Текст книги "Большие деньги"

Автор книги: Джон Дос Пассос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)

Туристы у Китти Хок

Семнадцатого декабря тысяча девятьсот третьего года священник Милтон Райт из Объединенного священного братства, который одно время был главным редактором журнала «Религиозный телескоп» получил в своем первом каркасном доме на Шоуторн-стрит в Дейтоне, штат Огайо, телеграмму от своих сыновей Уилбера и Орвилла, которым взбрела в голову идея провести свой отпуск в небольшом туристическом лагере среди дюн на побережье Северной Каролины, чтобы там повозиться со своим самодельным планером, который они вместе собрали.

УСПЕШНЫЕ ЧЕТЫРЕ ПОЛЕТА ВТОРНИК УТРОМ ВСЕ ПРОТИВ ВЕТРА СКОРОСТЬ ДВАДЦАТЬ ОДНА МИЛЯ С ЗЕМЛИ С ОДНИМ ДВИГАТЕЛЕМ СРЕДНЯЯ СКОРОСТЬ В ВОЗДУХЕ ТРИДЦАТЬ ОДНА МИЛЯ САМЫЕ ДЛИННЫЕ ДЛЯ НАС ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ СЕКУНД СООБЩИ ПРЕССЕ ДОМА БУДЕМ РОЖДЕСТВО

Приведенные цифры и были чуть искажены телеграфистом так как он неверно понял торопливые каракули Орвилла на клочке бумаги карандашом

но факт остается фактом

что пара молодых механиков по ремонту велосипедов из Дейтона, штат Огайо,

разработала, сконструировала

первый в мире летающий аэроплан и

совершила на нем полет.

После нескольких минут разогрева мотора я отцепил трос, удерживающий машину на полосе и она двинулась вперед преодолевая ветер. Уилбер бежал рядом держась за крыло, чтобы машина не потеряла равновесия. В отличие от старта четырнадцатого декабря, когда ветра не было, теперь, когда машине приходилось преодолевать ветер дующий со скоростью двадцать семь миль, она двигалась очень медленно. Уилбер бежал рядом до тех пор, покуда она не поднялась в воздух – приблизительно сорок футов. Один из спасателей щелкал фотоаппаратом для нас, а машина, достигнув края полосы, взлетела приблизительно на высоту двух футов… Машину все время бросало то вверх, то вниз, что объяснялось частично – влиянием ветра, а частично отсутствием опыта управления аэропланом. Внезапно пикирование после того как машина пролетела больше ста двадцати футов от места старта положило конец полету… Он длился только двенадцать секунд, но тем не менее впервые в истории человечества машина с человеком на борту взлетела в воздух на своем двигателе, совершила полет, не снижая заданной скорости, и в конечном итоге приземлилась на том же пригорке, с которого и стартовала.

В тот же день чуть позже сильный порыв ветра перевернул аэроплан, разбил его вдребезги, чуть не убив при этом солдата береговой охраны, который пытался удержать летательный аппарат на месте;

плохо, конечно,

но Райт все равно были счастливы и теперь им на это наплевать;

главное – они доказали что эта чертова штуковина может летать

Когда были тщательно подведены все окончательные итоги испытаний, мы тут же собрали свои вещички и вернулись домой, теперь будучи твердо уверены в том, что век летающих машин, наконец, наступил.

Они вернулись, как и обещали, домой, в Дейтон, штат Огайо, на Рождество, в тот город, в котором родились в семидесятые годы в семье, которая обосновалась к западу от Аллегейни с тысяча восемьсот четырнадцатого года; здесь, в Дейтоне, они ходили сначала в начальную школу, потом в среднюю, здесь они присоединились к церкви отца, здесь играли в бейсбол и хоккей, здесь тренировались на параллельных брусьях, взлетали вверх на качелях, продавали газеты, здесь они построили из подручных материалов, найденных на свалке, печатную машину, здесь пускали змей, создавали различные механические приспособления, здесь ходили по домам, выполняя случайную работу, чтобы честным трудом заработать пенни-другой.

Люди утверждают, их отец, священник, однажды принес домой геликоптер, механическую игрушку за пятьдесят центов, которую смастерили два любителя. С помощью двух резиновых катушек она парила в воздухе. Увидев эту забаву, оба мальчика сразу же помешались на идее воздухоплавания

посему они остались дома и не женились как другие их сверстники, а целый день слонялись по дому, где зарабатывали себе на жизнь

печатными работами,

ремонтом велосипедов,

а по ночам долго зачитывались книжками по аэродинамике.

Они оставались усердными членами местной паствы, искренне верили в Бога, их велосипедный бизнес процветал, и любой в округе мог положиться на данное ими слово. Их все любили в Дейтоне, и братья там пользовались большой популярностью.

В те дни летательные аппараты вызывали только злобный смех у всех доморощенных философов. Над неудачными экспериментами Лэнгли и Шэнута все глумились, и язвительное «что мы вам говорили» звенело от одного побережья до другого по всей стране. Теперь там им понадобилось уединенное, безлюдное место, где-нибудь в сельской местности, где они могли бы проводить свои эксперименты, не опасаясь стать всеобщим посмешищем. Это стало для них самой большой проблемой, к тому же у них не было денег:

они были механиками-практиками; все, что им требовалось, создавали своими руками.

Так они напали на Китти-Хок,

довольно длинную полосу морского пляжа

протянувшуюся между высоких дюн и вдоль песчаных берегов к югу от Хаттераса, по направлению к морю от Элбермарл-саунд,

там на самом деле бы не было никого, только пост береговой охраны, несколько рыбацких хибар, тучи жужжащих москитов а также клещи среди ползучих сорняков за дюнами,

а над головой орущие чайки, пикирующие крачки, по вечерам появлялись ястребы и журавли, хлопая крылами над солеными болотами, иногда даже орлы

и братья Райты всегда провожали их взглядом

как Леонардо, наблюдавший за ними за три столетия до этого,

напрягая свои старческие глаза пытаясь понять

законы птичьего полета.

За четыре мили от разбросанных здесь рыбацких хижин братья Райты разбили лагерь и построили мастерскую для своих аэропланов. Приходилось совершать большие переходы за продуктами, за инструментами, в общем за всем, что им было нужно для работы; летом там стояла удушающая жара и их донимали кровожадные москиты, – ну сущий ад, но они были там одни

И там поняли что зыбучий песок такой же мягкий как и обычный.

Там они смастерили аэроплан-глайдер с двумя крыльями и хвостом в котором им приходилось лежать на брюхе чтобы контролировать допустимое отклонение крыльев двигая бедрами, они взлетали снова и снова, весь день напролет, с высокой дюны, которая называлась горой Смерти дьявола,

они учились летать.

Как только они научились парить на своем изделии несколько секунд

скользить над восходящим воздушным потоком,

они решили что пора

поставить на свой аэроплан двигатель.

Вернувшись в свою мастерскую в Дейтоне, штат Огайо, они построили в ней аэродинамическую трубу, ставшую их первым вкладом в науку о полетах,

и в ней испытывали модели своих бипланов.

К их проекту бензинового двигателя моторостроители не проявляли никакого интереса,

так что им пришлось самим создавать двигатель.

У них все получилось: после Рождества тысяча девятьсот третьего года братья Райты больше уже не занимались этим делом только ради своего удовольствия; они бросили велосипедный бизнес, стал проводить испытательные полеты на большом пастбище, принадлежащем одному местному банкиру, в общем посвящали все свое время своей машине, а когда у них наступали перерывы в работе, то занимались вопросами патентов, авторских прав, отваживали различного рода шпионов, старались заинтересовать своими проектами правительственные учреждения, выявить хоть какой-то здравый смысл в уничижительных, убивающих своей тупостью резолюциях законников.

Через два года у них появился самолет, который мог пролететь по кругу над пастбищем двадцать четыре мили.

Пассажиры межмуниципального трамвая, проезжая мимо пастбища, вытягивали шеи с любопытством слушали как кряхтит старый мотор Райтов с удивлением наблюдая, как белый биплан, похожий на две гладильные доски положенную одна над другой, чихая летел в воздухе на высоте добрых пятидесяти футов. Коровы скоро привыкли к такой картине.

Полеты продолжались,

у братьев Райт появились поддерживающие их сторонники они постоянно вели судебные тяжбы,

а ночами лежали в кроватях не смыкая глаз

из-за преследующего их шороха купюр – призраков будущих миллионов, и это было куда хуже москитов донимавших их на Китти-Хок.

В тысяча девятьсот седьмом году они поехали в Париж, позволили нарядить себя в модные костюмы и шелковые шляпы

они научились давать чаевые официантам,

разговаривали с экспертами правительства, привыкли к золотой тесьме и постоянным откладываниям дела на потом к бородке а-ля Ван Дейк, к обманчивым объятиям политиков и похлопываниям широкими ладонями. Ради развлечения они играли в «дьяболо» в садах Тюильри.

Они устраивали показательные полеты для рекламы в Форт-Майерсе, где случилась их первая катастрофа, в Санкт-Петербурге, Париже, Берлине; их имена были у всех на устах,

они стали эдаким всеобщим аттракционом

что

хозяин отеля отказался брать с них плату за номера,

испанский король Альфонс пожал им руки и даже сфотографировался сидя в созданной ими машине,

английский король Эдуард лично наблюдал за их полетом,

кронпринц настоял на том, чтобы и его подняли в воздух на аэроплане,

на них обрушился поток медалей.

их поздравил с успехом русский царь

и король Италии и все любители спорта, все важные светские персоны

они получили папские титулы,

и были награждены обществом борющимся за мир во всем мире

Аэронавтика стала всеобщим увлечением.

На братьев Райт, судя по всему, не произвели особого впечатления ни роскошное убранство дворцов ни золотая тесьма ни золотые медали, ни парады холеных чистокровных лошадей, они по-прежнему оставались механиками-практиками и всегда делали все в своем деле собственными руками

даже сами заправляли бензином топливный бак.

В тысяча девятьсот одиннадцатом они вернулись к своим родным дюнам

в Китти-Хок они построили свой новый самолет – глайдер

Орвилл продержался в воздухе девять с половиной минут, что долгое время оставалось рекордом для полетов летательных аппаратов без двигателя.

В тот же год Уилбурн умер в Дейтоне от тифа.

В калейдоскопе новых имен: Фарман, Блерио, Кертис Фербер, Эсно-Пелтри, Делагранж;

в надрывном вое падающих бомб и дробных ударах зарядов шрапнели

внезапных заикающихся очередей пулеметов

когда мы втискиваемся животами в жирную грязь

когда все сжимаемся прижимаясь к углам разрушенных стен,

имена братьев Райт исчезли из газетных заголовков; но ни заголовки ни горький запах типографской краски ни удушье от Дымовых завес или отравляющего газа ни громкая болтовня брокеров на бирже ни шелест купюр миллионов-призраков ни цветистая риторика крупных военачальников возлагающих венки к новым монументам

не в силах пригасить, размыть не увядающую память о том холодном декабрьском дне

когда два дрожащих от озноба механика из Дейтона, штат Огайо, впервые почувствовали свое детище, сделанное собственными руками изобретение

сделанное из древесины пекана

из деревянных деталей слепленных вместе цементом Арнштейна для велосипедов,

обтянутое муслином который ни прострачивали на швейной машинке сестры во дворе своего дома на Хоуторн-стрит в Дейтоне, штат Огайо,

подняли в воздух свою машину

воспарили над дюнами и широкой полосой пляжа

в Китти-Хок.

Новости дня LIX

всякий кто впервые приезжает в Детройт, если он проявляет интерес к бурной экономической стороне современной жизни, найдет здесь замечательный индустриальный гудящий улей; если он – любитель природы, то от его внимания наверняка не ускользнет местный ландшафт, красоту которого значительно усиливают воды благородного пролива, давшего свое название городу; если он студент изучающий литературу и историю, он здесь откроет для себя множество легенд и исторических сказаний таких интересных и назидательных, которых не сыскать больше нигде на этом континенте

 
Я так скучаю по Омахе своей
Что готов ехать и там
И поселиться поскорей
 

ДЕТРОЙТ ВЕДУЩИЙ ГОРОД В МИРЕ ПО ПРОИЗВОДСТВУ АВТОМОБИЛЕЙ

 
Я хочу увидеть своего па
Я хочу увидеть свою ма
Я хочу уехать в свой дорогой город Ома-ха
 

ДЕТРОЙТ ЗАНИМАЕТ ПЕРВОЕ МЕСТО

ПО ФАРМАКОЛОГИИ

ВОЗДУХОНАГРЕВАТЕЛЯМ КУХОННЫМ ПЛИТАМ

МАРТЕНОВСКИМ ПЕЧАМ

СЧЕТНЫМ МАШИНАМ

КРАСКАМ И ЛАКАМ

ДВИГАТЕЛЯМ ДЛЯ СУДОВ

РАБОЧЕЙ ОДЕЖДЕ

ПРОИЗВОДСТВУ СОДЫ И СОЛЕНЫХ ПРОДУКТОВ

СПОРТИВНОЙ ОБУВИ

СПИРАЛЬНЫМ СВЕРЛАМ

ВИТРИНАМ

КОРСЕТАМ

ОСВЕТИТЕЛЬНЫМ ПРИБОРАМ

ГРУЗОВИКАМ

 
Мистер Радио-мэн, сделайте что можете
Мне так одиноко
– Скажите моей мамочке пусть возвращается домой
Мистер Радио-мэн прошу вас
 

У ДИНАМИЧНОГО ДЕТРОЙТА ОЧЕНЬ ВЫСОКАЯ

РЕПУТАЦИЯ В ОБЛАСТИ ЛИТЕЙНОГО ПРОИЗВОДСТВА

И ТОРГОВОГО ОБОРУДОВАНИЯ

В ПРОИЗВОДСТВЕ ИЗДЕЛИЙ ИЗ МЕДИ

ТАБАЧНОГО ПРОИЗВОДСТВА И ИЗГОТОВЛЕНИЯ СИГАР

АЛЮМИНИЕВЫХ ЗАГОТОВОК

В ДОМЕННОМ ПРОИЗВОДСТВЕ

И СТАЛЕЛИТЕЙНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

ОБОРУДОВАНИИ ДЛЯ СМАЗКИ

ПРОИЗВОДСТВЕ КОВКОГО ЧУГУНА

ЖЕЛЕЗНЫХ КРОВАТЕЙ

 
Назад туда где родился я
Где лучшая на Божьей зеленой планете земля!
В Калифорнию! Там мое место.
 

Чарли Андерсон

Вылезая из кабины, Чарли услыхал голос Фаррела. Этот расторопный мужик опередил всех.

– Чарли Андерсон! – кричал он ему. – Парень, вооруженный ноу-хау, добро пожаловать в наш маленький, старенький Детройт!

Обернувшись, он увидел круглолицую физиономию Фаррела с большим широко раскрытым ртом. Тот бодро шагал к нему по зеленой траве аэродрома.

– Ну, как там, в небе, трясло?

– Там было холодно, как на Северном полюсе! – ответил Чарли. – И вы называете это аэродромом?

– Хотим вот заставить Торговую палату заняться этим. Можешь высказать им все, что ты о них думаешь.

– Да, довелось покопаться в этой вонючей грязи. Черт возьми, пришлось улетать в такой спешке, что забыл захватить даже зубную щетку.

Чарли стащил перчатки, насквозь пропитанные маслом. В болтанке над горами случилась небольшая поломка, которую он устранял во время полета. Как у него ныла спина! Хорошо, что Билл Чернак здесь, он сам заведет аэроплан в ангар.

– Ну ладно, пошли, – сказал он.

– Какой ты все же молодец!.. – рычал Фаррел, положив руку ему на плечо. – По пути остановимся у меня переодеться.

В эту минуту на поле выкатило такси, и из него вышел Таки. Он подбежал к самолету с чемоданом Чарли в руках, едва не задохнувшись от натуги.

– Надеюсь, сэр, вы совершили приятное путешествие?

– Послушай, ты нашел мне квартиру без лифта?

– Что вы, сэр, апартаменты с лифтом прямо напротив городского Музея искусств. Совсем недорого, – тяжело дыша, пропищал своим тонким голоском Таки.

– Вот это сервис, я понимаю, – сказал Фаррел, нажимая на стартер своего серовато-коричневого «линкольна». Мотор мягко, словно бархатный, заурчал.

Таки бросил его чемодан на заднее сиденье, а Чарли плюхнулся на переднее, рядом с Фаррелом.

– Таки уверен, что нам с тобой недостает культуры! – засмеялся Чарли.

Фаррел озорно подмигнул ему.

Как приятно было сидеть, провалившись в мягкое сиденье, рядом с Фаррелом, с этим видным, хорошо одетым человеком, управлявшим автомобилем с ровно гудящим большим двигателем, чувствуя, как тобой постепенно овладевает сладкая дрема. Они ехали по широким прямым бульварам, мимо строительных площадок, от которых до них доносился запах свежеобожженного кирпича, сырых еловых досок и только что замешенного раствора. А с недалеких полей и пустырей резкий прохладный ветерок овевал их ароматами ранней весны и чуть улавливаемым запахом гниющих болот.

– А вот и наша развалюха, – сказал Фаррел, сворачивая на размеченную подъездную дорожку.

В конце длинного, кишкообразного дома из серого камня с узкими, островерхими, как у готического собора, окнами и с маленькими Сашенками, он нажал на тормоз. Они вышли. Чарли шел за Фаррелом, который через террасу, через широкий, как авеню, коридор с высокими окнами, уставленными цветами в горшках, привел его в бильярдную с деревянным потолком, украшенным затейливой резьбой.

– Это моя комната для игр, – сказал он. – В конце концов, у человека должно быть место, где можно поиграть… А вот здесь ванная комната. Можешь пойти и переодеться. Я вернусь минут через десять.

Ванная комната представляла собой чуть ли не зал, все выдержано в зеленых, нефритовых тонах: кушетка, кресло, торшер, набор «блинов» для штанги, булавы в углу. Чарли, быстро раздевшись, принял горячий душ и переоделся.

Он уже возился со своим лучшим в полоску галстуком, когда его через дверь окликнул Фаррел.

– Ну, все в порядке?

– Что ты! – воскликнул довольный Чарли, выходя из ванной. – Я чувствую себя, как говорится, на миллион долларов!

Фаррел, бросив на него странный взгляд, засмеялся:

– Что же здесь удивительного?

Их офис находился в еще не достроенном здании среди целого «городка» офисных строений, расположившегося в районе Гранд-сёркус-парк.

– Прежде я отведу тебя в отдел рекламы, на возражаешь? – спросил Фаррел. – Там ты познакомишься с Эдди Сойером; мозговитый парень, скажу я тебе. Потом придете ко мне, у меня и поедим.

– Отлично, – сказал Чарли.

– Послушай, Эдди, вот привел парня для тебя! – закричал Фаррел, вталкивая Чарли в большой светлый кабинет с оранжевыми шторами. – Познакомьтесь… Мистер Сойер… Мистер Андерсон… Чарли Андерсон, наш новый инженер-консультант… Звякни мне, после того как введешь его в курс дела.

Фаррел быстро вышел, оставив Чарли наедине с этим желтолицым человеком невысокого роста с большой головой, с кудельками, на манер школьника, пристрастившегося к курению.

Эдди Сойер с ужасной силой сжал Чарли руку, поинтересовался, как ему нравятся их новые помещения, сразу же объяснил, что оранжевые шторы у него в кабинете – это символ оптимизма, осведомился, не тошнит ли его в самолете, признался, что он лично от этого сильно страдает, потом без обиняков заявил, что ему просто чудовищно повезло с этим его бизнесом, и тут же извлек из-под стола бутылку виски.

– Джи Даблъю, конечно, не угощал вас виски… Нет, этот человек глотает только воздух. Чистая саламандра!

Чарли сказал, что выпьет только один глоточек, но Эдди Сойер, не слушая его, уже доставал два стакана с кубиками льда и сифон с содовой.

– Говорите, сколько.

Чарли сделал глоток. Эдди, откинувшись на спинку своего вращающегося стула и допив виски до конца, сказал:

– Ну а теперь, мистер Андерсон, не угодно ли вам изложить мне вашу старинную историю жизни или хотя бы ту часть, которая годится для печати. Имейте в виду: мы не станем использовать сейчас же сообщенные вами сведения, но у нас должна быть информация для служебного пользования, которую мы сможем выдавать понемногу, если этого потребуют определенные обстоятельства.

Чарли покраснел.

– Ну, боюсь, что особенно рассказывать нечего, – робко сказал он.

– Какой молодец! – тут же отозвался Эдди Сойер, снова наливая виски в стаканчики и убирая на место бутылку. – Именно так начинаются самые увлекательные истории. – Он нажал кнопку зуммера.

Вошла кудрявая стенографистка с красивым лицом куклы, села с блокнотом с другого края стола.

Рассказывая с горем пополам историю своей жизни, Чарли постоянно мысленно себя одергивал: «Послушай, не делай из себя осла в первый же день!» Беседа еще продолжалась, когда в дверях возникла голова Фаррела.

– Ну все, ребята, кончайте, люди ждут, – сказал он. – Как, Чарли, все в порядке? Теперь я хочу представить тебя нашему менеджеру по сбыту. Джо Стоун, Чарли Андерсон… Это мистер Фрэнк и мистер О'Брайен, наши два замечательно талантливых адвоката, а это мистер Бледсоу – он у нас заведует производством, это по твоей части…

Чарли машинально пожимал какие-то руки. Перед его глазами замаячила чья-то голова с лоснящимися черными волосами, расчесанными посередине на пробор, потом еще две, правда, лысые, потом еще одна с жесткими, стального цвета волосами, торчащими как щетина сапожной щетки, потом носы, носы с очками на них с простыми оправами, черепаховыми, промелькнули чьи-то черные усы.

– Да, конечно, Майк, – сказал Эдди Сойер, заикаясь от нервного напряжения. – Я выудил из него столько, что его можно уволить с помощью шантажа в любую минуту.

– У вас очень хороший аэроплан, молодой человек, – сказал Сайрус Бледсоу, распушив седые усы. – Надеюсь, что в вашей светлой голове еще остались кое-какие идеи.

– Как не быть! – ответил Чарли.

Потом все, за исключением Бледсоу, который проворчал недовольно, что никогда не ходит на ланч, отправились в Атлетический клуб. Там им выделили особый кабинет, где на столе уже стояли высокие стаканы с коктейлем.

Когда они поднимались на лифте, за его спиной раздался знакомый голос:

– Ну, как поживаешь, Чарли, мой мальчик?

Чарли, повернувшись, столкнулся носом к носу с Энди Мерриттом. Серый костюм на нем сидел еще лучше, еще элегантнее, чем обычно. Его улыбка, однако, не была такой, как всегда, он едва разжал свои тонкие губы.

– Что это ты здесь делаешь? – выпалил от неожиданности Чарли.

– Детройт – это такой город, который всегда вызывал у меня особый интерес, – ответил Энди Мерритт.

– Ну, как там Джо?

Лицо Мерритта исказилось словно от острой боли, и Чарли сразу понял, что не нужно было открывать рта.

– Джо пребывал в прекрасной физической форме, когда я виделся с ним в последний раз, – сообщил Энди.

Как выяснилось, Энди тоже примет участие в их ланче.

Приглашенные трудились над филе-миньоном. Поднялся Фаррел с бокалом в руке и произнес тост по поводу того, что вот этот дружеский ланч становится символом нового духа в их бизнесе, производстве самолетных комплектующих и авиационных двигателей. Пришло время, и пора нам, самолетостроителям, бросить помочи автомобильному бизнесу, потому что самолетостроение превратит автомобилестроителей в производителей велосипедов, те даже опомниться ни успеют. Бизнесом, сулящим миллионные прибыли, и заниматься нужно с размахом, как и подобает миллионерам.

Все завопили, захлопали в ладоши. Фаррел, подняв руку, установил в кабинете тишину. Он представил всем присутствующим Чарли Андерсона, в прошлом военного летчика-аса, а ныне талантливого изобретателя, и сказал, что сегодня счастливый день. Он очень долго ждал этого счастливого дня, когда Чарли Андерсон станет сотрудником компании Терна, присоединится к их стаду. Эдди Сойер предложил всем выпить за Андерсона, и Чарли пришлось встать и сказать в ответном слове о том, как он рад, что уехал оттуда, где был, и вновь обрел открытое пространство для активной деятельности в этом настоящем производственном центре всей страны, но, когда он говорит о производственном центре страны, он подразумевает производственный центр всего мира. Эдди Сойер снова предложил выпить за него, и после этого тоста все принялись уничтожать закуски с тонкими поджаренными еще теплыми ломтиками хлеба.

В конце концов, он подразумевает производственный центр всего мира. Эдди Сойер снова предложил выпить за него, и после этого тоста все принялись уничтожать закуски с тонкими поджаренными еще теплыми ломтиками хлеба.

Когда они разбирали шляпы внизу, в гардеробной, к Чарли подошел Энди Мерритт. Хлопнув его по плечу, сказал:

– Очень хорошая речь… Знаешь, я уже давно чувствую, что нам нужно сделать рывок… Нельзя заниматься большим бизнесом с идеями, пригодными только для маленьких городков. Вот в чем беда Джо, старика Джо… Он, конечно, ас в своем деле, но все его идеи – для маленьких городков.

Чарли пошел обживать свою новую квартиру. Таки, нужно признаться, постарался, все оказалось прекрасно, высший класс, цветочки в вазах и все такое.

– Да, очень мило, – сказал Чарли. – Ну, как тебе нравится здесь, в Детройте?

– Очень интересно, – ответил Таки. – Мистер Форд разрешает мне ходить в Хайленд-парк.

– Черт возьми, я вижу, ты не теряешь здесь времени зря… Таких сборочных линий в твоей стране нет, верно?

Таки, широко улыбаясь, кивал в знак согласия.

– Очень, очень интересно! – возбужденно повторил он. Чарли, сняв пиджак и ботинки, прилег на кушетку в

гостиной, чтобы немного подремать. Но только он закрыл глаза, как услышал, что у двери возится Таки. Он широко улыбался и кланялся ему от самой двери.

– Извините меня, сэр, вам звонит по междугородному телефону мистер Бентон.

– Ладно, иду!

Таки принес ему шлепанцы и домашний халат, аккуратно повесил его на спинку стула рядом с кушеткой.

Подходя к телефону, Чарли заметил, что уже смеркается, за окном загораются уличные фонари.

– Хелло, Нэт!

– Привет, Чарли! Как там у тебя дела?

– Все просто великолепно!

– Послушай! Я звоню, чтобы сообщить тебе, что на следующем собрании акционеров Терна вы с Энди Мерриттом будете избраны вице-президентами компании.

– Откуда ты знаешь? Разведка донесла? – засмеялся он.

– Ну, разведка – это то, чем мы все здесь занимаемся – ответил Нэт. – Послушай, Чарли, здесь у нас внизу есть бассейн… Я решил немного понырять тут, может, приедешь?… Я не могу сообщить тебе обо всех деталях по телефону. Но сегодня днем я тебе написал.

– У меня нет денег.

– Выставь на продажу акции, тысяч на десять. Они недолго проторчат на рынке.

– Ладно, – сказал Чарли. – Была не была… В этом году мне везет.

Завод на самом деле был очень большой. Чарли приехал туда на своем новом «бьюике», который он купил тут же, как только вышел из здания биржи утром следующего дня. Дилеру, оказывается, все о нем было известно, и он даже не взял с него гарантийный залог.

– Для нас большая честь иметь ваш счет, мистер Андерсон, – сказал он ему напоследок.

Старик Бледсоу, казалось, уже ждал его. Он повел его на экскурсию. Все цеха были залиты солнечным светом, проникающим через остекленную крышу. Ни одного конвейера. У каждой машины – свой двигатель.

– Фаррел считает меня старым занудой, говорит, что я лезу не в свое дело, и только потому, что постоянно не разглагольствую о больших деньгах, но если вы найдете где-нибудь более современный завод, чем вот этот, то я готов сожрать любую проклятую динамо-машину, черт бы меня побрал!

– Черт возьми! Мне казалось, что у нас там, в Лонг-Айленд-Сити, все довольно прилично… Но все, что я увидел здесь, оставляет голландцев далеко позади.

Так и должно быть, – проворчал довольный Бледсоу.

Наконец он представил Чарли инженерам и провел его в свой кабинет, располагавшийся сразу за конструкторским бюро. Закрыв за собой стеклянную дверь, они сели за стол напротив друг друга. Серебристый свет освещал комнату через тонированный стеклянный потолок.

Бледсоу протянул ему дешевую тонкую сигару.

– Никогда не курили таких? Попробуйте! Они проясняют голову.

Чарли признался, что как-то раз пробовал этот сорт. Они закурили, и Бледсоу живо заговорил, торопливо выпуская изо рта клубы едкого синеватого дыма.

– Теперь послушайте меня, Андерсон. Насколько я понимаю, вы приехали к нам работать, а не надувать всех с помощью ваших говнистых акций… Я знаю, что вы герой войны и все такое прочее и что вас будут использовать для показухи, но все же мне кажется, что у вас есть кое-что в голове… Я говорю об этом сейчас, и говорю только раз, больше повторять никогда не буду. Если вы намерены работать с нами, то работайте, если нет, то лучше ошивайтесь у конторы вашего брокера, так будет лучше.

– О чем это вы, мистер Бледсоу? Сейчас мне представился такой шанс, о котором я давно мечтал, – заикаясь, начал Чарли. – Черт подери, ведь я механик, и этим все сказано. Знаю это дело как свои пять пальцев.

– Ну, надеюсь… Если вы на самом деле такой, каким хотите предстать передо мной, а не мерзкий торговец акциями, то вам должно быть известно, что наш двигатель ни к черту не годится, а самолеты, на которые мы его ставим, тоже ни к черту не годятся. Мы лет на десять отстали в самолетостроении от остального мира, и нам нужно сейчас всех догонять. Если у нас будет достойная разработка, то мы станем производить такие летательные аппараты, что всех заткнем за пояс. А теперь я вам советую поехать домой напиться или пойти по бабам, это как угодно, то есть заняться тем, чем обычно занимаемся мы, когда думаем и переживаем о своем деле.

– С этим я давно завязал, – признался Чарли. – Этого добра немало и в Нью-Йорке.

Бледсоу порывисто встал, стряхивая пепел сигары на свой жилет из шерсти альпаки.

– Ну, в таком случае, женитесь.

– Я уже думал об этом… но все никак не могу придумать второго имени, чтобы вписать его в свидетельство о браке, – засмеялся Чарли.

Бледсоу улыбнулся.

– Вы разрабатываете для меня надежный шестнадцатицилиндровый авиационный двигатель с воздушным охлаждением, а я заставлю мою девочку представить вас всем самым красивым девушкам города Детройта. Она их всех знает… А если вы ищете богатую невесту, то должен вам сказать: у всех у них денег куры не клюют.

Зазвонил телефон. Бледсоу ответил, выругался сквозь зубы и тяжелыми грузными шагами вышел из кабинета.

В полдень приехал Фаррел, чтобы отвезти Чарли на ланч.

– Ну что, наслушались всякой всячины от старика Бледсоу? – спросил он. Чарли кивнул. – Послушай, только не позволяй ему влезать тебе в душу. Его лай опаснее укуса. Его, конечно, здесь никогда не было бы, не будь он лучшим заводским менеджером страны.

На танцах в Кантри-клаб, куда привезли его Фаррел с женой, худой стареющей блондинкой, изможденной, озлобленной, увешанной бриллиантами, Чарли познакомился с Энн, дочерью старика Бледсоу, широкоплечей девушкой в розовом платье с большим ртом и чувственными губами. Она ему приятно улыбнулась, крепко, по-мужски, пожав руку. Они с ней танцевали под мелодию «Эта девушка, о которой забывают мужчины», и она без умолку тарахтела о том, как она сходит с ума по полетам и что ей осталось налетать совсем немного до получения лицензии пилота. Чарли ответил, что готов ее взять с собой в поле в любое время, если только она не настолько привередлива, чтобы не захотеть летать на «кертис-робине». Она сказала, что если он дает обещание, то следует его выполнять, сама она всегда именно так и поступает. Потом они поговорили о гольфе, и он не проговорился, что никогда в жизни не был в гольф-клубе.

За ужином она сидела за круглым столом под японским фонариком рядом с каким-то бледным молодым человеком, который, как потом выяснилось, оказался ее братом Гэрри, и с девушкой с прекрасными пепельными волосами и с милым алабамским акцентом. Ее звали Глэдис Уэтли. Кажется, она была обручена с Гэрри Бледсоу, или их связывали какие-то иные отношения, но Гэрри все время подливал из своей серебряной фляжки джин в ее стакан с фруктовым пуншем, интимно называя ее Глэд. Вся их компания была моложе его, Чарли, но они Ужасно суетились из-за него и все время повторяли: какой отвратительный город, этот забытый Богом Детройт.

Стоило Чарли выпить немного джина, как его потянула на военные истории, что произошло с ним впервые в жизни.

Он довез Энн до дому. Им навстречу вышел старик Бледсоу с «Инженерным журналом» в руке.

– Вижу, вы уже познакомились, не так ли? – сказал он.

– Да, мы с ним уже добрые друзья, папочка, – возбужденно подтвердила слова отца Энн. – Чарли будет меня учить летать на самолете.