Текст книги "Расставание в голубом"

Автор книги: Джон Данн Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Глава 9

Ночь за окнами моего номера уже превратилась в предрассветный полумрак, и в этот-то неурочный час я позвонил Чук. Она пришла в бешенство, но потом сменила гнев на милость и доложила, что Кэтти лежит в госпитале, безразличная ко всему, и дает на все вопросы тихие краткие ответы. Еще Чук навестила Лоис Аткинсон, и та ей очень понравилась. Норовистая, с дикими глазами, но славная. Они поговорили о танцах. Лоис в детстве училась в балетной школе, но потом слишком вымахала. А когда я собираюсь вернуться? Возможно, этим вечером, в пятницу. Во Флориде солнце уже встало, а до меня еще не добралось. Она пытается найти Кэтти временную замену. Новенькая очень старается, но совсем не умеет дышать, и ее сопение слышно за десять метров.

Я проспал до десяти. Проснулся, заказал авиабилет на вторую половину дня и позвонил со своими вопросами в Нью-Йорк одному старому другу, пронырливому и хитрому любителю бильярда. От случая к случаю он занимался всем на свете – от поддельных картин Брака до профсоюзных долгов, от заметок в бульварных газетенках до политических убийств. Я сказал, что еще свяжусь с ним.

Потом я выписался из мотеля, наскоро позавтракал и отправился к Джорджу Бреллю. Хорошенькая служанка, та самая, которую я видел ночью, заставила меня ждать у дверей, пока ходила докладывать о моем приходе. Наконец она вернулась и провела меня к Бреллю. Он сидел, откинувшись на подушки, в гигантской круглой кровати, задрапированной розовым покрывалом, читал газету и пил кофе. В этой большой, роскошной, откровенно женской спальне Джордж казался ссохшимся и неуместным, словно дохлый червяк в праздничном пироге.

Отбросив газету, он резко проговорил:

– Закрой дверь, Макги, пододвинь кресло и сядь. Самолюбие быстро возводит заново рухнувшие было стены и по мере надобности перекраивает прошлое.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Ты очень умен, парень. Я напился, был жутко расстроен из-за Анджи, да и устал после трудного дня.

– Я обманул тебя, Джордж.

– Я чертовски много болтал и даже не могу толком вспомнить, что вчера плел. И вообще, я подцепил грипп.

– Да еще я был довольно груб с тобой, Джордж.

– Я хочу знать, Макги, как наши дела.

– То есть?

– Мой мальчик, я тебя предупреждаю: не пытайся играть против меня. Это станет самой большой ошибкой в твоей жизни. Я не собираюсь откупаться от тебя, если это то, чего ты добиваешься. Я тоже могу быть жестоким. Дьявольски жестоким.

– Ты и вправду решил действовать именно так?

– Пока я обдумываю все варианты.

– По-моему, если бы ребята из налоговой инспекции знали, где искать и какие исторические факты твоей биографии раскрывать, они бы вернулись к тебе не с пустыми руками, Джордж.

Он сглотнул, на ощупь вытащил из пачки сигарету и сказал:

– Тебе не удастся запугать меня.

– Мне кажется, нам стоит все забыть и простить друг друга, Джордж.

Он приподнялся и посмотрел мне в глаза:

– Ты ведь здесь не для того, чтобы подставить меня?

– По правде говоря, я не считаю тебя настолько богатым, чтобы возиться с тобой. Даже если бы такие дела были по моей части.

– Я состоятельный человек, – обиделся он.

– Джордж, ты живешь не по средствам, и я буду очень удивлен, если через пару лет у тебя останется хоть что-то. Мне нужна только информация, но я должен быть уверен, что ты не блефуешь. Я пришел затем, чтобы узнать, что Дэйв привез в Штаты. Насколько мне известно, наследники обнаружили то, что осталось от скряги. А осталось от него немного, после восемнадцати лет пребывания в тропическом климате.

– Значит, кто-то опередил тебя?

– Но он не мог уйти далеко, Джордж.

Он выдавил слабую улыбку.

– И что же тебе надо от меня?

– Я уже попытался объяснить тебе это.

Он сел.

– Когда бы ты ни приехал в долину, Трев, мой дом в твоем распоряжении. Ты хочешь попытать счастья в другом месте, а у меня дела здесь. Даже не было времени заняться кладом Дэйва. Через десяток лет этот городок будет самым...

– Верно, Джордж...

Он окликнул меня, когда я выходил в холл. Я вернулся. Джордж облизнул губы.

– Если у тебя возникнут здесь какие-нибудь сложности, неприятности и...

– Лучше пожелай мне ни пуха ни пера.

Джордж выполнил мою просьбу, я послал его к черту, и он откинулся на подушки. Двигаясь через застекленную террасу к выходу, я случайно бросил взгляд во двор. Анджи и Джерри стояли на дальнем краю бассейна. Пользуясь тем, что было еще не слишком жарко, они загорали и что-то бурно обсуждали. На Анджи был строгий закрытый купальник, а мачеха надела бикини. Издали они казались ровесницами. Тот, кто знал, как волнующе выглядела Джерри в платье, почувствовал бы сейчас легкое разочарование. У нее была небольшая высокая грудь, но слишком длинное туловище. Гибкий торс плавно переходил в полные бедра и короткие крепкие ноги. Пока я разглядывал их, Анджела резко повернулась и побежала. Джерри догнала ее, поймала за руку и остановила. Анджела стояла, нахохлившись, пока мачеха ей что-то втолковывала. Затем девушка разрешила отвести себя к шезлонгу и вытянулась на нем, подставив лицо солнцу. Женщина придвинула белый металлический стул, села и, склонившись над падчерицей, все продолжала говорить. Может, это была только игра света и тени, но мне почудилось, что я заметил мокрую дорожку от слезы на щеке Анджи.

Эта семья была похожа на эквилибриста, балансирующего на крохотной дощечке, укрепленной на верхнем конце длинного шеста, раскачивающегося посреди толпы, которая вздыхает «а-а-ах», трепеща в ожидании неминуемой катастрофы. Тщеславный глуповатый мужчина, его беспечная молодая жена и несчастная девочка, с трудом сохраняющая равновесие на тонкой, натянутой, как струна, проволоке. Если они разорятся, их дом пойдет с молотка, а «линкольн» купит мексиканский дантист. Кто из них уцелеет? Вероятно, Джордж, ему-то падать не с такой головокружительной высоты, как остальным.

На длинном, мягко идущем под уклон юго-восточном участке скоростного шоссе Хьюстон – Майами, высоко над седым притихшим заливом, я вспомнил о суровом несгибаемом Давиде Бэрри и представил, как он волновался ночью, опасаясь, что кто-нибудь из домашних проснется и увидит его, оттаскивающего огромные каменные глыбы и зарывающего сокровища у основания массивного столба. Бэрри верил в свою звезду, давал себе клятву выжить и вернуться домой, понимая, что его жене не под силу такая сложная операция, как превращение голубых кристалликов углерода в деньги. И еще он знал, что никому не может довериться. И все же Джуниор Аллен сумел подобраться к нему, поскольку обладал врожденным нюхом на роковые тайны и способностью подглядывать, подслушивать, вмешиваться в чужие дела...

Возможно, Дэвид Бэрри в отчаянии решил заключить с Джуниором Алленом сделку. Но то ли старый летчик просчитался, то ли смерть пришла к нему слишком рано, однако Джуниору Аллену уже было известно, где искать. Потом он долго жил в доме Бэрри, все хорошенько обдумал, облазил окрестности и наконец нашел.

Ком воска, похожий на огромный толстый блин. Дожди, жара и соляные испарения разъели контейнер. И еще там наверняка были жуки, давно пристрастившиеся к этому воску. Сверкая на фоне бледных корневищ и грязи, они растерянно таращились на коленопреклоненного Аллена, удивленно слушали его прерывистое дыхание и гулкие удары сердца, которое бешено колотилось, когда он извлекал их вместе с остатками фляжки из земли.

Эти жуки по-прежнему будут есть воск, пожирать старую парусину. Но однажды произойдет мутация, и на свет появится новое поколение насекомых, переваривающих бетон, разлагающих на молекулы сталь, жадно пьющих кислотные лужи, жирующих на пластмассе, смакующих стекло. Тогда города падут, и человек будет отброшен обратно в океан, из которого в незапамятные времена вышел на сушу.

Когда я свернул с Бахья-Мар и обнаружил, что нахожусь уже недалеко от «Дутого флэша», то заметил свет больших желтоватых фар «Мисс Агнесс», прорезавший сумерки. Этот свет был удивительно приятен. Добро пожаловать, путешественник! Я посигналил, желая избавить Лоис от лишних волнений, перешагнул через цепь и двинулся внутрь. Но Лоис все же немного испугалась, когда я распахнул дверь в салон.

Она попятилась и улыбнулась.

– Привет, или добро пожаловать домой. Что-то в этом духе, Трев.

За три дня с ней произошла разительная перемена. Темно-голубые брюки со смешными маленькими желтыми тюльпанчиками. Нежная бежевая блузка с рукавами ниже локтя. Волосы стали короче, а лицо, шея и руки покрылись золотистым загаром.

– Настоящая туристка! – сказал я.

– Я подумала, что в этом буду выглядеть не такой костлявой.

– Чертовка.

– Ты так считаешь? По-моему, мне идет.

Меня провели по всей яхте, пришлось признать, что я в восхищении. Стены коридора вымыты и вновь покрашены в более симпатичный цвет. В ванной новые шторки. Палубу она решила показать днем, чтобы я смог оценить ее труды по достоинству.

Я отнес чемодан в каюту, вернулся в салон и объявил, что она оказалась полезным гостем. Мы стояли и улыбались друг другу, затем она вдруг прижалась ко мне, всхлипнула и отошла, шмыгая носом.

– В чем дело?

– Ничего...

– Успокойся, Лоис. Что случилось?

Она резко обернулась:

– А разве что-нибудь должно случится? Может, я рада, что ты вернулся. Сама не знаю...

Она заново учится использовать все эти женские штучки: хитрит, пытается провести меня и увиливает от ответа. Что ж, это – награда за труды. Она выздоравливает, и я этому страшно рад. Мне совсем не хотелось тут же лишать ее в таких муках обретенного покоя. Просто она изменилась слишком неожиданно...

– Я приготовлю тебе выпить, – сказала она. – Я продала дом.

– Деньги получила?

– Скоро...

– Прости, но...

– Ты о доме? Это самое обычное жилище. Я ведь пряталась в этой Богом забытой деревушке, потому что мне казалось, что я никому не смогу быть хорошей женой.

Она принесла стакан и протянула его мне.

– Ты, кажется, немножко поправилась, дорогая? – спросил я.

Она лучезарно улыбнулась.

– Сегодня днем – сорок восемь.

– Это твоя норма?

– О, одна восемнадцатая. – Она похлопала себя по бедрам. – После одной двадцатой все идет сюда.

– Итак, если игра в прятки окончена, что ты собираешься делать?

Это был глупый вопрос, озадачивающий и прозаический. Но слово не воробей. Она вспомнила о долге. Она могла день за днем находить работу рукам, не поднимая головы. А я грубо разрушил такую хрупкую еще гармонию, воцарившуюся было в ее душе. Темные раскосые глаза Лоис сразу стали похожими на глазенки загнанного зверька, она прикусила губу и сжала кулачки.

– Не сейчас, – попытался я исправить положение, – когда-нибудь.

– Я не знаю. Как тебе Нью-Йорк, Трев?

– Там было жарко, Лоис.

– А Техас, Трев?

– Я бы не сказал, что весело, даже не соображу, как это назвать.

Она отмерила мне пол-улыбки.

– Мы идем куда-нибудь сегодня вечером?

– Нет, я сама приготовлю ужин, честное слово.

Я поглядел на часы:

– Мне нужно съездить в больницу. Засеки время, я вернусь минут через сорок. К этому времени ты должна принять душ и переодеться.

– Да, сэр. Ой, я должна тебе шесть долларов тридцать центов за телефонный разговор.

– Эти брюки очень сексуальны, миссис Аткинсон.

– Я звонила брату. И поболтала с Люсиль. Я ничего-ничего ей не сказала. Только сообщила, что болела, а сейчас чувствую себя лучше.

– Вы краснеете, миссис Аткинсон.

– Тогда не говори про эти штаны. Я купила их сегодня и подозреваю, что зря.

* * *

Кэтти лежала в шестиместной палате. Я пододвинул стул к кровати, поцеловал свою клиентку в лоб и сел рядом с ней. Надеюсь, она не заметила испуга на моем лице. Болезненно задумчивая симпатичная неуверенная мордашка исчезла. Передо мной был грозовой закат, спелый помидор, странно раздувшийся гриб. И единственная узенькая щелочка глаза. Левая рука – в бинтах.

– Привет, – проговорила она мертвым голосом, с трудом шевеля распухшими губами.

Я встал, задвинул занавески и снова сел, взяв ее за здоровую руку. Она так и осталась в моей – вялая, сухая и горячая.

– Джуниор Аллен? – тихо спросил я.

– Не стоит переживать за меня, мистер Макги.

– А я-то думал, что мы давно Кэтти и Трев. Почему он это сделал?

Невозможно уловить выражение того куска мяса, в которое превратилось ее лицо. Она наблюдала за мной из-под странной маски унижения и боли.

– Это не имеет к вам никакого отношения.

– Я хочу знать об этом. Ты мой друг.

Щелочка глаза надолго закрылась, и я подумал, что Кэтти уснула. Но вот она снова взглянула на меня:

– Он заглянул в «Багама рум». Тут-то все и завертелось. Он меня увидел. Может быть, случайно, а может быть, уже слышал, что я там выступаю. Ну вот. Я побежала одеваться и заторопилась за ним, когда увидела, что он уходит. Выскочила на улицу, заметила, что он пересекает стоянку, догнала и крикнула, что хочу с ним поговорить. Он заявил, что говорить нам не о чем. Почему? Мы можем обсудить финансовые вопросы, – прошептала я. Он заколебался, а потом зашагал к берегу. Я сказала, что если он даст мне немного денег, хотя бы тысячу долларов, я не стану больше создавать ему проблем. Он поинтересовался, что я имею в виду под проблемами. Тогда я напомнила, что он присвоил чужую вещь, ведь так? Он рассмеялся коротко и грубо и пояснил, что я плохо себе представляю, что значит иметь проблемы. И тут он прыгнул ко мне, схватил меня одной рукой за горло, а другой сильно ударил меня по лицу и раза два в живот. Я потеряла сознание, пока он молотил меня, а очнулась уже в больнице. Сейчас... Сейчас даже не очень больно.

– Кэтти, почему ты не обратилась в полицию?

– Я уже почти собралась это сделать.

– И?..

– Не потому, что я его боюсь. Но ведь тогда всплывет вся эта история. И я уж точно не верну себе ни гроша. И... это может смешать твои карты, Трев. Тебя же тоже потащат в полицию?

Ну что тут скажешь? Я поднес ее руку к губам и поцеловал разбитые пальцы.

– Ты молодец, Кэтти.

– Я почти умираю.

– Зато у меня неплохие новости. Никому не удастся выяснить, откуда взялись спрятанные твоим отцом сокровища и вернуть их прежнему владельцу.

– А что это было?

– Узнаешь все, когда отсюда выйдешь.

– Они не говорят, скоро ли меня отпустят. Но я все-таки встану на ноги! Даже в нищете, даже сбитая с ног, даже по шею в дерьме, я всегда держалась, как подобает настоящей леди! Так что, возможно, проваляюсь здесь не очень долго.

Когда я прощался с ней, она шепнула:

– Молодец, что навестил меня. Спасибо.

* * *

В тот вечер я долго разговаривал с Лоис, вкратце описав ей свои приключения. Затем отправился к себе. Засыпая, слышал, как она возится в душе.

Она плавно вошла в мой сон и оказалась в моей кровати, разбудив меня поцелуем. Как ни странно, я совсем не удивился, поскольку подсознательно ждал этого. Женщины – поразительные создания, такие утонченные, деликатные и чистые. На ней было нечто воздушное, державшееся на завязочках вокруг шеи, и оно с готовностью распахнулось, открыв моему затуманенному взору ее теплое и невероятно нежное тело. Она прерывисто дышала, одаривая меня сотней быстрых легких поцелуев. Ее ласки были мимолетными и трепетными, а тело пылало жаром и плавно скользило, словно изменяясь в этом захватывающе великолепном показе. Губы шептали «милый», а волосы были шелковисты и благоуханны. В темноте она походила на расположенную к вам кошку, упорно теребящую вас лапкой, мурлыкающую, трущуюся головой о вашу руку, настойчиво требующую внимания и ласки. Я хотел овладеть ею, лежа на спине, и осторожно готовил ее к этому, ожидая ответной реакции. Я ласкал ее тело, имитируя любовный танец, полный вопросов и ответов, требований и желаний, доводя его до кульминации, которую за неимением лучшего обозначения можно назвать пиком страсти.

Но вдруг что-то изменилось. Будто невидимая стена выросла между нами. Лоис пыталась разжечь в себе угасающее желание, но его вспышки стали все слабее и реже, и ее тело перестало чутко отзываться на мои прикосновения.

Наконец она шумно вздохнула и отстранилась, повернувшись ко мне спиной и сжавшись в комочек. Я дотронулся до нее. Она вся была словно натянутая струна.

– Лоис, милая.

– Не трогай меня!

– Милая, ты только...

– Гадкий, гадкий, гадкий! – сказала она дрожащим плачущим голосом, сильно растягивая гласные звуки.

Я попытался заставить ее выговориться. Она была в таком напряженном состоянии, которое обычно предшествует истерике.

– Гадкий и отвратительный, – простонала она. – Ты не знаешь всех этих мерзких штучек, и мне никогда больше не будет хорошо. А ведь я решила – будь что будет. Отважилась! И перестала сопротивляться.

– Дай себе время забыть, Лоис.

– Я... тебя... люблю... – всхлипнула она жалобно и протестующе.

– Ты пришла ко мне слишком рано.

– Я тебя хотела.

– Все еще впереди.

– Не у меня. Я не могу отключить память. Всегда будут всплывать воспоминания о том, что он со мной проделывал.

Я закинул руки за голову и погрузился в размышления. Ситуация, конечно, трогательная. Трепетная душа, которую отмыли, отскоблили, зашпаклевали и спрыснули духами, жаждала теперь награды за пережитые муки. Награды, достойно завершающей историю ее чудесного спасения.

Тогда, в темноте, Джуниор Аллен лишь издевался над Лоис, мгновенно растоптав все ее чувство собственного достоинства, так необходимое каждой женщине. Но Лоис упорно берегла свой дар, дар любви и нежности, и теперь мечтала осчастливить им меня. Однако он оказался вдруг кучей дерьма, упакованного в яркую блестящую обертку. Лоис слишком рано захотела отрешиться от прошлого, но я постарался, чтобы первые же мои прикосновения разочаровали ее: чем быстрее она столкнется с этой проблемой, тем менее тяжелыми будут последствия. Но хотел бы я знать, что легче: узнать правду сразу или перенести шок потом?

– Очень, очень плохо, милая Лоис.

– А?

– Печально. Навсегда потерянная и абсолютно безнадежная, с подмоченной репутацией, запятнанная на всю оставшуюся жизнь. Развращенная потаскушка из Кэндл-Ки. Господи, какая драма!

Она медленно и осторожно повернулась, сохраняя расстояние между нами и украдкой натягивая одеяло до подбородка.

– Не будь таким жестоким и отвратительным, – произнесла она бесцветным голосом. – Попытайся хотя бы посочувствовать.

– Это кому же? Здоровой тридцатилетней бабе? Не думаешь ли ты, что мне так нужна женщина, что я немедленно наброшусь на любую? Порой, когда я немного глупею или впадаю в депрессию, я поступаю именно так, но потом остается неприятный осадок. А все потому, что я неисправимый романтик и святи верю: отношения между мужчиной и женщиной не должны оставаться на уровне кроличьих инстинктов. Нет, дорогая, кролики нам не подходят. Милая моя, если бы я считал тебя клубком разврата, разве ты задела бы романтические струны моей души? Нет, Лоис, ты чистая и нежная, каждая клеточка твоего тела излучает свежесть и здоровье... И еще – ты очаровательная глупышка.

– Черт тебя подери!

– Я кое-что не сказал тебе, дорогая. Кэтти избил Джуниор Аллен. По ее словам, он схватил ее одной рукой за горло, а другой молотил по лицу, пока оно не превратилось в кровавую маску. Но она не стала ему мстить, и не потому, что испугалась. Кэтти подумала, что я ей помогал и, значит, тоже буду втянут в судебное разбирательство, а это может нарушить мои планы. Я сравниваю ее беду с твоими неприятностями, и на этом фоне ты выглядишь весьма бледно. Прикинь сама.

Она долго молчала. Я не мог угадать, что она мне ответит, но понимал: приближается тот критический момент, который определит, по какому пути пойдет ее дальнейшая жизнь. И в эту минуту я презирал себя вместе со всеми остальными психологами-любителями, доморощенными мыслителями и кабинетными мудрецами.

– Но я же болела! – проговорила она тонким, несчастным и очень смешным голосом.

И через секунду до меня дошло, что с ней будет все в порядке. Я расхохотался, и вскоре мы уже смеялись вместе. Мы заливались до слез, как дети, то затихая, то вновь разражаясь хохотом, и я был страшно рад, что ей не приходится заставлять себя смеяться.

Затем она поднялась, бледная тонкая тень в темноте, отыскала свою призрачную накидку, завернулась в нее и тихонько выскользнула из моей каюты, осторожно захлопнув дверь. Я услышал шум льющейся воды и увидел под дверью полоску света. Через некоторое время он погас. Мне показалось, я знаю, о чем Лоис сейчас думает. И я ждал. Дверь негромко скрипнула. Застенчивая тень приблизилась ко мне, и все началось сначала.

Часто она замирала. И мне приходилось возвращать ее к действительности. Я был очень терпелив, ласков и мягок. И шептал ей всякие нежности. Наградой мне стал глубокий вздох, вырвавшийся у нее, когда она вслушивалась в свое вновь обретенное и с благодарностью принятое мною тело.

Позже Лоис свернулась клубочком у меня на груди, ее дыхание успокаивалось, сердце стало биться медленнее.

– Ты прелесть, – пробормотала она, погружаясь в сон.

Я бы тоже заснул сразу, если бы смог убедить себя, что все идет как надо. Но мне казалось, что я сам себя загнал в грязный тесный угол. Где кончается ответственность? Вот вы, например, рассылаете калекам ваксу и обувные щетки? Я почувствовал, что стал полновластным хозяином этого маленького спящего существа. Да, экземпляр попался великолепный: крепкий костяк, верное сердце и обольстительное тело. Она умела вкусно готовить, безмерно восхищаться мною и страстно меня любить. Оденьте ее в рубище и бросьте в грязь – все равно она останется истинной леди. С ней не стыдно появиться где угодно.

Но я не был создан ни для такой привязанности, ни для любых длительных и прочных отношений. Я мог только поднять ей дух, а продолжать нашу связь – значит разбить ее любящее сердце. Через некоторое время она, конечно, поймет, что прогадала. Но будет уже поздно...

Крошечные божки иронии должны смеяться, плакать и кататься в корчах на своем Олимпе, взахлеб рассказывая друг другу по ночам о некоторых изумительно неразумных мужчинах.