Текст книги "Завоевание империи инков. Проклятие исчезнувшей цивилизации"

Автор книги: Джон Хемминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Хотя индейцы и продолжали вести боевые действия, им не хватало сплоченности, которая могла бы возникнуть вокруг лидера королевской крови, и их борьба разбивалась на отдельные очаги сопротивления. Вождь Риобамбы встал во главе своих соплеменников, пытавшихся оборонять переправу через реку у Лирибамбы. Сопе-Сопауа отступил со своей армией к укреплению на холме неподалеку от Сикчоса. Руминьяви все еще сохранял командование над остатками регулярной армии инков в районе Кито, но был в поисках подходящего укрепления, чтобы продолжить оборону. В конечном счете он укрепился на практически недоступной горе рядом с Пильяро. А тем временем армия Кискиса, которая была изгнана в июне из района Бомбон-Уануко отрядом де Сото, двигалась на север через Кахамарку и далее к Кито.

Достигнув гор, Педро де Альварадо стал перемещаться на север по королевской дороге, уныло следуя отпечаткам копыт, которые оставили лошади испанцев, уже достигших Кито. Он узнал, что Сопе-Сопауа укрепился в Сикчосе на его левом фланге, и приготовился выступить против него с отрядом, в котором было много арбалетчиков и аркебузьеров. Теперь, когда его отряд потерял много лошадей, эти два вида оружия представляли основную силу. Выступление в поход было отложено после того, как его люди захватили 8 разведчиков, высланных вперед Альмагро. Теперь две испанские экспедиции противостояли друг другу. У Альварадо было больше людей, и, пережив суровые трудности во время похода в глубь страны, они отчаянно хотели заняться грабежами, чтобы вознаградить себя. С другой стороны, Альмагро представлял христиан, которые уже овладели Кито. Он укрепил свою позицию, официально основав испанский город под названием Сантьяго-де-Кито, находясь при этом в Риобамбе. Ситуация была скверная. Обе соперничающие стороны выставили вооруженную охрану у своих лагерей и приготовились к бою, в котором силы были бы в гораздо большей степени равны, нежели бой любого из отрядов испанцев с местным населением. Если бы он произошел, то уцелевшие испанцы оказались бы настолько ослаблены потерями, что, возможно, пали бы под натиском индейцев. Но кровопролития удалось избежать благодаря серии трудных переговоров. Альмагро согласился купить у Альварадо его корабли и снаряжение за 100 тысяч песо золота. Альварадо должен был возвратиться в Гватемалу, но его людям было разрешено остаться в Перу под командованием Писарро. Соглашение об этом было подписано 26 августа, и два дня спустя Альмагро и Альварадо выехали назад в Кито и основали испанский город Сан-Франсиско-де-Кито. Затем двое командующих отправились назад в Перу, где Альварадо должен был получить свои деньги, а Беналькасара оставили в новом городе с четырьмя или пятью сотнями человек из обеих армий.

А Кискис к этому времени уже входил на территорию Южного Эквадора. Он и его армия совершили небывалое отступление, покрыв расстояние более тысячи миль после того, как покинули кунти-суйю. Армия по-прежнему насчитывала от 12 тысяч до 20 тысяч воинов и огромное количество индейцев, просто примкнувших к армии, рекрутов-носильщиков и вьючных животных. По дороге армия угоняла стада лам, морских свинок и забирала продовольствие из деревень, находившихся на ее пути, сжигала и уничтожала все на той местности, через которую проходила. Это делалось отчасти для того, чтобы затруднить преследование со стороны Манко и Сото и чтобы уменьшить в глазах испанцев ценность покинутых земель. Это также был прощальный удар, нанесенный в ходе гражданской войны, жестокое наказание за сотрудничество со сторонниками Уаскара.

Первое донесение о приближении армии Кискиса пришло от индейцев-каньяри, чей вождь предупредил Альмагро и Альварадо, когда они проходили через Томебамбу на юг. Альмагро не поверил этой новости и продолжил поход. И только волею случая отряд Альварадо застиг врасплох авангард Кискиса под командованием Сотаурко, который занимал перевал в провинции Чапарра, расположенный на пути его следования. Самого Сотаурко испанцы взяли в плен и вынудили выдать место расположения остальной части китонской армии. Испанцы понимали, что, чувствуя себя в течение многих недель похода в полной безопасности, Кискис не ожидал встретить вдруг испанцев. Поэтому они стали действовать быстро. Альмагро и Альварадо предприняли ночной марш-бросок вместе со всей кавалерией, способной его выдержать. На какое-то время ночью им пришлось сделать остановку, «потому что, когда они спускались вниз по ущелью, их кони потеряли подковы, цепляясь за скалы, и им пришлось остановиться, чтобы подковать их при свете костров. Но они продолжили свой марш и двигались с большой скоростью и не останавливались до конца следующего дня, когда перед их глазами предстал лагерь Кискиса».

Кискис не стал колебаться, когда внезапно появились ужасные испанцы. Он немедленно разделил свои силы и отправил воинов во главе с братом Атауальпы по имени Уайпалькон подниматься вверх по склону горы. А сам он повел женщин и обоз в противоположном направлении. Испанцы стали преследовать воинов, быстро окружая холм, который те заняли. Но люди Уайпалькона укрепились на своей позиции и наносили испанцам потери, бросая сверху вниз валуны и другие метательные снаряды, так что испанцы были в безвыходном положении до самой ночи. К этому времени Кискис уже скрылся, а люди Уайпалькона оставили свои позиции несколько позже и успешно присоединились к нему.

Испанцы «продолжили свой поход и встретились с арьергардом Кискиса. Индейцы укрепились у реки и не давали испанцам переправиться через нее в течение целого дня. Вместо этого они сами переправились через реку в обход позиции испанцев и заняли крутой откос. Испанцы понесли тяжелые потери, когда попытались выбить их оттуда. Теперь они и хотели бы отступить, но труднопроходимая местность не давала им сделать это. В результате многие были ранены, в частности Алонсо де Альварадо [из Бургоса], который получил колотое ранение бедра, и еще один рыцарь из Сан-Хуана». Три лошади были убиты и 20 ранены. На следующий день индейцы укрепились на другом холме с крутыми склонами, и Альмагро не стал завязывать бой. «Позже стало известно, что 3 тысячи индейцев, которые были на левом фланге армии Кискиса, отрезали от основных сил 14 испанцев и обезглавили их».

Таким образом, армия Кискиса хорошо проявила себя, несмотря на то что ее, находившуюся на марше, застали врасплох. Она нанесла испанцам значительный урон, избежала кровопролития кавалерийской атаки и осталась невредимой, чтобы продолжить свое движение к Кито. Индейцы были вынуждены сжечь большое количество обмундирования и других припасов, которые они везли с собой, и позволили испанцам захватить огромное стадо из более чем 15 тысяч лам, а также свыше 4 тысяч взятых на военную службу носильщиков мужского и женского пола.

Кискис не знал, что провинция уже оккупирована чужеземцами. Это был ужасный удар по моральному духу его уставших солдат, когда они обнаружили, что испанцы уже давно хлынули на их родину и что у них нет возможности отдохнуть от безнадежно неравной борьбы. Они потерпели поражение в своей первой стычке с людьми Беналькасара. Их воля к борьбе уже полностью ослабла даже среди командиров инков. Они не были на родине вот уже два года, и они не могли думать ни о чем, кроме как разойтись по домам. «Военачальники сказали Кискису, чтобы он попросил у испанцев мира, так как они непобедимы». Кискис отказался, упрекнул их в трусости и приказал им следовать за собой в отдаленные районы, откуда они могли бы продолжать упорную и безнадежную оборону своей страны. Военачальники взбунтовались, сказав, что они лучше умрут в бою, чем от голода в необитаемой местности. «За это Кискис осыпал их бранью и поклялся наказать бунтовщиков. Тогда Уайпалькон ударил его в грудь пикой. Тут же подбежали с дубинками и боевыми топорами и другие и убили его. Так закончил свою жизнь, полную сражений, Кискис, столь прославленный главнокомандующий среди орехонов». Это был трагический конец для одного из лучших полководцев империи инков, человека, который страстно ненавидел конкисту, несущую в себе угрозу и унижения. Для дела национального освобождения было не менее трагичным то, что лучшие воины, набравшиеся опыта в борьбе с испанцами, подняли мятеж. Без поддержки и солдат позиция Кискиса была бы непригодна для обороны. Вероятно, они были правы в том, что прекратили вести бесполезные атаки с примитивным оружием в руках против закованных в латы всадников. И все же нельзя не симпатизировать упрямому полководцу, который отказался сложить оружие. Единственным утешением в его смерти может быть, по словам Педро Писарро, то, что «испанцы никогда не держали его в своих руках».

Кискису так и не удалось объединиться с силами Руминьяви или Сопе-Сопауа, и вскоре эти военачальники стали испытывать подобные же трудности. Испанцы преследовали Руминьяви до его укреплений под Пильяро. Произошло долгое, тяжелое сражение. Но защитники истощили свои запасы метательных снарядов и боеприпасов, и большинство из них под покровом ночи скрылись в направлении Кихоса. Оставшиеся, «не имея стрел, копий или боевых топоров», сдались в плен. Изгнанный со своих позиций, Руминьяви «попытался собрать силы, чтобы продолжить войну, но все уже были слишком измучены и хотели жить в мире. Наконец кто-то сказал Себастьяну де Беналькасару, где его можно найти. [Беналькасар] послал нескольких всадников, которые обнаружили его с 30 мужчинами и множеством женщин, находившихся в обозе с его имуществом. [Испанцы] внезапно напали на них, и все, кто мог, разбежались. Сам Руминьяви спрятался в жалкой, заброшенной хижине». Он попытался преодолеть заснеженную гору между Пансалео и Умбичо, надеясь присоединиться к Сопе-Сопауа, который расположился на одной из гор у Сикчоса. Его узнал разведчик и уведомил об этом Алонсо де Валье, а тот послал в погоню группу испанцев. Мигель де ла Чика ехал впереди, как он сам описывал, по дороге, которая вела к озеру. «Когда я подъехал к озеру, Руминьяви стоял у небольшого холма, опершись о дерево. Я узнал его по знакам отличия, которые были на нем. Я приблизился к нему и после продолжительной борьбы взял его в плен».

Теперь остался только Сопе-Сопауа, укрепившийся в скалах, вероятно, к северу от Мульямбато, с хорошей армией, состоявшей из местных воинов, и вождем индейцев-чильо Кингалумбой. Испанцы вели атаки этого рубежа два дня. Наконец они сумели его преодолеть с помощью штурмовых лестниц «ночью, ориентируясь по звездам, так как… ничего не могли поделать днем из-за множества индейцев, находившихся в скалах». С захватом этой высоты сопротивление армии инков в провинции Кито закончилось.

Хотя они сдались добровольно, китонские военачальники жестоко пострадали от рук испанцев. По воспоминаниям Маркоса де Ниса, священника в армии Альварадо, Беналькасар «призвал к себе Луйеса, тогдашнего повелителя Кито, поджигал ему ступни ног и учинял ему другие пытки, чтобы заставить его выдать местонахождение зарытых сокровищ Атауальпы, о которых тот ничего не знал. Он сжег вождя Чамбо, другого важного правителя, который был невиновен. Он также сжег Сопе-Сопауа, который был владыкой провинции Кито… потому что тот не дал столько золота, сколько требовал Беналькасар, и ничего не знал о зарытых сокровищах». По словам Эрреры, плененные вожди стоически перенесли все пытки. «Они сохраняли большую силу духа и оставили его ни с чем, с одной только его жадностью. По его приказу они были бесчеловечно убиты, потому что он не мог избавиться от сложившегося у него с самого начала впечатления», что сокровища есть и их нужно найти. После не давших никакого результата пыток Руминьяви вывели на казнь на городскую площадь Кито. Он был последним из крупных военачальников Атауальпы, который возглавлял самое решительное сопротивление испанским захватчикам.

В начале декабря Беналькасар вернулся в Кито и поделил город между своими соратниками. В феврале 1535 года он послал Диего де Тапия на реку Ангасмайо, чтобы усмирить индейцев из племени кильясинга. В июне он сам отправился на побережье, чтобы основать там город Гуаякиль и занять, почти без кровопролития, провинцию Уанкавилька. Несколько позже он последовал за своими лейтенантами Педро де Аньяско и Хуаном де Ампудия к Пасто и Попаяну и еще дальше на север, за пределы империи инков. Им пришлось вести тяжелые бои с племенами Южной Колумбии. Но здесь испанцы превзошли инков и продвинулись за пределы самой дальней границы земель, завоеванных Уайна-Капаком.

Глава 9
ПРОВОКАЦИЯ

Инка Манко вернулся из Хаухи в Куско со своим тридцатичетырехлетним спутником Эрнандо де Сото в конце июля 1534 года. Его отношения с испанцами были отличными. Он был им благодарен за то, что они возвели его на трон и изгнали китонцев с территории Перу, принадлежавшей Уаскару. Испанцы все еще вели себя хорошо по отношению к местному населению; это было временное ограничение, наложенное драконовскими указами Писарро. Они были очень довольны своим протеже Манко. В июне Санчо написал, что его возвышение в качестве Великого Инки «оказалось весьма удачным, так как все касики и вожди приходят служить ему и благодаря ему присягают на верность императору». Альмагро написал в мае, что «с ним был заключен мирный договор от имени вашего католического и императорского величества», а городской совет Хаухи в июле признал, что Кискис был изгнан благодаря «помощи, советам и дружбе этого касика».

Вернувшись в Куско, Манко начал управлять страной в качестве Великого Инки. Ему нужно было восстановить слепую веру населения в Инку, забрать бразды власти в свои руки и утвердить себя в качестве верховного правителя. Ему также пришлось восстанавливать престиж столицы инков Куско, престиж официальной религии и администрации империи. Все эти опоры власти инков были подорваны потрясениями междоусобной войны и испанским вторжением. Центробежные силы разрывали империю на части, особенно это касалось районов, расположенных за Хаухой и озером Титикака, которые вошли в империю еще на памяти живущего поколения.

До появления испанцев инки экспериментировали в управлении своей быстрорастущей империей в течение десятилетий. Они пытались заменить вождей покоренных племен должностными лицами из числа инков и десятичной административной структурой. Десятичная структура основывалась на переписи взрослых мужчин, обязанных платить налоги. Их объединяли в коллективы по 10 тысяч человек, напоминающие пирамиды, каждый уровень которой, от 10 до 10 тысяч человек, возглавляли должностные лица. На самом нижнем уровне находились десятники, представляющие каждые 10 и 50 налогоплательщиков; выше их был класс «курака», чьи должности передавались по наследству; они стояли во главе групп из 100, 500, 1000, 5 тысяч человек («курака пиккуа-уаранка») и 10 тысяч человек («уну курака»). Вся эта система казалась утопией, и не представлялось возможным определить, насколько эффективна она была в то время, когда началось завоевание империи испанцами. Она хорошо работала в сердце империи инков, в центральных Андах, и в меньшей степени – на недавно завоеванных территориях на севере и на юге. Теоретически эффективность этой системы очень привлекала хронистов, и большинство из них с восхищением описывали ее. Над чиновниками, стоявшими во главе десятичных подразделений, стояли назначенные Инкой правители из числа его собственных кровных родственников. Каждой из четырех суйю, или четвертей империи, управлял «апо». Этот титул давался также и армейским военачальникам. На территории четырех суйю находились провинции, или «уамани», приблизительно соответствующие районам, которые занимали племена до прихода инков. Каждой из них управлял «токрикок», назначенный центральной властью. Хотя на высшие посты Инки назначали только людей благородного происхождения, Пачакути распространил титул инки «по привилегии» на все племена центральных Анд, говоривших на языке кечуа. И многие десятники-курака были из их числа.

Потомственные вожди завоеванных инками племен продолжали выполнять свои обязанности наряду с назначенными в центре токрикоками. Им воздавали почести и предоставляли предметы роскоши, а их дети получали образование в специальных школах при дворе в Куско. Но их полномочия были ограниченны. Большинство из них занимались только тем, что осуществляли надзор за сбором дани и отбирали кандидатов для гражданской или военной службы. Каждой провинции довелось стать свидетелем борьбы за власть между вождем племени и инкой-токрикоком, которая происходила в течение неспокойных лет после конкисты. Правители, участвовавшие в коронации Манко, уже к этому времени вернулись в свои провинции и стали заново утверждать центральную власть. В некоторых случаях они брали на себя полномочия автономных местных правителей. Но во многих частях Перу тонкая прослойка администраторов из числа инков растаяла навсегда. И до той поры, пока при помощи своей армии инки не смогли вернуть эту систему, местные вожди вновь стали по традиции править своими племенами, и начали возрождаться племенные божества.

Над самым нижним уровнем социальной структуры инков находился класс людей, известных как «янакона». Они не возделывали землю, не платили дань в общинах, но были в личном услужении у знатных инков. Некоторые из них были искусными ремесленниками; другие были полуквалифицированными рабочими, которые выполняли разную работу по приказу своего хозяина. Янакона быстро признали новых правителей Перу. Они немедленно присоединились к испанцам в качестве личных слуг. Они представляли собой бесценный источник информации для захватчиков. В обмен на их услуги испанцы продолжали освобождать их от обязанности платить дань и дали янакона возможность заняться грабежами и возвыситься за счет своих сородичей. Имея такой стимул, число не платящих дани янакона естественным образом возросло.

Инки объединили в своей империи много земель и сбалансировали ее население при помощи переселения людей. Группы колонистов с исконных территорий инков поселялись в отдаленных провинциях и образовывали там лояльное к власти ядро. Этот слой населения назывался «митмак», которых испанцы называли «митимаес». Во всей империи митимаес составляли ни много ни мало, а треть населения, часть из них была родом с исконных земель инков, другие были депортированы из различных частей страны. С падением центральной власти деревни митимаес по всему Перу превратились в обособленные общины. Теперь они стали главным орудием Манко в установлении заново власти его правителей на местах.

Менее полезными для него были общины подвластных ему племен, которые поселились в Куско. Самыми значительными из них были каньяри, эквадорское племя, которое подверглось жестокому истреблению со стороны Уайна-Капака и Атауальпы. Вождь поселившихся в Куско индейцев-каньяри приветствовал армейскую колонну Писарро, когда она приблизилась к Куско. И индейцы этого же племени, которое с таким энтузиазмом помогало Беналькасару, пошли на службу к испанцам и стали их верными союзниками в Перу. Поэтому Манко оказался в самом Куско окружен индейцами, чья верность вызывала сомнения, и большим количеством янакона, которые предательски сотрудничали с горожанами-испанцами.

Испанцы вряд ли знали о трудностях, которые переживала исполнительная власть инков. Они имели дело с местным населением только при посредничестве горстки переводчиков. Но они негласно поддерживали попытки Манко восстановить управление империей, так как они доверяли ему и предпочитали иметь дело с одним Инкой-марионеткой. Манко в свою очередь поддержал их власть и рекомендовал своим чиновникам оказывать содействие в сборе дани для испанских энкомендеро.

Манко начал строить для себя дворец в Куско, так как таков был обычай для каждого нового правителя. Для этого ему было предоставлено место на склоне горы выше главной площади, между дворцом Касана, в котором разместился Франсиско Писарро, и дворцом Уаскара под названием Колькампата, расположенном на самом возвышенном месте города под утесом, над которым возвышалась гора Саксауаман.

Манко также было разрешено проводить церемонии согласно религиозному календарю инков. В апреле 1535 года он устроил грандиозный праздник Инти-Райми, чтобы отпраздновать уборку урожая кукурузы. Кристобаль де Молина, молодой священник, только что приехавший в Перу, получил великолепную возможность увидеть его воочию. Его описание праздника стоит привести полностью. «Инка начал праздник с жертвоприношений, и они длились восемь дней. Была воздана благодарность Солнцу за прошлый урожай, и были вознесены молитвы за будущий… Они вынесли все мумии из всех гробниц Куско на равнину на краю города, расположенную со стороны восхода солнца. Мумии самых важных правителей были помещены под красивые навесы, сделанные из перьев. Расположенные в ряд навесы образовали улицу, на которой один балдахин стоял от другого на расстоянии полета метательного кольца. Эта улица имела в ширину свыше 30 шагов, и все знатные вельможи и вожди Куско стояли на ней… Все они были орехонами, одетыми в великолепные одежды. На них были богатые, расшитые серебром плащи и туники. На их головы были надеты сияющие венцы с золотыми медальонами. Очи стояли попарно, образуя процессию, и в глубоком молчании ожидали восхода солнца. Как только занялась заря, они все хором стали петь прекрасный гимн. Во время пения каждый из них потряхивал одной ступней… по мере того как солнце поднималось, их голоса поднимались все выше и выше.

Великий Инка находился под балдахином, расположенным в огороженном месте. Он восседал на очень богатом троне недалеко от пути следования этой процессии. Когда настало время песнопения, он поднялся с большим достоинством, встал во главе этих людей и первым начал петь гимн. И все последовали его примеру. Побыв там какое-то время, он вернулся на свое место и занялся теми, кто подошел к нему. Время от времени он возвращался к хору, оставался там недолго и затем приходил назад. Все они стояли там, распевая гимн, от начала восхода солнца и до его окончательного воцарения на небе. По мере того как солнце шло на полдень, они продолжали возвышать свои голоса, а после полудня они стали постепенно понижать их, внимательно следя за движением светила.

В течение всего этого времени происходило большое жертвоприношение. Под деревом стояла платформа, на которой индейцы только тем и занимались, что бросали куски мяса в огромный костер и сжигали их в нем. А в другом месте, по приказу Инки, простым индейцам кидали куски мяса лам, за которые шло настоящее состязание.

В восемь часов из Куско вышли около двух сотен девушек, каждая из которых несла большой новый запечатанный сосуд с чичей емкостью полтора арроба [6 галлонов]. Девушки шли группами по 5 человек, четко соблюдая порядок и делая паузы. Они также предложили солнцу множество охапок травы, которую индейцы жуют и называют кокой; листья ее похожи на мирт.

И было еще много других церемоний и жертвоприношений. Достаточно сказать, что, когда солнце уже почти зашло вечером, индейцы в своих гимнах и своим поведением стали выказывать большую печаль оттого, что оно их покидает. Они специально позволили своим голосам затихнуть. И по мере того как солнце окончательно садилось и исчезало из виду, они показывали, как глубоко они его почитают: они воздевали руки вверх и поклонялись ему с глубочайшим смирением. Все праздничные сооружения были немедленно разобраны, а балдахины унесены. Все разошлись по домам, а мумии и ужасные мощи были возвращены в свои дома и усыпальницы.

Эти мумии, которые располагались под навесами, были телами Инков, прежних правителей Куско. При каждой мумии была большая свита людей, которые стояли рядом целый день, отгоняя мух веерами, размерами похожими на ручные зеркала, но сделанными из перьев лебедей. При каждой также находились мамакона, вроде монахини, их было по 12-15 человек под каждым балдахином.

Так все это повторялось в течение восьми или девяти дней подряд. Когда все празднества закончились, в последний день они вынесли много ручных плугов – их когда-то сделали из золота. После религиозной службы Инка взял плуг и начал вскапывать землю, и остальные знатные инки стали делать то же самое. Следуя их примеру, во всем королевстве начали пахать. Ни один индеец не осмелился бы начать пахоту, пока Инка не начнет ее первым. И никто из них не верил, что земля может давать урожай, если Инка первым не вспашет ее».

Ритуал вспахивания земли Инкой был одним из путей, посредством которого по всей империи насаждалась загадочность личности Инки и утверждалась его власть. Но у Инки Манко возникли некоторые трудности в установлении своей власти. Он возвысился при помощи иностранных солдат в период неразберихи в стране. Некоторые представители местной аристократии еще не были уверены в том, что время испытаний кончилось или что Манко доказал, что он самый достойный из возможных претендентов. Поэтому в конце 1534 года и в течение 1535 года обстановка в Куско на беглый взгляд была спокойной, но под внешним спокойствием скрывались трещины, расколовшие общество инков. Еще более глубокие разногласия нарастали между испанскими военачальниками, и прежде всего в отношениях между индейцами и испанцами.

Когда Манко вышел с армией из Куско вместе с Сото и, позже, с Франсиско Писарро, он оставил своего единокровного брата Паулью в качестве своего заместителя в городе. Паулью был всего на несколько месяцев моложе Манко, обоим было около двадцати лет. Положение Паулью как принца-наследника было несколько ниже, так как хотя он и был сыном Инки Уайна-Капака, его мать Аньяс Кольке была дочерью вождя Уайласа, а не принцессой королевской крови Инков. Каким-то образом Паулью удалось выжить в то время, когда Кискис пытался искоренить кусковскую ветвь королевской фамилии. Вероятно, он нашел спасение к югу от Куско в Кальяо, так как на юге он всегда пользовался большим влиянием. «Будучи сыном Уайна-Капака, он был признан правителем на всей этой земле вплоть до Чили». Паулью был разочарован тем, что испанцы выбрали Манко на пост Инки, и хотя в начале 1534 года он с помпой вернулся в Куско, ничего не предпринял, чтобы оспорить титул Манко. На самом деле он оказал Манко сильную поддержку в подавлении любых угроз его власти.

Манко питал больше подозрений в отношении своих других родственников, но его ссоры с ними были тесно связаны с расколом, который нарастал между испанскими военачальниками Франсиско Писарро и Диего де Альмагро. В декабре 1534 года Альмагро отплыл в Пачакамак, чтобы ратифицировать договор с целью избавиться от Альварадо. Писарро был рад, что вопрос с Альварадо разрешился, и послал Альмагро в глубь страны, чтобы тот заменил де Сото на посту губернатора Куско. А сам он продолжал заниматься обустройством своей новой столицы в Лиме. Такова была ситуация, когда в начале 1535 года до Перу дошли вести, что император Карл V подписал документ, дарующий северную часть империи инков Писарро, а южную часть – Альмагро. Точные детали были еще не известны – Эрнандо Писарро должен был привезти их из Испании в конце 1535 года, – но казалось возможным, что Куско останется в пределах юрисдикции Альмагро. Во всяком случае, некий Диего де Агуэро, впервые услышав этот слух, поспешил вслед за Альмагро и перехватил его в Абанкае, сообщив ему весть о том, что король подарил ему Куско. Естественно, такая двусмысленная ситуация вынудила жителей Куско встать на сторону либо Альмагро, либо двух младших братьев Писарро, Хуана и Гонсало, которые находились в городе. Альмагро привел с собой много бывших солдат из армии Альварадо, которым было ненавистно богатство уже укоренившихся здесь испанцев. Трения быстро нарастали до марта 1535 года, когда сторонники братьев Писарро почти спровоцировали открытое применение силы. Они вооружились, укрепились во дворце Инки вместе с артиллерией и, «бесчестно появившись на площади, были на грани того, чтобы начать перебранку».

Хуану Писарро едва успели помешать ударить Эрнандо де Сото, который, как ему показалось, слишком уж симпатизировал Альмагро. Королевский чиновник Антонио Тельес де Гусман выступил в роли посредника, пригрозив обеим сторонам суровым наказанием. «Ибо, – как он написал королю, – если бы христиане стали воевать друг с другом, индейцы напали бы на тех, кто уцелел». Губернатор Франсиско Писарро поспешил на юг, чтобы попытаться уладить взрывоопасную ситуацию.

В конце мая 1535 года Писарро достиг Куско и немедленно принялся искать решение многочисленных проблем. Он начал вести переговоры о соглашении со своим старым партнером Диего де Альмагро. Маршал Альмагро должен был возглавить большую экспедицию, отправлявшуюся исследовать Чили, которая – и это не вызывало сомнений – находилась в южном районе, относившемся к его юрисдикции. Писарро оказал значительную финансовую помощь этому предприятию. Очевидно, он надеялся, что Чили окажется достаточно богатой страной, которая удовлетворит Альмагро и его последователей. Сото предложил огромную сумму за то, чтобы быть его заместителем в экспедиции, но Альмагро предпочел Родриго Оргоньеса. Приготовления к этому большому завоевательному походу на оставшуюся третью часть империи инков успокоили бушевавшие в Куско страсти, поглотив большую часть энергии и захватив воображение беспокойных вояк.

Писарро также вновь открыл плавильные печи, чтобы переплавить сокровища, полученные в Куско со времени первой переплавки пятнадцать месяцев тому назад. Франсиско Писарро сам принес на переплавку самую большую часть награбленной добычи, а его жадный младший брат Хуан – чуть меньше. Эрнандо де Сото, Гонсало Писарро и Диего де Альмагро тоже сумели собрать большое количество добра, а королевской казне отошла одна пятая часть всей добычи. Зрелище всех этих сокровищ также способствовало охлаждению страстей в городе.

Инка Манко правил в Куско уже почти год. Молодому человеку было непросто утверждать свой суверенитет, когда его испанские союзники выставляли напоказ свою полную власть над городом. Поэтому некоторые родственники Манко не были убеждены, что он подходит на роль правителя. Они чувствовали, что Манко еще не выдержал испытательный срок в начале своего правления. Вероятно, все еще существовала возможность возвысить на трон другого претендента или ограничить единоличную власть Манко. Отдельные части общества инков тяготели к соперничающим группам испанцев. Манко дал ясно понять, что его симпатии находятся на стороне Альмагро. У него не было причин не любить губернатора Франсиско Писарро, который возвел его на трон и с кем у него были очень дружеские отношения в Куско и Хаухе в первой половине 1534 года. Возможно, его антагонизм был спровоцирован младшими братьями Писарро, Хуаном и Гонсало, которым было едва за двадцать. Или, может быть, он последовал примеру Эрнандо де Сото, испанского военачальника, в обществе которого он проводил почти все время за последние полтора года. Сото поддержал претензии Альмагро на Куско, а маршал Альмагро был, по общему мнению, очаровательным человеком, который, вероятно, специально прилагал усилия, чтобы снискать расположение Инки.