Текст книги "Последние сто дней рейха"

Автор книги: Джон Толанд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Гарриман продолжал выступать с протестами, как он делал это с самого начала кризиса, но ему лишь вежливо напоминали, что предыдущее правительство было фашистским. Выступая настоящими защитниками демократии, Советы заявили, что "террористическая политика Радеску, несовместимая с принципами демократии, сменилась в результате образования нового правительства".

По иронии истории, доктор Йозеф Геббельс написал статью под названием "2000-и год", в которой предупреждал Запад о таком двуличии. Но кто мог поверить врагу, особенно когда тот свободно смешивал выдумку и реальные факты?"… На Ялтинской конференции три лидера воюющих с нами стран с целью выполнения своей программы по уничтожению немецкого народа решили оккупировать Германию до 2000 года…

Насколько пустоголовыми должны быть эти люди, или, по крайней мере, двое из них! Что касается третьего, то планы Сталина идут гораздо дальше, чем у его партнеров…

Если немецкий народ сдастся, то Советы оккупируют… весь восток и юго-восток Европы и большую часть Германии. И перед всей этой территорией, включая Советский Союз, упадет железный занавес… Остальная часть Европы окажется в политическом хаосе, который станет лишь прелюдией подготовки к приходу большевизма…"

Даже если бы Геббельс ничего больше не совершил, то изобретенное им словосочетание "железный занавес" надолго стало для Запада предметом постоянной заботы.

Глава 10
Переменный успех

На Восточном фронте наступило затишье. Частично это объяснялось недостаточным тыловым обеспечением наступающих советских войск, а частично причиной стало яростное сопротивление немцев. 1-й Украинский фронт под командованием Конева натолкнулся на растущее сопротивление войск Шернера. Хотя советские войска и навели три моста через Одер во Франкфурте, Кюстрине и Шведте, они натолкнулись на сопротивление; более того, контрнаступление Штейнера на севере вызвало замешательство в Верховном главнокомандовании Красной Армии, и наступление на Берлин было отложено, пока не удастся подавить мешающие очаги сопротивления.

Степень обеспокоенности Гитлера русской угрозой ясно показывает тот факт, что он направил одного из своих лучших военачальников на Восточный фронт с Западного, где немцы уже практически прекратили сопротивляться. Гитлер приказал барону Хассо фон Мантейфелю, чья 5-я бронетанковая армия находилась на острие удара во время Арденнского сражения, возглавить оборону важного участка на реке Одер. Мантейфель был талантливым молодым генералом и внуком военного героя. Немногим выше полутора метров ростом, он в свое время был опытным наездником и чемпионом Германии по пятиборью, являясь воплощением прусских военных традиций. Он один из немногих, кто позволял себе открыто не соглашаться с Гитлером и однажды даже не выполнил его приказ.

3 марта Кейтель встретился с Мантейфелем в рейхсканцелярии и сказал ему:

– Мантейфель, вы молоды и импульсивны. Не нервируйте фюрера. Не говорите ему слишком много.

Через несколько секунд маленького генерала провели в кабинет Гитлера, где тот сидел в кресле, производя впечатление старика. До Арденнского сражения, когда обсуждались планы наступления, Гитлер находился в плохом физическом состоянии. Но в данный момент он выглядел еще хуже.

Гитлер поднял взгляд и вместо того, чтобы поприветствовать Мантейфеля с обычной теплотой, выкрикнул: "Все генералы лгуны!".

Гитлер впервые разговаривал с Мантейфелем на повышенных тонах, и тому это не понравилось.

– Разве Мантейфель и его офицеры были когда-нибудь лгунами? Кто это сказал?

Единственным свидетелем разговора оказался адъютант Гитлера, у которого от удивления открылся рот. Даже Гитлер заморгал глазами, встретив неожиданный отпор, и тут же поправился, объяснив, что он не имел в виду Мантейфеля и его подчиненных, а затем спокойно и сдержанно стал говорить о положении на фронтах. Мантейфель поразился, что Гитлер не придает значения превосходству союзников в воздухе, и ему пришлось объяснить, что в районе Рейна в дневное время невозможно никакое передвижение войск – ни колонн, ни одиночных машин, – поскольку все расстреливалось самолетами противника.

– В это трудно поверить, – только и заметил фюрер.

– За последние несколько месяцев были расстреляны три машины, в которых находился я лично, – парировал Мантейфель, но Гитлер ничего не сказал, так как его это настолько впечатлило, что он стоял с открытым ртом.

Тогда он сказал Мантейфелю, что затишье на Восточном фронте лишь временное. Войска Жукова численностью 750 000 стояли на Одере, в часе езды от Берлина. Для обороны столицы Гиммлер полностью реорганизовал группу армий «Висла». Все имеющиеся силы поспешно собрали в две армии: одна из них под командованием генерала Теодора Буссе находилась за Франкфуртом и Кюстрином; вторая армия держала оборону на левом фланге генерала, растянувшись до самого Балтийского моря; этой армии требуется командующий, человек, который знает как воевать с русскими. Гитлер сказал об этом Мантейфелю и приказал отправиться к рейхсфюреру Гиммлеру в его штаб. Мантейфелю было известно, что Гиммлер лишь формально командует группой армий, и ему это показалось нелепым, и он не мог не спросить Гитлера об этом.

Гитлер пожал плечами и извиняющимся тоном ответил:

– Гиммлера назначили командующим лишь из политических соображений.

В приемной Мантейфеля встретил Кейтель.

– Я слышал, что вы сказали фюреру. Вам не следовало этого делать. Ему и так хватает проблем!

4 марта в 9 часов утра американские войска получили приказ при первой же возможности атаковать немецкие укрепления на Рейне. Полковник Эдвард Кимболл, командовавший подразделением 8-й бронетанковой дивизии, получил приказ взять Рейнберг, маленький городок, находившийся в трех километрах от реки на самом северном участке линии фронта, сосредоточения войск Симпсона. Им было дано указание продолжать безостановочное наступление, и если Рейнберг удастся взять без осложнений, то форсировать Рейн и закрепиться на плацдарме. Кимболлу требовалось захватить Рейнберг до вечера следующего дня, чтобы не дать немцам закрепиться. Его соединение воевало очень хорошо, и ему впервые предоставили возможность действовать самостоятельно, не в составе армии, и быть первым.

В предрассветной серой мгле первые части прошли через линию обороны 35-й пехотной дивизии в направлении на Камп-Линтфорт, в двенадцати километрах к северо-западу. Еще через восемь километров лежал город Рейнберг. Оперативное соединение Розбороу, состоявшее в основном из пехоты, шло впереди всех. Ему предстояло очистить Камп-Линтфорт и прорваться к Рейнбергу. Перед оперативным соединением полковника Джона Ван Хоутена, состоявшим из танковых подразделений, стояла задача следовать за пехотой и завладеть Рейнбергом. В войсках поднялось боевое настроение, как только по данным разведки стало известно, что немцы на этом направлении имеют всего лишь три самоходные установки и 300 деморализованных солдат. Итак, этой ночью американцам предстояло вершить историю.

Союзники не встретили сопротивления в Камп-Линтфорте, но в три часа поступило донесение с фронта: капитан К. Такер, командир разведывательного подразделения, докладывал, что при подходе к Рейнбергу перед его солдатами "разверзся ад". Оказалось, что городок защищали гораздо большие силы, чем 300 солдат и три самоходки.

Кимболл решил, что слишком поздно вызывать авиацию. Единственным выходом из создавшегося положения представлялся быстрый бросок танков и мотопехоты. Поддержка артиллерии была бы бессмысленной, поскольку под огонь неминуемо попали бы свои. Ван Хоутен получил приказ атаковать и захватить город. В скором времени полковник уже мчался в своем танке по равнине. Местность мало подходила для движения бронетехники, поскольку поля были покрыты множеством каналов и почти не было деревьев, за которыми можно укрыться.

Через несколько минут Ван Хоутен встретил человека, который доложил о реальной ситуации в Рейнберге – капитана Такера. "Усильте разведку вдвое и продолжайте прорыв", – приказал Ван Хоутен.

Такер поехал в восточном направлении и тут же попал под обстрел противника. Подавив сопротивление, он пошел дальше. Ван Хоутен видел, как капитан направлялся на север, и передал ему по рации: "Бери вправо!".

"Я бью немцев и справа, и слева", – ответил весело Такер. Пехоте приходилось туго, и через полчаса немцы прижали ее огнем к земле. Обстановка ухудшалась, и майор Эдвард Гурни на легких танках предпринял атаку города с запада.

Менее чем через пятнадцать минут Гурни докладывал Кимболлу, что он уже потерял девять танков и ему срочно требуется помощь. Кимболл собрал всю пехоту, которая у него была, посадил на бронетранспортеры и сам отправился к месту боя. Они подъехали к взорванному мосту, и он дал знак солдатам следовать за ним под шквальным огнем противника. Атакующие увидели тягостную картину: девять горящих танков Гурни, из люков которых свешивались тела танкистов, словно те все еще пытались вылезти из машин и спастись.

Кимболл нашел Гурни, который готовился к очередной атаке на Рейнберг силами восемнадцати танков и трех полугусеничных вездеходов. Вместе с подкреплением атакующие предприняли новую попытку захватить город. Группа попала под перекрестный огонь немцев. Солдатам пришлось укрыться в траншее. Гурни получил ранение в живот и теперь лежал в канаве вместе с другими. Часы показывали 16 часов 30 минут. "Если хотите жить, то надо выбираться отсюда", – крикнул кто-то. В пятидесяти метрах Кимболл увидел жилой дом и побежал к нему вместе с одним солдатом. 88-миллиметровый снаряд ударился в стену всего лишь в полутора метрах над головой Кимболла, и тот упал на землю. Его примеру последовал и солдат. Затем по грязи зачавкали пули, и американцы залезли в подвал через окно. Солдат прикурил сигарету и передал ее полковнику. Оба никак не могли отдышаться.

– Полковник, – произнес солдат, – слава Богу, нам удалось это сделать.

– Это точно, – Кимболл пожал ему руку.

Менее чем в пятидесяти километрах к югу Ходжес также приближался к Рейну и четвертому по величине городу Германии – Кельну. За две недели 7-й корпус генерал-лейтенанта Дж. Лотон Коллинза не только надежно прикрыл правый фланг Симпсона, но и своими передовыми частями обеспечил 1-й армии проход на всем пути к Рейну. Операция, ставившая первоначально незначительные задачи, стала развиваться так стремительно, что Ходжес мудро решил предоставить Коллинзу полную свободу действий.

Две дивизии Коллинза – 104-я пехотная и 3-я бронетанковая – наступали на Кельн с таким напором, что 71-й немецкий корпус, защищавший этот район, был вынужден беспорядочно отступить. Командир корпуса генерал Фридрих Кехлинг имел в своем распоряжении только, две измотанные дивизии – 9-ю танковую и 363-ю пехотную.

Передовые части американской 3-й бронетанковой дивизии начали атаковать немцев в 14 километрах к северу от Кельна. Генерал видел, как американские танки добивают остатки 9-й бронетанковой дивизии, и был вынужден покинуть свой командный пункт. Под огнем противника Кехлинг отступил на несколько километров к Меркениху. В подвале пивного завода он нашел командира 9-й бронетанковой дивизии, который доложил, что его части отступают, пытаясь сохранить боевой порядок. О 363-й дивизии не поступало никаких сообщений.

К полудню Кехлинг уже отступил к самому Кельну, в бункер, находящийся в одном километре от моста «Гогенцоллерн», и взял на себя командование обороной города. Почти все дома в центре были разрушены, но две башни известного собора каким-то чудом уцелели. Собор остался цел благодаря противнику – генерал Коллинз запретил использовать башни для пристрелки.

Бывший командующий силами обороны сообщил Кехлингу, что ситуация отчаянная: не было ни людских сил, ни оружия для защиты города, за исключением нескольких частей фольксштурма. Пока шел разговор, ворвался гауляйтер и стал кричать, что Кельн нужно защищать до конца и что фольксштурм может остановить американские танки противотанковыми гранатометами. Военные с изумлением наблюдали, как гауляйтер подходит то к одному офицеру, то к другому, умоляя, требуя и даже угрожая. После этого довольно странного спектакля он стал торопить Кехлинга перейти на его командный пункт, но генерал отказался. Из обещанных гауляйтером 1200 отборных фольксштурмовцев на пункты сбора прибыли только шестьдесят человек.

На следующее утро, когда войска 104-й дивизии США окружали центр города, Кехлинга отстранили от командования и арестовали, скорее всего по жалобе гауляйтера. Прежде чем покинуть окруженный командный пункт, он написал безжалостный доклад, предсказывая, что захват моста «Гогенцоллерн» через Рейн и падения города можно ожидать через "считанные часы". Из-за безнадежности ситуации к западу от Рейна "желание сражаться уступило место покорности и апатии как со стороны командования, так и со стороны полностью измотанных частей…". Он подписал доклад и был взят под стражу начальником своего штаба. Оба пересекли Рейн, за которым Кехлинга ожидал суд за неисполнение своего долга, а может и за предательство.

Вряд ли кого удивило, когда прямо перед наступающими американскими войсками был взорван мост «Гогенцоллерн», но поведение жителей города оказалось совсем неожиданным. Не пугаясь снайперов, тысячи горожан, одетых в истрепанную одежду, вышли из подвалов, чтобы приветствовать американцев, но не как завоевателей, а как освободителей.

Некоторые откровенно осуждали Гитлера, а один мужчина, одетый в мешковатые брюки, крикнул военному корреспонденту Айрису Карпентеру: "Мы так долго вас ждали!". В разбитом сквере прямо перед зданием оперы граждане города написали иронические слова на немецком и английском языках: "Дайте мне пять лет, и вы не узнаете Германию. Адольф Гитлер".

Глава 11
"А что, если он взорвется прямо передо мной?"

Рейн, который еще никто не форсировал со времен Наполеона, давно рассматривался союзниками как последняя преграда на пути к сердцу Германии, и никто серьезно не рассчитывал, что удастся захватить целым хотя бы один мост через него. Это было бы фантастикой.

Это и казалось фантастикой до 2 марта, когда 9-я армия Симпсона подошла к реке и стало известно, что в двадцати пяти километрах находится целый мост, ведущий в Дюссельдорф. Быстро сформировали оперативное соединение, танки замаскировали под немецкие «пантеры», и после наступления темноты колонна танков с десантом, в котором многие солдаты на передних машинах говорили по-немецки, и пехотой, двигавшейся позади в крытых грузовиках, выдвинулась в направлении моста. Американцы беспрепятственно прошли через немецкую линию обороны и углубились на 15 километров, один раз даже столкнувшись с немецкой колонной, двигавшейся во встречном направлении.

На рассвете показались очертания моста, но затем ехавший на велосипеде немецкий солдат увидел в проезжавшей колонне людей в американской форме, отказался остановиться по приказу. Американцы быстро расправились с лишними свидетелями, но тут раздался звук сирены. Когда первые американские танки въехали на мост, раздался мощный взрыв, и из реки поднялись четыре высоких столба воды. Когда дым рассеялся, то обнаружилось, что большая часть моста уничтожена.

Третьего марта 2-я бронетанковая дивизия Симпсона подошла еще ближе к одному из мостов в двадцати километрах от Дюссельдорфа. Кроме ускорения на несколько недель наступления Монтгомери на Берлин, захват города нанес бы Гитлеру удар по его личным чувствам – мост был назван в честь фюрера. Полковник Сидни Хиндз из 2-й бронетанковой дивизии разъяснил задачу капитану Джорджу Янгбладу из 17-го саперного батальона. Мост имени Адольфа Гитлера тянулся на пятьсот метров и имел три пролета. Немцы собирались отбивать атаки американцев до тех пор, пока не удастся взорвать его. Первые четыре танка были подбиты еще на подходе. В атаку поднялись два батальона пехоты, но ей пришлось залечь под шквальным огнем противника. Танки двигаться вперед не могли из-за огромной воронки на дороге. С наступлением темноты лейтенант Миллер из 41-го пехотного полка пополз на разведку. Стояла безлунная ночь. Он полз в обход злополучной воронки в направлении моста. Неожиданно из близлежащего дома раздался автоматный огонь, и лейтенант решил вернуться к западному берегу. Он сообщил командиру, что к мосту может подобраться только пехота, так как воронка не позволяет пройти технике, и вдруг в этот момент раздался оглушительный взрыв, и через две минуты горизонт озарила вторая вспышка. Лейтенант понял, что немцы взорвали мост. Американцы, готовившие вторую атаку, беспомощно смотрели, как закачалась восточная половина моста и затем с грохотом упала в воду.

Из всех мостов через Рейн, которые еще не были уничтожены, один самый маленький – считался наименее удобным. Во время долгого планирования наступления на Рейне железнодорожный мост у Ремагена, в восьмидесяти километрах южнее Дюссельдорфа, никем не рассматривался как возможное место переправы через реку. Дороги, ведущие на Ремаген с запада, были плохими, и даже переправившись через реку, атакующие увидели бы перед собой 20-метровую базальтовую скалу; за ней на сорок километров тянулись густо заросшие лесом горы, по которым вились малопригодные для движения дороги, практически непроходимые для бронетехники. Однако захват любого моста через Рейн мог бы смело считаться заметной военной удачей, и 4 марта генерал Ходжес обсудил эту возможность с генерал-майором Джоном Милликином, командующим 3-им корпусом. Шанс, конечно, имелся, но очень маленький. Немцы были готовы ко всему.

Командир роты охраны моста капитан Вилли Братге пытался выйти на связь и выпросить подкрепление. На бумаге у него было 1000 человек: 500 фольксштурмовцев, 150 человек из гитлерюгенда, 120 русских добровольцев, 220 зенитчиков и собственно его рота, состоявшая из 36 человек. Братге был чопорным, мелочным человеком, учителем по профессии, который пошел служить в армию в 1924 году, так как не мог найти работу. Он понимал, что в экстренной ситуации может полагаться только на своих людей, да и те находились на излечении после ранений на фронте. Что же до остальных солдат, то из фолькштурмовцев не сбежали только шестеро, а из расчетов зенитных батарей, расположенных на крутом стометровом утесе на восточном берегу, многие зенитки тоже загадочным образом исчезли. Братге попытался устроить завалы из бревен на въезде на мост со стороны Ремагена, однако обеспокоенные жители города вспомнили о старинном эдикте, запрещавшем уничтожение даже одного-единственного драгоценного немецкого дерева. Невероятно, но вышестоящее начальство не стало вмешиваться в этот вопрос.

Теперь Братге сообщал по телефону в штаб Моделя, что работа по устройству настила на железнодорожное полотно на мосту «Людендорф» закончена и можно открывать движение транспорта в восточном направлении. Братге срочно просил подкреплений, поскольку американцы находятся совсем рядом и он даже слышит орудийный огонь.

"Американцы в Ремаген не пойдут, – ответили из штаба. – Их цель Бонн". Затем ему посоветовали не придавать особого значения залпам танковых пушек, которые до него доносятся, ибо это, скорее всего, одно из мелких американских подразделений, прикрывающее фланг главных сил.

– Я в армии не первый год, – сказал в ответ Братге (он воевал в Польше, Франции, России и Румынии). – Это не мелкое подразделение, а крупные силы.

Капитан повесил трубку и в расстроенных чувствах вышел и направился через плотный туман к западной стороне моста, где встретился с капитаном Карлом Фризенганом, седым человеком среднего возраста, командовавшим 120 саперами, чья задача заключалась в уничтожении моста в самый последний момент. Фризенган стал критиковать Братге за то, что тот послал почти всех 36 человек в Викторияберг, холм к западу от Ремагена. По его мнению, их следовало оставить охранять мост. Братге объяснил, что они находятся там, чтобы задержать американцев и дать возможность Фризенгану и его саперам взорвать мост. Фризенгана такое объяснение не удовлетворило, но ему оставалось только пожать плечами и уйти.

Полковник Джон Гроудон прибыл на командный пункт Хога в 2 часа 30 минут утра с новым приказом: соединение должно выдвинуться двумя колоннами на Ремаген и Зинциг, небольшой городок в пяти километрах от него. Гроудон передал, что конкретных указаний относительно моста «Людендорф» не имеется, за исключением того, что по нему следует стрелять только снарядами с дистанционными взрывателями. Эти снаряды должны взрываться не долетая до моста, не позволяя немцам осуществлять передвижение и серьезно не повреждая саму конструкцию моста.

К рассвету 7 марта стал накрапывать мелкий дождь. Солдаты занимались расчисткой улиц Мекенхайма, чтобы бронетехнике можно было выехать из города. Генерал собрал командиров на короткий инструктаж, где они получили боевые задачи. Вернувшись в Мекенхайм, Хог внимательно изучал карту при помощи увеличительного стекла с подсветкой, когда вошел генерал Леонард и спросил:

– Билл, как обстановка?

Хог оторвался от карты и, прищурившись, ответил вопросом на вопрос:

– Джон, а как насчет моста через реку? Генерал обвел карандашом мост «Людендорф».

– В смысле?

– Твоя разведка не может доложить мне, стоит этот мост или нет. Предположим, этот мост не взорван, мне брать его?

– Черт возьми, конечно же брать, – сказал Леонард без сомнения. По нему нужно идти.

В 10 часов 30 минут лейтенант Гарольд Ларсен, летчик-корректировщик огня, летел на легком самолете через облака и туман в направлении Рейна. В его задачу входило найти проходимые дороги, мосты для двух ударных групп Хога, а также обнаружить цели для артиллерии. Совершенно неожиданно перед Ларсеном из тумана появились вначале река, а затем и мост. Рискуя попасть под огонь зенитных орудий, он полетел дальше, по направлению к городу, чтобы лучше все разглядеть. Это был Ремаген. Ларсен опустился ниже к мосту и увидел, что тот до сих пор не взорван! Самолет сделал вираж и лег на обратный курс.

На другой стороне реки капитан Фризенган пошел, пошатываясь, к железнодорожному туннелю, который начинался у основания утеса. Увидев у входа Братге, он крикнул:

– Американцы уже у завода Бехера!

– Взрывай мост! – приказал ему Братге.

Фризенган колебался. Еще час назад он лично умолял Шеллера, нового коменданта гарнизона Ремаген, разрешить ему взорвать мост, но тот не позволил ему, напомнив о строгом приказе Гитлера отдавать под трибунал любого, кто преждевременно взорвет мосты через Рейн.

– Такой приказ может отдать только майор Шеллер, – ответил Фризенган.

Сержант Ротхе тоже только что сполз с моста, и ему помогли забраться в туннель. Он подтвердил, что большое количество американцев подходит к противоположному концу моста. Братге стал настаивать на своем приказе, говоря, что берет все на себя, но, заметив, что Фризенган его не слушает, побежал на командный пункт Шеллера, находившийся на другом конце туннеля, в трехстах метрах от них. Он пробирался в темноте по железнодорожному пути, и толпы горожан затрудняли его продвижение. Добравшись наконец до Шеллера, он сообщил ему, что американцы уже у мебельной фабрики.

Шеллер, помня о приказе Гитлера, колебался.

– Если вы не отдадите приказ, то его отдам я!

Майор вздохнул и сдался:

– Хорошо, взрывайте.

Вернувшись, Братге нашел Фризенгана и передал ему приказ Шеллера.

Фризенган постоял в нерешительности, затем приказал стоящим рядом людям упасть на землю и открыть рты, чтобы не повредить барабанные перепонки. Он наклонился к взрывному устройству, к которому подсоединялись шестьдесят зарядов, заложенных на мосту, вставил ключ, похожий на те, которыми заводят старинные часы, и повернул его. Братге сжался, готовясь к оглушительному взрыву, но ничего не произошло. Фризенган продолжал яростно поворачивать ключ, но безрезультатно. Стало ясно, что где-то произошел обрыв цепи, возможно поврежденной снарядом американцев. Капитан приказал солдатам пойти к мосту и устранить неисправность, но на выходе из туннеля они были остановлены огнем танков. Тогда Фризенган попросил своего унтер-офицера найти добровольца, который смог бы добежать до моста и поджечь запасной заряд – 300 килограммов «Донерита», заложенного за двумя опорами на восточном берегу. Какое-то время царило молчание, и затем сержант Фауст сказал, что попытается сделать это. В 3 часа 35 минут он выполз из туннеля под смертоносным пулеметным огнем и быстро побежал к запалу, находящемуся в семидесяти метрах.

Фризенган выбежал из туннеля, чтобы посмотреть, что происходит. Рядом разорвался снаряд, и он укрылся в воронке. Подняв немного голову, он с удивлением обнаружил, что Фауст возвращается. Он понял, что что-то произошло и с запасным зарядом. Он уже стал ругаться по поводу второй неудачи, забыв, что бикфордов шнур еще мог не догореть, как раздался взрыв и в воздух полетели деревянные шпалы. Слава богу, мост был выведен из строя!

Хог услышал слабый отдаленный взрыв, но когда увидел, как мост поднимается в воздух, то пришел к выводу, что вся конструкция уничтожена. Его охватило чувство разочарования, которое слегка облегчалось тем, теперь ему не нужно делать трудный выбор. Но когда дым рассеялся, то, к большому удивлению американцев, мост стоял как прежде! Хог прыгнул в джип и поехал вниз с холма отдать приказ немедленно начинать переправу через реку.

Лейтенант Тиммерман также увидел взрыв и сказал:

– Мы не можем перейти реку по мосту. Его только что взорвали!

Затем кто-то крикнул:

– Нет, он все еще стоит!

Тиммерман первым перешел через мост. Он показал на зияющий железнодорожный туннель на расстоянии 100 метров и приказал провести разведку, но в бой не вступать. Внутри туннеля их никто не встретил. Навстречу вышли только двое солдат с поднятыми руками.

Как только Братге стало ясно, что американцы переправляются по мосту, он снова побежал к Шеллеру и сказал, что ему нужны саперы для контратаки. Шеллер дал добро, и капитан побежал назад, собирая на ходу солдат. В конце туннеля его догнал сержант и сообщил, что Шеллер вместе с двумя другими офицерами исчез. Братге взял на себя все командование. Он попытался повести оставшихся солдат на гряду, с которой был виден мост, и подготовиться оттуда к атаке, но первые прорвавшиеся группы американцев открыли шквальный огонь, не дававший поднять голову, и немцы отступили. Среди гражданских лиц, укрывавшихся в туннеле, началась паника. Они умоляли Братге прекратить сопротивление и предприняли даже попытку разоружить саперов. Братге решил собрать оставшихся офицеров – Фризенгана и трех лейтенантов.

– Майор Шеллер и еще два офицера с ним оставили нас, – сообщил он присущим ему высокопарным тоном. – Причина мне неизвестна. Больше сражаться мы не можем.

Он напомнил им один из последних приказов Гитлера: "Желающий сражаться может сражаться, и будь он даже рядовым, он имеет право командовать остальными".

После этих слов он спросил:

– Есть ли среди вас желающие сражаться? Если да, то этот человек может взять на себя командование.

Никто не проронил ни слова.

Братге начал было говорить те же самые слова солдатам, но в этот момент группа гражданских вынесла белый флаг. Братге повернулся к солдатам и сказал:

– Приказываю прекратить огонь. Предлагаю бросить оружие и быстро покинуть туннель.

Хицфельду, немецкому генералу, командовавшему войсками в районе Ремагена, не было известно о захвате моста. Об этом также не знал и его начальник Цанген, который фактически предсказал то, что произошло; об этом не знал и начальник Цангена Модель, чей штаб переехал к востоку от реки. Офицер Моделя по оперативным вопросам, Гюнтер Рейххельм, в тридцать один год самый молодой полковник вермахта, уже прибыл туда с передовым охранением. О захвате моста ему стало известно от одного из офицеров Рундштедта, который, в свою очередь, узнал об этом от офицера-зенитчика из-под Кобленца. Рейххельм не нашел ни Моделя, ни его начальника штаба и решил действовать самостоятельно. Он попытался связаться с кем-нибудь, кто находится поблизости от моста, но не нашел никого ближе, как командующего войсками связи генерала Прауна, который, получив приказ немедленно атаковать Ремаген, стал сопротивляться, говоря, что он всего лишь администратор. "Я не тот человек, – заявил он. – Я не знаю, как действовать".

Рейххельм наконец добрался до генерала Венда фон Витерсгейма, командующего 11-й танковой дивизией в Бонне, и сказал ему, чтобы тот собрал все имеющиеся войска. "Возьмите их под свое командование. Вы отвечаете за контрнаступление". Витерсгейм не возражал, но у него не было горючего для переброски 4000 солдат, 25 танков и 18 пушек к мосту.

Тогда Рейххельм позвонил генералу Иоахиму фон Корцфлейшу в крепость Бенсберга, находившуюся в тридцати километрах от Бонна, и назначил его руководить всей операцией. До этого Корцфлейш отвечал за вторую линию обороны, и у него в подчинении находились лишь разрозненные группы фольксштурма и наполовину обученные части резерва. Все это казалось таким фарсом, что незадолго до этого Корцфлейш с сарказмом заметил Моделю: "Если вооружить этих людей, то это вполне можно считать косвенной поставкой оружия в США". Теперь Корцфлейшу приказали взять в свое распоряжение две бронетанковые дивизии, находившиеся на линии фронта. Генерал и его офицер по оперативным вопросам полковник Рудольф Шульц выехали в южном направлении в сторону плацдарма. Для того чтобы перебросить войска в Ремаген, требовалось время. Им оставалось только найти часть, готовую к выдвижению и имевшую достаточно топлива.

Деревня напротив Бонна, расположенная на Рейне, неожиданно стала ответом на их вопрос. Вдоль улиц был расквартирован батальон моторизованной пехоты: шестнадцать танков, имевших резервный запас горючего и боеприпасов. Командир батальона подполковник Эверс сообщил, что их часть входит в 106-ю танковую бригаду, которая должна идти на Бонн, но с готовностью согласился отбросить американцев за Рейн. В течение часа Корцфлейш безуспешно пытался получить разрешение изменить боевой приказ Эверсу. Окончательно потеряв всякую надежду, он позвонил фельдмаршалу Моделю. "Если Эверс со своими опытными бойцами к вечеру не отобьет атаку американцев, то не останется сомнений, что дверь в Германию открыта", – сказал он.

К удивлению Корцфлейша, Модель ответил, что обстановка ему известна и что он даже обсуждал ее с Гитлером. Фюрер посчитал, что Ремаген не очень важный стратегический пункт, и приказал 106-й бригаде идти на Бонн. Обычно спокойный Корцфлейш вышел из себя. "Господин фельдмаршал, я обязан доложить вам, что этот приказ будет иметь самые решающие последствия на исход войны!" – выкрикнул он.