Текст книги "Пудра и мушка"
Автор книги: Джорджетт Хейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Джорджетт Хейер
Пудра и мушка
Глава I
ДОМ ЖЕТТАНОВ
Если вам вздумается отыскать среди Меловых холмов Сассекса Литтл Фитлдин, то вы обнаружите его между Мидхерстом и Брайтелмстоуном в укромном уединении двух гряд холмов. Вокруг этой деревушки поселились три джентльмена. Один из них обосновался примерно с милю на север, прямо на склоне холма. Его звали мистер Винтон. весьма скучный вдовец с двумя детьми: Джеймсом и Дженнифер. Другой построил себе дом к западу от деревни, рядом с дорогой на Лондон и Грейт Фитлдином. Звали этого господина сэр Томас Жеттан. Он тщательно выбрал место для строительства дома, чтобы рядом был лес; вокруг разбил сад на голландский манер. В конце прошлого века, когда страной правил король Чарлз Второй, дом Жеттана сверкал ослепительной белизной, надменно выделяясь на фоне лесного ландшафта. Теперь, спустя семьдесят лет, этот дом несколько поблек, основательно зарос плющом и обрел вид добротного, не страшащегося времени английского строения. Жеттан очень гордился своим домом. Не проходило и дня. чтобы он не рассматривал дом с самых неожиданных ракурсов. Для уже не молодой четы Жеттанов в их доме заключался весь смысл жизни. Он был им вроде собственного ребенка. Не могло идти речи о его продаже, дом должен был переходить от отца к сыну, от сына к внуку, и так – на протяжении столетий. Старый Том также не допускал мысли, что дом мог перейти в руки наследницы, кем бы она ему ни доводилась, главное, чтобы дом всегда был связан с именем Жеттанов. Старый Том обсуждал проблему своего завещания со всей округой. Всем друзьям и знакомым он показывал белый дом и рассказывал длинные истории про бывшие пороки его владельца и нынешнюю добродетель, которая, как он уверял, заключалась именно во владении столь великолепной собственностью. Все достижения его предков казались Тому сродни суетливому порханию мотылька по сравнению с этим домом, который на склоне лет стал его единственным пристанищем. Том требовал от двух своих сыновей относиться к дому с должным почтением, возможно, это было данью традиции рода Жеттанов, все представители которого начинали свой путь с горячим сердцем, которое впоследствии неизбежно и безнадежно разбивалось. Соседи за глаза посмеивались над ребячеством старого Тома. Они даже окрестили его дом «Гордость Тома», но в их судачествах не было и тени неприязни к соседу. Том Жеттан и сам долго придумывал подходящее название для своего дома, когда до него дошли слухи о прозвище, которое на сей счет уже существовало в округе. Несмотря на тщеславие, ему не чуждо было чувство юмора: услышав, как соседи именовали его жилище, он принял это название с удовольствием. Не прошло и месяца, как соседи с ужасом увидели, что на его кованых железных воротах в замысловатых геральдических вензелях красовалась, подобно эпитафии, надпись: «Гордость Жеттанов». Понятно, радости это особой не вызвало. Еще бы! Тайная шутка была раскрыта и даже использована, и гости Тома испытывали вначале смущение. Том же был далек от того, чтобы обижаться за это на своих соседей. Вскоре всем стало ясно, что он благодарен им за столь удачное название.
Сыновья, однако, не оправдали пророческих надежд Тома: старший сын, Моррис, делал все, чтобы показать свое нежелание укорениться в «Гордости Тома». Другой сын, Томас, просто не выказывал особой любви к дому. Когда старый Том умер, он оставил завещание, в котором говорилось, что если Моррис к пятидесяти годам не соизволит обосноваться в «Гордости Тома», то наследство переходит к его брату и его наследникам. Томас советовал Моррису жениться и обзавестись детьми.
– Делай это, милый! Старик свихнулся, если думал, что Жеттаны станут жить в этой дыре! Моррис, ты старший брат и тебе надлежит нести тяжкое бремя семейных традиций! – при этом он ехидно хихикал.
– Конечно, почему бы и не пожить здесь, – отвечал Моррис. – Три месяца здесь, а девять месяцев где-нибудь еще.
– А это не противоречит завещанию? – спросил Том с сомнением.
– И не запрещает. К тому же, я заведу себе жену. Том прыснул, но тут же подавился, увидев неодобрительный взгляд брата.
– Да спасет Господь нас и нашего старика, всего три дня назад нас покинувшего. Я не хотел его обидеть, ты же знаешь. Но клянусь: он решил напоследок позабавиться! – он снова прыснул и пожал плечами. – У тебя не хватит денег, чтобы все это содержать, Морри. Забудь про жену.
Моррис поправил очки и нахмурился.
– Наш отец оставил даже больше, чем я мог ожидать.
– Ну-ну!. Этого хватит всего на неделю! Прости меня. Господи, ты собрался жениться на этом доме?
– Нет. выберу я себе женщину, а уж все остальное предоставлю ей.
Том уставился на брата круглыми глазами.
– Разрази меня гром, я начинаю верить, что это место превращает тебя в нашего старика! Морри, Морри, распрями спину, очнись!
Моррис улыбнулся.
– Я добьюсь гораздо большего до того, как «Гордость Тома» успеет меня изменить, понимаешь, Том? Местечко, на самом деле, слишком неплохое, чтобы его продавать или просто забросить.
– Если бы у меня было две тысячи гиней, – возразил Том, – то я послал бы эту «Гордость» ко всем чертям. Моррис взглянул на брата.
– Успокойся, Том, ты прекрасно знаешь, что свое получишь! Выбирай, как хочешь: тысячу, две или двадцать?
– Благодарю тебя, Морри, но я не собираюсь сесть тебе на шею! И не уговаривай меня. Лучше расскажи поподробнее про свою будущую жену. Кто у тебя на примете?
– Я пока еще не решил, – ответил Моррис и сладко зевнул. – Их кругом такое множество, бери не хочу!
– И то правда, ты ведь у нас просто красавчик. Бьюсь об заклад, что это Люси Фармер? Морриса передернуло.
– Нет уж, увольте, скорее, Марианна Темпест.
– Дочка старого Катлхилла? Да она прибьет тебя в первый же месяц.
– Но за ней дают приличное приданое.
– Ты все же подумай, Морри! За такую мегеру и двадцати тысяч приданого мало!
– А что скажешь о Джейн Баттерфилд? Томас в задумчивости вытянул нижнюю губу.
– Я, конечно, ничего не имею против нее, но, Морри, Господи, ты сам-то сможешь ее терпеть?
– Я еще не пробовал, – парировал Моррис.
– И не успеешь, женитьба – это полный конец всем прелестям жизни. Ты ведь не можешь сначала пожить с ней вместе месячишко-другой, а потом уже принимать решение. Да и девушка вряд ли на это согласится.
– Даже если бы и согласилась, то ее потом все равно замуж бы не взяли, – заметил Моррис. – Жаль. Хотя я все равно в любом случае не смог бы жить с Джейн.
Томас уселся на стул.
– Дело в том, Морри, что мы, Жеттаны, можем жениться только по любви. Никто из нас не женился без любви, причем неважно, был ли брак по расчету или нет.
– Это старомодно, – возразил Моррис. – Женятся для удобства и комфорта, а при этой можно влюбляться хоть пятьдесят раз!
– Как, одновременно? Я полагаю, Морри, что это как раз и окажется не очень удобно. О Боже! Могу себе представить: пятьдесят раз влюбляться, дьявол тебя побери! Тут и с тремя можно с ума сойти, разрази меня гром!
Моррис сжал свои и без того тонкие губы.
– Брось чушь молоть! Пятьдесят возлюбленных распределяются на протяжении всей жизни, и ты не связан обязательствами ни с одной из них. Это блаженство!
Томас повертел указательным пальцем у виска, при этом его пухлое добродушное лицо вдруг сделалось серьезным'.
– И ни одна из этих возлюбленных не будет настоящей, Морри. Если бы ты встретил свою судьбу, то никогда бы не стал зачислять ее в этот отряд! Послушай совета, приятель, давай не нарушать семейную традицию! Помнишь пословицу из наших родовых старинных преданий, где говорится: "В молодости все Жеттаны – шалуны. Но женятся по любви, и в результате у них счастливая старость и покой. Не знаю, правда ли насчет степенной старости, но, может, только те люди, которые женятся по любви, приобретают добродетель? Ты ведь не будешь ломать традиции?
– Да ну, – улыбнулся Моррис, – а что же мне мешает жениться не по любви?
Томас вскочил со стула и сжал руку брата.
– Что мешает? Я! Устрою в церкви суматоху и похищу невесту. Вот будет весело! Увести невесту у своего же брата прямо из-под его надменного носа. Ее заберет дьявол, а ты останешься с носом!
– Черт побери. Том, шутки в сторону. Или тебе доставляет удовольствие потешаться надо мной?
Моррис подождал, пока веселость брата поутихла.
– Том, очень мило с твоей стороны давать мне советы, чтобы я не женился без любви! Но мне пора и нужно жениться! И у нас должны быть наследники! Итак, что будем делать, хотел бы я тебя спросить серьезно?
– Не торопись, приятель, ты ведь еще не так стар, чтобы немного обождать…
– Том, мне уже тридцать пять лет!
– Тогда тебе можно потерпеть еще пятнадцать лет, до того, как обоснуешься в доме. Послушай моего совета: подожди!
В конце концов вышло так, что Моррису пришлось подождать. Четыре года он мотался по Европе, предаваясь обычным забавам для джентльменов того времени. Но в 1729 году он написал своему брату в Лондон длинное письмо из Парижа. В
письме он признался, что безумно влюблен. Предмет его любви был, разумеется, настоящим ангелом во плоти, олицетворением доброты, красоты и очарования! Это послание было столь пространным, что Том читал его, то зевая, то хихикая. Леди звали Марией Моршан. Брак с ней сулил солидное приданое и безмятежную жизнь. Том сразу написал Моррису ответ, в котором сердечно поздравлял брата и выражал свое одобрение его выбору. Он надеялся, что его старый Морри прекратит, наконец, скитаться и вернется домой к своему любящему брату Тому.
В постскриптуме он добавил, что накануне продул в кости пятьсот гиней в Ньюмаркете, надеясь выиграть полторы тысячи, и что если бы ему не сопутствовала неудача в пари с Гарри Бешамом, то сегодня он стал бы беззаботнейшим из смертных и не был изнуренным и измученным созданием, ежечасно содрогающимся от страха, что за ним придет судебный пристав.
После этого случая переписка прервалась: оба брата считали, что писать больше не о чем, и им негоже терять время на сочинение писем. Томас предполагал, что свадьба состоится в Англии спустя несколько месяцев; но, может быть, Моррис вдруг надумает вернуться сразу, как предлагал ему брат. Тем временем сделать Том ничего не мог и отложил письмо брата, а сам вернулся к своим обыденным занятиям. Он жил на Хафмун-стрит. В его доме всем заправляла кухарка, жена его слуги Могтата. Она также вертела, как хотела, и своим безропотным мужем. Тот в свою очередь не упускал случая отыграться на своем общительном хозяине. Можно было с уверенностью сказать, что истинной хозяйкой в доме была миссис Моггат. Так как Том оставался в полном неведении по поводу данного факта, то это его никоим образом не волновало.
Спустя месяц после того, как он написал ответ брату. Тома бесцеремонно оторвали от утреннего горячего шоколада, доложив, что некий джентльмен хочет его видеть. Том был у себя в спальне, облаченный в шелковый халат удивительной белизны. Он еще не снял ночной колпак, его парик лежал на туалетном столике. Худой и долговязый Моггат долго скребся в дверь, открыть которую ему всегда удавалось с невероятными усилиями; затем он произнес «гм» прямо за спиной у своего хозяина. В это самое время Том был чрезвычайно занят шоколадом, из-за чего не мог услышать приближение Моггата, и неожиданные назойливые утробные звуки прямо над ухом удивили Тома; он поперхнулся. Участливый Моггат принялся хлопать господина по спине, пока кашель не прекратился. Том повернулся на вертящемся стуле, чтобы быть к вошедшему лицом.
– Какого черта, Моггат! Что это значит? Вламываешься в комнату, наделав столько шума, когда я пью шоколад. Именно в такой момент! Гореть тебе в аду! Ты меня слушаешь? Гореть тебе в аду!
Моггат слушал его, храня почтительное молчание. Когда Том остановился, чтобы перевести дыхание, слуга поклонился и поспешно заговорил.
– Там внизу джентльмен, сэр, он хочет поговорить с вами, сэр.
– Какой джентльмен? А тебе известно, ослиная твоя башка, что джентльмен не станет ломиться в дом в столь ранний час? Ступай и принеси мне еще шоколаду!
– Да, сэр. Сию минуту, сэр, но там джентльмен, сэр…
– Я тебе уже сказал, что ни один джентльмен не будет беспокоить другого джентльмена в это время. Моггат, марш за шоколадом!
– Я уже сказал джентльмену, сэр, что мой хозяин еще не оделся и, значит, не может никого принять! А он мне говорит, что будет признателен вам, если вы позволите ему подняться, сэр, тогда я…
– К чертям этого бессовестного! – взревел Том. – Как его зовут?
– Сэр, когда я спросил его имя, чтобы доложить вам, он дал мне понять, что это не важно.
– Быть ему в аду! Пойди прогони его, Моггат! Может, он один из этих хитрецов – судебных приставов? Почему же ты, дурак, посмел впустить его в дом?
Моггат сохранял терпеливую смиренность.
– С вашего позволения, сэр, этот джентльмен не судебный пристав.
– Хорошо, а кто же он, по-твоему?
– Сожалею, сэр, но я не могу этого знать.
– Ну и дурак же ты! Как этот парень хоть выглядит?
– Джентльмен. – Моггат слегка выделил это слово. – Высокий, сэр, и стройный, сэр. А глаза и брови темные, а одет он, с вашего позволения, чрезвычайно модно. У него остроконечная шляпа, красно-коричневый, с большими складками, камзол, сэр, с кружевами, на французский манер, с…
Том стянул с головы ночной колпак и запустил им в Моггата.
– Олух! Ты думаешь, я намерен выслушивать про весь его гардероб? Прогони его прочь, безмозглая скотина! Прочь! Прочь!
Моггат подобрал колпак и с грустью его погладил.
– Джентльмен, кажется, очень хочет видеть вас, сэр.
– О-о-о!!! Шакал хочет получить с меня долги! Я знаю! Разбушевался небось там внизу от нетерпения!
– Нет, сэр, – уверенно сказал Моггат, – я вовсе не утверждаю что этот джентльмен разбушевался. В самом деле, сэр, если вы позволите, я думаю, что это скорее тихий и уравновешенный джентльмен. Говорит, сэр, очень вежливо и обходительно, сэр!
– Выгони его! – заорал Том. – Я тебе уже говорил, что не терплю, когда мне надоедают в это время! А если бы я спал, черт возьми! Иди и скажи этому парню, чтобы он пришел в более удобное время, а не на рассвете! И не спорь, Моггат! Говорю тебе, даже если бы он оказался моим братом, то я все равно не желаю его принять!
Моггат еще раз поклонился.
– Я передам джентльмену ваши слова, сэр. Когда дверь за Моггатом закрылась. Том откинулся на стуле и извлек одно из своих писем. Не прошло и пяти минут, как дверь снова заскрипела. Том полуобернулся, чтобы на этот раз Моггат не смог застать его врасплох.
– Ну, что ему надо?
– Если позволите, сэр, тот джентльмен говорит, как будто бы он и есть ваш брат, – вежливо ответил Моггат. Том подскочил, словно ужаленный.
– Что? Мой брат? Кого ты имеешь в виду?
– Сэра Морриса, сэр.
Том вихрем летал по комнате, на ходу натягивая на голову парик.
– Гром и молния! Морри! Ты приехал, деревянная твоя башка! А ты, мерзкая скотина, как посмел держать моего брата внизу? Я тебя спрашиваю?
Он потуже затянул на себе халат и рванулся к Моррису. Сэр Моррис стоял у окна в библиотеке и барабанил пальцами по подоконнику. Услышав грохот, сопровождавший появление брата, он обернулся и отвесил поклон.
– Приятную встречу ты мне устроил Том! «Скажи ему, чтобы пришел в более удобное время! Я не желаю его принять, даже если это мой брат!»
Томас, пританцовывая, пересек комнату и сжал своими пухлыми и неуклюжими руками тонкие и длинные кисти рук Морриса.
– Морри! Дорогой! Дружище! Я и предположить не мог, что это ты! Когда ты приехал в Англию?
– Неделю назад. Я уже побывал в нашей «Гордости».
– Неделю? Так какого лешего ты не мог объявиться пораньше?
Он силой усадил Морриса на стул, а сам водрузился напротив, весь сияя от радости. Моррис устало опрокинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу. Улыбка пробежала по его губам, но глаза оставались серьезными:
– Сначала я должен был проследить, чтобы моя жена устроилась в своем новом доме.
Какое-то мгновение Том непонимающе пялился на брата.
– Жена? Я смотрю, ты не терял времени даром! Когда и где ты женился на этой леди?
– Три недели назад, в Париже. Теперь вернулся домой, чтобы полностью исполнить завет Жеттанов.
– Боже милостивый! – выпалил Томас. – Надеюсь, не для того, чтобы встретить здесь степенную и обеспеченную старость?
– Что-то вроде того, – кивнул Моррис. – Подожди, ты еще не видел мою жену!
– Я уже сгораю от нетерпения, – ответил Том. – Что теперь будешь делать? Станешь сквайром, обзаведешься полудюжиной детей?
Серые глаза моргнули.
– Том, я буду благодарен, если ты перестанешь грубить.
– Я грубиян? Бог с тобой, Моррис, что это на тебя нашло?
– Я теперь женатый человек, – отвечал Моррис. – И потому мне приходится сдерживать свой язык. Моя жена…
– Морри, не мог бы ты называть леди просто по имени? – умоляюще спросил Том. – Я не могу так часто слышать эти слова, как бы ты ими ни гордился.
Моррис слегка покраснел и улыбнулся.
– Хорошо, тогда просто Мария. Она очень милая, деликатная леди.
– Боже праведный! Морри! А я-то уж думал, что ты женился на наглой, сварливой девке, смахивающей на свинью!
– Господи, этого мне только не хватало! Моя же… Мария очень нежная и кроткая и…
– Ай-ай, Морри, я ничуть не сомневаюсь в этом! – нетерпеливо перебил его Томас. – Но я должен скорее увидеть ее собственными глазами, дай мне самому оценить ее, пожалуйста! Кстати, ты уже завтракал? Нет? Тогда пошли наверх. Где этот шакал Моггат? Моггат! Моггат! Ах, вот ты где! Беги и приготовь завтрак, да поживее! И принеси в мою комнату еще шоколада.
Он снова подтянул пояс на своем безразмерном халате и, цепко стиснув руку брата, потащил его к лестнице.
Моррис Жеттан все-таки привел в дом свою новобрачную. Это была утонченная леди, милая в общении; она обожала своего симпатичного супруга и в срок подарила ему сына, которого назвали Филиппом. Когда Том увидел племянника, то сразу же признал в нем настоящего Жеттана, вобравшего в себя все характерные черты своих предков. Отец ребенка, напротив, не видел в нем сходства ни с самим собой, ни с кем-либо еще, но тем не менее замечания брата вселяли в него чувство признательности. Том был необычайно доволен и предрекал что юный Филипп проявит себя в жизни, как истинный Жеттан. Он даже намекнул на то, что молодое поколение должно превосходить смышленостью своих отцов, на что Моррис улыбнулся, гордо разглядывая красное, сморщенное личико малыша.
– Самое главное, – Том подвел черту под своими разглагольствованиями, – у него будет отец, который сможет давать ему советы по всем вопросам моды. Как, Моррис, покажешь ему мир моды? Тебе не следует здесь закисать. Не стоит отрываться от общества.
Моррис продолжал улыбаться своему отпрыску.
– Согласен Том. Ребенку я понадоблюсь чуть позднее.
Пять лет Моррис потратил на поиски своего места в лондонском обществе, пока не обнаружил, что страсть к волнующей и праздной светской жизни начала в нем затухать. Смерть Марии нанесла этой страсти последний удар. Едва оправившись от тяжелой утраты, Моррис уехал со своим маленьким сыном в «Гордость Тома». С тех пор он стал редко посещать Лондон, за исключением визитов к брату и портному. Постепенно к нему вернулась прежняя неугомонность и он стал проводить больше времени у Тома. Шаг за шагом он вновь окунулся в мир, когда-то брошенный им, хотя уже не мог наслаждаться этим миром как раньше. Морриса тянуло домой, да и маленький Филипп удерживал его. Так он и разрывался между Лондоном и «Гордостью Тома». Когда у него был подъем сил, он быстро паковал чемоданы и устремлялся либо в Лондон, либо в Париж; с наступлением депрессии он возвращался домой, где проводил два-три спокойных месяца.
Когда Филиппу исполнилось восемнадцать лет, Моррис впервые вывез его в Лондон. На Филиппа большой город нагнал смертельную тоску. Сэр Моррис сделал вывод, что тот еще слишком молод, чтобы посещать общество, и отослал сына обратно в деревню. Он решил, что годика через три парню там изрядно поднадоест и он сам будет стремиться оттуда сбежать.
Но годы шли, а Филипп не проявлял желания следовать по стопам отца. Он даже не захотел отправиться в большое путешествие по Европе; его ничуть не интересовали манеры и модная светская одежда; он презирал жизнь королевских дворов. Всему этому он предпочитал размеренный деревенский быт, в значительной мере исполняя обязанности своего Отца в качестве помещика-сквайра. Ему было теперь двадцать три года; высокий, с приятной внешностью, но, как говорил отец его дяде: «неотесанный парень».
