Текст книги "Дело Ван Меегерена"

Автор книги: Джон Шеви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Полтора месяца он пребывает в опасной нерешительности. Затянувшееся молчание становится для обвинителей своего рода доказательством его виновности.

Наконец 12 июля барьер нерешительности рушится и неожиданно прорывается неудержимый поток признаний вперемешку с бранью:

– Дураки! Вы такие же дураки, как и все остальные. Не продавал я никакого национального сокровища! Я сам написал ее!..

Далее последовали другие, столь потрясающие признания, что очень скоро те, кто вел расследование, потеряли голову.

Они подозревали в нем нацистского агента – и вдруг перед ними предстал самозваный фальсификатор. Теперь уже проблема в том, чтобы проверить его утверждение. Все смещается: чтобы решить политический вопрос, теперь требуются исследования в сфере искусства.

Кроме того, масштабы дерзких притязаний Ван Меегерена порождают сомнения относительно нормальности его психики.

Коллаборационист? Фальсификатор? Патологический фантазер? А может, в этом человеке совмещаются все эти три качества? Кто же он, Хан Ван Меегерен?

Начинается проверка утверждений фальсификатора. Рентгенографический анализ «Христа и неверной жены» позволяет убедиться, что исходным полотном для этого религиозного сюжета послужила сцена охоты, как и указывал Ван Меегерен. Данное доказательство вызывает сомнение: Ван Меегерен мог сам узнать это, подвергнув в свое время картину рентгенографии. Тем не менее Вермер не мог бы написать религиозную сцену поверх сцены охоты. Бесспорно также, что картина написана той же рукой, что и другие произведения Вермера, на авторство которых претендует Ван Меегерен. И остается, наконец, подозрительным происхождение всех этих картин.

Несмотря на точные сведения, сообщенные художником, полиция и служба безопасности требуют дополнительных доказательств. Они хотят быть абсолютно уверенными, что Ван Меегерен способен имитировать мастера XVII века. Эти люди предлагают ему сделать копию «Христа в Эммаусе». Совершенно очевидно, что это свидетельствует об их неосведомленности в искусстве: ведь любой опытный художник в состоянии сделать копию с картины. Ван Меегерен сам презрительно указывает им на бессмысленность их затеи и предлагает другое. При условии, что ему будет предоставлена возможность работать в своей мастерской и полицейский будут добывать ему необходимые материалы (а также морфий), он берется создать у них на глазах нового Вермера в том самом религиозном стиле, который он ему приписал.

В конце июля в своем большом доме на Кайзерхрахт под постоянным наблюдением агентов службы государственной безопасности Ван Меегерен начинает писать своего последнего – десятого – Вермера. Это «Молодой Христос, проповедующий во храме», произведение (размером 149×142 см) столь же вермеровское, как и все остальные. Однако два месяца, которые требуются для создания полотна, проходят, мягко выражаясь, в неблагоприятных условиях. Художник окружен атмосферой подозрительности, отсутствует элементарное понимание со стороны полицейских. В мастерской царит давящая обстановка, из которой, однако, маниакальное вдохоновение Ван Меегерена извлекает пользу. Фальсификатор возвращается к своему первоначальному проекту: он открыто демонстрирует свой талант.

Впрочем, вся Голландия присутствует на этом спектакле. С конца июля в печати развернулась шумная кампания. Все обсуждают сенсационное дело Ван Меегерена. Повсюду ведутся споры. Был ли он соучастником Геринга? Нет, он – гений. Является ли он автором «Христа в Эммаусе» и других «Вермеров»? Да, но можно ли считать это творчеством? Он – фальсификатор. Но тогда он мошенник? И если ему удалось надуть Геринга, сумеет ли он убедить агентов службы безопасности?

А тем временем продолжается создание нового «Вермера». Напряженное ожидание не лишено своеобразия. Фальсификатор выступает с открытым забралом. В одной из газет появляется статья, озаглавленная: «Он пишет ради своей жизни».

Для властей самая неприятная сторона этого дела заключается именно в том простом факте, что Ван Меегерен – не крупный и не мелкий коллаборационист, а выдающийся фальсификатор. Теперь дело становится намного сложнее. Юридически трудно доказать его виновность, поскольку он сам раскрыл себя и поскольку покупатели его подделок отнюдь не случайные люди. Кроме того, задето само государство: налогоплательщики узнают, что в разгар войны они финансировали покупку, мягко выражаясь, дорогостоящей подделки. Этим объясняется довольно странное поведение в данном деле некоторых лиц… Министерские сотрудники, эксперты и светила в области искусства, торговцы картинами – все они оказываются в затруднительном положении. Правительства отнюдь не любят скандалов, затрагивающих их. Необходимо выиграть время. В конце сентября 1945 года Ван Меегерен заканчивает работу над «Молодым Христом, проповедующим во храме». Но следователи, проявляя чрезмерное усердие, требуют все новых разъяснений, все новых доказательств… С процессом по делу Ван Меегерена явно не торопятся.

11 июня 1946 г. наконец назначена по приказу министерства юстиции специальная комиссия по расследованию, в которую входят эксперты, историки искусства, химик. Прошло девять месяцев после окончания последнего «Вермера». Тем не менее интерес публики к делу не ослаб, несмотря на то что критика и искусствоведы всячески старались в течение всего этого времени, что называется, «напустить туману». В бесплодных дискуссиях, насыщенных противоречивыми мнениями, опростоволосившиеся достойные граждане пытаются заставить забыть о своей промашке. Так, Декун утверждал (и продолжает, не считаясь ни с чем, утверждать до сих пор), что «Христос в Эммаусе» и «Тайная вечеря» действительно принадлежат кисти Вермера. Другой специалист высказывает противоположное мнение. Но Ван Меегерен не намерен дать им обмануть свои ожидания и сам побуждает комиссию Кореманса (названа по имени ее председателя) активно действовать.

Ван Меегерен раскрывается здесь именно таким, каков он есть на самом деле: живым парадоксом. Фальсификатор признается, что он фальсификатор, и хочет, чтобы его доказательства стали подтверждением его гения. Он всячески содействует комиссии Кореманса в ее работе, раскрывает мельчайшие подробности своей техники. Он помогает химикам обнаружить присутствие веществ, которые он использовал и следы которых никому никогда бы не пришло в голову искать. Он руководит рентгенологами, тщательно описывая им, чтобы было ранее изображено на полотнах и какие следы первоначальных изображений еще должны просматриваться при рентгенографии. Так, он предварительно делает точный набросок того, что осталось от «Воскресения Лазаря» под написанным сверху «Христом в Эммаусе». Рентгенологи подтверждают факты. Он убеждает специалистов комиссии и, в частности, Кореманса, которые очень серьезно относится к делу и трудится над составлением солидного досье. Он направляет поиски полиции, которая обнаруживает на его вилле в Ницце многие вещественные доказательства.

Так, шаг за шагом подтверждается правота фальсификатора. Доказательства налицо. Оттягивать процесс больше нельзя.

Рано утром 29 октября 1947 года у дверей четвертой палаты амстердамского городского суда собралась огромная толпа. Сюда примчались журналисты со всего мира: из Франции, Англии, Соединенных Штатов, Италии. Слава Ван Меегерена порождена всемирным любопытством.

Уникальный процесс: обвиняемый, выступающий собственным непреклонным обвинителем, делает затруднительным вынесение приговора. Кого судят? Фальсификатора или весь мистифицированный рынок живописи?

Нельзя было, как бы того ни хотели, избежать вызова в суд непогрешимых и все же оплошавших знатоков, честных и тем не менее скомпрометированных торговцев картинами, деловых, но сомнительных посредников, безупречных, но расточительных крупных государственных чиновников. В суде пытаются спасти положение всеми средствами – законными, но чрезмерно поспешными. Им задают вопросы, но не по существу. Они дают показания, но не затрагивают сути дела. На процессе выступают 17 свидетелей, и их всех заслушивают за два часа. В среднем семи минут оказывается достаточным для каждого из них, чтобы уклониться от признаний, которые потребовали бы долгих речей. Такой процесс, который при обычных обстоятельствах затянулся бы на несколько недель, был проведен за один день, а точнее, за пять с половиной часов.

В это утро Ван Меегерен чувствует себя лучше, чем обычно. В последнее время состояние его здоровья значительно ухудшилось. Однако в тот день он выглядит вполне бодрым 58-летним человеком. С посеребренными сединой висками, с высокомерным выражением лица, черты которого слегка заострены от злоупотребления морфием и придают ему этот внешне самоуверенный вид, фальсификатор, одетый тщательно и очень элегантно, отправляется в суд. Он выходит из собственного дома и идет пешком в сопровождении толпы журналистов, фотографов и просто любопытных, переполняемых чувством симпатии. Он идет, и последние пятнадцать лет его жизни – его работы над подделками, его подпольные изыскания – уже не тяготят его. Он – герой, каким уже не надеялся стать.

Зал четвертой палаты суда представляет собой подлинный музей Ван Меегерена. Председатель суда В.Г.А. Болл восседает в председательском кресле среди этой экспозиции проданных в свое время подделок художника; одной из них – «Тайной вечерей» пришлось даже за неимением места завесить портрет королевы. Все стены зала увешаны его картинами. Имеется также экран, на котором демонстрируются диапозитивы с результатами рентгенографии.

Ван Меегерен аккуратно поворачивает голову, оглядываясь по сторонам, садится, вновь встает, снимает и вновь надевает очки, машет рукой своим близким. Каждый жест тщательно выверен. Великолепный актер, он с явным удовлетворением любуется собранием своих произведений. Он произвел большое впечатление, когда ровно в 10 часов занял свое место на скамье подсудимых.

– Вы – Хенрикус Антониус Ван Меегерен?

Ван Меегерен охотно признает это. Затем прокурор Х.А. Вассельберг зачитывает обвинительный акт. Два основных обвинения таковы: доходы, полученные мошенническим путем; подделка подписей «на некоторых картинах» «с намерением выдать их за произведения других».

– Обвиняемый, признаете ли вы эти факты?

– Признаю.

– Тогда предлагается заслушать показания специалистов, – объявляет судья.

Комиссия Кореманса в полном составе приносит присягу. Вопросы к комиссии:

– Все ли фигурирующие в деле картины созданы недавно, а не в XVII веке? Если да, является ли их автором Ван Меегерен?

Семь специалистов отвечают утвердительно. После демонстрации диапозитивов с рентгенограммами д-р Кореманс дает краткое получасовое объяснение. Он доказывает, что… все утверждения фальсификатора абсолютно точны. Кракелюры (а также пыль из китайской туши), живописные слои, присутствие фенолформальдегида, укороченный подрамник «Христа в Эммаусе» (отпиленный оригинальный кусок которого был найден полицией в Ницце) – ничто не упущено, но все излагается сверхскоростным методом: процесс не должен затягиваться, и к тому же Коремансу – странное совпадение – нужно спешить на самолет. В 11 часов он покидает зал суда и отбывает в Нью-Йорк. Его выступление в суде носило чисто технический характер. Он не стал слишком распространяться.

Сам Ван Меегерен высказывает следующее суждение об этой демонстрации, которая подтверждает, что он – фальсификатор:

– На мой взгляд, проделана блестящая работа. Я бы сказал даже выдающаяся. Теперь уже никогда нельзя будет так легко, как раньше, выдать подделку за подлинник. По моему мнению, работа подобного рода даже куда более искусна, чем… скажем, написание «Христа в Эммаусе».

Место для свидетелей занимает де Вилд, специалист, рекомендовавший нидерландскому государству приобрести «Омовение ног». Одновременно он – один из членов комиссии Кореманса, задачей которой были поиски доказательств фальсификации. Показания этого человека необходимы со всех точек зрения, поскольку именно он устанавливал подлинность картины и ему же пришлось потом доказывать, что это подделка. Он заявляет:

– Позднее я смог сделать радиографический анализ «Омовения ног», и это заставило меня изменить мнение.

Следует отметить, что это его «позднее» очень туманно. На деле лишь по настоянию и в соответствии с точными указаниями самого Ван Меегерена была проведена радиография его картин. Что же касается де Вилда, он, не боясь оказаться в смешном положении, продолжает показания, похваляясь своими познаниями и заслугами в искусстве:

– Для меня все эти проверки были очень просты. Я вскоре убедился, что обвиняемый позаимствовал в моем трактате о методах Вермера и де Хоха формулу состава почти всех красок, которые он готовил по старинному методу. Даже некоторые посторонние примеси (случайная грязь), которые я отметил в живописи Вермера, обнаруживаются и в живописи Ван Меегерена.

Смех в зале сопровождает это не совсем удачное бахвальство.

Затем выступают поочередно другие члены комиссии, подтверждая вывода Кореманса. Вслед за Страйбисом, заявившим, что он был весьма эффективным, но явно несведущим посредником и «абсолютно не помнит суммы сделдок, поскольку не сохранил никаких документов», показания дает Хоогендайк, самый крупный торговец картинами в Голландии. Судья почтительно предоставляет ему возможность излагать факты по собственному усмотрению и не задает ни одного щекотливого вопроса.

– Я попался в ловушку. Когда я увидел картину «Искупитель», я тотчас же подумал о «Христе в Эммаусе».

Историки искусства утверждали, что «Христос в Эммаусе» не может быть единственным произведением подобного рода, что должны существовать и другие. Я продал «Искупителя» Ван Бенингу. Это было в 1941 году в Роттердаме…

С первого взгляда мне показалось, что это необыкновенная картина. Обычно мое первое впечатление не обманывает меня. Но и здесь я также не мог избавиться от впечатления, оказанного на меня в свое время «Христом в Эммаусе». Это может показаться непонятным теперь, но, как вы знаете, тогда все эти сделки осуществлялись втайне. После «Тайной вечери» я продал еще две картины, в том числе такую странную, как «Исаак, благословляющий Иакова».

– Как вы объясните тот факт, что вы приняли эту картину? – спрашивает председатель суда.

– Это трудно объяснить. Теперь я сам не понимаю, как я мог ошибиться. Но мы все скатывались по одной наклонной плоскости: от «Христа в Эммаусе» к «Тайной вечере», от «Тайной вечери» к «Исааку, благословляющему Иакова». Когда я смотрю на них сегодня, я не понимаю, как это могло случиться. Возможно, психолог смог бы объяснить это лучше меня. Но обстановка военного времени в значительной степени содействовала нашему ослеплению. Не нужно забывать, что «Христос в Эммаусе» был признан подлинным и специалистами с мировой известностью. Все последующие подделки потянулись за ним, как звенья одной цепи. Вот почему их удавалось все легче продавать. Кроме того, сыграло свою роль и желание сохранить картины в Голландии.

После этих показаний Хоогендайка утреннее заседание суда завершается слушанием заключения психиатра Ван дер Хорста:

– Характер обвиняемого делает его исключительно чувствительным к критике. Этой чувствительностью, еще обостренной комплексом реванша, и объясняется его антиобщественное поведение. Я бы сказал, что его психика неуравновешенна, но он полностью отдает себе отчет в своих поступках. Изоляция могла бы оказаться пагубой для подобной натуры. Я бы не советовал тюремное заключение.

На заседании после полудня, которое продолжалось менее часа, были заслушаны семь свидетелей, которые оправдываются своим простодушием людей, введенных в обман. Но один инцидент вносит оживление в ход заседания. Д-р Ван Хелдер, которые выступал посредником в покупке государством картины «Омовение ног», пытается претендовать на роль провидца:

– Я не знаю почему, но у меня было предчувствие, что эти картины – творение обвиняемого… Я всегда чувствовал, что Ван Меегерен не слишком честный человек.

Со скамьи подсудимых Ван Меегерен окидывает его презрительным взглядом:

– Ах, вот как, у вас было предчувствие?

– Да, – отвечает Ван Хелдер, – и настоящее доказало, что я был совершенно прав. (Смех в зале).

– А когда у вас появилось это предчувствие? – продолжает художник.

– В 1942 году.

– В таком случае я хочу обратить внимание суда на тот факт, что тогда картина «Омовение ног» еще не была предложена к продаже. Она еще просто не существовала. И все же вы, несмотря на ваше счастливое предчувствие, приняли ее год спустя за бесспорно подлинного Вермера?

Слушание свидетельских показаний закончено. Председатель суда Болл обращается к обвиняемому:

– Признаете ли вы по-прежнему, что вы написали эти подделки?

– Да.

– И что вы продали их по очень высокой цене?

– У меня не было выбора. Если бы я продавал их по низкой цене, это значило бы сразу же навести на мысль, что они поддельные…

– Почему вы стали продолжать после написания «Христа в Эммаусе»?

– Я считал, что этот метод слишком хорош. Я решил продолжать главным образом не для того, чтобы создавать подделки, а для того, чтобы извлечь наибольшую пользу из чисто технического метода, который я изобрел. Я хотел по-прежнему использовать эту технику. Она просто великолепна.

Не теряя ни секунды, приступают к слушанию обвинительной речи прокурора. При этом суд не может не испытывать чувства снисходительности к обвиняемому, вызывающему всеобщую симпатию. Наиболее жесткие фразы, произнесенные прокурором в адрес Ван Меегерена, оборачиваются лишь ему на пользу и служат фактически признанием талантливого размаха его предприятия.

– Весь мир искусства потрясен, – говорит прокурор, – и поставлена под сомнение сама значимость эстетических суждений.

И прокурор делает следующее заключение:

– Максимальное наказание, предусмотренное для подобного случая уголовным кодексом, составляет четыре года лишения свободы. Но, принимая во внимание состояние здоровья и обостренную восприимчивость обвиняемого, заключение психиатра и некоторые другие смягчающие обстоятельства, я прошу суд сократить наполовину предусмотренный максимальный срок.

После этой обвинительной речи, в которой было проявлено столько понимания, фактически нет необходимости в выступлении адвоката Хелдринга. Он лишь просит суд «о максимально возможном снисхождении».

Председатель суда спрашивает обвиняемого, не хочет ли тот что-либо добавить. Ван Меегерен, очень спокойный, дает отрицательный ответ. Заседание окончено, суд удаляется на совещание.

12 ноября 1947 г. объявляется решение суда: Хан Ван Меегерен приговорен к минимальному наказанию – одному году лишения свободы. Его подделки не уничтожаются, а возвращаются их владельцам.

26 ноября 1947 г. Хан Ван Меегерен поступает в клинику Валериум. Перед этим он подписал просьбу о помиловании на имя королевы. Прокурор неофициально сообщил адвокату художника, что просьба будет удовлетворена.

30 декабря 1947 г. Хан Ван Меегерен умирает от сердечного приступа. Опрос общественности, проведенный в декабре, показал, что он был в то время самым популярным человеком в стране.

Одни включали шумы в квартеты, другие использовали песок в картинах, камни в скульптуре. Ван Меегерен пустил в ход адскую машину в самом сердце рынка живописи.