Текст книги "Окно Иуды"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 5
НЕ ЛОГОВО ЛЮДОЕДА

Водитель такси, который высадил меня у дома 12 на Гроувнор-стрит, с интересом его разглядывал. Это было одно из узких серовато-коричневых зданий, в чьих окнах в наши дни часто висит объявление «Сдается». От улицы дом отделял маленький двор с железной оградой, узкий мощеный проход отделял его от строения слева. Я поднялся на крыльцо, ежась от ветра, продувавшего улицу насквозь. Опрятная маленькая горничная, ответившая на дверной звонок, начала закрывать дверь, прежде чем я успел открыть рот.

– Простите, сэр, но мисс Хьюм больна и никого не принимает…

– Передайте ей, что у меня сообщение от сэра Генри Мерривейла.

Горничная удалилась, не пригласив меня, но и не закрыв дверь, поэтому я шагнул внутрь. Большие напольные часы в холле скорее шелестели, чем тикали. По трепету занавесей в арке слева можно было проследить маршрут горничной.

За портьерами послышалось легкое покашливание, и в холл вышел Реджиналд Ансуэлл. Встреча лицом к лицу подтвердила более раннее впечатление. Мрачное скуластое лицо плохо гармонировало со светлыми волосами. Глубоко запавшие глаза под высоким лбом в упор смотрели на собеседника. Впрочем, Реджиналд не казался так придавленным смирением перед смертью, как на лестнице Олд-Бейли, и я подумал, что при обычных обстоятельствах он мог быть достаточно обаятельным.

– Вы от сэра Генри Мерривейла? – спросил Реджиналд.

– Да.

– Слушайте, старина, – продолжал он, понизив голос. – Мисс Хьюм… неважно себя чувствует. Я зашел навестить ее. Понимаете, я… э-э… друг семьи – особенно мисс Хьюм, – и если у вас имеется сообщение, то можете передать его мне.

– Сожалею, но сообщение предназначено мисс Хьюм.

Реджиналд Ансуэлл посмотрел на меня и внезапно засмеялся:

– Вы, адвокаты, подозрительная публика! Я обязательно передам ей сообщение. Ведь это не логово людоеда или… – Он не договорил. – Тем не менее, думаю, мне лучше повидать ее.

Позади холла послышался звук шагов, быстро спускающихся с лестницы. Мэри Хьюм не выглядела больной – скорее напряженной под маской покорности судьбе. Газетная фотография оказалась на удивление точной. У нее были широко расставленные голубые глаза, короткий нос и пухлый подбородок, – казалось, подобные черты не являлись признаком красоты, но ее они отнюдь не портили. Светлые волосы, разделенные пробором, были собраны в узел на затылке. Она носила траур, но и обручальное кольцо.

– Кажется, у вас сообщение от Г. М.? – спросила девушка.

– Да, мисс Хьюм.

Реджиналд Ансуэлл начал шарить на шляпной вешалке. Его улыбающееся лицо появилось из-под круга шляп.

– Ну, я пошел, Мэри.

– Спасибо за все.

– Не за что. Это честный обмен, – весело отозвался он. – Значит, договорились?

– Ты меня знаешь, Редж.

Во время этого загадочного маленького диалога в голосе девушки звучали кротость и смирение. Когда Реджиналд кивнул и вышел, тщательно закрыв за собой входную дверь, она проводила меня в комнату слева. Это была гостиная с телефоном на столике между двумя окнами и камином, горящим под мраморной полкой. Мэри взяла конверт и подошла ближе к огню, чтобы сломать печать. Прочитав письмо, она бросила его в огонь и наблюдала, пока оно не загорелось со всех сторон, а потом повернулась ко мне. Ее глаза сияли.

– Скажите ему «да». Да, да, да!.. Нет, пожалуйста, не уходите. Вы были в суде сегодня утром?

– Да.

– Пожалуйста, сядьте на минуту. Возьмите сигарету – они в этой коробке. – Она опустилась на низкое широкое сиденье у камина, поджав одну ногу. Отблески пламени делали ее волосы более пушистыми. – Скажите, это было… ужасно? Как он выглядел?

На сей раз она имела в виду не Г. М. Я ответил, что Ансуэлл вел себя превосходно.

– Я так и знала. Вы на его стороне? Пожалуйста, возьмите сигарету.

Я протянул ей коробку и зажег одну сигарету для нее. Она держала сигарету обеими руками – хрупкими и деликатными, – глядя на меня поверх пламени спички.

– Обвинению многое удалось доказать? Что бы вы чувствовали, если бы заседали в жюри?

– Не очень многое. Помимо вступительной речи, показания давали только два свидетеля, так как допросы были долгими. Мисс Джордан и Дайер…

– О, с ними все в порядке. Амелии, – практично заметила Мэри Хьюм, – в общем нравится Джимми и нравился бы еще больше, если бы она так не любила моего отца… Я никогда не была в Олд-Бейли. Скажите, как они обращаются со свидетелями? Кричат на них, как в кино?

– Разумеется, нет, мисс Хьюм. Выбросьте эту мысль из головы!

– Не то чтобы это имело значение. – Она посмотрела на огонь и снова повернулась ко мне. – Скажите правду, как перед Богом: с ним все будет в порядке?

– Мисс Хьюм, вы можете положиться на Г. М.

– Знаю. Понимаете, именно я обратилась к Г. М. месяц назад, когда солиситор Джимми отказался заниматься этим делом, так как считал, что Джимми лжет. Я… я ничего не утаивала намеренно, – добавила она, очевидно думая, что я ее понимаю. – Только то, о чем не знала или не догадывалась. Сначала Г. М. сказал, что не в состоянии мне помочь, – он злился и бушевал. Боюсь, я немного поплакала – тогда он рассердился еще больше, но согласился взяться за дело. Беда в том, что мои показания хотя и могут немного помочь Джимми, но не вытащат его из этой жуткой передряги. И даже теперь я понятия не имею, как Г. М. собирается это сделать. А вы?

– Этого никогда никто не знает, – ответил я. – Но сам факт, что он молчит об этом, означает, что у него в рукаве что-то спрятано.

– Надеюсь. Но я не могу быть спокойна, не зная ничего. Что толку просто твердить, что все будет в порядке?

Поднявшись с сиденья, Мэри Хьюм стала ходить по комнате, сжимая руки, словно ей было холодно.

– Когда я рассказала Г. М. все, что знаю, – продолжала она, – то, казалось, его заинтересовали только две вещи, не имеющие никакого смысла. Одна – насчет «окна Иуды»… – она снова села, – а другая – насчет лучшего костюма для гольфа дяди Спенсера.

– Костюма для гольфа вашего дяди? Что с ним произошло?

– Он исчез.

Это заявление прозвучало так, будто должно было что-то мне объяснить. Инструкции предписывали мне обсуждать дело, если этого захочет Мэри Хьюм, но я мог лишь ожидать продолжения.

– Он должен был висеть в шкафу, но его там не оказалось, – добавила девушка. – Не понимаю, какое отношение может иметь к этому штемпельная подушечка, а вы?

Я тоже не понимал. Если защита Г. М. в какой-то степени зависела от «окна Иуды», костюма для гольфа и штемпельной подушечки, то это была очень странная защита.

– В кармане костюма оставалась штемпельная подушечка, которую требовал мистер Флеминг. Я… я надеялась, что вы что-то разузнали. Факт в том, что и костюм, и подушечка исчезли… Господи, я не знала, что в доме кто-то есть!

Последние слова прозвучали так тихо, что я едва их расслышал. Мэри встала, бросила сигарету в огонь и снова превратилась в спокойную и вежливую хозяйку дома. Обернувшись, я увидел вошедшего в комнату доктора Спенсера Хьюма. Его круглое лицо под аккуратно причесанными волосами с пробором в четверть дюйма шириной выражало приличествующее родственнику беспокойство и сочувствие. Выпуклые, как на фотографиях его покойного брата, глаза равнодушно скользнули по мне и окинули взглядом комнату.

– Привет, дорогая, – беспечно поздоровался он. – Ты нигде не видела мои очки?

– Нет, дядя. Уверена, что здесь их нет.

Доктор Хьюм ущипнул себя за подбородок. Посмотрев на стол и на каминную полку, он устремил вопросительный взгляд на меня.

– Это мой друг, дядя Спенсер. Мистер…

– Блейк, – сказал я.

– Здравствуйте, – приветствовал меня доктор Хьюм. – Кажется, мне знакомо ваше лицо, мистер Блейк. Мы нигде не встречались раньше?

– Ваше лицо мне тоже знакомо, доктор.

– Возможно, сегодня утром в суде… – Покачав головой, он посмотрел на Мэри, в которой было невозможно узнать полную энергии девушку, беседовавшую со мной несколько минут назад. – Скверное дело, мистер Блейк. Не задерживайте Мэри надолго, ладно?

– Как идет процесс, дядя Спенсер? – быстро спросила она.

– Так хорошо, как и следовало ожидать, дорогая. К сожалению…

Мне еще предстояло узнать, что у него была привычка начинать речь фразой полной надежды, а потом говорить «к сожалению», сдвинув брови.

– К сожалению, боюсь, что возможен только один вердикт. Конечно, Мерривейл знает свое дело – он наверняка представит медицинское свидетельство, доказывающее безумие клиента без всяких сомнений… Я вспомнил, где видел вас, мистер Блейк! По-моему, вы говорили с секретаршей сэра Генри в холле Олд-Бейли.

– Мы с сэром Генри сотрудничаем много лет, доктор Хьюм, – правдиво ответил я.

Он выглядел заинтересованным.

– Но вы не участвуете в процессе?

– Нет.

– Хмф… Могу я спросить – строго между нами, – что вы думаете об этом злосчастном деле?

– Ансуэлла, безусловно, оправдают.

Последовало молчание. Комнату освещало только пламя в камине, а день стал пасмурным и ветреным. Я не мог определить, какой произвел эффект, выполняя указание «создавать таинственную атмосферу». Но доктор Хьюм достал из жилетного кармана очки с черной лентой, водрузил их на нос и задумчиво посмотрел на меня.

– Вы имеете в виду, что он виновен, но безумен?

– Невиновен и в здравом уме.

– Но это нелепо! Парень явно не в себе. Достаточно одних его показаний насчет виски… Прошу прощения, очевидно, мне не следует это обсуждать. Кажется, во второй половине дня меня вызовут свидетелем. Между прочим, я всегда полагал, что свидетелей держат вместе под наблюдением, как присяжных, но узнал, что так бывает только в некоторых случаях. Обвинение считает, что это дело к ним не относится, учитывая… э-э… очевидный результат.

– Если ты свидетель обвинения, дядя Спенсер, – спросила девушка, – они позволят тебе заявить, что Джимми безумен?

– Вероятно, нет, дорогая, но я постараюсь предположить это. Я обязан сделать это ради тебя. – Он снова многозначительно посмотрел на меня: – Я ценю вашу позицию, мистер Блейк. Понимаю, что вы хотите утешить Мэри и поддержать ее во время тяжкого испытания. Но внушать ей ложные надежды… черт возьми, сэр, это бессердечно! Помни, Мэри, что твой бедный отец жестоко убит, – это вся поддержка, которая тебе понадобится. – Он посмотрел на часы. – Я должен идти – как говорится, время и прилив никого не ждут… Кстати, Мэри, насколько я понял, ты говорила какую-то чепуху о моем старом коричневом твидовом костюме?

Девушка, сидевшая у камина положив руки на колени, подняла взгляд:

– Это очень хороший костюм, дядя Спенсер. Он стоил двенадцать гиней. Ты ведь хочешь вернуть его, не так ли?

Он с беспокойством посмотрел на нее:

– Вот прекрасный пример того, как люди цепляются к мелочам во время великой утраты! Господи, дорогая, почему ты так волнуешься из-за этого костюма? Я же говорил тебе, что отдал его в чистку и, естественно, позабыл послать за ним, когда пришлось думать о стольких куда более важных вещах! Насколько я знаю, он все еще в чистке.

– Выходит, ты отдал его в чистку со штемпельной подушечкой и резиновыми печатями в кармане? А как насчет турецких шлепанцев?

Казалось, ничто в этих словах не могло никого встревожить. Тем не менее доктор Хьюм нервно снял очки и сунул их в карман. Я заметил, как портьеры в дверях шевельнулись, и в комнату заглянул какой-то человек. Света было недостаточно, чтобы хорошо его разглядеть, но вроде бы это был худощавый мужчина с седыми волосами и невзрачным лицом – одна его рука судорожно вцепилась в складку занавеса.

– Очевидно, я так и сделал, дорогая. – Доктор Хьюм пытался говорить беспечным тоном. – На твоем месте я бы из-за этого не тревожился. В химчистке работают честные люди. Ну, мне пора… О, прошу прощения. Это мой друг, доктор Трегэннон.

Человек в дверях отпустил портьеру и слегка поклонился.

– Доктор Трегэннон – специалист по душевным болезням, – улыбаясь, объяснил доктор Хьюм. – А теперь я должен идти. Всего хорошего, мистер Блейк. Не забивайте Мэри голову чепухой и не позволяйте ей проделывать то же самое с вами. Постарайся немного поспать, дорогая. Вечером я дам тебе лекарство, которое поможет забыть обо всех бедах. Как говорит Шекспир, «тот сон, который тихо сматывает нити с клубка забот».[10]10
  Шекспир У. «Макбет». Перевод Б. Пастернака.


[Закрыть] Ну, пока.

Глава 6
КУСОК ГОЛУБОГО ПЕРА

Человек на свидетельском месте зала номер 1 Центрального уголовного суда обладал зычным, уверенным голосом. Прокравшись потихоньку в зал, я опоздал на начало очередной фразы.

– …поэтому я, конечно, подумал о штемпельной подушечке. Как говорится, «прими меры предосторожности до прихода врача». Только на сей раз это был полицейский.

Мистер Рэндолф Флеминг был крупным, крепким мужчиной с жесткими рыжими усами, которые лет сорок назад могли бы удивить даже в гвардии. Осанка у него была соответствующая, и держался он весьма уверенно. С наступлением сумерек скрытые под дубовыми карнизами лампы отбрасывали театральный свет на происходящее под белым куполом. Но, войдя спустя несколько минут после начала заседания, я думал не столько о театре, сколько о церкви. Эвелин сердито посмотрела на меня и возбужденно прошептала:

– Ш-ш! Он только что подтвердил показания Дайера о находке тела вплоть до того момента, когда Ансуэлл заявил, что принял наркотик в виски, а они не обнаружили никаких признаков того, что графином или сифоном вообще пользовались. Как выглядела блондинка?

Я шикнул на нее в ответ, так как головы начали поворачиваться к нам, и меня заинтриговало упоминание о штемпельной подушечке.

Мистер Рэндолф Флеминг сделал глубокий вдох, выпятив грудь, и с интересом окинул взглядом зал суда. Его колоссальная энергия, казалось, ободряла присутствующих. Жесткие усы доминировали над массивным двойным подбородком; проницательные глаза поблескивали под сморщенными веками. Невольно приходила в голову мысль, что в одном из них должен быть монокль, а на жестких каштановых волосах – нечто вроде шлема. В промежутках между вопросами, когда движение в зале прерывалось, словно на застрявшей кинопленке, он изучал судью, барристеров и людей на галерее, а когда говорил, подбородок выпячивался и втягивался, как огромная лягушка. Допрос вел Хантли Лотон.

– Объясните, мистер Флеминг, что вы подразумеваете под штемпельной подушечкой.

– Ну, дело было так, – ответил свидетель, втянув подбородок, словно пытался понюхать цветок в петлице своего крапчатого шерстяного пиджака. – Когда мы посмотрели на буфет и увидели, что графин и сифон полны доверху, я сказал обвиняемому: «Почему бы вам по-мужски не признать, что вы это сделали? Взгляните на эту стрелу. На ней отпечатки пальцев, и они наверняка окажутся вашими».

– Что он на это ответил?

– Ни-че-го! Поэтому я подумал о том, чтобы взять у него отпечатки пальцев, так как всегда был практичным человеком. Я сказал Дайеру, что, если бы у нас была штемпельная подушечка – одна из тех, к которой прижимают резиновые печати, – мы могли бы получить хороший комплект отпечатков. Он ответил, что доктор Хьюм недавно купил несколько печатей и подушечку и что они наверху в одном из его костюмов. Дайер вспомнил об этом, так как собирался забрать печати, чтобы они не испачкали карман, поэтому предложил подняться наверх и принести…

– Мы поняли, мистер Флеминг. Вы принесли штемпельную подушечку и взяли у обвиняемого отпечатки пальцев?

Свидетель казался недовольным тем, что его прервали.

– Нет, сэр, эту подушечку мы не обнаружили. Дайер не смог найти нужный костюм, или его там не оказалось, но он достал из ящика стола старую подушечку с фиолетовыми чернилами, и мы получили серию отпечатков пальцев подсудимого на листе бумаги.

– На этом листе? Пожалуйста, покажите его свидетелю.

– Да, это тот самый.

– Обвиняемый возражал против этого?

– Да, немного.

– Что он делал?

– Ничего особенного.

– Повторяю, мистер Флеминг, что он делал?

– Сбил меня с ног, – проворчал свидетель. – Толкнул с такой силой, что я потерял равновесие, ударился о стену и упал.

– Понятно. Он был сердит?

– Да, неожиданно пришел в ярость. Нам пришлось держать его за руки, чтобы взять отпечатки.

– Значит, он внезапно нанес вам сильный удар?

– Да, иначе я бы не потерял равновесие.

– Отлично. Мистер Флеминг, вы обследовали место на стене комнаты, изображенное на фотографии номер 8, откуда была снята стрела?

– Да.

– Маленькие костыли, на которых стрела держалась, выглядели так, будто их резко выдернули?

– Да, они валялись на полу.

Обвинитель заглянул в свое досье. Флеминг расправил плечи и опустил кулак на перила, глядя на суд, как будто призывал всех попытаться подвергнуть сомнению его ответы, но его лоб избороздили мелкие морщинки. Один раз он случайно встретился со мной взглядом, и я, как бывает в таких случаях, задал себе вопрос: о чем в действительности думает этот тип?

Впрочем, не меньший интерес вызывало то, о чем в действительности думает подсудимый. Сейчас он выглядел куда более обеспокоенным, чем утром. Об этом свидетельствовали нервные движения его рук. Он часто бросал взгляд на стол солиситоров в направлении Реджиналда Ансуэлла. Его широкие плечи поникли, а в глазах светилась тревога. Лоллипоп, секретарша Г. М., теперь сидела за солиситорским столом в бумажных нарукавниках, корпя над листом с отпечатанным текстом.

Обвинитель прочистил горло.

– Вы говорили нам, мистер Флеминг, что являетесь членом нескольких обществ лучников и занимались этим спортом много лет.

– Совершенно верно.

– Значит, вы могли бы охарактеризовать себя как авторитет в этой области?

– Думаю, да, – ответил свидетель, кивнув с серьезным видом.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели на эту стрелу и описали ее.

Флеминг казался озадаченным.

– Не знаю, что именно вы хотите от меня услышать. Это стандартный тип мужской стрелы из красной сосны, длиной двадцать восемь дюймов, толщиной четверть дюйма, с железным острием и роговым клином в конце, куда вставляется тетива. Вот так.

Он продемонстрировал это жестом, оттянув руку назад и ударившись локтем о подпорку крыши свидетельского места к своему явному удивлению и раздражению.

– Этой стрелой могли выстрелить?

– Безусловно, нет.

– По-вашему, это абсолютно невозможно?

– Конечно, невозможно. Кроме того, на ней были только отпечатки этого парня…

– Должен просить вас не забегать вперед, мистер Флеминг. Почему это невозможно?

– Взгляните на роговой клин! Он так изогнут, что его не приспособить к тетиве.

– Клин был в таком же состоянии, когда вы впервые увидели стрелу в теле покойного?

– Да.

– Пожалуйста, передайте стрелу присяжным для обследования. Благодарю вас. В слое пыли, который, по вашим словам, покрывал стрелу, вы заметили где-нибудь – повторяю, где-нибудь – какие-нибудь следы, кроме отпечатков пальцев?

– Нет.

– Это все.

Обвинитель сел. Покуда стрелу изучали члены жюри, раздалось воинственное рычание, которым Г. М. прочищал горло, прежде чем подняться. Лоллипоп начала делать предупреждающие знаки, по какой-то причине подняв лист с отпечатанным текстом, над которым она корпела. В зале запахло грозой, но Г. М. начал перекрестный допрос достаточно мягко.

– Вы говорили нам, что тем субботним вечером собирались идти в дом покойного, чтобы играть с ним в шахматы.

– Да. – Враждебный тон Флеминга предполагал вопрос: «Ну и что из этого?»

– Когда покойный договорился с вами о встрече?

– Около трех часов дня.

– Угу. На какое время?

– Он сказал, чтобы я пришел примерно без четверти семь, и мы съедим холодный ужин, так как в доме больше никого не будет.

– Но вы упоминали, что, когда мисс Джордан прибежала за вами, вы уже направлялись в соседний дом?

– Да. Я вышел немного раньше. Лучше рано, чем поздно.

– Угу. Теперь посмотрите еще раз на эту стрелу. Взгляните на три пера. Думаю, я прав, утверждая, что они расположены примерно в дюйме от края рогового клина и имеют в длину около двух с половиной дюймов?

– Да. Размеры перьев варьируются, но Хьюм предпочитал самые большие.

– Обратите внимание, что верхняя половина среднего пера оторвана. Оно выглядело так же, когда вы обнаружили тело?

Флеминг с подозрением посмотрел на Г. М. поверх рыжих усов:

– Да, так же.

– Вы слышали, как свидетель Дайер заявил, что все перья были целыми и невредимыми, когда обвиняемый вошел в кабинет в десять минут седьмого?

– Слышал.

– Как и все мы. Следовательно, перо было сломано между этим временем и обнаружением тела?

– Да.

– Если обвиняемый сорвал стрелу со стены и ударил ею Хьюма, держа стрелу в середине стержня, каким образом, по-вашему, оторвалось перо?

– Не знаю. Вероятно, во время борьбы Хьюм схватил стрелу…

– За конец, противоположный угрожавшему ему острию?

– Возможно. Или перо могло быть повреждено, когда стрелу срывали с маленьких костылей в стене.

– Это еще одна теория. Значит, кусок пера отломался либо в борьбе, либо когда стрелу срывали со стены. Угу. Но в обоих случаях – где этот кусок? Вы нашли его, когда обыскивали комнату?

– Нет, но такой маленький кусочек…

– Напоминаю, что этот «маленький кусочек» имел дюйм с четвертью в длину и дюйм в ширину. Он был гораздо больше полукроны. Вы бы заметили на полу полукрону, не так ли?

– Да, но это была не полукрона.

– Я сказал, что кусок пера был куда больше ее. И окрашен в ярко-голубой цвет, верно?

– Да, по-видимому.

– Какого цвета был ковер на полу?

– Не помню.

– Тогда я вам напомню: светло-коричневого. Согласны? И вы согласны, что в комнате было очень мало мебели? Угу. Тем не менее вы тщательно обыскали комнату и не нашли пропавший кусок пера?

До сих пор свидетель казался довольным собой, подкручивая усы в интервалах между вопросами. Теперь же он проявлял признаки раздражения.

– Может быть, он отлетел куда-нибудь и все еще там. Откуда мне знать? Почему бы вам не спросить об этом полицейского инспектора?

– Я собираюсь это сделать. А теперь давайте снова воспользуемся фондом вашей информации о стрельбе из лука. Перья на конце стрелы имеют какую-либо практическую цель или же они сугубо декоративны?

Флеминг выглядел удивленным.

– Конечно, имеют. Как видите, они установлены с равными промежутками параллельно линии полета. Естественный изгиб перьев позволяет стреле делать в воздухе вращательное движение – как пуля винтовки.

– Одно перо всегда отличается от других по цвету, как это?

– Да. Это направляющее перо – оно указывает, где приспосабливать стрелу к тетиве.

– При покупке стрел, – продолжал Г. М. тем же тоном, – перья уже прикреплены или их прикрепляют позже?

– Как правило, уже прикреплены. Но некоторые предпочитают прикреплять собственные перья.

– Я прав, предполагая, что к такому сорту людей относился и покойный?

– Да. Понятия не имею, как вы об этом узнали, но он использовал перья особого типа. Большинство стрел имеет перья индейки, но Хьюм предпочитал серые гусиные и прикреплял их после покупки. Полагаю, ему нравилась старинная традиция британских лучников. Эти перья – гусиные. Обычно их прикреплял старый Шенкс – он выполнял для Хьюма разную работу.

– И мои сведения верны в том отношении, что он использовал особую краску собственного изобретения для направляющего пера?

– Да. В своей мастерской…

– В своей мастерской! – встрепенулся Г. М. – Где находится эта мастерская? Возьмите план дома и покажите нам.

Присяжные зашелестели бумагами, разворачивая планы. Зрители заерзали, интересуясь, что старик мог прятать в рукаве своей потрепанной мантии.

Рэндолф Флеминг ткнул в план красным волосатым пальцем и нахмурился:

– Вот здесь. Это маленькое строение в заднем саду ярдах в двадцати от дома. Думаю, его сначала предназначали для оранжереи, но Хьюм не интересовался такими вещами. Оно частично застеклено.

Г. М. кивнул.

– Что хранил там покойный?

– Свое спортивное снаряжение. Луки, тетивы, стрелы, перчатки и тому подобное. А Шенкс красил там перья.

– Что еще там находилось?

– Если хотите весь каталог, пожалуйста, – отозвался свидетель. – Нарукавники, поясные ремни для стрел, камвольные кисти, которыми чистят острия, одна-две банки с жиром для перчаточных пальцев и, конечно, инструменты. Хьюм умел работать руками.

– И больше ничего?

– Нет, насколько я помню.

– Вы уверены?

Свидетель фыркнул.

– Так. Вы заявляете, что стрелой не могли выстрелить. Очевидно, вы имели в виду выстрел из лука. Но вы согласны, что ее могли использовать как снаряд?

– Не понимаю, что вы имеете в виду. В чем разница?

– В чем разница? Видите эту чернильницу? Если я брошу ее в вас, это не будет означать, что я выстрелил ею из лука, не так ли?

– Да.

– И вы могли бы взять эту стрелу и бросить в меня?

– Мог бы! – Тон свидетеля предполагал, что он бы охотно это сделал.

Зычные голоса обоих звучали все громче. В этот момент генеральный прокурор сэр Уолтер Сторм поднялся и откашлялся.

– Милорд, – начал он голосом, спокойствие которого могло бы посрамить епископа, – я с сожалением прерываю моего ученого друга. Но я хотел бы знать, считает ли он, что эту стрелу, чей вес, вероятно, равен трем унциям, могли бросить с такой силой, чтобы она проникла в человеческое тело на восемь дюймов? Могу лишь предположить, что мой ученый друг путает стрелу с ассегаем,[11]11
  Ассегай – копье, которым пользовались племена Южной Африки.


[Закрыть] не говоря уж о гарпуне.

Затылок парика Г. М. начал ощетиниваться. Лоллипоп сделала угрожающий жест.

– Милорд, – отозвался Г. М. сдавленным голосом, – то, что я имею в виду, станет ясно из моего следующего вопроса свидетелю.

– Продолжайте, сэр Генри.

Г. М. повернулся к Флемингу:

– Могли ли этой стрелой выстрелить из арбалета?

Наступило молчание. Судья Рэнкин отложил ручку. На его круглом лице отразилось любопытство.

– Я все еще не понимаю, сэр Генри. Что именно означает арбалет?

– Образец у меня при себе.

Г. М. вытащил из-под стола большую картонную коробку, вроде тех, в какие упаковывают костюмы. Из коробки он достал массивный, смертоносного вида механизм из полированных дерева и стали. Рукоятка, похожая на миниатюрный ружейный приклад, имела в длину не более шестнадцати дюймов. Но перед ней находился широкий полукруг из гибкой стали, к обоим концам которого была прикреплена веревка, оттянутая назад к лебедке с выемками и ручкой из слоновой кости. Спусковой крючок был присоединен к этой лебедке. В середине плоского ствола тянулся паз. Арбалет с инкрустированным перламутром прикладом, казалось, должен был бы выглядеть неуместно в руках Г. М. Но, как ни странно, он скорее походил на оружие будущего, а не прошлого.

– Это, – продолжал Г. М. без всякого смущения – как ребенок, демонстрирующий новую игрушку, – короткий арбалет, какими пользовалась французская кавалерия в XVI веке. Вот как он действует. – Г. М. начал поворачивать ручку, и под аккомпанемент неприятного щелканья веревка стала оттягивать углы стального полукруга. – В этот паз вкладывается стальной стержень. При нажатии на спуск он вылетает, как из катапульты. Стержень короче стрелы, но из арбалета можно выпустить и стрелу.

Сэр Уолтер Сторм снова поднялся.

– Все это очень интересно, милорд, – заговорил он, – независимо от того, является ли это доказательством. Намерен ли мой ученый друг выдвинуть альтернативную теорию, заключающуюся в том, что преступление совершено этим причудливым аппаратом? – В его голосе звучала легкая усмешка.

Но судья добавил вполне серьезно:

– Да, сэр Генри, я собирался спросить о том же.

Г. М. положил арбалет на стол.

– Нет, милорд. Этот арбалет взят из лондонского Тауэра. Я использовал его для иллюстрации. – Он вновь обратился к свидетелю: – У Эйвори Хьюма когда-нибудь имелся арбалет?

– Вообще-то да, – ответил Флеминг. С мест для прессы поднялись двое мужчин, которые представляли ранние послеполуденные издания, и на цыпочках вышли из зала. Свидетель выглядел раздраженным, но заинтригованным.

– Это было давно, – добавил он. – «Лесники Кента» один год экспериментировали с арбалетами, но без особого успеха. Оружие оказалось громоздким и не обеспечивало дальность полета в сравнении со стрелами.

– Угу. Сколько арбалетов было у покойного?

– Думаю, два или три.

– Какой-нибудь из них походил на этот?

– По-моему, да. Это было три года назад, и я не…

– Где он хранил арбалеты?

– В том сарае в заднем саду.

– Но минуту назад вы о них не вспомнили, не так ли?

– Да, не вспомнил. Это вполне естественно.

Оба опять ощетинились. Массивный нос и подбородок Флеминга торчали вперед, как у Панча.

– Давайте послушаем ваше экспертное мнение. Могла эта стрела быть выпущена из такого арбалета?

– Без особой меткости. Она слишком длинная и входила бы в паз слишком свободно. Вы бы промахнулись на расстоянии двадцати ярдов.

– Но ею могли выстрелить?

– Полагаю, да.

– Полагаете? Вы отлично это знаете, верно? Дайте мне стрелу, и я покажу вам…

Сэр Уолтер Сторм поднялся опять:

– В демонстрации нет необходимости, милорд. Мы принимаем заявление моего ученого друга. Мы также считаем, что свидетель честно пытается выразить свое мнение при весьма угнетающих обстоятельствах.

– Это я и имела в виду! – шепнула мне Эвелин. – Видишь? Они будут дразнить старого медведя, пока он от ярости не позабудет о кольце в носу.

Складывалось явное впечатление, что Г. М. плохо справился с задачей и вдобавок ничего не доказал. Последние два вопроса он задал почти жалобным тоном.

– Забудем о двадцати ярдах. Можно было бы попасть в цель с очень короткого расстояния – скажем, в несколько футов?

– Вероятно.

– Фактически промахнуться было бы нельзя?

– С двух или трех футов – нет.

– Это все.

Возобновив прямой допрос, генеральный прокурор отрубил это предположение на корню.

– Значит, чтобы убить покойного таким образом, как предположил мой ученый друг, лицо, использовавшее арбалет, должно было находиться на расстоянии двух-трех футов от жертвы?

– Да, – ответил Флеминг, слегка оттаяв.

– Иными словами, в той же комнате?

– Да.

– Вот именно. Мистер Флеминг, когда вы вошли в эту запертую и запечатанную комнату…

– Мы протестуем! – внезапно рявкнул Г. М., взмахнув бумагами.

Впервые сэр Уолтер казался слегка растерянным. Он повернулся к Г. М., и мы наконец смогли разглядеть его лицо. Оно было массивным и румяным, с темными бровями и чеканными чертами. Оба обращались к судье, словно разговаривая друг с другом через переводчика.

– Милорд, против чего возражает мой ученый друг?

– Против слова «запечатанная».

Судья с интересом посмотрел на Г. М., но сухо промолвил:

– Термин, возможно, излишне вольный, сэр Уолтер.

– Я охотно отказываюсь от него. Мистер Флеминг, когда вы вошли в эту незапечатанную комнату, где все возможные входы и выходы были заперты изнутри…

– Снова протестую, – прервал Г. М.

– Хорошо. – В голосе генерального прокурора невольно зазвучали отдаленные раскаты грома. – Когда вы вошли в эту комнату, чья дверь была крепко заперта на засов изнутри, а окна закрыты запертыми ставнями, вы нашли в ней похожий аппарат? – Он указал на арбалет.