Текст книги "Аналитик"

Автор книги: Джон Катценбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Теперь я знаю достаточно, подумал он.

Громкоговорители объявили о приходе автобуса. Рики поднялся, забросил рюкзак на плечо. Поглубже запрятав в себя доктора Старкса, он сделал первый свой шаг в качестве Ричарда Лайвли.

Жизнь Рики начала принимать четкие очертания.

Уже через неделю он снял комнату в доме неподалеку от библиотеки и нашел сразу две работы – обе занимали неполный рабочий день. На первой Рики отсиживал пять вечерних часов за кассой в ночном магазине «Дэйри-март»; на второй – в течение пяти утренних раскладывал товары на полки бакалейного магазина «Зайди и купи».

Воспользовавшись номером социального страхования Ричарда Лайвли, он открыл счет в банке, поместив на него остаток наличных. После этого вылазки в мир бюрократии стали относительно простыми. Он заменил карточку социального страхования, заполнив анкету, под которой теперь стояла его настоящая подпись. Служащий отдела транспортных средств даже не взглянул на фотографию в правах из Иллинойса, когда Рики сдал их, чтобы получить новые, нью-гэмпширские – опять-таки с настоящей его фотографией и подписью, с указанием цвета его глаз, роста и веса. Он записался в клуб проката видеокассет и в Ассоциацию молодых христиан. Рики готов был записаться куда угодно, лишь бы получить очередную карточку на свое новое имя.

Самый важный шаг он сделал в середине октября, когда обнаружил в газете объявление о вакантном месте уборщика в Университете штата Нью-Гэмпшир – тоже с неполным рабочим днем. Рики ушел из ночного магазина и начал по четыре часа в день подметать полы и протирать столы в университетских лабораториях. Работу свою он выполнял с таким рвением, что произвел хорошее впечатление на начальство. Но существеннее было другое – Рики получил удостоверение сотрудника университета, а с ним и доступ к его компьютерной сети.

Он выбрал себе электронное имя: «Одиссей». Оно позволило обзавестись адресом электронной почты и получить доступ ко всему, что способен предложить Интернет. Рики открыл несколько электронных счетов, использовав адрес электронной почты вместо домашнего. Постепенно он все больше осваивался с компьютером и Интернетом.

Вскоре он понял, насколько легко было Румпельштильцхену получить список всех его родственников. У самого Рики ушло всего два часа на то, чтобы получить имена пятидесяти одного члена семейства, к которому принадлежал доктор Фредерик Старкс.

Когда на экране появилось его собственное имя – рядом с именем стояла пометка «скончался», – Рики замер от изумления, хотя удивляться было особенно нечему.

Теперь ему предстояло попытаться создать совершенно нового человека. Человека, которого никогда не существовало на свете, но который тем не менее обладал приемлемой кредитной историей и легко документируемым прошлым. Кое-что, к примеру получение фальшивого удостоверения личности, выписанного на выдуманное имя, оказалось делом совсем простым. Рики в очередной раз подивился существованию в Интернете компаний, предоставляющих фальшивые «увеселительные» удостоверения. Он начал с того, что заказал водительские права и документы об образовании. И получил диплом Университета штата Айова, выпуск 1970 года, и свидетельство о рождении, выданное мифической больницей. Затем он состряпал себе фальшивый номер социального страхования. Обзаведясь всем этим, Рики открыл еще один маленький счет – уже на второе имя. Чтобы придумать его, Рики потребовалось некоторое время, в итоге получилось следующее: Фредерик Лазарь.

Идея, которой руководствовался Рики, была проста: Ричард Лайвли будет живым человеком, ведущим спокойное, размеренное существование. А Фредерик Лазарь станет фикцией, состоящей из одних лишь фальшивых номеров. Этот человек может решиться на что угодно. Он способен даже на преступление.

Глава 9

Неделя шла за неделей, месяц за месяцем, наступила зима. Жизнь в качестве Ричарда Лайвли шла своим чередом, а Рики тем временем снабжал все новыми человеческими чертами свою вторую личность – личность Фредерика Лазаря.

Ричард Лайвли посещал, если у него выдавался свободный вечер, университетские бейсбольные матчи или сидел с ребенком своей квартирной хозяйки, проникавшейся к нему все большим доверием. Каждую неделю он с двух часов ночи до десяти утра бесплатно работал на телефоне спасения для потенциальных самоубийц, относясь к этой работе как хоть и малому, но все-таки искуплению своей давнишней вины перед Клэр Тайсон.

А вот Фредерик Лазарь был совсем другим. Фредерик Лазарь состоял в клубе здоровья, где он пробегал километр за километром на беговой дорожке, после чего еще и тяжести поднимал. Талия его сузилась. Плечи расширились. Он трудился в полном одиночестве и молчании. Свои светлые волосы он гладко зачесывал назад, что придавало ему несколько агрессивный вид.

Под конец января, субботним вечером, он не без приятности провел целый час, обсуждая достоинства разных видов оружия с продавцом охотничьего магазина. В подвале магазина имелся тир, в котором продавец охотно показал Рики, за всю свою жизнь не державшему в руках оружия, как надо прицеливаться, как стоять, держа пистолет двумя руками и видя перед собой только мишень, ничего больше. Рики расстрелял несколько десятков патронов, начав с маленького автоматического пистолета 22-го калибра, перейдя от него к «Магнуму-357», затем к излюбленному стражами порядка 9-миллиметровому, а там и к 45-му калибру, который основательно растряс ему грудь и плечо.

Остановился он на полуавтоматическом «Ругере-380» с обоймой на пятнадцать патронов – как раз такой он видел в кейсе Мерлина, когда они ехали поездом на Манхэттен.

Рики заполнил бланк разрешения, воспользовавшись поддельным номером социального страхования, который и сочинил для подобных ситуаций.

– Займет пару дней, – сказал продавец. – Хотя у нас эти вещи делаются гораздо проще, чем в Массачусетсе. Как будете платить?

– Наличными, – ответил Рики. – Все эти карточки только осложняют жизнь.

– Зато «Ругер-380» ее упрощает.

Рики кивнул:

– В том-то вся и штука, верно?

Спустя девять месяцев после своей смерти как-то весенней ночью Рики провел три часа за телефонным разговором с измученной, впавшей в глубокую депрессию молодой женщиной, которая в отчаянии позвонила по телефону доверия – на столе перед ней стоял флакон со снотворными таблетками. Рики говорил с ней о том, во что обратилась ее жизнь, и о том, во что та могла бы обратиться. Он вплетал надежду в каждую новую нить разговора, и, когда наконец забрезжила заря, женщина отодвинула снотворное в сторону и позвонила в клинику, чтобы записаться на прием к психиатру.

В то утро Рики решил, что пора приступать к давно задуманному расследованию.

Под вечер, когда закончилась его рабочая смена в университете, он, воспользовавшись электронным пропуском, проник в исследовательский кабинет факультета информатики. Это была квадратная комната, разбитая на отсеки, в каждом из которых стоял компьютер, подсоединенный к университетской сети. Рики включил один из них. На столе слева от него лежала папка, содержавшая те немногие сведения, которые он в прежней своей жизни собрал о женщине, когда-то оставленной им без внимания.

Знал он о ней следующее: двадцать лет назад эта женщина умерла в Нью-Йорке, а трое ее детей были переданы властям штата, чтобы те нашли для них приемных родителей. Генеалогическая программа, которая так быстро выдала Рики список его родственников, на запрос о Клэр Тайсон не сообщила ничего.

Тогда Рики вошел в электронный телефонный справочник северной части штата Флорида. В свидетельстве о смерти Клэр имелся адрес ближайших родственников, проживавших в городе Пенсакола. Однако, перепроверив его по справочнику, Рики обнаружил, что теперь по этому адресу живет совсем другой человек.

Тем не менее Рики решил начать с Пенсаколы.

Он заказал билет на самолет и договорился, что на несколько дней его подменит другой уборщик. Затем зашел в магазин подержанной одежды и купил дешевый летний костюм – черного цвета. Примерно такие же, подумал он, носят гробовщики. За день до отлета, уже поздним вечером, Рики заглянул на театральный факультет университета. Один из его ключей подошел к двери помещения, в котором хранились сценические костюмы и реквизит. Рики не потребовалось много времени, чтобы отыскать то, что ему было нужно.

На побережье Мексиканского залива стояла жара. Воздух, который Рики вдохнул, выйдя из кондиционированной прохлады аэровокзала на стоянку прокатных автомобилей, показался ему маслянистым, тягостно горячим – ни с чем подобным он не сталкивался ни в самые жаркие дни на Кейп-Коде, ни даже в Нью-Йорке, когда на этот город обрушивался августовский зной.

План его был прост: поселиться в дешевом мотеле, а затем отправиться по адресу, указанному в свидетельстве о смерти Клэр Тайсон. Придется обойти несколько домов, поспрашивать, не знает ли кто о нынешнем местопребывании ее родных.

«Мотель-6» Рики отыскал на широком бульваре, застроенном преимущественно дешевыми забегаловками и магазинчиками уцененных товаров. Где-то неподалеку лежал океан, запах его ощущался в воздухе, однако вид на Атлантику надежно заслоняли бесконечные крикливые вывески.

Зарегистрировавшись в мотеле под именем Фредерика Лазаря, Рики оставил там сумку и направился к круглосуточному магазинчику купить подробную карту Пенсаколы и окрестностей.

Типовые дома вокруг военно-морской базы были все на одно лицо: ряды построек из шлакобетона, между ними – крохотные вкрапления газонов. Впрочем, вкрапления эти были опрятно выкошены и подрезаны, а дома свежевыкрашены. Но чем дальше отъезжал Рики от океана, тем более потрепанный вид приобретали дома.

Он отыскал улицу, на которой жили родители Клэр Тайсон, и стоявший в середине квартала дом номер тринадцать. Подрулив к тротуару, он остановился прямо перед этим домом – маленьким, одноэтажным. Из двух его окон торчали коробки кондиционеров. Крыльцом служила бетонная плита. Черная, заржавевшая подставка для гриля стояла прислоненная к одной из боковых стен. По пути к двери дома Рики облаял здоровенный рыжий пес, прикованный цепью к железной изгороди.

Рики нажал кнопку на двери и услышал, как в доме задребезжал звонок. Тут же заплакал младенец, впрочем мгновенно утихший, когда изнутри дома донеслось:

– Иду, иду…

Дверь отворилась, и перед Рики предстала молодая чернокожая женщина с младенцем на руках. Второй двери, сетчатой, она не открыла.

– Что вам нужно? – сердито спросила она. – За телевизором, что ли, пришли? Или за стиральной машиной? Или за сосками? Чего на этот раз заберете?

– Я ничего забирать не намерен, – ответил Рики.

– Так вы не из электрической компании?

– Нет. У меня к вам пара вопросов, – ответил Рики. – И возможно, кое-какие деньги – если у вас найдутся ответы.

Женщина продолжала взирать на Рики с подозрением, однако теперь к нему примешивалось и любопытство.

– И что за вопросы?

– Вопросы о людях, которые жили здесь раньше. Довольно давно. О семье по фамилии Тайсон.

– Этого мужика выселили отсюда аккурат перед тем, как въехали мы.

Рики вынул из кармана бумажник и извлек из него двадцать долларов. Женщина отперла наконец сетчатую дверь.

– Вы коп? – спросила она. – Или что-то вроде детектива?

– Я не из полиции, – сказал Рики, – хотя, возможно, и что-то вроде детектива.

Протиснувшись сквозь махонькую прихожую, Рики прошел за женщиной в гостиную. Окна были открыты, и все равно жарища стояла такая, что узкая комната производила впечатление тюремной камеры. В гостиной имелись: кресло, диван, телевизор и красный с синим детский манеж, в который и был водворен ребенок. Стены были пусты – если не считать одинокой свадебной фотографии, на которой застыли в неловких позах все та же женщина и молодой негр во флотской форме. Рики, взглянув на фотографию, спросил:

– Это ваш муж? Где он теперь?

– В море, – ответила женщина. – Где-то в Аравийском заливе. Ему еще два месяца служить, потом вернется домой.

– Как вас зовут?

– Шарлин, – ответила женщина. – Ну, так что у вас за вопросы, на которых я могу заработать?

Рики уселся в единственное кресло, Шарлин опустилась на диван.

– Расскажите, что вам известно о семействе Тайсон, – сказал Рики. – Они жили здесь до вас?

– Точно, – сказала она. – Но я знаю только о старикане. Он жил один. А зачем вам понадобился этот старик?

– Не исключено, что он сможет получить по завещанию небольшую сумму, – соврал Рики. – Семья наняла меня отыскать его.

– Не думаю, что там, где он сейчас, ему нужны деньги.

– А где он?

– На Мидвэй, в госпитале ветеранов. Если еще дышит.

– А его жена?

– Умерла. Чуть больше двух лет назад.

– Вы его когда-нибудь видели?

Шарлин покачала головой:

– Я о нем знаю только по рассказам соседей.

– И что рассказывают соседи?

– Ну, я слышала, у них была дочь, но она давным-давно умерла. Они жили на пособие. Старуха заболела, что-то с сердцем. Медицинской страховки не было, только «Медикэр». На них вдруг посыпались счета, совсем как на меня. Старуха возьми да и помри – а это снова деньги. А в один прекрасный день он вдруг узнает, что его закладной на дом владеет вовсе не банк, как он всегда думал. Кто-то ее выкупил. Старик пропустил срок платежа, может, и не один. Тогда явились помощники шерифа с уведомлением о выселении. Выставили беднягу на улицу. А следующее, что я о нем слышала, так это что он лежит в интернате для престарелых.

Рики немного поразмыслил над ее рассказом, потом спросил:

– Значит, вы сюда въехали уже после его выселения?

– Точно. – Шарлин вздохнула и покачала головой. – Про старика мне рассказывали соседи напротив. Они теперь переехали. Может, из тех, кто его знал, здесь никого уж и не осталось. Вообще-то не похоже, что у него было слишком много друзей.

– Есть у вас имя или, может быть, адрес человека, который получает с вас арендную плату?

Шарлин немного удивилась, но кивнула утвердительно:

– Конечно. Я подписываю чек на имя адвоката из делового квартала, а тот переправляет его кому-то в банк. Это когда я получаю деньги. Домовладелец – малый ушлый. Как только появляются деньги, кто-то из его юристов звонит мне и напоминает, что пора заплатить. – Шарлин подняла с пола цветной карандаш и написала имя с адресом на обороте старого конверта. – Надеюсь, это вам как-то поможет.

Рики извлек из бумажника две двадцатки и вручил их Шарлин. Та благодарно закивала. Рики поколебался, потом вытащил третью двадцатку.

– Это для малыша, – сказал он.

– Вы очень милы, мистер.

Рики вышел на улицу. Зной все усиливался. Рики взглянул на свой стоящий у бордюра прокатный автомобиль и попытался представить себе старика, сидящего на тротуаре в окружении своих скромных пожитков. Ни одного друга. Рики знал, кто выселил бедолагу. Однако ему оставалось только гадать, сознавал ли старик, в отчаянии сидевший на жаре, что на улице он оказался благодаря ребенку его, старика, ребенка, от которого он много лет назад отвернулся.

Меньше чем в семи кварталах от дома, из которого когда-то бежала Клэр Тайсон, стояло просторное здание школы. Рики заехал на школьную парковку. Охранник объяснил ему, как пройти к кабинетам администрации.

За дверью, на которой так и значилось: «АДМИНИСТРАЦИЯ», сидела секретарша, которая, выслушав объяснения Рики, повела его к кабинету директора. Рики подождал снаружи, пока секретарша не пригласила его войти. В кабинете Рики увидел сидевшую за компьютером средних лет женщину. Та бросила на него поверх очков взгляд, отдававший чем-то едва ли не антикварным, – взгляд сельской учительницы прежних времен. Женщина указала на кресло, а сама обошла заваленный бумагами письменный стол и уселась за него.

– Я могу быть вам чем-то полезна? – с живой интонацией осведомилась директриса.

Рики кивнул.

– Мне нужна информация, – сказал он. – Сведения о девушке, которая училась здесь в шестидесятых. Ее звали Клэр Тайсон…

– Школьные архивы конфиденциальны, – перебила его директриса. – Но девушку эту я помню.

– Вы тогда уже работали здесь?

– Я здесь всю жизнь проработала, – ответила женщина. – Если хотите, я могу показать вам школьный ежегодник шестьдесят седьмого года. Другой помощи вам, боюсь, от меня не добиться.

– И на том спасибо, – сказал Рики и, вынув из кармана поддельное письмо из несуществующего ракового центра, протянул его директрисе. – Я ищу кого-нибудь, кто мог знать родственников этой больной.

Женщина быстро прочитала письмо. Выражение ее лица смягчилось.

– О, – извиняющимся тоном сказала она. – Мне очень жаль. Я вас не поняла.

– Да ничего, – сказал Рики. – Когда у вашей племянницы рак и ей нужен донор костного мозга, никакая попытка лишней не будет.

– Конечно, – согласилась женщина. – Но я не думаю, что в этих местах остались хоть какие-то родичи Клэр.

– Меня удивило, что вы ее помните, – сказал Рики.

– Она умела произвести впечатление. А я в то время руководила ее классом. – Женщина встала, отошла к книжному шкафу у дальней стены кабинета, возвратилась со школьным ежегодником 1967 года и передала его Рики.

Рики пролистывал одну страницу за другой, пока не добрался до Клэр Тайсон. Ему трудно было совместить женщину, с которой он познакомился десять лет спустя, со свежим, чисто умытым лицом этой почти уже взрослой девушки. Он прочитал текст рядом с ее фотографией. Перечень школьных клубов, в которых она состояла, – французский, научный, театральное общество. Перечислялись также ее награды за учебу, и среди них – представление к Национальной стипендии. Приводилась также цитата, свидетельствовавшая о хорошем чувстве юмора, но Рики показавшаяся отчасти зловещей: «Поступайте с людьми так, как они еще не успели поступить с вами». И прогноз: «Хочет жить на больших скоростях. И через десять лет будет либо на Бродвее, либо под ним».

Директриса заглянула Рики через плечо.

– У нее не было ни единого шанса, – сказала она.

– Простите?

– Единственная дочь э-э… довольно неприятной супружеской четы. Живущей на грани нищеты. Отец был тираном.

– Вы хотите сказать…

– По Клэр было видно, что с ней жестоко обходятся. Мы часто разговаривали, когда у нее случались приступы неуправляемой депрессии. Слезы. Истерики. А после спокойствие, холодность, отстраненность, как будто она, хоть и сидела в одной со мной комнате, находилась где-то далеко. Будь у меня хоть малейшие доказательства, я бы обратилась в полицию.

– Разумеется.

– Я знала, что она сбежит при первой же возможности. Ее молодой человек…

– Возлюбленный?

– Да. Я совершенно уверена, что Клэр, заканчивая школу, была беременна, и уже не на первом месяце.

– Как его звали? Вдруг ребенок все еще… Это было бы очень важно, вы же понимаете.

– Ребенок у нее был. Но что с ним случилось, я не знаю. Они не пустили здесь корней, это могу сказать наверняка. Молодой человек собирался служить на флоте, хотя, попал ли он туда, сказать не могу. Клэр поступила в местный колледж. Не думаю, что они поженились.

– А молодой человек?

– Дэниэл Коллинз. Приятной внешности. Ловелас. Футбол, бейсбол, но настоящей звездой так ни в чем и не стал. Довольно умный, однако в учебе себя никак не проявлял. Из тех юнцов, которые всегда знают, где сегодня вечеринка.

– Вы его не особенно любили?

– А что там было любить? Он был хищником. Умел целиком подчинять себе девушек.

– У вас нет адреса его здешних родных?

Директриса встала, подошла к компьютеру и набрала имя. Потом взяла карандаш, написала на отрывном листке несколько цифр и отдала листок Рики.

– Так вы думаете, что он ее бросил? – спросил Рики.

– Наверняка. Попользовался и бросил. Вот это он умел делать превосходно: использовать людей, а потом отбрасывать их за ненадобностью. Год это заняло или десять, я не знаю. При моей работе приобретаешь способность довольно точно предсказывать, что в будущем случится с детьми.

Прежде чем направиться в госпиталь ветеранов, Рики заехал в мотель и переоделся в черный костюм. Он также прихватил с собой нечто, позаимствованное в гардеробной театрального факультета, и пристроил эту штуку себе на шею.

Госпиталь представлял собой двухэтажное кирпичное здание, выкрашенное в белую краску. Казалось, будто оно плюхнулось откуда-то сверху на свободное место, оставленное шестью обступившими его церквами: пятидесятников, баптистов, католиков, унитариев, конгрегационалистов и методистов, – на лужайке перед каждой красовалась доска с вырезанным обнадеживающим изречением. Перед самим же госпиталем торчали бок о бок два флагштока – один со звездно-полосатым флагом, другой с флагом штата Флорида. Оба вяло обвисали в жарком воздухе поздней весны. У входа в госпиталь стояли пустые зеленые автобусы, несколько стариков в креслах-каталках жарились под полуденным солнцем. Рики вошел внутрь, отыскал взглядом регистраторшу и направился к ней.

– С добрым утром, святой отец, – весело сказала она. – Чем могу вам помочь?

– С добрым утром, – ответил Рики, поправляя заимствованный в университетской костюмерной священнический воротничок, и с улыбкой добавил: – Жарковатый нынче денек для тех, кто носит одеяние слуг Божьих.

Регистраторша рассмеялась.

– Я пришел навестить вашего пациента. Его фамилия Тайсон.

– Он ваш родственник, святой отец?

– Нет, но его дочь просила меня повидаться с ним.

Ответ оказался, по-видимому, вполне удовлетворительным. Девушка просмотрела в компьютере. Когда на экране появилось нужное имя, она сказала:

– Боюсь, мистер Тайсон в отделении для безнадежных.

– Что ж, быть может, я принесу ему некоторое утешение в его последние дни.

Регистраторша кивнула и указала на план госпиталя.

– Вам вон туда, – сказала она.

Черный костюм Рики и воротничок священника сработали безупречно. Никто не спрашивал у него удостоверений, никому, похоже, и в голову не приходило, что ему здесь не место. Когда он вошел в отделение для безнадежных, дежурная сестра, взглянув на него, сказала:

– А, святой отец, мне уже звонили, сообщили, что вы идете. Мистер Тайсон в трехсотой палате.

– Благодарю вас. Вы не могли бы сказать мне, чем он болен?

Сестра вручила Рики медицинскую карту. Рак легких.

Кэлвин Тайсон был истощен. На шее у него висела кислородная маска, которую он время от времени подносил к лицу. Костлявые голые ноги торчали из койки, точно сучья, отломанные бурей от дерева. Мужчина, лежавший на соседней койке, мало чем от него отличался, оба сипели, словно исполняя предсмертный дуэт. Когда Рики вошел в палату, Тайсон обернулся к нему, чуть приподняв голову.

– Оставьте меня в покое, – сказал он. – Не нужна мне ваша религия.

– Да я и не собираюсь к вам с ней приставать, – ответил Рики.

Он помолчал, обернулся, проверяя, плотно ли прикрыта дверь палаты. Потом подошел к изножью кровати, на которой лежал сосед Тайсона, оглядел его и указал на висящие рядом с койкой наушники:

– Вы не могли бы надеть их, чтобы я переговорил с вашим соседом приватным образом?

Больной пожал плечами и нацепил наушники.

– Хорошо, – сказал Рики, подошел к Тайсону поближе и склонился над ним: – Знаете, кто меня прислал?

– Понятия не имею, – прокаркал Тайсон. – На свете не осталось ни одного человека, которому было бы до меня дело.

– Вот тут вы ошибаетесь, – сказал Рики. – Ваша дочь…

– Моя дочь умерла. Никчемная дрянь. Всегда такая была.

– Вам не кажется, что, возможно, в этом есть и ваша вина?

Кэлвин Тайсон покачал головой:

– Вы ничего не знаете. Никто ничего не знает. Это уже история. Древняя история.

Рики вгляделся в глаза умирающего. В них проступило ожесточение.

– Ваша дочь, Клэр, оставила троих детей…

– Шлюха она была, сбежала с тем мальчишкой. А потом в Нью-Йорк подалась. Вот это ее и убило. А я тут ни при чем.

– Когда она умерла, – продолжал Рики, – власти связались с вами. Вы были ее ближайшим живым родственником. Кто-то позвонил вам из Нью-Йорка – узнать, не возьмете ли вы детей к себе.

– А на что мне сдались эти ублюдки?

Рики не отрывал от Кэлвина Тайсона взгляда.

– Вы подписали документы, позволяющие отдать их на усыновление, верно?

– Да. А вам-то какое до этого дело?

– Мне нужно найти их.

– Зачем?

Рики огляделся вокруг, обвел рукой больничную палату:

– Вам известно, кто лишил вас дома и выбросил на улицу, чтобы вы умирали здесь в одиночестве?

Тайсон покачал головой:

– Кто-то перекупил у ипотечной компании мою закладную. Я и поделать ничего не успел. Вдруг – бах! И я на улице.

Глаза старика внезапно наполнились слезами.

Трогательно, подумал Рики, но тут же подавил в себе зарождающуюся жалость. Кэлвин Тайсон получил гораздо меньше, чем заслуживал.

– Я оказался на улице. Заболел. Меня избили. Теперь вот помираю.

– Вас до этого довел ребенок вашей дочери.

Глаза Кэлвина Тайсона расширились.

– Он выкупил закладную. Он выселил вас из дома за то, что вы отвернулись от него и его матери. Скорее всего, он же и устроил ваше избиение.

Старик всхлипнул:

– Все плохое, что со мной случилось…

Рики докончил за него:

– Исходит от одного человека. Его я и пытаюсь найти. И потому спрашиваю вас снова: вы подписали документы, позволяющие отдать детей на усыновление, так?

Тайсон кивнул.

– И кроме того, получили какие-то деньги?

Старик снова кивнул:

– Пару тысяч.

– Как звали людей, которые их усыновили?

– У меня есть документ.

– Где он?

– В ящике, в шкафу, – Тайсон указал на ободранный металлический шкафчик.

Рики открыл дверцу шкафчика, внутри висела на крючках изношенная одежда. На полу стоял дешевый переносной сейф со сломанным замком. Рики открыл сейф и, покопавшись в старых документах, отыскал несколько свернутых в трубочку листков, скрепленных круглой резинкой. Увидев печать штата Нью-Йорк, он сунул документы в карман.

– Вам они не нужны, – сказал он старику.

– И что вы будете делать? – спросил Тайсон.

– Отыщу этих детей.

– Зачем они вам?

– Затем, что один из них убил и меня тоже, – ответил, направляясь к двери, Рики.

Уже под вечер Рики постучался в дверь опрятного домика на две спальни, стоявшего на тихой, усаженной пальмами улочке. Он так и не снял священнического облачения, которое придавало ему больше уверенности в себе. Внутри дома раздались шаркающие шаги, потом дверь чуть приотворилась, и в образовавшуюся щель выглянула пожилая женщина.

– Да? – спросила она.

– Здравствуйте, – жизнерадостно произнес Рики. – Думаю, вы могли бы мне помочь. Я пытаюсь выяснить местонахождение Дэниэла Коллинза.

Женщина ахнула и прикрыла ладонью рот.

– Для нас он погиб, – сказала женщина.

– Простите, – удивился Рики, – я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Святой отец, зачем вы разыскиваете моего сына?

Рики вытащил из кармана поддельное письмо из ракового центра, понимая, что женщина не станет читать его настолько внимательно, чтобы у нее возникли какие-то вопросы.

– Понимаете, миссис… Коллинз, правильно? Одни мои прихожане пытаются найти кого-то, кто мог бы стать донором для пересадки костного мозга их младшей дочери, которая состоит с вами в отдаленном родстве. Я мог бы попросить сделать анализ крови и вас, однако подозреваю, что в вашем возрасте сдавать костный мозг уже поздно. Вам ведь больше шестидесяти, правильно? – О костном мозге Рики ничего толком не знал и потому не имел понятия, в каком возрасте он утрачивает свои ценные качества. – Не могли бы мы с вами присесть?

Женщина неохотно кивнула и открыла перед ним дверь. Рики вошел в дом, показавшийся ему таким же хрупким, как и жившая здесь старуха. Дом заполняли всякого рода фарфоровые фигурки и безделушки. Диван, на который присел Рики, скрипнул.

– Ваш сын – с ним как-то можно связаться? Понимаете, возможно, он подходит…

– Он умер, – холодно сообщила женщина. – Умер для всех. А теперь умер и для меня. Мертв и бесполезен, ничего я от него не получала, кроме страдания, святой отец. Извините.

– Но как же он…

– Пока еще нет. Но достаточно скоро.

Женщина нагнулась и взяла с полки под журнальным столиком альбом для вырезок. Открыв альбом, она пролистала несколько страниц и протянула его Рики.

На открытой странице была наклеена статья из «Трибьюн», издаваемой в Тампе. Заголовок гласил: «В связи с убийством в баре арестован мужчина». На соседней странице – еще один заголовок: «Штат требует смертного приговора по делу о кровавой стычке в баре». Рики просмотрел газетные вырезки. Дэниэл Коллинз был в бессознательном состоянии схвачен на месте преступления, рядом с его рукой валялся окровавленный нож, жертва лежала в нескольких шагах от него. Убитый был выпотрошен с особой жестокостью.

Когда Рики поднял взгляд от альбома, женщина покачивала головой:

– Мой прелестный мальчик. Сначала его отняла та сучка, а теперь он ожидает конца в камере смертников.

– Дата уже названа? – спросил Рики.

– Нет. Его адвокат говорит, что направит апелляцию. Я в этом плохо разбираюсь. Я знаю только одно – мальчик твердит, что не делал этого.

– Он заявил, что невиновен?

– Ну да. Уверяет, что вообще никакой драки не помнит. Говорит, что, когда полицейские стали тыкать в него дубинками, он очнулся весь в крови, а рядом нож. Но я думаю, провалы в памяти не помогут ему оправдаться.

Она поднялась, и Рики с нею.

– У меня от разговоров об этом сердце стынет, святой отец. И нет мне никакого утешения.

– Я полагаю, дочь моя, вам следует открыть сердце всему доброму, что вы помните.

– Все доброе кончилось на той девчонке, святой отец. Когда она забеременела в первый раз, вот тогда моему мальчику и следовало бежать от нее без оглядки.

Голос женщины не оставлял никакой надежды на компромисс. Голос был холоден, монотонен. Она пребывала в полной уверенности, что ее дорогой мальчик не несет решительно никакой ответственности за выпавшие на его долю беды.

– Вы не знаете, что стало с тремя детьми? Вашими внуками? – спросил Рики.

Женщина покачала головой:

– Я слышала, их кому-то отдали. Данни подписал документы, когда сидел в техасской тюрьме.

– И вы даже имен их не знаете?

Женщина снова покачала головой. Жестокость, крывшаяся в этих покачиваниях, произвела на Рики впечатление удара кулаком – он понял, откуда взялось себялюбие юного Дэниэла Коллинза.

Выйдя под последние солнечные лучи, Рики, ослепленный ими, немного постоял на тротуаре, прикидывая, не длинная ли рука Румпельштильцхена пристроила Дэниэла Коллинза в очередь смертников. Об этом Рики оставалось только гадать.

Вернувшись в Нью-Гэмпшир, Рики вновь окунулся в простую, рутинную жизнь, которую вел в Дареме. Он словно бы растворился в необходимости неуклонно подниматься каждое утро, идти на работу и там орудовать шваброй, чистить туалеты и натирать мастикой полы в холлах. Он обнаружил, что совсем не скучает по прежней своей жизни, жизни психоаналитика. Странное дело, но Ричард Лайвли был гораздо ближе к человеку, которым Рики становился летом на Кейп-Коде, чем к доктору Фредерику Старксу, лечившему богатых невротиков.