Текст книги "Окно Иуды"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Джон Диксон Карр (под псевдонимом Картер Диксон)
«Окно Иуды»

Пролог
ЧТО МОГЛО ПРОИЗОЙТИ

Вечером в субботу 4 января молодой человек, который собирался жениться, отправился в дом на Гроувнор-стрит познакомиться с будущим тестем. Молодой человек ничем особо не отличался, за исключением того, что был богаче большинства молодых людей. Джимми Ансуэлл уродился крупным, светловолосым и добродушным. Злоба отсутствовала в нем целиком и полностью. Его хобби, как вашим и моим, являлось чтение детективных историй с убийствами. Иногда он выпивал лишнее, а иногда поступал глупо, опять же как вы и я. Наконец, будучи наследником состояния покойной матери, он мог считаться выгодным женихом. Советуем держать в голове эти факты, читая о деле об убийстве крашеной стрелой.

А вот факты, касающиеся его визита на Гроувнор-стрит, 12. Во время рождественских каникул в Суссексе Ансуэлл познакомился с Мэри Хьюм. Их роман был внезапным и серьезным – он начался спустя двенадцать часов после первой встречи, а к Новому году они уже были помолвлены. На основании этого кузен Ансуэлла, капитан Реджиналд, который познакомил их, попытался раскошелить его на пятьдесят фунтов. Джимми дал Реджу чек на сотню и совершил еще ряд аналогичных безумств. Мэри написала о помолвке отцу, приславшему в ответ поздравления. Это было весьма удачно.

Мистер Эйвори Хьюм, директор банка «Кэпитал каунтис» и ранее управляющий сент-джеймсским офисом этого банка, не принадлежал к числу людей, легко воспринимающих подобные известия. Честность сочеталась в нем с подозрительностью, и он демонстрировал оба качества с тех пор, как начал карьеру в городке на севере. Поэтому, когда 4 января Джиму Ансуэллу пришлось на один день покинуть Суссекс и отправиться по делу в Лондон, он решил немедленно нанести визит будущему тестю. Одной вещи Джим не мог понять. Почему, когда Мэри провожала его на вокзале в девять утра, ее лицо было таким бледным? Ансуэлл думал об этом по пути на Гроувнор-стрит в начале седьмого вечера. Ему не пришлось связываться с Эйвори Хьюмом по телефону. Старик сам позвонил ему домой и пригласил к себе. Он говорил вежливо, но с той холодноватой формальностью, которая, вероятно, приличествовала случаю. «Учитывая то, что я слышал, полагаю, нам лучше уладить дела, касающиеся моей дочери. Шесть вечера вас устроит?» Это не совсем походило на дружескую встречу, думал Ансуэлл. Старик мог хотя бы пригласить его к обеду. Джим опаздывал – туман ограничивал движение транспорта, и такси еле ползло. Черт возьми, думал он, вспоминая испуганное лицо Мэри, Хьюм не может быть таким уж страшилищем! В наш век нервничать перед встречей с семьей невесты – это отдает комедией. Но комедии вовсе не предполагалось.

Дом 12 по Гроувнор-стрит оказался именно таким солидным зданием из желтого песчаника с неудобными лоджиями, как ожидал Джим. Традиционно респектабельный дворецкий встретил его в традиционно респектабельном холле, наполненном тиканьем напольных часов, чьи стрелки показывали десять минут седьмого.

– Моя фамилия Ансуэлл, – сообщил Джим. – Мистер Хьюм ожидает меня.

– Да, сэр. Могу я взять ваши пальто и шляпу?

В этот момент Джим без всякой причины уронил шляпу-котелок, и головной убор покатился в противоположный конец холла. Дворецкий невозмутимо подобрал шляпу. Чувствуя себя идиотом, Джим Ансуэлл выпалил первое, что пришло ему в голову:

– Я останусь в пальто. – Его голос прозвучал неожиданно грозно. – Проводите меня к мистеру Хьюму.

– Да, сэр. Сюда, пожалуйста.

Комната, куда его повели, находилась в задней части дома. Когда они проходили мимо большой лестницы в холле, Джим увидел обращенное на него сверху довольно приятное лицо женщины в очках. Должно быть, это мисс Амелия Джордан, о которой говорила Мэри, много лет работавшая у ее отца. Его интересовало, не присутствует ли для официальной инспекции и брат старика, доктор Спенсер Хьюм?

– Джентльмен пришел повидать вас, сэр. – Провожатый Джима открыл дверь комнаты с высоким потолком, меблированной как кабинет, если не считать буфета.

На современном письменном столе с плоской крышкой в центре помещения стояла столь же современная настольная лампа. Еще одним намеком на кабинет (или даже комнату-сейф) были два окна, закрытые ставнями, которые выглядели как стальные. Комната, переделанная из гостиной прошлого века, была оклеена черными обоями с некогда золотыми узорами. В стене напротив двери находился белый мраморный камин, демонстративно лишенный каких-либо украшений. Единственное украшение в комнате было прикреплено к стене над каминной полкой – три стрелы, образующие треугольник, покрашенные в различные цвета и вроде бы помеченные датами; три пера, присоединенные к хвосту каждой стрелы, казались высохшими и искривленными. В центре треугольника находился бронзовый диск. Эйвори Хьюм поднялся из-за стола – свет падал на его лицо. Очевидно, он только что закрыл шахматную доску и положил шахматы в коробку, которую отодвинул в сторону. В свои шестьдесят с лишним лет Хьюм был крепким мужчиной среднего роста, с тяжелым взглядом. То, что оставалось от черных седеющих волос, было тщательно причесано на массивном черепе. На нем ладно сидел серый твидовый костюм с высоким старомодным воротником. Сначала Ансуэллу не понравилось выражение его выпуклых глаз, но оно быстро изменилось.

– Это все, Дайер, – обратился Хьюм к дворецкому. – Приведите машину для мисс Джордан. – Взгляд, устремленный на гостя, не был ни сердечным, ни враждебным. – Пожалуйста, садитесь. Думаю, мы должны о многом поговорить.

Хьюм подождал, пока закроется дверь, потом сел за стол и обследовал свои руки. Пальцы были толстыми, но ухоженными.

– Вижу, вы смотрите на мои трофеи, – внезапно добавил он.

Ансуэлл покраснел, чувствуя, что что-то не так, и отвел взгляд от стрел на стене позади хозяина дома. Он заметил на покрытой пылью нижней горизонтальной стреле желтовато-коричневого цвета дату «1934».

– Вы интересуетесь стрельбой из лука, сэр?

– Когда я мальчишкой жил на севере, мы стреляли из сорокафунтового лука, как здешние ребята играют в крикет или футбол. – Тяжелый голос умолк. Казалось, Эйвори Хьюм обдумывает каждую фразу, словно обходя ее, как человек, обследующий дом. – Я член Королевского общества лучников и клуба «Лесники Кента». Эти стрелы – трофеи ежегодного состязания «Лесников». Тот, кто первый попадет в золото…

– В золото? – переспросил гость, чувствуя, что это слово было произнесено со зловещим оттенком.

– В центр мишени. Кто первый попадет в золото, становится главным лесником клуба на следующий год. За двенадцать лет мне удавалось это трижды. Стрелы еще вполне хороши. Ими можно убить человека.

Ансуэлл подавил желание выразить взглядом недоумение.

– Очень полезное качество, – сказал он. – Но, сэр, я пришел сюда не красть ложки и не убивать кого-либо, если только это не станет крайне необходимым. Дело в том, что я хочу жениться на мисс Хьюм и… как насчет этого?

– Вполне достойное желание. – Хьюм впервые улыбнулся. – Могу я предложить вам виски с содовой?

– Спасибо, сэр, – с облегчением отозвался Джим.

Хьюм встал, подошел к буфету, вынул пробку из графина, налил в два стакана виски, добавил в них содовой из сифона и вернулся к столу.

– Позвольте выпить за ваше процветание? – Выражение его лица слегка изменилось. – Мистер Джеймс Кэплон Ансуэлл, – задумчиво произнес он имя гостя. – Буду с вами откровенен – тот брак был бы выгоден… можно сказать, обеим сторонам. Как вам известно, я уже дал на него согласие. У меня не может быть никаких возражений – я имел честь быть знакомым с покойной леди Ансуэлл и знаю, что финансовое положение вашей семьи вполне надежно. Поэтому хочу сообщить… Да что с вами, приятель? Вы с ума сошли?

Ансуэлл видел, как хозяин дома застыл с наполовину поднесенным к губам стаканом и выражением испуга на лице. Но он видел это словно сквозь туман. Казалось, что-то обжигает ему горло, распространяясь на плечи. Закружилась голова. Стол наклонился вперед, и Джим понял, что падает на него. Последней мыслью перед обмороком было то, что в напиток что-то добавили, но ее заглушил шум в ушах.

Мысль о том, что в виски что-то было, вернулась вместе с сознанием. Ансуэлл выпрямился на жестком стуле, стараясь справиться с тошнотой. Глаза болели от света настольной лампы под зеленым абажуром. Мгновение полной паники сменило осознание происшедшего. Когда Хьюм благословлял брак, что-то вывело его гостя из строя. Должно быть, Хьюм подмешал что-то в виски. Но это чепуха. Зачем Хьюму это делать? И куда он подевался?

Чувствуя, что должен срочно найти Хьюма, Ансуэлл с трудом поднялся. Голова раскалывалась, во рту ощущался привкус мяты. Если бы он мог с кем-то поговорить, все было бы в порядке. Что произошло и как долго это длилось? На нем все еще было пальто, мешавшее поискам часов в кармане пиджака. Когда он вошел в этот дом, было десять минут седьмого. Сейчас часы в его руке показывали половину седьмого. Опершись руками на стол, Джимми посмотрел на пол, чтобы унять головокружение. Переведя взгляд налево от стола, он увидел старомодный ботинок со шнуровкой и несколько дюймов носка, а шагнув в этом направлении, споткнулся об ногу.

– Вставайте, черт бы вас побрал! – услышал он собственный голос, который жалобно добавил: – Встаньте с пола и скажите что-нибудь!

Эйвори Хьюм не шевельнулся. Он лежал на левом боку между окнами и краем стола настолько близко к столу, что вытянутая правая рука касалась его, словно пытаясь обнять.

Ансуэлл перевернул хозяина дома на спину. Что-то перевернулось вместе с телом, и он отпрянул, чтобы это к нему не притронулось. Потом он увидел кровь. Тонкий и круглый деревянный стержень торчал в груди Хьюма. К заднему краю стрелы, вонзившейся в сердце на восемь дюймов, были прикреплены три потрепанных и пыльных пера.

Хьюм был мертв, но тело еще не остыло. Лицо казалось удивленным и сердитым, высокий воротник и галстук смялись, на руках была пыль, а на правой ладони – порез.

Пытаясь отскочить и одновременно удержаться на ногах, Ансуэлл едва не упал на спину. При этом он почувствовал, как что-то оттопыривает правый карман его брюк под пальто, – хотя что это было, он узнал позже. Казалось нереальным, что Хьюм лежит на собственном ковре, пронзенный стрелой, в испачканном кровью костюме. Настольная лампа деловито отбрасывала свет на промокательную бумагу, светло-коричневый ковер и открытый рот мертвеца.

Охваченный паникой, молодой человек огляделся вокруг. В стене позади него была дверь, в стене слева – два закрытых ставнями окна, а на стене впереди висели стрелы, но теперь их осталось только две. Желтовато-коричневая стрела, образовывавшая основание треугольника и датированная 1934 годом, торчала в теле Хьюма; половина среднего из трех ее перьев, покрашенного в голубой цвет, отломалась или оторвалась. В глубине души Ансуэлл ощущал, что в доме что-то не так, с тех пор как вошел в него. Разговор с Хьюмом казался фантастичным. Седеющий дворецкий, тикающие в холле напольные часы, склонившаяся над перилами женщина – все выглядело частью иллюзии или западни. Кто-то вошел в кабинет, пока он был без сознания, и убил Хьюма. Но в таком случае где убийца? Отойдя назад еще дальше, Ансуэлл осознал, что что-то громко тикает у него в руке, спрятал часы в карман и подошел к двери. Повернув ручку несколько раз, он заметил, что дверь заперта на засов изнутри. Но ведь кто-то вышел отсюда! Джим медленно подошел к окнам. Стальные ставни на каждом из них были также заперты – плоская стальная перекладина вставлена в гнездо, как засов.

Ансуэлл быстро обошел комнату. Другого выхода не было. Единственной вещью, которую он не заметил раньше, оказалась электроплитка, вмонтированная в решетку белого мраморного камина. Войти и выйти через трубу было невозможно – дымоход имел всего дюйм в ширину и забит сажей, которую давно не тревожили. От камина словно исходило тепло, и Джиму стало жарко в его пальто.

Неужели Хьюм покончил с собой? Может быть, он сошел с ума и решил представить самоубийство убийством, совершенным его гостем, – ситуация весьма популярная в излюбленном Джимом литературном жанре? Чепуха! Единственная альтернатива… Конечно, никто не поверит, что это сделал Джим. Зачем ему могло это понадобиться? Кроме того, он может легко объяснить, что ему подмешали в виски наркотик. Правда, он не видел, как Хьюм добавлял что-то в стакан, но кто-то, безусловно, поработал над напитком. Это можно доказать. Джим вспомнил, что даже не допил свой стакан – почувствовав первую волну тошноты, он машинально поставил его на пол возле стула.

Ансуэлл начал искать стакан, но его не оказалось ни на полу, ни вообще в комнате. Не было также следов виски с содовой, которое Хьюм смешал для себя. С неопределенным чувством страха Джим обследовал буфет. На нем стояли графин из граненого стекла с виски, сифон с содовой и четыре стакана. Графин был полон до пробки, ни капли содовой не было выцежено из сифона, а стаканы выглядели абсолютно чистыми. Впоследствии Ансуэлл припоминал, что произнес что-то вслух, но понятия не имел, что именно. Он сделал это, чтобы помешать себе думать. Но думать пришлось – время не стояло на месте, а часы продолжали тикать. Если дверь и два окна были заперты изнутри, значит, только он мог убить Хьюма. Казалось, один из его любимых романов превратился в кошмар. В реальном мире полиция не поверит в его невиновность и отправит его на виселицу. Конечно, хорошо говорить об изобретательных приспособлениях, которыми дверь закрывалась на внутренний засов кем-то, находящимся снаружи, но он видел эту дверь и знал, что это невозможно.

Ансуэлл снова подошел к двери. Она была сделана из крепкого дуба и настолько плотно прилегала к раме и полу, что последний был процарапан в местах их соприкосновения. В панели не было даже замочной скважины – автоматический американский замок не действовал и был оставлен в положении «открыто». Длинный тяжелый засов, очевидно, использовали редко – когда Джим попытался повернуть его в гнезде, ему пришлось приложить всю силу.

Оставив засов, Ансуэлл посмотрел на правую руку и отошел к свету, чтобы лучше видеть. Пальцы и ладонь покрывала сероватая пыль, которая казалась песочной, когда он стиснул кулак. Джим знал, что ни к чему не прикасался, с тех пор как вошел в комнату. Он снова почувствовал что-то в брючном кармане, но не стал проверять, боясь узнать, что это. От гипнотического света настольной лампы его глаза скользнули к мертвому телу. Стрела от долгого висения на стене покрылась слоем сероватой пыли, за исключением тонкой линии на стержне, где она, по-видимому, не касалась стены. Но теперь пыли не было только в одном месте – в середине стержня, где кто-то сжимал его пальцами. Наклонившись, Джим смог даже невооруженным глазом различить четкие отпечатки пальцев. Ансуэлл посмотрел на собственную руку, вытянув ее вперед, как будто обжог. В тот момент ему пришла в голову смутная идея насчет того, что могли в действительности означать телефонный звонок Хьюма, бледное лицо Мэри, кое-какие разговоры в Суссексе и письмо, спешно написанное накануне вечером. Но его внимание отвлек звук. Нет, это была не кровь, колотящаяся у него в голове, а стук в дверь.

В ЦЕНТРАЛЬНОМ УГОЛОВНОМ СУДЕ

4 марта 1936 г.

КОРОЛЬ ПРОТИВ ДЖЕЙМСА КЭПЛОНА АНСУЭЛЛА

Обвинение: преднамеренное убийство Эйвори Хьюма. Судья: м-р Рэнкин.

Обвинители: сэр Уолтер Сторм, генеральный прокурор, м-р Хантли Лотон, м-р Джон Спрэгг.

Защитник: сэр Генри Мерривейл, королевский адвокат.

Ссылка на план места преступления: http://oldmaglib.com/book/c/Carr_John_Dickson__The_Judas_Window_pic1.jpg

Глава 1
И ВЫНЕСУ СПРАВЕДЛИВЫЙ ВЕРДИКТ…

– Все лица, которые могут сообщить что-либо, касающееся рассматриваемого дела, пусть подойдут и дадут показания перед судом. Боже, храни короля и милордов королевских судей.

В зале суда номер 1 судья Рэнкин занял свое место. Это был низенький толстый человечек, которого алая мантия, отороченная черным, делала еще ниже и толще, но он носил ее весьма непринужденно. Лицо под седым париком, подходящим ему как собственные волосы, было круглым и румяным. Маленькие узкие глазки энергично поблескивали, придавая ему облик директора школы, стоящего перед классом.

Эвелин и мне, сидящим на зарезервированных местах позади обвинителей и защиты, помещение также напоминало скорее школьный класс, нежели зал суда. Даже столы были расположены как парты. Белый купол над судейским креслом оканчивался стеклянной крышей, сквозь которую проникали бледные лучи утреннего мартовского солнца. Скрытые под карнизами электрические лампы отбрасывали желтоватый свет на дубовые панели. Сходство с классом подчеркивали деловитая аккуратность и полное отсутствие суеты. С наших мест мы могли видеть только спины и затылки барристеров[1]1
  Барристер – адвокат, имеющий право выступать в суде. (Здесь и далее примеч. пер., кроме примеч. авт.)


[Закрыть] в мантиях и париках с буклями. Слева от нас находилась сейчас пустовавшая скамья подсудимых, а напротив, перед столом солиситоров,[2]2
  Солиситор – поверенный, подготовляющий дела для адвоката и имеющий право выступать только в суде нижней инстанции.


[Закрыть] скамьи присяжных и свидетельское место. Справа располагался ряд массивных стульев с высокими спинками, образующих судейскую скамью; над центральным из стульев вертикально нависал карающий меч правосудия.

Судья Рэнкин отвесил обвинению, защите, судебным чиновникам и присяжным низкий поклон, напоминающий мусульманское приветствие. Два секретаря суда за столом ниже судейского кресла тут же повернулись и поклонились в унисон. Оба были высокими мужчинами в париках и мантиях, чьи движения настолько совпадали с движениями судьи, что напоминали шоу Панча и Джуди.[3]3
  Панч и Джуди – персонажи английской кукольной комедии.


[Закрыть] После этого суд занял места, и в зале начался кашель. Судья Рэнкин устроился на стуле слева от меча – центральный предназначался для лорд-мэра или одного из олдерменов.[4]4
  Олдермен – член городского управления.


[Закрыть] Надев очки в роговой оправе, судья взял ручку и открыл большую книгу записей.

Мартовский свет, проникающий сквозь стеклянную крышу, стал ярче, затем снова потускнел. В зал ввели обвиняемого. Невозможно долго смотреть на подсудимого, стоящего у огромной скамьи с полицейскими по обеим сторонам. По крайней мере, я не мог этого делать, так как чувствовал себя упырем. Мы с Эвелин впервые увидели Ансуэлла. Он выглядел вполне достойным молодым парнем – ничуть не хуже любого из сидящих в зале. Хотя Ансуэлл был хорошо одет, чисто выбрит и стоял по стойке «смирно», складывалось впечатление, что его не слишком волнует происходящее. Позади нас сидело несколько вампиров из прессы, и он не смотрел в нашу сторону. Когда ему зачитали обвинение, он ответил «невиновен» голосом, в котором неожиданно прозвучал вызов.

В зале не было произнесено ни одного лишнего слова. Казалось, судья предпочитает вести процедуру, обходясь в основном знаками. «Клянусь всемогущим Богом, – диктовали эти знаки-слова присяги членам жюри, – что буду честно разбирать дело между нашим повелителем королем и обвиняемым и вынесу справедливый вердикт, согласно доказательствам».

– Не могу этого понять, Кен, – с беспокойством заговорила Эвелин, прикрыв рот ладонью и глядя на ряд черных спин впереди. – Почему Г. М. захотел участвовать в суде? Ведь он всегда на ножах с правительственными чиновниками, а при встрече с министром внутренних дел едва не затевает драку, зато в хороших отношениях с полицией. Старший инспектор… как его фамилия?..

– Мастерс?

– Да, Мастерс. Он больше прислушивается к советам Г. М., чем собственного начальства. Если Г. М. может доказать, что Ансуэлл невиновен, почему он не доказал это полиции, чтобы они отозвали дело?

Я этого не знал. По этому поводу Г. М. хранил агрессивное молчание. Хотя барристеры располагались к нам спиной, разглядеть Г. М. не составляло труда. Он занимал левый край передней скамьи и сидел, опершись локтями на стол; старая мантия делала его спину еще шире, а парик на голове выглядел нелепо. Справа от него сидели представители Короны – сэр Уолтер Сторм, мистер Хантли Лотон и мистер Джон Спрэгг, – которые шепотом совещались. Хотя стол перед Г. М. был относительно чистым, пространство перед обвинителями заполняли тома недавно отпечатанных отчетов, желтые буклеты с официальными фотографиями и розовая промокательная бумага. Хотя их спины выглядели вполне серьезно, я едва сдерживал ироническую усмешку, когда головы в париках поворачивались к Г. М. Эвелин испытывала те же чувства и была в ярости.

– Ему не следовало являться в суд, – настаивала она. – Г. М. стал адвокатом еще до войны, но Лоллипоп говорила мне, что он не вел дела в суде уже пятнадцать лет и его наверняка сожрут. Посмотри – он нахохлился, как филин, а если его начнут доставать, безусловно, выйдет из себя.

Я был вынужден признать, что Г. М. отнюдь не самый лощеный адвокат. Кажется, был какой-то скандал, когда он последний раз появился в суде. И я согласен, что с его стороны было невежливым начинать обращение к присяжным: «Ну, тупоголовые вы мои». Тем не менее дело он выиграл.

Пока жюри приносило присягу, зал наполняло бормотание. Эвелин посмотрела на длинный стол солиситоров. Каждое место было занято, а на столе лежали вещественные доказательства в аккуратных конвертах или пакетах. Еще два более причудливых доказательства были прислонены к маленькой кабинке судебного репортера-стенографиста. Потом Эвелин перевела взгляд на судью Рэнкина, отстраненного, словно йог.

– Судья выглядит… крутым.

– Он такой и есть. К тому же он один из самых толковых людей в Англии.

– Тогда, если парень виновен… – Эвелин оборвала фразу. – Думаешь, он сделал это?

Лично я полагал, что Ансуэлл либо виновен, либо безумен, либо то и другое вместе, и не сомневался, что его повесят. Во всяком случае, он приложил для этого все усилия. Но размышлять об этом было не время. Последние из присяжных, включая двух женщин, принесли присягу без отвода. Подсудимому снова зачитали обвинение. Послышался кашель, и сэр Уолтер Сторм, генеральный прокурор, поднялся, чтобы открыть дело от имени Короны.

– Ваше лордство, члены жюри…

В наступившем молчании зычный голос сэра Уолтера производил странное впечатление звучащего из бездны. Шерстяная макушка его парика устремлялась на нас, когда он вскидывал голову. Не думаю, что в течение всего процесса мы видели его лицо более чем один раз, когда он повернулся, – оно было продолговатым, с длинным носом и цепким взглядом. Выглядел он абсолютно бесстрастным, что производило особенно жуткое впечатление, иногда напоминая учителя, задающего вопросы туповатому ученику, и четко, как актер, произнося каждый слог.

– Ваше лордство, члены жюри, – начал генеральный прокурор. – Как вы слышали, подсудимый обвиняется в убийстве. Мой долг – указать курс, которого будет придерживаться обвинение. Можете поверить, что обвинитель часто с неохотой исполняет свои обязанности. Жертва этого преступления – всеми уважаемый человек, долгие годы работавший в банке «Капитал каунтис», а впоследствии ставший членом совета директоров этого банка. В то же время обвиняемый происходит из хорошей семьи, получил достойное воспитание и солидное наследство, обладая, таким образом, преимуществами, в которых многим в этом мире отказано. Но вам будут представлены факты, которые, на мой взгляд, не могут привести к иному выводу, кроме того, что мистер Эйвори Хьюм был жестоко убит обвиняемым.

Убитый был вдовцом и во время смерти проживал в доме 12 на Гроувнор-стрит со своей дочерью, мисс Мэри Хьюм, братом, доктором Спенсером Хьюмом, и личным секретарем, мисс Амелией Джордан. В течение двух недель, с 23 декабря по 5 января, мисс Мэри Хьюм отсутствовала, гостя у друзей в Суссексе. Вы услышите, что утром 31 декабря покойный получил письмо от мисс Хьюм, извещающее о ее помолвке с Джеймсом Ансуэллом, обвиняемым по этому делу, с которым она познакомилась в доме друзей. Вы также услышите, что, узнав новости, покойный вначале был обрадован и выразил горячее одобрение. Он отправил поздравительное письмо мисс Хьюм и по крайней мере один раз говорил с ней по телефону на эту тему.

Вы можете подумать, что у него имелись причины быть довольным, учитывая перспективы обвиняемого. Но я должен привлечь ваше внимание к следующему. В какое-то время между 31 декабря и 4 января отношение покойного к этому браку (и к обвиняемому) претерпело внезапное и полное изменение. Когда и почему оно произошло, Корона сообщить не в состоянии. Но Корона просит вас подумать, произвело ли это изменение эффект на обвиняемого.

Вы услышите, что утром в субботу 4 января покойный получил еще одно письмо от мисс Хьюм. Это письмо извещало, что обвиняемый в тот день будет в Лондоне. Не теряя времени, мистер Хьюм позвонил обвиняемому в его квартиру на Дьюк-стрит. Слова покойного во время телефонного разговора слышали два свидетеля. Вы услышите, в каких выражениях и как резко он говорил с обвиняемым. А положив трубку, покойный произнес вслух: «Мой дорогой Ансуэлл, я заставлю вас замолчать, черт бы вас побрал!»

Сэр Уолтер сделал паузу. Он произносил слова без всяких эмоций, время от времени сверяясь со своими бумагами. Некоторые из присутствующих посмотрели на подсудимого, теперь сидящего на скамье между двумя надзирателями. Мне он казался вполне готовым к услышанному.

– Во время разговора по телефону покойный попросил обвиняемого явиться к нему в дом на Гроувнор-стрит в шесть часов вечера. Позже, как вы услышите, он сказал дворецкому, что ожидает к шести посетителя, который (по его собственным словам) «может причинить неприятности, так как ему нельзя доверять». Около четверти шестого покойный вернулся в свой кабинет на задней стороне дома. Должен объяснить вам, что в течение долгой службы в банке он оборудовал в доме личный офис. Вы увидите, что в этой комнате только три входа: дверь и два окна. Тяжелая и плотно прилегающая дверь была заперта на засов изнутри. В ней не было даже замочной скважины – снаружи она запиралась на американский замок. Каждое из окон было снабжено стальными ставнями, которые надежно предохраняли от взломщиков. Покойный держал в кабинете важные документы и письма, которые приносил домой. Но последние несколько лет кабинет не использовался как «комната-сейф», и покойный не считал необходимым запирать дверь или закрывать ставни, так как хранил там только свои «трофеи». Дело в том, что покойный увлекался стрельбой из лука. Он был членом Королевского общества лучников и клуба «Лесники Кента», которые пропагандируют этот старинный вид спорта. На стене его кабинета висели призы ежегодных матчей «Лесников Кента». Они включали три стрелы с обозначенными на них годами выигрышей – 1928, 1932 и 1934 – и бронзовую медаль, врученную «Лесниками» за рекордное число попаданий в 1934 году. Вечером 4 января покойный вошел в кабинет около четверти шестого.

Теперь прошу внимания! В это же время покойный вызвал дворецкого Дайера и велел ему закрыть и запереть ставни. «Ставни?» – удивленно переспросил Дайер, поскольку этого не делали с тех пор, как комнату перестали использовать как офис. «Делайте, что вам говорят, – сказал покойный. – Думаете, я хочу, чтобы Флеминг видел, что вытворяет этот дурень?» Покойный имел в виду мистера Рэндолфа Флеминга, своего друга и энтузиаста-лучника, который жил в соседнем доме по другую сторону узкого мощеного прохода за окнами кабинета. Дайер выполнил указания покойного и крепко запер ставни. Стоит отметить, что два подъемных окна также были заперты изнутри. Дайер, проверяя, все ли в порядке в комнате, заметил на буфете графин с виски, полный до пробки, неиспользованный сифон с содовой водой и четыре чистых стакана. После этого он вышел из кабинета.

Обвиняемый прибыл в десять минут седьмого. Вы услышите показания, которые помогут вам решить, был ли он в крайне возбужденном состоянии. Он отказался снять пальто и сразу попросил проводить его к мистеру Хьюму. Дайер проводил его в кабинет и снова удалился, закрыв дверь. Около двенадцати минут седьмого Дайер, находясь в маленьком коридоре за дверью кабинета, слышал, как обвиняемый сказал: «Я пришел сюда не убивать кого-либо, если только это не станет крайне необходимым». Спустя несколько минут он услышал крик мистера Хьюма: «Да что с вами, приятель? Вы с ума сошли?» После этого дворецкий услышал звуки, которые будут вам описаны.

На сей раз пауза была краткой. Сэр Уолтер Сторм несколько разгорячился, хотя говорил с той же тщательной артикуляцией, при каждом слове указывая пальцем в сторону жюри. Генеральный прокурор был высоким мужчиной, и рукав его черной мантии при каждом жесте слегка трепетал.

Дайер постучал в дверь и спросил, все ли в порядке. «Я справлюсь сам – уходите», – ответил его хозяин, и дворецкий повиновался. В половине седьмого мисс Амелия Джордан спустилась вниз, намереваясь выйти из дома, и подошла к кабинету. Она собиралась постучать, когда услышала голос обвиняемого: «Вставайте, черт бы вас побрал!» Мисс Джордан повернула ручку, но обнаружила, что дверь заперта на засов изнутри. Тогда она побежала по коридору, столкнулась с появившимся в нем Дайером и крикнула ему: «Они дерутся, убивают друг друга – остановите их!» Дайер ответил, что лучше позвать полицейского. «Вы трус! – сказала мисс Джордан. – Бегите в соседний дом и приведите мистера Флеминга». Но Дайер ответил, что мисс Джордан в такой момент лучше не оставаться одной, поэтому пусть она сама сходит за мистером Флемингом. Мисс Джордан застала мистера Флеминга выходящим из своего дома и вернулась вместе с ним. Они увидели Дайера, пришедшего из кухни с кочергой, и втроем подошли к двери кабинета. Дайер постучал, и они услышали звук, который правильно определили как звук засова, медленно выдвигаемого из гнезда с другой стороны двери.

Я сказал «правильно», так как засов в тот момент действительно выдвигали, что потребовало некоторых усилий, как неоднократно заявил сам обвиняемый. Подсудимый приоткрыл дверь на несколько дюймов. Увидев стоящих за ней, он открыл ее настежь и сказал: «Ладно, можете войти».

Эти слова могут показаться вам бессердечными при данных обстоятельствах. А обстоятельства были таковы, что мистер Хьюм лежал на полу между окном и письменным столом в положении, описание которого вы услышите. В груди у него торчала стрела. В ней опознали ту, которая, когда покойного последний раз видели живым в обществе подсудимого, висела на стене кабинета, что подтверждает и обвиняемый. Согласно медицинскому свидетельству, которое мы представим, стрелу воткнули в тело с такой силой, что она пронзила сердце, вызвав немедленную смерть. В показаниях экспертов вы услышите, что стрелу не выпустили из лука, а, очевидно, использовали как ручное оружие наподобие ножа. Вы услышите от полицейских, что на стреле, провисевшей несколько лет на стене, был слой пыли, стертый лишь в одном месте, где обнаружены четкие отпечатки пальцев. И наконец, вы услышите, что эти отпечатки принадлежат обвиняемому.