Текст книги "Танцующая на лепестках лотоса"
Автор книги: Джон Шорс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Думая о том, стоит ли искать более подходящее место или же нужно начинать строить укрепления, Джаявар подбросил хворост в огонь. Где-то засмеялся ребенок, и принц в очередной раз вернулся к мрачным мыслям о своих близких. Перед глазами возникли лица его сыновей и дочерей, улыбающиеся лица, в которые он влюблялся с первого взгляда. Он очень хотел снова увидеть своих детей, но боялся, что это уже невозможно. Он прикусил губу, и к каплям дождя на его щеках добавились слезы. Он про себя позвал по имени каждого из них, говоря им, одному за другим, что он их очень любит. Вспомнив, как он учил их для отработки координации движений складывать камни один на другой, чтобы дети могли более умело перемещаться в этом мире, он поднял два камня и попытался положить меньший на больший так, чтобы он не упал.
Сидевшая рядом Аджадеви потянулась к нему, положила руку ему на колено.
– Ты скучаешь по ним больше всего по ночам?
Джаявар пожал плечами, и верхний камень упал. Он скучал по своим детям все время.
– Я тоскую по ним.
Она понимающе кивнула, и взгляд ее скользнул на высокое тиковое дерево, на ствол которого падали отсветы костра. Она думала о людях, которых он любил, и искала какие-то подсказки, знаки в окружающей природе. Дерево это было бесплодным, и она со страхом подумала, что все они, должно быть, погибли. Но потом ей пришла мысль, что, возможно, это означало, что ей следовало бы взять приемного ребенка и воспитать его. Это дерево было слишком старым, чтобы что-то говорить о детях.
– Король может надеяться, но король должен действовать, – наконец произнесла она, снова посмотрев Джаявару в лицо.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты можешь надеяться, что твои дети живы, но действовать ты должен так, будто они мертвы. Прошу тебя, прости меня за то, что я говорю такие вещи, любовь моя. Но чтобы твой народ выжил, ты должен действовать как король.
– И что же, по-твоему, я должен сделать?
– Необходимо, чтобы у тебя появился наследник.
Вдалеке прогремел гром, и лицо Джаявара напряглось.
– Нет.
– Я не могу подарить тебе наследника, поэтому ты должен взять в жены женщину, которая может рожать.
– Я не стану делать этого. По крайней мере пока есть надежда, что мои сыновья живы. И пока ты рядом со мною.
Взгляд Аджадеви метнулся справа налево, она стала искать молодое тиковое деревце, прятавшееся в тени своего предка. Она не нашла его, и это еще больше убедило ее в том, что все дети Джаявара погибли под клинками врага.
– Я… Я охотно пожертвовала бы своей жизнью, лишь бы дать тебе сына. Но поскольку я не могу подарить его тебе, ты должен возлечь с другой женщиной. И должен сделать это ради своего народа.
И вновь прогремел гром, а дождь, казалось, усилился.
– Что я на самом деле должен сделать, так это вернуться в Ангкор, – сказал Джаявар, подтягивая свою промокшую набедренную повязку.
– Зачем?
– Чтобы выяснить, живы ли мои сыновья и дочери.
– Пошли туда разведчика. На это охотно согласится сотня мужчин.
– А я тем временем буду сидеть здесь и прятаться? Ты же прекрасно знаешь меня, Аджадеви. Если моим детям удалось бежать и они сейчас скрываются где-то в городе, я должен пойти туда.
Она снова взглянула на дерево.
– Лучше пошли другого человека. Если тебя поймают, все надежды твоего народа рухнут. Ты ведь теперь наш король, не забывай об этом.
– Думаю, будет лучше, если мой народ будет знать, что его король жив. Я тайно вернусь в Ангкор, расспрошу о моих детях, а затем, если будет необходимо, растворюсь в джунглях, словно тень в сумерках. И наши люди будут знать, что я жив и что я намерен вернуть Ангкор. Именно так я внушу им надежду, и именно так я соберу новую армию – не пряча своего лица и неся свое слово людям.
Джаявар уверенно кивнул сам себе, думая уже о том, как он проберется к Ангкору с десятком своих воинов. Он найдет кхмеров в окрестностях города и сообщит им, что он жив, что он собирает армию, чтобы вернуть свое королевство. Он узнает о судьбе своих детей и либо спланирует их побег, либо, погрузившись в скорбь, уйдет оттуда.
– Тогда я пойду с тобой, – сказала Аджадеви.
– Ты должна остаться здесь, в месте, где будет собираться и расти наша армия.
– Люди должны знать, что я по-прежнему с тобой.
Джаявар хотел что-то сказать, но передумал. Она была права. Народ должен знать, что она тоже жива. И когда она была рядом, путь к трону отца казался ему более ясным.
– Я буду волноваться за нас двоих, если нас поймают, – сказал он. – И если…
– Если мы попадем в окружение, мы воспользуемся ядом, чтобы лишить себя жизни. Лучше умереть, чем признать чамов своими господами.
– И ты готова рискнуть своей хорошей кармой? Ведь Будда, наверное, не одобрил бы выбор такой судьбы.
– Будда никогда не осуждал самоубийство. Да, он считал это неправильным действием, противоречащим его представлениям о пути к нирване.
– Но ты же стремишься к нирване.
– Да, но этот путь нельзя преодолеть быстро. Я страдала в своих прошлых жизнях и могу страдать снова, если заработаю плохую карму. Чамы не должны взять нас в плен живыми, Джаявар. Если это произойдет, они используют нас против нашего собственного народа. – Закрыв глаза, она начала медленно вдыхать влажный воздух, чувствуя запах родной земли и вступая с ней в контакт. – Поэтому мы возьмем с собой яд.
В темноте произошло какое-то движение. Джаявар ничего не заметил, но от Аджадеви это не укрылось. Может, это зверь? Или дуновение ветра? А возможно, что-то весьма зловещее? Она задавала себе эти вопросы, пока он подбрасывал в огонь сырые дрова, которые шипели и потрескивали, словно протестуя против такой участи.
Еле уловимый звук, который раньше приближался, начал удаляться. Она хотела сказать об этом мужу, чтобы он позвал караульных, но все же промолчала. Кто бы это ни был, он уже ушел, и они ночью, в темноте и под дождем, все равно его не найдут. И тем не менее она взяла изогнутый нож длиной с ее предплечье и положила на землю у своих ног.
– Мы вернем себе трон? – спросила она.
– Да.
Она заставила Джаявара повторить свой ответ, однако ей было ясно, что сам он в это не верит. Каким образом он может это сделать? У них было меньше четырех сотен воинов, а в Ангкоре их ждали многие тысячи чамов.
– Разве жизнь не полна волшебных чудес? – спросила она, беря его за руку.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Мы живы. Мы дышим. Пьем воду, льющуюся с небес. Все это – настоящее чудо. Нас повсюду окружают чудеса, и благодаря этому твоя вера никогда не иссякнет. Ты должен твердо верить, что трон твоего отца станет твоим.
– Но каким образом? Как можно уверенно произносить такие слова?
– Я говорю это потому, что чувствую тепло света в небе. Потому что нашла тебя среди тысяч других. Сама я верю в эти чудеса. Они великолепные и возвышенные, и с ними мы никогда не закончимся.
Он вздохнул.
– Ты всегда верила в это.
– Именно поэтому ты должен найти себе еще одну жену. Ты должен начать воспитывать и тренировать твоего наследника. И сделать это необходимо как можно скорее.
Сверкнула молния, и за ней последовал раскат грома. Один из их боевых слонов тревожно протрубил.
– Женщину?.. Здесь, в лагере? – наконец спросил он.
– Да.
– Ты в этом уверена?
– Я сомневаюсь во многих вещах, но только не в этом.
Он кивнул, и в наступившей тишине ночь вдруг ожила. Где-то закашлялся ребенок. Донесся запах варящегося риса. Она видела, как Джаявар еще раз кивнул, и порадовалась тому, что идет дождь и он не может видеть ее слез. Она покрепче прижалась к нему, уносясь в мыслях в те края, где он навсегда будет принадлежать ей и только ей.
* * *
Как у одного из самых высокопоставленных военачальников, у Асала была личная комната в королевском дворце, неподалеку от покоев Индравармана. Комната эта, семь шагов в длину и десять в ширину, была, с точки зрения Асала, слишком вычурно украшена. Темные свинцовые плиты на полу резко контрастировали с желтой глиняной плиткой, которой были выложены потолок и стены. Над головой располагались перекрытия из тикового дерева с искусной резьбой, изображавшей слонов, змей и рыб. Часть пола была покрыта толстой циновкой, сплетенной из бамбука. На циновке лежали шерстяное одеяло и шелковая сетка от москитов, которую можно было повесить, закрепив на соседней стене. Один из углов комнаты занимали щит и оружие Асала. В другом углу находился помост, на котором лежали куски шкур оленя особой выделки, очень тонкие и мягкие, покрашенные в черный цвет. В деревянной миске рядом белели палочки мела, использующиеся для письма на шкурах: писать Асалу приходилось больше, чем ему того хотелось, поскольку Индраварман требовал от него ежедневных отчетов. Как и все чамские командиры, Асал был обязан уметь читать и писать – искусство, которое он освоил еще в юном возрасте под руководством индуистского священника.
Но самое примечательное и необычное в комнате Асала не было сделано из дерева, свинца или глины, а состояло из плоти и крови. В самом дальнем углу сидела Воисанна. Лицо ее не выражало никаких эмоций, взгляд был устремлен в пространство. Она знала о присутствии Асала, который стоял возле помоста и точил свою саблю, но она не следила за его движениями. Вместо этого она пыталась подготовиться к тому, что он с ней сделает. Как сказал чамский король, она принадлежит ему. Она видела, как он убил кхмерского воина, и осознавала, что он сильный и беспощадный мужчина. Он добьется от нее всего, чего захочет, и хотя внутренний голос говорил ей, что терять уже нечего, она все же испытывала страх. Ее не покидала мысль, что он скоро погубит ее, и от этого руки ее дрожали, как у старухи. Она пыталась унять эту дрожь, сев на руки, но от этого почему-то сердце стало биться еще сильнее. Грудь вздымалась и опадала все чаще, дыхание стало прерывистым. По спине поползли струйки пота. Она снова, в очередной раз, пожалела о том, что не умерла тогда, вместе со своими близкими. Лучше уж было погибнуть вместе со всеми, чем сейчас стать игрушкой для этого чама.
Воисанна по-прежнему планировала убить его, а затем покончить с собой. Позже, после того, как она выдержит все, что он с ней будет делать, когда он заснет, она прикончит его и сделает это его же саблей. И после этого перережет себе горло. А когда ее жизнь по капельке будет покидать ее, она будет думать о любимых людях, мысленно давая им знать, что она спешит присоединиться к ним.
Чам закончил точить свою саблю и обернулся, чтобы посмотреть на нее. Он был крепким и мускулистым, и она чувствовала его взгляд на своем теле, как будто он трогал ее руками. Дыхание ее от этого еще больше участилось, а комната вдруг закачалась, как при головокружении, когда слишком резко поднимаешься на ноги. Хотя Воисанна хотела быть сильной, чтобы не опозорить своих предков, она вдруг заплакала. Она думала о том, будет ли лучше, если она станет ублажать его, чтобы он скорее заснул и она могла бы убить его, или же ей следует отчаянно сопротивляться, как это сделал ее возлюбленный. Должна ли она драться до последнего, пока хватит сил?
Он подошел к ней и опустился рядом с ней на колени с грацией гораздо более изящного человека.
– Почему ты плачешь? – тихо спросил он почти без акцента.
Не ответив, она вытерла слезы и отвела взгляд в сторону.
– Почему? – повторил он.
Словно заполняя паузу из-за ее затянувшегося молчания, где-то вдалеке прогремел гром.
Брови его нахмурились.
– Ты кого-то потеряла… во время нападения?
Хотя она не хотела отвечать ему, но поймала себя на том, что кивает. Она подумала о своем возлюбленном, о родителях, о братьях и сестрах.
– Всех, – прошептала она.
Глядя на то, как текут по ее щекам слезы и содрогаются плечи, он вспомнил свою юность, когда стал свидетелем гибели всех своих близких от холеры. Умирали они медленно, и хотя он был совсем маленьким, он многое помнил. Сейчас он смотрел на эту кхмерскую женщину и жалел ее. Он не замечал ее красоты, даже не видел ее лица – только ее страдания. Страдания были Асалу хорошо знакомы, он знал о них не меньше, чем крестьянин знает о своей земле, и поэтому ему хотелось, чтобы рыдания этой женщины прекратились.
Он наклонился ближе к ней.
– Мой король, – прошептал он, – отдал тебя мне. И он… он ожидает от меня определенных действий.
Воисанна пожала плечами.
– Но я не занимаюсь такими вещами, – так же тихо добавил Асал. – Я не причиню тебе вреда. Я могу носить саблю, я могу убивать, но я никогда не обижу тебя.
Она внимательно посмотрела на него.
– Почему?
– Потому что это не мой путь. – За тиковой дверью, ведущей в комнату Асала, раздался крик. Он замер, на скулах его заиграли желваки, и он еще ближе склонился к ней. – Но ты должна вести себя так, будто я это сделал, мой король и его люди должны получить то, чего они от тебя ждут.
– А… а чего они ждут от меня?
– Сейчас ты должна скулить. Должна плакать. Ты должна обмануть их.
– Я не могу.
– Можешь. И ты никогда и никому не должна говорить то, что я тебе только что сказал. Если ты сделаешь это, я об этом узнаю и моя жалость к тебе тут же исчезнет.
Воисанна понимающе кивнула.
– А теперь плачь, – шепнул он. – И пусть они слышат твои рыдания.
Она сделала все, как он ей сказал. Начав тихонько хныкать, она вспомнила о своем истинном горе. Перед глазами возникла картина: чамское копье летит и убивает ее любимого. А потом она увидела своего брата, умирающего у нее на руках, почувствовала, как жизнь покидает его, а она отчаянно пытается удержать ее. Ее эмоции, столько времени сдерживаемые, неистово вырвались на свободу, и она, заливаясь слезами, зарыдала по-настоящему. Она думала о своем одиночестве, о том, какой счастливой она была бы после свадьбы, если бы мир вокруг нее не начал рушиться.
Асал громко крикнул, чтобы она умолкла. Затем он ударился плечом о ближайшую стену, хлопнул себя по бедру, причем довольно сильно. Она понимала, что он делает это ради нее, однако его ярость казалась очень реальной. Именно такая злость убила ее семью, разрушила ее город. Она просила его прекратить, а он в ответ крикнул, чтобы она не дергалась. Он поднял над головой деревянный помост и с размаху грохнул его о выложенный плитами пол. Когда он снова звонко хлопнул себя по бедру и закричал на нее, дикая свирепость в его голосе заставила ее в страхе отшатнуться назад.
Снаружи, за восточной стеной их комнаты снова ударил гром, заглушая ее плач. Когда гром начал грохотать регулярно, он перестал кричать. Она заметила, что его бедро стало красным там, где он хлопал по нему, и закрыла глаза, продолжая бояться его, хотя он к ней даже не прикоснулся.
Грудь его тяжело вздымалась, когда он присел рядом с ней и приблизил губы к ее уху.
– Хочешь жить? – прошептал он.
– Нет.
– Ты должна.
– Лучше… умереть.
Он покачал головой:
– Когда-то я был совсем один. И я искал смерти. Но сейчас я ищу жизни.
Она отодвинулась от него.
– Ты должна выглядеть так, будто хочешь умереть, – шепотом продолжил он, – как будто мои побои подталкивают тебя к смерти. Но внутренне ты должна оставаться несгибаемой, должна искать жизнь. И помни: что бы я ни делал для виду, ради других людей, я тоже хочу, чтобы ты оставалась жить.
Воисанна содрогнулась, стараясь сдержать всхлипывание.
– Поэтому завтра, когда ты будешь покидать эту комнату, выходи с таким видом, будто я тебя сломал. И всегда выходи отсюда так, как будто я тебя сломал.
– Но почему? – спросила она; голос ее был тихим, но тон – резким. – Почему ты помогаешь мне?
– Потому что ты достаточно настрадалась. Я – чам, и на моих руках, на моей сабле есть кровь твоих соплеменников. Но, как я уже сказал, с тебя довольно страданий, и пришло время тебе порадоваться жизни.
* * *
После не слишком утомительной прогулки пешком на северо-запад от Ангкор-Вата во мраке ночи Индраварман увидел древний и очень изящный храм Баксей-Чамкронг. Он был построен в форме ступенчатой пирамиды, а на вершине ее располагалась кирпичная башня, покрытая штукатуркой, на которой были вырезаны надписи, восхваляющие предыдущих кхмерских королей.
Баксей-Чамкронг на языке кхмеров означает «птица, дающая укрытие под своими крыльями». Это название связано с легендой об одном кхмерском короле, который был вынужден бросить свой трон и спасаться от врагов бегством. Когда он бежал с поля битвы, рядом с ним на землю села громадная птица и, расправив свои крылья, защитила его. Он получил возможность, оставаясь под ее прикрытием, сражаться со своими недругами. Храм этот, похоже, был возведен, чтобы восславить это чудесное спасение, потому что внутри башни на возвышении стояли золотые статуи индуистского бога Шивы и его супруги Деви.
Когда Индраварман внимательно рассматривал эти статуи, ему при мерцающем свете свечей казалось, что они раскачиваются. Хотя он уже разграбил Ангкор, но он не знал, что делать с этими изваяниями. Они восхищали его, и теперь, когда он стал правителем этого громадного города, он не спешил уничтожать его красоты.
Рядом с Индраварманом стоял его главный ассасин – высокий, худой и очень мускулистый По Рейм. Хотя в руке у По Рейма было копье, он предпочитал пользоваться ядом, ножами и плетеной удавкой, которой душил своих врагов, заходя со спины. На шее у него висел коготь тигра, которого По Рейм выследил и убил. Величавое лицо этого человека напоминало Индраварману бесчисленные статуи Ангкора – губы, застывшие в полуулыбке, и глаза, от взгляда которых, казалось, невозможно укрыться. Кожа у этого убийцы была светлее, чем у большинства его соотечественников, и это нравилось королю.
Индраварман посмотрел вниз, на двор, окружавший храм. Несколько громадных фиговых деревьев служили его людям укрытием от дождя. Под одним из этих деревьев стояла Тида – самая красивая из всех женщин, которых Индраварман когда-либо встречал; ее взяли в плен, когда захватывали Ангкор. «Даже Ангкор-Ват, – подумал он, – во всем его немыслимом великолепии не может сравниться с ее утонченной красотой». Изящное тело – само совершенство, большие, необычные для кхмеров глаза, а все достоинства ее редкой женственности в довершение подчеркивали соблазнительные губы. Имя ее означало «полная луна», и Индраварман подумал, что ее родители проявили мудрость, назвав так свою дочь.
Последние несколько недель чамский король проводил время со многими кхмерскими женщинами. Но он прогнал их всех после того, как сегодня впервые увидел Тиду. Однако Индраварман еще даже не говорил с ней, и в данный момент, глядя на нее, стоящую под дождем, он очень хотел прикоснуться губами к этим губам.
Внезапно, в порыве нетерпения, Индраварман резко обернулся к По Рейму.
– Джаявар продолжает представлять для нас угрозу, – шепнул он. – Он сейчас может быть далеко отсюда, но даже далекая буря в море заставляет моряка быть начеку. И точно так же, как моряк постоянно должен следить за небом, я должен следить за джунглями.
– Мы…
– До тех пор, пока существует тот, кто может предъявить права на трон, я нахожусь в опасности, а это означает, что в опасности и ты.
По Рейм кивнул, прислушиваясь к шуму ветра.
– Мои разведчики, король королей, все время находятся в джунглях. Они продолжают поиск даже сейчас, когда мы с вами разговариваем. – Хотя По Рейм был очень жестоким человеком, голос у него был мягкий, почти женственный. – Джаявар…
– Одних мужчин недостаточно. Ты должен послать туда также женщин и детей. Мужчина вызовет у него больше подозрений, чем ребенок. А в каждой женщине больше коварства и вероломства, чем в любом мужчине.
– Да, о великий король.
– С ним находится его старшая жена. Судя по тому, что говорили наши пленники, нам следует опасаться этой женщины не меньше, чем ее мужа. – Индраварман сделал паузу, чтобы потереть на удачу кусочек железа, вшитый ему под кожу на животе. – Я хочу, чтобы убили их обоих, выпотрошили, словно пойманную рыбу. Их головы должны быть насажены на копья, а копья эти следует выставить на стенах Ангкор-Вата для всеобщего обозрения.
– На это потребуется время, о великий король. Эти крысы зарылись глубоко.
Индраварман снова взглянул на Тиду, которая сейчас стояла, прислонившись к стволу дерева. Казалось, что она раскачивается под порывами ветра и может в любой момент упасть.
– Возьми десять кхмерских пленников, лучших воинов, и отведи их к реке. Пусть твои люди начнут пытать одного из них, а остальным в этот момент нужно дать убежать. Чтобы наша уловка сработала, они при этом должны убить наших охранников.
– Но тогда мы больше никогда их не увидим.
– Ты ведь не дурак, По Рейм, поэтому не говори глупостей, – сказал Индраварман. Он сделал шаг вперед и прикоснулся к золотой статуе Шивы, подумав, что было бы неплохо поставить ее в своих покоях. – Прежде чем отправляться к реке, допроси одного из кхмеров, того, у которого выжила его семья. Скажи ему, что его близких сожгут заживо, если он нам не поможет, если не выяснит, где прячется Джаявар. Скажи ему, что, когда он расскажет нам это, и его самого, и его семью отпустят. Добавь, что я – человек слова. Если он поможет нам, его родные будут жить. И покинут Ангкор осыпанные золотом.
По Рейм поджал свои пухлые губы.
– Лучше, чтобы таких людей было двое, мой король. На случай болезни одного из них или других непредвиденных обстоятельств.
– Пусть так. И, в соответствии с планом, все наши люди там должны погибнуть. Иначе кхмеры заподозрят неладное. Они должны поверить в то, что мы совершили грубую ошибку, просчитались. Убежденные в нашем недомыслии, они сами найдут для нас Джаявара. И тогда мы придем за ним, с саблями в руках и ненавистью в сердце.
По Рейм вновь заговорил, но Индраварман отмахнулся от него. Блеснувшая молния осветила громадного боевого слона кхмеров, стоявшего возле собравшихся чамов. Индраварман крикнул одному из своих людей, чтобы он привел к нему Тиду. Она нехотя карабкалась вверх по скользким каменным ступеням лестницы, которая вела к башне наверху храма. Ее кожа блестела от дождя, и женщина казалась ему еще более соблазнительной, чем раньше. Когда она поднялась в башню, Индраварман взял ее за подбородок и улыбнулся, когда она отшатнулась от него.
– В твоих же интересах смотреть мне в глаза, – сказал он ей на кхмерском.
– Пожалуйста… простите меня.
– «Пожалуйста, простите меня, о великий король!» Вот как ты должна говорить. Ты должна говорить только так, если хочешь избежать плачевной участи.
Новая вспышка молнии осветила золотую статую. Тида молчала, и Индраварман придвинулся ближе к ней, его грубые пальцы заскользили по ее шее, плечу, руке.
– Ты считаешь меня жестоким? – спросил он, продолжая нежно касаться ее.
– Да… о великий король.
Он заметил влагу под ее глазами – дождь это или слезы?
– Я жесток лишь настолько, чтобы получать то, чего я хочу. Жестокость порождается большими притязаниями.
Вся дрожа, она отвела взгляд в сторону.
– Я хочу тебя, – сказал он. – Следует ли мне быть жестоким, чтобы осуществить мое желание?
– Нет.
– Как жаль, что многим твоим соотечественникам не хватает твоей мудрости. Будь они разумнее, их участь была бы намного приятнее.
При этих словах она подняла глаза на него, и Индраварман восхитился их совершенной красотой. Даже в темноте он видел, что они у нее покрасневшие и в них горит огонь. Что-то буркнув, он шагнул под дождь: ему было любопытно, последует она за ним или останется. Мгновение поколебавшись, она шагнула вперед и пошла за ним по пятам.
«Как быстро ты сломалась! – подумал он. – Очень жаль, что не все кхмерские женщины похожи на тебя. Если бы все они были такими, как ты, мои враги были бы просто пустым местом».
* * *
Далеко на западе, возле лагеря Джаявара сквозь мрак ночи беззвучно двигалась темная тень. Она благополучно миновала дозорных принца, избегая всего, что могло выдать ее присутствие, будь то потревоженный слон или упавшая ветка. Через каждые несколько футов тень останавливалась, вслушиваясь в темноту. Дождь наконец прекратился, и мокрая земля способствовала беззвучности ее шагов. Шум дождя сменился стрекотанием и писком насекомых. Большинство костров уже погасло, и теперь возле спящих воинов, женщин и детей лишь тлели угли.
Тень приблизилась к тому месту, где расположились принц и его жена. Здесь был установлен простой навес из стеблей бамбука и натянутой шкуры оленя, и они, должно быть, спали под этой нехитрой крышей, поскольку рядом с тлеющим костром их не было. Остановившись, тень изучала окружающую обстановку.
Из-под навеса раздался приглушенный кашель, и тень двинулась вперед, держа в маленьких, но крепких руках копье. Когда-то это было самое обыкновенное копье, теперь же на его древке были вырезаны изображения богов и храмов. Оружие это было единственным в своем роде, а наконечник его был очень острым и смертельно опасным.
Тень сделала еще несколько осторожных шагов. Кашель повторился, и сердце тени вдруг часто забилось, словно убегающая лошадь, рванувшаяся с места в карьер. Тень двинулась вперед мимо умирающего огня, продолжавшего согревать темноту. Под навесом можно было различить две фигуры. Жена принца лежала рядом с ним, положив голову ему на грудь.
В тишине ночи послышался шепот. Обходя деревья, двигались три человека, все они были вооружены. Инстинктивно тень пригнулась к самой земле. Часовые приближались, и тень, бросив последний взгляд на Джаявара, пятясь, отступила в темноту, двигаясь быстро, но совершенно бесшумно.
Тень благополучно обошла воинов и слонов, опустив копье к земле, и заторопилась к противоположному концу лагеря; здесь она легла на свободное место и стала терпеливо следить за тем, как в небе медленно расходятся тучи, открывая прятавшийся за ними океан звезд.
