Текст книги "Король"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 5

– Уже пора, время пришло, господин, – повторил писец, вставая за спиной Аброгастеса.

– Еще нет, – ответил Аброгастес, оглядывая пирующих, которые теперь стали шуметь громче; он замечал, как спешат, прислуживая им, бывшие гражданки Империи под присмотром юношей с хлыстами.

– Вон та, смотри, – обратился Аброгастес к своему оруженосцу, указывая на одну из бывших гражданок Империи, которая стояла в дальнем конце зала с горячим деревянным подносом жареного мяса. Эта была изумительно красивая блондинка, изящно сложенная, формы которой были доведены до совершенства безжалостной диетой и упражнениями под надзором стражников. Женщина считалась рабыней для показа. Некогда она была свободной, гордой, богатой аристократкой из Империи. К несчастью, ее угораздило оказаться на борту «Аларии», когда этот корабль атаковал флот ортунгов, спешивших на помощь Ортогу, королю ортунгов, принцу Дризриакскому. Ортунги настигли «Аларию» и после короткого, но яростного боя взяли на абордаж. Вместе с другими пассажирами, которые не сумели спастись в капсулах, женщина, к собственному ужасу, обнаружила, что стала добычей варваров, пощаженной только при условии плети и ошейника. Вместе с другими рабынями она принадлежала Ортогу, королю ортунгов. Ее и еще двух блондинок Ортог выставлял напоказ – это и впрямь была прелестная группа, которая вместе с другими ценностями, сундуками монет, мешками драгоценных камней и всем прочим свидетельствовала о роскоши его двора, богатстве его дома. После поражения ортунгов рабыни перешли в собственность Аброгастеса – это случилось во время похода на Тенгутаксихай. Аброгастес счел это трио подходящим для показа, несмотря на то, что в его распоряжении было множество рабынь.

– Вон та, господин? – переспросил оруженосец, указывая рукой на рабыню.

– Да, – кивнул Аброгастес.

Женщина избегала подходить близко к помосту напротив огромной двустворчатой двери, где располагалась скамья Аброгастеса. Действительно, мало кто из прелестных прислужниц осмеливался приближаться к тому концу зала, где находились столы знати, и причиной их нежелания вовсе не были проворные плети в руках надсмотрщиков. Такое поведение было необычным, ибо часто на пирах рабыни стремились услужить высокопоставленным гостям, сидящими ближе к хозяину пира, надеясь привлечь к себе внимание пирующих, чтобы их позвали позднее развлечь гостей на ложе из шкур. Разумеется, уж лучше быть прикованной в изножье постели знатного мужчины в зале дома с тремя крыльями, отчаянно рискуя всем, чтобы угодить хозяину, чем ворочаться в тесных клетушках, быть прикованными в конюшне, чулане или лежать в ошейнике в грязи свиного хлева. Но сегодня мало кто из женщин без призыва их развязных надсмотрщиков осмеливался приблизиться к лучшим столам, стоящим в конце зала, неподалеку от скамьи самого Аброгастеса. Справа от Аброгастеса лежал огромный настороженный пес с вздыбившейся на загривке шерстью. Такие псы часто помогали наводить идеальный порядок среди домашних животных – овец и всех прочих.

Оруженосец подал знак одному из надсмотрщиков в ярком плаще и вопросительно указал на женщину.

Надсмотрщик не побеспокоился узнать, в чем дело – он внезапно и резко ударил женщину, толкая ее в сторону дальнего конца зала.

Женщина судорожно вцепилась в поднос, но ни один из кусков мяса не упал с него на грязный, усыпанный тростником пол.

За такую неосторожность ее бы ждало суровое наказание. Женщина перепугалась.

Оруженосец кивнул в знак того, что указывал именно на эту женщину, и показал, чтобы она подошла ближе.

Плеть ожгла кожу женщины повыше колен, заставляя поспешить вперед под перезвон колокольчиков на ножных браслетах, прямо к скамье Аброгастеса.

Приближаясь, она робко замедлила шаг. Пес, лежащий рядом с Аброгастесом, заворчал и приподнялся на передних лапах. Его загривок, узел мускулов пониже шеи, напрягся, глаза налились кровью, уши встали торчком.

– Спокойно, старина, – примиряюще сказал Аброгастес.

Женщина остановилась в нескольких футах от Аброгастеса, в страхе от явной угрозы зверя.

Она тут же вскрикнула от боли – надсмотрщик резко хлестнул ее плетью по ногам.

Со слезами на глазах она прошла вперед, поднялась на помост и опустилась на колени перед Аброгастесом, поскольку перед его скамьей не стоял стол. Склонив голову, она подняла поднос, протягивая его вперед.

Аброгастес разглядывал ее – в такой позе женщина выглядела великолепно.

Она была обнаженной, как и все бывшие гражданки Империи, прислуживающие на пиру.

Женщина носила металлические ножные браслеты с подвешенными колокольчиками, которые звенели от малейшего движения.

Под белокурыми волосами женщины Аброгастес различил блеск ошейника.

На ее левом бедре, высоко, почти у талии, выделялось клеймо – не знак дризриаков, а обычное простое клеймо, известное купцам всех галактик. Такое клеймо позволяло продать рабыню на торгах почти любой планеты, не вызывая вопросов.

– Не хочешь покормить моего любимца? – спросил Аброгастес, указывая на встревоженного, приподнявшегося зверя справа от скамьи.

Рабыня в испуге замотала головой.

Зверь взглянул на нее и заворчал сильнее.

– Тогда зачем же ты пришла сюда? – удивился Аброгастес.

– Чтобы служить моим хозяевам незамедлительно, не задавая вопросов, покорно и усердно, – внятно произнесла рабыня.

– Ты знаешь, что будет, если ты попытаешься накормить его? – поинтересовался Аброгастес.

– Нет, господин…

– Он оторвет тебе руку до плеча, – хладнокровно объяснил Аброгастес.

– Да, господин! – в ужасе повторила рабыня. Таких псов учили принимать еду только из рук хозяина и одного из надсмотрщиков, которого они хорошо знали. Псы нападали на всякого, кто пытался предложить им пищу – это было немаловажно, так как еда у чужих могла оказаться отравленной. Если же ни хозяин, ни надсмотрщик не кормили пса больше двух суток, он начинал охотиться сам, и тогда становился особенно опасен.

Аброгастес взял правой рукой с подноса три ломтя горячего, жирного мяса.

– Можешь идти, – сказал он рабыне.

– Да, господин, – рабыня поднялась на ноги и быстро сбежала с помоста.

В зале засмеялись.

Отбежав в сторону, рабыня обернулась к Аброгастесу. Она дрожала. Теперь она боялась Аброгастеса даже сильнее, чем когда свирепый зверь был совсем рядом. Женщина каждой частицей своего тела чувствовала, что она живое существо. Она дрожала, колокольчики издавали быстрый перезвон. Мужчины хохотали. Глядя на Аброгастеса, женщина почувствовала нарастающее возбуждение. Он был ее хозяином, она принадлежала ему. Она должна была повиноваться ему – незамедлительно, без вопросов, со всем усердием, всегда и во всем. Она застонала от желания, едва держалась на ногах. Колокольчики зазвенели сильнее, когда она попыталась сохранить равновесие. Женщина боялась упасть. Она никогда не думала, что ее хозяевами будут такие мужчины, как Аброгастес!

– Продолжай прислуживать! – приказал надсмотрщик, награждая ее хлестким и резким ударом пониже спины. Слезы брызнули из глаз рабыни. Она повернулась и поспешила к столу, чтобы вновь наполнить поднос мясом. Они должны позвать ее сегодня ночью, обязательно должны! Неужели они не знают, что она рабыня и вся охвачена желанием! Сжальтесь хоть кто-нибудь, в отчаянии думала она. Пожалейте бедную рабыню, будьте добры к ней!

Аброгастес протянул псу кусок мяса.

Огромная голова осторожно поднялась. Пес аккуратно взял мясо, положил его на помост, прижав лапой, и начал рвать белыми клыками.

Аброгастес почувствовал, как к его сапогу вновь прижалось теплая щека.

– Господин! – прошептал робкий голос. Цепи еле слышно звякнули по деревянному помосту.

Аброгастес взглянул влево.

– Приветствую тебя, крошка Гута, – ухмыльнулся он.

Слева от него лежала хрупкая, обнаженная черноволосая женщина с темными глазами и высокими скулами. Ее сдерживала тяжелая цепь, прикрепленная к кольцу в помосте. Цепь была слишком прочной – она могла бы легко выдержать даже рогатого сорита. И ошейник на шее Гуты был необычно массивным и тяжелым для женщины, с огромным замком. Фигура Гуты заметно улучшилась из-за режима, установленного надсмотрщиками со времени ее пленения на Тенгутаксихай.

– Я голодна, господин, – прошептала она.

– Что? – переспросил Аброгастес.

– Меня не кормили целый день…

– Значит, ты хочешь есть?

– Да, господин.

Она умоляюще смотрела на Аброгастеса. Его лицо исказилось от гнева, и Гута опустила глаза.

Некогда Гута была жрицей, священной девой, прислужницей обрядов тимбри.

Некоторые считали, что именно под ее влиянием Ортог поддался искушению встать на путь мятежа и раскола. Как исторический факт такое толкование кажется излишне упрощенным, если учесть энергию и тщеславие самого Ортога. С другой стороны, не вызывает сомнений то, что предсказания Гуты, ее пророчества и явленные «знаки» сыграли свою роль, распалили тщеславие Ортога и побудили его порвать с дризриаками.

Во время похода на Тенгутаксихай она попала в руки Аброгастеса.

Гуте не удалось подчинить Аброгастеса своему влиянию – такие мужчины редко поддаются на это.

Ее вина, двуличность и лживость стали явными.

На Тенгутаксихай она прокляла своих богов. Только объявив себя рабыней, она ухитрилась избежать смерти, и то, вероятно, временно.

Гута хорошо понимала, что ее жизнь висит на волоске, который держит в руках Аброгастес, считая ее виновной в отступничестве Ортога.

Она страстно желала угодить хозяину – не только для того, чтобы остаться в живых, но и из-за странных ощущений внутри – глубокой беспомощности, незнакомых порывов, настойчивых желаний, усердия и мольбы, возбуждения, которое и теперь мало-помалу нарастало в ней, медленно и неумолимо, как поднимается вода во время прилива.

– Ладно, я, может быть, брошу тебе кусок мяса на пол, – сказал Аброгастес, в руке которого еще оставалось два куска.

Его голос напугал женщину.

– Рабыня была бы благодарна за это, господин, – ответила она.

– Не трогай его руками.

– Да, господин.

– Встань на четвереньки, – приказал он, указывая на помост перед своей скамьей. – Вот сюда.

– Да, господин, – она приподнялась на четвереньки так, что цепь лязгнула по полу, и выступила перед скамьей.

– Ты готова?

– Да, господин.

Он быстро бросил мясо на доски помоста.

Рабыня попыталась наклонить голову, но тут же с воплем отшатнулась. Послышался громкий звон цепи, ворчание, скрежет когтей по дереву. Всего в дюймах от ее головы внезапно оказалась раскрытая чудовищная пасть свирепого пса Аброгастеса.

Оскалив зубы, пес стоял над куском, не сводя глаз с рабыни. Когда она уползла на свое место, слева от скамьи, пес подхватил мясо и унес.

Гута опустилась на колени слева от Аброгастеса, дрожа и задыхаясь.

Аброгастес рассмеялся, забавляясь смущением рабыни.

Те, кто был свидетелями его шутки, тоже взорвались грубым хохотом. К ним присоединялись остальные – те, кому только что объяснили, в чем дело.

Смех звучал все громче. Мужчины постепенно возвращались к еде.

Гута взглянула Аброгастесу в глаза и тут же испуганно опустила голову.

Она знала, что Аброгастес ненавидит ее, но иногда в его глазах она улавливала некое выражение, по-видимому, злившее самого Аброгастеса, которое наполняло Гуту странными чувствами, давало слабую надежду и ощущение возможной силы. Она замечала, что порой Аброгастес смотрит на нее с острым желанием. В таких случаях она пыталась выпрямиться или наоборот, изящно выгнуть тело у его ног, чтобы выглядеть более красивой и соблазнительной. Иногда Аброгастес бил ее или давал пинка.

«Помни о своем ошейнике, грязная сука», – говорил он, и она не осмеливаясь ответить, только опускала голову. Аброгастес уходил, оставив ее стоять на коленях или лежать – брошенную, забытую, полностью осознающую тяжесть своего ошейника. Гута хотела, чтобы он хоть изредка вспоминал о ней. Она знала, что влюблена. Но какой неслыханной дерзостью могло показаться это чувство у простой рабыни! Какой беспомощной делали ее чувства!

– Встань поближе, на колени, милашка Гута, – позвал Аброгастес и стукнул ладонью по краю скамьи.

Она подползла поближе, пока не оказалась совсем рядом со скамьей.

Он приподнял огромный замок ошейника, дужки которого входили в прочную петлю и одно из звеньев тяжелой цепи, спускающейся между грудями женщины перекинутой через бедро тяжелой петлей, ведущей к кольцу слева от помоста.

Аброгастес небрежно выпустил замок из пальцев и взглянул на женщину.

– Ты создана для цепи и ошейника, – произнес он.

– Да, господин.

– Скоро начнется весна, – задумчиво произнес он, – каменные ливни закончатся.

– Да, господин.

– Тогда львы вновь выйдут из логовищ.

Так он напомнил о кораблях, которые у варваров назывались «львами».

– Ты была жрицей, священной девой, – произнес он.

– Да, господин.

– А теперь стала простой рабыней.

– Да, господин.

– Но ты все еще, насколько я понимаю, девственница?

– Господин еще не счел нужным лишить меня девственности, – пробормотала она.

– Или отдать тебя конюхам, как он может поступить, – добавил Аброгастес.

– Нет, господин… – умоляюще прошептала она.

– Куда, по-твоему, пойдут львы на охоту этой весной?

– Я не знаю, господин, – испуганно сказала она. Аброгастес откусил мяса от оставшегося в руке куска и начал неторопливо жевать.

Женщина следила за ним, почти теряя сознание от голода.

– Так ты голодна? – спросил он.

– Да, господин! – быстро ответила она.

Он оторвал клочок мяса от большого куска и протянул рабыне, но как только она осторожно и благодарно взяла его, выдернул мясо из ее рта.

Он положил мясо себе в рот, тщательно разжевал и проглотил его.

На глазах рабыни выступили слезы.

– Тебе нравятся твои ошейник и цепь? – осведомился Аброгастес.

– Да, господин, – прошептала она.

– Тебе нравится клеймо?

– Да, господин.

На ее бедре стояло обычное клеймо, известное на всех рынках.

– Клеймо тебе идет, – заметил Аброгастес.

– Да, господин. – Гута склонила голову.

– Потому что теперь ты – жалкая рабыня.

– Да, господин.

– Гордая, высокомерная Гута, – усмехнулся он, – теперь стала всего-навсего рабыней! – Помолчав, он добавил: – Вероятно, этой весной львы навестят планету тимбри.

Она вздрогнула.

– Наверное, я пошлю тебя вперед, – продолжал он, – подвидом свободной женщины, чтобы оценить вражеские земли, разведать, где враги прячут свои богатства, отметить подходящие места для приземления…

– Прошу вас, не надо, господин…

– Ты – безмозглая дура, – резко бросил он. – Неужели ты думала, что я доверю такое дело рабыне?

Гута глядела на него и дрожала всем телом.

– Неужели думаешь, что я дам тебе возможность ускользнуть от меня?

– Я не знаю, господин, – прошептала она.

– Нет, ты думала так!

– Нет, нет!

Ярость в глазах Аброгастеса перепугала ее. Сознание собственного унижения жгло, как огонь.

– Разве ты не считала, что множество свободных женщин согласились бы на это за сундук монет или алмазный браслет, что их можно было бы купить так же легко, как рабынь, а потом низвести до положения этих тварей?

Она не осмелилась ответить.

– Разве ты сама когда-то не была такой?

– Да, господин, – наконец проговорила она. – Простите, господин.

Аброгастес с жадностью откусил еще мяса.

– Меня не кормили целый день, господин, – напомнила она, – наверное, по недосмотру стражников…

– Нет, – отрезал он, – таков был мой приказ.

– Господину не надо сердиться на свою рабыню…

– Ты недостойна того, чтобы сердиться на тебя.

– Да, господин.

– Знаешь, почему тебя привели на этот пир? – вдруг спросил он.

– Нет, господин.

– Это было с деланно намеренно, – ответил он. – Знаешь, почему тебя сегодня не кормили? Из-за того, чтобы понапрасну не тратить еду.

– Господин? – непонимающе переспросила она.

– Львы не пойдут охотиться в леса тимбри, – свирепо произнес он.

Она молчала.

– Добычу они найдут на других, богатых планетах.

– Где? – не удержалась она.

– Неужели свиньям позволено задавать вопросы хозяину? – нахмурился он.

– Нет, господин! Не надо ненавидеть свою рабыню! Господин…

– Да?

– Почему вы сказали, что на меня не стоило понапрасну тратить еду?

– Потому что вряд ли ты будешь живой завтра.

– Господин!

– Мне надо было убить тебя еще на Тенгутаксихай, – зло выговорил он.

– Нет, господин!

– Знаешь, почему я не сделал этого?

– Не знаю, господин.

– Ты неплохо разделась, и я проявил слабость. Знаешь, почему я не убил тебя на месте?

– Господину хотелось наказать меня, обратить в рабство.

– Верно, – кивнул он.

– Думаю, господину было любопытно увидеть, как я буду вести себя в роли презренной рабыни. Это не слабость, – твердо сказала она. – Не более, чем слабость льва, крадущегося к газели.

– И как же, по-твоему, ты вела себя в роли рабыни? – усмехнулся он.

– Господин не дал мне возможности показать это.

– Да, – с усмешкой согласился Аброгастес.

– Пусть господин попробует меня и узнает… Он осматривал ее, не говоря ни слова.

– Я умоляю, дайте мне возможность доказать господину…

– Ты умоляешь об этом как рабыня?

– Да, господин! – с жаром воскликнула она.

– Странно…

– Рабыня надеется, что она сумеет развлечь господина.

Темные, проницательные глаза Аброгастеса оглядели Гуту с ног до головы. Она отшатнулась, начиная понимать, что значит быть желанной, как может быть желанной только рабыня. Аброгастес сердито отвернулся.

– Ты ничтожна, – сказал он, – конечно, твое присутствие здесь имеет значение, но небольшое. Ты ничтожна по сравнению с тем, что предстоит нам сегодня. Ложись, – приказал он, и рабыня улеглась рядом со скамьей.

Не глядя на нее, Аброгастес доел мясо. Он поднял голову, подмечая, как пируют трети.

Бывшие гражданки Империи хорошо прислуживали им.

– Время уже подошло, господин? – осторожно осведомился писец, и Аброгастес кивнул.

– Надо ли принести копье? – спросил оруженосец.

– Да, – отрывисто сказал Аброгастес.

Глава 6

– Ваша еда, госпожа, – произнес молодой белобрысый офицер по имени Корелий, просовывая миску с недоваренной овсянкой под дверцу тесной клетки, дно которой находилось на три дюйма ниже пола секции.

Изнутри, свернувшись и закутавшись в свою жалкую одежду, на него смотрела женщина.

– Это вы? – прошептала она. – Должно быть, это вы!

Действительно, только он один из экипажа относился к ней с уважением! Наверняка это он!

– Что? – удивился он.

– Ведь это вы? – вновь прошептала она.

Он улыбнулся. Что означала его улыбка – подтверждение или удивление? Может, он считал ее помешанной?

Женщина издала восклицание злобы и отчаяния.

– Обычно надсмотрщиков благодарят за еду – так положено. Вы же знаете, что вас могут и забыть покормить…

– Вы не смеете требовать этого от меня! – воскликнула она.

– Могу, так же, как от других, – возразил он. Она вновь вскрикнула от смущения и беспокойства.

– Принесите мне чего-нибудь другого, – потребовала она. – Неужели вы думаете, что я возьму в рот эту размазню!

– Что бы вы хотели? – вежливо спросил он. Наверняка это был он!

– Жареного цыпленка, с тарином, в соусе сиба. Горячий риссит, свежую пому, жареные лепешки с яром, веллмерские пирожные, и вина… лучше всего каны, да, белой каны!

– Невероятно! – усмехнулся он.

– Вы наверняка сможете пронести еду сюда, – прошептала она.

– Риск слишком велик, – заговорщицким голосом отозвался он.

Она отпрянула. Все-таки это не он… Но, может быть, риск и в самом деле слишком велик?

Женщина тут же решила, когда все будет закончено, а это случится очень скоро, отомстить этому негодяю за то, что он не исполнил ее требование, за то, что видел ее унижение и беспомощность. Слишком уж жестоко он вел себя, не желая понять ее состояние. Как ей хотелось сообщить об этом наглеце Иааку!

– Не уходите! – попросила она.

Он повернулся.

– Да, госпожа?

– Скажите, это ведь вы?

– Что «я»? – удивленно переспросил он.

– Ничего, – смутилась она. – Нет! Не уходите!

Он вновь остановился.

– Вы вежливы со мной, – заметила она.

– Это просто привычка, – возразил офицер.

– Вы называете меня «госпожой».

– Это тоже привычка, – пожал он плечами.

– Знаете, ваша привычка здесь очень кстати.

– Несомненно, – согласился он.

– Меня заперли одну в этом отсеке, – пожаловалась она. – Где же другие? Разве это не возбудит подозрения?

При последних словах он с удивлением воззрился на нее.

Она ненавидела его всей душой – он был одет и свободен!

– Так почему? – настойчиво повторила она.

– Разве отметины на теле ничего вам не объясняют? – удивился он.

Она покраснела. Второй офицер, суровый и нетерпеливый мужлан, дважды стеганул ее плетью, когда она стояла на четвереньках в общей комнате.

– Вам поместили отдельно ото всех в наказание, – пояснил белобрысый. – Ваш пример, ваша дерзость может поразить остальных женщин, будущие хозяева останутся недовольны ими. Кроме того, вам следует знать – остальным женщинам вы не нравитесь.

– Не нравлюсь! – расхохоталась она. – Вот забавно!

Он пожал плечами.

– Принесите мне хорошей еды! – попросила она.

– Постарайтесь впредь вести себя лучше, – наставительно произнес он.

– Вести себя лучше? – изумилась она.

– Некоторые могут заподозрить, что вы вовсе не рабыня.

– Убирайтесь отсюда! – крикнула она.

– Прощайте, госпожа, – ответил офицер и направился к двери.

– Принесите мне хорошей еды! – еще раз крикнула она ему вслед.

Когда офицер скрылся в коридоре, она опустилась на колени перед решеткой и схватилась обеими руками за прутья.

Наверняка это был он, думала она.

Он был вежлив, называл ее «госпожой»… Или он просто издевался?

Этого женщина не знала.

Разумеется, агент Иаака не должен был обнаруживать себя перед ней – до определенного момента. Должно быть, это он. Кто же еще мог быть агентом?

Вести себя лучше! Остальным женщинам она не нравится! Тем хуже для них, рабынь, если они осмеливаются выражать недовольство ею, аристократкой, которая имеет право повелевать ими, бить их, продавать и покупать, как ей вздумается!

Вероятно, он и в самом деле не мог принести ей изысканную еду и вино – вдруг об этом узнал бы тот громадный варвар и что-нибудь заподозрил?

Она задумалась о варваре – этом страшном, молчаливом, грубом великане.

Она боялась его и тем не менее твердо помнила, что должна каким-то способом привлечь его внимание. Когда она получит кинжал, ей придется ухитриться остаться с варваром наедине.

Но как это ужасно – остаться одной с таким грубияном, не ведающим о цивилитас, необразованным, даже не гражданином Империи!

Она не желала вести себя как подобает рабыне.

Наверняка он быстрее заинтересуется ею, если она будет вести себя как свободная женщина, а не одна из этих жалких, беспомощных чувственных тварей! Но внезапно ее испугала мысль, что если она будет вести себя как свободная женщина, он заинтересуется ею, только чтобы лишить ее свободы, покорить, унизить так, как будто она ничем не отличается от других рабынь!

Должно быть, тот белобрысый офицер и в самом Деле агент Иаака, думала она, вцепившись в прутья клетки.

Если не он, то кто бы это мог быть?

Как она возненавидела с первого взгляда другого, строгого и нетерпеливого офицера, который наказал ее, нанеся два внезапных, хлестких и сильных удара, пока она стояла на четвереньках, как будто была всего лишь рабыней!

Перед отъездом из Лисля, в ту самую ночь, когда она побывала в императорском дворце, женщина безжалостно отхлестала свою рабыню – за то, что та осмелилась сообщить подробности о красоте своей госпожи осведомителям Иаака. Как плакала и просила о пощаде эта тварь, настоящая рабыня!

Неужели агент – тот суровый офицер, настоящее чудовище?

Именно он отделил ее от остальных женщин и посадил в эту клетку. Вздрогнув, женщина сжалась на холодном полу.

Это вполне мог быть он.

Должно быть, он пытался отвести от себя возможные подозрения, пытался скрыть взаимоотношения между ними, – этот хранитель кинжала, страж безопасности, помощник в быстром и легком возврате в Лисль, после того, как тайно приговоренный к смерти варвар погибнет от одной легкой царапины на коже.

Неужели он настолько искусный актер?

Видимо он посадил ее сюда, одну чтобы снизить вероятность ее разоблачения, отдать должное ее гордости, положению и неожиданному поступку, совершенному непреднамеренно, в момент простительной забывчивости в присутствии простых рабынь.

Это мог быть он.

Вероятно, он, разумно используя правила порядка, дал ей возможность уединиться, отделил ее от этих низких животных, ничтожных рабынь, в знак уважения к ее натуре и тонким чувствам.

В самом деле, это он!

Но ведь он не позволил ей одеться в клетке, впрочем, точно так же, как не позволил одеться другим рабыням в общей комнате.

Она решила, что молодой офицер флота, стоявший на причале, повинен в этом – он сделал замечание, и надсмотрщик решил строго следовать ему.

Но почему остальные не осадили его, как могли сделать? По знакам она поняла, что звание офицера было весьма невысоким.

Она возненавидела этого офицера флота.

С первого взгляда становилось ясно, что он знает, как обращаться с рабынями – в этом женщина была уверена.

Но ведь она не была рабыней!

Интересно, как должна она вести себя в присутствии строгого офицера, того, что ударил ее? Она усмехнулась.

Должно быть, ей придется вести себя, как настоящей рабыне.

Это будет забавно – он играет свою роль, она – свою, и никто не заподозрит, что два этих человека просто искусные актеры! А вдруг этот офицер – совсем не агент Иаака? Если так, тогда она не станет разыгрывать перед ним свою роль. Эта непростая роль, навязанная Иааком, беспокоила ее, она будила чувства, которые раздражали женщину. Чувства были совсем не такими, каких могла ожидать актриса.

Кроме того, она вспомнила о слухах об известных мастерах, умеющих распознавать ложь и лицемерие, и испугалась еще сильнее. Правда, об испытании на лживость она знала совсем немного.

Она села в дальнем углу клетки, подняв колени, и осмотрела дверцу из массивных прутьев. Клетка надежно держит меня, подумала женщина, как держала бы рабыню.

На Телнарии существовало два вида испытаний, одно из которых позволяло распознавать рабынь среди свободных женщин – обычно его применяли, когда беглянки-рабыни старательно пытались выдать себя за свободных женщин, но так же это испытание могло служить для выявления свободных женщин среди рабынь: они могли прятаться среди них при осаде города. Еще одно испытание показывало естественность или неестественность поведения рабыни. Конечно, рабство не было просто вопросом поведения, но уходило корнями глубоко в душу женщины, пронизывая каждую клетку ее тела. Отрицательные результаты испытаний означали простую видимость рабства, его симуляцию. В таких случаях рабыне быстро давали понять, что значит рабство и то, кто она такая. Сообразительным женщинам не требовалось много времени, дабы уяснить это. Иногда им просто предлагали выбор между абсолютным рабством или смертью, и женщины понимали, что третьего не дано, что у них не остается права действовать, лицемерить или даже просто о чем-то думать. В этот момент женщинам приходилось вслушиваться в самих себя, проникая внутрь своей души глубже, чем когда-либо в жизни. Эмоциональный катарсис заставлял их познать себя, и женщины в экстазе падали к ногам ненавистных прежде хозяев, радуясь этому открытию.

Дверь секции открылась, и женщина быстро подняла голову. Она прижала к себе колени, склонилась к ним грудью и крепко обняла их руками, стараясь скрыть свое тело.

Как ужасно, что ей не позволили одеться!

Скотник, коренастый, плечистый и добродушный мужчина с простоватым лицом просунул в дверь руку и выключил верхний свет.

– Эй ты! – крикнула женщина, когда он уже собрался уйти.

Дверь закрылась за мужской фигурой.

– Поди сюда! – снова позвала она.

Теперь в секции стояла темнота, ее освещали только два крохотных красноватых ночника на стене.

Этого хватило, чтобы проверить секцию и ее обитателей или содержащийся в ней груз.

Казалось, мужчина не слышал ее криков.

Она позвала еще раз:

– Подойдите! – Шаги в коридоре замерли. – Прошу вас, подойдите сюда!

Тускло освещенный красноватой лампочкой, мужчина появился на пороге. Постояв немного, он вновь собрался уходить.

– Господин! – позвала женщина. – Прошу вас, господин!

Он подошел к клетке.

– По ошибке мне принесли только миску холодной овсянки, – сказала она. – Я не могу ее есть. Принесите мне что-нибудь другое, прошу вас.

– На колени, – приказал он, – выпрямись на пятках, колени в стороны, руки на бедра ладонями вниз.

Она послушалась. Как ненавистны ей были приказы такого мужлана!

Неужели для ее роли и впрямь требуется послушание, как в ничтожной рабыне?

– Теперь сложи руки за головой, – потребовал он. И этот невежа осмеливался командовать ею! Женщина выполнила приказ, испытывая странное ощущение.

– Я не могу есть эту остывшую слизь, – произнесла она. – Ее принесли мне по ошибке. Принесите что-нибудь другое.

Как странно звучали эти слова при ее позе!

Мужчина попробовал дверцу клетки, но она была крепко заперта. Неужели он собирается войти? И если да, то зачем?

К счастью, у него не было ключа.

Разглядев на замке проволоку с восковой печатью, мужчина раздраженно сплюнул.

Насколько знала женщина, это была печать девственницы. Если она оказывалась сломанной, это означало, что в клетку кто-то входил без разрешения.

Мужчина пристально разглядывал ее, и женщина почувствовала испуг.

– Нет, – наконец произнес мужчина и отвернулся.

– Уже поздно, – напомнила женщина. Вправду, по времени на корабле стоял поздний вечер.

– В этой клетке жесткий железный пол, – объяснила она. – Я могу замерзнуть. Принесите мне матрас!

– А ты свернись, – подсказал мужчина. – Ложись на бок и свернись клубком.

Она выполнила приказ.

– Принесите мне матрас, – еще раз попросила она.

– Нет.

– Как вас зовут? – требовательным тоном произнесла она.

– Квалий.

– Чем вы занимаетесь на корабле?

– Я скотник.

– А что вы делаете здесь? – не отставала она.

– Присматриваю за свиньей.

Она задохнулась от ярости.

– Свернись получше, – приказал он.

Она раздраженно выполнила приказ, высоко подняв правое бедро и обнажив нежное лоно. При этом ее талия изогнулась, образуя глубокую впадину с округлыми склонами, колени прижались к упругой груди.

Ее тело было великолепным даже для рабыни.

– Принесите мне одеяло, – снова попросила она.

– Нет, – отрезал он.

– Я доложу о вас старшему офицеру, – пригрозила она, – или капитану!

Конечно, с тех пор, как ее ввели на корабль, она не видела ни старшего офицера, ни капитана. Скотник отвернулся.

– Хотя бы маленькую подстилку, господин! – настаивала она.

Он остановился у двери и оглянулся.

– Прошу вас, господин! – уже безнадежно крикнула она. – Господин!

Он постоял на месте.

– Принесите подстилку, господин!

– Нет, – решительно отказался он и вышел.

Женщина вновь села в клетке.