Текст книги "Зажмурься покрепче"

Автор книги: Джон Вердон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава 6
Дома

Дорога домой занимала два часа. К концу второго часа в долину у подножия западных Катскиллов уже прокрался вечерний сумрак.

Когда Гурни свернул с основной дороги на гравийную, что вела к его ферме, он почувствовал, что обманчивый прилив сил, спровоцированный двумя большими чашками крепкого кофе во время перерыва на семинаре, начал испаряться. В вечернем свете на ум пришел образ, который Гурни списал на отходняк от кофеинового удара: лето ослабевало на глазах, словно дряхлеющий актер, прямо на сцене, а за кулисами притаилась осень, готовая похоронить старика и занять его место.

«Господи, мой мозг превращается в кашу».

Он припарковался, как обычно, на поросшем сорняками клочке зелени, лицом к облакам всех оттенков розового и сиреневого над дальней грядой.

Зайдя в дом через боковую дверь, Гурни разулся и заглянул на кухню. Мадлен стояла на коленях перед раковиной и собирала в совок осколки винного бокала. Он пару секунд смотрел молча, а потом спросил:

– Что случилось?

– А что, не видно?

Он помолчал еще немного.

– Как дела в клинике?

– Да вроде ничего… – она поднялась и, натужно улыбаясь, с шумом высыпала осколки в пластиковый контейнер для мусора. Гурни подошел к французским дверям и уставился на полный ожидания пейзаж. Дрова у сарая ждали, чтобы их покололи и сложили в поленницы; газон ждал последней стрижки в сезоне; спаржа ждала, когда ее срежут к зиме и сожгут, чтобы уничтожить личинки жуков-трещалок.

Мадлен вернулась на кухню, включила утопленные в потолок светильники над шкафчиком и убрала совок обратно под раковину. Из-за электрического света сумерки снаружи стали казаться еще гуще, а стеклянные двери превратились в зеркала.

– Я оставила тебе семгу на плите, – сообщила она. – И рис.

– Спасибо, – отозвался он, наблюдая за ней через отражение в стекле. Он смутно припоминал, что она куда-то собиралась вечером, и решил попробовать угадать: – Ты на собрание книжного клуба?

Она неопределенно улыбнулась. Гурни так и не понял, верна его догадка или нет.

– Как твой семинар? – спросила Мадлен.

– Неплохо. Очень разношерстная публика – полный набор типажей. Молчуны, которые только слушают и никак не участвуют в дискуссии. Практики с утилитарным подходом, которых интересует, как применить полученные знания в деле. Ленивцы, которым все новое в тягость и которые вовлекаются по минимуму. Циники, для которых любая чужая идея – фигня по умолчанию. Отличники, которые хотят узнать побольше, понять получше и стать самыми эффективными полицейскими… – он увлекся и собирался продолжить, но Мадлен разглядывала воду в раковине. – В общем… нормальный был семинар. Благодаря отдельным отличникам даже хороший.

– Мужчинам или женщинам?

– Не понял…

Она вытащила из раковины кулинарную лопатку и уставилась на нее так, словно впервые осознала, какая она старая и поцарапанная.

– Отличники, про которых ты говоришь, были мужского или женского пола?

Он поразился, насколько легко в нем взвивалось чувство вины, даже когда стыдиться было нечего.

– И мужчины, и женщины, – ответил он.

Мадлен поднесла лопатку к свету, поморщилась и бросила ее в мусорное ведро под раковиной.

– Слушай, – произнес Гурни, – насчет звонка Хардвика… Что-то мы с тобой закончили разговор не на той ноте.

– Ты решил поговорить с матерью убитой девушки. Что тут еще обсуждать?

– Понимаешь, есть веские причины задать ей кое-какие вопросы, – сказал Гурни. – И другие, не менее веские, не разговаривать с ней вовсе.

– Сложная дилемма, – прокомментировала Мадлен. – Только мне надо бежать. Не хочу опоздать в книжный клуб.

Он, естественно, расслышал легкий нажим, с которым прозвучали слова «книжный клуб». Она заметила, что Гурни просто угадал, а не вспомнил, куда она едет. Какая удивительная все-таки женщина.

Невзирая на усталость и смутную тревогу, он улыбнулся.

Глава 7
Вэл Перри

Как обычно Мадлен проснулась первой.

Когда Гурни открыл глаза, на кухне уже булькала кофеварка. Он тут же вспомнил, что накануне забыл починить тормоз на велосипеде.

На эту мысль сразу же наслоилось беспокойство из-за предстоящей встречи с Вэл Перри. Он, конечно, сказал Хардвику, что разговор не подразумевает готовности взяться за дело, а также что он согласился больше из желания поддержать человека, пережившего ужасную утрату. Только он и сам сомневался в искренности этого объяснения. Усилием воли он отогнал эти мысли и пошел в душ, потом оделся и решительно направился через кухню в кладовку. Мадлен сидела за столом в обычной утренней позе, с тостом и книжкой. Накинув рабочую куртку, он вышел через боковую дверь и отправился в гараж, где стоял трактор и заодно хранились каяки с велосипедами. Солнце еще не встало. Утро выдалось непривычно холодным для первых дней сентября.

Он выкатил велосипед Мадлен из-за трактора, вывез его наружу и прислонил к стенке гаража. Алюминиевая рама показалась на ощупь ледяной, как и гаечные ключи, которые он выбрал из набора на полке.

Дважды с чертыханием ободрав костяшки пальцев о переднюю вилку, он все-таки сумел поправить тросы, регулировавшие положение тормозных колодок. Нужно было заставить колесо двигаться свободно, когда тормоз не зажат, а при зажатом рычаге колодка должна была плотно прилегать к ободу колеса. Результат удовлетворил Гурни только с четвертой попытки. Он вздохнул скорее с облегчением, нежели с удовлетворением, убрал гаечные ключи на место и отправился обратно в дом. Одна рука горела из-за содранной кожи, другая задубела от холода.

Проходя мимо горы бревен, он в очередной раз задумался, имеет ли смысл арендовать дровокол или лучше купить собственный. У обоих вариантов были свои недостатки.

Солнце еще не взошло, а белки уже начали ритуальную атаку на птичьи кормушки, заставляя Гурни задаваться другим вопросом, на который из раза в раз не удавалось найти конструктивный ответ. И опять же оставался вопрос с удобрением спаржи.

Вернувшись на кухню, он сунул руки под теплую струю из-под крана. Как только боль немного утихла, он объявил:

– Я починил тебе тормоза.

– Спасибо, – радостно отозвалась Мадлен, не поднимая глаз от книжки.

Спустя полчаса она переоделась и вышла в сад в сиреневых флисовых штанах, розовой ветровке, красных перчатках и оранжевой вязаной шапке, натянутой на уши. Гурни подумал, что она похожа на детскую раскраску, заполненную цветами заката. Мадлен села на велосипед и медленно, подскакивая на камнях, поехала вдоль луга, а затем исчезла за сараем, где начиналась городская дорога.

Следующий час Гурни перебирал в памяти факты, которые Хардвик сообщил ему про убийство. Его беспокоила какая-то нарочитая театральность фабулы, почти опереточная гротескность преступления.

Ровно в девять утра, как и было условлено, он подошел к окну, чтобы проверить, не приехала ли Вэл Перри.

Вспомнишь о черте – он и появится. Из-за сарая выехал ядовито-зеленый «Порше Турбо» и начал неспешно подниматься по холму. Эта модель стоила порядка 160 тысяч долларов. Негромко урча двигателем, спорткар подъехал к дому и остановился. Гурни про себя отметил, что прибытие гостьи вызывает у него почти неуместное любопытство, и отправился ее встречать.

Из машины вышла высокая стройная женщина в шелковой блузке цвета ванили и черных шелковых брюках. У нее были черные волосы до плеч и короткая челка на манер героини Умы Турман в «Криминальном чтиве». Как Хардвик и предсказывал, она была сногсшибательно хороша. Но напряжение, с которым она держалась, бросалось в глаза не меньше, чем ее красота.

Она огляделась – то ли с любопытством, то ли в поиске чего-то. Гурни решил, что это просто привычка быть настороже.

Гостья подошла к нему с легкой ухмылкой – хотя, возможно, это был ее обычный изгиб губ.

– Мистер Гурни? Я – Вэл Перри. Спасибо, что нашли для меня время, – произнесла она, протягивая руку для приветствия. – Как к вам лучше обращаться? Мистер или детектив?

– Я расстался со званием, когда ушел на пенсию. Зовите меня просто Дэйв.

Они обменялись рукопожатием. У Вэл оказались уверенная хватка и очень пристальный взгляд. Отметив это про себя, Гурни предложил:

– Зайдемте в дом?

Помедлив, она снова оглянулась вокруг и остановила взгляд на террасе.

– Может, лучше сядем вон там?

Предложение его удивило. Солнце уже очертило кромку восточной гряды, а роса на траве почти испарилась, но воздух тем не менее был прохладным.

– Сезонное аффективное расстройство, – объяснила она, улыбнувшись. – Знакомы с таким?

– Еще как, – усмехнулся Гурни. – У самого есть немного.

– У меня, увы, не «немного». Как приходит осень – мне нужно как можно больше быть на воздухе. Иначе я вполне недвусмысленно помышляю о самоубийстве. Так что, если вы не возражаете, давайте все же сядем на улице?

Его ум, никак не изменившийся за время вынужденного застоя после отставки, по привычке подвергал все сомнению. Он начал оценивать, насколько история про расстройство правдоподобна и нет ли других причин, почему Вэл не хочет заходить в дом. Возможно, дело в мании контроля, необходимости подчинять окружающих своей воле даже в мелочах? Или дело в клаустрофобии? А может, в страхе, что в доме могут оказаться записывающие устройства? И тогда – обоснованный это страх или паранойя?

Он отвел ее на террасу, отделявшую французские двери от грядок со спаржей, и указал на пару раскладных стульев по обе стороны небольшого кофейного столика, который Мадлен когда-то купила на аукционе.

– Здесь будет удобно?

– Вполне, – ответила Вэл, слегка отодвинула один из стульев и уселась, даже не отряхнув сиденье.

Значит, ей было не страшно порвать или испачкать свои явно недешевые брюки. Ей также было не жалко своей бежевой кожаной сумочки, которую она бросила на влажную поверхность столика.

Вэл с любопытством посмотрела на Гурни.

– Итак, что вам рассказал Хардвик?

Жесткие нотки в голосе, жесткий блеск в миндалевидных глазах.

– Он рассказал об обстоятельствах, предшествовавших… и последовавших за убийством вашей дочери. И, пока мы не продолжили, позвольте выразить искренние соболезнования.

Сначала она как будто не расслышала. Затем едва заметно кивнула и быстро произнесла:

– Благодарю. Мне приятно ваше сочувствие.

Ее мимика говорила обратное.

– Но я пришла поговорить не о скорби, а о Гекторе Флоресе, – она скривилась, произнося его имя, словно задела больной зуб. – Что вы знаете о нем от Хардвика?

– Что имеются убедительные доказательства его вины. А также что Флорес – неоднозначный человек с неясным прошлым, и его мотив остается загадкой, как и его местонахождение в данный момент.

– Да уж, загадка! – повторила она с какой-то яростью, чуть наклонившись к Гурни и положив руки на мокрый столик. Платиновое обручальное кольцо на ее безымянном пальце выглядело самым обычным, но под ним громоздилось помолвочное, с бриллиантом неправдоподобного размера. – Ладно, вижу, вы в курсе дела, – подытожила она, и Гурни заметил какой-то нездоровый блеск в ее глазах. – До сих пор неизвестно, где эта скотина прячется. Это неприемлемо! Это… невыносимо. Я нанимаю вас, чтобы положить конец этой «загадке».

Он тихо вздохнул.

– Давайте не будем забегать вперед…

– В каком это смысле? – спросила она, надавив на столешницу с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели.

Гурни ответил вялым, почти сомнамбулическим тоном – это было его обычной реакцией на чересчур эмоциональных собеседников:

– Я еще не решил, имеет ли мне смысл заниматься расследованием, если ситуация и так под пристальным вниманием полиции.

Ее губы растянулись в брезгливой улыбке.

– Сколько вам надо?

Он покачал головой:

– Вы разве не расслышали, что я сказал?

– Тогда что вам нужно, чтобы взяться за дело? Только скажите.

– Я понятия не имею, что мне нужно, миссис Перри. В настоящий момент у меня слишком мало информации.

Она убрала руки со стола и положила их на колени, сцепив пальцы, и это было похоже на выученную технику самоконтроля.

– Давайте без обиняков. Я хочу, чтобы вы нашли Гектора Флореса. Арестуйте его или убейте, мне все равно. В любом из этих двух вариантов я дам вам все, что вы пожелаете. Все, что вам угодно.

Гурни откинулся на спинку стула и уставился на грядку со спаржей. Чуть поодаль, у поилки с сахарной водой, зависла парочка ярко-красных колибри. Он слышал неровный гул их крылышек – было похоже, что птички воевали за право пировать единолично, хотя, возможно, это был какой-то запоздалый брачный танец. Иногда то, что внешне кажется проявлением агрессии, в действительности имеет совсем другую природу.

Он попытался сконцентрироваться на лице Вэл и разгадать, что скрыто за ее красотой. Что наполняло этот безупречный по форме сосуд? Отчетливее всего проступала ярость – Вэл даже не пыталась ее скрывать. Отчаяние… Горечь. Одиночество, в котором она вряд ли бы призналась, поскольку само понятие подразумевает уязвимость. Острый ум… Импульсивность, упрямство: привычка спонтанно вцепиться, а потом с упрямством не отпускать. И что-то еще. Что-то темное…

Ненависть к себе?

Гурни усилием воли перестал гадать. В какой-то момент начинаешь принимать домыслы за проницательность, и, если увлечься колоритной догадкой, она обязательно собьет тебя с толку.

– Расскажите мне про вашу дочь, – попросил он.

Что-то изменилось в выражении ее лица. Будто ей тоже пришлось сейчас усилием воли оторвать себя от каких-то мыслей.

– Джиллиан была непростой девочкой, – сказала Вэл с интонацией, с которой читают вслух или повторяют многократно рассказанную историю. – Честно говоря, это еще мягко сказано. Только благодаря лекарствам моя дочь оставалась мало-мальски сносной в общении. Она была неуправляемой, самовлюбленной до одури, развращенной, беспринципной, жестокой. Сидела на всем подряд – на оксикодоне, роксикодоне, экстази, крэк-кокаине… Уже в детстве была первоклассной лгуньей. Пугающе точно знала, где у кого больное место и как этим пользоваться. Зверела внезапно и непредсказуемо. Питала нездоровую страсть к таким же нездоровым мужчинам. Причем это все невзирая на годы терапии у лучшего специалиста… – Гурни слушал и думал, что Вэл скорее напоминает садиста, заживо препарирующего чье-то тело, нежели мать, перечисляющую недуги собственного ребенка. – Хардвик вам что-нибудь из этого рассказывал? – спросила она.

– Не припомню, чтобы он вдавался в такие детали.

– Тогда как он описал Джиллиан?

– Что она из богатой семьи.

Вэл издала резкий, жутковатый звук, который сложно было ожидать в исполнении таких нежных губ. Еще сложнее было осознать, что это смех.

– Точно! – воскликнула она с каким-то злорадством. – Семья у нас определенно богатая. Я бы даже прибегла к скабрезности и сказала, что денег у нас как дерьма, – она выплюнула это слово с каким-то высокомерным удовольствием. – Вас, наверное, удивляет, что я не выгляжу убитой горем родительницей?

Болезненная память о собственной утрате затрудняла ответ. Выдержав паузу, Гурни сказал:

– Я видел много странных реакций на смерть, миссис Перри. Кроме того, я понятия не имею, какая реакция была бы «нормальной», с учетом обстоятельств.

Она задумчиво кивнула.

– Говорите, что видали странные реакции на смерть… А более странную смерть видали?

Вопрос показался Гурни то ли риторическим, то ли избыточно театральным. Чем пристальнее он всматривался в глаза этой женщины, тем сложнее было понять, как столько противоречий могло уживаться в одном человеке. Всегда ли она была настолько разнородной? Или он видел только осколки личности, в которые ее превратила смерть дочери?

– Расскажите что-нибудь еще про Джиллиан, – попросил он.

– Что, например?

– Вы описали только ее характер. Какие еще обстоятельства ее жизни могли дать повод Флоресу желать ее смерти?

– То есть вы спрашиваете, зачем Гектор ее убил? Да я понятия не имею. Полиция тоже в тупике. Ходят по кругу уже четыре месяца. Первая версия – это что Гектор был геем, тайно влюбленным в Эштона, и что он убил Джиллиан из ревности. А поскольку геи склонны к драматизму, он не устоял перед искушением убить ее не просто так, а именно в свадебном платье. Ради красоты жеста. Вторая версия противоречит первой. По соседству с Эштоном жили муж и жена. Муж – судовой механик и поэтому часто отсутствовал. А жена бесследно исчезла в тот же день, что и Гектор. Следствие предположило, что у них был роман, а Джиллиан узнала и грозилась всех выдать из мести, потому что у нее якобы случился роман с Гектором, ну и дальше все как-то завертелось…

– …и он отрубил ей голову на свадьбе, чтобы она молчала? – кивнул Гурни и тут же пожалел о выборе слов. Он собирался извиниться, но Вэл Перри, кажется, не сочла их обидными.

– Я же говорю, они идиоты. Они всерьез считают, что Гектор был либо латентным мужеложцем, который втайне сох по своему хозяину, либо лубочным ловеласом, который лез под каждую встречную юбку и замахивался мачете на всех, кому это не нравилось. И то, и другое – одинаковая глупость, хоть монетку бросай, чтобы выбрать, на чем остановиться.

– Насколько близко вы сами знали Флореса?

– Совсем не знала. Мы не были знакомы. Даже досадно, учитывая, сколько места он теперь занимает в моей голове. Он там, можно сказать, прописался, в отсутствие информации о «местонахождении в данный момент», как вы выразились. Видимо, мне придется это терпеть, пока его не поймают или не убьют. И я очень надеюсь ускорить то или другое при вашей поддержке.

– Миссис Перри, вы не первый раз даете понять, что не против его смерти. Поэтому давайте кое-что проясним: я не наемный убийца. Если это необходимое условие контракта – будь оно гласное или негласное – боюсь, вам лучше искать помощи в другом месте.

Она внимательно посмотрела на него.

– Главное условие контракта – найти его и проследить, чтобы свершилось правосудие. Вот и все.

– Тогда я должен спросить… – начал Гурни, но запнулся, заметив какое-то движение в долине. Койот. Вчера он видел такого же, и этот точно так же бежал в сторону пруда, где и скрылся в кленовых зарослях.

– Что там? – спросила Вэл, поворачиваясь.

– Бездомный пес, кажется. Простите, отвлекся. Я должен спросить: почему вы хотите работать со мной? Если вы, как сами утверждаете, не ограничены в средствах, то могли бы нанять целую армию. И найти специальных людей, которые, скажем так, были бы не слишком озабочены, чтобы преступник предстал перед официальным судом. Почему вы пришли ко мне?

– Хардвик сказал, что вы лучший из лучших. Он считает, что если вообще возможно разгадать это убийство, то на это способны только вы.

– И вы ему поверили на слово?

– Думаете, я совершила ошибку?

– Что заставило вас поверить?

Она ненадолго задумалась, словно чувствуя, что от ее ответа многое зависит, и наконец сказала:

– Вначале он был главным следователем по этому делу. Хардвик – человек грубый, циничный и отталкивающий, любитель потыкать окружающих в больные места. Это чудовищно. Но при этом он практически не ошибался в своих суждениях. Возможно, вам моя логика покажется странной, но я хорошо понимаю таких неприятных людей. Я им, более того, доверяю. Вот поэтому я и здесь, детектив Гурни.

Он снова уставился на грядки, зачем-то пытаясь вычислить, в каком направлении по компасу в среднем клонится большая часть зеленых хвостов аспарагуса. Вероятно, наклон 180 градусов по линии горизонта обусловлен господствующими ветрами, и аспарагус развернут в подветренную сторону, туда, где собирается гроза. Колибри продолжали свою ритуальную битву – если это была битва. Бывало, что они так зависали рядом друг с другом на час или дольше. Было неясно, каким образом столь долгая, изматывающая конфронтация или соблазнение могли закончиться каким бы то ни было успехом.

– Вы упомянули, что Джиллиан питала нездоровый интерес к нездоровым мужчинам. Вы бы отнесли к ним Эштона?

– О господи, конечно же, нет. Скотт – лучшее, что случилось с Джиллиан за всю ее жизнь.

– И вы одобрили эту партию?

– «Одобрила партию»? Как старомодно!

– Давайте я перефразирую. Вы были довольны этим браком?

Ее губы улыбались, но глаза смотрели холодно.

– У Джиллиан было множество… скажем так, проблем. И эти проблемы требовали долгосрочного медицинского вмешательства и наблюдения. Так что выйти замуж за лучшего в своей профессии психиатра, вне всяких сомнений, было огромной удачей. Я понимаю, что это звучит несколько… утилитарно. Но Джиллиан была особым человеком, и применительно к ней мой подход оправдан. Она постоянно нуждалась в помощи.

Гурни вопросительно поднял бровь.

Она вздохнула.

– Вы знали, что доктор Эштон – директор специализированной школы, которую окончила Джиллиан?

– Но разве это не нарушение…

– Нет, – перебила Вэл, и было понятно, что ей не в первый раз приходится опровергать подразумеваемый аргумент. – Он психиатр, но, когда она училась, он не был ее лечащим врачом. Так что с этической стороной вопроса все в порядке. Люди, конечно, все равно судачили. Он доктор, она пациентка, как это так. А по факту – выпускница вышла замуж за директора школы. На выпускном ей уже было семнадцать, а следующие полтора года они с Эштоном близко не общались. Хотя сплетников эти подробности, разумеется, не волнуют, – подытожила она, сверкнув глазами.

– Ну, история действительно на грани фола, – произнес Гурни то ли Вэл, то ли в ответ собственным мыслям.

Она снова разразилась своим жутковатым смехом.

– Для Джиллиан это было лишним поводом в нее ввязаться. Она на этой грани жила.

Любопытно, подумал Гурни. И то, как ее глаза загорелись, тоже любопытно. Может быть, роман Джиллиан не единственный в этой семье на грани фола?

– А как доктор Эштон относился к слухам?

– Скотту неважно, что думают люди. Ни о нем, ни вообще, – произнесла Вэл, и Гурни понял, что она питает к этому качеству уважение.

– Значит, он сделал Джиллиан предложение, когда ей было восемнадцать или девятнадцать?

– Девятнадцать. И это она сделала ему предложение, а он согласился.

Странное возбуждение в ее взгляде стало угасать.

– Согласился, значит. И что вы почувствовали, когда узнали?

Сперва ему показалось, что она не расслышала вопроса. Затем, чуть отвернувшись, она произнесла внезапно хрипловатым голосом:

– Облегчение.

Теперь Вэл тоже смотрела на аспарагус, и взгляд ее был таким пытливым, словно она надеялась разглядеть в его зелени объяснение перемене своего настроения. Поднялся несильный ветерок, и верхушки аспарагуса начали слегка покачиваться.

Гурни молча ждал продолжения.

Когда она заговорила вновь, было видно, что ей это дается через силу, словно перед каждым словом нужно преодолевать преграду, как бывает во сне.

– У меня гора с плеч свалилась, что ответственность больше не на мне, – она собираясь сказать что-то еще, но передумала и покачала головой. Гурни понял, что она себя осуждает. Возможно, этим объяснялась ее жажда избавиться от Флореса, и месть казалась ей способом искупить вину перед дочерью?

Спокойно. Не спешить с выводами. Придерживаться фактов.

– Но я же не хотела, чтобы… – Вэл осеклась и замолчала.

– Что вы сами думаете про Эштона? – спросил Гурни, меняя тему в надежде отвлечь женщину от тяжелых мыслей.

Она ухватилась за это как за спасательный круг и охотно ответила:

– Скотт – умнейший, целеустремленный, решительный… – она снова замолчала.

– И какой еще?

– И довольно холодный.

– Как вам кажется, зачем он захотел жениться на…

– На сумасшедшей? – она пожала плечами, но получилось неубедительно. – Может, потому что она была к тому же редкой красавицей?

Он кивнул, но скорее из вежливости. Она продолжила:

– Я знаю, что это прозвучит избито, но Джиллиан отличалась от других. Она правда была особенной, – последнему слову Вэл придала какую-то почти зловещую глубину. – Вы знали, например, что у нее коэффициент интеллекта 168?

– Впечатляет.

– Да. На тестировании сказали, что никогда не видели балла выше. Дважды прогоняли ее через тест, чтобы убедиться, что нет ошибки.

– То есть в довершение к другим ее качествам Джиллиан была гениальна?

– О да, – кивнула Вэл, чуть оживившись. – А еще она была нимфоманкой. Об этом я еще не говорила?

Она внимательно смотрела на него в ожидании реакции.

Гурни сидел, уставившись вдаль, за верхушки деревьев, видневшиеся из-за сарая.

– И от меня вам нужно, чтобы я просто занялся поиском Флореса?

– Нет. Мне нужно, чтобы вы его нашли.

Гурни любил загадки, но у этой истории был привкус ночного кошмара. К тому же Мадлен…

Черт. Стоит только вспомнить ее имя – и…

Она медленно поднималась по еле различимой тропинке, пересекавшей долину, в своем кричащем ярком наряде, ведя рядом велосипед.

Вэл нервно повернулась, проследив за его взглядом.

– Вы ждете кого-то еще?

– Это моя жена.

Они молчали все время, пока Мадлен шла к террасе. Затем женщины обменялись сдержанными кивками. Гурни представил их, упомянув – для видимости конфиденциальности – что Вэл «знакомая знакомого», которая пришла за консультацией.

– У вас здесь тишь и благодать, – произнесла Вэл, и в ее устах эти слова прозвучали так неловко, словно были для нее иностранными. – Должно быть, здесь очень приятно жить.

– Это правда, – ответила Мадлен, быстро улыбнулась и покатила велосипед дальше к сараю.

– Так что? – с беспокойством спросила Вэл, когда Мадлен скрылась из виду за рододендронами в дальней части сада. – Вам нужно знать что-то еще?

– Ей девятнадцать, ему тридцать восемь… вас не смущала разница в возрасте?

– Нет, – отрезала она, подтвердив тоном его догадку, что разница ее все-таки смущала.

– Как ваш супруг относится к идее подключить частного детектива?

– Поддерживает.

– В каком смысле?

– Он поддерживает мое желание форсировать расследование.

Гурни молча ждал продолжения.

– А, вы спрашиваете, сколько он готов заплатить? – ее красивое лицо стало злым.

– Я не об этом.

Она как будто не расслышала:

– Я повторюсь, что деньги – не проблема. И повторюсь, что денег у нас как дерьма, мистер Гурни. У нас бездонная яма дерьма! И я потрачу столько, сколько потребуется! – От ярости на ее кремовой коже стали проступать красноватые пятна. – Мой муж – самый дорогой нейрохирург во всем чертовом мире! Он получает больше сорока миллионов в год. Мы живем в особняке стоимостью двенадцать миллионов. Видели вот эту хрень на моем пальце? – она кивнула на свое кольцо с таким презрением, словно это был позорный нарост. – Эта блестючка стоит два миллиона. Так что, черт вас дери, не заикайтесь при мне о деньгах.

Гурни слушал, сложив пальцы под подбородком. Мадлен успела вернуться и теперь тихо стояла на краю террасы. Как только Вэл замолчала, она подошла к столику.

– У вас все в порядке? – спросила она так буднично, словно вспышка ярости была приступом кашля.

– Простите, – пробормотала Вэл.

– Принести вам воды?

– Нет, я совершенно… я… Нет, хотя вообще-то да, вода пришлась бы кстати. Спасибо.

Мадлен улыбнулась, вежливо кивнула и вошла в дом.

– Смысл в том… – произнесла Вэл, нервно поправляя блузку, – смысл моего избыточного высказывания был в том, что деньги ни с какой стороны не проблема. Значение имеет только цель. Любые средства, какие понадобятся для достижения цели, будут предоставлены. Это все, что я хотела до вас донести, – она плотно сжала губы, будто сдерживая еще один взрыв.

Мадлен вернулась и поставила на стол стакан воды. Вэл взяла его, выпила половину и поставила на место.

– Благодарю.

– Ладно, – произнесла Мадлен, сердито блеснув глазами, – если я еще понадоблюсь, кричите громче.

С этими словами она ушла обратно в дом.

Вэл сидела в напряженной позе, не шевелясь, и внешнее спокойствие явно давалось ей через силу. Но через минуту она наконец вздохнула.

– Не знаю, что еще вам рассказать. Возможно, говорить больше и нечего, остается только попросить вас о помощи, – она перевела взгляд на Гурни. – Вы поможете мне?

И снова – любопытный ход. Она могла бы спросить: «Возьметесь ли вы за это дело?» – но как будто сначала взвесила, как лучше сформулировать вопрос, чтобы труднее было отказать.

Но соглашаться было безумием при любой постановке вопроса.

И он ответил:

– Простите. Боюсь, я не смогу.

Она никак не отреагировала, только продолжила сидеть неподвижно, держась за краешек стола и глядя на Гурни. Ему опять показалось, что она не расслышала.

– Почему? – спросила она тихо.

Он задумался, как лучше ответить.

Во-первых, миссис Перри, вы сами изрядно смахиваете на собственное описание своей дочери. Во-вторых, неизбежная стычка с официальным следствием чревата крупным скандалом. В-третьих, реакция Мадлен на мое решение расследовать очередное убийство будет такой, что у понятия «семейные проблемы» могут открыться новые неприятные глубины.

Но вслух он сказал:

– Мое вмешательство может осложнить ход следствия, и это будет иметь нежелательные последствия для всех заинтересованных сторон.

– Понятно.

По ее взгляду было ясно, что она не готова смириться с таким поворотом. Гурни молчал в ожидании следующего хода.

– Мне понятны ваши колебания, – уточнила Вэл. – На вашем месте я бы тоже не хотела ввязываться. Но я все же прошу вас не принимать окончательного решения, пока не посмотрите запись.

– Какую запись?

– Джек не говорил вам про запись?

– Боюсь, что нет.

– У нас есть видеозапись всего… мероприятия.

– Кто-то снимал свадьбу, где произошло убийство?

– Именно. Все зафиксировано, все до последней минуты. Диск у Хардвика.