Текст книги "Трибуны"

Автор книги: Джон Гришем (Гришэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

На видеозаписи тренеры насчитали десять упущенных блокировок. В итоге, оказавшись в конечной зоне, Нат влепил мяч в землю, как положено, сделав спайк, а потом, не боясь штрафа, сбросил шлем – и рванул к домашней трибуне, чтобы болельщики могли полюбоваться им с близкого расстояния.

Рейк выдал Нату награду за «Самый ужасный тачдаун года».

В десятом классе Нат попытался играть в защите, но он не умел бегать и не любил драться. В одиннадцатом попробовал сыграть ресивера, и, когда они стояли нагнувшись, Нат получил от Нили удар в живот, после которого не мог дышать целых пять минут. Никого из игроков Рейка так не поносили за бездарность. Ни один из питомцев Рейка не выглядел в форме так нелепо.

Окно было заставлено книгами, рекламируемым кофе и завтраками. Скрипнула дверь, брякнул звонок, и на секунду время шагнуло вспять. Потом Нили ощутил запах ладана и понял, что здесь точно заправляет Нат. Из-за стеллажей вышел хозяин собственной персоной, держа в руках стопку книг, и с улыбкой произнес:

– Доброе утро. Что-нибудь ищете? – И тут же, остолбенев от неожиданности, уронил книги на пол. – Нили Крэншоу!

Нат ринулся вперед с той же неуклюжестью, с какой обычно бил по футбольному мячу. Они неловко обнялись, и Нили получил острым локтем по бицепсу.

– Как я рад тебя видеть! – с чувством сказал Нат. На секунду их взгляды встретились.

– Приятная встреча, Нат, – немного смущенно ответил Нили. Хорошо еще, что, кроме них, в магазине был всего один посетитель.

Отступив на шаг, Нат спросил:

– Ты что, смотришь на мои серьги?

– Ну да, изрядная у тебя коллекция.

На каждом ухе Ната висело по меньшей мере пять серебряных колец.

– Как тебе: первый мужчина с серьгами в Мессине! И первый с прической «конский хвост». Мне есть чем гордиться?

Поправив длинные черные волосы, Нат показал свой конский хвост.

– Хорошо смотришься.

Нат смерил Нили сверкающим взглядом – так, словно он уже несколько часов дожидался чашки горячего кофе.

– Как твое колено? – спросил Нат, озираясь по сторонам, как будто ранение Нили могло быть тайной.

– Теперь лучше, Нат.

– Сукин сын снес тебя вне зоны. Я точно видел, – заявил Нат с уверенностью человека, стоявшего в день игры «Тека» на боковой линии.

– Нат, это было давно. В другой жизни.

– Как насчет кофе? Тут привезли какой-то новый из Гватемалы. Говорят, адски кайфовый.

Миновав полки и стеллажи, они проникли в глубь помещения, где перед взглядом Нили материализовалось импровизированное кафе. Почти бегом скрывшись за захламленным прилавком, Нат принялся расшвыривать посуду. Наблюдая за ним, Нили уселся на высокий стул. Что бы Нат ни делал, это никогда не выглядело грациозным.

– Говорят, ему осталось не больше суток, – сказал Нат, споласкивая маленькую чашку.

– В этом городе слухи – верный источник. Особенно насчет Рейка.

– Нет, информация от кого-то из самого дома.

Предполагалось, что знать последние новости недостаточно: нужно иметь самый лучший источник.

– Сигару хочешь? Я достал контрабандные кубинские. Второе из самых больших удовольствий.

– Нет, спасибо. Я не курю.

Нат уже заправлял водой большую кофейную машину итальянского производства. Обернувшись через плечо, он спросил:

– А что у тебя за работа?

– Недвижимость.

– Да ты оригинал.

– За это платят. Нат, у тебя классный магазин. Карри сказал, что бизнес идет в гору.

– Я только хотел посеять в этой пустыне немного культуры. Представляешь, для старта Пол выдал мне тридцать тысяч баксов кредита. У меня ничего не было, кроме идеи и восьми тысяч долларов. Конечно, мама хотела подписать закладную.

– Как у нее со здоровьем?

– Спасибо, отлично. Мама отказывается стареть. Продолжает учительствовать в третьем классе.

По всем правилам заварив кофе, Нат, покручивая ус, навалился на прилавок рядом с небольшой раковиной.

– Нили, веришь ли ты, Рейк вот-вот умрет… Мессина без Эдди Рейка. Он взялся тренировать сорок четыре года назад. Тогда половина жителей округи еще не родилась.

– Давно ты с ним виделся?

– Он частенько захаживал. А потом заболел, ослаб и ушел домой умирать. Никто не видел Рейка уже шесть месяцев.

Нили окинул взглядом помещение.

– Рейк бывал здесь?

– Не то слово. Он стал моим первым клиентом. Он вдохновил меня открыть эту кофейню, вел обычные разговоры: брось всякий страх, работай упорнее других, никогда не говори «больше не могу» – в общем, обычная накачка в перерыве игры. Я открылся, и Рейк полюбил заходить сюда с утра, незаметно, чтобы выпить кофе. Наверное, чувствовал себя в безопасности, потому что здесь никогда не бывает толпы. Войдя в эту дверь, большинство местной деревенщины боится подцепить СПИД.

– Давно ты открылся?

– Семь с половиной лет назад. Первые два года не хватало заплатить за свет. А потом дело постепенно наладилось. Пошел слух, что сюда ходит Рейк, – и город охватило любопытство.

Услышав, как зашипела машина, Нили сказал:

– Кажется, готов твой кофе. В жизни не видел Рейка с книгой.

Налив кофе, Нат поставил на прилавок две маленькие чашки на блюдцах.

– Вроде крепкий, – понюхав, сказал Нили.

– Нужно бы принимать это по рецепту. Рейк однажды спросил, что лучше почитать. Я дал Реймонда Чандлера. Он пришел на следующий день и попросил еще. Чтиво понравилось. Тогда я дал ему Дэшила Хэм-мета. Потом он опять вернулся, за Элмором Леонардом. Я открываю в восемь утра, а так работают немногие книжные магазины, и Рейк приходил один или два раза в неделю, всегда очень рано. Мы садились в углу и говорили о книгах. Никогда про футбол. Только о книгах. Рейк обожал детективы. Но когда звонил колокольчик у входной двери, он вставал и незаметно уходил через заднюю. И шел домой.

– Почему?

Нат отхлебнул кофе, и маленькая чашка на секунду исчезла в его удивительно мохнатых усах.

– Про это мы почти не говорили. Рейк стыдился жить как отшельник. Да, у него было чувство собственного достоинства, и он чему-то нас научил. Но также он чувствовал, что виноват в смерти Скотти. Многие проклинали его, и они никогда не успокоятся. Знаешь ли, это груз, и довольно серьезный. Тебе нравится кофе?

– Очень крепкий. Тебе его не хватает?

Еще один неторопливый глоток.

– Скажи, разве его не может не хватать, если однажды играл в его команде? Я каждый день вижу его лицо. Слышу его голос. Чувствую запах его пота. Чувствую, как он лупит меня и на мне нет защиты. Я могу воспроизвести его рычание, его брюзжание и брань. Помню его рассказы. И его уроки. Помню все сорок раскладок и тридцать восемь игр, на которые я выходил в спортивной форме. Четыре года назад умер отец, и я любил его всей душой, но, как ни тяжело говорить, отец повлиял на меня гораздо меньше, чем Эдди Рейк.

Прервавшись в середине этой мысли, Нат медленно выпил глоток кофе.

– Много позже я открыл это заведение, узнав Рейка с несколько иной стороны. Не как человека-легенду. Меня больше не накручивали. Перестав нуждаться в его крике, я стал восхищаться этим старпером. Да, Эдди Рейк – не подарок, но он человек. Когда умер Скотти, Рейк тяжело переживал, а ведь ему было некому раскрыть душу. Он много молился и ходил к мессе каждое утро. Наверное, ему помогали книги – там открывался новый мир. Он утонул в чтении, в сотнях книг, возможно, тысячах.

Нат сделал еще один быстрый глоток.

– Мне его не хватает. Его, сидящего там, в углу, и рассуждающего о книгах или авторах. О чем угодно – только бы не говорить о футболе.

Негромко брякнул звонок на входной двери. Нат пожал плечами:

– Один черт нас найдут. Хочешь что-нибудь? Может, оладьи?

– Нет, я поел в «Ренфроуз». Там по-прежнему. Та же грязь, то же меню. И мухи те же.

– И «болелы», которым неймется из-за того, что команда опять играет с поражениями.

– Угу. Ты ходишь на футбол?

– Не-а. Если ты единственный открыто признанный гей в городе, то начинаешь остерегаться толпы. Люди таращатся, показывают пальцем, уводят детей. Я свыкся, но предпочитаю избегать этих сцен. Наконец, я либо пойду один, что неинтересно, либо могу привести с собой пару, что точно сорвет игру. Представь: я иду с каким-нибудь симпатичным молодым человеком, и мы держимся за руки. Побьют камнями.

– Как ты вообще дошел до такой жизни? Здесь, в нашем-то городе?

Отставив кофе, Нат засунул руки поглубже в карманы джинсов.

– Не здесь, старик. Когда окончил школу, я какое-то время пожил в округе Колумбия, где быстро понял, что к чему. И я не дошел до такой жизни, а выбил в нее дверь. Устроился работать в книжный магазин, научился бизнесу. Пять лет жил на всю катушку и ни в чем себе не отказывал. Потом я устал от города. Если честно, потянуло домой. Начал болеть отец, и я решил вернуться. Был один долгий разговор с Рейком. Я рассказал ему правду. Эдди Рэйк – первый, кому я открылся.

– Как он реагировал?

– Сказал, он мало что знает про геев, но раз уж я сам понял, кто я такой, остальные идут к черту. «Иди и живи своей жизнью, сынок». Еще он сказал: «Одни возненавидят тебя, другие полюбят, но большинство останется безразличным. Это касается одного тебя».

– Очень похоже на Рейка.

– Старик, его слова придали мне мужества. Потом Рейк убедил меня открыть магазин, а когда показалось, что я сделал большую ошибку, он начал часто приходить в мое заведение – и об этом месте заговорили. Одну минуточку. Не уходи!

Нат метнулся ко входу в магазин, где ждала очень пожилая дама. Он вежливо, более чем дружелюбным голосом назвал ее по имени, и оба тут же закопались в книгах.

Обойдя прилавок, Нили налил себе еще чашку ароматного варева. Вернувшись, Нат сказал:

– Приходила миссис Ундервуд, она вечность командовала нашими уборщиками.

– Помню.

– Сто десять лет, и она любит эротические вестерны. Прикидываешь?.. Работая в книжном, узнаешь много чего хорошего. Она решила – здесь можно покупать, раз у меня тоже есть секреты. Плюс в сто десять лет она, наверное, уже не того… – Нат положил на тарелку толстую лепешку с черникой. – Кусни.

Разломив лепешку, он выставил тарелку на прилавок. Нили взял кусочек поменьше.

– Сам это печешь? – спросил он.

– Каждое утро. Покупаю замороженные – и в микроволновку. Никто не понимает разницы.

– Неплохо. Ты давно виделся с Кэмерон?

Прекратив жевать, Нат озадаченно уставился на Нили.

– С чего ты вдруг заинтересовался Кэмерон?

– Так вы ведь дружили. Просто интересуюсь.

– Надеюсь, тебя мучает совесть?

– Так и есть.

– Хорошо. Надеюсь, тебе больно?

– Может быть. Иногда.

– Мы переписываемся. Все отлично, она живет в Чикаго, замужем, и у нее две маленькие дочки. И все-таки почему ты спросил?

– Я не могу спросить об однокласснице?

– Их почти две сотни. И почему-то первой, о ком ты спросил, оказалась она.

– Прости, пожалуйста.

– Нет, я хочу знать. Нили, скажи, почему ты спросил о Кэмерон?

Нили молча бросил в рот несколько крошек. Затем пожал плечами и улыбнулся:

– Ладно, я думал о ней.

– И ты думал о Скример.

– Как можно ее забыть?

– Ушел с бабенкой, легко получил свое, а на длинной дистанции вдруг выяснил, что ошибся.

– Признаю, был молодой и глупый. Хотя, конечно, весело погуляли.

– Ты был весь из себя, настоящий американец. Нили, в нашей школе ты мог гулять с любой девчонкой. Ты отказался от Кэмерон, потому что волочиться за Скример казалось круто. Я тебя ненавидел.

– Да ты что, Нат? Правда?

– До самых печенок. С ней мы дружили с детского сада, еще до твоего появления в городе. Она знала что я не такой, как все, и она всегда меня защищала. А я старался защищать ее. Кэмерон сделала большую ошибку – влюбилась в тебя. Но Скример решила, что ей нужен настоящий американец. Юбки стали короче, кофточки теснее – и ты спекся. Мою обожаемую Кэмерон бросили.

– Прости, что напомнил.

– Да, старик… Поговорим о чем-нибудь еще.

Наступила томительная минута, когда обоим казалось, что говорить не о чем.

– Погоди, еще увидишь кое-кого, – сказал Нат.

– Она симпатичная?

– Скример выглядит престарелой девушкой по вызову, пусть и не самого дешевого разряда. Каковой, вероятно, и является. А Кэмерон – классная.

– Думаешь, она приедет?

– Вполне возможно. Мисс Лайла научила ее играть на пианино.

Нили никуда не собирался, но, быстро взглянув на часы, все-таки сказал:

– Нат, нужно бежать. Спасибо за кофе.

– Спасибо, что зашел, Нили, мы отлично посидели.

Мимо стоек и полок они зигзагом пробрались к выходу. Нили остановился у двери.

– Послушай, мы с ребятами вечером ходили на трибуну. Вроде ночного бдения – пиво, рассказы про войну. Не желаешь присоединиться?

– Было бы неплохо. Спасибо.

Нили открыл дверь и шагнул через порог. Неожиданно Нат поймал его за руку:

– Нили, я соврал насчет ненависти.

– Почему?

– Это невозможно. Ведь ты – наш всеамериканский герой.

– Нат, те времена ушли в прошлое.

– Пока Рейк не умер – нет.

– Передай Кэмерон, что я хотел ее видеть. Есть о чем поговорить.

Скупо улыбнувшись, секретарь передала бумаги, скользнувшие через стол. Нили печатными буквами вписал имя, поставил время, дату и добавил, что приехал навестить Бинга Элбриттона, много лет тренировавшего о команду баскетболисток. Секретарь изучила бланк, не вспомнив ни его лица, ни имени, и сказала, что тренер, вероятно, находится в гимнастическом зале. Взглянув на посетителя, вторая дама из административного офиса тоже не узнала Нили Крэншоу.

Что совсем не плохо.

В коридорах мессинской школы было пусто. Двери всех классов закрыты. Те же шкафчики. Те же краски. Те же надраенные до воскового блеска полы. Возле туалетных комнат тот же вязкий запах дезинфекции Можно не сомневаться, что, зайдя в одну из комнат, он услышит тот же звук падающих капель, почувствует тот же запах запрещенных сигарет и увидит те же стоящие в ряд писсуары, а может, и каких-нибудь дерущихся оболтусов. Нили прошел коридором мимо класса, в котором занимался алгеброй на уроках мисс Арнет. Заглянув в узкое дверное стекло, поймал мимолетный взгляд своей бывшей учительницы, заметно постаревшей на пятнадцать лет и объяснявшей те же формулы, сидя на углу того же стола.

Неужели вправду прошло пятнадцать лет? На секунду Нили вдруг почувствовал себя восемнадцатилетним мальчишкой, ненавидевшим алгебру и английский язык и ничего не ждавшим от этих занятий, потому что собирался ловить удачу на футбольном поле Он вздрогнул, на мгновение окунувшись в лихорадочную гонку и волнения прошедших пятнадцати лет.

Мимо прошел уборщик – престарелый джентльмен, наводивший чистоту в здании со времен постройки. Долю секунды он смотрел на Нили, будто узнавая, но тут же отвернулся и вяло пробурчал себе под нос: «Добр-утро».

Главный вход в школу открывался в просторный атриум, выстроенный в год выпуска Нили. Атриум примыкал к двум более старым школьным зданиям и шел дальше до входа в гимнастический зал. По стенам красовались фотографии выпускных классов, начиная с 1920 года.

Баскетбол считался в Мессине вторым по важности видом спорта, но из-за футбола город так привык к спортивным победам, что ожидал появления династии от любой команды. В конце семидесятых Рейк решил, что школе нужен новый гимнастический зал. Ссуда под залог прошла девяноста процентами голосов, и Мессина с гордостью отстроила лучшую в штате площадку для занятий баскетболом. Уже вестибюль у входа представлял собой настоящий зал славы.

Центральным экспонатом был внушительный и очень дорогой стенд, внутри которого Рейк тщательно расположил все тринадцать маленьких памятников. Тринадцать кубков штата, начиная с 1961-го и заканчивая 1987-м годом. За каждым находились большая фотография команды и коллаж с победным счетом и газетными вырезками. Здесь же хранились подписанные футбольные мячи и форма с вышедшими в почетную отставку номерами, в том числе номером 19. Наконец, здесь было множество фотографий Рейка – Рейк с Джонни Юнитасом на какой-то межсезонной встрече, Рейк с губернатором тут, Рейк с губернатором там, Рейк с Романом Армстедом сразу после игры «Пэкерс».

Нили побродил по экспозиции несколько минут, несмотря на то что видел это много раз. Все выглядело щедрым даром, принесенным блестящему тренеру и его верным игрокам, и одновременно, казалось грустным напоминанием о прошедшем. Однажды кто-то сказал, что этот зал – душа и сердце Мессины. Но в еще большей степени это место годилось для поклонения Эдди Рейку и вполне могло сойти за алтарь, где преклоняют колена его последователи.

Вдоль стен до самых дверей спортзала выстроились другие стенды. Снова мячи с автографами от других выпусков, менее успешных. Новые трофеи размером поменьше, взятые менее значимыми командами. Нили в первый и лучше, если бы в последний раз посочувствовал тем, кто тренировался и добивался успехов, но ушел из спорта незамеченным, потому что занимался не главным видом.

Главным, неизменно «королевским» спортом оставался только футбол. Футбол приносил славу и платил по счетам, а это кое-что значило.

Где-то совсем рядом грянул до боли знакомый звонок, заставив Нили вернуться в реальность, границы которой он нарушил, опоздав на пятнадцать лет. Шагая назад через атриум, он оказался в толпе детворы, неистово выплеснувшейся на большую перемену. Коридоры в минуту ожили и наполнились учениками, отчаянно вопившими, толкавшимися, стукавшимися о шкафчики и высвобождавшими гормоны с тестостероном, мучившие их целых пятьдесят минут.

Ни один из них не узнал Нили Крэншоу.

В него едва не врезался мускулистый парень с очень накачанной шеей в зелено-белой именной футболке «Спартанцев», символизировавшей статус, которому в Мессине не было равных. У парня был типичный вид кого-то, кто вообразил себя хозяином этого коридора, пусть и ненадолго. Он внушал авторитет. Он ждал восхищения. Ему улыбались девочки. Мальчики уступали ему дорогу.

«Пройдет всего несколько лет, крутой парень, и если ты вернешься, никто не вспомнит твою рожу, – подумал Нили. – Сказочная карьера останется в прошлом. Клевые девочки станут мамашами. Зеленая футболка согреет лишь твое самолюбие, и ты не сможешь ее носить. Школьные вещи. Детские игрушки».

Почему тогда это было так важно?

Нили вдруг почувствовал себя очень старым. Пройдя через толпу, он быстро покинул школу.

После полудня, ближе к вечеру, Нили ехал по узкой гравийной дороге, поднимавшейся вверх вокруг Каррз-Хилл. Когда терраса расширилась, он свернул с дороги и остановился. Внизу, всего в одной восьмой мили от него, стоял дом «Спартанцев», а чуть правее виднелись два тренировочных поля, на одном из которых толкали друг друга упакованные в защиту игроки университетской команды, а на другом юниоры отрабатывали рывок. Свистели и покрикивали тренеры.

На поле имени Рейка Кролик двигал зелено-желтую газонокосилку «Джон Дир», таская ее туда и обратно по чистой траве, как всегда делал с марта по декабрь. Группа поддержки вышла на беговую дорожку перед домашней трибуной, чтобы прикинуть эскиз пятничного боестолкновения и отработать кое-какие новые маневры. За дальней конечной зоной расположился оркестр, чтобы немного порепетировать.

Мало что изменилось. Другие тренеры, другие игроки и другая группа поддержки, другие ребята в составе оркестра – но это были «Спартанцы» на своем поле с толкающим газонокосилку Кроликом и обычными переживаниями по поводу пятницы. Нили знал, что вернись он посмотреть на эту сцену еще через десять лет – не изменятся ни люди, ни место.

Другой год, другая команда, другой сезон.

С трудом верилось: неужели Эдди Рейк мог дойти до того, что сидел примерно там, где теперь сидел Нили, наблюдая за игрой из такой дали, что узнавал о происходящем на поле по радио? Болел ли он за «Спартанцев»? Или из чувства противоречия Рейк втайне надеялся на их поражение во всех играх подряд? У Рейка был тяжелый нрав, и он мог копить обиду годами.

Нили ни разу не проигрывал на этом поле. Его команда, состоявшая из новичков, осталась непобежденной, чего, впрочем, и ждала Мессина. Новички играли вечером по четвергам, и на них ходило больше зрителей, чем на игры университетских команд. Как начинающий, Нили проиграл всего дважды, оба раза в финале и оба – в кампусе «Эй-энд-Эм». В восьмом классе их команда сыграла вничью с «Портервиллем», дома, и в тот раз Нили оказался ближе всего к проигрышу футбольного матча на своем поле.

Та ничья дала Рейку повод явиться в раздевалку и устроить жесткий послематчевый разбор с лекцией о значении «спартанской» гордости. Хорошенько попугав горстку тринадцатилетних ребят, главный тренер Рейк сменил тренера их команды.

Нили продолжал смотреть на поле, а ему в голову продолжали лезть старые истории. Не имея желания ничего вспоминать, он завел мотор, развернулся и уехал прочь.

Человек, отвозивший в дом Рейков корзину с фруктами, услышал кое-какой шепоток, и через короткое время весь город знал, что тренер впал в забытье, из которого не бывает возврата.

К наступлению сумерек слух добрался до трибун, где в ожидании собрались немногочисленные группы игроков из разных команд и разных десятилетий. Некоторые сидели в одиночестве, погрузившись в собственные думы о Рейке и о славе, так давно растаявшей в тумане прошлого.

Пол Карри уже вернулся – в джинсах, свитере и с двумя большими пиццами, которые испекла и прислала Мона, чтобы в этот вечер мальчишки могли ощутить себя мальчишками. Здесь же был Силос с холодным пивом. Куда-то запропал Колпак, что вовсе не было удивительно. Жившие в пригороде близнецы Утли, Ронни и Донни, тоже прослышали насчет возвращения Нили. Пятнадцать лет назад они были неотличимыми друг от друга 160-фунтовыми защитниками-лайнбэкерами, и каждый мог в одиночку снести дуб.

Когда стемнело, все продолжали наблюдать за Кроликом, который подошел к табло со счетом и включил свет на юго-западной мачте. Рейк был еще жив. Поперек поля «Рейкфилд» легли длинные тени, а бывшие игроки продолжали ждать. Стадион покинули любители бега, и дорожки опустели. Временами в одной из собравшихся на домашней трибуне групп слышался смех: кто-то рассказывал давнюю футбольную байку. Но остальные голоса звучали тихо. Теперь Рейк лежал без сознания, и конец был совсем близок.

Их отыскал Нат Сойер. Он что-то принес в большом кейсе.

– Нат, у тебя там не наркотики? – спросил Силос.

– Не-ет… Сигары.

Кубинскую первым закурил Силос. Потом Нат, потом Пол, и последним – Нили. Близнецы Утли ничего не пили и не курили.

– Ни за что не догадаетесь, что я приволок! – воскликнул Нат.

– Девку? – предположил Силос.

– Силос, заткнись!

Открыв сумку, Нат вытащил оттуда большой кассетный магнитофон, «Бум-бокс».

– Ша, ребя… будет джаз-з. От чё я хотел! – обрадовался Силос.

Держа в руке кассету, Нат во всеуслышание объявил:

– На этой записи Бак Кофи комментирует финал чемпионата 87-го года.

– Быть не может, – сказал Пол.

– Угу. Я слушал запись вчера вечером, в первый раз за эти годы.

– Я никогда ее не слышал, – произнес Пол.

– А я не знал, что игры записывались, – отозвался Силос.

– Ты много чего не знал, Силос, – заметил Нат.

Поставив кассету, Нат принялся тыкать в кнопки.

– Парни, если не возражаете, я думаю, мы пропустим первую половину матча.

Нили сумел засмеяться. В первой половине он сделал четыре перехвата и проворонил один. «Спартанцы» проигрывали 0:31 удивительно талантливой команде из Ист-Пайка.

Зашуршала лента, и тишину трибун прорезал неторопливо-хрипловатый голос Бака Кофи:

– Итак, друзья, во второй половине с вами Бак Кофи, здесь, в кампусе «Эй-энд-Эм», на матче, который полагался встречей равных команд, не потерпевших ни одного поражения. Но ничего подобного. «Ист-Пайк» лидирует по всем статьям, исключая пенальти и потери. Счет 31:0. Я вспоминаю игры «Спартанцев» из Мессины за последние двадцать два года и не помню ничего похожего на первую половину этого матча.

– Где теперь Бак? – спросил Нили.

– Ушел, когда убрали Рейка, – ответил Пол.

Нат добавил громкости, и над стадионом зазвучал голос Бака. На игроков других команд он подействовал как магнит. Подтянулись Рэнди Эйгер и двое его товарищей из команды 1992 года. Вернулись обутые в кроссовки юрист Джон Коуч, его друг-оптик Бланшар Тиг и четверо других ребят из эпохи «Полосы удачи». Еще человек десять – двенадцать тоже подошли ближе.

– Итак, команды вернулись на поле, и мы прерываемся ради выступления спонсоров.

– Я поимел эту хренотень у спонсоров, – сообщил Нат.

– Отлично, – оценил Пол.

– Ты умный пацан, – сказал Силос.

– Я смотрю на боковую линию – и не вижу тренера Рейка. Да, на поле действительно нет ни одного тренера. Команды готовятся к начальному удару второй половины матча – но непонятно, где тренеры «Спартанцев»? Что по меньшей мере очень, очень странно.

Кто-то спросил:

– А где были тренеры?

Ничего не ответив, Силос пожал плечами.

Именно этим вопросом, так и оставшимся без ответа, Мессина задавалась вот уже пятнадцать лет. Было ясно, что тренеры бойкотируют вторую половину игры, но почему?

– «Ист-Пайк» пробивает в направлении южной зоны. Удар… Удар короткий, Маркус Марби подбирает мяч на отметке восемнадцать ярдов, отходит назад, срезает поперек поля, находит проход – и… его останавливают на тридцатиярдовой линии, откуда «Спартанцы» пытаются организовать атаку, первую за сегодняшний вечер. В первой половине у Нили Крэншоу три передачи из пятнадцати. «Ист-Пайк» поймал больше его пасов, чем «Спартанцы».

– Вот засранец, – сказал кто-то.

– Мне казалось, он на нашей стороне.

– Конечно, но когда мы выигрывали, ему больше нравилось.

– Погодите! – воскликнул Нат.

– По-прежнему не видно ни Рейка, ни других тренеров. Это настораживает. «Спартанцы» заканчивают короткое совещание, и Крэншоу строит свое нападение. Карри справа, он принимающий. Марби – бегущий. У «Ист-Пайка» восемь защитников ждут, подзуживая Крэншоу, чтобы тот вбросил мяч в игру. Снэп назад и вправо – Крэншоу опять берет мяч, он идет в атаку, видит впереди просвет и врезается в защитника, сшибает блок, переворачивается – выходит на сороковую, сорок пятую, на пятидесятую отметку – и останавливается на сорок первой «Ист-Пайка», за линией. Крэншоу «привозит» своей команде двадцать девять ярдов! Лучшая игра нападения «Спартанцев» в сегодняшнем матче. Возможно, они вернулись к жизни.

– Парни, та команда билась по-честному, – сказал Силос.

– У них пятеро были записаны в первый дивизион, – сказал Пол, вспомнив кошмар первой половины матча, – Четверо стояли в защите.

– Можешь не напоминать, – ответил Нили.

– Команда «Спартанцев» наконец-то проснулась. Сбившись в кучку на совещание, они что-то кричат друг другу, и теперь боковая линия действительно никого не интересует. Крэншоу делает знак «пошли» – он показывает влево, и принимающий, Карри, занимает позицию. Марби в слоте, он начинает перемещаться, Крэншоу делает снэп назад – и следует быстрая передача Марби, прорвавшемуся к зачетной зоне по левому краю на шесть или, возможно, семь ярдов. Теперь «Спартанцы» выглядят гораздо более собранными. Они отряхивают друг друга от земли, стучат по шлемам. И конечно, Силос Муни занимает разговором по меньшей мере трех игроков противника. Всегда хороший знак.

– Что ты им такое говорил, Силос?

– Говорил, какое место им вот-вот оторвут.

– Мы проигрывали тридцать одно очко.

– Да-да, – подтвердил Пол. – Мы слышали. Силос начал опускать их после второго розыгрыша.

– Вторая – и три. Крэншоу на позиции. Снэп, быстрый пас назад Марби, который врезается в защитника, переворачивается, бежит к зачетной зоне противника – тридцатая, двадцатая – и падает за линией на шестнадцатой отметке «Ист-Пайка»! Три розыгрыша, сорок четыре ярда! Нападающий «Спартанцев» больше не допускает к мячу игроков противника. В первый раз «Спартанцы» получают шанс выйти на десятиярдовую отметку. В первой половине игры их было всего пять – и только сорок шесть ярдов пришлось на рывок. Не получая указаний с боковой линии, Крэншоу объясняет нападению свою комбинацию, свою, потому что на поле по-прежнему нет тренеров. Левый слот, Карри – принимающий, Марби – бегущий, вперед идет Чено, он смещается вправо, делает обманное движение – следует передача Марби, Марби врезается в защитника, перепрыгивает через лайнбэкера – и падает на десятиярдовой линии. Часы тикают, пока остается десять-ноль-пять в третьей четверти. Мессина в десяти ярдах от тачдауна и в тысяче миль от победы в чемпионате штата. Крэншоу с мячом, он отходит в «карман», будет передача, мяч у Марби, тот выходит в атаку перед линией розыгрыша, освобождается, широкий выход вправо и… Там никого! Он увеличивает счет! Он увеличивает счет! Маркус Марби с мячом ныряет за первым тачдауном «Мессины»! «Спартанцы» получают тачдаун! Возвращение началось!

Первым откликнулся Джон Коуч:

– Помню, как мы заработали эти очки, я подумал: на таких парнях не отыграешься. «Ист-Пайк» были здорово хороши.

– Но начальный удар они смазали, – сказал Нат, убавив громкость. – Не так, что ли?

– Ага, – подтвердил Донни, – Индус отобрал мяч где-то на пятидесятой, и мы закрутились, как шершни. Продержали мяч минут пять, а потом он ушел примерно на двадцатиярдовой линии.

Ронни кивнул:

– Они выдвинули тэйлбека справа на перехват. Результат нулевой. Набежали слева – то же самое. Третья – и одиннадцать, они отходят назад для распасовки – и тут Силос на шестиярдовой рубит их квотербека, прямо перед линией розыгрыша.

Донни:

– К несчастью, он воткнулся в землю головой вперед и пропахал ярдов пятнадцать. Грубая игра. «Ист-Пайку» отдали десять ярдов.

Силос:

– Нехорошо вышло.

Пол:

– Нехорошо? Ты пытался свернуть ему шею.

– Нет, дорогой банкир, я пытался его прикончить.

Ронни:

– Мы сошли с катушек. Силос рычал, как медведь гризли. Индус плакал – клянусь, я это видел. Ему хотелось срубить квотербека или кого угодно, чего бы это ни стоило.

Донни:

– Мы остановили бы и «Далласских ковбоев».

Бланшар:

– Кто рулил защитой?

Силос:

– Я. Чего проще – блокировать принимающих, вырубить тейтэнда, восемь парней делают коробочку – все играют очень плотно, каждый кого-нибудь валит, чисто-нечисто – не важно. Это уже была не игра, а рубка.

Донни:

– На третьей и восемь Хиггинс – тот самоуверенный крайний защитник, который переехал в Клемсон, – нагнул голову и рванул через центр. Пас накинули высоковато. Индус четко просчитал ситуацию, рванул наперерез, как скоростной поезд, и снес Хиггинса за полсекунды до встречи с мячом. Нормальное столкновение в борьбе за мяч.

Пол:

– Шлем подлетел футов на двадцать.

Коуч:

– Мы сидели на сороковом ряду и услышали такой звук, будто столкнулись две автомашины.

Силос:

– Мы радовались победе. Убили одного, а еще за двоих тренер выбросил флаг.

Ронни:

– Два флага, тридцать ярдов – нам было нипочем. Все равно, где возьмут мяч. Им не досталось бы ни одного очка.

Бланшар:

– Парни, вы надеялись, что они не увеличат счет?