Текст книги "Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса"

Автор книги: Джон Бёкан

Соавторы: Эрик Амблер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

Глава пятнадцатая
Странный город

В половине одиннадцатого мистер Питерс и Латимер появились на углу авеню Де ла Рен и бульвара Жана Жореса. Ночь была холодная, начал накрапывать дождь. Пришлось укрыться в подворотне дома на авеню Де ла Рен.

– Как думаете, они скоро появятся? – спросил Латимер.

– Часов в одиннадцать. Надо дождаться посланцев, потом посмотреть, нет ли за ними хвоста, и если нет, то ехать сюда. Я дал им на это полчаса. Наберитесь терпения. Машина – обычный «рено».

Они молчали. Мистер Питерс вздрагивал всякий раз, как на дороге появлялся «рено», идущий со стороны Нейи. Дождь пошел сильнее. Вода с улицы стекала в подворотню – около их ног образовалась лужа. «Не схватить бы простуду», – подумал Латимер и пожалел, что не остался дома. Он уже купил билет на завтра. Впереди у него было три дня путешествия в мягком вагоне Восточного экспресса – нехорошо, если он разболеется. Надо будет принять таблетку аспирина, когда вернется.

Для ушедшего в себя Латимера было полной неожиданностью хрипло прозвучавшее: «Внимание!»

– Едут?

– Да.

Мимо них проехала большая машина. Водитель притормозил, словно раздумывая, останавливаться ему или нет. Капли дождя ярко блестели в свете автомобильных фар. Наконец машина остановилась. Виден был силуэт человека, сидящего за рулем. Задние стекла были зашторены, так что нельзя было рассмотреть, кто еще в машине.

– Подождите меня здесь, пожалуйста, – сказал мистер Питерс и, сунув руку в карман пальто, пошел к машине.

– Порядок? – услышал Латимер вопрос мистера Питерса и спустя секунду «да» водителя.

Мистер Питерс открыл заднюю дверцу и наклонился вперед. Он тотчас выпрямился – в левой руке его был сверток.

– До встречи, – услышал Латимер.

– Все в порядке? – спросил он, когда мистер Питерс вернулся.

– Видимо, да. Зажгите спичку, пожалуйста.

Латимер подчинился. Мистер Питерс разорвал голубую обертку на углу свертка, напоминавшего книгу большого формата, и в свете спички стали видны пачки тысячефранковых бумажек.

– Чудесно! – выдохнул мистер Питерс.

– Будете пересчитывать?

– С удовольствием занялся бы этим, – на полном серьезе заявил мистер Питерс, – но придется отложить до дома.

Запихав сверток в левый карман, он вышел из подворотни и поднял правую руку – машина тотчас снялась с места и, сделав широкий круг, помчалась обратно.

– Замечательная красавица, – сказал мистер Питерс, улыбаясь, – Интересно, кто она. Конечно, миллион лучше. Ну а теперь, мистер Латимер, едем, я угощу вас вашим любимым шампанским. Вы его вполне заслужили.

Они поймали такси у Порт де Сен-Клу, и всю дорогу мистер Питерс распространялся о своем успехе, о своих планах и взглядах:

– Когда имеешь дело с людьми типа Димитриоса, необходимы лишь два фактора: твердость и предусмотрительность. Мы изложили ему суть дела и, когда он понял, что ему не вывернуться, согласился на все наши требования. Миллион франков – это же прекрасно! Конечно, два миллиона было бы еще лучше. Но, как известно, жадность до добра не доводит. Наверное, он думает, что мы, как и Виссер, опять потребуем от него денег, и тогда он уберет нас. Это его ошибка. Зато я горжусь собой и своим успехом. В некотором смысле бедняга Виссер отомщен. Кое-кто думает, что Всемогущий забыл о нас, своих детях. Но только в такие минуты, как эта, понимаешь, что это мы забыли Его. Да, я страдал. И вот, наконец, награда за мои страдания. – Он похлопал себя по карману. – Приятно все-таки сознавать, что мы провели Димитриоса. Как жаль, что нельзя посмотреть на его лицо!

– Вы покидаете Париж?

– По-видимому, да. Мне хочется побывать в Латинской Америке. Нет, я не собираюсь посещать свою новую родину. Я вообще поставил себе условие никогда не пересекать границы этой страны. Это очень жестокое условие, потому что мне все-таки хотелось бы посмотреть на приютившую меня страну. Но условие это нерушимо, и, кроме того, гражданину Мира, каким являюсь я, все равно где жить. Скоро я буду совсем старый, так что пора подумать о покое. Куплю себе где-нибудь поместье и буду доживать свой век. Ну а вы еще молодой человек, мистер Латимер. У вас совсем другое ощущение времени. А таким, как я, кажется, что путешествие подходит к концу – поезд приближается к неизвестному, странному городу; уже поздно, холодно, на дворе ночь, и так не хочется покидать тепло вагона, так хочется, чтобы путешествие не кончалось.

– Но ведь ваша философия дает на это ответ, не так ли?

– Философия, – сказал мистер Питерс авторитетно, – может объяснить только то, что уже случилось. Один лишь Всемогущий знает, что может произойти в будущем. Мы всего лишь люди. Как может наш бедный разум постичь бесконечность? Солнце находится от нас на расстоянии ста пятидесяти миллионов километров. Вдумайтесь только в это! Мы всего лишь пыль, не имеющая никакого значения. А что собой представляет миллион франков? Чепуха! Безусловно, это полезно, и все-таки это чепуха. Неужели всемогущий станет заниматься такими пустяками? Подумаем о тайне, окружающей нас. Например, о звездах. Миллионы звезд смотрят на нас. Это замечательно.

Он все еще продолжал говорить о звездах, когда такси пересекло Рю Лекурб и свернуло на бульвар Монпарнас.

– Да, мы не представляем собой ничего интересного. Мы ведем борьбу за существование точно так же, как муравьи. И все-таки, будь у меня возможность прожить свою жизнь еще раз, я прожил бы ее точно так же. Да, в моей жизни были неприятные моменты, и по воле Всемогущего я делал некрасивые вещи, но мне все-таки удалось сколотить немного денег, и я теперь сам себе хозяин, а немногие люди моего возраста могут этим похвастать.

Такси свернуло на Рю де Ренн.

– Мы уже почти дома. Сейчас я угощу вас шампанским. Оно, как и договаривались, очень дорогое. Приятно иногда потешить себя роскошью, чтобы затем вернуться к простоте.

Такси остановилось.

– Не правда ли, это очень странно, мистер Латимер? У меня, оказывается, нет мелочи. Расплатитесь, пожалуйста. Я думаю, – сказал мистер Питерс, когда они подошли к дому, где он жил, – перед отъездом мне надо продать эти дома. В конце концов любая собственность должна приносить доход.

– Вероятно, покупатель на них не скоро найдется? Согласитесь, вид отсюда довольно скучный.

– Ну, из окон смотреть ведь совсем не обязательно. Если их отремонтировать, то получатся прекрасные жилые дома.

Они начали подниматься по лестнице. На площадке второго этажа мистер Питерс остановился, чтобы перевести дух, и достал из кармана ключи. Потом они опять пошли вверх.

Мистер Питерс открыл ключом дверь, включил свет и сразу прошел к большому дивану. Достав из кармана сверток, он развязал бечевку и вытащил из пачки десятка два банкнот. Он держал их в руке, словно веер, и улыбался, как мальчишка, которому дали на мороженое.

– Вот он, миллион, перед вами! Вы когда-нибудь видели столько денег? Это же пять тысяч фунтов на ваши деньги! – Он встал. – Но давайте начнем праздновать наш успех. Раздевайтесь, а я пойду принесу шампанское. Думаю, оно вам понравится. Льда, конечно, нет, но я поставил его в ведро с холодной водой – мне кажется, оно не успело нагреться.

Он пошел к занавесу. Латимер отвернулся, чтобы снять пальто, а когда повернулся, то увидел, что мистер Питерс, как вкопанный, стоит перед занавесом.

У Латимера было такое ощущение, что вся его кровь отхлынула куда-то вниз, к ногам, и его мозг стал удивительно пустым и легким. В то же время грудную клетку опоясал стальной обруч, который нестерпимо сжимал сердце и легкие. Он думал, что закричит, но у него пропал голос, и он только бессмысленно таращил глаза.

Мистер Питерс, все так же стоя спиной к Латимеру, поднял руки, и из-за занавеса вышел Димитриос с револьвером в руке.

Димитриос сделал шаг вперед и чуть в сторону так, чтобы держать одновременно под прицелом и Латимера, и мистера Питерса. Латимер уронил на пол пальто и поднял руки.

– Мне кажется, – сказал Димитриос, презрительно сдвинув брови, – вы не очень-то рады видеть меня здесь, Петерсен. Или, быть может, вам больше нравится Кель?

Мистер Питерс молчал. Латимер видел, как у него ходит вверх-вниз кадык, словно он пытается что-то проглотить и никак не может.

Глаза Димитриоса остановились теперь на Латимере.

– Я рад, что англичанин тоже здесь оказался. А то бы мне пришлось заставить вас, Петерсен, назвать его имя и адрес. Итак, месье Смит, который так старался скрыть свое лицо, теперь весь как на ладони. Вместе со своим компаньоном Петерсеном. Я всегда говорил вам, Петерсен, что вас погубит хитроумие. Помните, вы привезли гроб из Салоников? Вам бы следовало знать, что хитроумие не может заменить ум. И вы могли думать, что сможете обмануть меня? – Он презрительно усмехнулся, – Бедняга Димитриос будет думать, что я, Петерсен, как всякий шантажист, обязательно вернусь, чтобы еще попросить денег. Я, хитрый Петерсен, постараюсь убедить его в этом, но на самом деле это будет чистой воды блеф, а я, хитрый Петерсен, поступлю совсем наоборот – получу деньги и исчезну. Бедняга Димитриос так непроходимо глуп, что не сможет догадаться, что купивший эти три развалюхи Кель – на них и через сто лет вряд ли найдется покупатель, – не кто иной, как хитроумный Петерсен. Только такому дураку, как вы, Петерсен, не было известно, что эти дома пустовали в течение нескольких лет до того, как я купил их на ваше имя.

Он вдруг замолчал, и Латимер заметил, что он прищурился и на его желтом лице выступили желваки. Латимер знал, что сейчас он выстрелит. Его сердце билось так сильно, что ему казалось, его слышно в другом конце комнаты.

– Бросьте деньги, Петерсен! – приказал Димитриос.

Сверток упал на пол, и банкноты веером покрыли ковер.

Димитриос поднял пистолет.

Казалось, только теперь мистер Питерс понял: происходит что-то непоправимое, что-то совершенно невозможное, потому что закричал:

– Нет! Нет! Вы должны…

Димитриос выстрелил, потом выстрелил еще раз, и Латимер услышал отвратительный звук вошедшей в тело пули.

Мистер Питерс издал звук, похожий не то на икоту, не то на отрыжку; колени его подогнулись, и он упал лицом вперед.

– Теперь вы, – сказал Димитриос, обращаясь к Латимеру.

И в этот момент Латимер прыгнул. Конечно, прыжок был вызван неискоренимой жаждой жить, но ни за что на свете он не смог бы объяснить, почему прыгнул вперед, на направленный на него револьвер Димитриоса. Жизнь ему спас свернутый ковер, за который он запнулся. Он упал на пол, и потому пуля прошла у него над головой. Выхлопные газы опалили его шевелюру, он на какую-то долю секунды потерял рассудок, но остался жив.

И когда Латимер понял это в ту же самую секунду он бросился на Димитриоса. Он схватил его за горло, и они повалились на пол. Димитриос тоже пытался душить его, но, как человек опытный, ударив Латимера коленом в живот, откатился в сторону. Пистолет лежал теперь на полу, и задыхающийся Латимер, видя, как Димитриос ползет к нему, схватил стоявший на низеньком деревянном столике медный марокканский поднос и метнул его обеими руками в Димитриоса. Поднос попал Димитриосу в голову, но тот продолжал ползти к револьверу, и тогда Латимер со всей силой обрушил на него деревянный столик. Столик ударил Димитриоса по плечу и по шее, и он упал ничком на пол. Латимер, вскочив с пола, схватил револьвер и, прислонясь к стене, хватал ртом воздух, держа палец на спусковом крючке.

Димитриос, бледный, как бумага, поднялся с пола и шагнул к Латимеру.

– Еще один шаг, и я стреляю, – сказал Латимер, поднимая пистолет.

Димитриос остановился. Он не сводил глаз с Латимера. Его волосы были растрепаны, шарф вылез из-под пальто и болтался на шее, и все-таки он был страшен. Дыхание вроде бы возвращалось в Латимеру, но колени по-прежнему дрожали, в ушах что-то гудело и звенело, и он боялся, что его сейчас стошнит. Самое ужасное было то, что он не знал, как ему теперь поступить.

– Еще один шаг, и я стреляю, – повторил он.

Он видел, как взгляд Димитриоса упал на рассыпанные по полу банкноты и потом остановился на нем. – Что собираетесь делать? – сказал он внезапно. – Если придет полиция, и вы, и я окажемся в дурацком положении. Если вы убьете меня, то получите миллион, а если отпустите, то еще один. А это для вас гораздо лучше.

Латимер его почти не слушал. Краем глаза он вдруг увидел, что мистер Питерс, каким-то образом доползший за это время до дивана, где лежало его пальто, сидел теперь, прислонясь спиной к дивану и закрыв глаза. Он со свистом дышал ртом, в горле его что-то булькало. Одна из пуль вырвала у него кусок мяса из шеи, и из раны на грудь обильно текла кровь. Другая пуля пробила ему грудь, и поверх пиджака расплылось небольшое пятно ярко-пурпурного цвета. Губы его начали двигаться – он, видимо, хотел что-то сказать.

Держа Димитриоса на прицеле, Латимер приблизился к мистеру Питерсу.

– Как вы себя чувствуете?

Уже произнеся эту фразу, Латимер вдруг осознал всю ее глупость. Он мучительно пытался собраться с мыслями. Была стрельба, мистер Питерс ранен, он…

– Пистолет, – еле слышно пробормотал мистер Питерс, – дайте мне мой пистолет. В пальто.

Губы его продолжали двигаться, но уже ничего не было слышно. Латимер начал рыться левой рукой в карманах пальто мистера Питерса. Димитриос наблюдал за ними, отвратительно улыбаясь. Наконец Латимер достал пистолет и передал его мистеру Питерсу. Тот схватил его обеими руками, и тотчас послышался щелчок – он снял предохранитель.

– Теперь, – пробормотал он, – идите в полицию.

– Не может быть, чтобы никто не слышал выстрелы, – сказал Латимер мягко, – полиция сейчас придет.

– Ей нас не найти, – прошептал мистер Питерс. – Ступайте.

Латимер не знал, что делать. Скорее всего мистер Питерс прав: дома эти зажаты между глухих стен, и выстрелы мог услышать только человек, случайно оказавшийся в этот момент у входа в тупик.

– Хорошо, – сказал он. – Где тут телефон?

– Нет телефона.

– Но…

Что же все-таки делать? Ведь пока найдешь полицейского, пройдет минут двадцать. Как быть с раненым? Как быть с Димитриосом? По крайней мере ясно, что надо немедленно найти доктора. Да и Димитриоса нужно как можно скорее посадить под замок. Наверное, его мысли передались Димитриосу. Он, не отрываясь, смотрел теперь на люгер, который мистер Питерс положил на согнутую коленку. Кровь из раны на шее заливала ему грудь.

– Хорошо. Я сейчас приду.

Латимер пошел к двери.

– Минуточку, месье. – Этот хриплый голос заставил его остановиться.

– Ну что еще?

– Если вы уйдете, он убьет меня. Неужели это неясно? Вы принимаете мое предложение?

Латимер шагнул к двери.

– Он, конечно, будет стрелять, если вы выкинете какой-нибудь трюк, – Латимер оглянулся на скорчившегося над своим люгером мистера Питерса, – Я сейчас приведу полицию. Не стреляйте, пока я не приду, мистер Питерс.

И в этот момент Димитриос захохотал. Латимер невольно обернулся, чтобы посмотреть на него.

– Приберегите смех для палача, – вырвалось у него. – Это вам очень поможет.

– Поневоле подумаешь, – сказал Димитриос, – что глупость всесильна. Всегда побеждает глупость – либо твоя собственная, либо твоих противников. – В лице его что-то дрогнуло, – Пять миллионов! – хрипло прокричал он, – Неужели этого мало? Неужели вам хочется, чтобы эта падаль пристрелила меня?

На одно только мгновение закрался соблазн в душу Латимера, и тотчас он похолодел от мысли, сколько уже людей поплатилось за их договоры с Димитриосом. Димитриос что-то прокричал, но Латимер уже не слышал – он опрометью бросился вниз по лестнице.

Он был на площадке второго этажа, когда услышал выстрелы. Три прозвучали один за другим, четвертый – после небольшой паузы. Он побежал, задыхаясь, боясь, что умрет от сердечного приступа, вверх по лестнице. Вспоминая потом, много дней спустя, все, что произошло, он поймал себя на том, что боялся за мистера Питерса.

Димитриос лежал на полу – его тело сотрясала последняя судорога. Двумя пулями мистер Питерс повалил его на пол и, промахнувшись в третий раз, снес ему темя последней, четвертой пулей.

Люгер валялся на полу, а мистер Питерс, положив голову на край дивана, то открывал, то закрывал рот, точно рыба, выброшенная на берег. Он вдруг захлебнулся, и кровь хлынула у него изо рта.

Латимер зачем-то заглянул за занавес. Он не знал, зачем пришел сюда. Итак, Димитриос убит. Мистер Питерс при смерти. Тяжелораненые просят пить, вот и раковина. Надо дать ему попить. Латимер взял стоявший на полочке стакан и наполнил его, потом вернулся в комнату.

Мистер Питерс не двигался. Его глаза и рот были широко открыты. Латимер встал на колени и поднес стакан к его губам. Вода стекла ему на грудь. Он взял его за руку – пульса уже не было.

Латимер встал с колен и только сейчас заметил, что руки у него в крови. Он прошел за занавес и тщательно вымыл руки, вытерев их висевшим на гвозде грязным полотенцем.

Конечно, надо немедленно вызвать полицию. Но что сказать, когда спросят, как он здесь оказался? Допустим, он скажет, что проходил по улице и услышал выстрелы в тупике. А если кто-нибудь видел его вместе с мистером Питерсом? Есть еще таксист, который привез их сюда. А как объяснить снятый Димитриосом с текущего счета миллион? Так вопрос за вопросом – он сам окажется подозреваемым.

И вдруг мысли его прояснились. Все очень просто: надо как можно скорее уйти отсюда и замести все следы. Он достал из кармана пистолет Димитриоса и, надев перчатки, тщательно вытер его своим носовым платком. Сцепив зубы, вернулся в комнату, опустившись на колени, взял правую руку Димитриоса и прижал его пальцы к рукоятке и спусковому крючку. Потом бросил пистолет рядом с трупом.

Он смотрел на тысячефранковые бумажки, разбросанные по полу, и подумал, кто хозяин этих денег: Димитриос или мистер Питерс? Но ведь это неверно. Разве не принадлежат эти деньги Шолему? Здесь есть деньги, которые взяты обманом у мадам Превеза, и деньги, которыми было оплачено убийство Стамболийского. Здесь же деньги Булича и деньги, вырученные от продажи живого товара и наркотиков. Чьи же в таком случае эти деньги? Только не его, и пусть полиция сама решает. Ей будет над чем подумать.

Теперь стакан воды. Надо вымыть его и вытереть. Хорошо. Не забыл ли он чего еще? Ну, конечно. Надо вытереть отпечатки пальцев на подносе и столе. Так, что сделано. Что еще? Отпечатки на дверной ручке. Так, и это сделано. Теперь опять стакан. Когда он ставил стакан на полку, он обратил внимание на ведро с водой и плававшие в нем бутылки шампанского розлива 1921 года.

На Рю де Ренн не было ни одного прохожего, так что никто не видел, как он вышел из тупика Восьми ангелов.

Латимер зашел в первое попавшееся кафе и попросил принести ему рюмку коньяку. Его била мелкая нервная дрожь. Надо как-то известить полицию. Он представил, как трупы разлагаются в этой комнате, – ведь может пройти месяц, а то и больше, прежде чем их обнаружат. Что же делать? Послать анонимное письмо. Нет, это слишком опасно – полиция сразу предположит, что в этом деле замешан кто-то третий. Но ведь главное, чтобы полиция там появилась, – причины можно не объяснять.

Он попросил принести ему вечернюю газету и впился глазами в отдел происшествий. Две заметки подходили для его цели. В первой говорилось о том, что неизвестные похитили несколько дорогих шуб из мехового магазина на авеню де ла Републик; во второй – как грабители, разбив стекло в ювелирном магазине на авеню де Клиши, похитили несколько дорогих колец.

Латимер решил остановиться на первой. Он сказал официанту, что ему надо написать письмо, и попросил принести все необходимое и еще одну рюмку коньяку. Выпив залпом коньяк, он надел перчатки и тщательно осмотрел лист почтовой бумаги – на нем не было никаких знаков, обычный лист дешевой бумаги. Достав свою ручку, он написал одними прописными буквами точно поперек листа: ПОСМОТРИТЕ У КЕЛЯ – ТУПИК ВОСЬМИ АНГЕЛОВ, 3. Потом вырвал из газеты заметку об ограблении мехового магазина и, сложив письмо и заметку вместе, сунул их в конверт. Прописными же буквами написал на конверте адрес: КОМИССАРИАТ ПОЛИЦИИ СЕДЬМОГО ОКРУГА. Выйдя из кафе, он купил в табачном киоске почтовую марку и бросил письмо в ближайший почтовый ящик.

Когда Латимер пришел к себе в номер, был уже второй час ночи. Он разделся и лег в постель. Сна, конечно, не было. И тут его желудок не выдержал, его стошнило. Он забылся тяжелым сном часа в четыре утра.

Спустя два дня в трех утренних парижских газетах появилось сообщение о том, что в одном из домов вблизи Рю де Ренн найдены трупы гражданина одной латиноамериканской республики Фредерика Петерсена и человека, личность которого пока не установлена. Полагают, что оба погибли в перестрелке, последовавшей за ссорой из-за денег. Значительная сумма денег была обнаружена в комнате, где найдены трупы. Больше пресса не возвращалась к этому событию, потому что начался очередной международный кризис и одновременно в пригороде Парижа было совершено зверское убийство: человека зарубили топором.

Латимер узнал об этом спустя несколько дней из газеты, купленной на станции.

В тот день он вышел из отеля в девять часов утра, чтобы отправиться на вокзал, где его ждал мягкий вагон Восточного экспресса. Портье подал ему письмо, полученное с утренней почтой. Болгарская марка и софийский штемпель говорили о том, что письмо от Марукакиса. Он сунул его в карман – сейчас ему было не до этого. Он решил прочитать письмо, когда день уже клонился к вечеру и поезд бежал среди холмов Бельфора. Вот что писал Марукакис:

«Дорогой друг!

Не знаю, как мне благодарить вас за ваше удивительное письмо. Думаю, вы на меня не обидитесь, если я признаюсь, что сомневался в ваших способностях, необходимых для достижения поставленной вами цели. Кроме того, с тех пор прошли уже годы, а время бесследно стирает как мудрость, так и глупость. Я с нетерпением жду встречи, чтобы послушать подробный рассказ о белградской глупости, которую вы раскопали в Женеве.

Мне удалось навести дополнительные справки о Евразийском кредитном тресте. Я думаю, они вам будут интересны.

Вам, быть может, известно, что отношения между Болгарией и Югославией ухудшаются с каждым днем. Я хорошо понимаю тревожное состояние сербов – стратегическое положение Югославии из рук вон плохо. Если Германия и ее вассал Венгрия нападут на Югославию с севера, Италия – с юга, из оккупированной Албании, и с запада, с моря, а Болгария – с востока, страна окажется в кольце врагов. Единственная надежда, что русские ударят из Буковины во фланг немцам и венграм. Но самое-то интересное: Югославия не представляла и не представляет никакой угрозы для Болгарии. Это совершенно абсурдная идея, которую, однако, вот уже три месяца твердит пропаганда.

Все это было бы смешно, если бы не было так опасно. Мне-то хорошо известно, как это делается. Пропагандистские фразы всегда только прелюдия. Обычно стоящие у власти рассуждают так: если ложь не подкреплена фактами, значит, надо, чтобы эти факты были.

И вот две недели тому назад на границе с Югославией происходит пограничный инцидент. По болгарским крестьянам с югославской стороны произведен ружейный залп: один человек убит, несколько ранено. Естественно, полагают, что это сделали югославские пограничники. Вся пресса, конечно, негодует. А неделю тому назад правительство объявило, что купило у Бельгии несколько зенитных орудий для укрепления противовоздушной обороны западной границы. Правительство получило для этой цели заем у Евразийского кредитного треста.

Вчера я получил интереснейшее сообщение.

В результате проделанного югославскими властями расследования установлено, что четверо стрелявших не имеют никакого отношения к погранвойскам, более того, они не являются даже гражданами Югославии. Все они иностранцы, причем двое из них отбывали тюремное заключение в Польше за террористическую деятельность. Они сознались, что были подкуплены человеком, о котором им известно только то, что он приехал из Парижа.

Я, разумеется, передал это сообщение в Париж. Буквально через час я получил от шефа распоряжение разослать всем нашим абонентам опровержение этого сообщения. Изумительно, не правда ли? Видимо, директорам Евразийского кредитного треста оно явно пришлось не по вкусу.

Что касается вашего Димитриоса, то я, право, не знаю, что сказать.

Какой-то драматург сказал, что не всякую жизненную ситуацию можно представить на сцене, а лишь только такую, в которой публика легко может разобраться: проникнуться симпатией или, наоборот, антипатией, пережить чувство отвращения или негодования и обязательно сделать какие-то выводы, хотя бы и самые горькие. У меня, во всяком случае, Димитриос симпатий не вызывает. Мне бы очень хотелось, чтобы его жизнь оборвалась также грубо и жестоко, как он это делал по отношению к другим. Но ведь это всего лишь мое пожелание. Я пытался понять его, но мне мешает отвращение. По-видимому, он представляет особый вид преступника, сформировавшегося при весьма специфических условиях. Я затрудняюсь их перечислить, но ясно по крайней мере одно: такие, как он, появляются тогда, когда хаос и анархия выступают под маской порядка и культуры.

Как помешать появлению таких типов? Но я чувствую, что вы уже начали зевать, и мне не хочется, чтобы вы обиделись и не ответили на мое письмо. Напротив, мне очень хочется, чтобы вы написали мне, чем вы занимались в Париже, не познакомились ли вы там с каким-нибудь новым Буличем или Превеза, но больше всего мне хочется увидеть вас опять в Софии. Судя по всему, война будет еще не скоро, поэтому вы сможете прекрасно покататься на лыжах. В январе у нас разгар горнолыжного сезона. Я буду ждать вас с нетерпением.

Искренне ваш

Н. Марукакис.»

Латимер положил письмо в конверт и сунул его в карман. Хороший человек, этот Марукакис! И, конечно, он напишет ему, как только разберется с делами.

Сейчас ему надо было найти мотив преступления, как можно тщательнее продумать обстоятельства убийства и нарисовать запоминающиеся образы тех, кого полиция будет подозревать в убийстве. Последняя книга показалась несколько мрачной, поэтому надо не забыть про юмор. Мотив, конечно, всегда один и тот же – деньги. Жаль только, что завещание и страховой полис использовались авторами тысячу раз. Может быть, убить старую леди, у которой есть молоденькая родственница? Надо будет подумать. Место действия? Разумеется, сельская Англия, какая-нибудь деревушка. Время? Конечно, лето. Крикет, пикник на траве июльским вечером. Это как раз то, что всем нравится. Нравится даже ему самому.

За окном был уже вечер. Там, над линией холмов, садилось красное солнце. Скоро Бельфор будет позади. Впереди еще два дня пути. За это время надо продумать сюжет во всех деталях.

Стало вдруг темно – поезд вошел в туннель.