Текст книги "Марли и мы"

Автор книги: Джон Грогэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 10
Ирландское счастье

Со временем все чаще в нашей жизни на первое место выходила работа. Работа в газетах. Работа по дому. Работа в саду. Работа над беременностью. И почти круглосуточная работа по воспитанию Марли. Во многом он был почти ребенок, требовавший времени и внимания, и мы получили отчетливое представление об ответственности, которая будет на нас возложена, если нам удастся увеличить нашу семью. Но только частичное представление. Какими бы профанами мы ни были в воспитании детей, уверен, мы бы не стали запирать ребенка в гараже с миской воды, чтобы пойти погулять.

Не успели мы отметить вторую годовщину свадьбы, как почувствовали, насколько однообразна взрослая жизнь женатых ответственных людей. Нам нужно было развеяться. Нам был необходим отпуск, чтобы мы остались вдвоем, и никаких ежедневных обязанностей. Однажды вечером я сделал сюрприз Дженни, преподнеся ей билеты в Ирландию. Мы уедем на три недели, три недели без экскурсий, туров с гидами и достопримечательностями. Только машина напрокат, карта и справочник мотелей. Даже одни билеты на руках смогли облегчить нам жизнь.

Но прежде нужно было решить несколько проблем, и первым пунктом списка, конечно, был Марли. Мы сразу же исключили приют для собак: Марли был слишком молодым и буйным, чтобы сидеть взаперти в клетке двадцать три часа в день. Как и предполагал доктор Джей, кастрация не уменьшила активности Марли ни на йоту. Это не повлияло ни на его энергичность, ни на его неадекватное поведение. Исключая тот факт, что он больше не горел желанием оседлать все неодушевленные объекты подряд, он оставался тем же полоумным псом. А когда его охватывала паника, он становился диким непредсказуемым разрушителем, так что за сохранность домов наших друзей мы поручиться не могли. Впрочем, как и за дома наших врагов. Нам требовалась собачья няня. Объективно за эту работу не взялся бы никто, особенно учитывая проблемы, которые создавал Марли. Нам нужен был ответственный, достойный доверия, очень спокойный и достаточно сильный человек, которому бы удалось удержать тридцать пять кило мчащегося лабрадора.

Мы составили список друзей, соседей и коллег по работе, всех, кого вспомнили, и начали вычеркивать одно имя за другим. Этот только по вечеринкам ходит. Чирк. Слишком рассеянный. Чирк. Терпеть не может собачью слюну. Чирк. Слишком пугливый, он и таксы испугается, не то что лабрадора. Чирк. У этого аллергия. Чирк. Не захочет убирать за собакой. Чирк. В итоге у нас осталось только одно имя. Кэти работала вместе со мной, жила одна, и ее не обременяли серьезные обязанности. Она выросла на сельском Среднем Западе, любила животных и надеялась, что в один прекрасный день ей удастся обменять свою маленькую квартирку на домик с садом. Она была спортивной девушкой и любила гулять. Вообще-то она отличалась застенчивостью и излишней мягкостью и не смогла бы диктовать свои условия вожаку Марли, но в других отношениях она подходила идеально. А лучше всего было то, что она согласилась.

Я оставил ей подробнейшие инструкции. Трудно было составить их более детально и скрупулезно, даже если бы мы оставляли на ее попечение тяжелобольного ребенка. Памятка для Кэти, напечатанная через один интервал, заняла шесть страниц.

ПИТАНИЕ. Марли ест три раза в день, по две мерных миски каждый раз. Мерная миска находится в сумке. Пожалуйста, корми его, когда встаешь утром и когда возвращаешься с работы. В полдень его покормят соседи. Таким образом он получит шесть мисок в день, но если заметишь, что он сильно проголодался, дай ему еще одну. Как ты понимаешь, переваренная пища должна выходить из организма. См. «УБОРКА ОТХОДОВ» ниже.

ВИТАМИНЫ. Каждое утро мы даем Марли одну витаминку. Лучший способ заставить его проглотить ее – уронить на пол, притворившись, что это случайно. Если он решит, что таблетку брать запрещено, он тут же на нее накинется. Если по какой-то причине фокус не удастся, попробуй подмешать ее в корм.

ВОДА. В жаркую погоду важно всегда иметь под рукой много чистой воды. Мы меняем воду в миске, которая находится рядом с его миской для еды, раз в день. Если он ее выпивает, мы подливаем. Маленькое предостережение: Марли любит опускать морду в воду и играть в подводника. После этого вокруг грязно. Еще у него за щеками умещается огромное количество жидкости, и она выливается на пол, когда он отбегает от миски. Если ты ему позволишь, он вытрет морду о твою одежду и о диваны. Последнее: после того как он попьет, он обычно отряхивается, в результате чего слюни летят на стены, обои, абажур и т. п. Мы стараемся вытирать их, пока они не высохли, потому что в противном случае удалить следы почти невозможно.

БЛОХИ И КЛЕЩИ. Если ты заметишь что-либо подобное на шерсти, побрызгай Марли спреем, который мы оставили. Есть также инсектицид, которым можно опрыскать ковры и т. п., если это необходимо. Блохи – крошечные и быстрые существа, их сложно поймать, но, как выяснилось, они чрезвычайно редко кусают людей, поэтому я бы на твоем месте не беспокоился по этому поводу. Клещи больше по размеру и двигаются медленнее, время от времени мы замечали их на Марли. Если ты найдешь клеща и не захочешь мириться с его присутствием, просто сними его, а потом раздави (лучше всего ногтями, потому что клещи необыкновенно живучие) или смой в раковине или в унитазе (что будет лучше, если клещ уже напился крови). Наверное, ты читала о болезни Лайма, передающейся через клещей, и осложнениях, которые могут из-за нее появиться. Мы навели справки у ветеринаров, но они заверили нас, что опасность подцепить болезнь здесь, во Флориде, очень невелика. В качестве предосторожности тщательно вымой руки после удаления клеща. Удобней всего снять насекомое с Марли, когда он чем-то занят, поэтому сначала дай ему игрушку, которую можно жевать. Зажми его кожу одной рукой, а ногти другой используй как пинцет, чтобы подцепить клеща. Кстати о Марли: если от него слишком плохо пахнет и ты не боишься заразы, искупай его в детском бассейне, который именно для этой цели находится на заднем дворе, только надень купальник – ты точно вымокнешь до нитки!

УШИ. У Марли в ушах образуется очень много серы, и, если ее оставлять, может возникнуть заражение. Раз или два за время нашего отсутствия возьми ватные шарики и раствор синего цвета для чистки ушей и проведи обработку. Это довольно мерзкая и грязная работенка, поэтому во время процедуры надевай старую одежду.

ПРОГУЛКИ. Если Марли оставить без утренней прогулки, он примется озорничать в гараже. Для своего же спокойствия выведи его ненадолго и перед сном, но это не обязательно. Можно использовать сдерживающий поводок, когда выгуливаешь его, но ни в коем случае не оставляй поводок на нем, пока он без присмотра. Он может запутаться и задохнуться, а зная Марли, я уверен, что он так и сделает.

ОСНОВНЫЕ КОМАНДЫ. С ним гораздо проще гулять, если ты добьешься, чтобы он шел рядом. Поэтому сначала посади его слева от себя, командуй «Марли, рядом!» и шагай с левой ноги. Если он бросится вперед, быстро дерни поводок на себя. У нас это обычно получается. (Он занимался на собачьей площадке!) Если Марли бегает без поводка, то он хорошо выполняет команды «Марли, ко мне!» Примечание: когда ты зовешь его, лучше не сиди на корточках, а стой.

ГРОЗЫ. Во время гроз и даже дождей у Марли слегка едет крыша. Мы оставляем успокоительное (желтые таблетки) в шкафу рядом с витаминами. Одна таблетка за полчаса до грозы (тебе придется слушать прогноз!) должна подействовать. Заставить Марли проглотить таблетку – это почти искусство. Он не станет есть лекарство, как витамины, даже если ты уронишь таблетку на пол и притворишься, что он не должен трогать ее. Проще всего посадить его и раздвинуть ему челюсти одной рукой. Свободной рукой нужно затолкать таблетку как можно дальше в глотку. Она должна находиться за пределами той зоны, откуда он сможет выплюнуть ее. Затем потри ему шею, пока он не проглотит лекарство. Конечно, после этого тебе захочется принять душ.

УБОРКА ОТХОДОВ. Под манговым деревом у меня лежит совок, предназначенный специально для уборки за Марли. Убирай за ним столько, сколько хочешь, в зависимости от того, сколько времени ты планируешь проводить на заднем дворе. И смотри под ноги!

ЗАПРЕТЫ. Мы НЕ позволяем Марли следующее:

– забираться на мебель;

– грызть мебель, туфли, подушки и т. п.;

– пить из унитаза (лучше всегда опускать крышку, хотя и в этом случае будь осторожна: он научился поднимать ее носом);

– копать во дворе или вырывать с корнями растения и цветы. Как правило, он делает это, когда чувствует, что ему уделяют недостаточно внимания;

– залезать в мусорные баки (за этим придется особо строго следить);

– прыгать на людей, обнюхивать их там, где не нужно, или совершать другие действия, с точки зрения общества недопустимые. Особенно рьяно мы старались отучить его покусывать руки, что, как ты догадываешься, нравилось далеко не всем гостям. Но он все еще поступает по-своему. Мы разрешаем шлепнуть его по попе и твердо крикнуть: «Фу!»;

– клянчить еду со стола;

– наваливаться на стекло парадной двери или на любые другие стекла. (Обрати внимание, что некоторые уже несколько раз меняли).

Еще раз спасибо за то, что согласилась помочь, Кэти. Это неоценимая услуга. Я не знаю, что бы мы без тебя делали. Надеюсь, вы с Марли подружитесь, и ты будешь без ума от него, как и мы.

Я показал инструкции Дженни, спросив, не забыл ли я чего. Несколько минут она читала, потом посмотрела на меня и сказала:

– О чем ты только думаешь? Ей нельзя показывать эту памятку! – Она помахала листками у меня перед носом. – Когда она это увидит, об Ирландии можно будет забыть. Кэти единственный человек из наших знакомых, кто согласился помочь, но если она прочтет это, все кончено. Она пустится наутек и остановится, только когда добежит до Ки-Уэст.

На случай, если первый раз я прослушал, она повторила:

– И о чем ты только думаешь?!

– Так тебе кажется, что это перебор? – спросил я.

Однако я всегда был убежден, что с самого начала нужно говорить всю правду, и сказал об этом Дженни. Кэти несколько раз вздрогнула, особенно когда мы показывали ей, как надо снимать клещей, но она оставила свои опасения при себе. Обескураженная и слегка побледневшая, она была слишком добра, чтобы пойти на попятный, и бодро сказала:

– Удачной поездки. С нами все будет хорошо.

Ирландия оказалась именно такой, какой мы себе ее представляли. Красивая, пасторальная, ленивая страна. Погода большую часть времени была восхитительной, солнечной, пугая местных жителей перспективами засухи. Как мы и планировали, у нас не было никаких целей и заранее намеченных походов. Мы просто ехали вдоль побережья, останавливаясь, чтобы прогуляться, купить что-то, побродить, выпить по бутылке «Гиннесса» или просто полюбоваться океаном. Мы останавливались, чтобы поговорить с фермерами, собиравшими сено в стога, и сфотографироваться с отарами овец, переходившими дорогу. Если мы видели красивую дорогу, мы сворачивали на нее. Мы не могли потеряться, ведь мы никуда конкретно не направлялись. Домашние обязанности стали далекими воспоминаниями.

Каждый день с приближением вечера мы начинали искать место для ночлега. Особенно нам нравились частные апартаменты. Ими заправляли симпатичные вдовы-ирландки, которые в нас души не чаяли: подавали чай, стелили постель и всякий раз начинали разговор с одного вопроса: «Ну что, скоро вы планируете пополнение в семействе?» А потом они оставляли нас в спальне, закрывая за собой дверь, и понимающе улыбались.

Мы с Дженни решили, что в Ирландии существует национальный закон, согласно которому все кровати для гостей должны находиться напротив огромного изображения либо Папы, либо Девы Марии. В некоторых домах присутствовало и то и другое. В одном месте даже нашлись огромные четки, они свисали с передней спинки кровати. Ирландский закон безбрачия для путешественников также гласил, что все кровати для гостей должны быть максимально скрипучими, чтобы поднимать тревогу, едва один из занимающих ее людей попытается хотя бы повернуться на другой бок.

Все было задумано так, чтобы обстановка была не более соблазнительной для любовных отношений, чем монастырь. Мы находились в чужом доме, – очевидно, доме ревностного католика – с тонкими стенами, скрипучей кроватью, статуями святых и непорочных дев и любопытной хозяйкой, которая, как мы могли поклясться, несла вахту с обратной стороны двери. Все это делало место нашего ночлега наименее подходящим в списке самых благоприятных мест для секса, что, естественно, с новой силой разбудило во мне страсть к жене.

Мы выключали свет, заползали под одеяло (пружины под нами нещадно скрипели), и я клал руку на грудь жены или гладил ее живот.

– Ни в коем случае! – шептала она.

– Почему нет? – удивлялся я в ответ.

– Ты что, рехнулся? Миссис О’Флаэрти находится прямо за стеной.

– Ну и что?

– Мы не можем!

– Конечно, можем.

– Она все услышит.

– Мы тихо.

– Ну да, конечно!

– Обещаю. Мы будем только двигаться.

– Ладно, давай только сначала закроем рубашкой или чем-то еще лицо Папы, – говорила она, наконец уступая. – Я не могу, когда он пялится на нас.

И вдруг секс показался таким… таким противозаконным! Будто я снова учусь в школе и все делаю украдкой, а моя мать подозрительно смотрит на меня. Пойти на риск и заняться сексом в этой среде значило рискнуть и быть подвергнутым публичному унижению за общим завтраком на следующее утро. Это был риск увидеть, как миссис О’Флаэрти, подавая яичницу с помидорами, приподнимает бровь и того и гляди спросит с хитрой усмешкой: «Ну, как вам спалось?»

Вся территория Ирландии была Зоной сексуальных запретов. Это и стало нужным мне стимулом. Все путешествие мы спаривались, как кролики.

Однако Дженни не могла перестать волноваться за нашего оставшегося дома большого малыша. Каждые несколько дней она бросала пригоршню монет в телефон-автомат и звонила домой, чтобы выслушать отчет Кэти. Я стоял рядом с телефонной будкой и слушал реплики Дженни.

«Он правда это сделал?.. Серьезно?.. Прямо на дорогу?.. Но с тобой ведь все в порядке?.. Слава богу… Я бы тоже закричала… Что? Твои туфли?.. О нет! Еще и сумочку?.. Конечно, мы компенсируем… Вообще ничего не осталось?.. Конечно, купим новые… Что он?.. Жидкий цемент, говоришь? Да как такое вообще могло произойти?!»

И так далее в том же духе. Каждый звонок выливался в длинный перечень проступков Марли, один хуже другого, многие удивляли даже нас, закаленных бойцов собачьего фронта. Марли был безнадежным учеником, а Кэти несчастной практиканткой. И ему это очень нравилось.

Когда мы вернулись домой, Марли выскочил нам навстречу. Измученная, уставшая Кэти стояла в дверях. На ее лице было отсутствующее выражение, как у контуженного после особенно безжалостной битвы солдата. На крыльце стояла ее собранная сумка, а в руке она держала ключ от машины, будто не могла дождаться момента, когда ей разрешат уйти. Мы вручили ей подарки, долго благодарили и велели не беспокоиться за съеденные Марли шторы и остальной ущерб. Она вежливо попрощалась и поехала к себе.

Как нам показалось, Кэти вообще не смогла оказать какое-либо давление на Марли, и пес совершенно вышел из-под контроля. А с каждой победой он становился все смелее. Он совершенно забыл команду «рядом» и тащил за собой Кэти куда ему заблагорассудится. Он отказывался бежать к ней. Он хватал все, что хотел, – туфли, сумочки, подушки – и не отдавал. Он таскал еду с ее тарелки. Он рылся в мусоре. Он даже пытался завладеть ее кроватью. Он решил, что пока «родители» в отъезде, он отвечает за дом, и не терпел, чтобы какая-то кроткая жиличка использовала служебное положение в личных целях и положила конец его веселью.

– Бедная Кэти, – сказала Дженни, – видок у нее был немного разбитый, тебе не кажется?

– Убитый, так точнее.

– Наверное, не стоит второй раз просить ее посидеть с Марли.

– Да уж, – ответил я. – Это не самая лучшая идея. Повернувшись к Марли, я сказал:

– Медовый месяц закончился, Босс. С завтрашнего дня возобновляем тренировки.

На следующее утро мы с Дженни поехали на работу. Но сначала я надел на Марли сдерживающий поводок и вывел его гулять. Он немедленно рванул вперед, даже не пытаясь делать вид, что пойдет рядом.

– О, как все запущено, – протянул я, дернув поводок к себе со всей силы, и сбил Марли с ног. Он поднялся, откашлялся, виновато посмотрел на меня, словно пытаясь сказать: Ладно, ладно, не сердись из-за ерунды. Просто Кэти не возражала против того, чтобы я тянул ее на буксире.

– Привыкай, – ответил я, усадив его.

Я отрегулировал поводок так, чтобы он прикреплялся к ошейнику сверху, то есть с наибольшим эффектом.

– Итак, давай снова.

Он посмотрел на меня с холодным скептицизмом.

– Марли, рядом! – приказал я, бодро шагнув с левой ноги и держа пса на коротком поводке так, что моя левая рука почти касалась ошейника. Он двинулся вперед, пошатываясь, а я резко дергал, беспощадно затягивая регулируемый поводок.

– Так вот как ты пользовался слабостью несчастной женщины, – пробурчал я, – тебе должно быть стыдно.

К концу прогулки моя хватка была настолько сильной, что суставы пальцев побелели, зато я наконец-то убедил Марли, что мои намерения серьезны. Это была не игра, а скорее жизненно важный урок на тему о том, что каждое действие имеет свои последствия. Когда пес бросался вперед, поводок перекрывал ему кислород. Каждый раз, без исключений. Если он подчинялся и шел рядом, я ослаблял поводок, и Марли чувствовал, что цепочка свободно болтается вокруг его шеи. Вперед – удушье, рядом – дыхание. Это оказалось доступно даже Марли. Прогуливаясь по велосипедной дорожке, мы снова и снова повторяли последовательность. Вперед – удушье, рядом – дыхание. Постепенно до него стало доходить, что я хозяин, а он домашнее животное, и что впредь порядок будет именно такой. Когда мы повернули к дороге, мой непокорный пес уже трусил подле меня, – не идеально, но приемлемо. Впервые в жизни! Я поздравил себя с победой.

– О да, – радостно пропел я, – командир вернулся!

Через несколько дней Дженни позвонила мне на работу. Она только что вернулась от доктора Шермана.

– Ирландское счастье, – объявила она. – Мы снова сделали это.

ГЛАВА 11
Все, что он съел

Эта беременность была совсем другой. Выкидыш преподал нам несколько важных уроков, и на этот раз мы не собирались повторять прежних ошибок. Прежде всего, мы с самого начала хранили тайну так, как будто бы это была дата важнейшей военной операции. За исключением врачей и медсестер Дженни, мы не доверились ни одной живой душе, даже родителям. Когда к нам приходили друзья, Дженни потягивала из винной рюмки виноградный сок, чтобы не вызвать подозрений. Помимо секретности, мы и сами стали более сдержанны в проявлениях своей радости, даже оставаясь наедине. В разговорах друг с другом мы начинали предложения не иначе как: «Если все пройдет нормально…» или «При условии, что все будет хорошо…», словно боялись сглазить беременность излишне сентиментальными излияниями. Мы не выпускали нашу радость наружу, опасаясь, что впоследствии она обернется несчастьем и больно ужалит нас.

Мы убрали все химикаты и пестициды, не собираясь наступать на те же грабли. Дженни стала приверженцем натуральных очистителей, таких как уксус, который сгодился даже на то, чтоб чистить стены от слюны Марли. Мы обнаружили, что борная кислота, белый порошок, смертельный для жуков и безопасный для человека, – прекрасное средство против блох. Если же все-таки требовалось применение химических средств, мы доверяли эту работу профессионалам.

Дженни вставала на рассвете и выводила Марли на прогулку к воде. Я просыпался, только когда они уже возвращались, принеся с собой соленый запах океана. Моя жена стала эталоном крепкого здоровья во всем, кроме одного. Каждый день, причем в течение всего дня, ее тошнило, и она боялась, что ее вот-вот вывернет наизнанку. Но Дженни не жаловалась, наоборот, казалось, она радуется каждому приступу тошноты, поскольку это был знак того, что важный процесс внутри нее протекает нормально.

И это было действительно так. На этот раз Эсси взяла мою видеопленку и записала первые, неясные, зернистые изображения нашего ребенка. Мы услышали, как бьется его сердце, как пульсируют четыре маленькие сердечные камеры. Мы увидели очертания его головки и сосчитали все четыре конечности. В кабинете УЗИ неожиданно появился сам доктор Шерман, огласивший, что все идет прекрасно. Он посмотрел на Дженни и своим раскатистым голосом спросил:

– Детка, ты чего плачешь? Ты должна радоваться! Эсси легонько стукнула его своим блокнотом:

– А ну-ка, ступайте отсюда, оставьте ее одну.

Затем она перевела взгляд на Дженни, будто бы говоря: «Ох уж эти мужчины, они совсем ничего не понимают!»

Что ж, когда дело дошло до совместной жизни с беременной женщиной, я действительно перестал что-либо понимать. Я не приставал к Дженни, сочувствовал ее тошноте и боли, старался не слишком явно гримасничать, когда она настаивала на том, чтобы почитать мне вслух книгу «В ожидании ребенка». Я говорил ей комплименты типа: «Ты выглядишь потрясающе. Правда. Как стройный маленький магазинный воришка, который засунул баскетбольный мяч под майку». Я даже делал все возможное, чтобы не замечать ее все более странного и неординарного поведения. Через некоторое время я был на короткой ноге с работниками ночной смены круглосуточного супермаркета, потому что мог в любое время суток заявиться, чтобы купить мороженого, яблок, пучок сельдерея или жевательную резинку с таким вкусом, о существовании которого я и не подозревал.

– Вы уверены, что это чесночный вкус? – спрашивал я. – Жена сказала, что надо обязательно со вкусом чеснока.

Как-то вечером, когда Дженни была на пятом месяце, ей взбрело в голову, что пора купить носочки для ребенка. Конечно, они нужны, согласился я, и, конечно, когда придет срок, мы купим все необходимое. Но она имела в виду не то, что они нам нужны через несколько месяцев, она сказала, что носочки нужны прямо сейчас.

– Нам нечего будет надеть малышу на ножки, когда мы повезем его из роддома, – произнесла она дрожащим голосом.

Не важно, что до окончания ее срока еще четыре месяца. Не важно, что к тому времени на улице будут студеные плюс тридцать два. Не важно, что даже такой болван, как я, знает, что после выхода из материнского чрева ребенок будет с ног до головы закутан в пеленку.

– Милая, ну хватит, – сказал я. – Будь разумнее. Сейчас воскресный вечер, восемь часов. Где я должен искать носочки для малыша?

– Нам нужны носочки, – повторила она.

– У нас впереди куча времени, чтобы купить их, – стоял я на своем. – Недели, даже месяцы.

– Я так и вижу его голенькие крошечные пальчики, – захныкала она.

Спорить было бесполезно. Я долго колесил по окрестностям, ворча сквозь зубы, пока не нашел круглосуточный гипермаркет, где и купил пару веселеньких носочков, настолько смехотворно крохотных, что их можно было принять за грелки для больших пальцев. Когда я приехал домой и вытряхнул их из сумки, Дженни успокоилась. Наконец-то у нас были носки. Слава богу, мы успели отхватить последнюю пару, пока не иссяк государственный стратегический запас, что могло случиться в любой момент без предупреждения. Крошечные пальчики нашего ребенка теперь в безопасности. Можно было лечь спать.

По мере того как проходила беременность, я продолжал заниматься с Марли. Каждый день я работал с ним, и теперь сам уже мог повеселить друзей, крикнув «Лежать!» и продемонстрировав, как Марли, будто подкошенный, падает лапами кверху. Он правильно выполнял команды (если только не появлялся иной объект, поглощавший его внимание, например, другая собака, кошка, белка, бабочка, почтальон или плывущие по воде водоросли); он садился (если только ему не очень хотелось стоять) и держался рядом (пока не появлялось что-то настолько соблазнительное, что стоило маленького удушья ошейником, – собаки, кошки, белки, см. выше). Он делал успехи, но это не значило, что он повзрослел и стал спокойной, хорошо воспитанной собакой. Если я грозно возвышался над ним и решительно выкрикивал команды, он подчинялся, иногда даже с радостью. Тем не менее основные черты его характера оставались неизменными.

Вдобавок он с завидным аппетитом ел манго, которые кучами валялись на земле в нашем садике. Каждый плод весил полкило или даже больше и был настолько сладким, что после него начинали болеть зубы. Марли ложился на траву и, зажав спелый плод передними лапами, начинал выгрызать зубами мякоть. Большие куски у него в пасти походили на лепешки, но когда он окончательно выплевывал их, было похоже, что их подержали в кислотной ванне. Иногда он валялся в саду часами, полностью поглощенный своей фруктовой страстью.

Как и в случае с каждым любителем фруктов, кое-что в его организме начало меняться. И вскоре наш задний дворик оказался весь в огромных лепешках жидких, ярких собачьих экскрементов. Единственным преимуществом этой ситуации являлось следующее: чтобы случайно наступить в эти лепешки, нужно было быть совершенно слепым. А когда поспел весь урожай манго, они стали напоминать цветом светоотражающие оранжевые указатели дорожных ремонтников.

Он ел и другие вещи, и они тоже выходили из него. Свидетельства я наблюдал каждое утро, когда убирал задний двор. Здесь пластмассовый солдатик, там резинка. В одном месте покоробившаяся пробка от бутылки содовой. В другом – изжеванный колпачок от ручки. «Так вот куда подевалась моя расческа!» – воскликнул я однажды.

Марли поедал банные полотенца, губки, носки и салфетки. Особенно он любил синие бумажные полотенца, которые, пройдя обработку в кишечнике, походили на голубые флаги, венчавшие каждую оранжевую горку.

Но не все съеденное выходило из Марли по доброй воле, поэтому его тошнило легко и часто, будто больного булимией. Мы слышали, как он издает громкое гааак! в соседней комнате, бросались туда, но к этому времени очередной предмет уже плавал в луже непереваренных манго и собачьего корма. Поскольку Марли был прекрасно воспитан, он никогда не блевал на деревянный пол или хотя бы на кухонный линолеум, если мог сдержаться. Он всегда целился на персидский ковер.

У нас с Дженни сформировалось дурацкое убеждение, что хорошо бы иметь собаку, которую можно оставлять дома одну на короткое время. Запирать Марли в гараже каждый раз, когда мы уходим, становилось утомительно, к тому же, как сказала Дженни: «Какой смысл заводить собаку, если она не встречает тебя у дверей?» Мы знали, что нельзя оставлять его дома одного, если существовала хоть ничтожная вероятность грозы. Он доказал, что даже под действием собачьих успокоительных его энергии хватит, чтобы прорыть тоннель до Китая. Однако при ясной погоде не хотелось запирать его в гараже, если мы отсутствовали всего несколько минут.

Мы начали оставлять его одного, пока ходили в магазин или забегали к соседям. Иногда он вел себя хорошо, и, когда мы возвращались, все вещи в доме были целы. В такие дни мы сразу замечали черный нос Марли, высунутый из-под жалюзи: он смотрел в окно гостиной, ожидая нас. В другие дни он вел себя не так идеально, и мы знали, что нас ждут проблемы, еще до того, как открывали дверь: пес не встречал нас у окна, а где-то прятался.

Как-то, на шестом месяце беременности Дженни, мы отсутствовали час и, вернувшись, обнаружили Марли под кроватью. Он действительно должен был натворить что-то ужасное, чтобы суметь протиснуться туда при его размерах, например, насмерть загрызть почтальона. Чувство вины прямо-таки исходило от него волнами. На первый взгляд дом был цел, но мы знали: Марли скрывает от нас что-то нехорошее и ходили из комнаты в комнату, пытаясь прояснить, что же он натворил. И тут я заметил, что у одной из музыкальных колонок отсутствует пластиковый корпус. Мы везде его искали, но он исчез бесследно. Марли это могло «сойти с лап», если бы я не нашел неопровержимое доказательство его вины во время уборки в саду следующим утром. Остатки корпуса колонки выходили из него не один день.

Во время следующей нашей отлучки Марли, как заправский хирург, удалил из той же колонки динамик. Сама колонка не была опрокинута или хоть как-то повреждена, динамик просто пропал, будто его отрезали лезвием бритвы. Чуть позже Марли проделал то же самое и с другой колонкой. А однажды, придя домой, мы обнаружили, что наша четырехногая табуретка стала теперь трехногой, причем остатков пропавшей ножки – ни единой щепки – не обнаружилось нигде.

Мы могли поклясться, что в Южной Флориде не может пойти снег, но однажды, распахнув дверь гостиной, увидели настоящий буран. В воздухе летали мягкие, пушистые хлопья. Сквозь них мы разглядели Марли, который сидел возле камина, наполовину зарывшись в пуховый сугроб, и неистово тряс из стороны в сторону большую пуховую подушку, будто бы это был страус, которого он только что поймал.

В жизни каждого собаковода хоть раз случается нечто, в результате чего из-за собаки страдают фамильные реликвии. По большей части мы смотрели на причиненный ущерб философски. Только однажды я готов был в буквальном смысле вскрыть Марли, чтобы достать то, что по праву принадлежало нам.

Я подарил Дженни на день рождения изысканную цепочку из 18-каратного золота с крошечным замочком, которую она тотчас же надела. Однако через несколько часов она коснулась шеи рукой и вскрикнула:

– Цепочка! Она пропала!

Наверное, замок сломался или же он изначально был ненадежным, подумал я.

– Не расстраивайся, – успокоил я ее. – Мы не выходили из дома. Она должна быть где-то здесь.

Мы начали прочесывать дом, комнату за комнатой. И чем дольше мы искали, тем сильнее мне бросалось в глаза, что Марли был более возбужденным, чем обычно. Я посмотрел на него. Он извивался ужом и, как только заметил, что завладел моим вниманием, попытался убежать. «О нет, – подумал я, – мамба Марли!» Танец мог означать только одно.

– Что это, – спросила Дженни, и в ее голосе зазвучали панические нотки, – болтается у него изо рта?

Это что-то было тонким и изящным. И золотым.

– Вот черт! – прошипел я.

– Не делай резких движений, – приказала она, понизив голос до шепота. Мы оба замерли.

– Ладно тебе, песик, все нормально, – начал я уговаривать его, чувствуя себя в роли спецназовца, освобождающего заложников. – Мы на тебя совсем не сердимся. Иди сюда. Мы всего лишь хотим получить назад цепочку.

Медленно двигаясь, мы с Дженни начали окружать его. Словно Марли лежал на минном поле, и одно неверное движение могло привести к взрыву.