Текст книги "Ограбление казино"

Автор книги: Джордж Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ну, я с ним не разговаривал, – сказал водитель. – С Трэттменом. Но парой слов мы перекинулись вчера вечером и сегодня утром тоже.

– Значит, никто, – сказал Когэн, – никто на самом деле с Трэттменом об этом не говорил.

– Один Кангелизи, – сказал водитель. – Трэттмен позвонил ему оттуда, но не дозвонился, жену только разбудил и всяко-разно.

– Ага, – сказал Когэн. – Значит, пока у нас только то, что Трэттмен кому-то сказал, больше ничего. И я, значит, должен пойти и найти парочку щеглов по тому, что Трэттмен сказал кому-то, с кем я даже не разговаривал.

– Он не так сказал, – сказал водитель. – Он сказал, чтоб я позвонил Диллону, и я позвонил Диллону, и потом я поговорил с ним, и он сказал мне поговорить с тем, кого пришлет Диллон, и узнать, что ты думаешь, то есть, предполагая, что это ты, в общем, что, по-твоему, нужно делать дальше.

– Что с Зэком стало? – спросил Когэн.

– Толком не знаю, – ответил водитель. – Они как-то разошлись во мнениях. По-моему, насчет того, как он подавал заявку на сертификат. Зэк то есть. Сильно не распространялся мне, но сказал, что не может его больше представлять. Я позвонил Зэку, когда он мне позвонил, само собой.

– Зэк с ним долго пробыл, – сказал Когэн. – Мы с Зэком много разговаривали.

– Не так уж и долго, вообще-то, – сказал водитель. – Лет пять. Не больше. Когда он только начинал, у него был Макгонигл.

– Магу? – переспросил Когэн. – Он сюда ради него приехал, а в суд его приходилось практически в корзине затаскивать.

– Ну не везло ему, – сказал водитель. – Кроме того, было это, когда ты еще пешком под стол ходил, – когда у него был Макгонигл. Потом, Зэк мне рассказывал, ну, в общем, у него столько проблем тогда не было. Это на самом деле еще до того было, как на него столько юридической волокиты свалилось. Но тогда у него был Миндич, и еще этот парень из Нью-Йорка был, Мендоса, ну и Зэка он припахивал. «Ништяк ремесло, – говорил мне Зэк. – Пять лет дела хорошо идут. Рехнуться можно, а форцы все равно нефиговые». Видишь, по Зэку выходит, так ты виноват, когда все оборачивается не так, как ему хочется, вот он нового крючкотвора и нанял.

– Вот с Зэком мне и надо было поговорить, – сказал Когэн. – Приятный мужик. Помог мне на ноги встать. Передавай Зэку привет от меня, как увидишь.

– Передам, – ответил водитель. – Ладно, ему мне что сказать?

– Ну, – произнес Когэн, – мельницы-то прикрыли, так?

– По большей части, – сказал водитель. – Кто-то позвонил Тесте, и он сказал, что хотел бы посмотреть, как кто-нибудь к нему на точку придет. У него поэтому, наверно, все работает. А остальные почти все, ага.

– В последний раз то же самое было, – сказал Когэн.

– Это на время, – отозвался водитель. – Он мне сам так сказал. Сказал, как только я с тобой поговорю, надо ребятам дать знать, чего ты хочешь. Или, вернее, – Диллон. Сначала-то про Диллона речь шла.

– Я говорил с Диллоном, – сказал Когэн.

– И что он думает? – спросил водитель.

– Ну, первое, что подумает любой в такой фигне, – сказал Когэн.

– Уже второй раз, – сказал водитель. – Вот что он сказал.

– Бывало и раньше, – сказал Когэн. – Четыре года назад, а теперь вот снова.

– В последний раз, насколько я знаю, – сказал водитель, – там сам Трэттмен-то и был.

– С парочкой чижиков, – сказал Когэн. – Дыму напустил и всех дел, но это был Трэттмен. Диллон сказал, он же сам про это и хлестался иногда.

– И никто ни до чего не докопался, – сказал водитель.

– Только потом, – сказал Когэн.

– Ну чего, – сказал водитель, – в этот раз его немного побили.

– Один раз, – сказал Когэн. – Буцканули один раз. Всего один. Наверно, будь я Трэттмен и устрой такое еще раз, я б себя разок тоже буцканул.

– Ну, – спросил водитель, – и куда мы с этим? Что скажешь?

– Я пока мало знаю, чтоб сильно много говорить, – ответил Когэн. – Потому что, видишь ли, не обязательно, чтоб я так думал, но в этот раз там действительно могут быть два щегла. Ну или сам Трэттмен. Но могут быть и ребята, которые знают, что он уже разок такое сделал. Поэтому тут одно из двух. Марк в последнее время тратит чуть побольше. Мог решить: опять давай-ка, – никто и не подумает, что он второй раз так сделает. А ты-то там был сам?

– Нет, – ответил водитель.

– Знаешь чего? – сказал Когэн. – Там никто никогда не бывал. Никто, кроме Трэттмена. Туда – в такие места вообще не ходят. Вот только я проверял, Диллон заикнулся, дескать, он парня одного знает, раньше знал, он в Уолполе был, а потом вышел, его там научили озеленять, и когда он откинулся, за это и взялся, и вот Диллон сказал, что ему кажется, тот парень мог там работать. Я ему, короче, позвонил. Там восемьдесят шесть номеров. Место черт-те где в глухомани, а номеров там восемьдесят шесть, и, кроме мельницы Марки, там вообще ни черта не происходит. Среди недели в номерах-то живут ребята, которые чем-нибудь торгуют, а по вечерам они работают. Вот чем они и занимаются. Я с Гордоном поговорил, и он сказал, что он, когда там все только открылось, он туда пару своих девочек отправил. «Они там чуть не сбрендили, – говорит. – Весь вечер сами по себе сидели у стойки и бухали. Видели только бармена – единственный мужик там. Они жиреют, а я хворост теряю только так, ужас прямо». По выходным там хоть что-то шевелится, но то ребята, которые со своими шмарами приезжают. «Или, блядь, любители, – сказал Гордон. – Столько, блядь, любителей развелось, столько, блядь, черномазых, что в наше время нихуя не сделаешь». А на неделе? Какой базар? Ничего. Там даже вышибалы на ставке нет, так все плохо… А теперь подумай, – продолжал Когэн, – и не забывай, у меня вообще нет никаких поводов подозревать, что мужик мне вешает. Подумай-ка минутку. Когда игру там накрыли? Где-то около полуночи, правильно?

– Где-то в полдвенадцатого, наверно, – сказал водитель.

– Ну да, – сказал Когэн. – Они туда подымаются и все такое, свет почти везде горит. «Дела-то там идут неплохо, – сказал мне Гордон, – почти все время заполнено. Просто ничем другим больше не шевелят». Так вот, эти щеглы, если они щеглы, они туда заявляются в нужный вечер, идут в нужный номер, заходят, не чинясь, дверь-то открыта, и забирают у всех деньги. Как тебе такое, а?

– Трэттмен признал это, – сказал водитель. – Говорит, нюх стал терять. Не окна открывает или еще что-нибудь, а дверь – чтоб дым выдувало. Сам так и сказал.

– Хорошо, – сказал Когэн. – Но если ты мельницу держишь, тебе же никак нельзя нюх терять, знаешь? Полагается все продумывать, даже вот такое вот.

– Он в туалете был, когда они зашли, – сказал водитель.

– Да мне плевать, где он был, – ответил Когэн. – Он не делал того, что должен делать, и так или иначе, но те двое отлично знали, что он не делает. И знали, что и не будет, и знали, где его найти.

– Точно, – сказал водитель.

– Поэтому, – сказал Когэн, – пока это не важно, Трэттмен сам это сделал или это сделали Трэттмену.

– Правда? – переспросил водитель.

– Трэттмену – не важно, – подтвердил Когэн. – С него и надо начинать. Начнем с Трэттмена – и хорошенько возьмемся.

– Минуточку, – сказал водитель.

– Хоть недельку, – сказал Когэн, – если хочешь.

– Мне надо с ним поговорить перед тем, как ты придешь и начнешь то, что ты там начать собирался, – сказал водитель.

– Ну и поговори, – ответил Когэн. – Мне есть чем заняться. Скажи ему, что я сказал, нам надо с Трэттменом потолковать, поглядеть, что он нам скажет.

– Он возражать не станет, – сказал водитель.

–  Серьезнопотолковать, – сказал Когэн. – Других вариантов я тут как-то не вижу.

– Я тебе сразу могу сказать, – сказал водитель. – Он не согласится ни на какой крупняк по одному твоему подозрению. Он очень переживает, вдруг такое начнется, от чего все станет только хуже, чем и так.

– Это я знаю, – сказал Когэн.

– Последний раз, когда нам пришлось с кем-то разбираться, мы оба считали, что не стоит, – сказал водитель, – а кент, как только поправился, сразу прибежал в ФБР и давай там так врать, что ты не поверишь. Повезло еще, что кент зассал, когда его перед большим жюри поставили. И нам пришлось порядочно спустить лишь на то, чтобы кент зассал. Могу тебя заверить. В общем, ему не захочется, чтоб кто-нибудь на этот счет из кожи вон лез. Кто заниматься будет, ты?

– Чем заниматься? – спросил Когэн.

– Терки тереть с Трэттменом, – сказал водитель.

– Ну, – ответил Когэн, – я мог бы. Только я вот с Диллоном об этом поговорил, и мы думаем, что лучше мне не надо. Может, лучше будет, если Марки мной пока не станет очень интересоваться.

– А он захочет знать, – сказал водитель.

– Еще бы, – сказал Когэн. – Скажи ему, я поговорил с Диллоном, и мы думаем – Стив Каприо с братом.

– Диллон знает, кто это? – спросил водитель. – Он их раньше нанимал?

– Диллон знает, кто это, – ответил Когэн. – Я знаю, кто это. Барри служил со мной на «Осе». ^[8]На самом деле он вроде как гондон, но он еще, одному первачу надо было Барри положить, первачу в полутяжелом, ему пришлось Барри класть, чтоб титул завоевать. А Стив порядочный. Сделают, что скажешь.

– Я не шучу, ну? – сказал водитель.

– Конечно, – сказал Когэн. – Я знаю. Вы, ребята, никогда не шутите. Вам нельзя шутить. Это я понимаю. Сам-то я совсем зеленый, почти совсем без понятия, но я со многими разговариваю и знаю. Так как с этим разбираемся? Ты мне звонишь?

– Я вот что тебе скажу, – сказал водитель. – Я с ним поговорю, погляжу потом, что он мне скажет, и позвоню Диллону.

– Лады, – сказал Когэн. – Тогда, я понимаю, ты считаешь, что Диллон вполне годен, он справится.

– Нет, – ответил водитель. – Ты сам сказал, что нет.

– Диллон сказал, что Диллон не справится, – сказал Когэн. – Поэтому ты со мной сегодня и разговариваешь.

– Верно, – сказал водитель.

– Значит, – сказал Когэн, – я про то же самое. Хочешь, чтоб Диллон занимался, – звони Диллону. Меня устраивает. Хочешь, чтобы я…

– Я тебе позвоню, – сказал водитель.

– Это ятебе позвоню, – сказал Когэн. – Меня дома не бывает. Часто не бывает. Я сам с тобой свяжусь.

6

Стив и Барри Каприо ждали бок о бок в дверях «Хейз-Бикфорда» напротив «Хвоста омара» на Бойлстон-стрит.

– Говорю тебе, – сказал Барри, – я б чувака не узнал.

– Джеки говорил, – ответил Стив. – Он похудел и думает, что у него парик или как-то. А кроме того, он сейчас это… вроде как франт, только сам еще не привык.

– Должно быть, хрустики завелись или что-то, – сказал Барри.

– Может, и нет, – ответил Стив. – Джеки, во всяком случае, так не считает. Он думает, чувак ни с того ни с сего стал вдруг просто спускать доллар-другой время от времени. «Может, развод для него закончился удачнее, чем рассчитывал» – вот как Джеки считает. А раньше был прижимистый хуила, каких мало.

– Ебать-копать, – сказал Барри, – а как иначе-то? За телками так бегать все время. Он сколько раз женат был, девять?

– Диллон думает, три, – ответил Стив. – Сам там был. Бля, Диллон говенно выглядит.

– Нормально все с Диллоном будет, – сказал Барри. – Такие мудаки вообще не помирают. Ты в глаза ему смотрел?

– Да не особо, – ответил Стив.

– Я таких ни у кого не видел, – сказал Барри. – Ни у кого – пока не ебанешь по ним. Я когда чувака увидел впервые, подумал сразу: сейчас копыта отбросит. А не отбрасывает. Он всегда так выглядит. Дурные глаза у него. Умрет он.

– Мы все умрем, – сказал Стив. – И Трэттмен умрет.

– Ну, – кивнул Барри. – Но не сегодня, да, Стив?

– Никаких наколок у меня нет, – ответил Стив. – Мне дело сделать надо.

– Ты мне это брось, – сказал Барри. – Я на такое не подписывался. Ты мне одно скажи, что Трэттмену сегодня уснуть не придется.

– Не из-за нас, – ответил Стив.

– Меня устраивает, – сказал Барри.

– Он не помолился или еще чего-то, – сказал Стив. – Я-то тут что могу? Но сегодня мы не по той части.

– Ладно, – сказал Барри. – Я просто убедиться.

– Я и говорю, – сказал Стив. – И только.

– Потому что Марки мне всегда нравился, – сказал Барри.

– Он всем нравился, – сказал Стив. – А тебе – тебе, наверно, блондинка просто нравилась.

– Какая блондинка? – спросил Барри.

– Да ладно тебе, – сказал Стив. – Та, что у него раньше была в «Час пятнадцати», помнишь?

– Там расклад совсем другой был, – сказал Барри.

– Который он сам же себе и обосрал, – сказал Стив.

– Нам еще повезло, что нас тогда там не было, – сказал Барри. – Мне б там очень не хотелось оказаться.

– Ох же ж блин, – сказал Стив. – Ты иногда, блядь, такой тупой, что даже по-человечески, блядь, не понимаешь, а?

– Почему это? – спросил Барри. – Катран дернули. Если б мы там были, либо нам бы пришлось как-то разруливать это дело, либо мы б сами в говне были по шею, если б не разрулили.

– А почему, нахуй, ты думаешь, он нас туда не взял? – спросил Стив.

– Так и я про то же, – сказал Барри. – Прилично поступил. Знал – что-то будет, нас не припрягал.

– Тупой ты, блядь, говнюк, – сказал Стив. – Надо будет с ма поговорить. Теперь-то я точно знаю, она с молочником поеблась. Или с конем молочника. Тупее тебя, нахуй, говнюка на всем, блядь, белом свете не найдешь. Мне за тебя аж неудобняк, понимаешь? Безмозглый, блядь, макаронник.

– Но не припряг же, – сказал Барри.

– Тебе каску носить надо, Барри, – сказал Стив. – Я серьезно. По-моему, тебя слишком часто по башке лупили. Знаешь, почему он нас не припряг?

– Потому что чувак порядочный, – сказал Барри.

– Потому что он нам башлять не хотел, – сказал Стив. – Если б мы там были, а не в курсах, у него была б засада. А он напрягов никаких не хотел. Он знаков хотел. И знаками с нами делиться ему не в жилу. Вот и сказал, чтоб мы туда и носа не совали. Он не порядочный. Он просто жмот. Дешевка, как и все прочие. Тупой ты урод.

– Мне он все равно нравился, – сказал Барри.

– Тебе нравилась блондинка, – сказал Стив. – Ладно уже, Барри.

– Он на той девке был женат, – сказал Барри.

– Джеки говорит, вряд ли, – сказал Стив. – Диллон тоже. Она просто рядом крутилась.

– Хорошая девчонка была, – сказал Барри. – Мне она точно нравилась.

– Жопа у нее симпотная, это да, – сказал Стив. – Ты только про нее и думаешь – про здоровую симпотную жопу.

– Это правда, – сказал Барри. – Но все равно девка хорошая. И вымя ничего. И поговорить с ней было приятно.

– Ну да, – сказал Стив, – точно. Поговорить. Помнишь, как-то вечером она в узких розовых брючках выступила?

– Ага, – сказал Барри.

– Не помнишь ты, – сказал Стив. – Все равно, я такого здоровенного розового ничего больше не видал никогда.

– Она приятная девка была, – сказал Барри.

– Ты бы потише, – посоветовал Стив. – Как-нибудь вечером набухаюсь и звякну Джинни, скажу, ты за чужими юбками все время бегаешь.

– Стив, – сказал Барри. – Знаешь, ты…

– Знаю, – ответил Стив.

– Лучше Джинни у меня никого не было, – сказал Барри. – Я знаю, ты мне всегда говоришь, я тупой говнюк. Ладно, я тупой говнюк. Но я кой-чего соображаю. Сколько раз с этой девчонкой – не сосчитать. Можешь сколько угодно дурака валять. Мне наплевать, что ты мой брат. Знаешь что? Я вечером домой приду, не важно, во сколько, скорей всего – поздно, а Джинни меня ждет. Пивка выпьем, поговорим. Кто на Джинни наедет – ну, я, может, и не в той форме немного. Но лучше никому ей не звонить, чтоб она чего-то там себе подумала, или еще как-то, а особенно если это неправда.

– Ох, да ради бога, – сказал Стив. – Я тебе вешаю просто.

– Про такое не надо, – сказал Барри. – Джинни – Джинни для меня святое.

– Ага, ага, – сказал Стив.

– Я серьезно, – сказал Барри. – Вы, ребята, можете себе там что угодно думать. А я нет. Про нас с Джинни.

– Ты хочешь мне сказать, – сказал Стив, – что эта розовая телка Трэттмена – ты ее не выеб?

– Не, – ответил Барри. – Говорю ж тебе, она за ним тогда замужем была. А чужих жен ебать не годится. Я б не стал.

– Джеки так не считает, – сказал Стив.

– Джеки ни шиша не знает, вот что Джеки, – ответил Барри. – Она мне сама говорила.

– А ты спрашивал, – сказал Стив.

– Я не спрашивал, замужем она или нет, – ответил Барри.

– Барри, – сказал Стив. – Мне за тебя стыдно. Родной брат, а просишь у чужой телки поебаться.

– Я не просил, – ответил Барри.

– Нет, я точно Джинни расскажу, – сказал Стив. – Тебе еще повезет, если тарелкой по зубам не получишь, когда вернешься. Жеребец хренов.

– Мы с Джинни тогда не были женаты, – сказал Барри.

– Барри, – ответил Стив. – Вы с Джинни с твоих двенадцати лет женаты, не забыл? Просто раньше в церковь не заруливали, и все. Джинни только скажет: «Прыгай», – ты ей одно: «А надо высоко?»

– А вот и нет, – сказал Барри.

– Говоришь-говоришь, – сказал Стив. – Бокс бросил, потому что Джинни не хотела, чтоб тебе морду калечили.

– Не поэтому, – сказал Барри. – Я бросил, потому что никуда не годился.

– Кто был первачом в полутяжелом в шестьдесят третьем? – поинтересовался Стив.

– Ладно, ладно, – сказал Барри. – Недолго он чемпионом продержался.

– Кто – он? – спросил Стив. – Забыл, как звать.

– Когда мы дрались с ним, его по-другому звали, – ответил Барри.

– Ну да, – сказал Стив. – А, вспомнил. Теннессийский Бобби Уокер. Вот как. Сколько ты с ним продержался?

– То было раньше, – сказал Барри.

– Не сильно раньше, – ответил Стив. – Двенадцать – и отправил его в технический нокаут, а потом еще пятнадцать, и он тебя разделал. А кто был тот чувак на «Тикондероге»? ^[9]

– Ты мне Джеки напоминаешь, – сказал Барри.

– Я тебе Джинни напоминаю, – отозвался Стив.

– Он на меня вечно напускался, совсем как ты, – сказал Барри. – Вечером, когда меня Уокер побил? Говно, блядь, из него так и перло, мне аж неприятно стало. Тот мудак мне в глаз заехал, а этот еще и ковырялся там всю ночь.

– Ты ему то же самое сделал – до того, – сказал Стив.

– От этого не легче, – ответил Барри. – Мудак об одном только думает – на сколько его выставили. А мне обидно.

– Надо было головой его, – сказал Стив.

– Я пытался, – ответил Барри. – Не вышло. Он слишком пригибался. Знаешь чего? Мне вот что в Марки нравилось. Он ни разу не видел, как я дерусь. А вы все видали.

– И знали, что ты бросил, потому что зассал, – сказал Стив. – Это ничего.

– Я никуда не годился, – сказал Барри. – Есть такие ребята, знаешь.

– Знаю, – ответил Стив.

– Ни фига ты не знаешь, – сказал Барри. – Ты как Джеки. Не буду я этого делать. У меня ничего против Марки нет. Не знаю, чего он с этой блондинкой разошелся.

– Барри, – сказал Стив. – Не были они женаты. Просто у них все тянулось долго. Она тебя просто обламывала. Не хотела с тобой ебаться, а обижать тебя ей тоже не хотелось.

– Нет, – сказал Барри, – может, ладно, только у Марки никогда ничего надолго не бывало. Он бы скорей женился, чем ебаться с кем попало, ему же плевать. Он не плохой засранец.

– Нет, – подтвердил Стив, – не плохой. Просто с девками мудило.

– Мне он все равно нравится, – сказал Барри.

– Мне тоже, – сказал Стив. – Я так Джеки и сказал. Сам – я сам не хочу такого, знаешь? Очень не в жилу мне это было. Марки – не плохой засранец. Я ему так и сказал, говорю: «Слушай, я раньше на этого чувака работал время от времени. Мы с Барри. Черт, даже не знаю. Он ко мне всегда нормально относился».

– Диллон там тоже был, да? – спросил Барри.

– Диллон был, – подтвердил Стив. – Весь белый как простыня, блядь, сидит молчком, даже не сопит – в последний раз уж, наверно. Шелудивые собаки, наверно, не так болеют, как Диллон.

– Они оба хороши, – сказал Барри. – Мудачье.

– Не знаю, – сказал Стив.

–  Язнаю, – сказал Барри. – Мы с Джеки познакомились еще до Диллона. Я на Диллона не работал после того, как работал… после того, как с Джеки познакомился. Джеки работать не надо было. Оба они одинаковы.

– А какая разница? – спросил Стив.

– Ты ж Диллона знаешь, – сказал Барри.

– Ну, – кивнул Стив.

– И Джеки ты знаешь, – сказал Барри.

– Ну, – кивнул Стив.

– И знаешь, как Диллон сейчас выглядит, – сказал Барри. – И это потому, что болеет. – Неважно он выглядит, – подтвердил Стив.

– А Джеки всегда такой был, – сказал Барри. – Всегда. Глаза те же.

– А-а, – сказал Стив.

– Точно тебе говорю, – сказал Барри. – Без балды. Я для этого чувака кое-что делал. Когда бои устраивают и прочее, знаешь что? На спор, он тогда и сто тридцать не весил, а с собой не носил ничего, всегда же видно, да?

– Ну, – подтвердил Стив.

– Говнюк же, – сказал Барри. – Всегда был маленький говнюк. А вокруг полно шкафов. А хрустов у него было. И еще знаешь? Никто никогда мозги ему не еб. Никто. Ни офицеры, никто. А знаешь почему? Он тогда выглядел точно так же, как Диллон сейчас. По глазам видно. Будто его кто-то ударил. Только ему не больно и он не падает. Стоит, и все. И никто его не определял, такой же гондон, как кто угодно. А теперь Диллон болеет – и вот так же выглядит. Не верю я этому чуваку.

– Он порядочный, – сказал Стив.

– Он подлый гондон, – сказал Барри.

– А не похоже, – сказал Стив. – Ко мне нормально отнесся. Что бы ни спрашивал, он нормально относился.

– А что ты спрашивал? – спросил Барри. – И что он сказал?

– Я ему сказал, – ответил Стив, – говорю: «Слушай, мне Марки вроде как нравится». А он: «Я знаю. Всем нравится. Отличный он чувак. Я ему как-то говорю: „Марки, ты просишь девок поебаться, а сам ебаться даже не хочешь“. Так и сказал». И знаешь, что он мне говорит? Джеки такой: «Я, – говорит, – держу себя в форме. А кроме того, откуда мне знать, блядь, что не хочу телку ебать, если я ее не выебу? Только потом пойму, после». Сам-то я думаю, – сказал Стив, – я думаю, чувак боится, что где-то телка есть на свете такая, которая пойдет ебаться, а он помрет и так ее и не спросит. Джеки так и сказал: «Чуваку больше пизды перепадает, чем унитазу».

– Ну, – сказал Барри, – тут я его узнаю. Ему там одну удалось завалить с дойками по сорок дюймов. Он практически и пиджак-то не снял, а тут же засек ее и уже под бок к ней подладился, я даже дайм в телефон сунуть не успел, тебе позвонить. Времени не тратит.

– И долго он так, – сказал Стив. – Ты ж его знаешь – он, блядь, каждый вечер куда-то намыливался, пока не женился в первый раз. Каждый вечер. А как женился – какое-то время не ходит. Но потом опять начинает. Поэтому, само собой, девки, на которых он женится, они всегда на измену садятся отчего-то, сами лисы еще те, и раз чувака нет дома, они уже прикидывают. Но ты вообрази, да? Чуваку под полтос уже, а он – он не женат, и дома его никогда не бывает. Никогда. Про него что угодно можно говорить, но мужик он крепкий.

– И быстрый, надеюсь, – сказал Барри. – Промозгло, блядь.

– Да выйдет он, – сказал Стив. – Нам только дождаться его тут надо, а какая там телка – по барабану. Марки времени зря не тратит. Он знает, что делает. Половина бабца, что ходила туда на побарахтаться, оказывалась в койке с Марки. И он-то их обслуживал как полагается. А они все, знаешь, чего? Они даже не знают, кто это.

– Как это? – спросил Барри.

– Когда просто перепихоны, – ответил Стив, – он им чужое имя говорит.

– И кем называется? – спросил Барри.

– Ну, – ответил Стив, – нас же он знает, да? И Диллона знает, и кучу других ребят. А еще есть парни, которых он не знает, – какие-то такие ребята, им он имена сочиняет. Как ему карта ляжет. Так вот штука в том, что есть телок четыре-пять, они сюда заходят как-нибудь вечерком или еще куда, на мужей своих разозлятся – и думают, что выебли нас с тобой.

– Вот хуесос, – сказал Барри.

– Да ладно, – сказал Стив. – Отдай чуваку должное.

– Ну да, – сказал Барри. – А допустим, он телку выеб и сказал, что это я, а Джинни узнает, а? Я же и в говне буду, а я этого даже не делал.

– Блин, Барри, – сказал Стив. – Я же в смысле, тебя никто не узнает. В чем дело, я думал Джинни тебе доверяет.

– Она и доверяет, – ответил Барри, – потому что знает, я такого не делаю.

– В общем, – сказал Стив, – послушай, он мог часто и не говорить, что он – это ты. А девки, с которыми он встречается, может, и вообще не расслышат. Им-то трахнуться только. Всегда так – он, дескать, главарь, блядь, мафии. «Заехал тут в город на пару дней. Езжу много». Он же и ездит. Кроме тех ночей, когда мельницу держит, – тогда он тут, а так то в Данверсе, то в Лоренсе, он везде. Потом выкатывает такую здоровущую пачку. Штук восемьдесят полусотенных там у него, и кроме полтосов – ни одной купюры. И гайки на пальцах. А потом, немного погодя: «Я тут у одного остановился. С гостиницами рисковать нельзя, там надо все подписывать. Может, мы лучше к тебе?» А у телки, конечно, никакого своего квадрата нет. То есть домовуха-то есть, но там ее хрен и детки, а кроме того, она не хочет, чтобы кто-то знал, что сама она местная. Поэтому дальше больше – вот они уже в гостинице, и телка за нее башляет. «Он их к себе не может таскать, – мне Диллон говорил. – Там, ебаный в рот, тараканов нет. Даже тараканам стыдно в такой дыре жить». Но у него «кад» и сутера рыжие, и он ходит всем бабам вешает всякое, а они уши развесят, и он их всех потом ебет. Хорошего всем больше сделал, чем Дед Мороз, если все учитывать.

– А ты зачем про Данверс сказал? – спросил Барри.

– Потому что он туда ездит, – ответил Стив. – В клуб туда иногда, в Данверсе есть. И в «Пляж» наведывается. Говорю же – везде бывает.

– У Джинни ма в Данверсе живет, – сказал Барри.

– Сомневаюсь, Барри, что он ебал мамашу Джинни, – сказал Стив. – Но если интересно, я ей давай позвоню, поинтересуюсь от твоего имени.

– А я тебе когда-нибудь от твоего же имени пятак набок сверну, – сказал Барри.

Из «Хвоста омара» вышел Трэттмен – в двубортном пальто мышиного цвета, с темноволосой женщиной за сорок. Поднял правую руку, а левой направил телку по тротуару. Служитель в анораке подъехал на рыжеватом «куп-де-вилле». Трэттмен открыл пассажирскую дверцу и обошел машину спереди. Служителю протянул сложенную купюру.

– Спасибо, – сказал тот без тени узнавания; Трэттмен сел в «кадиллак».

Стив и Барри залезли в синий «форд-ЛТД» с металлическим отливом – жесткий верх, черная виниловая крыша – и захлопнули дверцы.

«Куп-де-вилл» направился по Бойлстон-стрит на восток. Миновал перекрестки с Херифорд, Глостер, Фэрфилд и Эксетер по зеленому сигналу светофора. Стив удерживал «ЛТД» в трех машинах позади, на одну полосу правее. Через Фэрфилд и Эксетер он проехал на желтый.

– Тоже неплохая тачка, – сказал Барри.

– Ты реши уж когда-нибудь, – сказал Стив. – Хватит вола ебать, и сделайуже что-нибудь, можешь же себе хоть что-то раздобыть, а не ныть все время, как у других все есть, а у тебя нету.

– Иди ты нахуй, – сказал Барри. – Мне в прошлом месяце пришлось почти двести пятьдесят дубов выкатить на зубного. Только на пару долларов приподымешься, что-то случается – и пиздец денежкам.

«Кадиллак» остановился на красный возле Дартмур-стрит.

– Старею, наверно, – сказал Стив. – У всех моих друзей беда с зубами. Джеки мне как-то говорил, его жена вся на уши встала – ей надо было делать, как это называется, корневой канал. «Что меня опустит долларов на девятьсот, наверно, когда все закончится». Я и не знал, что это столько стоит.

Светофор на Дартмур перемигнул, и «кадиллак» тронулся дальше. Женщина в нем придвинулась ближе к мужчине.

– Это он ей рассказывает, что сейчас с ней сделает, – сказал Стив.

– А совсем прикончило меня вот что, – сказал Барри. – Помнишь, сукин сын за Мэн меня прищучил? Пять сотен в день плюс расходы. Мне пришлось ему отслюнить почти три девятьсот. Ну и то, что еще раньше надо было отдать, кусок, чтоб он вообще взялся.

«Кадиллаку» на углу Клэрендон и Беркли достался зеленый. Машина Каприо опять проехала на желтый.

– Это потому, что ты безмозглый засранец, – сказал Стив. – Ни один осел на свете туда бы не полез, как ты. А ты – вот чего ты жалуешься? Нормально он с тобой, по-моему, обошелся. Был бы кто другой – тебя опять бы закатали.

«Кадиллак» остановился на красный на Арлингтон-стрит.

– Не буду я на Майка бочку катить, – сказал Барри. – Он просто дорого встал, вот и все.

Свет сменился, и Стив поехал за «кадиллаком», который свернул направо по Арлингтон. Перед «ЛТД» дорогу перебежал мужчина в светло-сером «честерфилде», с портфелем в руке – быстро, догнал высокого альбиноса в бледно-лиловой накидке, отделанной красным атласом, в ботинках на платформе. Стив Каприо поменял полосы вправо и сомкнул дистанцию между «ЛТД» и «кадиллаком».

– Похоже, в «Посланника» едет, – сказал Стив. – Должно быть, сегодня жадина досталась, надо самому платить. Не, я просто говорил, э-э, да то же самое. Ты просто слишком хуем груши околачиваешь. Сделал что-то – что-то получишь. Видишь, ни я, ни Джеки не поедем в Мэн себя такими дураками выставлять – наезжать на людей, когда они дома с семьей и все такое.

– Ну, – сказал Барри, – он бы не забашлял. Дрожжей с Блума снял, а возвращать не хотел. Блуму ж надо было дрожжи с чувака снять. Такое же нельзя спускать с рук.

«Кадиллак» перестроился в левую полосу у «Стэтлер-Хилтона» и свернул влево.

– Не, не в «Посланца» он едет, – сказал Стив. – Он едет на «Террасу». Должно быть, драхмы у нее все-таки есть. Ну да, и Блум свои дрожжи получил, а ты получил – сколько тебе Блум отслюнил за все это говно?

– Шестьсот, – ответил Барри. – Мне фанеры надо было. Джинни только на колпачки села тогда, мне надо было в первый раз башлять.

– Шесть сотен, – повторил Стив. – Так ты, значит, сколько на этом потерял – три двести, четыре двести? Блум тебе вернул, во сколько тебе Майк обошелся?

– Не-а, – ответил Барри.

«Кадиллак» заехал в гараж отеля «Терраса».

– Не-а, – повторил Стив. – А ты его просил об этом?

– Не-а, – ответил Барри.

– Еще бы, – сказал Стив. «ЛТД» он остановил в полуквартале от гаража и выключил зажигание. – Значит, ты чуть на кичу опять не загремел, а отслюнил на это столько, сколько я за эту машину отдал. Об этом я и говорю. Рано или поздно пора начинать себе прыщи давить, как я. А не то весь остаток жизни будешь выпутываться из того, куда и ввязываться не стоило, и нихера тебе не обломится.

– Послушай, – сказал Барри, – ну ладно, ты меня тут подлечиваешь и прочая срань, давай-ка я у тебя спрошу: раз тебе так обламывается, чего ж ты до сих пор скачешь да чувакам рога ломаешь, а?

– Не из-за денег, – ответил Стив. – Хочешь посмотреть, сколько на мне сейчас драхм, вот в эту самую минуту? – Он поерзал на сиденье, доставая бумажник.

– Нет, – ответил Барри.

Стив расслабился.

– У меня две сто с собой, – сказал он. – Я ни цента за эту вот тачку не должен, а Рите как-то на днях даже чек отправил. Нет, я просто чуваку добряк делаю. Возникло дело, Джеки мне тоже помогал, когда я чего-то не мог…

– Джеки никому рога не ломает, – сказал Барри.

– Нет, – согласился Стив. – Джеки кое-чем другим занимается, знаешь? Есть многое такое на свете, чем чуваки занимаются, – они, Барри, не только другим чувакам рога ломают. Тебе про это ничего не известно, потому что думаешь ты только об одном – как бы побыстрее сотку перехватить, а что потом, тебе до лампочки. Джеки мне эту штуку передал, когда от машин отвалил, что у него там были возле Девятого шоссе. А мог бы и не передавать.