Текст книги "Танцующая на лепестках лотоса"
Автор книги: Джон Шорс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Оставь меня! – крикнул он.
– Я люблю тебя.
– Если бы ты меня любила, мама, если бы любила по-настоящему, тогда ты отпустила бы меня. Я бы нашел себе лодку и преследовал бы тех чамов.
– Ты просишь о невозможном.
Он отвернулся от нее.
– Тогда ты меня не любишь. Потому что не даешь того, что мне необходимо.
* * *
Сверху посыпались листья и сучья, сбитые обезьянами, гоняющимися друг за другом, прыгая с ветки на ветку. Хотя порой обезьяны срывались, пролетали несколько футов вниз, схватившись за слишком тонкую ветку, и казалось, что они вот-вот разобьются, ни одна из этих коричневых теней на землю с кроны деревьев так и не свалилась. За долгие годы наблюдения за этими игривыми существами Аджадеви лишь раз стала свидетелем такого случая. Конечно, ей попадались иногда раненые обезьяны, однако большинство этих ран было от когтей и клыков. Иногда обезьян настолько возбуждали их выходки, что они начинали ожесточенно драться между собой на верхушках деревьев.
Как обычно, Аджадеви ехала в середине цепочки воинов. Она поговорила на ходу с молодым воином, который, похоже, испытывал благоговейный страх перед ее мужем, но, устав от его льстивых высказываний, позволила своей лошади отстать. В течение последующих нескольких дней пути Джаявар стал больше общаться со своими людьми, и Аджадеви уже не видела необходимости поднимать их дух. Джаявар на ходу разговаривал со своими командирами, строил с ними планы, старясь наполнить их уверенностью. Аджадеви всегда находила такие разговоры скучными, она вела их только в силу необходимости и предпочитала говорить с Джаяваром, изучать джунгли или молиться.
Чуть раньше в этот день они наткнулись на разрушенный и опустошенный храм, украшенный фигурками десятков танцующих женщин, вырезанных в камне. В руках аспары, эти веселые небесные танцовщицы, держали цветы и музыкальные инструменты. Возле храма росли большие фиговые деревья, и их корни оплели все каменные стены и башни. Аджадеви была уверена, что прошло уже немало десятилетий с тех пор, как люди перестали ухаживать за этим священным местом. Пока она рассматривала лабиринты древнего строения, в памяти всплыли воспоминания о далеком времени и далеком месте, и у нее возникла идея, которой она решила поделиться с Джаяваром.
Он наконец закончил обсуждать боевую стратегию со своими командирами и направил коня в ее сторону. Пока он приближался к ней, она окидывала его взглядом одновременно критически и с любовью. Хотя плечи его и лицо были перемазаны грязью, казалось, что к нему вернулась его сила. Он больше не смотрел все время в землю, не потуплял взгляда, а рассматривал окружающие их джунгли. Похоже, что хотя бы время от времени он теперь высматривал врагов, а не только искал призраки своих близких.
– Ты выглядишь уже лучше, – тихо сказала она, не желая, чтобы их слышал кто-то еще.
Он развернул своего коня и поехал рядом с ней.
– Чем ближе к Ангкору… тем лучше я себя чувствую.
– Почему?
– Потому что это мой дом. И мои люди полны надежды.
– А ты сам?
– Все как-то неопределенно – впрочем, лучше уж неопределенность, чем отчаяние.
Вверху закричала обезьяна, и Аджадеви подняла голову.
– Я кое-что видела.
– Что именно?
– Когда я была маленькой, ездила в Кбал Спин. И это место… оно взволновало меня. Думаю, что в чем-то это святилище даже величественнее, чем Ангкор-Ват.
Конь Джаявара споткнулся о ствол упавшего дерева, и принц качнулся вперед, но затем выровнялся и поудобнее уселся на шелковой подушке, привязанной к спине животного, чтобы при езде было удобно и человеку, и лошади.
– Я никогда не бывал в Кбал Спине. Расскажи мне о нем.
– В Кбал Спине по пласту песчаника течет маленькая речка. Очень давно индуистские священники вырезали на этих камнях изображения Вишну, Шивы и священных животных. В сезон муссонов река затапливает эти резные фигуры. Их можно видеть только в сухой сезон. Место это священное. Но самое главное для нас то, что расположено оно в долине, густо поросшей бамбуком. Там есть дичь, свежая вода и возвышенности, откуда можно наблюдать за врагом. В тех местах мы могли бы спрятать целую армию, и ее бы никто не нашел.
– Насколько высоки возвышенности?
– Они возвышаются над всем. Горстка часовых может оттуда осматривать окрестности во всех направлениях.
– А долина… она глубокая?
– Достаточно глубокая, чтобы скрыть свет наших костров и ржанье наших лошадей. Думаю, что все священнослужители уже ушли оттуда. И хотя Кбал Спин находится всего лишь в нескольких днях пути от Ангкора, мало кто знает о его существовании. Кхмеры забыли о нем, а чамы никогда и не слышали. Джунгли там такие густые, что лишь опытные следопыты осмеливаются углубляться в них.
– И…
– А в дне пути оттуда находится Бантей Срей – Цитадель женщин. Этот небольшой храм, который я посещала еще ребенком, вдохновил меня сразу на многое. Он может служить местом встречи. Распустим слух, что именно там мы будем собирать свое войско. Но прибывающие туда отряды кхмеров можно будет переводить в Кбал Спин. Таким образом, у нас будет предохранительная зона между местом встречи с незнакомыми людьми и нашей настоящей базой.
Джаявар улыбнулся:
– Королем нужно быть не мне, а тебе, вернее королевой.
– Женщины еще будут править. Но это время пока не пришло.
– Возможно, это произойдет уже завтра.
– Возможно.
Сквозь густую листву пробивались лучи солнца, согревая Джаявара.
– Сколько людей могло бы расположиться в той долине, причем скрытно? – спросил он.
– Тысячи.
– А джунгли там достаточно густые?
– Сквозь них труднее что-либо рассмотреть, чем за стадом слонов.
Он нахмурил брови:
– Мы могли бы отправить двоих людей назад, чтобы начать приготовления.
– Им следует выступить побыстрее.
– У меня появилась идея послать двоих своих людей в Сиам. Мы когда-то воевали, используя сиамских наемников. Почему бы и сейчас не пообещать им золота и серебра? Этого у нас много. Как тебе такая мысль?
– Сиам – наш враг.
– Но его воины – не враги. Им трудно будет противостоять соблазну заработать побольше золота.
Она кивнула, вспоминая свои встречи с сиамцами.
– Среди них будут шпионы и предатели, – сказала она. – Из десяти воинов, которых ты получишь, один всегда будет искать возможность предать тебя.
– Я это знаю. Нам нужно быть осторожными с ними. Мы можем потребовать, чтобы они прибывали небольшими группами и собирались, как ты уже сказала, в Цитадели женщин. Несколько тысяч сиамцев, сражающихся на нашей стороне, могут уравновесить наши с чамами силы.
– Тогда добавь их на чашу весов. Но действуй осмотрительно, Джаявар. Доверять им нельзя.
Впереди раздалось рычание зверя. В этих джунглях было полно тигров и леопардов, поэтому Джаявар схватился за рукоять своей сабли. Конь его рысью поскакал вперед, но тут несколько воинов закричали, чтобы испугать хищника, и принц расслабился. Сквозь прореху в сплошной листве джунглей пробился луч света, и он потянулся к нему, глядя, как он освещает его ладонь, а потом и всю руку.
– Знаешь, кто ты для меня? – спросил он.
– Кто?
– Ты мой самый лучший советник, моя любимая женщина и мой друг. Как один человек может совмещать в себе так много?
– Дело в том, что я являю собой сразу несколько человек. Я прожила много жизней и была рядом с тобой в твоих прошлых жизнях. Я раньше уже была и твоим советником, и твоей женой, и твоим другом.
Он потянулся к ее руке.
– Я люблю тебя, – прошептал он. – Больше, чем Ангкор, больше, чем свой народ. Если я – река, то ты – дождь, который питает ее водой.
Она сжала его пальцы. Хотя она и знала, что гордыня – это слабость и что от того, насколько она будет чистой, зависит ее карма, она все же не могла сдержать улыбку.
– Мы пойдем в Кбал Спин, Джаявар. А оттуда начнем все заново.
* * *
Пламя шести свечей, освещавших комнату Асала, слегка подрагивало из-за легкого сквозняка, тянувшегося из-под двери. Раб унес посуду после обеда, и сейчас Асал сидел на циновке из тростника и потягивал рисовое вино через тонкую бамбуковую трубочку. Хотя его родители были бедными, они тоже готовили дома вино и при случае давали ему его попробовать.
Асал улыбнулся этому воспоминанию и посмотрел на Воисанну. По непонятной для него причине сегодня ее красота казалась ему более яркой, чем обычно. Ему хотелось прикасаться к ней, целовать все ее тело. Но вместо этого он лишь снова глотнул вина и задался вопросом, когда же она заговорит. За дверью послышались мужские голоса, пели что-то монотонное под аккомпанемент барабанов.
– Священники действительно умерли? – спросила она; стук барабанов тревожил ее, и ей нужно было чем-то приглушить этот грохот.
– Да.
– Как это было?
– Быстро и безболезненно.
Она кивнула и поправила серебряный браслет, прилипший к ее влажной коже.
– Индраварман приказал мне перебраться на новое место.
– Вот как?
– Его люди… не смогли найти Тиду. Поэтому он переводит нас обеих, а также кое-кого из других женщин в отдельный дом у храмового рва. У нас будет там своя стража, и мы не сможем никуда отлучаться, только чтобы искупаться или если кого-то из нас вызовут. Мы теперь пленницы.
– Мне жаль.
– Почему вы пришли сюда? Почему вы напали на нас?
Асал и сам задавался этим вопросом.
– В природе мужчин вести войны, – ответил он и предложил ей бутыль с вином и бамбуковую трубочку, которые она взяла. – Чамы. Кхмеры. Сиамцы. Мы все воюем.
– Возможно, будь вы женщинами, которые создают новую жизнь, вы бы не торопились отбирать ее у кого-либо другого.
– Это все…
– Сколько человек ты убил? Сколько кхмеров?
Он отвел глаза: ее красота больше не зачаровывала его.
– Если бы я не убивал, я был бы жалким нищим. И у моих неродившихся еще детей не было бы будущего.
– Почему?
– Потому что сражаться – это все, что я когда-либо умел делать. Это самый надежный путь к лучшей жизни для моей семьи, которая у меня может быть.
– Ты способен на большее. Твой ум столь же могучий, как и твое тело.
– Индраварман бы… – Асал запнулся и с такой силой сжал челюсти, что на скулах заиграли желваки. – Мое положение определено, – наконец закончил он.
– Мое положение тоже было определено – пока не пришли вы. Точно так же, как положение моего отца, моей матери, моего возлюбленного. – Она глотнула вина. – Но вы, чамы, вы изменили все. Вы подкрались к нам, как свора трусов, и изменили всю нашу жизнь.
– Мы воюем с вами очень давно. Кхмеры нападали на чамов, а мы напали на вас. Вы сжигали наши города, уводили в рабство жителей нашей страны. Я сам видел стрелы кхмеров в спинах моих соотечественников – в спинах женщин и детей.
Воисанна покачала головой:
– Но мы хотели мира! А Индраварман хуже любого кхмерского короля. Он просто вор и убийца.
– Многие чамы совсем другие.
– Многие? Ты – может быть, но только не твои соотечественники.
– О людях нельзя судить по их правителям.
Она усмехнулась:
– Нет, можно. Поскольку ваш король берет то, что хочет, он и убивает того, кого считает нужным. А если вы следуете его примеру, вы ничем не лучше его. Ты, возможно, и благородный человек, но, являясь инструментом в его руках, ты оказываешься инструментом зла, и удел твой – быть ненавидимым и презираемым.
В дверь постучала служанка, но Асал отослал ее. Он не боялся мужчин или стальных клинков, но слова Воисанны потрясли его. Да, он убивал, но делал это по необходимости. Если бы он не научился хорошо драться, его самого убили бы уже давным-давно. А эта кхмерская женщина не понимает, что руководит им, не осознает, что он всего лишь хочет для себя другой судьбы.
– Дом твоего отца был неподалеку отсюда? – тихо спросил он.
– А что?
– Я мог бы пройти мимо него и посмотреть, кто там сейчас. Может быть, кто-то из твоих близких все-таки жив.
Воисанна застыла, а потом сказала:
– Но… я ведь сама видела, что их всех убили. Их больше нет.
– В пылу битвы и глаза, и воспоминания могут обманывать. Со мной такое случалось множество раз. В бою человека охватывает страх, способный вытворять с сознанием очень странные вещи.
– Правда?
– Я мог бы посмотреть, – настаивал он. – Мог бы расспросить.
– И ты сделал бы это… для меня?
– Конечно.
– Но…
– Я хочу помочь тебе.
Она низко поклонилась, а затем торопливо объяснила ему, где находится ее дом, и описала членов своей семьи. Он никогда не видел ее такой возбужденной, и ее воодушевление оказалось заразительным. Хотя для него было весьма рискованно давать такие обещания, он внезапно забыл о шпионах Индравармана и его подозрительности.
– Только это может произойти не завтра, – сказал он, – и даже не послезавтра. Но я обязательно разыщу твой дом. И стану твоими глазами и ушами.
Она снова отвесила ему поклон, глубокий и долгий.
– Прости меня… за то, что набросилась на тебя, что была такой слабой, когда ты был таким сильным.
– Тебе не нужно…
– Я ведь только и делала, что оскорбляла и обижала тебя.
– Это верно. И, хочу заметить, преуспела в этом. Но, к счастью для тебя, я хорошо знаю, как боль влияет на восприятие. Тогда даже воздух, которым дышишь, становится горьким.
– Ты вовсе не похож на чамского убийцу. Прошу тебя, прости меня.
Асал улыбнулся, чувствуя себя так, будто освободился из темницы, в которую сам себя заточил.
– Не нужно извиняться, моя госпожа.
Она отклонилась назад и замотала головой:
– Госпожа? Почему… почему ты назвал меня так? Да еще после того, как я так скверно обошлась с тобой?
– Потому что тебе это вполне подходит.
– Я рабыня.
– Ты госпожа.
Она хотела что-то сказать и стала заламывать руки.
– А как же мне называть тебя? Как бы тебе понравилось?
Искренняя озабоченность на ее лице снова заставила его улыбнуться. Уже много лет никого не заботило то, что он чувствует.
– Пожалуйста, называй меня Асал, моя госпожа. Это понравится мне больше всего.
Глава 6
Радость и боль правды
Тида делала вид, что спит, но при этом из-за полуприкрытых век смотрела в дальний конец покоев Индравармана. Она, обнаженная, лежала на его кровати из тикового дерева, покрытой шкурами тигров и леопардов. Индраварман, тоже обнаженный, лежал на животе рядом с ней, склонив голову набок. У его правой руки валялись свитки с переводом трудов Конфуция.
Просторная комната короля с громадными деревянными колоннами вдоль стен находилась в самом сердце королевского дворца. Пламя свечей, горевших всю ночь, трепетало, отбрасывая блики на золотые и серебряные сокровища, которые он свез сюда из храмов, ритуальных построек и домов кхмеров. Среди его наиболее ценимых трофеев были статуи Вишну, Шивы и Будды. Он брал только небольшие и искусно сделанные изваяния, которые легко было унести с собой. Здесь были аккуратно сложены рулоны шелка, драгоценные камни, пергаменты со стихами и резные изделия из слоновой кости. Тида видела, как Индраварман раздавал эти сокровища своим лучшим военачальникам и советникам в качестве награды, но не знала, что он собирается делать с остальной добычей. Он был щедр, делясь своими сокровищами – золотом, драгоценностями и женщинами. И тем не менее Тида чувствовала, что люди боятся его. Слишком уж поспешно они кланялись и слишком мало говорили. А некоторые из тех, кто вызывал его гнев, больше уже не возвращались.
Хотя Индраварман никогда не бил ее, она очень старалась угодить ему, удовлетворить его прихоти и даже предугадать их. За это время она научилась угадывать его желания. Он вызывал ее к себе снова и снова, тогда как других женщин прогонял. Казалось, лишь она одна знает, как ублажить его, и это удивляло ее, поскольку она никогда не считала себя способной на это. Конечно, она понимала, что красива, но до того, как жизнь столкнула ее с Индраварманом, не сознавала, что ее красота может быть как благословением, так и проклятьем. Она боялась его и намеренно показывала ему свой страх, потому что, похоже, это забавляло его. Хотя она была индуисткой, вера ее не была такой уж крепкой, и она переживала, что может не заслужить реинкарнацию. И тогда, если он убьет ее, за этим наступит полная тьма.
– Почему ты никогда не была с другим мужчиной? – с заметным акцентом спросил Индраварман. – Тебя должны хотеть все мужчины.
При звуке его низкого голоса, прозвучавшего неожиданно, сердце ее затрепетало. Немного успокоившись, она вспомнила своего отца, бросившего семью, и как ее мать прикладывала неимоверные усилия, стараясь прокормить их. Они жили в деревне, и когда красота Тиды расцвела, она отправилась с группой паломников в Ангкор, предварительно получив наставление матери найти там богатого мужчину. Хотя поклонников у нее было много, их предложения не трогали ее: она помнила невыполненные обещания ее отца и не могла доверять всем им, как не доверяла и ему. А Индраварман просто унес ее, как тайфун, воле которого невозможно противиться.
– С большинством мужчин мне скучно, мой король, – наконец ответила она.
– Большинство мужчин глупцы: подведи их к реке, и они всего лишь напьются.
– Я…
– Но другие способны на большее, чем просто напиться. Они найдут на берегу золото. Они выследят там тигра, который придет к реке утолить жажду. – Индраварман перевернулся на бок и провел своим огрубевшим пальцем по ее бедру, очерчивая его контур. – Я слышал, что ты близко сошлась с одной своей соотечественницей, Воисанной.
– Да, владыка король. Так и есть.
– Она женщина одного из моих лучших военачальников по имени Асал.
– Я как-то видела его.
– А что ты о нем слышала?
– Думаю, он бьет ее.
Индраварман хмыкнул, гладя ее руку.
– Я хочу, чтобы ты подружилась с ней и узнала ее секреты.
Хотя Тиде были неприятны его прикосновения, она лежала неподвижно, надеясь, что на этот раз вид ее наготы не возбудит его, как это бывало обычно.
– Я не доверяю Асалу, – сказал Индраварман. – Поэтому я хочу знать, что у него на уме. Ты выяснишь это, чтобы потом поделиться тем, что узнала, со мной? Могу я довериться тебе в этом?
– Я служу вам, о великий король. И сделаю все, что вы скажете.
– Хорошо. Сделаешь это – получишь награду. Подведешь меня – и забудешь о спокойной жизни.
Тида почувствовала властность во взгляде его жестоких глаз и помимо воли затаила дыхание. Он придвинулся ближе. Сердце ее заколотилось. Почувствовав на себе его руки, она начала привычно лгать, рассказывая ему, как она жаждет его, как хочет, чтобы он лег на нее сверху.
– Отдай мне свою жизнь, – сказал он, и движения его ускорились, – и я не возьму ее.
* * *
Запах варящегося риса выдавал место расположения отряда чамских разведчиков. Джаявар и его люди спешились, а затем, пригибаясь как можно ниже, стали пробираться через джунгли, двигаясь беззвучно, словно тени. Увидев издалека четырех чамов, они шепотом обсудили дальнейшие действия и двинулись к ним. Когда Джаявару стало ясно, что их вот-вот заметят, он дал сигнал, и семеро кхмерских воинов вскочили на ноги и бросились вперед. Не было никаких боевых кличей, никаких предупреждающих окриков. Кхмеры бежали молча, крепко сжимая в руках оружие.
Чамы подняли головы только в последний момент. Один из них успел натянуть лук и выпустить стрелу. Другие потянулись за своими копьями, но делали это слишком медленно, и скоро в джунглях раздались предсмертные крики чамов, сраженных кхмерскими саблями. Они убили всех, кроме одного. Последний воин, которого Джаявар счел их командиром, был взят в плен. Пока люди принца связывали чама и затыкали ему рот кляпом, Джаявар обернулся, ища глазами Аджадеви, и только теперь понял, что один его воин тоже лежит на земле. Джаявар упал перед ним на колени и приподнял его голову, уже понимая, что рана его смертельна. Он поблагодарил воина за службу, спросил о каких-то особых просьбах, а потом задал вопрос, хочет он, чтобы его тело сожгли или просто оставили в джунглях. Большинство кхмеров хотели, чтобы тело было уложено в определенном месте и там оставлено. В этом случае цикл повторного возрождения может быть продолжен, медленно и естественным путем, на земле, которую так любят кхмеры.
Раненый воин попросил, чтобы его тело было оставлено в джунглях, и Джаявар пообещал так и сделать, успокаивая его, как мог. Когда же воин умер, кхмеры подняли тело и перенесли его на пятно света, пробивавшегося сверху сквозь густую листву. Потом они выложили вокруг него кольцо из камней, вложили в руку покойного его саблю, помолились о его возрождении в новом теле и покинули его.
Джаявар бросил взгляд на пленного чама, понимая, что его необходимо допросить как можно скорее. Но затем он вспомнил о своем погибшем соотечественнике и подумал, что захват, видимо, нужно было провести по-другому. Кхмеры имели численное превосходство и к тому же напали неожиданно, никто из них не должен был пострадать. А теперь Джаявар укорял себя в потере чужой жизни.
Чам был крепко привязан к сухому дереву, и Джаявар подошел к нему вплотную. Вражеский воин был очень мускулистым, а лицо его оставалось безучастным. Похоже, это был вызов. Джаявар понимающе кивнул, а затем подозвал своих людей, которые кольцом обступили их.
– Какой вы получили приказ? – спросил он у чама на его родном языке.
Тот ничего не ответил, только плотно сжал челюсти, продолжая теребить пальцами связывающие его путы.
Хотя обычно терпение было одним из достоинств Джаявара, сейчас он был удручен смертью соратника и к тому же очень хотел узнать хоть что-нибудь о своих близких.
– Соберите хворост и сложите вокруг него, – велел он своим людям.
Аджадеви бросила на него недобрый взгляд, но теперь он не обратил на это внимания. Он подошел к разведенному чамами костру, вытряхнул из котелка рис и зачерпнул им несколько тлеющих углей. После того как его люди сложили вокруг чама хворост, Джаявар аккуратно уложил угли под кучку сухих листьев. Пламя разгорелось очень быстро. Затрещали горящие ветки. В небо потянулся густой дым.
– Прощай, – сказал Джаявар чаму.
– Ты не можешь так уйти!
Джаявар уже двинулся в сторону своего коня. Чам у него за спиной начал кричать. Огонь еще не коснулся его, но быстро пожирал хворост, и языки пламени поднимались все выше.
– Не уходи! Я все скажу!
Резко развернувшись, Джаявар широким шагом подошел к чаму и копьем разгреб горящие ветки.
– Если я услышу от тебя ложь или ты откажешься говорить, огонь запылает вновь. Он быстро вернется. А я – уже нет!
Чам закивал; с его лба градом лился пот.
– Зачем вы здесь? – требовательным тоном спросил Джаявар.
– Чтобы… найти тебя.
– Сколько еще групп занимается поисками в этой местности?
– Много. Но никто не знает, где ты.
– Кто дает советы Индраварману?
– Никто. Он сам себе господин. Он…
– Сколько чамов в Ангкоре?
– Я не знаю…
– Называй мне число!
– Девять или десять тысяч воинов. А может быть, и больше.
Джаявар увидел, что Аджадеви подняла брошенное им копье и начала разгребать остатки костра. Он знал, что она не одобряет его методов, но, в отличие от нее, не был заложником своей веры в карму – по крайней мере ему казалось, что с Аджадеви дело обстоит именно так. Он уже убил слишком много людей, и душа его не была чистой, незапятнанной. И если после этого она возродится на более низком уровне – что ж, так тому и быть.
– А что моя семья? – спросил он. – Скажи мне, что случилось с моей семьей.
– Я же только…
– Говори!
Чам отвернулся и закрыл глаза.
– Ходят слухи, господин…
– Что за слухи?
– Говорят… что вы остались единственным в своем роду. Что Индраварман перерезал всю вашу семью. Простите, но…
– Кто это говорит?
– Все говорят, господин. Поэтому-то он и установил награду за вашу голову, что вы остались единственным, кто может претендовать на трон.
Джаявар кивнул. Он боялся таких новостей, хотя и ожидал их, а теперь ноги его стали ватными. Пошатываясь, он отошел от чама и прислонился к ближайшему дереву, представляя себе лица своих детей, слишком юных и невинных, чтобы познать боль, которую причиняет холодная сталь. Как бы ему хотелось поменяться с каждым из них местами, отдать свою жизнь, лишь бы они остались живы.
– Он может ошибаться, – шепнула ему на ухо Аджадеви, положив руку ему на плечо.
– Ты и сама знаешь, что это не так.
– Мне очень жаль, любовь моя. Очень и очень жаль.
Наверху, в листве, затрещала цикада. Джаявар поднял голову, и в глазах его блеснули слезы.
– Если они возродились, почему я тогда не чувствую их? – прошептал он. – Почему они не возвращаются ко мне?
– Они вернутся. Дай им время. Они совсем юные, а юным необходимо время, чтобы найти правильный путь.
Джаявар молился, чтобы они вернулись в его жизнь, а также просил у богов сил продолжать двигаться вперед, чтобы в их честь освободить от врагов страну. Затем он выпрямился и опять подошел к чаму.
– Освободите его, – сказал он своим людям, которые двинулись было вперед, но остановились, не уверенные, что правильно поняли его. – Я сказал: освободите его.
Чама развязали.
Подойдя к пленнику так близко, что их носы едва не соприкоснулись, Джаявар покачал головой:
– Ваш король совершил ошибку, убив моих детей.
– Господин, я…
– Будешь ждать здесь пять дней. Потом вернешься в Ангкор. Скажешь Индраварману, что я приду за его головой. А прежде чем отнять ее у него, я заберу сначала то, с чем он ни за что не захотел бы расстаться.
– Да, господин.
– Пять дней. Уйдя раньше, ты рискуешь навлечь на себя мой гнев.
Чам низко поклонился.
Джаявар схватил его за волосы и поднял.
– Скажешь ему, что таким, как мои дети, он никогда не сможет стать, что они купались в божественном свете, тогда как он навечно будет прозябать во мраке.
– Я передам ему… все это.
– А когда сделаешь это, беги на свою родину. Потому что очень скоро все чамы в Ангкоре будут мертвы.
Джаявар отпустил его и углубился в джунгли. Его конь был там, где он его и оставил. Взобравшись на него, он помог Аджадеви сесть сзади, после чего ударил жеребца пятками и направил его вперед, в сторону своего родного города.
«Пожалуйста, Будда, – молился он, – прошу тебя, сделай путешествие моих детей быстрым и радостным! Их поступки и помыслы были светлыми и достойными. У них была хорошая карма. Они были звездочками, светившими на небе в ненастную ночь. Они были красотой этого уродливого мира. Прошу тебя, вознагради их за эту красоту!»
По пыльной щеке Джаявара покатилась слеза. Зная, что сзади едут его люди и ради них он должен оставаться стойким, он сидел очень прямо, не позволяя себе поддаваться печали, надвигавшейся на него, словно вражеская армия.
«Один шаг, – уговаривал он себя. – Потом другой, и дальше шаг за шагом. Только так я смогу пережить это. Только так я могу почтить их память».
* * *
Асал шел мимо рядов кхмерских домов на сваях, выстроенных в основном из бамбука и камыша. Примерно каждый четвертый из них во время нашествия был сожжен дотла. Многие из непострадавших хижин были заняты чамами, хотя и кхмеров здесь также было немало. В тени этих жилищ работали рабы, спали собаки, раскачивались на ветру гамаки. Большинство домиков, состоявших из одной или двух комнат, ютились вокруг общественных прудов для купания. К западу отсюда во всей своей величественной красоте высился Ангкор-Ват.
Хотя Воисанна очень подробно описала, как найти ее дом, Асал был сбит с толку, увидев эти, казалось, бесконечные скопления жилищ. Он шел по широкой и содержащейся в чистоте и порядке дороге, заполненной чамскими воинами, лошадьми и боевыми слонами, а также кхмерскими священниками, крестьянами и детьми. Такие картины были для Асала привычными. У себя на родине он видел как чиновников в палантинах, украшенных драгоценными камнями, так и змей, с которых заживо сдирали кожу. Однако кое-что в Ангкоре все же вызывало у него удивление. Китайский торговец расспрашивал о том, как найти худощавого мальчика для любовных утех. Кхмерские рабочие обтесывали блоки из серого песчаника, как будто и не было никакого вражеского нашествия. Перед ним разбегались маленькие смеющиеся дети, прячась за своими неулыбчивыми матерями и отцами.
Сойдя с дороги, Асал направился на север, пытаясь вспомнить указания Воисанны. Скоро он должен был явиться к Индраварману с докладом и поэтому ускорил шаг. Как обычно, при нем были его сабля и щит. Большинство чамов боялись ходить по окраинам Ангкора в одиночку, однако Асала это не страшило. Скорее всего его когда-нибудь настигнет насильственная кровавая смерть, но произойдет это на поле битвы, а не в каком-то закоулке.
Свернув за угол, он приостановился при виде необычно большого дома. Именно такой дом с балконом описывала ему Воисанна. У расположенного рядом пруда находилась ухоженная бамбуковая рощица. Возле тропинки, ведущей к дому, стояла каменная статуя Вишну. Внезапно сообразив, что он рассматривает ее дом, Асал застыл на месте. Между сваями трудились пятеро рабов. Женщины ткали, а мужчины кололи дрова. Асал внимательно рассматривал их, но никто из них не подходил под описание Воисанны. Эти люди были озлобленными и сильными, они скорее всего были захвачены в горах на севере. Это были не кхмеры.
Асал остановился у статуи бога Вишну. Воисанна рассказывала, что ее отец сам помогал вырезать эту статую из камня, и Асал представил ее девочкой, следящей за работой отца. По тому, как она говорила о своем отце, он понимал, что она очень любила его. Сожалея о том, что был слишком мал, когда умерли его собственные родители, Асал попытался вспомнить их лица. Отец его был очень серьезным мужчиной, который много времени проводил за молитвами. Мать была более беззаботной – она смеялась с Асалом, держа его на руках, смотрела на него с любовью. Теперь она казалась невероятно далекой, как персонаж полузабытого сна.
Рабы уставились на Асала, и он уже начал было разворачиваться, чтобы уйти. Но тут по лестнице, ведущей из жилых комнат, спустилась девочка. Худенькая и длинноногая, она была одета, как кхмерка. На вид ей было лет одиннадцать или двенадцать. Сердце его взволнованно забилось, и он сделал шаг вперед, вглядываясь в ее лицо. Сначала она повернулась к нему спиной, но он подошел поближе, не обращая внимания на недовольные взгляды рабов. Черты ее красивого лица были утонченными. Она была очень похожа на Воисанну. Теперь Асал был всего в нескольких шагах от нее. Он заговорил с ней, делая вид, что заблудился. Не успел он произнести и несколько слов, как заметил родинку на ее подбородке – пятнышко размером с ноготь, и как раз там, где говорила Воисанна.
Девочка поклонилась, избегая смотреть ему в глаза. Она казалась озабоченной, и ему захотелось сразу сказать ей, что ее старшая сестра жива и что он может помочь им встретиться. Но из дома наверху раздался строгий окрик чамской женщины, и девочка напряглась. Схватив лежавший внизу рулон шелка, она стала торопливо подниматься по лестнице в дом.
Асал провожал ее взглядом, пока она не исчезла. Повернувшись к статуе Вишну, он произнес благодарственную молитву, после чего быстро пошел прочь. Хотя ему не терпелось побежать туда, где жила Воисанна, чтобы сообщить ей радостную новость, он не мог позволить себе опоздать к Индраварману. Поэтому он направился в королевский дворец, не думая больше о картинах жизни города, которые только что тревожили его.
