Текст книги "Смерть в Панама-сити"

Автор книги: Джордж Кокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

6

Как и следовало полагать, преступление такого рода относилось к сфере деятельности секретной полиции и команду, прибывшую через несколько минут после телефонного звонка Кастанцы, возглавлял сам генеральный инспектор, стройный, симпатично выглядевший мужчина лет сорока пяти с седеющими висками, быстрыми внимательными глазами и спокойной манерой разговора. Его звали Гектор Квесада и, к счастью для Рассела, он говорил по-английски всего лишь с легким акцентом.

Вместе с ним прибыли руководитель следственного отдела, смуглый плотный человек по имени Ренальдо Диас; эксперт по дактилоскопии с фотокамерой и прочим оборудованием и несколько детективов. Вскоре приехал и врач, осмотрел тело и после того, как он поговорил с Квесадой и были сделаны фотографии, тело увезли.

До сих пор Квесада просил Рассела, Клер Тремен и Кастанцу оставаться в спальне. Теперь же, после того как плитки пола перед стеной с вмурованным сейфом были вымыты, он пригласил их в гостиную. Когда все расселись, по очереди внимательно осмотрел каждого, как бы прикидывая, с кого начать. Наконец он показал на сейф.

– Мы нашли его открытым, – начал он.

– Вы думаете, он был взломан? – спросил Кастанца.

– По крайней мере, на это похоже. К сожалению, мы не знаем, когда это произошло. Вполне возможно тот, кто это сделал, был застигнут на месте преступления и воспользовался оружием, чтобы заставить навсегда замолчать Макса Дарроу, когда тот пытался вмешаться. Может кто-нибудь из вас что-то добавить по этому поводу?

Он замолчал, слегка приподняв брови. Не услышав ответа, опустил их снова.

– Внутри не было ничего особенно ценного, – добавил он, глядя на Кастанцу, – но вот эти соглашения показались мне интересными. Вы знали о них?

– Да, – сказал Кастанца, – и я могу объяснить, почему они были составлены.

Он наклонился вперед, расстегнул свой белый смокинг, оперся на подлокотники кресла – и в этот момент Рассел заметил тяжелое кольцо с печаткой на среднем пальце его левой руки. Он быстро глянул на сидевшую рядом с ним Клер, но та, казалось, ничего не заметила, и он промолчал.

– Когда я приехал из Португалии, – продолжал Кастанца, – то быстро понял, что иностранцам очень трудно начать свое дело здесь в Панама-Сити. Американцам это можно, но остальные сталкиваются с большими трудностями при получении разрешений. Я профессионал сервиса, – добавил он, – квалифицированный метрдотель. Это моя профессия. У меня были деньги, но я понимал – чтобы открыть ресторан, мне нужно найти…

Он замялся, подыскивая подходящее слово и жестикулируя обеими руками. Рассел подсказал:

– Сговорчивого партнера. Человека для прикрытия.

– Совершенно верно, – кивком головы поблагодарил за помощь Кастанца. – Я осмотрелся и изучил окрестности для того, чтобы выбрать подходящее место. Я повсюду наводил справки. И при этом всплыло имя Макса Дарроу, как хорошо известного в здешнем обществе человека. А кроме того он был американцем и легко мог получить нужное мне разрешение. Мы обсудили проблему и пришли к согласию.

– И вы подписали это секретное соглашение, – сказал Квесада.

– Правильно. Нам представлялось, что будет лучше, если Макс Дарроу будет значиться единственным владельцем ресторана.

– И ваше дело процветало, – добавил Квесада.

– К счастью.

– Вы делили прибыль?

– Не в том смысле, как вы подразумеваете. За мою долю я получал значительно большую зарплату, чем обычно платят человеку на этой должности.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Несколько недель назад, – усмехнулся Кастанца, – Дарроу украл из моей комнаты – или сделал так, что он был украден – мой экземпляр этого соглашения.

– Вот этого секретного соглашения?

– Да, вот этого секретного соглашения.

– А без нее, – сказал Квесада, – вы не можете претендовать на участие в деле.

– Совершенно верно.

– Итак, согласно статьям этого соглашения, в случае, если один партнер умрет, то другой становится полным собственником дела. – Он взглянул на Диаса, который стоял рядом и время от времени делал заметки в своем блокноте, затем снова посмотрел на Кастанцу. – И вот это случилось.

– Я был в ресторане, когда мистер Рассел прошел сюда через другой вход.

– Мы ещё не знаем, когда Макс Дарроу был убит.

– Если бы я убил его, – сказал Кастанца, – то взял бы документ.

– Возможно. Но для того, чтобы вступить в собственность, необходимо предъявить соглашение. Если бы условия стали известными, могли возникнуть вопросы и подозрения. – Квесада протянул руку. – Умный человек предпочел бы оставить открытым сейф, из которого исчезли ценности и в котором осталось только этот документ. В такой ситуации он выглядел бы невиновным, как вы и хотите себя представить, но дело все равно перешло бы ему.

Рассел посмотрел на Квесаду с уважением и невольной дрожью, когда вспомнил о портсигаре и изумрудах, которые жгли его раскаленным железом в кармане пиджака. Если бы он был умнее и обладал более упорядоченным умом, у него нашлось бы время избавиться от них. Проще всего было положить коробку в бюро или в ящик стола до приезда полиции. В этом случае они нашли бы её и строили дальше свои версии, оставляя его вне подозрений. Вся беда заключалась в том, что толковые мысли приходили к нему слишком поздно и он знал это; и ещё он знал, что теперь было поздно избавляться от камней – или может быть ещё не поздно?

Будь она обнаружена, то существенным образом подкрепила бы мотивы, нужные Квесаде для объяснения такого убийства и осталось бы мало надежды, что удастся доказать правду, по крайней мере, на первых порах. Даже сейчас было довольно трудно поверить в историю о сыне Дарроу и сувенирах; чего же можно было ждать от полицейских? Он быстро прокрутил в голове все эти доводы, хватаясь за соломинку, когда Квесада повернулся к девушке.

– Вы пришли в девять часов, мисс Тремен, – сказал он, что, вы раньше договорились с мистером Дарроу о встрече? И в какое время это было?

– Где-то около шести.

– Вы звонили сюда?

– В ресторан.

– И он согласился встретиться с вами в девять.

– Да.

– Что он сказал?

– Он сказал, что мне легче будет найти ресторан вечером. Он сказал, что я должна прийти в его контору, и если там его не окажется, то постучать в дверь, соединяющую контору с его квартирой.

– Вы так и сделали?

Клер кивнула и вновь рассказала все, что случилось с ней потом.

Когда она закончила, Квесада кивнул. Он прошелся до стены и обратно, опустив голову и заложив руки за спину. Взглянул на вскрытый сейф и остановился перед девушкой.

– Вы наверное пришли в себя к тому моменту, когда раздался выстрел?

– Два выстрела.

– Ага. И что еще? Какие-нибудь другие звуки, крик?

– Я слышала мужской голос, но не уверена, что разобрала, что он сказал.

– Постарайтесь припомнить. – Квесада подсказал. – Он говорил по-английски?

– Да, – Клер поколебалася, брови её нахмурились, губы были плотно сжаты. – Похоже он как будто говорил: "-Не делай этого! Не делай глупостей!»

– И после этого раздались выстрелы?

Когда она кивнула, Квесада задумался; потом отвлекся.

– Вы прибыли сюда сегодня утром из Соединенных Штатов. На пароходе «Сан Хосе» из Нового Орлеана. Вы путешествуете одна?

– Да. Вернее, я ехала в одной каюте с пожилой женщиной. Она и её племянник наняли автомобиль, чтобы доехать до Панама-Сити и я приехала вместе с ними.

Рассел припомнил мужчину и женщину, которых видел в приоткрытую дверь номера на пятом этаже и понял, почему Клер зашла туда. Сейчас он смотрел на нее, отвечающую на вопросы инспектора Квесады, и ему нравилось, как она держится, её уверенный и лишенный страха голос. Она явно обладала большим присутствием духа и способностью быстро восстанавливать свое душевное равновесие. Все, что она говорила, подтверждало это и он уже гордился ею и было трудно поверить, что знает он её всего лишь несколько часов.

– Вы намерены вернуться на корабль, когда «Сан Хосе» три дня спустя поплывет дальше? – продолжал Квесада. – Вы приехали сюда, чтобы специально встретиться с Максом Дарроу? Почему, скажите, пожалуйста?

– Он должен моему отцу десять тысяч долларов и не отвечал на наши письма. Срок его векселя давно истек…

– И ваш отец послал вас получить долг?

– Это была моя идея. Мой отец недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы предпринять такое путешествие. – Она перевела дыхание и добавила. – Я работаю в рекламном отделе компании «Атлантическо-Карибские линии» и могу взять отпуск, когда захочу, поэтому я поехала в Новый Орлеан и компания оформила мне билет.

– Понимаю, – Квесада обдумал её слова и после небольшой паузы добавил: – Ваш отец когда-то работал здесь?

– Да, в зоне Панамского канала, – сказала она.

Затем она быстро рассказала оставшуюся часть своей истории, объяснив, что её отец работал в зоне гражданским служащим, что она сама жила здесь с десяти лет до тех пор, пока не умерла её мать, что случилось, когда ей исполнилось семнадцать, после того она уехала и жила с теткой в Пенсильвании, где ходила в школу. Позднее, когда её отец достиг возраста обязательного выхода на пенсию, он собрал свои сбережения и основал небольшую пароходную компанию, в которой Макс Дарроу был его компаньоном.

– Макс Дарроу, – сказал Квесада, – был компаньоном во многих предприятиях, причем не все из них были успешными.

– Он был антрепренером, – мягко добавил Кастанца.

– Они купили два подержанных военных судна, – продолжала Клер, – и переделали их для прибрежных перевозок. Перевозили что угодно, – добавила она, – но главным образом бананы из района Чирикуи.

– Я знал вашего отца, – кивнул Квесада, – Когда вы упомянули о судоходной компании, я его вспомнил. Он был лоцманом на канале, не так ли?

– Да.

– И что с векселем, о котором вы говорили?

– Полтора года назад здоровье отца ухудшилось и доктор сказал, что он должен вернуться в Штаты. Мистер Дарроу выкупил его долю, заплатив часть наличными, а на остальное выдав вексель на десять тысяч долларов.

– Ваш отец – доверчивый человек.

Рассел заметил, как девушка откинула прядь волос со лба и как краска заливает её щеки. Она смотрела на Квесаду в упор.

– У моего отца, – сказала она медленно и осторожно, – не было особого выбора.

– Я слышал, – добавил Квесада, – что оба судна были заложены и сейчас выставлены на продажу.

Он слегка поклонился, поблагодарив за информацию, заметил, что хотел бы позднее получить от неё письменное подтверждение отдельных деталей и переключился на Рассела.

– Вы также приехали в Панаму для того, чтобы встретиться с Максом Дарроу.

Это было скорее утверждение, а не вопрос, и Рассел покачал головой. Уже решив, что сейчас не время рассказывать всю правду, он начал перекраивать её на свой лад. Сказал, что прибыл сюда просто как турист, что не мог избавиться в Нью-Йорке от вирусной инфекции и один из партнеров по адвокатской конторе предложил ему взять отпуск на неделю и погреться на солнце.

– Я никогда не был в Панаме, – говорил он, – поэтому решил приехать сюда и посмотреть страну. Мы служили с Дарроу в одной части на Филиппинах, поэтому естественно, что я разыскал его.

– Вы были близкими друзьями?

– Нет. Когда вы оказываетесь в чужой стране, то станете разыскивать даже человека, с которым не были близкими друзьями.

Квесада с этим согласился.

– И в ваших беседах он не упоминал о своем намерении в ближайшее время покинуть Панама-сити?

– Да, он говорил об этом, – сказал Рассел и повторил кое-что из сказанного ему Дарроу.

Пока он говорил, у него в памяти всплыли, но ненадолго, человек в затемненных очках и вооруженный пистолетом толстяк. Представлялось совершенно очевидным, что эти двое обыскивали его комнату в надежде найти изумруды, но он не знал, почему подозрение пало именно на него – и если упомянуть об этом обыске, то он должен будет ответить на вопрос: – почему?

Почему кому-то в голову пришло обыскивать его, не иначе как возникли подозрения, что он скрывает какие-то ценности? Почему вообще была предпринята эта попытка?…Нет. До тех пор, пока он не решит рассказать всю правду о портсигаре и изумрудах, это происшествие следует сохранить в тайне. Вместо этого он рассказал о трех посетителях, которые побывали здесь днем.

Квесада внимательно выслушал, и в его глазах загорелся живой огонек.

– Этот летчик, о котором он говорил как о партнере, – протянул он. – Довольно крупный мужчина, блондин со светлыми глазами?

– И с довольно свирепым лицом. Его прическа явно нуждалась в стрижке.

– Его слова звучали как угроза?

– По смыслу, пожалуй, да.

– Это Фолли, – сказал Квесада Диасу и затем быстро заговорил по-испански.

Диас повернулся к одному из детективов, сказал что-то также по-испански и тот быстро вышел из комнаты.

– Так женщину звали Сильвия? – продолжал Квесада. – И к мужчине, который пришел вслед за ней, он обращался как к майору… Опишите его, пожалуйста.

Рассел сделал это. Квесада задумался, размышляя и слегка нахмурившись. Наконец он кивнул и снова повернулся к Диасу.

– Это майор Баском, – сказал он и опять после приказа, отданного по-испански, один из детективов покинул комнату.

Когда дверь за ним закрылась, Квесада достал из внутреннего кармана длинный конверт и открыл его, взгляд его на миг задержался на каждом из трех свидетелей, пока он доставал из конверта пачку новых стодолларовых банкнот.

– Мы нашли этот конверт, прикрепленным к задней стенке ящика стола, – сказал он. – Содержимое ящиков указывает на то, что их обыскивали, но очевидно не хватило времени проделать это систематически… Всего здесь шесть тысяч долларов, – продолжал он, – из чего следует, что Дарроу не полностью полагался на свой сейф.

Он снова убрал конверт в карман, прошелся, чтобы ещё раз взглянуть на сейф и вернулся обратно. Затем покосился на Диаса и, не обращаясь ни к кому конкретно, сказал:

– Удивительно, что там нет изумрудов. – Он взглянул на Рассела и на девушку. – Известно, – продолжал он, как бы объясняя – что Дарроу коллекционировал изумруды.

Диас сделал какой-то жест рукой, но промолчал.

Квесада пожал плечами, как бы отбрасывая эту тему, потом посмотрел на присутствующих.

– Я должен просить вас отправиться к нам в управление, – сказал он. – Макс Дарроу застрелен, но мы не нашли пистолета. Необходимо обыскать вас – это простая формальность, вы понимаете, и получить показания. Машины ждут снаружи.

7

Пока они спускались по лестнице, Джим Рассел обдумывал сложившуюся ситуацию. Он шел рядом с Клер Тремен и когда решился ободряюще коснуться её руки, она ответила улыбкой. Это была невеселая, но дружеская улыбка, что заставило его вернуться к его собственной серьезной проблеме.

В первые секунды после замечания Квесады он едва не впал в панику. Но по счастью у него хватило времени понять, что это его сразу погубит и успеть полнее оценить складывающиеся против него обстоятельства. В глубине души он был убежден, что не может быть обвинен в преступлении, которого не совершал, но если сейчас у него найдут изумруды Дарроу, о которых он ничего не сказал, то он станет подозреваемым номер один. При таком очевидном мотиве преступления вряд ли стоит надеяться, что полиция ему поверит, по крайней мере вначале.

Более того, как адвокат он знал, что большая часть убийств раскрывается сравнительно быстро. Когда набирается достаточно фактов, картина предстает довольно ясной и остается только схватить главного подозреваемого. Так что вполне вероятно, что собрав все факты, Квесада будет знать, кто убил Макса Дарроу. Расселу хотелось исключить себя из числа подозреваемых, но весь парадокс заключался в том, что лучшим способом для этого были такие шаги, которые указали бы на него как на виновного. Вот в чем состоял тут риск.

Вот почему он счел, что для него лучше всего избавиться от изумрудов, а чтобы сделать это, нужно было время. Так как изумруды принадлежали Дарроу и были частью его состояния, да ещё представляли огромную ценность, совесть не позволяла Расселу выбросить камни в канаву, где они навсегда бы сгинули. Задача состояла в том, чтобы временно их спрятать, и вот теперь, переходя улицу к двум полицейским седанам, он уже знал, что делать. Он не был уверен в том, что это решение лучшее, но ничего другого не мог придумать в сложившихся обстоятельствах.

За рулем каждого автомобиля сидел водитель, рядом с ними стоял детектив. Кастанца, Квесада и Диас находились в паре шагов позади, так что немного опередив Клер Тремен он открыл дверь второго автомобиля и сел в него. Когда Клер последовала за ним, он просто открыл вторую дверь и выскочил наружу. Выбравшись на мостовую, Джим бросился бежать по темной и пустынной улице к ближайшему углу прежде, чем кто-либо сообразил, что он делает.

Теперь его союзниками была неожиданность и темнота. Поворачивая за угол, он услышал крики; он бежал легко, держась поближе к зданиям, там, где тень была гуще, пока не добежал до отходившей налево аллеи. Заглянув в её чернильную тьму, он заметил поворот на другую улицу и помчался туда.

Обнаружив, что позади не слышно близкой погони, он перешел на быстрый шаг, дошел до другой улицы и снова свернул налево, пока не увидел темный проулок. Здесь вдоль узкого тротуара медленно двигались безликие тени, изредка попадавшие в полосы света из открытых дверей или окон.

Джим ещё более замедлил ход. Когда смог перевести дух, не спеша зашагал вдоль узкой бедной улицы, неприглядные дома которой стояли вровень с тротуаром, а входные двери располагались прямо на его уровне. При свете керосиновых ламп были видны тихие маленькие тесные комнаты, сквозь открытые окна он мог видеть убогие стулья, столы, койки; стены были украшены цветными вырезками из журналов, портретами хорошеньких девушек, но не длинноногих девиц в купальных костюмах; видны были распятия, свечи, тут и там попадались настольные швейные машины. В задней части этих маленьких комнатушек обычно была видна другая дверь, уходившая в темноту и Рассел решил, что мужчины либо отдыхают после тяжкого трудового дня, либо вообще отсутствуют, так как видел он только женщин, занятых шитьем, или маленьких спящих детей.

Лишь однажды он заметил свет на втором этаже, в одной комнате симпатичная девушка стояла перед зеркалом, поправляя прическу, да двое мужчин, ни возраст, ни характер которых на таком расстоянии определить было невозможно, читали газеты.

Рассел продолжал идти дальше, удивленный видом этих переполненных, похожих на ночлежки комнат, но все же ощущая приличие, честность, какой то спокойный порядок, которого здешним обитателям удавалось достичь несмотря на все обстоятельства. Затем он вышел на пересечение с более широкой улицей и остановился, чтобы сориентироваться.

Довольный, что успел совершить ознакомительную прогулку по городу, Рассел понял, что оказался в деловой его части неподалеку от моря, и что Авенида Сентраль осталась где-то слева. Значит зона Панамского канала, которая могла послужить временным убежищем, находилась в противоположном направлении, поэтому он повернул к Авениде, стараясь раствориться в огнях и шумной толпе, и шел до тех пор, пока не оказался в парке Лессепса. Парк он пересек в направлении возвышавшегося на противоположном конце здания: как сказал ему днем водитель, здесь, в Американском клубе, можно было поесть и выпить, и даже потанцевать.

Поднимаясь по ступенькам в поисках телефона, он спорил сам с собой, упорно отказываясь признавать свой побег глупостью. Он выиграл то время, в котором он нуждался. После того как коробка окажется в безопасном месте, он сам сдастся генеральному инспектору. Он будет выглядеть глубоко пристыженным и извиняющимся. Он полностью признает глупость своего поведения и объяснит его охватившей его паникой, неуверенностью и опасениями человека, оказавшегося в чужой стране, срывом, достойным всяческого осуждения. Если ему предстоит провести ночь за решеткой, пока консул не вытащит его оттуда, он готов перенести это. А тем временем расследование будет продолжаться до тех пор, пока убийство не раскроют. Тогда и наступит время показать изумруды и все объяснить.

Так он говорил себе, когда остановился в центральном холле американского клуба и оглядевшись обнаружил слева небольшой слабо освещенный зал, в котором негрпианист исполнял вещи Эррола Гарнера на кабинетном рояле. У открытых окон за столиками сидело несколько пар, другие расположились на кожаных диванах вдоль стен, лица их были плохо видны в полумраке.

Справа был другой зал больших размеров, хорошо освещенный и просторный, с длинным баром слева, танцевальной площадкой и сценой для оркестра, в настоящее время пустыми, и рядами столиков у окон. В баре было с дюжину мужчин, все в широких брюках и спортивных рубашках, большей частью молодые, судя по виду-американские солдаты, проводящие здесь свободный вечер. Разыскав в холле телефонную будку, Джим извлек клочок бумаги, который ему дал Джордж Гиббс. Когда телефон в квартире не ответил, он взял телефонную книгу, прошел в бар, где освещение было лучше, и начал искать ресторан «Бальбоа Гарден».

В книге были две части – английская и испанская, и он начал искать на слово «Гарден». Ничего не обнаружив, стал просматривать список кафе, но среди них тоже не оказалось названия «Бальбоа». Несколько растерявшись, он тщетно просмотрел длинный список закусочных и именно в это момент случилось нечто, заставившее его забыть о «Бальбоа Гарден».

Два рослых парня из военной полиции вошли через заднюю дверь и оглядели присутствующих. Так как юридически они не имели никаких прав за пределами зоны Панамского канала, их сопровождали два человека в форме панамской национальной полиции. Это делало проверку совместным предприятием и теперь, начав с конца стойки, они стали разглядывать ряд пьющих пиво молодых американцев.

Рассел положил телефонную книгу, незаметно вышел из бара и остановился в нерешительности, не зная, что предпринять. Все его документы были с ним и в полном порядке, и военная полиция не имела права предъявлять ему какие-то претензии; только мысль эта его не слишком успокаивала. Тут он и заметил двух мужчин, вошедших в бар из главного вестибюля.

В другой обстановке он не обратил бы на них внимания, так как оба были невысокими, смуглыми и явно местными жителями, правда, хорошо знакомыми с этим местом, судя по тому, как они быстро и внимательно осмотрелись и направились к ближайшему бармену. Испытывая вину и неуверенность, Рассел наблюдал за их беседой и сопровождающими её жестами. Когда один из них обернулся, чтобы взглянуть на него второй раз, Джим перестал колебаться и быстро направился к выходу, не будучи особо уверенным, что именно он служил предметом разговора, но не желая испытывать судьбу.

К тротуару вели три ступеньки. По ту сторону улицы перед ним возвышалась темная масса Анкон-хилла и его освещенные башни. По диагонали-отель «Тиволи», резиденция официальных гостей правительства. Торопливо пересекая улицу, Рассел едва увернулся от такси. Только добравшись до противоположного тротуара и свернув налево, он расслабился.

Так как между городом Панама-Сити и зоной Панамского канала не было закрытой границы, во время прогулки по городу водитель объяснил Расселу, что на этой улице, именовавшейся Авеню Четвертого июля, один тротуар принадлежал Панаме, а проезжая часть и второй тротуар считались территорией Соединенных Штатов. Теперь, добравшись до этого тротуара, он временно находился вне досягаемости для любых панамских властей. Конечно, между двумя полициями существовало тесное сотрудничество и при необходимости преступников выдавали, но преследовать его здесь не могли.

Ему пришло в голову, что Гектор Квесада мог сообщить в полицию зоны и теперь его разыскивают и здесь, поэтому он миновал широкие веранды отеля «Тиволи»; его мысли сосредоточились на единственном человеке в этой части света, который мог сейчас ему помочь: бывшем однокласснике Теде Ленгли. Припомнив адрес и надеясь, что идет в правильном направлении, он двинулся вперед, постоянно оглядываясь в поисках «чива» – одного из вездесущих автобусов с импортным шасси и самодельным кузовом. Тот не замедлил появиться.

Автобус был битком набит в основном панамцами, индусами и неграми. Когда он тронулся, Рассел назвал нужную ему улицу в районе Бальбоа, водитель буркнул: – «Si», Джим сел рядом с женщиной в платке и с корзинкой на коленях и уставился на дорогу, так как автобус останавливался едва не через каждый квартал, чтобы выпустить пассажиров и забрать новых. Когда несколько минут спустя водитель махнул ему, Рассел расплатился и вышел.

Это был спокойный район с широкими улицами, обсаженными деревьями, с хорошо ухоженными газонами; в стороне от главной улицы здесь было довольно темно и единственным признаком жизни был мужчина, прогуливавший свою собаку по противоположному тротуару. Согласно указаниям, полученным вчера по телефону, ему нужно было пройти два квартала и найти деревянное здание с нависающей крышей. Ленгли сказал, что в доме несколько квартир.

Он ещё не представлял, как Ленгли сможет ему помочь, но у него хоть будет доброжелательно настроенный слушатель. Ему важно было выговориться, рассказать правду, увидеть, какова будет реакция на его рассказ и после этого сделать собственные выводы. В глубине души он надеялся, что Ленгли согласится взять портсигар на сохранение и тогда он сможет с извинениями вернуться к Квесаде.

Быстро шагая по темной улице, он совсем не обратил внимания на огни приближавшегося сзади автомобиля. Даже не взглянул, когда автомобиль поравнялся с ним и затормозил. Лишь увидел, как распахнулась дверь, когда автомобиль замер возле края тротуара перед ним. И вдруг его окликнули:

– Рассел!

Он остановился, вглядываясь в темноту. Только тут возникло чувство опасности, но он сразу понял, что реакция его подвела. Рядом с ним мгновенно оказались двое крепких мужчин. Когда он рванулся было в сторону, то увидел металлический блеск в вытянутой руке, отсвет отраженного света на стволе оружия.

Раздалась команда по-испански.

Хотя он и не понял, но ошибиться в её смысле было невозможно. Джим остановился и напряженно замер. Двое сразу очутились у него по бокам, схватили за руки и он почувствовал, как ствол пистолета ткнулся ему в бок.

– Вы должны пойти с нами, – заявил человек с пистолетом, и они оказались на заднем сидение автомобиля. Второй сел за руль и закрыл дверь.