Текст книги "Совет Аррата Безымянный странник"

Автор книги: Джон Персиваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Прости.

– Ничего страшного, сэр. Я не в обиде. И чтобы разрядить обстановку, расскажу вам первую историю, открывающую мой «альманах жизни». Это произошло месяц назад, когда я ехал в поезде в очередной город. Именно тогда мне довелось познакомиться с девушкой – Элис. Она, подобно мне, ехала в поисках своего места в этом безумном и жестоком мире. Хотя я неверно выразился, она бежала от всего, чтобы начать новую жизнь, где прошлое ее не могло настичь. Она была невысокого роста, с рыжими, вечно распущенными волосами. Лишь однажды за все время нашего знакомства она собрала их в хвостик. На одной из станций, где поезд останавливался, я заметил на ее лице веснушки – невероятная, сказочная, солнечная Элис, она одним лишь игривым взглядом давала надежду. Столько добра и света в маленьком хрупком тельце. Вряд ли таких людей можно встречать каждый день. Мне даже кажется, что такого встречаешь лишь единожды в жизни, и все.

Но любые истории имеют свою изюминку или некое «но». Однажды вечером я возвращался из другого вагона и заметил, как она выходит из чужого купе. Вся растрепанная, с развязанным пояском на зеленом в белый горошек платье, а из бюстгальтера торчали еле заметные «грязные» деньги. Тогда мне открылась вся картина происходящего, я все понял, осознал, от чего именно она бежит. В тот момент мне стало так жалко и обидно за нее, я не сдержался и решил с ней поговорить. Элис была обычной шлюхой в своем городе, причем не той, что мы можем снять в элитном заведении, а той, что продает себя на трассе любому.

Вас, наверное, мучит вопрос, чем же меня так тронула ее история. А тем, сэр, что Элис занималась этим, чтобы прокормить семью. Бросила школу и в пятнадцать лет уже стала торговать собой, пока все это не надоело. Она скопила денег и уехала прочь из того ада, в котором ей пришлось родиться и жить. Ее отец сильно пил и избивал маленькую Элис, а мать страдала от депрессии. Денег не было, поэтому Элис стала шлюхой, лишь бы прокормить младшего брата, которому тогда исполнилось пять лет. Мы можем осуждать ее решение или говорить, что у нее не было выбора, но это все разговоры ни о чем, ведь каждая жизнь уникальна, а те поступки, что мы совершаем, лишь изредка понятны обществу, которое всегда знает, как «правильно жить».

Вот так Элис сбежала от прошлого. Но когда люди убегают от прошлого, они часто наступают на те же грабли. Поэтому когда я спросил, зачем она снова переспала с мужчиной за деньги, Элис робко сказала, что все деньги потратила на билет в новую жизнь и, чтобы хоть как-то заработать, вернулась к своему старому ремеслу.

Она вышла на ближайшей станции. Светлой, жизнерадостной и невероятно легкой – именно такой я ее запомнил. Но мне хорошо известно, сколько боли и разочарований скрыто под светлым образом беззаботной девушки. После нашей встречи я задавался множеством разных вопросов, много рассуждал о ее решении и поступке. Высказывал предположения, как все это может закончиться для нее. А вы, сэр, как думаете, нашла ли она нормальную работу, стала ли честно зарабатывать себе на пропитание и жилье? – я был ошарашен и не знал, что ответить. Такие истории всегда оставляют след, и все, что я мог делать, лишь качать головой. – Мне кажется, если человек с пятнадцати лет торгует своим телом, вряд ли сможет исправиться. Для этого надо иметь невероятно много силы воли, крепкий, железный характер и мотивацию. Хотя, возможно, она устроится на швейную фабрику или продавщицей в магазине, будет, как и все люди, работать и получать за свой труд деньги.

Главное в этом красивом будущем – не окунаться в свое прошлое, оно может подтолкнуть ее вернуться к старому ремеслу и обслуживать грязных вонючих мужиков, изменяющих своим женам с молоденькими глупыми девушками. И что тогда? От чего она в итоге бежала? От старой жизни? От позора? От проституции? Нет, сэр, она просто бежала от осознания правды, от понимания того, что она лишь шлюха, лишенная достоинства, девица легкого поведения. Она благородно пожертвовала честью, чтобы прокормить младшего брата и купить матери лекарство. Но в итоге никто не оценил ее жертвы, она одинока, покинута всеми, брошена и забыта. В том поезде я искал тысячу оправданий ее поступку, и все так же мне кажется, что Элис бежала от правды, мучившей ее. Трагедия нашего мира…

– История и впрямь подходящая для твоего «альманаха жизни». Но я не могу взять в толк, как же закончится история Элис? – спросил я. Парень посмотрел на меня так, словно я был сумасшедший или задал вопрос, ответ на который очевиден.

– Сэр, вы ведь писатель, так вот вам и нужно ответить на вопрос, как закончится ее история.

– Ну, – медленно начал я, включая все свое воображение и жизненный опыт, – она выйдет замуж и родит детей. Наверняка станет хорошей матерью для своих детишек и, надеюсь, неплохой женой. По крайней мере, мне хочется верить в это.

– Наивность – один из великих пороков человечества. Мне кажется, что однажды очередной клиент перестарается и случайно ее убьет… или не случайно. Сэр, лучше бы у нее не было детей. Знаю, звучит жестоко, возможно, сейчас ущемляет чьи-то права, но вся ее легкость, весь ее свет – все это меркнет, когда она ложится в койку с очередным мужиком. Еще тогда, в поезде, она почти каждую ночь уходила в другие вагоны и возвращалась на свое место под утро. Только потом я понял, чем она все это время занималась. Это не говорит о ней как о человеке, который ищет выход из положения.

– М-да, – это все, что я смог выжать из себя в тот момент. – Весьма грустная история одной случайной девушки.

– Одной?! – удивился парень.

– Эмм…

– Сэр, вы точно на этой планете живете? Да таких, как она, сотни, просто мы не задумываемся об этой проблеме, ведь нас это не касается. А таких беглянок много. И в этом весь ужас человеческой жизни, неизменный и непоколебимый.

– Хорошо, тогда от чего убегаешь ты? – резко спросил я. Взгляд молодого человека изменился, его словно опустошили, подавили или даже сокрушили. Этот, казалось бы, легкий вопрос размазал его по стенке, не оставив шанса на спасение.

– Наверное, сэр, я бегу от самого себя или от самого себя из прошлого. А может, я просто пытаюсь найти свое место в этом мире либо найти человека, который сумеет склеить осколки моего сердца, разбившиеся в пух и прах несчетное количество раз.

– Ты так молод, и так много философских размышлений, – он посмотрел на меня, отвел взгляд и улыбнулся.

– Сэр, времени уже много. Спокойной вам ночи. Завтра надо будет рано встать, чтобы успеть к завтраку в ресторанчик, над которым вы живете, – и молодой человек пошел в сторону домов. Лишь пройдя пару метров, он резко остановился и сказал: – Вы убегаете так же, как и я, лишь причины нашего бегства разные.

Его последние слова меня обезоружили, и только через пару минут я понял, что в нашем противостоянии он победил. Медленно я поднялся с земли и пошел домой. Голова немного болела, тело ослабело от духоты, мне хотелось в холодный душ. Около получаса я просто лежал в ванне, наполненной прохладной водой, пока не почувствовал, что хочу спать. На тот момент я всегда выпивал бренди перед сном – была такая вот вредная привычка. И этот вечер не стал исключением.

Рухнув на кровать, я обдумывал каждое слово, что молодой человек сказал мне, пока не решил, что превращаюсь в параноика. На часах было около часа ночи, когда я заснул. Мне редко снились сны, но в эту ночь от кошмаров подскочил в холодном поту. Вся простыня оказалась влажной, мой разум был затуманен, я побывал где-то далеко, в своем прошлом, в квартире, где жил когда-то со своей женой. И почему мне приснилась моя жена?

Глава 3. Угасшая роза

Встретив того, кто сильнее нас, мы ломаемся и не замечаем этого.

Дж. Э. У. Персиваль

Ударив себя по щекам, я тихо пробормотал: «Да что же это такое со мной?» – и медленно побрел в ванную, опираясь на стены, чтобы не рухнуть на пол. Полчаса я просто стоял под душем и приходил в себя.

На улице за окном раздались голоса, доносившиеся из ресторанчика, что находился под моей квартирой. На часах было восемь утра. Город просыпался, начиналась суета на улице, в то время как я только смог одеться и прийти в себя. Еле расчесав свои волосы, спустился вниз, в ресторанчик. Он сидел там, тот парень, мой новый знакомый, мой утренний собеседник – за тем же столиком. В руках держал свой дневник и что-то кропотливо писал.

На нем была надета свежая футболка, блестящие волосы аккуратно уложены, брови то и дело дергались, пока он не заметил меня и не начал загадочно улыбаться. Таинственный взгляд таинственного человека с не менее таинственным дневником в руках. Я резко перевел взгляд на официанта и направился к столику.

– Доброе утро, сэр. Прошу прощения, что снова мне удалось вас смутить, – этот чертенок опять это делал: читал меня как открытую книгу. – Я заказал вам на завтрак все то же, что вы ели вчера. Не решился экспериментировать с меню.

– Доброе утро, – спокойно ответил я, сдерживая свое недовольство, – всегда ты такой противный с утра?

– Я? Противный? Боже, сэр, что вы? Я лишь проявил некую заботу, чтобы нас ничего не отвлекало от беседы. Наверное, хорошо, что я подсуетился – у вас нездоровый вид. Плохо спалось?

– Да, – измождено сказал я, – кошмар приснился, не обращай внимания. Спасибо, что взял на себя заботу о завтраке. По поводу нашей беседы – давай утро начнем с чего-то менее…

Парень снова меня перебил, не дав закончить фразу.

– Менее трагичного или менее жестокого и резкого? – он засмеялся так сильно, что опять привлек внимание всех посетителей. – Сэр, я буду лишь говорить вам, а вы будете лишь слушать меня, а выводы, какие-либо умозаключения делать тут не нужно.

– Если будешь говорить меньше слово «сэр» – так и быть, я просто побуду слушателем.

– Хорошо, ваша просьба оправданна в какой-то степени, но как тогда мне обращаться к вам? Ты? Вы? Человек? Писатель? Вам ведь не пятнадцать лет, чтобы стесняться своего возраста. Сэр – это довольно уважительно, сдержанно, загадочно, и я считаю правильным обращаться к вам именно так. Поэтому, и только поэтому я буду называть вас сэр.

– Так и быть, называй сэр, но без особого фанатизма, – смиренно произнес я и уставился на столик перед собой, где стоял завтрак. – Приятного аппетита!..

– И вам, сэр! – гордо заявил парень и ехидно улыбнулся. Через пару минут он неожиданно задал вопрос: – Какое вам нравится время года?

– Ох… я обожаю весну. Она напоминает мне о счастливых годах жизни, когда я поселился в уютной квартире со своей женой, до того как у нас родился ребенок.

– А я вот больше всего люблю осень. Только не подумайте, что я не люблю зиму или лето, просто осень – это время года, всецело отражающее мое душевное состояние. Хотя если говорить о зиме – зимой у меня день рождения. Это время года вдохновляет меня своими метелями и вьюгами, свистом из щелей и холодом, чистым морозным небом и лунным светом. А тот уют, что люди создают в своих домах, чтобы укрыться от зимы. Камины с тлеющими полешками, чай или кофе, которые согревают твои руки, плед, создающий свой маленький мир для тебя и твоей любимой девушки или жены! Ну и рождественская елка – символ всех зимних праздников, – молодой человек сделал глубокий вдох, словно окунулся в зимний быт и уют, ощутил на себе запах рождественской индейки и живой ели.

– Просто сказка!..– заметил я.

– Тут есть одно «но», сэр: зима меня только этим и привлекает. Все остальное в это время года для меня чуждо и ненавистно по многим причинам, которые сейчас не к месту называть.

– Хорошо, ну а как же весна? Чем она тебе не угодила? – поинтересовался я у молодого человека. Услышав слово «весна», он аж встрепенулся.

– Весна, – сквозь зубы прошипел парень, – в какой-то степени удивительное время: все пробуждается, происходит торжество самой жизни в ее первозданном виде. А еще весна – это зеркало человеческой натуры. Та грязь и зловоние, что мы видим после зимы, когда сходит снег, те груды мусора и черноты в одно мгновение превращают прекрасное время года в торжество ужаса и смрада. К тому же если философски подходить к моему отношению к этому времени года, то замечу, что весна хоть и дает новую жизнь, но она не способна отразить все те трудности и жестокость, через которую проходит все живое на планете, чтобы заново родиться. Именно так прекрасная пора превращается в нечто ужасное и извращенное еще до самого своего рождения. За что мне любить это время? – вопрос повис в воздухе.

– Ты слишком мрачно смотришь на вещи, тебе надо быть проще, мне кажется, – осторожно заметил я, чтобы как-то разрядить обстановку.

– Я и так прост, я описываю свои чувства, а не навязываю мнение вам или окружающим нас людям.

– Чем же не угодило тебе лето? – с легкой издевкой спросил я и тут же поймал строгий и тяжелый взгляд своего собеседника.

– Лето – это время зеленых парков, шума листвы, гуляющих людей и пляжных курортов. Та самая пора, когда мы можем слышать сильнейшие раскаты грома и наблюдать за молниями на небесах. Боже, вы не поверите, как я люблю дождь и летнюю грозу, – глаза молодого парня засверкали так сильно, что на секунду мне померещились в них самые настоящие искры, но это был лишь солнечный свет. – Летом хорошо, но жара меня угнетает так сильно, что я словно таю. Эти огненные рассветы и звездные ночи, время наивной влюбленности. Каждое лето делает из девочек – девушек, из мальчиков – мужчин. Мне всегда нравилось это время года, пока я не вырос, пока я не увидел всю жестокость людей, всю их праздность, эгоизм, тщеславие и злобу. Именно летом я осознал, какие же все люди твари, – он сказал это с таким отвращением, негодованием и ненавистью, что все, кто был в ресторанчике, обернулись и посмотрели на моего собеседника. Мне стало неловко.

– Прошу, давай немного тише, мы все-таки тут не одни, не хочу лишнего внимания к нам с тобой, – попросил я своего знакомого. Он резко кивнул и продолжил.

– В детстве мне доводилось проводить все лето в пригороде у своих стариков. Это было поистине время свободы, когда ветер дул свежо, солнце светило высоко. Деревья всегда укрывали тебя в своей тени от жары. Славное было время. Я тогда просто обожал велопрогулки, ставшие для меня всем. Мои родители купили мне аж три велосипеда – три, сэр! В то время это считалось невероятной роскошью. Мне кажется, что жизнь бежала тогда намного медленней, чем сейчас, она была насыщенной и интересной. Порой даже времени не хватало, из-за чего я спал час или два, чтобы как можно больше времени проводить с пользой. Кстати, у меня было особое хобби в виде ловли головастиков на местном пруду. Также с другими ребятами, которые, как и я, отдыхали у своих стариков, мы строили шалаши, купались на речке, – в этот момент молодой человек словно расцвел, на одно мгновение он оказался где-то далеко, в своем детстве, и тут его лицо резко омрачилось. – Потом мне пришлось пойти в школу.

– Школа все изменила?

– Много всего поменялось тогда. Все стало усложняться с такой скоростью, что лето становилось блеклым, а я все сильнее отдалялся от свободы и надевал на себя оковы нашего социального общества. Тогда я на собственной шкуре ощутил зависимость от общества, когда становишься старше. В школе дети не особо меня любили, пытались даже издеваться, потому что я был намного лучше других детей. Так во мне родилось чувство ненависти к людям, которое росло и все сильнее укоренялось. Через такой вот тернистый путь я прошел, чтобы прочувствовать такое прекрасное и по-своему удивительное время года, как осень.

– Значит, из-за ненависти ты полюбил осень? Как-то это странно, ты не находишь?

– Я не говорил, что будет просто меня понять. Но осень и впрямь уникальное время года. Только задумайтесь, сэр, сколько всего переживает природа, человек на земле, города, когда приходит увядание в наши жизни. В народе говорят, что зима испытывает нас на прочность, но я не согласен с таким утверждением. Осень испытывает нас намного сильнее, лишь ей дана власть обрушить наши мечты и стремления, а зима лишь завершает то, что начала осень. Как-то так, сэр.

– И за что ты любишь осень? Что ты нашел в этом времени года, из-за чего так сильно его полюбил?

– Ну… запах опавшей листвы, осенние дожди, багровое солнце, которое уже не согреет кожу, а только освещает путь домой, летящие птицы. Абсолютно все готовятся ко сну в надежде, что они однажды проснутся и начнут все заново, – восхитился парень. – К тому же мне безумно нравится осенний гардероб. Для меня осень – это цвет моей души, возможность последний раз вдохнуть полной грудью, ощутить скоротечность жизни, и при этом лишь осенью я считаю слезы оправданными. Вам доводилось плакать просто так, без всякой причины, просто потому, что осознали всю тщетность и мимолетность бытия? Мне вот доводилось проливать слезы, сидя на крыше дома в одной деревне, где я был проездом. Это произошло в прошлом году вроде бы, – парень полез в свой дневник и несколько минут что-то внимательно изучал.

– Мне кажется, что мы немного отвлеклись. Может, уже вылезешь из своего дневника? – поинтересовался я. Тут же раздался хлопок закрывающегося дневника. Вновь взгляд собеседника был устремлен на меня.

– А еще осень – самое честное, открытое, душевное и справедливое время года. С самого начала оно дает нам надежду, после чего все прощаются с летом, умирающим на девять месяцев, а дальше осень проливает свои слезы. Я называю это «осенний плач» – это убаюкивающая мелодия, вселяющая надежду во все живое, но при этом способная и отнять жизнь. Абсурдно тут не поспорить. Одни засыпают от плача, другие же не выдерживают боли и умирают от него. Слабые сходят с ума, а сильные лишь становятся сильней и смело шагают вперед, навстречу зиме. Перед тем как поехать в свое странствие, я оказался на поле, которое давно было уже прибрано. Ветер подул с севера с такой силой, одарив меня свободой. Я готов был тогда закричать, эмоции переполняли меня, я решился уехать. Навсегда! После такого долгого пути я полюбил это время года, потому что оно подарило мне столько светлых моментов в жизни, столько новых необычных людей и столь же необычных историй, рассказанных мне. Осень стала для меня как прощение для Иуды.

За нашим столиком наступила полнейшая тишина. Он молчал. Я молчал. Сложно было что-то сказать, потому что слова не находились, они были все сожжены его речами. Мой собеседник сокрушил меня, лишив сил и возможности говорить. Парень внимательно на меня смотрел, а я старался отвести взгляд в сторону, потому что испытывал страх перед тем чувством свободы, которое воспевал мой рассказчик. Я был скован, окутан ужасом. Не понимаю, почему так сильно его слова влияли на меня, но они разрушали мои барьеры лжи, которые каждый человек строит в течение своей долгой и нелегкой жизни.

– Не бойтесь, сэр, – осторожно начал он, – не бойтесь своих эмоций, это естественно – что-то испытывать, это вовсе не так опасно, как говорят. Держать себя под контролем, давать словам сжигать вас изнутри – сэр, это просто недопустимо, ведь вы сгорите. Но, насколько мне известно, вы, сэр, не птица феникс, чтобы возродиться из пепла.

– Твои слова, подобно жидкому огню, выжигают изнутри. Хотя в них иногда даже нет логики, они цепляют так сильно, что я начинаю чувствовать все, чего ощущать не хотел бы. Ты способен создать такую сильную эмоциональную связь со своим собеседником, что меня это пугает. Я вторые сутки ощущаю себя странно, мне не по себе от всего. Наш разговор с тобой делает меня тонким, я таю, ты делаешь из меня что-то другое, другого меня…

– Это нормально – ощущать такое. Чем сильнее вы сопротивляетесь, сэр, тем сложнее вам осознавать все, что я говорю. Чтобы воспринимать, нужно быть открытым человеком, свободным от комплексов и общественных моралей и ценностей. И да, сэр, я не пытаюсь сделать из вас кого-то другого, я всего лишь честен с вами, не более и не менее, – он указал мне на мою тарелку с завтраком и задорно, легко, как ни в чем не бывало сказал: – Ваш завтрак уже остыл, а кофе требует кипятка. Официант!

– Да, что-то хотите заказать? – спросил тот.

– Пожалуйста, – вежливо начал парень, – не могли бы вы разогреть еду, а то этот уважаемый человек задумался и не заметил, как все остыло.

Официант забрал завтрак и унес на кухню разогревать. А я все сидел и думал, пытаясь отыскать тот самый правильный вопрос, который нужно задать. Но он все время от меня убегал.

– Допустим, все так. Но я не могу до конца понять одну простую вещь: то ли ты бежишь от чего-то, то ли пытаешься обрести свободу или…– и он снова не дал мне закончить. В тот момент я впервые был этому рад.

– Еще вчера, сэр, мне казалось – я знаю ответ на ваш вопрос, но сегодня, оглядываясь назад, – черт возьми, нет, я не знаю ответа. Совсем!..– огорченно сказал мой собеседник. – Иногда мне кажется, что если я буду убегать, то смогу ощутить свободу. Словно, обретя свободу, смогу получить исцеление, которое, возможно, однажды заслужу.

– Прости за нескромный вопрос, но на всякое путешествие нужны деньги. Где ты их берешь?

– Деньги? – задумавшись, спросил парень. Он скорчил странную и немного пугающую гримасу, которую я до этого ни разу не видел на его лице. – Деньги – это мусор, в них я не нуждаюсь.

– Если они мусор, может ли это значить, что у тебя есть наследство или какие‑никакие сбережения?

– Нет, сэр, вы неправильно поняли. В моем прошлом, не буду скрывать, и впрямь осталось много денег, но я ни монеты оттуда не потратил. Ведь все, что у меня есть, было или будет, я зарабатываю сам, как правило, непосредственно в городе. Например, в этом городке подрабатываю на хлебопекарне, недельная выручка оттуда позволяет мне приобрести билет на поезд в другой город, купить еду или одежду. Жилье, как правило, я просто отрабатываю или снимаю там, где совсем дешево. Хотя раньше любил красивую одежду, модную технику, роскошную обстановку в квартире. Но со временем понял, что мне уютнее в старых джинсах и кепи, чем в новомодных брюках и шляпе. Когда перестаешь ценить деньги, а используешь их лишь для жизненно важных целей, а именно: еда, жилье, проезд – жизнь приобретает новые краски, ярче и натуральней, чем вся та фальшь, видимая через «призму денег».

– Я не думаю, что ты там зарабатываешь достаточно, чтобы обеспечивать себя и финансировать свои поездки. В чем же тут дело? – я все еще недоумевал, в моей голове просто не укладывалось, как он все это проворачивает.

– Сэр, на этом свете есть еще добрые люди, готовые за простую помощь по дому разделять с тобой кров и ужин. К тому же последние месяцы я еду по теплым южным городам, где много фруктов и из-за жары особо кушать не хочется. Это позволяет экономить.

– Просто пойми меня правильно, парень: ты выглядишь лучше, чем половина этого замшелого города. Только не обижайся за такое сравнение. Но меня и впрямь это удивляет или даже поражает. Не знаю. Не могу точно определиться.

– Ура! – воскликнул парень. – Наконец вы, сэр, стали говорить открыто. Боже! Ох, возвращаясь к разговору о внешности, я считаю, что если ты не паришься о том, как выглядишь или тебя устраивает твой неопрятный вид, то тут даже дорогая одежда не поможет вместе с дорогим парфюмом. К тому же я слежу за личной гигиеной и чистотой своей одежды. Мне просто даже самому было бы мерзко находиться в обществе засранцев и голодранцев.

– Тут я с тобой солидарен, – и мне на глаза попались часы, висевшие на дальней стене в ресторанчике. – А мы с тобой засиделись. Уже почти половина одиннадцатого, – я тут же подскочил и потребовал счет у официанта, не став дожидаться, пока мой завтрак снова разогреют.

– Извините, мистер, – обескураженно ответил тот, – но ваш счет уже полностью оплачен. – Сказав это, он исчез на кухне.

– Это как? – удивился я.

– Я просто пришел сюда около семи часов утра и перемыл всю посуду, тем самым отработав наш с вами завтрак.

– У меня ведь есть деньги, зачем ты так поступил?

– Оплатите в следующий раз, так и быть, разрешаю, сэр! – в его голосе явно прозвучала легкая, еле ощутимая насмешка. Молодой человек встал из-за столика и направился к выходу. – Хорошего дня, сэр!

Он ушел. Но если еще вчера парень уходил из ресторанчика легкой походкой, то сегодня он казался немного загруженным, тяжелым, неказистым, словно на плечи ему свалилось много проблем, а сил их разрешить у него просто нет. Мне стало его жаль. Каждый наш разговор давался ему так же тяжело, как и мне, ведь он переживал все заново – и боль, и радость.

Как ни странно, собирался дождь, становилось прохладно на улице, что позволяло мне свободно гулять по городу, думать и, главное, не страдать от знойного солнца. И я гулял, я думал, я впервые начал писать. Это, видимо, было странно наблюдать со стороны, потому что я все время пересаживался с одной лавочки на другую. И записывал по слову или строчке в своем ежедневнике все, что удалось запомнить из наших разговоров. Излагать на бумаге чужие мысли оказалось невероятно сложно. И всю дорогу я сомневался, есть ли в них что-то ценное или нет?! Почему именно он, а не кто-то другой стал моим собеседником в этом городке? Какой властью он обладает, что заставил меня им заинтересоваться?

И чем больше я думал обо всем сказанном утром, тем сильнее ощущал себя простым человеком, начав разочаровываться в самом себе, в своей жизни, в своих литературных трудах. Мои книги больше не радовали. Ведь они превращались для меня в пепел, в череду страниц, наполненных бессмысленными буквами, столь же мертвыми, как камень, мимо которого я только что прошел.

Впервые я задумался о бездарности своих работ и о том, как много прибыли они мне принесли. Рейтинги моих книг были довольно высокие, продажи, собственно, тоже. Но что это могло значить? Неужели так много людей, настолько узко мыслящих, глупых и ничтожных. Почему в бездушных творениях люди видят величие, а в живом и настоящем не замечают простого? Все мы слепы, впервые Библия оказалась права.

Когда я вернулся в свою квартиру над ресторанчиком, в голове была лишь одна цель: сжечь все свои книги, привезенные с собой в чемодане, чтобы мои глаза их не видели. Найдя металлическое ведро, я сгреб туда все свои творения и поджег с помощью спичек. Мой маленький костер горел ясно, сильно, но молчаливо. Книги умерли давным-давно, огонь лишь стер память о них. Неужели этот парень так сильно на меня влияет? Почему? Кто же он? Настоящий друг? Сатана? Бог? Иисус? Иуда? Хотя, может, он просто обычный человек?

Я не знаю, кто он, но влияние его столь же ощутимо, сколь реально то, что каждое утро мы видим рассвет, а каждый вечер наблюдаем закат.

Дождь начался ближе к полудню. Впервые за все время, что я тут провел, шел такой сильный, холодный и бодрящий ливень. Но это совсем не отпугнуло детей, выскочивших на улицу в дождевиках и сапожках, чтобы бегать по лужам и радоваться дождю. На удивление, даже моя головная боль прошла, и я смог спокойно сидеть и делать записи. Черновики я озаглавил как «Семь дней с мистером Х».

Глядя на свой ежедневник, я не мог не вспоминать дневник, который не выпускал из своих рук незнакомец. Он постоянно его прятал, как только я подходил совсем близко. И что он скрывает в этом дневнике такого, что утаивает от глаз посторонних? Секреты? Свое творчество? Или это дневник его путешествий? Хотя подобная скрытность наталкивала на мысль, что именно в этом дневнике спрятаны все истории из жизни, собранные им за то время, пока он ехал сюда.

Я смог плодотворно проработать до шести вечера, пока меня не потревожили. В дверь моей квартиры постучали. Посмотрев в глазок, я увидел невысокого мальчика лет десяти, что-то держащего в руках и все время оборачивающегося назад. Так делают дети, когда боятся или волнуются, из-за чего готовы бежать прочь. Как только я открыл входную дверь, мальчик мгновенно вручил мне письмо в руки и пулей выбежал по лестнице на улицу, скрывшись с толпой ребят где-то за поворотом. Таких писем я уже давно не видел. Все до тошноты официально и идеально сделано, подписано каллиграфическим почерком, сверху прилагалась даже печать. Конверт сделан из старой пожелтевшей бумаги, что создает свой шарм, а запах чернил дополняет картину до конца. Вот держу я конверт в руках, а мне кажется, что на дворе XVII век, а не XXI.

На конверте написано: «Господину из квартиры над ресторанчиком. От человека».

В письме я прочел:

«Многоуважаемый господин из квартиры над ресторанчиком, вам пишу я, тот, кого вы попросили рассказывать истории по утрам, и тот, что изрядно пугает вас, нарушая покой вашего пребывания здесь. Набравшись смелости, я предлагаю вам, сэр, сегодня вечером совершить особую прогулку до старой фермы, находящейся за городом и принадлежащей небезызвестной семье “…”. Если вы полны сил и вас не смущает грязь, прошу вас присоединиться ко мне. Я постараюсь скрасить ваш вечер и наполнить его смыслом и новыми историями. С наилучшими пожеланиями, человек!

Постскриптум. Надеюсь, ваша голова прошла!»

К чему было так стараться и писать, словно он в другом веке родился? Да еще и детей подсылать, чтобы те передали письмо. Все так загадочно и одновременно опасно. Боже, пожалуйста, пускай он окажется вменяемым и вполне себе здоровым парнем, иначе я трачу свое время на то, чтобы слушать психопата, а это сильно может повлиять на меня, с моей-то психикой.

Раздобыв резиновые сапоги у хозяина квартиры, я оделся как можно скромней и проще, чтобы не было жалко замарать одежду. Выйдя по лестнице на улицу, я свернул за угол и пошел в сторону северной дороги, что ведет из этого города. Какого было мое удивление, когда на окраине я встретил незнакомца. Но поразило меня иное. Он был одет в костюм и белую рубашку. Абсурд, не правда ли? Идти по грязной проселочной дороге в костюме и белой рубашке.

– Я вот не совсем понял, мы идем прогуливаться или на чей-то праздник, что ты так вырядился? – рассмеялся я.

– Нет, сэр. Просто тут все зависит от вашего мироощущения. Для меня каждый летний дождь, особенно если его не было давно, сродни празднику или дню рождения. Поэтому стараюсь выглядеть всегда при параде после дождя, – парень медленно пошел по дороге, и я – вслед за ним, стараясь не отставать.

Путь оказался длинным, но, несмотря на дождь, шедший почти полдня, идти было не проблематично. И в доказательство моих слов могу сказать, что брюки моего собеседника были абсолютно чистыми. Это, наверное, больше похоже на магию, просто отталкивающую грязь от него. Но, увы, такой магии не существует, к сожалению…

– Кстати, я начал делать первые наброски для своей книги, а еще…