Текст книги "Восемь мечей"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– В этом-то все и дело, сэр. Ее так и не нашли. Мы с Мерчем оба готовы поклясться на Библии, что в комнате ее нет. Кроме того…

– Боюсь, мы напрасно тратим бесценное время, – властно вмешался в их беседу епископ. – Ведь всю эту информацию без каких-либо проблем можно получить у самого инспектора Мерча. Так чего же мы ждем? Поехали, Стэндиш, трогайте, трогайте!

«Отец, конечно, никогда не отличался ни особой учтивостью, ни хорошими светскими манерами, – слегка поморщившись, подумал Донован-младший, – но на этот раз его, скорее всего, просто достали эти бесконечные намеки на катание на перилах. Тем более, что Маделайн, похоже, собиралась продолжить свою чертову тему о подушках». Доктор Фелл, сердито пробурчав что-то, по счастью маловнятное, остановил на епископе пристальный возмущенный взгляд, однако полковник Стэндиш не посмел ослушаться приказа его преподобия и уже завел мотор машины…

– Ну ладно, надо так надо, – вполне доброжелательно заметил Морган. И, обращаясь уже лично к Доновану-старшему, продолжил: – В таком случае постарайтесь освободиться как можно скорее и сразу же возвращайтесь сюда. Отведать нашего знаменитого мартини. Не пожалеете, уверяю вас. – Он слегка усмехнулся, глядя, как полковник аккуратно разворачивает машину, затем облокотился на створку ворот и перевел взгляд на епископа. Пристальный взгляд своего любимого героя – старого мудрого Джона Зеда! – А знаете, ваше преподобие, сам не знаю почему, но я попробую дать вам одну подсказку. Надеюсь, она вам очень поможет. Ищите металлический крючок для застегивания обуви…

Когда машина набрала скорость, полковник Стэндиш позволил себе удивленно выпучить глаза:

– Металлический крючок для застегивания обуви? Он так и сказал? Но какое, черт побери, отношение может иметь ко всему этому крючок для застегивания обуви?

– Какое отношение? Да никакого! – Епископ досадливо махнул рукой. – Вообще, черт возьми, никакого! Очередная белиберда изображающего из себя бог знает что молодого бездельника… Который к тому же ни черта не смыслит в криминологии!

– Но послушайте, – попробовал мягко возразить полковник, любимым детективным чтивом которого как раз и была знаменитая серия Моргана о Джоне Зеде, называвшаяся «Убийство на мешке с шерстью». – Кроме того, что он весьма популярен, ну и всего прочего, его очень любит моя жена. А мне ее мнение отнюдь не безразлично…

Доктор Фелл, не отводивший глаз от медленно удалявшегося дома, с трудом подавил смешок и сонно, будто ни к кому специально не обращаясь, заметил:

– А знаете, ваше преподобие, боюсь, вы оказались в весьма неудобном положении. Ведь все вокруг только и говорят о… странностях вашего поведения. Хм… Так вот, я бы на вашем месте вел бы себя поосторожнее. Намного осторожнее. Ведь случись с вами еще какая-нибудь оказия…

– Простите, сэр, но мне не совсем понятно…

– Что ж тут непонятного, уважаемый? Мне кажется, я выразился предельно ясно. Случись с вами еще какая-нибудь, с позволения сказать, оказия, и мы с полковником будем вынуждены применить против вас определенные ограничительные меры. В частности, отстранить вас от расследования этого дела. Кроме того, слухи об этом могут просочиться в прессу! – Красное лицо доктора Фелла побагровело, глаза широко открылись. – Прислушайтесь к доброму совету, ваше преподобие, и, ради всего святого, будьте предельно осторожны. Постарайтесь никого никогда не перебивать, внимательно слушайте все, что вам хотят сказать, не отметайте ничего, что вам, повторяю, лично вам по тем или иным причинам представляется не стоящим внимания. Вашего внимания!

Доктором Феллом, казалось, овладела некая навязчивая идея, которая не отпускала его, даже когда машина уже проезжала через ворота поместья «Гранже», где тучный полицейский сержант не без труда сдерживал кучку любопытных зевак.

– Давайте сделаем так, – предложил всем полковник Стэндиш. – Я высажу вас здесь, а сам подъеду к дому и предупрежу всех о нашем приезде. Заодно пусть достанут и отнесут внутрь наш багаж. Вы же идите прямо в гостевой домик и начинайте осмотр. Встретимся там чуть позже. Епископ прекрасно знает, что где находится, и с удовольствием все вам покажет. Договорились? Тогда до скорой встречи!

Его преподобие согласился немедленно и с явным удовольствием. И тут же требовательным тоном поинтересовался у сержанта, не трогал ли кто-либо здесь чего-нибудь руками. Пусть даже случайно. Затем горделиво осмотрелся, глубоко вдохнул воздух – совсем как знаменитый, нет, очень знаменитый охотник, уверенно идущий по горячему следу, – и неторопливо направился по лужайке к гостевому домику. Остальные без каких-либо возражений последовали за ним.

Гостевой домик находился на южной окраине парка, посреди небольшой, но довольно густой рощицы, что придавало ему слегка заброшенный и по-своему даже зловещий вид. А прямо за ним рос громадный дуб… И хотя сам жилой комплекс изначально задумывался, скорее всего, как довольно простое и совершенно непритязательное архитектурное творение, местные гении с завидным постоянством внесли в него свои соображения, прямым и самым наглядным результатом чего стала чудовищная смесь всех мыслимых и немыслимых стилей, «взглядов», настроений… Хотя при этом все окна здания – даже чердачные – были надежно защищены выпуклой железной решеткой во французском стиле.

В самой середине дома вдоль ограждения верхнего балкона на западной стороне Донован ясно увидел квадрат все еще слегка приоткрытой стеклянной двери, через которую, очевидно, и скрылся тот самый, пока еще неизвестный убийца. Сначала на балкон нижнего этажа, а уж оттуда…

Епископ деловито вышагивал впереди группы по краснокирпичной дорожке, которая у самого дома раздваивалась и шла вокруг него. Вдруг он резко остановился, и всего метрах в двадцати, справа от дорожки они увидели фигуру какого-то человека, стоящего на коленях и внимательно вглядывающегося во что-то на земле. Чуть не воскликнув торжествующее «Ага!», епископ торопливо подошел к нему.

– Но это же мои туфли! – протестующе воскликнул человек, резко подняв голову. – Смотрите! Вы только посмотрите! Это же, черт побери, след моих собственных туфель!

Глава 5
След чьей-то ноги

– Доброе утро, Морли, – невозмутимым тоном произнес епископ. – Господа, позвольте мне представить вам мистера Морли Стэндиша. Сына полковника Стэндиша… Простите, Морли, что у вас там за странная проблема со следами туфель?

Молча кивнув в ответ, Морли Стэндиш поднялся, неторопливо отряхнул брюки. Серьезный, плотного сложения, лет тридцати пяти – более молодая и куда более привлекательная копия своего отца. Несколько массивное, но отнюдь не лишенное привлекательности лицо, густые, загнутые по краям вверх усы… Свободная, спортивного покроя темно-серая куртка и черный галстук наглядно показывали окружающим, что он помнит и искренне почитает покойного отца своей невесты. Возможно, одежда даже служила цели создания некоего образа правильного, открытого, искренне верующего человека среднего достатка, обладающего надежным положением в обществе и при этом не лишенного чисто британского чувства юмора, что в старой доброй Англии во все времена считалось важным.

– Я, кажется, что-то выкрикивал? – выждав вполне естественную в его положении паузу, спросил он. Причем сам Донован-старший не мог бы с уверенностью утверждать, чего было больше в его блестевших глазах: злости или юмора? – Скажите, а у вас такое когда-нибудь бывало? – продолжил Морли, не дождавшись ответа на свой первый, хотя и не совсем прямой вопрос. – Когда вас застают вот так совершенно врасплох и вы, не думая, чисто рефлекторно выкрикиваете то, о чем вы только что думали? – Видимость улыбки медленно сползла с его лица. – Мерч сообщил мне, сэр, что и вам, и моему отцу все об этом уже известно. Плохо, сэр, очень даже плохо… Я телеграммой уже сообщил Бетти. Чтобы она узнала об этом до того", как новости появятся в газетах. И конечно, постараюсь обо всем позаботиться. Лично! Однако Мерч также сказал, что вы, скорее всего, обратитесь за помощью в Скотленд-Ярд, и, значит, до их прихода тело никому нельзя трогать, так ведь? Если эти господа, – он бросил внимательный взгляд на Донована и доктора Фелла, – если они именно оттуда, то, надеюсь, осмотр не займет слишком много времени, после чего мы позволим гробовщику заняться своими печальными, но, увы, необходимыми делами.

Епископ кивнул. Практичность Морли Стэндиша ему явно пришлась по душе.

– Да, вы абсолютно правы, – пожав плечами, подтвердил он. – Позвольте вам представить доктора Фелла, которого… хм… которого мой добрый друг, старший инспектор Скотленд-Ярда, прислал сюда с целью помочь нам и нашему расследованию. – Он кивнул в сторону доктора, который в свою очередь вполне дружелюбно улыбнулся Стэндишу. – Ну а это мой сын Хью, о котором вы, полагаю, уже слышали… Что ж, теперь очередь за вами, доктор. Не возражаете?… Отлично. Тогда, может быть, пройдем сразу в дом? Где мистер Стэндиш, не сомневаюсь, полностью и достаточно подробно сообщит нам все, абсолютно все имеющие или способные иметь самое непосредственное отношение к данному делу факты.

Доктор Фелл, слегка хмыкнув, ткнул большим пальцем в сторону дома:

– Кстати, а этот ваш слуга… он сейчас тоже там?

Стэндиш остановил на нем взгляд, в котором безошибочно читалось тщательно скрываемое удивление. Вообще-то он, судя по всему, ожидал, что правосудие будет представлять не кто иной, как молодой Донован, однако тот факт, что этим самым «большим начальником» оказался довольно пожилой и неуклюже толстый доктор Фелл, привел его в заметное смятение.

– Да, да, он тоже там, – подтвердил Морли. – Что ж, тогда пойдемте внутрь. Кстати, имейте в виду, что повар Ахилл наотрез отказался оставаться в доме. Считает, что после всего случившегося в доме хозяйничают призраки. А вот Сторер, то есть тот самый дворецкий, о котором вы только что упомянули, будет здесь ровно столько, сколько нам потребуется для окончательного разрешения дела.

– Хорошо, хорошо, вот только спешить нам некуда, – непринужденно заметил доктор Фелл и указал рукой на ступеньки, ведущие к боковому входу на веранду. – Присаживайтесь, пожалуйста, мистер Стэндиш. И устраивайтесь поудобнее. Кстати, вы курите?

– Послушайте, – недовольно перебил его епископ. – Может быть, мы лучше пройдем в дом, а уж там…

– А-а, ерунда! – отмахнулся от него доктор Фелл. – Да и к чему нам такие церемонии? – И первым подал пример, грузно присев на стоящую напротив декоративную скамейку.

Увидев это, Морли Стэндиш тоже мрачно, вернее, «с выражением крайней мрачности» присел на ступеньки крыльца, вздохнув, достал из кармана куртки трубку… Какое-то время все молчали, затем доктор Фелл, вдоволь натыкавшись концом трости в кирпичную стену дома и наконец-то отдышавшись от довольно значительных усилий, потребовавшихся ему, чтобы опустить свое мощное тело на низенькую скамейку, проговорил:

– Скажите, кто, по-вашему, убил Деппинга, мистер Стэндиш?… У вас есть точное представление? Или, допустим… ну, просто хотя бы чисто предположение?

При первых же звуках такого в высшей степени неординарного начала епископ с мрачным видом скрестил руки на груди. Вроде бы он здесь совсем ни при чем, будет только судить и осуждать. Это выглядело тем более нелепо, что сам доктор Фелл, неимоверно крупный и с отсутствующим взглядом, равнодушно сидел на скамейке, прислушиваясь к щебету птиц в кроне деревьев прямо за ним. Морли Стэндиш бросил на него пристальный взгляд.

– Простите, но ведь особых сомнений в этом вроде бы нет, так ведь? – не скрывая удивления, ответил он вопросом на вопрос. – Этот парень, который столь неожиданно явился к нему со странным визитом… Тот самый, как все говорят, с явным американским акцентом. Кажется, его зовут… – Он нахмурился и обвел всех вопросительным взглядом.

– Спинелли, – самодовольно усмехнувшись, помог ему епископ. – Его зовут Спинелли.

– Да успокойтесь же вы, наконец! – недовольно пробурчал доктор Фелл, заметно побагровев. – Вообще-то расследование поручено мне. Не вам, заметьте, а мне!

Морли Стэндиш подскочил на месте с на редкость озадаченным и даже возмущенным выражением лица.

– Значит, вы сами знаете его имя, так ведь? Что ж, это мне кое о чем напоминает… Епископ Донован был прав. Будь у нас побольше здравого смысла послушать его сразу же, когда он в самый первый раз рассказал нам о том парне, очень может быть, что все это никогда и не произошло бы. Особенно учитывая на редкость положительные качества моего отца… – Он чуть заколебался. – Ладно, не обращайте внимания. Конечно, мы могли бы это предотвратить. – Он снова поколебался, затем все-таки добавил: – Скорее всего…

– Да, да, интересно… это на самом деле очень интересно, – задумчиво протянул доктор Фелл. – Ну и какие же следы его конкретного присутствия вам удалось обнаружить сегодня? Ведь, как я полагаю, Спинелли пока еще не выследили? Или я не прав?

– Нет, нет, сэр, конечно же правы. Насколько мне известно, пока еще нет, не выследили. Впрочем, мы с инспектором Мерчем не виделись с самого полудня.

– Хм… Итак, мистер Стэндиш, если этот Спинелли на самом деле убил вашего, простите, потенциального тестя, то зачем же, позвольте поинтересоваться, ему это понадобилось? Какая, скажите, пожалуйста, связь может существовать между прилежным, безобидным пожилым джентльменом вроде Деппинга и известным американским шантажистом, который умудрился столько лет отсидеть не где-нибудь, а в самых знаменитых тюрьмах Соединенных Штатов?

Молодой Стэндиш сначала раскурил трубку, неторопливо загасил спичку и только затем сказал:

– Послушайте, мистер… э-э… простите… ах да, доктор Фелл, а почему вы спрашиваете именно меня? Ведь мне известно не более чем… скажем, моему отцу. Почему же меня?

– Почему именно вас?… Ну, например, потому, что вы наверняка обсуждали это с миссис Деппинг. Или нет?

– Ах вон оно что, – медленно протянул Морли. И буквально в упор посмотрел на доктора. – Вообще-то это то, что называется «чисто личным вопросом». На который, как вам ни покажется странным, совсем нетрудно ответить… Бетти, то есть, простите, миссис Деппинг, практически вообще не знала своего отца. Равно как и свою родную мать. Ведь она с семи-восьми лет находилась в женском монастыре Триеста. А затем ее перевели в один из известных французских приютов, охраняемых более тщательно, чем самые секретные правительственные заведения Европы… Когда ей исполнилось восемнадцать, она не выдержала… такой уж характер… и, как ни странно, совершила побег. Громкий побег! Который в то время наделал, надо сказать, немало шума… – На лице Морли Стэндиша впервые за все это время появилось выражение некоторой неуверенности – он вдруг… усмехнулся. – Убежала! Вы только представляете себе, убежала?! Вот это да!… – Он возбужденно подергал себя за кончики усов, размашисто хлопнул руками по ляжкам. – Ну а затем этот старый придурок… Простите, все дело в том, что мистер Деппинг разрешил ей жить вместе со специально нанятой для этих целей «подружкой» в Париже. Все это время они встречались крайне редко, но зато Бетти регулярно писала ему по какому-то адресу в Лондон. Лет пять тому назад, когда ей было что-то около двадцати, он вдруг снова объявился на ее горизонте и объявил, что решил отойти от всех дел. Самое смешное заключалось в том, что, хотя его всегда беспокоило, как складывается ее судьба, нет ли у нее каких-либо неприятностей, он никогда не предлагал ей жить вместе… – Морли Стэндиш выпрямил спину, немного помолчал, затем, как бы не совсем охотно продолжил: – Послушайте, надеюсь, вам не потребуется все это повторять, так ведь? Конечно же, мне об этом известно несколько больше, чем моему отцу, это факт, который, в общем-то, нет особой нужды скрывать, но тем не менее…

– Да, все это невольно наводит на некоторые мысли, доктор, вы не находите? – Уголки губ епископа выразительно опустились вниз. – Очень даже наводит… Кстати, мне на память приходит аналогичный случай, имевший место в Риге в… да, да, именно в 1876 году, и другой в Константинополе в 1895-м, и третий в… хм… в Сан-Луисе в 1909-м…

– Да, география у вас что надо, – не скрывая восхищения, заметил доктор Фелл. И тут же снова перевел внимание на Морли Стэндиша: – Скажите, а чем, собственно, этот Деппинг занимался?

– Точно не знаю, но, кажется, чем-то в лондонском Сити.

– Вот как? На самом деле? Забавно, забавно, – хмыкнул доктор Фелл. – Забавно то, что, когда человек хочет произвести впечатление некоей, так сказать, «бесцветной респектабельности», он, как правило, говорит, что занимается чем-то именно в лондонском Сити… Ну а почему в таком случае у Деппинга была здесь плохая репутация?

Манеры молодого Стэндиша заметно переменились, будто ему вдруг почему-то стало очень неудобно и потребовалось защищать им же сказанные слова. Совсем как его отцу.

– Плохая репутация? – переспросил он. – Плохая репутация? Что именно, сэр, вы имеете в виду?

Последовала довольно долгая пауза, во время которой доктор Фелл молча – нет, скорее задумчиво – покачивал головой, не спуская с молодого Стэндиша вполне благожелательного взгляда.

Наконец Морли Стэндиш решился нарушить в общем-то несколько затянувшееся молчание.

– Э-э… – прочистив горло, решительно и по-своему даже негодующе произнес он. – То есть я хотел спросить, сэр, что именно заставляет вас считать, что у него здесь была плохая репутация?

– Ну, судя по всему, так считает по крайней мере один человек, чего не опровергает даже такой ярый защитник мистера Деппинга, как ваш собственный отец. Да и вы сами, между прочим, буквально несколько минут назад назвали его старым придурком, разве нет?

– Нет! – торопливо возразил Морли. – Я хотел сказать только то, что… Достоинство достоинством, однако нужно всегда стремиться смотреть на вещи непредубежденным взглядом! Если мистера Деппинга здесь и недолюбливали или считали несколько странноватым, то только из-за его пристрастия к девушкам возраста не старше моей сестры. А ведь ему было уже за шестьдесят! Может быть, его понятия галантности были для окружающих, мягко говоря, не совсем обычными, но это все равно объяснялось его некоторой, с позволения сказать, чопорностью, прилежанием, разборчивостью в связях ну и тому подобными качествами… Хотя некоторым его поведение и казалось в каком-то смысле даже не совсем приличным… – Освободившись наконец-то от заметно мучивших его эмоций, причем так уверенно, будто пересказывал давно и хорошо выученный урок, молодой Стэндиш крепко сжал трубку зубами и, не скрывая явного вызова, посмотрел на доктора Фелла.

– Значит, старый распутник, только и всего? – с искренней усмешкой поинтересовался доктор. – И при этом вряд ли от него был какой-нибудь серьезный вред, я не ошибаюсь?

Выражение лица Морли Стэндиша чуть смягчилось.

– Благодарю вас, – с заметным облегчением произнес он. – Честно говоря, я весьма боялся, что вы воспримете все это… ну, как бы это поточнее сказать… чересчур серьезно. Вред? Господи ты боже мой, ну конечно же нет! Хотя многих он действительно раздражал. Причем иногда очень сильно… Особенно Хэнка Моргана. Что, знаете, даже несколько удивительно, поскольку кого-кого, а уж Хэнка никак не назовешь человеком ограниченных взглядов. Скорее всего, его крайне раздражала абсолютная педантичность мистера Деппинга. Например, он всегда говорил как школьный учитель математики… Как раз в то самое утро, когда мы все узнали, Хэнк, Маделайн, моя сестра Патриция и я играли в теннис. Двое на двое. Корты совсем недалеко отсюда, поэтому дворецкий Сторер быстро прибежал к нам, сжимая в руке телеграмму, извещавшую о скоропостижной смерти мистера Деппинга. Прямо у себя в кабинете. Помню, Хэнк тогда только и сказал что-то вроде «Господи, вот не повезло бедняге!» и все-таки сделал подачу…

Доктор Фелл замолчал. Причем довольно надолго. Солнце начало уже опускаться за деревья рощицы, багрово-выразительно подсвечивая уродливые очертания гостевого домика.

– К этому мы еще успеем вернуться, – наконец заметил он, раздраженно махнув рукой. – Итак, теперь, полагаю, настало время пройти в дом и взглянуть на тело… Но прежде не откажите в любезности повторить, что именно вы произнесли, когда прибыли сюда: кажется, что-то вроде «Черт побери, это же следы моих туфель», так ведь? То есть вы рассматривали… – И он небрежным жестом ткнул концом трости в сторону кирпичной дорожки около ступенек крыльца.

Все это время, сознательно или сам не понимая того, Морли Стэндиш вроде бы равнодушно болтал своей крупной ступней прямо над пучком травы около крыльца. Затем вдруг встал. Нахмурился:

– Следы, сэр. Причем следы, которые были сделаны одной из моих туфель! Спрашивается, зачем?

Епископ, который в течение всей беседы вежливо, но безуспешно пытался увидеть, что, собственно, скрывалось за болтающейся туда-сюда ногой, решительно прошел вперед и наклонился над отчетливо отпечатанным следом туфли с глубокой, как минимум сантиметра в три-четыре, царапиной на подошве ближе к пятке.

– Понимаете, вот что, собственно, произошло, – явно чего-то смущаясь, попытался объяснить случившееся молодой Стэндиш. – Ведь вчера вечером шел сильный дождь. Нет, скорее даже была мощная буря, после которой обычно не бывает следов. Все смывает. А вот этот оказался под прикрытием ступенек… Послушайте, ну не надо на меня так смотреть! Я его не делал! Лучше посмотрите вот сюда… – Он резко повернулся и аккуратно поставил свою ногу прямо в отпечаток на земле.

– Только, ради всего святого, Морли, постарайтесь не испортить этот след, – как можно вежливее, хотя и с явным трудом сдерживая свое нетерпение, попросил епископ. – Кстати, вас не затруднит чуть отойти в сторону? Благодарю вас. Видите ли, раньше мне не раз приходилось работать со следами… Хью! Будь добр, подойди, пожалуйста, сюда и помоги мне… Да, думаю, нам повезло, джентльмены. Крупно повезло. А знаете, доктор, глина лучше всего сохраняет истинную форму следов. Вот песок или снег, в отличие от общепринятого заблуждения, те совсем наоборот – в этом смысле практически бесполезны. О чем, господа, в свое время не раз говорил признанный мировой авторитет в области полицейского сыска заслуженный доктор Ганс Гросс. Поступательное движение ноги вперед в песке, например, неизбежно удлиняет естественный размер следа ноги, скажем, от сантиметра до двух. Это в длину. А вот в ширину… Морли, простите, вас не затруднит отойти чуть в сторонку?… – Он натянуто улыбнулся. – Нам надо обязательно сохранить эту интереснейшую и, главное, конкретную улику для инспектора Мерча. Само собой разумеется, когда он вернется.

– Инспектор Мерч уже видел это, – сказал молодой Стэндиш, с недовольным видом вынимая ногу из отпечатка следа. – Видел. Вместе с Хэнком Морганом он сделал гипсовый слепок и отправил его куда надо. Я, конечно же, знал об этом, но вплоть до сегодняшнего утра почему-то даже не подумал поинтересоваться…

– Ах вон как… – задумчиво произнес епископ. Он остановился, потер подбородок. – Да, да, конечно же. Осмелюсь заметить, работа молодого Моргана. А жаль. Очень жаль!

Морли бросил на него внимательный взгляд:

– Вот именно, жаль. Вы правы, да, да, правы… очень жаль! – Причем голос его звучал не просто нервно, а даже раздраженно. Чего он, похоже, и не собирался скрывать. – Послушайте, но ведь внешне все вроде бы сходится. Я здесь единственный человек, у которого точно такой же размер обуви, разве нет? Мало того, я сам вполне могу точно и безошибочно идентифицировать ту самую пару туфель… Готов на Библии поклясться, вчера вечером лично я не слонялся здесь без дела. Или по тому самому делу, которое вы, очевидно, вполне можете иметь в виду. Вы же сами видите, следы совершенно свежие. Интересно, уж не считает ли инспектор Мерч…

– Интересно, как вы можете определить те самые туфли? – Голос доктора Фелла прозвучал так спокойно и естественно, что Стэндиш невольно остановился.

– По отметинам на пятке. Это та самая пара, которую мне пришлось выбросить… – Стэндиш отодвинул шляпу назад. – Чтобы понять это, надо знать мою мать. Она, конечно, самая лучшая мать во всем мире, но у нее время от времени случается… как бы это поточнее сказать… что-то вроде приступов. Например, стоит ей только услышать по радио о новом виде еды, и нам приходится есть это до, простите, тошноты. Ну а если она узнает, скажем, о новом лекарстве от любой, не важно даже какой, болезни, то начинает свято верить в то, что все мы страдаем именно от этого заболевания… Так вот, не так давно она прочитала в журнале статью, посвященную обуви. Под названием «Зачем становиться жертвой обувщиков?». В ней весьма подробно и убедительно говорилось, что ради спасения семейного бюджета надо всегда покупать резиновые каблучки и ставить их на место старых, когда они начинают заметно изнашиваться. Статья произвела на маму настолько сильное впечатление, что она тут же заказала в городе резиновые каблучки в поистине огромных количествах. Буквально тысячи! Столько резиновых каблучков, поверьте, мне не приходилось видеть никогда в жизни… Они завалили весь наш дом. Попадались везде, даже там, где их трудно было ожидать увидеть. Например, в медицинском шкафчике в ванной комнате, представляете? Но самое ужасное заключалось в том, что каждый из нас должен был сам прибивать их гвоздями к своим туфлям. Это была часть дьявольского плана научить «нормальную британскую семью» хоть какому-нибудь полезному бытовому ремеслу. Одним из результатов этого идиотизма, иначе, простите, просто не скажешь…

– Морли, не откажите нам в любезности говорить по существу, – достаточно вежливо, но твердо перебил его епископ. – Я как раз собирался сам объяснить всем, что…

– Одним из результатов этого абсолютного идиотизма, – упрямо продолжил молодой Стэндиш, – было то, что вы либо вколачивали гвоздь там, где он при каждом неудобном движении впивался в ногу, либо совсем не там, после чего каблучок отваливался после первого же шага вниз или вверх по лестнице. Короче говоря, довольно скоро мы все взбунтовались, и я попросил Кеннингса взять ту самую единственную пару туфель, которую я успел изувечить, и выбросить ее… Вот ее-то следы мы здесь и видим! – Он выразительным жестом показал вниз, на отчетливый отпечаток. – Я узнал бы их везде! Более того, уверен, кто-то наверняка их использует. Вот только зачем? С какой целью?…

Епископ сначала выразительно закусил нижнюю губу, а затем, чуть помолчав, заключил:

– А знаете, доктор, все это становится все более и более серьезным. Судя по всему, кто-то здесь слишком уж сильно старается навести подозрения на Морли…

– Хм… Да, интересно, очень интересно, – непонятно хмыкнув, пробормотал доктор Фелл.

– …поскольку даже невооруженным взглядом видно, что сам молодой Стэндиш после «починки» эти туфли никогда даже не надевал, – продолжил епископ. – Морли, пожалуйста, подойдите и поставьте вашу ногу в глину рядом с тем отпечатком… Так, хорошо, а теперь сделайте пару шагов… Разницу видите?

Последовала пауза, во время которой Морли внимательно рассматривал разницу. Затем, присвистнув, удивленно сказал:

– Вот это да! Разница видна. Причем еще какая… Неужели мои следы на самом деле такие глубокие?

– Естественно. Это означает только то, что вы намного тяжелее того, кто оставил этот след, поэтому ваш собственный отпечаток, как минимум, сантиметра на полтора глубже. Простите, доктор, вы следите за ходом моих рассуждений?

Однако доктор, похоже, не обратил на его слова никакого внимания. Тяжелой походкой очень крупного человека он отошел в сторону, еще раз задумчиво посмотрел на здание гостевого домика.

– А знаете, боюсь, вы попросту не замечаете истинного смысла этого следа. Или почему-то полностью игнорируете… Кстати, когда вы видели эти туфли в последний раз, мистер Стэндиш?

– Видел? В последний раз?… Э-э… несколько месяцев тому назад. Я ведь отдал их Кеннингсу.

– И что, интересно, он с ними сделал?

– Что сделал?… Он ведь главный ливрейный слуга мамы и, значит, занимается ее гардеробом… Постойте-ка, постойте! – Морли громко щелкнул пальцами. – Понял, я все понял. Готов поставить десять против одного, что он положил их в помещение для старого хлама. Это очередная гениальная идея мамы – хранить ставшие в силу тех или иных причин ненужными вещи в специальном помещении и раз или два в год вынимать их оттуда с намерением отправить в подарок дикарям. Однако после каждого очередного осмотра она, как правило, решала, что большинство из них вполне можно еще носить и самим, поэтому в конечном итоге бедным дикарям доставалось очень и очень немного.

– И что, это помещение для ненужных вещей доступно любому или только избранным?

– Да конечно же, всем. В общем-то, это просто комната. Отдельная комната. – Морли посмотрел на епископа, причем одно из его век почему-то вдруг заметно дрогнуло. – Хотя находится по соседству с другой комнатой, в которой, между прочим, наш знаменитый полтергейст умудрился напасть на уважаемого викария!

Епископ обменялся взглядом с доктором Феллом. Причем у Хью Донована почему-то появилось неприятное ощущение того, что, казалось бы, полнейшая чепуха начала принимать очертания какой-то конкретной и отвратительной цели.

– Ладно, полагаю, нам пора зайти внутрь, – резко повернувшись, вдруг заявил доктор Фелл.

И они все неторопливо направились друг за другом к входу в дом. В лучах заходящего солнца болотный запах, казалось, стал еще острее, комары на крыльце жужжали еще противнее… Все тускло-красные ставни на окнах первого этажа были уже закрыты. Небрежно потыкав концом трости в кнопку дверного звонка, доктор Фелл бросил на своих спутников вроде бы равнодушный взгляд.

– Во всем этом есть нечто большее, чем старые выброшенные туфли, полтергейст или даже убийство, – заметил он. – И самое загадочное заключается именно в старом Деппинге. Хм… Вы только посмотрите на это изуверство! – Он постучал по кирпичной стене дома. – Самое настоящее варварство. Вот человек, известный своей крайней разборчивостью в вопросах вкуса, одежды, языка и даже манеры себя вести. Отменный гурман, который держит собственного повара, чтобы есть только то, что по вкусу только ему, и никому другому! И при всем этом живет в таком доме! Невероятно! Нет, нет, одно с другим тут явно не вяжется… У него отменнейший вкус к самым тонким винам, а он периодически напивается до умопомрачения всякой низкопробной отравой, не забывая при этом выставить своего слугу наружу, чтобы тот никого к нему не допускал. Кроме того, ваш Деппинг время от времени прекращает свои научные изыскания и начинает волочиться за молоденькими девушками, которые годятся ему во внучки… Ну и как это прикажете понимать? Плохо. Все это очень и очень плохо. В этом есть что-то порочное, даже дьявольское. И прежде всего в самом старике! Господи ты боже мой милостивый!… Увы, боюсь, нам всем придется расстаться с мыслью о вполне простом, вполне милом и вполне невинном случае. Причем восьмерка треф в виде восьми коротких широких мечей не более чем некий предмет. Так сказать, точка отсчета… Ага, ну наконец-то…