечален и могу вас заверить…

– Я не обвиняю вас в воровстве! Застежка разболталась и, наверное, расстегнулась. Я просто сообщаю вам, что она где-то в доме и должна найтись при утренней уборке.

– Непременно, мадам. Я сам поставлю в известность служанок, – промолвил Фримби, готовясь к спуску.

Когда он принес поднос с коктейлями в гостиную, там было пусто. Пока Фримби поправлял подушки и приводил в порядок камин, с третьего этажа спустилась миссис Хаддингтон. Ее лоб был нахмурен.

– Не знаете, мисс Синтия ушла?

– Не могу сказать, мадам.

– Она не просила вас вызвать такси?

– Нет, мадам. Я не видел мисс Синтию.

– Что ж, видимо, сидит в будуаре, – продолжила миссис Хаддингтон.

В спальне дочери она заметила признаки быстрого переодевания и хотя не исключала, что Синтия всего лишь переоделась в вечернее платье, подходящее для дома, считала более вероятным, что дочь сбежала в новом смелом наряде на запретный прием.

В будуаре было темно. Миссис Хаддингтон закрыла дверь и, видя, что Фримби спустился следом за ней, произнесла:

– Мисс Синтия ушла. Сообщите Гастону, что к ужину я ее не жду, если она не вернется до восьми часов. Боже правый, кто там опять?

– Сказать, что вас нет дома, мадам? – осведомился Фримби, готовясь спуститься в холл и открыть дверь.

– Да. То есть нет! Если это леди Нест, сэр Родерик, мистер Харт, кто-либо еще, я их приму. – И она отошла в сторону, чтобы из двери ее не было видно.

Гость не принадлежал к перечисленным персонам. Однако миссис Хаддингтон, услышав с лестничной площадки ровный голос Годфри Паултона, вышла на свет и промолвила светским тоном:

– Мистер Паултон! Приятный сюрприз! Я как раз говорила дворецкому, что никого не приму, но вы – всегда желанный гость! Дорогая леди Нест не с вами?

Паултон отдал Фримби перчатки и шарф и ответил, задрав голову:

– Добрый вечер, миссис Хаддингтон! Нет, супруга не со мной. Буду очень признателен, если вы уделите мне несколько минут.

– Разумеется! – сказала она, не переставая улыбаться. – Надеюсь, вы не принесли дурных вестей о ней?

Он двинулся к ней вверх по ступенькам. Не ответив на вопрос, он сказал:

– Мы можем побеседовать наедине? Надеюсь, я вас долго не задержу.

Миссис Хаддингтон открыла дверь в будуар.

– Вы меня встревожили, мистер Паултон! Входите! Здесь нас никто не потревожит. Знаете, я весь день беспокоюсь за леди Нест. Так на нее не похоже – даже мне не позвонить!

Он проследовал за ней в комнату и закрыл дверь. Фримби вернулся вниз, где, встретив мисс Мапперли, сообщил, что назревает нечто необычное.

– У мистера Паултона нет привычки сюда заглядывать, – заявил он. – Судя по его виду, он пришел не от нечего делать.

– Не удивительно, – покачала головой мисс Мапперли, – если он пришел объявить, что после случившегося больше не пустит сюда ее светлость! Я видела его на приеме – очень властный джентльмен. Похож на Гэри Гранта, только старше и не такой красавец. Я так и сказала тогда Эльзи. Много бы отдала, чтобы узнать, что он сейчас говорит старой карге!

Однако ни ей, ни Фримби не было суждено выяснить, что говорилось в будуаре. Беседа была недолгой, звонок, оповестивший дворецкого о готовности гостя уйти, прозвучал минут через двадцать пять.

Выйдя в холл, Фримби увидел неторопливо спускающегося Годфри Паултона. На его бесстрастном лице нельзя было прочитать никаких эмоций. Паултон лаконично поблагодарил Фримби, помогшего ему одеться, принял у него перчатки и шляпу и направился к своей машине. Выпрыгнувший оттуда водитель распахнул перед ним дверцу. Он сел, и в тот момент, когда Фримби закрывал дверь, автомобиль тронулся с места.

Мисс Мапперли, с нетерпением ждавшая от дворецкого отчета, была разочарована и заметила, что сама больше почерпнет на предмет успеха или неудачи завершившегося визита из манеры миссис Хаддингтон, когда поднимется помочь ей переодеться к ужину.

– Всегда видно, когда она чем-то разозлена. Вот бы заключить с кем-нибудь пари!

Но звонок из спальни миссис Хаддингтон все не звенел. Фримби уже убирал в столовой со стола, а мисс Мапперли еще не вызывали наверх. Он сворачивал скатерть в виде водяной лилии, когда из холла послышались легкие шаги. Выглянув, он увидел Бьюлу Бертли, собиравшуюся покинуть дом.

– Я думал, вы уже ушли домой, мисс, – сказал Фримби.

Она вздрогнула и, обернувшись, покраснела.

– Не знала, что вы здесь! Ушла, но забыла чек миссис Хаддингтон, вот и пришлось за ним вернуться. Только не говорите ей, очень прошу!

Фримби, конечно, знал, что у мисс Бертли есть ключ, благодаря чему ему не приходилось открывать и закрывать дверь всякий раз, когда хозяйка куда-то посылала ее, однако он напустил на себя вид чрезвычайного неодобрения и произнес:

– Мадам хотела увидеть вас до вашего ухода, мисс. Хорошо, что вы вернулись! Полагаю, вы найдете ее в будуаре.

– Не имею никакого желания ее искать, благодарю! – воскликнула Бьюла. – Я ушла с работы в шесть часов и теперь направляюсь домой. Не надо сообщать ей о моем возвращении!

– Если вы немного подождете, мисс, – продолжил Фримби, – я проверю, нет ли у мадам для вас задания.

Не без удовольствия заметив, что его слова заставили мисс Бертли нахмуриться, он важно направился в будуар.