Текст книги "Предпочитаю молчать"

Автор книги: Джон Браннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Джон Браннер
Предпочитаю молчать

Хескет знал камеру настолько хорошо, что она стала почти частью его тела. Правда, в ней не было ничего, что заслуживало бы более длительного изучения.

Расстояние от пола до потолка равнялось семи футам, от двери до противоположной стены – семи футам, от левой стены до правой – семи футам. В этом до неприятности симметричном объеме размещались две противоперегрузочных койки с пристежными ремнями и нечто вроде раковины, используемой для умывания и прочих гигиенических надобностей. Когда-то здесь же находился радиопередатчик с блоком субпространственной связи, но его убрали отсюда так давно, что теперь даже место на стене, где он крепился, отыскать можно было с большим трудом.

По суди дела (Хескет каждый раз вспоминал об этом, стоило ему обратиться мыслями к таким редким для него теперь темам), обстановка являлась точной копией внутреннего интерьера спасательной капсулы. Или, возможно, – поскольку карногам был свойствен экономический склад мышления, – она и была спасательной капсулой. Хотя чаще всего Хескету приходилось думать о вещах несравнимо более серьезных, чем размышлять о подобных малозначащих частностях.

Карног, который обычно приносил ему пищу, запаздывал.

Прежде такого никогда не случалось, и желудок, приученный к неизменной рутине, принялся урчать. Хескет терпеливо уселся на край койки, той, которой отдавал предпочтение (хотя между ними обоими не было никакой разницы). Но необычность происходящего не давала ему покоя.

Все шло нормально, в последние дни его рассудок не причинял ему никаких неприятностей. Поток мыслей тек также неторопливо, как вода из хорошо отрегулированного крана. Но сейчас он испытывал прилив эмоций: желание, чтобы они пришли поскорее и накормили его, чтобы он мог отойти ко сну с полным желудком.

Мысль, что в такой ситуации стоит что-нибудь предпринять, конечно же даже не пришла ему в голову. По той простой причине, что предпринять он ничего не мог.

Появился этакий зуд в спине, он изогнулся, чтобы почесаться. Когда неприятное ощущение понемногу прошло, он обнаружил, что его трясет, и это было странно. Одежда, которую он не менял с тех пор, как давным-давно попал сюда, после многочисленных стирок почти не грела, но карноги предпочитали теплый климат, и ему никогда не приходилось страдать от холода.

Когда его взяли в плен, то позволили сохранить наручные часы с календариком, поскольку выяснилось, что у него нет внутреннего ощущения времени, но неизменный распорядок жизни в его крохотной каморке служил точкой отсчета в его рутинном существовании и он нечасто глядел на циферблат. Но сейчас посмотрел и нахмурился, потому что положение стрелок говорило о том, что время кормежки давно прошло.

Так или иначе, как бы там ни было, но никто из них не показывался.

Наконец он поднялся, подошел к двери и прижался к ней ухом. Он знал, что там идет коридор, частично из-за того, что имел возможность его видеть когда его сюда отводили, хотя тот период он помнит теперь недостаточно отчетливо, а также потому, что ему часто приходилось слышать осторожные крадущиеся шаги карногов, проходящих мимо, так часто, что он сбился со счета. Теперь там тоже слышались звуки. Но это были не карноги…

Звуки были настороженными, что-то вроде неритмичных двойных ударов, и от них создавалось впечатление, что производились они чем-то большим и очень неловким. От звуков этих в голове Хескета зашевелились давным-давно уснувшие там мысли, а дрожь стала неконтролируемой.

Он вновь уселся на койку и обхватил себя руками, стараясь сохранить тепло тела. Звуки эти, подумалось ему, должны были иметь какую-то связь с сегодняшней задержкой пищи и он почувствовал вялое недовольство.

Какое-то время спустя нечто, издававшее эти звуки, приблизилось к его двери и остановилось. Послышались неуверенные шорох и шелест – кто-то неумелый снаружи пытался отворить запор, придерживающий скользящую панель; раздались резкое звяканье, что-то раскаленное добела и шипящее прошло сквозь замок и закончило свой путь ожогом на противоположной стене. Хескет вскочил, намериваясь бежать… Но бежать было некуда.

– Ну и ну, будь я проклят и испепелен! – обрушился на его уши громыхающий голос. – Человек!

Хескет медленно поднял голову и взглянул на фигуру в скафандре и шлеме в дверном проеме. Прошло немало времени с тех пор, как ему приходилось пользоваться словами, но его рассудок отфильтровал смысл произнесенного.

– Человек, – произнес он сам для себя, и хотя его голос прозвучал хрипло, само слово вспоминалось удовлетворительно. Он справился с целым предложением:

– Да, я человек.

– Ну и ну, будь я проклят, – повторил незнакомец. Он сделал шаг назад и оглушительно крикнул, звук его голоса эхом прокатился по коридору. Потом незнакомец протянул руку.

Но Хескет позабыл, что теперь следует делать.

Чужак пожал плечами, осклабился и откинул шлем. Втянул воздух, лицо его перекосилось, и он произнес тем же громогласным голосом:

– Парень, могу спорить, ты рад меня видеть! Меня зовут Уолтере – Второй Объединенный Флот. Сегодня мы вышвырнули из этого сектора карногов и решили поглядеть, чем же мы обзавелись. Слушай, и сколько времени ты проторчал в этой вонючей дыре, а? Впрочем можешь не отвечать – вряд ли ты помнишь.

– Мое имя Хескет, – очень спокойно ответил пленник, не пытаясь подражать крикам собеседника. – И я знаю, сколько времени я здесь нахожусь. Я нахожусь здесь двадцать восемь лет, два месяца и семнадцать дней.

Теперь в коридоре объявились и другие люди, настороженные, с оружием наизготовку, восклицающие от удивления так же несдержанно, монотонно и громогласно. Хескет, которому за все время его заключения не приходилось иметь дело с иными звуками, кроме собственных шагов по камере, журчания воды и крадущейся поступи карногов, забыл, какими оглушительными могут быть человеческие голоса. Всеми возможными способами он постарался защитить свои уши от их болтовни.

Ему вручили одежду, космический скафандр, он кое-как сумел облачиться в него, думая о мире, лежащим снаружи, о Вселенной, которая за эти двадцать восемь лет стала смутным воспоминанием. Но все это продолжало оставаться не совсем реальным из-за неприятных ощущений в желудке.

Его вели по коридору, а он лихорадочно шарил глазами по сторонам, надеясь отыскать свою миску возле одного из метровых карногов, валявшихся на полу. Заметив его состояние, Уолтерс ухмыльнулся:

– Приятно на них глянуть, когда они валяются вот так, кверху лапками, верно, Хескет? – прогрохотал он.

Хескет покачал головой, этот жест получился у него непроизвольно.

– Нет, – возразил он. – Я голоден.

– Мало того, что запихали тебя в конуру, так еще и голодом морили? Вот скоты! Ничего, доберемся до корабля, там ты быстренько придешь в норму.

Хескет возразил было, что его вовсе не заставляли голодать, что это люди разрушили тщательно продуманную карногами систему опеки над ним, но на это его, вместо ответа, запихали в тесную каюту, которая внезапно рванулась вперед, так что к голоду добавилось еще одно неприятное ощущение. Потом дверь каюты распахнулась и они оказались на поверхности погруженной в ночь равнины. Крупные алмазы звезд заплясали на черном небе и обрушились на разум Хескета: открывшееся пространство больно отдалось в глазах, привыкших за это время к объему в семь-на-семь и семь футов, и не успевших перефокусироваться.

Хескет потерял сознание.

* * *

– Доктор вкатил ему внутривенно хорошую порцию укрепляющего, так что он должен будет чувствовать себя неплохо, когда проснется. Но, разумеется, шок должен быть очень силен. Если вы смирились с тем, что придется умереть пленником, то после спасения, можно и свихнуться от потрясения.

Голос принадлежал Уолтерсу. Именно его знакомые интонации, а не слова привлекли внимание Хескета, когда он пришел в себя. Разговор подхватил другой голос, которому он уделил крайне мало внимания, разве что попытался выделить в нем то, что отличало его от голоса Уолтерса.

– Особенно спустя столько времени, – согласился иной голос. – В жизни не слышал о подобных случаях. Я поручил кое-кому просмотреть списки потерь за эти годы, но обнаружились пробелы в официальных документах, а на гражданские службы я не очень-то надеюсь… Легок на помине. Спасибо, Лал.

Что-то зашелестело и голос продолжил:

– Ага, вот что-то вроде, подходящее! Абдул Хескет, сообщается его исчезновение с транспорта 62 965 примерно тридцать лет назад. А кроме того…

– Рассуждения штатского! – взволнованно произнес Уолтерс. – Мы не только отбили кое-кого у карногов, но и получили человека, который действительно в состоянии, хоть что-то о них сообщить!

– Улыбка судьбы, разве не так, сэр?

– Думаю, он приходит в себя, – предупреждающе заметил другой голос, и Хескет вспомнил, что его глазные яблоки мгновение назад вздрогнули.

После голубовато-белого освещения, используемого карногами, свет был слепящим желтым, но он смог разглядеть что помещение большое и чисто прибранное, а обоняние подсказало, что пахнет здесь не так, как в его камере. Госпиталь, вспомнил он. Все верно – я в госпитале.

– Теперь вы чувствуете себя получше, Хескет? – поинтересовался Уолтерс.

Хескет облизнул губы.

– Да, – ответил он, с трудом открыл глаза и заставил их оставаться открытыми.

Чье-то лицо смутно маячило над его койкой, другой человек неясно вырисовывался рядом.

– Это командор Вождев, – представил Уолтерс. – Он командует рейдом, в котором вас отбили у карногов.

Командор улыбнулся.

– Ну, Хескет, – произнес он, – вы, знаете ли, пожалуй, самый везучий человек в истории. Мы только что говорили, что ни разу даже не слыхали о человеке, который спасся бы от карногов. Вам выпало дьявольски трудное испытание, но теперь это все позади.

– Это не было настолько скверно, – ответил Хаскет. Голос командора, как и у всех прочих, был слишком громким и травмировал его барабанные перепонки. – Меня кормили, снабжали водой для мытья, я не испытывал холода.

– Но они двадцать восемь лет продержали тебя взаперти, в этой крохотной каморке! – возмутился Уолтерс.

– Это… это не по-человечески!

– Карноги – не люди, – безразлично возразил Хескет. Вождев быстро переводил глаза с одного на другого.

– Конечно, они не люди, – успокаивающе произнес он.

– Что ж, полагаю, первое, что вам бы стоило сделать, это рассказать обо всем, что случилось с вами, пока вы были в плену. Можете мне поверить, ситуация изменилась. Они бегут почти повсеместно. Но благодаря вам, как мне кажется, наша окончательная победа еще более приблизилась.

– Благодаря мне? – Хескет выглядел смущенным: абстрактные понятия вроде концепции победы беспокоили его.

– Подумайте, никто из людей не имел до сих пор таких выгодных условий для изучения карногов, – пояснил Уолтерс. – А ведь вы были сотрудником правительственной разведки, разве не так, до того как… хм… до того, как вас пленили?

Хескет ничего не ответил. Только слегка нахмурился.

– Не следует пока слишком сильно напирать на это,

– сказал Вождев Уолтерсу. – Как только доктор даст "добро", я попрошу доставить его ко мне, тогда подробно и поговорим с ним обо всем, что произошло. Надеюсь, он вскоре вновь вернется к нормальной человеческой жизни.

Хескет закрыл глаза.

* * *

Доктора звали Су. Он был невысок, отличался худощавостью и мягким голосом. Одно это заставляло Хескета относиться к нему лучше, чем к Уолтерсу или Вождеву, и он послушно позволил себя одеть, побрить и обследовать.

Появлялись и другие люди, но они не производили на него особого впечатления.

Однажды он увидел в зеркале свое лицо и был удивлен, обнаружив до чего же оно похоже на лица окружающих. Он решил попробовать научиться запоминать различия в их чертах. Они выглядели такими же безличными, какими были для него многочисленные устройства, которыми пользовался Су, чтобы определить его рефлекторную деятельность, установить метаболический уровень, изучить рисунок энцефалограмм.

Зеленая больничная одежда успокаивала. Но операционный стол, не менее массивный, чем его привычное, видавшее виды противоперегрузочное кресло – отличался крайним неудобством, а атмосфера деловитого безразличия утомляла, поэтому Хескет был чуть ли не рад, когда Су выключил наконец-то последнее из своих устройств и посмотрел на него.

– С вами все в порядке, – неторопливо произнес медик. – По сути дела, вы в гораздо лучшей форме, чем кто-либо мог надеяться. Легкие последствия шока, заторможенность реакции, но физическое состояние ничуть не хуже, чем, скажем, у меня.

Хескет ничего не ответил, и Су, выждав немного, пересек помещение в направлении аппаратуры связи.

– Лейтенант Уолтерс, пожалуйста, – позвал он и забарабанил пальцами по столу, ожидая ответа.

Неожиданно раздавшийся голос Уолтера заставил Хескета оглядеться в надежде увидеть его, потом он все вспомнил и успокоился. Частично.

– Уолтерс, если вы будете проходить мимо больничного отсека, то думаю, командор Вождев просил бы вас прихватить с собой Хескета.

– Через минуту буду, – ответил Уолтерс.

Ожидая его, Хескет поглядывал на медицинскую аппаратуру. Она его беспокоила. И по большей части не от того, что была незнакома, напротив, в определенной степени она была слишком знакома ему.

Он испытал, чуть ли не радость, когда появился Уолтерс, дружелюбный и громогласный, как и прежде. Он последовал за ним, не возражая, не пытаясь запомнить путь, которым они шли, пока Уолтерс вел его по коридорам, опускал и поднимал на лифтах; в конце концов они оказались в просторном помещении, стены которого казались иллюзорными из-за множества коммуникаторов и контрольных лампочек.

Здесь за пультом администратора восседал Вождев.

– Мистер Хескет готов повидаться с вами, сэр, – доложил Уолтерс.

Командор сбросил пачку бумаг в открытый ящик и, повернувшись вместе с креслом, жестом указал на стулья. Хескет сел, чувствуя себя неловко, поскольку стул был дюймов на шесть выше, чем койка на которой он привык сидеть.

– Значит так, вы начинаете становиться невероятно важной персоной, – заявил Вождев, нахмурившись. – Разумеется, мистер Хескет, я доложил о факте вашего спасения в ставку, и командование полно желания ознакомиться со всем, что вы можете сообщить нам так быстро, как только это возможно. Конечно, все потом придется подвергнуть анализу, но пройдет не меньше двух недель, прежде чем вы получите в свое распоряжение подходящий компьютерный центр, так что приходится делать то лучшее, на что мы способны.

– Я вас не понимаю, – произнес Хескет.

– Не понимаете? – Вождев выглядел неподдельно удивленным. – Я думал, что все это достаточно очевидно. Взгляните на это с иной стороны: нам до сих пор не встречался человек, только что вырвавшийся из карногского плена. Никогда ранее в наших руках не было кого-либо, имевшего возможность наблюдать за ними непосредственно. Подробная информация о них заслуживает выведения из боевого порядка крейсера класса "Б" и отправки его на базу в сверхскоростном режиме аварийной срочности. Именно это мы и осуществили. Так что по вашей милости свыше четырех тысяч солдат и один из наиболее мощных кораблей нашего флота вот уже, – Вождев взглянул на часы, – вот уже восемнадцать часов, как выведены из начавшегося сражения. Возможно, теперь вы поняли всю свою ценность…

– Это корабль? – спросил Хескет. И тут же добавил, не боясь показаться глупым: – Это корабль, да? Это не планетарная база?

Вождев на мгновенье утратил дар речи. Бросив на него взгляд, Уолтерс собой закрыл брешь:

– Да, все довольно сильно изменилось с той поры, Хескет. Конечно же, это корабль. С тех пор, как двадцать лет назад мы освоили привод Сан-Пина, практически не существует ограничений для того, что мы можем привести в движение. Да, мы способны даже планету запустить, я полагаю, если нам заблагорассудится.

Хескет не ответил. Уолтерс скривился и передернул плечами.

– Все верно, – с облегчением произнес Вождев. – Вы знаете какое значение имеют для нас ваши знания, Хескет. Для наших целей вы даже лучше, чем живой карног. Вы – бесценны. Вы – необходимы. Ясно вам?

Чувствуя, что этого от него ожидают, Хескет кивнул. Потом выдавил:

– Ладно… – И отчаянно попытался придумать что-нибудь, хоть что-нибудь о своих тюремщиках.

– Они … скользят, – беспомощно сообщил он. – Я мог их слышать в наружном коридоре, когда они несли мне пищу.

– Да, мы знаем, что они скользят, – спокойно согласился Вождев. – Мы выяснили это, изучая их трупы. Лишь в таком виде они нам и достаются. Но это не то, что нам надо. Мы не можем достаточно долго держать карнога в плену, чтобы изучить способы его мышления – его психологию, короче говоря. А мы чертовски нуждаемся в такого рода знании.

– Они заботились, чтобы мне было тепло, – с сомнением произнес Хескет. – Там было теплее, чем у вас здесь. И снабжали едой, в раковине, что в углу. Там такой краник, если его повернешь…

– Это интересно. Им, должно быть, пришлось изобрести для этого новую технологию, – медленно проговорил Уолтерс. – Мы знаем, что вода действует на их метаболизм гораздо сильнее, чем крепкая кислота. Но, полагаю, мы должны знать об этом лет уже с пятьдесят.

Вождев фыркнул.

– Все верно. Факт первый: они проявили определенное беспокойство, чтобы оставить Хескета в живых. Но мы могли бы установить это хотя бы потому, что он находится теперь перед нами. Что еще?

– А воздух? – поинтересовался Уолтерс.

– Воздух был, – согласился Хескет. – Как вы думаете, чем еще я мог бы дышать?

Уолтерсу как-то не приходилось слышать, чтобы кто-либо обращался к командору в такой манере, казалось, он преисполнился праведного возмущения. Вождев покосился на него и терпеливо обратился к Хескету:

– Откуда поступал воздух? Хескет пожал плечами.

– Он уже был. Я не знаю откуда от брался. Я этого не видел.

– Должно быть они подавали его понемногу по трубам из запасных баллонов, – предположил Уолтерс. – Вот и все. Я глотнул воздуха в том помещении, сэр. Он – смердел!

– Это понятно, мы же сами прогнали кислород по всем туннелям, чтобы добить уцелевших, – заметил Вождев. – Они вас кормили, верно?

– Да. Регулярно. – Желудок Хескета все еще не пришел в норму. Он сделал ударение на втором слове.

– Ага! – обрадовался Вождев. – И как часто? Может, благодаря этому мы сможем установить период вращения их родной планеты. Это может оказаться крайне ценным.

Он выжидательно посмотрел на Хескета.

– Каждые двенадцать часов, – ответил Хескет. – Вот именно, каждые двенадцать часов.

Его собеседники разочарованно вздохнули.

– Должно быть, засекли период обращения стрелки на его часах, – пожаловался Уолтерс. – Я обратил внимание, что они все еще ходят, когда забирал его с собой. И за все эти годы не отстали, не убежали вперед, больше чем на несколько минут.

– Но все-таки шли неточно? – укоризненно спросил Вождев. Уолтерс виновато поглядел на него.

– Простите, сэр, я еще тогда отметил это несовпадения – сверил со своими часами. Его отставали на восемь минут и несколько секунд.

– Хм-м. Полагаю, сам факт, что ему позволили сохранить часы – это уже что-то, – по-прежнему недовольно заметил Вождев. – Что-нибудь еще, Хескет?

– Нет, больше ничего не приходит в голову.

– Вы хотите сказать, что вас запихали в ту каморку сразу же, как взяли в плен, а потом заперли и ни разу больше не полюбопытствовали, что вы и как? – требовательно спросил Вождев. Под конец этой фразы он стал высказываться почти по-человечески; у Хескета перестройка на новую тональность разговора потребовала определенного времени и он плохо расслышал последние слова.

– Это не может быть правдой, сэр, – решительно заявил Уолтерс. – Как я уже сообщал, между исчезновением транспорта, и временем, когда, согласно его словам, его взяли в плен, прошло свыше семи месяцев. Он не мог все это время находиться в спасательной капсуле – даже если допустить, что он пользовался регенераторами, ее жизнеобеспечения хватает на месяц, ну – на шесть недель автономного полета. А он назвал вполне определенный срок, который пробыл в камере, и часы его ходили, как я уже говорил.

– Вот так, мистер Хаскет, – резко произнес Вождев. – Что с тобой произошло за эти семь месяцев?

Хескет нахмурился.

– Не помню, – ответил он просто. – Это было так давно.

– Ладно, но уж ты наверняка помнишь, как туда попал?

– Да, конечно! Когда корабль взорвался, я как раз был в капсуле. Мне повезло!

– Не тогда началось твое везение, – жестко произнес Уолтерс. – Оно началось, когда я выломал замок в твоей конуре.

– Лейтенант! – резко оборвал его Вождев, и Уолтерс утихомирился, хотя вид имел возмущенный.

– Мистер Хескет, мы принимаем в расчет тот факт, что на вашу долю выпало нелегкое испытание, можете мне поверить. Мы понимаем, что просим от вас многое. Но все, что вы сумеете вспомнить, будет невероятно ценным для всей нашей расы.

– Это было так давно…

– Как об стенку горох! – заявил Вождев. – Уолтерс, что сказал Су о его состоянии?

– Что он, на удивление, в хорошей форме, если учесть все обстоятельства.

– Ладно, отправьте этого парня назад вместе с моими подразделениями, и сообщите доктору Су, что он учел не все обстоятельства. Я практически загубил ради него весь экипаж базы М-31, и буду выглядеть весьма глупо, если стану напрасно тратить свое время. И ваше – тоже.

Уолтерс поднялся, заставил встать Хескета, и они направились в госпиталь.

Лейтенант всю дорогу молчал, вышагивая с таким видом, словно возможность оказаться отмеченным благодарностью в приказе удалялась от него со сверхзвуковой скоростью.

– Ну, док? – поинтересовался Уолтерс. – Думаете карноги умудрились покопаться у него в мозгу и кое-что там заблокировать?

– Сомневаюсь, – ответил маленький, спокойный доктор, быстро закончив осмотр Хескета. – Больше похоже на то, что за время заточения он намеренно подавил в себе

некоторые болезненные воспоминания. Это, пожалуй, единственное объяснение, почему он так надолго смог сохранить уравновешенность. Думаю, командор поспешил взяться за дело. Дайте ему еще день-два, чтобы он успел сжиться с мыслью, что он человек, и уже не в полном одиночестве. Тогда некоторые из барьеров могут поддаться.

– И что бы вы порекомендовали нам сделать? Су ненадолго прикусил нижнюю губу.

– Почему бы не провести его по кораблю, не познакомить с большим количеством людей? Еще бы вы могли, – только сперва предупредите меня, если надумаете, – могли бы отвести его в спасательную капсулу и показать что на самом деле это не камера заключения карногов, а аппарат для выживания.

– Доктор, – неожиданно произнес Хескет, – не найдется местечка, где бы я мог хоть немного побыть один?

– Разумеется, – кивнул Су. – Я отвел вам кабину на госпитальном уровне, следующая дверь направо. Номер 421. Пойдемте, я покажу, где это. Мое помещение еще на несколько дверей дальше, так что если вам в любое время понадобится меня увидеть – смело заглядывайте, если даже меня там не будет, там обязательно окажется кто-нибудь из сотрудников. Сами увидите что…

Хескет вышел из помещения и закрыл за собой дверь.

– Ладно, пусть проваливает… – буркнул Уолтерс. – Ни намека на благодарность за то, что мы вытащили его из той дырищи!

– Возможно, мы не слишком-то и старались, чтобы он почувствовал благодарность, так-то, вот, – мягко произнес Су. – Оставьте его в покое! Это просто чудо, знаете ли, что он до сих пор в здравом уме.

– Ладно, вам виднее, – согласился Уолтерс. – Тут вы специалист.

* * *

Кабина оказалась неплохой. В ней имелась только одна койка, но как раз с той стороны, где ему нравилось, а кроме того, стул и раковина. Койка была высоковата, но он поначалу не обратил на это внимание, так как сразу повалился на нее и мгновенно погрузился в глубокий сон.

Он проснулся без каких-либо причин, потому лишь, что прошло определенное время, ополоснулся у раковины и снова улегся. Но что-то его раздражало. Наконец ему стало ясно, что желудок его пуст.

Он опустил ноги на пол и выжидательно уставился на поверхность двери, погрузившись в размышления, почему пища до сих пор не доставлена. Он просидел так, словно статуя, ожидая, довольно долго, потом в дверь слегка стукнули.

Он не пошевелился, поскольку дальше ничего не происходило.

Немного погодя дверная панель сместилась, внутрь вошел Уолтерс. Обнаружив Хескета, он вздохнул с облегчением.

– Так ты здесь! А мы беспокоились. Док сказал, что уже несколько часов тебя не видел…

– Я голоден, – решительно заявил Хескет.

– Еще бы тебе не проголодаться! Столько часов проторчать здесь в одиночестве. Пошли-ка в кают-компанию, заодно познакомлю тебя с нашим народом.

– Пошли, – согласился Хескет, вставая.

Когда он отступил в сторону, чтобы пропустить своего сопровождающего вперед, Уолтерс подметил нечто неестественное в раковине возле двери, с трудом сглотнул и тогда только сказал:

– А для этого… для этого… хм… есть местечко в конце коридора. Там… ну… этим принято там заниматься… Ладно, думаю, никому не пришло в голову вас насчет этого просветить. Ерунда, тронулись.

В кают-компании было полно народа: множество лиц, настолько невероятно схожих, если не считать небольших различий в цвете кожи, множество имен, таких невероятно разнообразных. Их сочетания приводили в недоумение, а любопытные взгляды скоро начали утомлять. Наконец Хескета усадили за стол и пододвинули белую тарелку с множеством разноцветных предметов. Сперва он не обратил на них внимания, запахом и внешним видом они отличались от того, чем его снабжали карноги.

– Ты, кажется сказал, что проголодался, – с удивлением произнес Уолтерс, и Хескет, копируя движения тех, кто сидел за столиками неподалеку от него, взял с подноса нечто, выглядящее менее отвратительно, чем прочее и запихал в рот. На вкус это оказалось неприятным, но он заставил себя проглотить.

– Что-нибудь… попить, – попросил он у Уолтерса, наблюдающего за его поступками с нескрываемым удивлением. Лейтенант наконец-то просветлел и сделал знак официанту.

– Может это заставит тебя почувствовать получше, – заявил он, когда обслуживающий принес бутылку. – Это, пожалуй, самое роскошное, что у нас есть. Прямым путем с Земли, так-то вот.

Что-то светло-желтое, полупрозрачное потекло в стоящий перед Хескетом сосуд. После некоторой паузы он с сомнением приподнял его.

– Это… это не вода.

– Ясное дело, что не вода! Это наше лучшее белое вино. Попробуй – то, что надо.

Уолтерс ободряюще подался вперед.

Хескет с отвращением поставил бокал на место. Как объяснить, что в его персональной вселенной существовала только одна желтоватая, полупрозрачная жидкость – точнее, единственная, за исключением воды жидкость – и именно ее предлагали для питья?

– Нет, я не могу пить ничего, кроме воды, из-за… после всего этого времени. Наверное, лучше не пробовать.

Уолтерс выглядел явно обрадованным, обнаружив якобы рациональное объяснение странному поведению Хескета.

– Знаешь, ты, пожалуй, прав. Эй, стакан воды – вместо этого.

Пища утихомирила желудок Хескета и обед прошел без новых недоразумений. После него Уолтерс устроил ему экскурсию по кораблю.

– Почему бы не начать с энергоотсека? – предложил он, и они начали с энергоотсека – обширного пространства, прирученной энергии, дремлющей, порой потрескивающей при пробуждении в гигантских изолирующих сферах.

– Конечно, все это для привода Сан Пина, – пояснил Уолтерс. – Как я уже говорил, с его помощью мы можем перемещать планеты, если понадобится.

Потом они прошли к орудиям.

– Каждую из этих ракет мы окрестили карногским именем, – хмыкнул Уолтерс. – Если только они пользуются именами. Не знаешь?

– Не думаю, чтобы они разговаривали, – ответил Хаскет. – Так что имен они, очевидно, не имеют.

Уолтерс пожал плечами.

– В конце-концов нам-то какая разница.

Они направились в навигаторскую.

– Базы карногов, – Уолтерс указал на россыпь светляков на звездной карте. Огоньки были опасного красного цвета. – Теперь мы установили точное нахождение практически каждой базы в нашем секторе. В твои времена всплакнули бы от зависти, верно, Хескет? Нам тогда приходилось сражаться чуть-ли не в потемках.

– Где… на который был я? – поинтересовался Хескет.

– Здесь вот, – Уолтерс ткнул в зеленую точку. – Она отмечена зеленым с того дня, как мы тебя выручили. И очень скоро, смею надеяться, зеленой станет и вот эта. Потом – эта.

– Отведите меня, пожалуйста, в мою каюту, – хмуро и озадаченно попросил Хаскет.

Уолтерс не возражал. Но устроил так, что их путь назад пролегал мимо центров обслуживания, черед административную секцию, вдоль люков для высадки наземного десанта, по ангарам с межпланетными шлюпками, по комнатам отдыха, по…

Хескет сбился со счета.

А в конце концов обнаружил, что оказался в кабинете Вождева, и человек с тяжелым лицом задает ему те же вопросы, что и раньше.

– Вы меня об этом уже спрашивали, – невозмутимо ответил Хескет.

Вождев насупился и послал за Су.

– Это нам ничего не дало, – раздраженно выговорил он. Су покачал головой.

– Командор, поставьте себя в его положение. Двадцать восемь лет Хескет вынужден был думать о себе, как о уникальной личности. Вы не можете его заставить ощутить свою причастность к определенному народу вот так, сразу. Все это время его подсознание не было вовсе озабочено проблемами выживания. В конечном счете все сводится к тому, чтобы потребности личности пришли в соответствие с потребностями целого народа, тогда мы и сможем увидеть, как преграды начнут рушиться.

Он повернулся к Уолтерсу.

– Он не проявлял никаких признаков дружелюбия, хотя-бы к кому-нибудь из экипажа?

Уолтерс скривился.

– Не думаю, что его это интересует. Не думаю, чтобы он даже ко мне что-то испытывал.

– Я полагал, что к этому времени, он уже начнет делать различия, – пробормотал Су. – Что ж, случай уникальный…

– Но, надеюсь, он может знать хоть что-то для нас ценное? – настаивал на своем Вождев.

– Почти наверняка, – ответил Су. – Более того, если не забывать про эти исчезнувшие семь месяцев, то могу жизнью поклясться, что карноги воспользовались всеми имеющимися у них средствами, чтобы получить от него любую имеющуюся информацию. Так что…

– Вы думаете, они своего добились? – насторожился Вождев.

– Не исключено, – Су пожал плечами. – В таком случае, подсознательно у него может создаться ощущение виновности. Если он был уверен, что оказался полезен для врага, то вполне мог начать воспринимать себя как изменника. Одна мысль об этом достаточно омерзительна, чтобы вызвать подавление памяти.

– Но, если не ошибаюсь, мы располагаем методами, нейтрализующими подавление такого рода? – напомнил Уолтерс, и Су ответил энергичным кивком.

– Верно! Но если вмешаться и силой сломить его ментальное сопротивление, то можно разрушить и те опоры, на которых покоится сейчас его психическое равновесие. Не забывайте, он был в их власти очень долго. Может кончиться тем, что у нас на руках окажется сумасшедший.