Текст книги "Ползущие"

Автор книги: Джон Ширли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Джо покачал головой.

– Гаррети, или как тебя, можешь поцеловать меня в задницу. Я теперь более-менее представляю, кто ты такой. И вот что тебе скажу. Я, может, и не бог весть что, но этим я не буду.

– Джо! Но что тебя ждет? Выбор между старческим ничтожеством, бесконечным одиночеством, изоляцией – и забвением? Старость – это мерзость, Джо. Я помню, как осознал, что старею. Мне было едва за пятьдесят. Это примерно то же, как когда тебе говорят, что у тебя неизлечимая болезнь и ты видишь, что проявляются первые симптомы. Вот как я себя чувствовал. А теперь… Теперь совсем не то. Таким способом, Джо, можно жить практически вечно.

Джо сглотнул. Во рту внезапно стало сухо. Так тяжело, так тяжело…

– Вечно?

– Ну, есть, конечно, такая штука, как энтропия. Рано или поздно она тебя достанет. Может, через десять тысяч лет.

– Десять тысяч! – Он почувствовал изнеможение только при мысли о таком сроке. – Десять тысяч лет? Да ты шутишь!

– А может, и дольше. Если присоединишься к нам, Джо, вся боль для тебя будет позади. Все болезни. Усталость. Грусть. Вся неуверенность тоже уйдет. С ними будет покончено. Ты станешь частью чего-то прекрасного, растущего, как узор снежинок. Снова станешь полезным. Если бы ты только мог взглянуть на дело моими глазами, ты бы не медлил ни секунды.

– Но я больше не буду собой.

– Это не совсем так. У тебя остается рудимент личности. Этого достаточно. Да и насколько ты был самим собой всю свою жизнь? Люди ведь обманывают себя на этот счет, Джо. Ну, вспомни: то ты в веселом настроении, то вдруг разозлишься или обидишься. Люди непостоянны, как туман на ветру. То их туда несет, то сюда. На самом деле все очень расплывчато.

– Говори за себя. Ты вот что мне скажи. Ваши люди… вы откуда? Из космоса?

Гаррети покачал головой и улыбнулся.

– Вовсе нет. Отсюда, с Земли. Мы не враждебные пришельцы, нет! Мы… Тебе надо только знать, что мы теперь часть чего-то великого. Моя хозяйка и я так счастливы в нем. И множество твоих друзей тоже, Джо. Да вот, например, Гарри Дельвиччио недавно присоединился к нам и много чего делает.

– Гарри? Значит, он один из вас?

– Точно. Счастлив, как младенец. Это он тебя предложил.

– Меня предложило то, чем он стал. Гарри никогда бы этого не сделал. Значит, вы, кто вы там есть, на самом деле все – одно целое, так?

– И да, и нет. Но больше да, чем нет.

– Как будто… – Джо ощутил, как сжалось в груди сердце – Как будто что-то съедает город, по человеку зараз.

– Мы не едим человеческую плоть в буквальном смысле, хотя стали бы, если бы кончилось всякое другое горючее. А… ну да, я понял… Это в переносном смысле. Да, людей… поглощают… Заглатывают в общую организацию. В каком-то смысле даже переваривают, превращают в часть «Нас Всех». Но все равно это не похоже на съедение.

– Вот гадство! Тебя сожрали. И жрут мой город.

– Называй как хочешь. После тебя я пойду по комнатам и буду обращать всех подряд. Нам нужна, знаешь ли, инфраструктура. Итак, Джо, какой будет ответ? Легкий путь? Путь, при котором теряется минимум энергии и производится максимум работы? Ты должен всего-навсего открыть рот и закрыть глаза, расслабить мозг и… подумать: «Да».

Джо шмыгнул носом и покачал головой, потом подался вперед и резко выкрикнул: – Нет!

– Ты что, серьезно? Другой способ медленнее и начинается с перезагрузки. Так, черт возьми, больно, и для «Нас Всех» это очень неудобно.

– Неудобно для «Нас Всех»? – повторил Джо, направляя на Гаррети пистолет. – В задницу твоих «Всех». Не думаю, чтобы тебе пришлось кого-нибудь здесь обращать сегодня ночью, мать твою так-перетак, долбаный ты сукин сын!

Гаррети улыбнулся, и… пистолет Джо оказался у него в руке.

Сам Джо почувствовал, как пистолет ускользает из рук. Гаррети двигался, как удар хлыста. Рука Джо онемела.

– Не может, не может быть… – забормотал Джо.

Это было почти невероятно. Он частенько позволял себе поразмышлять, как окончатся его дни, но такого, черт возьми, ему и в голову не могло прийти.

Но, может, тут нечему удивляться? На самом деле мир просто еще раз прокатился по нему, размалывая в пыль…

Однако он вовсе не должен сидеть и ждать. Всю жизнь он сидел и принимал все как есть. Сидел и смотрел телевизор и каждый вечер чуть-чуть умирал. К черту!

Гаррети улыбнулся пустой улыбкой. Джо понял: Гаррети собирается его убить. Встал и бросился на противника, сжав кулаки. Гаррети остановил его, схватив за глотку. Джо чувствовал себя маленьким мальчиком в руках великана.

Гаррети положил пистолет на письменный стол и свободной рукой ухватил Джо за голову. Джо успел издать пару воплей, но ночные сиделки привыкли игнорировать такие звуки – старики часто кричат по ночам, то одно не так, то другое… – И, разумеется, охранника тоже не было на месте.

10 декабря, утро

Хелен Фарадей гордилась тем, что не потакала всяким глупостям. Вот уже восемнадцать лет она служила Господу, будучи старостой, в церкви Помазания Господня в Квибре и отдавая ей все свое время. Именно она приложила усилия к тому, чтобы предыдущий священник, преподобный Далберт, был изгнан после того, как обнаружилась его связь с замужней женщиной. Именно она сообщила миссис Ламберт, что ее сын Эли лапал после службы ту пакистанскую девчонку в комнате для крещения; был скандал, потом Эли убежал из дома, мотался где-то в городе, стал наркоманом, что лишний раз доказывает – испорченность все равно себя выявит. И, разумеется, она не собиралась мириться с намерением молодой жены преподобного Найета установить в подвале церкви какой-то интернет-прибор – наверняка для порно. Хелен своими ушами слышала, как Мэри Найет употребила какую-то сексуальную шутку в разговоре с другой церковной дамой. И Хелен видела, как она слишком уж рьяно обнимала мальчиков из воскресной школы, которые изучают Библию. Вполне возможно, что она из этих, из педофилов. Разумеется, Хелен не может утверждать такие веши без доказательств, но сегодня у нее такие доказательства будут.

Вот почему она рано, пока никто больше не пришел, спускалась по лестнице в старую исповедальню. Теперь ею уже не пользуются с того случая, когда пару лет назад у этой безмозглой вдовы, миссис Рансайтер, случился припадок и она стала утверждать, что ангельские голоса говорят ей, будто их церковь одержима демонами. Вдова бросилась на священника, и ее пришлось увезти в больницу. Возложение рук не дало никакого результата, она только визжала и никак не могла успокоиться.

Вспомнив об этом инциденте, Хелен слегка занервничала. Она спускалась по шаткой лестнице с фонариком в руках в темный церковный подвал, где когда-то тощая истеричная Джуди Рансайтер извивалась с кровавой пеной на губах, тыкала пальцем в каждого из церковных служителей и вопила: «Сатана вселился в тебя, Сатана действует твоими руками! Агхибиа-хабиа-мелет-такорда-ша-бабабба!» – И так без конца.

Миссис Рансайтер разбила лампочку и размахивала руками, стараясь поймать кого-нибудь в темноте. С тех пор лампу так и не поменяли, а тогда они просто с воплями бросились наверх. Баптисты, выходящие в то воскресенье из соседней церкви, изрядно повеселились, наблюдая, как паства церкви Помазания Господня бестолково мечется на парковочной площадке.

Ступени скрипнули, Хелен замерла. Лишнего веса у нее было изрядно – во всяком случае, достаточно, чтобы опасаться, как бы ветхая лестница под ней не треснула. Она слышала, как дышит ртом, до странности громко и тяжело. Воздух казался тяжелым, холодным и как будто затуманенным.

Спустившись вниз, она повела лучом фонаря: вот старый плетеный коврик, старое же пианино. Все густо затянуто пылью. И на этой пыли ясно отпечаталась цепочка следов. От лестницы следы вели влево, к небольшой сцене, которую скрывал слегка раздвинутый подернутый паутиной красный занавес. За занавесом стояла машина, которая что-то бормотала и произносила слова, похожие, в представлении Хелен, на интернет. В этом бормотании не было никакого смысла. И над этой-то машиной частенько стояла миссис Найет.

Хелен прошла через комнату и, раздвинув занавес, ступила на невысокую сцену. За занавесом у стены приткнулся небольшой верстак. Оштукатуренную стену украшало подобие лепного барельефа, довольно аляповатого, на котором Иисус Христос вел двух улыбающихся ребятишек сквозь радужную арку в рай.

Теперь фонарь выхватил совсем другое «украшение» – на верстаке стояло нечто, похожее на спутниковую тарелку, но не совсем. Хелен пошарила по нему лучом фонаря. Предмет не издавал звуков, как та, другая машина. Единственным слышимым звуком было поскрипывание… подвальной лестницы.

Она обернулась и увидела, как вниз спускается чета Найетов. Миссис Найет, тонкая, рыжеволосая, в коричневой блузке и туфлях на плоской подошве, возглавляла процессию. Преподобный Найет, высоколобый, с вечно поджатыми губами и скептическим выражением глаз, одетый в свитер с высоким воротником, шел с фонариком сзади.

Хелен тут же выключила свой фонарь и отошла в дальний, совсем темный угол сцены, поближе к занавесу.

– Знаешь, Мэри, что бы ты ни хотела мне показать, – говорил преподобный Найет, – я абсолютно не понимаю, почему нельзя подождать, пока я не вкручу новую лампочку. – Он замолчал и огляделся. – Какой абсурд! Не пользоваться таким обустроенным местом лишь потому, что кто-то именно здесь потерял здравый смысл.

– Я тоже так думаю, Чарльз, – согласилась миссис Найет. – На самом деле я-то пользуюсь этой комнатой. Что касается света, то новым моделям лампочки будут не нужны, а ты будешь как раз новой моделью.

– Чем я буду?

– Не обращай внимания. Я тебе покажу прямо здесь. Хелен вся сжалась в комок и старалась не дышать, а Мэри Найет прошла сквозь занавес и показала мужу устройство на верстаке.

– Что это за дичь? Откуда она взялась?

– Чарльз, это передатчик. Он усиливает определенный тип волн. Я сама его сделала.

– Сделала сама? И что?

– Масса людей изготавливает такие передатчики. Неужели ты не замечал их?

– Да, когда ты сказала, я начал припоминать. Мэри, что происходит? Да объясни же мне, Бога ради!

– Просто расслабься. Если расслабишься, будет почти не больно.

И Хелен увидела, что хрупкая маленькая Мэри Найет взяла своего крупного и сильного мужа за глотку и потащила его назад и вниз. Преподобный дергался и вопил:

– Мэри! Что… Мэри! Что? Не надо!

И видела, как миссис Найет стала коленями на грудь мужу, выдвинула у себя изо рта блестящую, шипастую, словно бы живую, металлическую штуку и губами протолкнула ее в рот мужу.

Хелен не вскрикнула, она едва сумела удержать крик, но все равно поняла: миссис Найет видела, как она протолкнулась сквозь занавес и, спотыкаясь в темноте, понеслась к лестнице. Ощупью отыскала ступени и полезла по ним, обдирая колени и щиколотки. Выскочила через боковую дверь на небольшую автостоянку (где-то в глубине мозга всплыла удивленная мысль, что она способна так быстро двигаться), прыгнула в мини-фургон, в котором обычно возила детей в воскресную школу, и вырулила на улицу прежде, чем Мэри вышла и стала смотреть ей вслед.

И только тут Хелен подумала: «Оказывается, миссис Рансайтер была все же права».

Но в полицию она пойти не посмела. Придется выдумать какой-нибудь другой предлог, чтобы позвать их в церковь.

Вся в липком поту, тяжело дыша, она, наконец, добралась домой, сразу бросилась к телефону на кухонной стойке и набрала 911.

– Да! Алло! – Собственный голос резанул ей ухо сухим треском. – Я хочу сообщить… о нападении. Женщина напала на своего мужа в церкви. Она просунула ему в горло какую-то металлическую вещь.

– А как ваша фамилия?

– Хелен Фарадей. – О Господи. – Во рту у нее пересохло, голова затуманилась и кружилась.

– Оставайтесь на месте. Мы сейчас кого-нибудь пришлем.

– Нет-нет, пожалуйста, пошлите кого-нибудь в церковь.

– Разумеется, только оставайтесь на месте.

Связь прервалась, и Хелен повесила трубку. И тут ей пришло в голову, что ее не спросили, какая церковь и что там, были за люди. Но внезапно она ощутила, что боится перезванивать, хотя и сама не могла понять почему. Ладно, через несколько минут здесь будет полиция. Она сообщит им, какая церковь и о ком речь.

Она скажет им: «Миссис Найет убила своего мужа в церкви Помазания Господня».

Но была ли та женщина действительно Мэри Найет? Хелен теперь было трудно думать о ней как о Мэри Найет.

Она выпила немножко розового вина, которое держала для особых случаев, и почти успокоилась, и тогда ей пришло в голову, что в городе она видела немало таких передатчиков – как раз таких штук, как эта демоническая женщина соорудила в подвале церкви.

К чему удивляться, что дьявол использует технологические достижения? Порно распространяется по интернету, телевидение чудовищно пропитано сексом, люди бормочут в сотовые телефоны в то время, когда им следовало бы молиться.

А потом ей пришло в голову еще кое-что. Эти передатчики в Квибре были повсюду, значит, это может быть какой-то общегородской заговор! Насколько он распространился? Как можно его долго скрывать без помощи…

В дверь раздался резкий стук. Волна паники смыла ее со стула возле кухонной стойки и бросила к двери черного хода. Она выскочит через заднюю калитку в тот грязный проулок между домами и убежит отсюда.

Но у задней двери тоже ждала полиция, они даже не потрудились придумать какое-нибудь объяснение. Там был белый полисмен, судя по табличке у него на груди – Уортон, и еще один, по виду – китаец, этого звали Чен. Они просто схватили ее за руки и, вопящую, поволокли в полицейский фургон, который ждал в проулке, – огромный черно-белый фургон. Там, прицепленный наручниками к железной стойке, уже находился невысокий смуглый испанец с трагическими глазами.

Хелен отбрыкивалась и визжала:

– Кто-нибудь! Помогите! – И почти вырвалась. Тогда один из офицеров, она не заметила, кто именно, ударил ее – один раз, но очень сильно, над правым ухом, чем-то вроде дубинки. Ей стало плохо, голова закружилась, и она упала на колени рядом с арестованным испанцем. Они грубо свели ей кисти, надели наручники и вылезли, не произнеся ни слова. Хелен чувствовала, что на плечо ей стекает из уха горячая кровь.

Дверь фургона захлопнулась, прогремел стальной засов, полицейские сели в кабину, заработал мотор, и фургон поехал.

– Простите, что они вас избили, – сочувственно проговорил пленнице с испанской внешностью.

Хелен подняла на него глаза, замигала от боли, которую вызвало это простое движение, и расплакалась. Он сочувственно покивал. Она все плакала и плакала, а фургон ехал и ехал. Через пару минут Хелен сглотнула и задала вопрос:

– Куда они нас везут?

– Думаю, на кладбище… или в здание возле него. – Испанского акцента у него не было. Центрально-калифорнийский. – Насколько мне удалось выяснить, там в старом сарае вход в туннель, который проходит под кладбищем.

Тут Хелен заметила, что на мужчине была полицейская куртка, но распахнутая и с оторванными пуговицами, а его рубашка испачкана кровью.

– Но вы же все… вы ведь полицейские, верно?

– Они не полицейские. Больше не полицейские. А я – да, я все еще полицейский. Потому-то я и сказал «простите». – Он говорил очень тихо, за шумом мотора она едва различала слова. Казалось, он высказывает запоздалые мысли. У нее возникло чувство, что он уже махнул на себя рукой и считает, что погиб. – Я должен был их остановить, это мой долг, – продолжал он. – Я и еще некоторые ребята, которые тоже догадались. Вы ведь понимаете, они не могли захватить все отделение. Кажется, они не в состоянии изменить сразу всех. Сначала им нужно что-то сделать, что-то, используемое в начале преобразования, и это занимает какое-то время. В отделении осталось только несколько ребят, и некоторые из них знают все только наполовину. Я кое-что заподозрил и обратился в отдел юстиции и в оклендскую полицию. Я звонил по всему району Залива. Пытался даже позвонить в Вашингтон. – Он грустно усмехнулся. – Это я считал, что говорю с отделом юстиции и с полицией Окленда. На самом деле не так. Они перехватили все телефонные линии. И выходящие звонки сотовых телефонов. Все звонки, направленные в правоохранительные учреждения, возвращаются в… Не знаю, как назвать, нечто вроде коммутатора, который они контролируют. Так что вы говорите вовсе не с тем, с кем думаете. Если в сообщении есть что-то для них опасное, они вас забирают. Если же звонят, например, из-за кражи в винном магазине, думаю, они переключат на настоящих полицейских. А вы не понимаете, почему вам приходится все рассказывать дважды. Я мог бы и лично съездить в Окленд, но они ведут очень плотную слежку. – Он вздрогнул и с усилием сглотнул. – Уже забрали массу людей, когда они пытались звонить и просить о помощи. Как вас и меня.

Его голос стих. Фургон все покачивался, Хелен хотелось броситься на пол и забиться в истерике. Она издала воющий звук, но сумела перебороть себя. Помолчав, полицейский добавил:

– Да-а-а, они… они почти изолировали город. К тому же они наблюдают за местами вне города, которые могут быть для них опасны. – Его голос снова прервался, он отвернулся.

– Что они с нами сделают?

Какое-то время он молчал. Потом фургон стал вроде бы куда-то въезжать, и он ответил:

– Если они смогут вас изменить, то так и сделают. Или убьют и используют на запчасти.

Тогда Хелен начала молиться. На нее нашел транс, она даже стала говорить на непонятном языке и продолжала, когда пришли за нею и испанским полицейским и забрали их.

И пока их тащили и швыряли на заляпанный красным пол старого сарая, она все ждала, что Бог вмешается… Но когда палачи с деловым видом отрезали маленькому полицейскому голову, она начала подозревать, что Бог не ответит на ее молитвы… на этот раз.

10 декабря, днем

Мисс Сентаво была маленькой, изящной женщиной, ростом ниже Адэр. Она носила костюмы деловых леди, которые специально для себя заказывала. Если Адэр правильно запомнила, была она наполовину вьетнамкой, наполовину филиппинкой, а замуж вышла за мексиканца по имени Сентаво.

Она имела степень доктора психологии и, вероятно, использовала свои знания, общаясь с Адэр в своем школьном кабинете, однако Адэр этого не чувствовала. Адэр встречалась с ней несколько раз. Сначала – когда она думала, что родители собираются разводиться, и она, Адэр, никак не могла сосредоточиться на учебе. Мисс Сентаво всегда была очень внимательна и вела с ней психотерапевтические разговоры не только по обязанности, а просто из желания помочь. Мисс Сентаво сумела заставить Адэр почувствовать себя взрослым человеком, решающим проблемы с другим взрослым.

На столе у мисс Сентаво была масса мелких игрушек для взрослых, какие продают в «Земных дарах» и в других подобных местах: миниатюрный песчаный сад Дзен; модель глобуса величиной с бейсбольный мяч – когда протягиваешь к ней руку, из нее выскакивает алая молния; рамка с цветным песком – если ее перевернуть, возникают фантастические пейзажи; намагниченная пластинка с крошечными блестящими ромбиками, из которых можно составить любой рисунок. Именно с ней рассеянно играла Адэр, когда после школы беседовала с мисс Сентаво. Потягивая диетический «севен-ап», мисс Сентаво говорила:

– Я понимаю, что ты имеешь в виду: нельзя же действительно подойти к собственной матери и сказать: «Мам, мне кажется, ты ведешь себя очень странно». Без крайней необходимости такие вещи не делают. Если бы у нее развивалась болезнь Альцгеймера, то, пожалуй, можно было бы и сказать нечто подобное. Но это действительно трудно.

Адэр обдумывала слова мисс Сентаво, а руки непроизвольно складывали из металлических фишек на магнитной пластинке почти узнаваемую фигуру – серебристый силуэт женщины с длинными волосами.

– Дело… дело не только в том, что я боюсь ее оскорбить. Трудно объяснить… У меня нет особых причин. В этом вся фишка. Типа, я боюсь их без причины. Потому я и подумала, может, мне к врачу сходить? Может, у меня с головой не то? Может, и так. Типа, я думаю, мои родители уже не люди. Оба. Не только мама. Это ведь болезнь, правда?

– Ну, знаешь ли! Я вот что тебе скажу: прежде чем прийти к выводу, что ты действительно больна, я бы проверила менее драматичные варианты. Вроде того, что могло просто возникнуть непонимание, разные оценки происходящего. Слушай, может, твоя мама зайдет сюда, поговорим – в смысле, поговорим с ней вдвоем. И уж если это, черт возьми, не поможет, тогда подумаем о врачах.

Адэр почувствовала себя бабочкой, пришпиленной булавкой к доске. Вроде как она должна сказать «да». Но она не хотела!

– Ну да…

Мисс Сентаво взяла трубку и стала звонить домой к Адэр.

– Алло, это мисс Сентаво. Я звоню насчет Адэр. Нет-нет, с ней все в порядке. Я просто хотела узнать, не могли бы мы договориться насчет встречи, чтобы обсудить некоторые проблемы, которые ее беспокоят? Нет-нет, это не срочно, но думаю, чем раньше, тем лучше. Конечно. Если хотите. О'кей. Отлично. До встречи.

Хмурясь, она повесила трубку, но потом опомнилась и улыбнулась Адэр:

– Ну вот, предварительные шаги. Твой отец хочет поговорить со мной наедине.

– Но вы говорили с моей мамой…

Мисс Сентаво пожала плечами и опять улыбнулась:

– Похоже, она предвидела этот разговор. Говорит, что отец сам хотел прийти.

Адэр кивнула. У нее возникло желание предупредить мисс Сентаво о чем-то, но она не стала. Потому что сама не понимала, о чем предупредить, а главное – почему ей этого захотелось.

Было 9: 53, и Винни вышел послушать шум из бара. Он частенько так делал вечерами. Никогда не заходил внутрь, просто стоял и слушал. Сегодня он был разочарован. Обычно он слышал смех, споры, вопли. Слышал спортивный канал по телевизору – его никогда не выключали, потому что это был спортбар. И, конечно, слышал музыку. И звон бокалов. Сегодня там было совсем тихо.

Винни собрался с духом и заглянул в окно. Бармен Росс, толстый лысеющий парень с выцветшими татуировками на руках, стоял за стойкой, засунув руки в карманы, и поверх ряда бутылок смотрел по телевизору футбольный матч.

Кроме Росса, в баре никого не было. Куда же все делись? Винни всегда испытывал чувство причастности и единства с людьми в баре, пусть они и не знали, что он стоит на тротуаре и слушает.

Винни не смотрел на часы. Он и без часов знал, что было точно 9: 59. Вместо часов он посмотрел на уличный фонарь. Вокруг него вились мошки. Обычно в это время их не так уж много, но сейчас вот были. Они не колотились о лампу, оставляя за собой беспорядочные светящиеся следы. Сегодня все следы складывались в четкий рисунок, как изображения электронов, летающих вокруг атомного ядра.

Словно почувствовав его удивление, две покрытые пыльцой бабочки отделились от строя, слетели с орбиты и нырнули вниз, к Винни, напомнив своей траекторией пикирующие бомбардировщики – совсем не похоже на ночных мошек. Они летели строго вниз. Когда он сделал шаг назад, они остановились точно возле его лица, по одной бабочке против каждого глаза. Винни никогда раньше не видел, чтобы бабочки так молотили крылышками.

Заглянув в крошечные личики насекомых, Винни заметил, что из глаз у них выдвинулись малюсенькие металлические сенсоры.

Ему показалось, что он слышит чей-то голос: «Этот для Всех Нас»?

Другой голос ответил: «Нет. Его программирование атипично и проблематично. Седьмой меридиан зеленый. Он пригоден только на части».

Каким-то образом Винни догадался, что они разговаривают не друг с другом. Он слышал в своем мозгу то, что бабочки тоже слышали. Они, эти бабочки, были как будто бы дистанционными глазами для того, кто говорил.

Один из голосов спросил:

– Кого мы пошлем?

– Все заняты преобразованием. С этим можно не спешить. Он социально экстернирован.

Социально экстернирован?

Рассердившись, Винни хлопнул перед лицом в ладоши, раздавив бабочек. Но он знал: это не поможет. Две другие бабочки слетели со своей орбиты вокруг лампы, нырнули вниз невероятным, пикирующим образом на своих пронизанных металлическими нитями крылышках и полетели за ним следом.