Текст книги "Пора убивать"

Автор книги: Джон Гришем (Гришэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Я получил настоящее удовольствие от проповеди, ваше преподобие, – не задумываясь солгал Джейк, пожимая на ступенях храма руку священнику.

– Рад тебя видеть, Джейк, – отозвался его преподобие. – Всю неделю мы следили за тобой по телевизору. Мои детишки кричали от восторга всякий раз, как ты показывался на экране.

– Благодарю вас. Помолитесь за нас Господу.

Затем они отправились на машине в Кэрауэй на воскресный обед к родителям Джейка. Жене и Ева Брайгенс жили в старом фамильном гнезде – медленно разрушающемся сельском доме, стоявшем на пяти акрах поросшей деревьями земли в самом центре Кэрауэя, в трех кварталах от Мэйн-стрит и двух кварталах от школы, где Джейк и его сестра проучились по двенадцать лет. Оба, отец и мать, вышли на пенсию, но чувствовали себя еще достаточно молодыми для того, чтобы на лето отправляться куда-нибудь по стране в летнем домике на колесах. В понедельник они намереваются поехать в Канаду, а назад планируют вернуться только после Дня труда[8]8
  Отмечается в США в первый понедельник сентября


[Закрыть]. У Джейка не было брата, а старшая сестра жила в Новом Орлеане.

Воскресный обед, приготовленный матерью Джейка, являл собой типичное южное пиршество, с изобилием всевозможного жареного мяса, свежих – прямо с грядки – овощей, сваренных, обжаренных в масле, печеных и сырых, а также домашних булочек и печенья. На столе, помимо перечисленного, помещались два полных соусника, арбуз, дыня, персиковый мусс, лимонный пирог и клубничные пирожные. Съедена, конечно, будет только малая часть этих яств, остальное Ева вместе с Карлой аккуратно упакуют. В Клэнтоне семья сына целую неделю сможет не думать о покупке продуктов.

– А как твои родители. Карла? – поинтересовался мистер Брайгенс, передавая супруге булочку.

– С ними все в порядке. Я только вчера говорила по телефону с мамой.

– Они все еще в Ноксвилле?

– Нет, сэр. Они уже перебрались в Уилмингтон на все лето.

– Собираетесь их навестить? – спросила Ева, разливая чай из вместительного керамического чайника.

Карла бросила взгляд на Джейка, накладывавшего Ханне в тарелку бобов. Она знала, что ему вовсе не хочется обсуждать дело Карла Ли Хейли. После того, кровавого, понедельника каждый раз, как только они садились за стол, разговор неизбежно заходил о нем, и сейчас у Джейка абсолютно не было желания в который раз отвечать на одни и те же вопросы.

– Да, мэм. Собираемся. Это зависит от занятости Джейка. Лето может быть довольно трудным.

– Мы так и предполагали, – заметила Ева ровным голосом, как бы давая сыну понять, что после прозвучавших в здании суда выстрелов он ни разу им не позвонил.

– У вас что-нибудь не в порядке с телефоном, сын? – задал вопрос мистер Брайгенс.

– Да. Мы сменили номер.

Четверо взрослых, охваченные недобрым предчувствием, вяло и осторожно поглощали пищу. Ханна же не сводила зачарованного взгляда с пирожных.

– Знаю. Именно это сказала нам телефонистка. Причем даже она не смогла ответить на какой. Он не зарегистрирован.

– Прошу меня извинить. Я был очень занят.

– Про это мы читали, – сказал отец. Ева прекратила жевать, кашлянула, прочищая горло, и спросила:

– Джейк, ты всерьез рассчитываешь на то, что его оправдают?

– Меня беспокоит твоя семья, – вновь вступил отец. – Это дело может оказаться весьма опасным.

– С каким хладнокровием он расстрелял их, – заметила мать.

– Они изнасиловали его дочь, мама. Что бы ты стала делать, если бы кто-то изнасиловал Ханну?

– Что такое «изнасиловал»? – тоненьким голоском спросила Ханна.

– Не слушай их, маленькая, – обратилась к дочери Карла, а потом добавила: – Может, вам лучше сменить тему?

Решительным взором она обвела всех Брайгенсов, и они вновь принялись за еду. Их невестка уж если говорит что-то, то всегда попадает в точку, подумали одновременно Жене и Ева.

Джейк улыбнулся матери, стараясь не встретиться взглядом с отцом.

– Просто мне не хочется говорить о деле, мама. Я от него устал.

– Думаю, у нас будет возможность прочесть о нем, – заметил мистер Брайгенс.

И они заговорили о Канаде.

* * *

Примерно в то самое время, когда семейство Брайгенсов заканчивало обед, храм на Горе Хевронской содрогался до самого основания: преподобный Олли Эйджи привел свою паству в совершенный экстаз. Молодые дьяконы отплясывали. Прихожане преклонного возраста распевали псалмы. Женщины падали в обморок. Зрелые мужчины стенали и вскрикивали, простирая руки к небесам, дети, запрокидывая головки, в священном страхе взирали на своды церкви. Хор качало и встряхивало до тех пор, пока хористы не затянули в один голос разные стихи одного и того же псалма. Органист играл свое, человек, сидевший за фортепиано, – другое, в хоре каждый был предоставлен самому себе. В белом одеянии, отделанном пурпуром, вокруг кафедры метался преподобный отец, взывая к своей пастве, истово молясь, выкрикивая имя Господне и немилосердно потея.

Это помешательство то стихало, то вспыхивало с новой силой. Каждый новый окрик как бы заряжал присутствующих энергией, но тут же усталость брала свое, и накал страстей ослабевал. Благодаря приобретенному за долгие годы опыту Эйджи абсолютно точно знал, когда экстаз толпы достигнет высшего предела, когда уже невыносимое нервное напряжение сменится бесконечной усталостью, когда его пастве нужно будет перевести дух. Именно в этот момент он остановился перед кафедрой и с чудовищной силой грохнул ее крышкой во славу имя Божия. Музыка тут же смолкла, конвульсии прекратились, упавшие в обморок начали приходить в себя, дети перестали лить слезы, и толпа послушно стала растекаться по рядам, занимая свои места. Наступило время для проповеди.

В тот момент, когда преподобный отец произносил первые слова молитвы, задняя дверь храма раскрылась и в церковь вошло семейство Хейли. Тони шагала чуть прихрамывая, держась за руку матери. Позади них маршировали братья, замыкал шествие Лестер. Медленно проследовав по проходу, они устроились в первых рядах. Святой отец кивнул органисту, и по храму поплыли плавные и мягкие звуки, через мгновение, чуть покачиваясь из стороны в сторону, вступил хор. В такт пению раскачивались и дьяконы. Старики, чтобы не отстать, поднялись со своих мест и стали подтягивать. Вдруг совершенно неожиданно для всех упала в обморок одна из сестер храма. Ее пример оказался на удивление заразительным, и другие сестры тоже начали валиться с ног. Голоса стариков набирали мощь, перекрывая пение хора; хористы заволновались. Поскольку орган перестал быть слышен, органист прибавил мощности звука. Ударил по клавишам и человек за фортепиано, причем исполняемый им гимн совершенно не походил на тот, что играл органист. Органисту не оставалось ничего другого, как только увеличить приток воздуха к трубам своего инструмента. Преподобный Эйджи спрыгнул с кафедры и танцующим шагом направился туда, где сидели Хейли. Присутствовавшие: хор, дьяконы, пожилые люди, женщины, плачущие детишки – все как один последовали за священником, чтобы приветствовать маленькую Тони Хейли.

* * *

Пребывание в тюрьме в общем-то не действовало Карлу Ли на нервы. Конечно, дома было бы приятнее, но в настоящих обстоятельствах он находил жизнь в камере вполне приемлемой. Тюрьма была совершенно новой, построенной на средства, отпущенные из федерального бюджета, и с соблюдением всех требований, вытекающих из прав заключенных. Еду готовили две толстухи негритянки, которые свое дело знали. Они имели право на досрочное освобождение, однако Оззи не торопился сообщить им об этом. Еду сорока постояльцам – их бывало чуть больше или чуть меньше – разносили сами заключенные из числа тех, кто был у начальства на хорошем счету. Тринадцать человек должны были отбывать свой срок в Парчмэне, но там не хватало мест. Они жили в постоянном ожидании, что завтра их отправят куда-нибудь на полуразрушенную, обнесенную колючей проволокой ферму в дельте Миссисипи, где постели не так мягки, где нет кондиционированного воздуха, зато полно злобных и ненасытных москитов, где на всех один-единственный загаженный туалет.

Камера, в которой помещался Карл Ли, находилась по соседству с камерой номер два, где содержались преступники, числящиеся за штатом Миссисипи. Белыми из них были только двое, и уж все без исключения являлись отпетыми головорезами. Однако даже этим людям Карл Ли внушал страх. Свою камеру номер один он делил с двумя магазинными воришками, которые были не просто напуганы прославленным сокамерником – нет, они были вне себя от ужаса. Каждый вечер охрана приводила Карла Ли в кабинет Оззи, где они вместе ужинали и смотрели по телевизору новости. Карл Ли чувствовал себя знаменитостью, он наслаждался этим почти так же, как его адвокат или сам окружной прокурор. Ему хотелось встретиться с репортерами, рассказать им о своей дочери, о том, что ему не место в тюрьме, однако его адвокат строго запретил ему это.

После того как ближе к вечеру воскресенья Гвен и Лестер, приходившие на свидание с ним, ушли домой, Оззи, Мосс и Карл Ли выбрались через заднюю дверь из здания тюрьмы и направились в больницу. Идея принадлежала Карлу Ли, и шериф не усмотрел в ней ничего дурного. Все трое вошли в отдельную палату, которую занимал Луни. Карл Ли бросил взгляд на его одеяло, под которым чувствовалась какая-то странная пустота, затем посмотрел Луни прямо в глаза. Они пожали друг другу руки. Голосом, в котором звучали слезы. Карл Ли сказал, что очень сожалеет о происшедшем, что у него не было никакого намерения причинить боль кому-либо, кроме тех двух парней, что если бы только он мог исправить то, что сделал по отношению к Луни... Без малейших колебаний Луни принял его извинения.

Когда они вернулись в тюрьму, в кабинете Оззи сидел Джейк и ждал их. Оззи и Мосс, извинившись, тут же вышли, оставив Карла Ли наедине с его адвокатом.

– Где вы пропадали? – с подозрением спросил Джейк.

– Ходили в больницу проведать Луни.

– Что?!

– Разве что-нибудь не так?

– Я был бы рад, если бы впредь все свои визиты ты сначала согласовывал со мной.

– Неужели плохо, что я повидался с Луни? – Луни будет главным свидетелем обвинения, когда тебя будут пытаться отправить в газовую камеру. Вот и все. Он не на нашей стороне, Карл Ли, и ты можешь говорить с Луни только в присутствии своего адвоката. Это понятно? – Не совсем.

– Поверить не могу, что Оззи решился на такое, – пробормотал Джейк.

– Идея была моя, – признался Карл Ли.

– Ладно, но когда тебе в голову взбредет следующая, дай мне знать, о'кей?

– О'кей.

– Ты давно говорил с Лестером?

– Только сегодня. Он приходил сюда вместе с Гвен. Принесли мне тут кое-что. О банках рассказали.

Джейк решил занять твердую позицию в вопросе гонорара: никоим образом он не мог позволить себе представлять интересы Хейли всего за девятьсот долларов. Это дело займет у него по меньшей мере три месяца, и девять сотен – просто смешная сумма. Работать за такие деньги будет нечестно по отношению к самому себе и своей семье. Карлу Ли придется изыскать где-то средства. У них полно родственников. У Гвен большая семья. Значит, им нужно будет чем-то пожертвовать, возможно, продать несколько автомобилей или землю, но Джейк свои деньги получит сполна. В противном случае Карлу Ли не останется ничего другого, как подыскать иного адвоката.

– Я отдам тебе закладную на свою землю, – предложил Карл Ли.

Джейк начал колебаться.

– Мне не нужна твоя земля, Карл Ли. Мне нужны наличные. Шесть с половиной тысяч долларов.

– Скажи мне, как их найти, и я сделаю это. Ты же законник, вот и найди выход. Я согласен с тобой заранее. Джейк был побежден, и знал об этом.

– Но я не могу сделать эту работу за девятьсот долларов, Карл Ли. Я не могу допустить, чтобы твой процесс сделал меня банкротом. Я юрист. Я должен делать деньги.

– Джейк, я заплачу тебе. Я обещаю. Может, на это потребуется время, но я заплачу. Поверь мне.

«Как же, заплатишь, – подумал Джейк, – а если тебя приговорят к смерти?» Он решил сменить тему:

– Тебе известно, что завтра состоится заседание большого жюри? Будут рассматривать твое дело.

– Значит, я завтра отправлюсь в суд?

– Нет. Это значит, что завтра тебе предъявят обвинение. Зал наверняка будет полон публики и репортеров. Приедет судья Нуз – на открытие майской сессии. Бакли будет суетиться возле телекамер и пускать газетчикам пыль в глаза. Да, завтра большой день. После обеда Нуз начнет рассмотрение дела о вооруженном грабеже. Если завтра твое обвинение будет сформулировано, нам придется в среду или в четверг отправиться в суд на предъявление.

– На что?

– На предъявление. В случае, если рассматривается преступление, за которое полагается смертная казнь, закон требует, чтобы судья зачитал тебе обвинение в открытом суде, перед Богом и людьми. Этому придают большое значение. Мы потребуем признания твоей невиновности, и судья назначит день рассмотрения дела. Мы потребуем освобождения под залог, и он ответит отказом. Когда я упомяну о залоге, Бакли начнет кричать и беситься. Чем больше я думаю о нем, тем сильнее ненавижу. Вот уж настоящий чирей в заднице.

– Почему меня не освободят под залог?

– В подобных случаях судья не обязан выпускать обвиняемого под залог. При желании он может это сделать, но большинство воздерживаются. Даже если Нуз и установит сумму залога, тебе его не выплатить, так что не стоит и думать об этом. До суда ты останешься в тюрьме.

– Я потерял работу, знаешь?

– Когда?

– В пятницу Гвен ездила на фабрику за моим чеком. Там-то ей и сказали. Здорово, да? Человек работает на них одиннадцать лет, затем пропускает пять дней, и его вышвыривают за ворота. Видимо, они уверены, что я уже не вернусь к ним.

– Жаль, Карл Ли, мне действительно очень жаль.

Глава 12

Достопочтенный Омар Нуз не всегда был таким уж достопочтенным. До того как стать председателем выездной сессии суда двадцать второго округа, он был адвокатом средней руки с не очень обширной клиентурой, зато способности к политике у него были поистине пугающие. Проработав пять сроков в законодательном собрании штата Миссисипи, он полностью коррумпировался и в совершенстве овладел искусством политических уверток и манипуляций. Став сенатором, Нуз изрядно преуспел в должности председателя сенатской комиссии по финансам, и только очень немногим жителям округа Ван-Бюрен приходилось задумываться над вопросом, каким образом он и его семья умудряются так широко жить на его официальный оклад в семь тысяч долларов в год.

Как и большинство членов законодательного собрания штата, Нуз слишком уж часто выставлял свою кандидатуру для переизбрания, и закончилось это тем, что летом 1971 года его обошел какой-то совершенно неизвестный соперник. Спустя год, после смерти своего предшественника, судьи Лупуса, Нуз надавил на своих друзей в законодательном собрании, и те убедили губернатора в необходимости назначить Нуза на освободившуюся должность. Таким образом, бывший сенатор Нуз превратился в судью Нуза, председателя выездной сессии. Он был избран на эту должность в 1975-м и переизбирался в 1979-м и 1983-м.

Полный покаянных чувств, внутренне преображенный столь быстрым нисхождением с вершин власти, ставший застенчивым и робким судья Нуз отдал всего себя изучению законов и после довольно-таки неуверенного старта с рвением включился в работу. Получая шестьдесят тысяч в год, он мог позволить себе роскошь быть честным. Теперь, в свои шестьдесят три года, Нуз стал старым мудрым судьей, пользующимся уважением у большинства юристов и у Верховного суда штата, который крайне редко отменял или пересматривал вынесенные им решения. Нуз был невозмутим и очарователен, терпелив и строг. Лицо его украшал длинный, монументальный нос, служивший как бы троном для очков в металлической оправе, – ни на минуту их не снимая, Нуз никогда ими и не пользовался. Этот нос плюс высокая, неуклюжая фигура, плюс густые, торчащие во все стороны волосы, плюс скрипучий голос дали жизнь тайной кличке, шепотом передававшейся юристами друг другу, – Марабу. Марабу Нуз. Достопочтенный Марабу Нуз.

Он проследовал на свое место, и переполненный зал, стоя, выслушал Оззи, монотонно пробормотавшего требуемую законом формулу об официальном открытии в округе Форд майской сессии выездного суда. Вышедший вслед за Оззи местный священник начал долгую и пышную молитву, после которой присутствовавшие наконец уселись. Предполагаемые члены нового состава жюри присяжных заняли свои места в одно половине зала, все остальные: публика, пресса, истцы, ответчики, их семьи и друзья – сели через проход. Нуз требовал, чтобы все юристы округа обязательно присутствовали на открытии сессии, так что члены местной ассоциации адвокатов сидели на своих местах, одетые весьма официально, и вид имели чрезвычайно важный. Бакли вместе со своим ассистентом, мистером Д.Р. Масгроувом, помещались за столом прокурора, с блеском представляя собой государственное обвинение. Джейк сидел на деревянном стуле перед самым барьером. Судебные чиновники и репортеры стояли позади длинного стола с юридической литературой и вместе со всеми внимательно следили затем, как Марабу устраивается в кресле, расправляет мантию, поправляет на переносице очки и, наконец, пронзает аудиторию взором.

– Доброе утро, – своим резким и гнусавым голосом приветствовал судья собравшихся в зале людей. Подтянув к себе поближе микрофон, он откашлялся. – Я всегда испытываю радость, приезжая в ваш округ на открытие майской сессии суда. Как я вижу, почти все члены ассоциации нашли время для того, чтобы поприсутствовать на церемонии открытия, и, как обычно, я попрошу нашу секретаря суда записать фамилии тех адвокатов, которых здесь нет. Позже я лично свяжусь с ними. Я также вижу значительное количество тех, из кого вам предстоит выбрать новое жюри присяжных, и мне хочется поблагодарить их за то, что они не отказались прийти сюда. Вы должны понимать: ваше присутствие здесь необходимо для законного отправления правосудия. Список присяжных заседателей будет составлен немедленно, а затем мы изберем несколько составов жюри для обеспечения работы суда на этой и на следующей неделе. Как я полагаю, у каждого из присутствующих здесь юристов есть на руках список предложенных к рассмотрению дел, и вы, без сомнения, обратили внимание на то, что перечень этот не так уж и краток. Согласно моему расписанию на этой и на следующей неделе суду предстоит рассматривать ежедневно не менее двух дел, но, если я не ошибаюсь, большинство уголовных дел, заявленных к суду, фактически уже решены на основе достигнутых между истцом и ответчиком договоренностей. Однако как бы там ни было, работа предстоит большая, и я вправе рассчитывать на посильную помощь со стороны сидящих в зале членов ассоциации адвокатов. Как только список присяжных будет утвержден и жюри приступит к работе и как только первые его заключения поступят к вам, я определю даты официального предъявления обвинений и время рассмотрения каждого дела. Давайте-ка быстро просмотрим список дел, сначала уголовные, потом гражданские, после этого адвокаты на время выборов большого жюри могут удалиться. – Судья Нуз сделал паузу. – Штат против Уоррена Моука. Вооруженный грабеж; суд назначен на сегодня, во второй половине дня.

С обдуманной медлительностью Бакли встал со своего стула.

– Обвинение от штата Миссисипи к суду готово, ваша честь, – торжественным голосом объявил он, обращаясь скорее к публике.

– Защита тоже, – произнес Тиндэйл, назначенный судом адвокат.

– Сколько, по вашим расчетам, вам потребуется времени? – задал вопрос судья.

– Полтора дня, – ответил Бакли. Тиндэйл согласно кивнул.

– Хорошо. После избрания состава жюри мы приступим к рассмотрению дела сегодня, в час пополудни. Штат против Уильяма Дала: подделка документов, шесть статей; назначено на завтра.

– Ваша честь, – заговорил мистер Масгроув, – по этому делу достигнуто соглашение сторон.

– Отлично. Штат против Роджера Хорнтона: крупная кража; назначено на завтра.

Таким же образом Нуз зачитал весь список. Каждое новое дело вызывало одну и ту же реакцию: поднимался Бакли и провозглашал, что обвинение к суду готово, либо Масгроув негромко информировал судью, что по достигнутой договоренности дело на суд не выносится. Вставали защитники и согласно кивали. В мае у Джейка не было ни одного дела, и, хотя он изо всех сил старался казаться скучающим и утомленным, слушать перечень дел было для него истинным наслаждением: таким образом он получал информацию о том, кто какое дело вел, насколько в данное время сильна между юристами конкуренция. Кроме того, Джейк надеялся, что его присутствие здесь даст ему возможность еще чуть выиграть в глазах некоторых местных жителей. Половина сотрудников фирмы Салливана тоже сидела в зале, со скучающим видом, обособленной высокомерной группкой в первом ряду, перед самым столом присяжных. Старшие партнеры фирмы наверняка посчитали ниже своего достоинства прийти на эту процедуру, и впоследствии они будут врать Вузу, что, дескать, присутствовали на заседании федерального суда в Оксфорде или, возможно, Верховного суда в Джексоне. Это обостренное чувство собственного достоинства удерживало их от общения с рядовыми членами ассоциации, так что к Нузу были отправлены зеленые новички, молодежь. Их задачей было еще раз дать суду понять, что все гражданские дела, которые ведет фирма, должны рассматриваться, откладываться, вестись так, чтобы фирма имела возможность затягивать их до бесконечности, обдирая своего клиента как липку почасовыми ставками своих услуг. А клиентами фирмы Салливана были, как правило, страховые компании, которые всеми силами старались избежать передачи дела в суд и с радостью платили юристам требуемые ими суммы за то, чтобы решить спорную проблему без участия жюри присяжных. Конечно, было бы куда дешевле и справедливее заплатить противной стороне какую-то разумную сумму отступных и избежать как судебной тяжбы, так и услуг нечистоплотных защитников типа фирмы «Салливан энд О'Хара», однако страховые компании и их советники были слишком недальновидны, поэтому «уличные юристы», подобные Джейку Брайгенсу, зарабатывали себе на жизнь именно тем, что предъявляли этим компаниям судебные иски, заставляя их в конечном счете платить больше, чем им пришлось бы, поведи они дело честно с самого начала. Джейк терпеть не мог страховые компании, равно как и адвокатов, на них работавших, но больше всех он презирал молодых сотрудников фирмы Салливана, причем все они были его ровесниками, каждый из которых с радостью перегрыз бы горло Джейку, своим же коллегам, своим старшим партнерам, да кому угодно, лишь бы выбиться в партнеры самому, зарабатывать по двести тысяч в год и не ходить на открытие майской сессии.

Особое отвращение у Джейка вызывал Лоттерхаус, или Л. Уинстон Лоттерхаус, как было написано у него на визитной карточке, – маленький очкастый зануда с гарвардским дипломом и явной манией величия, который готовился в ближайшее время сделаться партнером и по этой причине совершенно перестал на протяжении последнего года выбирать средства. С самодовольным видом сидел он между двумя сотрудниками своей фирмы, держа на коленях семь папок-дел, за работу с каждой он сдирал с клиента по сто долларов в час, что в данный момент ему не мешало отвечать судье.

Нуз принялся зачитывать список гражданских дел.

– Коллинз против страховой компании «Ройял консолидэйтед дженерал».

Лоттерхаус медленно поднялся со своего места. Секунды означали минуты. Минуты – часы. Часы означали гонорары новые поручения, премии, партнерство!

– Ваша честь, сэр! Неделю назад дело назначено к слушанию в эту среду.

– Мне это известно, – ответил Нуз.

– Да, сэр. Но... сэр, боюсь, что мне придется просить о переносе. С этой средой в моем рабочем календаре вышла неувязка, в этот же день я должен быть в Мемфисе на конференции федерального суда, а ее местный судья никак не может перенести. Мне очень жаль. Сегодня утром я подал официальное прошение о переносе срока рассмотрения моего дела.

Гарднер, адвокат истца, был в бешенстве.

– Ваша честь, мое дело назначено к слушанию два месяца назад. Суд должен был рассматривать его в феврале, но у мистера Лоттерхауса умер кто-то из родственников жены. Оно должно было слушаться в ноябре прошлого года, но как раз в то время умер дядя Лоттерхауса. Оно стояло первым в августовском списке, и опять-таки помешали чьи-то похороны. Видимо, в этот раз нам нужно порадоваться тому, что в семье мистера Лоттерхауса больше пока никто не умер.

В зале суда раздались легкие смешки. Кровь бросилась Лоттерхаусу в лицо.

– Я думаю, этого более чем достаточно, ваша честь, – продолжал Гарднер. – Мистер Лоттерхаус предпочел бы откладывать рассмотрение иска моего клиента до бесконечности. По моему мнению, дело давно уже созрело для суда, и у моего клиента есть все права, чтобы рассчитывать на решение его вопроса. Мы самым категорическим образом возражаем против отсрочки по какой бы то ни было причине.

Лоттерхаус улыбнулся судье и снял очки.

– Ваша честь, если мне будет позволено ответить...

– Нет, вам не будет это позволено, мистер Лоттерхаус, – не дал ему договорить Нуз. – Никаких больше отсрочек. Ваше дело будет слушаться в среду. Никаких переносов.

Хвала Господу, подумал Джейк. Обычно Нуз был более снисходителен к фирме Салливана. Джейк улыбнулся Лоттерхаусу.

Два гражданских иска, которые вел Джейк, были отнесены на август. Покончив со списком гражданских дел, Нуз отпустил адвокатов и обратил внимание на ожидающих своей очереди кандидатов в члены большого жюри. Судья начал с того, что объяснил ту важную роль, которую играет жюри присяжных в отправлении правосудия, затем растолковал саму процедуру выборов. Подробно рассмотрел разницу между большим жюри и просто жюри присяжных. Разницы, сказал он, не было никакой: оба жюри важны одинаково, только большое тратит куда больше времени. Затем Нуз принялся задавать вопросы, десятки вопросов, большая часть которых была предписана законом. Все они так или иначе касались возможностей отобранных кандидатов исполнять обязанности присяжных. Требования предъявлялись как физического, так и морального характера, оговаривался возраст, исключения из правил. Некоторые из требований не имели никакого смысла, но тем не менее древняя юридическая формула упоминала и их. «Нет ли среди вас профессиональных шулеров или потомственных алкоголиков?»

Раздались смешки, но в тайных пороках никто так и не признался. Кандидатов старше шестидесяти пяти лет сразу же отвели по их собственной просьбе. Нуз пообещал, что не будет настаивать на кандидатурах тех, кто серьезно болен, испытывает проблемы в семейной жизни или у кого сейчас просто идет темная полоса, однако фактически он согласился только с двумя самоотводами из великого множества тех, кто ссылался на переживаемые трудности экономического характера. Со стороны было интересно смотреть за тем, как кто-нибудь из будущих присяжных вставал и робко начинал объяснять судье, что несколько дней работы в жюри принесут непоправимый ущерб положению дел на ферме, в магазине, на лесопильне. Но Нуз придерживался избранной им твердой линии и был даже вынужден несколько раз напомнить наиболее рьяным уклонистам о чувстве гражданской ответственности.

Из примерно девяноста человек предстояло избрать восемнадцать членов большого жюри, остальные должны будут числиться в резерве для восполнения возможной нехватки членов обычного судейского жюри присяжных. Когда Нуз покончил со всеми вопросами, судейский чиновник из деревянного ящичка вытянул восемнадцать бумажек с фамилиями и разложил их аккуратно на столе перед судьей, который тут же принялся выкликать имена. Вновь избранные члены большого жюри поднимались, проходили на виду у всего зала мимо барьера и занимали свои места – мягкие вращающиеся кресла – в ложе жюри присяжных. Кресел таких было четырнадцать: двенадцать для собственно членов большого жюри и два для запасных. Когда ложа оказалась полностью занята, Нуз пригласил еще четверых дублеров присоединиться к своим коллегам. Все четверо уселись на простых деревянных стульях, поставленных рядом с ложей.

– Встаньте и произнесите слова клятвы, – обратился к присяжным Нуз, в то время как секретарь суда приблизилась к ложе с небольшой книжечкой в руках, под черной обложкой которой были собраны все мыслимые клятвы.

– Поднимите ваши правые руки, – скомандовала женщина. – Клянетесь ли вы и подтверждаете ли, что станете верой и правдой исполнять свои обязанности члена большого жюри, что будете с открытой душой слушать обращенные к вам слова и выносить свое суждение?

Хор разрозненных голосов ответил ей: «Клянусь», – после чего большое жюри вновь заняло свои места. Из пяти чернокожих его членов двое были женщинами. Из тринадцати белых женщинами были восемь, и почти все они жили в сельской местности. Семерых из восемнадцати Джейк знал.

– Дамы и господа! – начал Нуз свою обычную речь. – Вас избрали и привели к присяге в качестве членов большого жюри округа Форд, и вы будете исполнять свои обязанности до того момента, пока в августе не назовут имена тех, кто придет вам на смену. Я хочу подчеркнуть, что ваши обязанности – это не просто пустая трата времени. На этой неделе вы будете встречаться ежедневно, затем, до самого сентября, вы будете проводить вместе по нескольку часов ежемесячно. На вас возлагается ответственность за рассмотрение уголовных дел, вы будете выслушивать служителей закона и жертвы преступлений, и вы же будете определять, достаточно ли оснований для того, чтобы признать обвиняемого действительно виновным в совершении того или иного преступления. Если вы найдете, что да, что таких оснований достаточно, то составите обвинительное заключение, которое будет рассматриваться судом в качестве официального обвинения. Вас восемнадцать, и когда по меньшей мере двенадцать из вас будут убеждены, что обвиняемый виновен, вы составите обвинительное заключение. В ваших руках сосредоточены значительные полномочия. В соответствии с законом вы имеете право рассматривать любое уголовное дело, заслушивать любого гражданина, равно как и любого общественного деятеля, заподозренного в каком-либо неблаговидном поступке, вам дано право расследовать все, что вызывает неприятие с точки зрения общества. Вы можете совещаться, когда вам угодно, однако, как правило, вы встречаетесь тогда, когда вас будет созывать окружной прокурор мистер Бакли. Вы имеете право вызвать повесткой свидетеля для дачи вам показаний, вы можете также потребовать от свидетеля письменных показаний. Все ваши совещания и обмены мнениями происходят при закрытых дверях, при полном отсутствии посторонних: только вы сами, окружной прокурор, его люди и свидетель. У вас нет права видеться с обвиняемым. Строжайшим образом вам запрещается разглашать то, что говорится или что происходит в вашей совещательной комнате. – Нуз перевел взгляд на Бакли: – Мистер Бакли, будьте добры, встаньте, пожалуйста! Благодарю вас. Позвольте представить вам мистера Руфуса Бакли, окружного прокурора. Он родом из Смитфилда, округ Полк. Когда вы будете собираться на совещания, он на первых порах будет помогать вам. Благодарю вас, мистер Бакли. Мистер Масгроув, ваша очередь, пожалуйста. Это мистер Масгроув, ассистент окружного прокурора. Он тоже из Смитфилда. Он будет работать с мистером Бакли, пока вы заняты на сессии. Благодарю вас, мистер Масгроув. Таким образом, эти два джентльмена представляют штат Миссисипи, и именно они будут передавать на рассмотрение большого жюри то или иное дело. И еще: состав последнего большого жюри в округе Форд был избран в феврале, и главой его тогда стал мужчина. Таким образом, следуя старой традиции и идя навстречу пожеланиям министерства юстиции, я назначу главой теперешнего состава большого жюри женщину, чернокожую женщину. Давайте все посмотрим на нее. Лаверн Госсет. Где вы, миссис Госсет? А, вот вы где! Отлично. Вы учительница в школе, если я не ошибаюсь? Отлично. Я уверен, вы без труда справитесь с вашими новыми обязанностями. Так, теперь вам пора приступать к работе. По моим подсчетам, вас тут поджидает больше пятидесяти дел. Предлагаю вам проследовать за мистером Бакли и мистером Масгроувом по коридору в малый зал заседаний, который мы используем для собраний большого жюри. Благодарю вас и желаю успеха.