Текст книги "Меч и Цепь"

Автор книги: Джоэл Розенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Свой арбалет Ахира держал играючи; целился он не в Фурнаэля – в мага.

– Эйе самой не натянуть тетиву, но глаз воробью с шестидесяти шагов она выбьет.

Карл спрятал улыбку. Эйя, наверно, и попала бы в корову с пяти шагов – будь эта корова большой. Малышка старалась изо всех сил – но была абсолютно бесталанна в стрельбе.

– Да и сам я не такой уж плохой стрелок, – продолжал Ахира. – Обычно мы народ мирный. А вы?

Как всегда, Ахира выбрал цель точно. Попробуй только маг открыть рот, начни лишь он произносить заклятие – болт гнома войдет ему в спину прежде, чем первые слова слетят у него с языка.

Карл скрестил руки на груди.

– Так вы говорите, барон?..

Фурнаэль радушно улыбнулся.

– И снова – великолепно, сударь. Я говорю, что должен перекинуться словом с капитаном моей стражи: он не говорил мне о других, только о вас. А еще я говорю, что вы должны оказать мне честь и быть моим гостем, отобедав у меня в доме. Мы обедаем на закате. И… – Фурнаэль не договорил.

– И?..

– И, покуда вы не нарушаете никаких законов, не причиняете никому вреда и не оскорбляете моего князя, вам здесь ничего не грозит. По крайней мере в моем баронстве. Я даю вам в том мое слово, Карл Куллинан.

А если даже ты соберешься востребовать награду – трупом окажешься скорее всего ты, а не я. Карл колебался. Если им разбираться с Фурнаэлем – лучшего времени, возможно, не представится.

Но не может же он убивать любого, кто покажется ему опасным.

– Мы польщены, барон. И согласны.

Улыбка барона заставила Карлову ладонь дернуться в поисках обмотанной акульей кожей рукояти. Фурнаэль указал на ближайшего стражника.

– Хивар проводит вас ко двору. – И пошел прочь, второй воин и маг – следом.

– Что бы это значило? – спросил Чак. Мечевой пояс вновь охватывал его талию.

Карл пожал плечами:

– Думаю, барону интересно, что нам нужно. Что нужно мне. Кажется, освобождение Эллегона сделало из меня притчу во языцех. И еще – похоже, весть о том, чем мы нынче занимаемся, пока не достигла Бима.

– Да? И как мы этим воспользуемся?

– Посмотрим. – Карл повернулся к остальным. – Ну и что вы застыли? Тренировка не кончена. Эй, ты… Хивар, да? Не стой столбом, раздевайся и давай к нам.

Сидя на почетном месте в начале длинного дубового стола, Карл вытер рот и руки льняной салфеткой. А что нужно тебе, Жерр Фурнаэль? – думал он. Взяв обеими руками клин сладкого пирога, он откусил еще кусок. Ел он осторожно: темная начинка была обжигающе горяча.

– Должен признаться, я в затруднении, – проговорил Фурнаэль, толчком отодвигаясь от стола. – Никогда еще ни один гость не вставал от моего стола голодным. Но двое?.. – Он промокнул усы и углы рта шелковым платком, потом бросил его назад на колени, обернулся к одетому в белое слуге и ополоснул руки в поданной тем чаше. – Никогда бы не подумал, что такое возможно. – Он вытер руки полотенцем и жестом послал слугу вдоль стола – к Карлу, Фиалту, Тэннети и Эйе.

Карл размышлял, не взять ли еще пирога, но в конце концов решил: хватит. Так вкусно он не ел уже много месяцев, и переесть сейчас значило все испортить. Каковы бы ни были твои намерения, Жерр Фурнаэль, угощать ты умеешь.

– Без причины такое вряд ли могло бы случиться, барон. – Карлу поднесли чистую воду, и он смыл с пальцев мясную подливу и ягодные пятна. – Во всяком случае, мне трудно это представить.

Фурнаэль чуть наклонил голову, слегка нахмурился и откинулся на высокую спинку, сцепив пальцы на животе. Озабоченно хмурясь, он смотрел на Ахиру и Чака, что с пустыми тарелками сидели рядышком напротив остальных.

– Существует ли что-нибудь, что вы бы съели? Хоть что-то?

Ахира покачал головой.

– Простите, барон, но это вопрос веры. Сегодня – день святого Рита Морено, день строгого поста. Мои предки никогда не простили бы мне, съешь я сегодня хоть кусочек. Мне нельзя даже пить.

Лоб Фурнаэля собрался морщинами.

– Признаю, я не слишком силен в вашей теологии, друг Ахира. Откуда вы родом?

Гном свел брови, будто вопрос Фурнаэля удивил его.

– Аинкольнские Пещеры. Это далеко. – Ахира вздохнул – гном вдали от родных пещер, от их привычного тепла и уюта.

Фурнаэль открыл было рот, собираясь, по всему судя, расспросить, где эти самые пещеры и так ли уж они далеко, но потом явственно передумал. Пожав плечами и махнув рукой, он повернулся к Чаку.

– Ну уж у катардца-то не может быть религиозного повода отказываться от моих угощений.

Чак кинул взгляд на Карла. Маленький воин был недоволен. Изначально Чак вовсе не собирался отказываться от баронских разносолов. Блюда с кусками жареного, исходящего соком мяса, кусками с хрустящей чесночной корочкой, коричневые по краям и рдяно-розовые в середине; картошка, такая горячая, что ее приходилось накалывать на нож и откусывать с величайшей осторожностью; корзинки с теплым подовым хлебом, и на каждом хлебце – холодное, только с ледника, масло; миски зеленого салата, щедро сдобренного чесноком и вином, – угощение было отменным, куда лучшим, чем Карлу доводилось едать с самого Пандатавэя.

И все же не думаю, что вам стоит доверять до конца, барон Жерр Фурнаэлъ. Вы преследуете какие-то свои цели – ими от вас за версту несет, как ни скрывайте. Терпеть не могу подобных людей. Барон, вежливый хозяин, каждое блюдо пробовал первым – возможно, есть с ним за одним столом было не так уж и опасно. Но только – возможно. Сами по себе объяснения голодовки зияли прорехами – и все же всем им есть Фурнаэлеву еду было слишком большим риском. Лучше продолжать притворяться.

Карл кивнул.

– Прошу простить, – сказал Чак, с видимым сожалением поглядывая на все еще наполовину полные серебряные блюда, – но эта ваша западная еда не по мне. Ну не могу я ее переварить. Мне куда привычней овсяный отвар и зелень.

– Овсяный отвар?.. – Фурнаэль пожал плечами. – Ладно, если вы желаете этого… – Он поманил одну из прислужниц, низенькую, полную, круглолицую женщину. – Энна! Будь добра…

– Не надо, – сказал Чак. – Пожалуйста.

Барон помрачнел.

– И почему нет?

Хороший вопрос. Они не подумали, что говорить, если Фурнаэль согласится подать такое странное и мерзкое блюдо.

Выручил Ахира.

– Со всем моим уважением, – проговорил он, – вы не дали себе труда подумать, барон.

– И что?

– Если единственное, что принимает ваш желудок – овсяный отвар, захочется ли вам есть его чаще чем раз в день?

Карл хмыкнул.

– Даже и это подвиг. – Он глянул на гнома. Молодец, Ахира. – Барон?

– Да?

– Угощение ваше выше всяких похвал – но к чему все это?

– О чем вы?

– А вот о чем: я в розыске, Пандатавэй назначил награду за мою голову. Вы говорите, что не собираетесь эту награду требовать. Отлично; я готов вам поверить.

Фурнаэль взял бритвенно-острый столовый нож и принялся изучать лезвие.

– Хотя и не убеждены в этом. – Барон тонко улыбнулся. – Возможно, учитывая обстоятельства, это и мудро; возможно – нет. – Он попробовал нож пальцем и положил его назад на стол, направив, возможно случайно, острием в грудь Карлу.

– В чем я действительно не убежден, – продолжал тот, – так это в том, что вы приглашаете в свой дом всех, кто останавливается в Фурнаалевой гостинице. И совершенно невозможно поверить, что такой превосходной едой…

– Благодарю, – склонил голову Фурнаэль.

– …кормят всех постояльцев. Полагаю, у вас что-то на уме.

– Тонко подмечено, Карл Куллинан. У меня действительно есть к вам деловое предложение. Если вы настолько хорошо владеете мечом, как о том говорят слухи…

– Вряд ли меня заинтересует…

– Может быть, дослушаете хотя бы из вежливости? – Фурнаэль поднялся, бросил салфетку на кресло, взял пояс с мечом и застегнул его. – Давайте немного прокатимся и все обсудим – наедине. Я давно уже не езжу верхом только удовольствия ради… Энна, будь добра, озаботься, чтобы остальные гости не знали ни в чем отказа.

Карл тоже встал и опоясался.

– Согласен. – Вслед за бароном он пошел к двери под аркой.

Ахира покашлял.

– Барон!

Фурнаэль раздраженно обернулся:

– Да, друг Ахира?

Гном сцепил ладони под подбородком.

– Мне пришло в голову, что у вас наверняка есть некий козырь в рукаве – на случай, если Карл вздумает отказать вам. И, поскольку вы человек мудрый, козырь этот, несомненно, неубиваем – скажем, удачное продолжение нашего пути.

– А если мой, как вы это называете, козырь, не свидетельствует о моей мудрости? Представим – только лишь как пример: я заявлю Карлу Куллинану, что у меня в руках некая девочка, объявленная в розыск как беглая рабыня, и в случае его отказа я возвращу ее прежним владельцам.

– А заявление сие, без сомнения, будет подкреплено парой десятков стрелков, которым вы приказали ждать снаружи – просто для подстраховки.

– Без сомнения, – улыбнулся Фурнаэль.

– Барон, вы позволите вам кое-что рассказать?

– Вряд ли сейчас подходящее время.

– Прошу вас! – Гном тонко улыбнулся. – Выслушайте хотя бы из вежливости. Рассказ очень короток, барон. И возможно, развлечет вас.

Фурнаэль сдался и опустился в пустое кресло рядом с Ахирой.

– Если вы настаиваете…

– Хорошо. С вашего позволения я начну. Жил-был работорговец, и звали его Ольмин. Мастер клинка, Ольмин всегда выигрывал состязания на мечах на Пандатавэйских Играх. Но однажды удача изменила ему.

Нашелся человек, сумевший победить его. Карл Куллинан, вышедший на арену впервые в жизни. Как вы, надо думать, поняли, Ольмин был оскорблен.

Карл старался не улыбаться. Все это было правдой, но кое о чем Ахира умолчал. Во-первых, Ольмин был лучшим мечником, чем Карл. Он победил потому, что сумел воспользоваться найденной в правилах Игр лазейкой.

– По этой или какой-то иной причине, но Ольмин выследил наш отряд и в Элрудовой Пустоши захватил нас в плен. Вместе с нанятым им магом у Ольмина было пятнадцать человек, и все – неплохие бойцы.

Ольмин заковал Уолтера Словотского, Карла и меня в цепи и провел немало времени, обрабатывая Карла кулаками. Спустя несколько часов нам удалось освободиться.

– Каким образом? – Бровь Фурнаэля удивленно изогнулась. – У работорговцев цепи крепкие, их не разорвать даже гному.

Ахира улыбнулся.

– Уметь надо. Как бы там ни было, мы освободились. Мне удалось положить четверых работорговцев, потом меня остановил болт. Маг, что был тогда с нами, убил их мага. Заботясь о раненых – а они у нас были, – Карл велел нам влезть в фургон и бежал, предоставив оставшимся в живых врагам тушить горящий возок.

– Весьма впечатляюще, – заметил Фурнаэль. – Но я и без того знал, что Карл Куллинан – великий мечник.

– Я в этом не сомневаюсь, барон, – наклонил голову гном. – Но вы наверняка не знаете, что, когда мы бежали, восемь работорговцев еще оставались в живых – и Ольмин был среди них.

Ахира вздохнул:

– Я бы удовлетворился этим. Мы были живы, свободны, за нами не гнались… Конечно, мы все пострадали. Карл потратил остаток целительных бальзамов, чтобы подлечить меня. Карл и сам был не в лучшей форме: когда руки ваши несколько часов прикованы к потолку, плечи цепенеют и теряют силу. Я хотел покончить со всем, оставить работорговцев в покое.

Барон склонил голову к плечу.

– Но Карл Куллинан не хотел. – Говорил он спокойно, но бледность выдавала его.

– Нет. Взяв с собой одного из отряда, Карл вернулся к Ольмину и остальным. Вдвоем против восьми.

– Думаю, Карл Куллинан и его товарищ хорошо себя показали.

– Карл оставил на земле семерых мертвецов. Ольмина среди них не было.

– А Ольмин ушел. – Фурнаэль начал подниматься. – Тем не менее история весьма впечатляюща. Спасибо, что поведали мне ее, друг Ахира. А теперь, Карл Куллинан, прошу вас сюда…

Ахира положил ладонь на баронову руку.

– Нет, барон, я сказал: он оставил семерых. Ольмина он не оставил: он принес его голову нам – в доказательство и на память. – Гном убрал ладонь и добродушно улыбнулся. – Желаю приятно побеседовать.

Светлая ночь озарялась миллионами горящих в вышине звезд – и факелами на стенах Фурнаэлева замка.

Удобно устроившись в седле Морковки, Карл ехал рядом с Фурнаэлем. Лошадь барона, чуть более низкую, снежно-белую кобылу, украшала черная отметина на правом глазу, делая ее похожей на пиратку.

Они медленно ехали по узкой грязной тропе вдоль стены; Фурнаэль останавливался у каждой из четырех караулен и молча вскидывал руку, приветствуя стража, смотрящего сквозь бойницу в зубчатой стене. Каждый страж ответно кивал и махал рукой.

Ко времени, когда они добрались до Княжеского Тракта, Карл был сыт Фурнаэлевым молчанием по горло.

– Барон?

– Потерпите еще немного, Карл Куллинан. – Дернув повод, он направил лошадь на восток от тракта. Карл – следом.

Вскоре стены замка растаяли вдали; Фурнаэль въехал на холм, потом пустил лошадь вниз, к кучке низких деревянных домов. Над их крышами, выплывая из труб, курились дымки.

– Это хижины моих личных крепостных, – проговорил Фурнаэль. По обе стороны дороги покачивалась и шептала что-то самой себе высокая – по грудь – кукуруза. – Я смотрел на охрану сквозь пальцы, – сообщил он с глубоким вздохом. – Никаких паролей, всего несколько стрелков, а солдат нет вовсе. Но это придется менять. Все придется менять.

– Не похоже, что вам что-то грозит, барон, – заметил Карл. – Простите мои возражения.

– А если бы не простил – мне бы стало что-нибудь угрожать? – Фурнаэль улыбнулся. – Довольно формальностей. Позволите ли называть вас Карлом? Я был бы польщен, зови вы меня просто Жерр. Разумеется, когда мы наедине. – Карл кивнул, Фурнаэль улыбнулся, сложил губы трубочкой и покачал головой. – Как справедливо говорят, внешность обманчива. Вы хорошо знаете Срединные Княжества?

– Совсем не знаю.

– Не считая кое-каких проблем с Терранджи, здесь, сколько я себя помню, всегда был мир, да и терранжийцы со всеми своими нападками не слишком угрожают Нифиэну и еще меньше – Биму.

Здесь давно царит мир. Все время правления Его Высочества – это точно. Его и мой отцы разрешили пограничные вопросы с Нифиэном; наши деды приструнили Холтун. Большинство солдат Его Высочества давно живут на своих хуторах. Во всей стране едва ли отыщешь и дюжину местных уроженцев, кто пролил бы кровь в сражении. Но, просто показав на Тезоименитстве или Венце Лета, какой прекрасный у тебя меч, воином не станешь. – Взмахом руки Фурнаэль указал на замок за спиной. – У меня сорок солдат.

Лишь Хивар урожденный бимец – его отец служил моему, как и его дед. Другие тоже принесли клятву, но они иностранцы-наемники. Я думал – мы будем жить богато и счастливо: и сам я, и мои сыновья, и их сыновья. Так я думал. И все еще надеюсь на это.

– Но больше в это не верите? – Карл покачал головой. – Не объясните почему, барон?

– Жерр.

– Так почему, Жерр? Я не заметил в Биме ни намека ни на войну, ни на упадок.

– Так вы считаете, что война и упадок связаны?

– Это очевидно, Жерр. Война приводит к упадку.

– Верно. Но может быть и по-другому. – Фурнаэль пожевал губами. – Опасность может таиться в богатстве – даже если его едва хватает, чтобы ваши люди были сыты и здоровы – если у вас достанет денег пригласить целителя. А если ваш сосед небогат?..

Пограничные войны с Нифиэном начались, когда на его западные районы и Кхар два года подряд обрушивались суховеи. В первый год они заплатили секте Паука, чтобы отвести сушь, но собрали едва половину пшеницы, а бобы и овес погибли полностью. Во второй год денег для Пауков у них недостало – и нифиэнцы решили сдвинуть границы на восток – в Бим.

К третьему урожаю война была в полном разгаре. – Барон покачал головой. – Я слышал рассказы о ней. Неприятная война. Весьма неприятная.

– И сейчас происходит то же самое?

– Нет, не совсем. Погодите-ка… – Фурнаэль придержал лошадь, наклонился и поднял с дороги камень с кулак величиной. Отбросил его на обочину и вновь вскочил в седло. – Немного не так – и немного не то. Менее чем в дне езды на восток и баронство Фурнаэль, и княжество Бим заканчиваются – начинается Холтун и баронство моего доброго друга Вертума Адахана. А Вертум Адахан действительно верный друг, хотя я никогда не переступлю его порога – как и он моего.

– Что так?

Фурнаэль печально склонил голову.

– Между нашими семьями кровная вражда. Смотря на чьей вы стороне – моя прабабушка была либо похищена у мужа, барона Адахана, либо оставила его по своей воле. Барон взял другую жену, но его люди нападали на Фурнаэлей все время, пока был жив мой прадед – да и дед тоже.

– И кто же, по-вашему, прав?

Барон тонко улыбнулся.

– Сударь, ставлю вас в известность: я – верный правнук. Разумеется, прабабушка оставила мужа добровольно, чтобы выйти за моего доблестного прадеда, и сама настояла, чтобы дверь от ее покоев запиралась только снаружи – дабы убедить мужа, что не собирается возвращаться к Адахану… – Он качнул головой. – Я покажу вам ее покои, если пожелаете. Вы вправе решать сами.

Но, как я уже сказал, хоть кровная месть и умерла ко временам моего отца, древняя вражда жива по-прежнему. На многих могилах моих вассалов стоят камни с надписью: «Убит свиньями Адахана». Я надеялся, следующие поколения… – Он оборвал себя. – Однако я слишком разговорился… Надеюсь, вы простите меня, Карл. Так редко удается поговорить не с вассалом, рабом или заезжим купцом, пытающимся выторговать пару лишних фур зерна за ту же цену. Знали бы вы, какая радость – болтать просто так, от души!

– Я… ценю это, Жерр. – Карл ни на миг не поверил, что Фурнаэль говорит просто «от души». Барон старался завоевать его доверие. Зачем? Рассчитывал ли Фурнаэль убедить Карла выполнить для него какую-то работу? Или за этим стояло нечто большее?

Когда они приблизились к деревянным хижинам, дверь ближайшей распахнулась, и оттуда, улыбаясь и выкрикивая приветствия, высыпали трое мальчишек. За ними вышла женщина.

Впрочем, назвать мальчишками всех было бы ошибкой. Самый высокий, черноволосый юноша лет шестнадцати, выглядел помолодевшей копией Фурнаэля, даром что, как и остальные, был одет в крестьянскую домотканую рубаху и такие же свободные штаны, а не в кожу и шерсть. Он подбежал и принял поводья лошади Фурнаэля, знаком велев другому парнишке сделать то же с Морковкой.

Фурнаэль спешился. Карл последовал за ним.

– Я считаю для себя честью. Карл Куллинан, представить вам старшего своего сына – Раффа, будущего барона Фурнаэльского. Рафф, это Карл Куллинан. Да, сын, тот самый Карл Куллинан.

Что делает сын и наследник барона в крестьянской хижине, одетый как крепостной, с потеками пота и грязи на лице, с руками в цыпках и трещинах?..

Карл не стал спрашивать; когда Фурнаэль будет готов – он сам расскажет Карлу все, что сочтет нужным.

Рафф скованно поклонился – глаза расширены, челюсть только что не отвисла.

– Благородный разбойник? Правда? – На лице Раффа ясно читалось благоговение.

Карлу сделалось неуютно; прежде он никогда не сталкивался с таким открытым почитанием героев.

– Смотря какой смысл ты вкладываешь в это определение, – заметил он. – Но возможно, я и тот, о ком вы подумали.

– Знакомство с вами – огромная радость для меня, господин. – Светский тон забавно контрастировал с простой одеждой и грязным лицом.

Самый младший из детей, мальчик на год-два моложе Эйи и дюйма на два пониже ее, подбежал и обхватил Фурнаэля руками, спрятав лицо на груди барона. Фурнаэль с теплой улыбкой взъерошил мальчику волосы.

– А это брат Раффа, мой сын Томен. Не обижайтесь на его молчание, Карл: он стесняется незнакомцев.

– Конечно, конечно, барон. Рад познакомиться с вами, Рафф. И с тобой, Томен.

– Не «барон» – Жерр, прошу вас. – Барон подхватил Томена на руки. – Это не официальный визит.

– Жерр.

Подошла женщина. Она тоже походила на Фурнаэля, только помоложе и в женском варианте: те же высокие скулы, только чуть сглаженные, и подбородок покруглей.

– Карл Куллинан, – проговорил барон, – моя кузина, жена, мать моих сыновей – Бералин, баронесса Фурнаэльская. – В голосе звучало чуть заметное раздражение. Или, возможно, гнев.

– Здравствуйте, Карл Куллинан. – Она взяла его руку в свои. В струящемся из дверей свете руки ее были красны и сухи; некоторые трещины на ладонях и пальцах открылись. – Надеюсь, вы простите, что я не приветствовала вас в своем доме.

– Конечно, госпожа. – Карл склонился к ее рукам. – Конечно.

А какого черта делать здесь баронессе?

– Ну и наконец, – продолжал барон, – тот юноша, что держит вашу лошадь. Брен Адахан, сын и наследник Вертума, барона Адахана, о коем я говорил. – Барон спустил Томена с рук и, шагнув вперед, положил ладонь на плечо Брена. – Рад видеть тебя, Брен. Как прошло десятидневье?

– Прекрасно, барон. – Брен вопросительно приподнял бровь и, не успел Карл кивнуть, принялся оглаживать и похлопывать Морковку. – Замечательная лошадь, Карл Куллинан. – Уверенной рукой он пробежал по ее загривку, похлопал по крупу, животу, осторожно коснулся левой задней бабки.

Все это время Морковка стояла, гордо вскинув голову, с трепещущими ноздрями, словно предлагая Брену попытаться найти в ней хоть малый изъян.

– Она пандатавэйка, да? Как ее зовут?

– Там я ее купил. А зовут ее Морковка, – отозвался Карл. – Вижу, ты любишь коней.

– Еще как! – Брен, русоволосый парнишка одних лет с Раффом, улыбнулся широко и бесхитростно. – У моего отца есть жеребец – хорошо бы их свести. Она развязана?

– Нет. У меня не было времени думать об этом. Мы были слишком заняты. – Самоубийственное воспоминание об Энди-Энди жаром обдало Карла. Боги, как же мне не хватает ее. Трудно представить ее себе беременной, с раздавшимся животом – но куда трудней сознавать, что не увидишь, не коснешься ее еще долгие месяцы. В самом лучшем случае.

Внутренним взором Карл почти видел ее – как она стоит, уперев руки в бедра, склонив голову и насмешливо улыбаясь. «Кто сказал, что быть героем легко?»

– Не могли бы мы поговорить – попозже, если будет время? – продолжал Брен. – Думаю, если свести Морковку с катардским пони…

– Ты забываешься, Брен. – Теплая улыбка Фурнаэля смягчила суровость тона. – Из-за тебя мой гость и я вынуждены стоять на холодном ветру. – Он содрогнулся, хотя легкий северный ветерок нес с собой только освежающую прохладу. – Расседлай и устрой лошадей, а потом приходи в дом.

Юноша повернулся к Карлу:

– Можно? Пожалуйста!

– Конечно. Привязывать ее не надо: если я в доме, она не уйдет.

– Само собой. – Брен понимающе кивнул, словно удивляясь, зачем говорить столь очевидные вещи.

Барон ввел Карла в хижину – небольшую, но прибранную. Каменный пол был чист и гладок; щели меж стенных досок заботливая рука аккуратно замазала свежей глиной. Сквозняк не тревожил веселого танца пламени в сложенном из камней очаге, над которым, пофыркивая, кипел металлический чайник.

Фурнаэль отстегнул меч, повесил на крюк и уселся на табурет у грубого стола, кивком предложив Карлу и остальным последовать его примеру. Табуретов осталось лишь три; Карл, Рафф и Томен уселись, а Бералин встала подле мужа, хмуро на него глядя.

Фурнаэль ухмыльнулся.

– Простите мою жену. Она этого не одобряет.

Та фыркнула.

– А с чего мне это одобрять? Это же сущая чепуха… возлюбленный мой супруг, – ядовито добавила она, выдержав паузу.

Барон обнял ее за талию и погладил бедро.

– Ты простишь меня. Как всегда.

– До следующей жатвы.

Рафф нахмурился; Фурнаэль заметил это и повернулся к юноше.

– Не начинайте – у нас гость. А тебе, мальчик мой, следует помнить, как должно вести себя. – Он знаком попросил у Карла прощения. – Семейная традиция: перед каждой жатвой сыновья барона три десятидневья живут и трудятся в поле вместе с рабами – так же тяжко, как те…

– Более тяжко, папа, – пискнул малыш Томен. – Рафф говорит, мы должны показать, что всех лучше.

– …едят то же, что едят рабы, носят ту же одежду. Узнают, так сказать, что почем – чтобы после не перегибать палку. Вертум считает это правильным, потому-то и прислал в этом году сына. Думаю, Брену это пойдет на пользу.

– Чушь, – возразила Бералин. – Тебе бы послушать своих сыновей. Когда Рафф станет бароном – он не будет заставлять детей проходить через это.

Фурнаэль фыркнул.

– То же говорил и я – в его годы. Карл, позже вы сможете пройтись по округе – и увидите, что эта хижина ничуть не лучше других. Мы хорошо обращаемся и с рабами, и с крепостными.

– Эта хижина хуже, – произнесла Бералин. – Ты послал людей выковырять из стен глину. Снова.

– И снова, и снова – всякий раз, когда ты будешь заделывать стены вместо мальчиков. Если Рафф и Томен сделают это сами – прекрасно. Я терплю, что ты живешь с ними, потому что надо же кому-то им готовить. Но не испытывай моего терпения. – Он вздохнул. – Карл, моя супруга думает, что, живя здесь с мальчиками, она шантажом вынудит меня отринуть семейные традиции.

– Жерр, вы хотели что-то обсудить? – Карл, втянутый в семейный спор, чувствовал себя не в своей тарелке.

– Хотел. – Фурнаэль облокотился о стол. – В Холтуне объявилась банда. Разбойники – сотни две-три – свили гнездо на склонах Эрштима. Они налетают ночью, прорываются сквозь идиотскую линию обороны холтумского… – Он осекся: вошел Брен.

Юноша грустно качнул головой.

– Прошу, не прерывайтесь из-за меня. Я не питаю иллюзий насчет князя Улдрена.

Фурнаэль благодарно улыбнулся.

– Бандиты забирают еду и женщин, убивают всякого, кто осмелится сопротивляться. За собой они оставляют сгоревшие фермы, скот с перерезанными глотками, потоптанные поля – как псы, что мочатся на кусок, который не в силах съесть. Наверное, им как-то попался караван с солью – с некоторых пор они просаливают за собой землю.

Он тряхнул головой.

– Я говорил об этом с Саммисом – его магия тут бессильна. Он мог бы, конечно, уничтожить сорняки и вредителей, как делает в моем баронстве, но соленая земля не сможет родить, будут в ней вредители или нет.

Если так пойдет дальше, Холтун окажется на грани голода. Западнее лежат содовые равнины; им придется обратиться на восток. Им придется вторгнуться в Бим – как нифиэнцам во время моего отца. Эти два друга, – он кивнул на Брена и Раффа, – станут кровными врагами. Причем не по традиции, а по факту.

– А сами вы усмирить бандитов не можете, – кивнул Карл. – Холтун этого не потерпит.

– Едва только первый солдат Бима пересечет холтунскую границу – начнется война. Несколько стычек уже было. Я знаю, это отдает изменой, но если б эти бандиты вторглись в Бим… Возможно, тогда князь Улдрен смирил бы свою гордыню и принял мудрое решение о союзе.

Брен мотнул головой:

– Сомнительно, барон. Как говорит мой отец, князь Улдрен – напыщенный осел. Из тех, кто хватает меч за лезвие, а не за рукоять. Впрочем, мнит он себя великим полководцем.

Фурнаэль кивнул.

– Карл, я хотел бы остановить негодяев. Надеюсь, вы поняли: мы – народ неплохой. И мы готовы платить, и платить хорошо. Возможно, вы могли бы, притворно присоединившись к бандитам, завести их в засаду? Или выследить их в логове, захватить и доставить в мое баронство, где мы разобрались бы с ними? Или еще что-нибудь… в этом духе.

Карл закрыл глаза. Стратегия не была проблемой. Стратегия трудностей не представляла. Для Карла, во всяком случае. Ахира наверняка что-нибудь придумал бы.

Но – три сотни? Карл не считал три сотни против пяти выигрышным вариантом. И опять же – как ни старайся, а всех трех сотен сразу им не захватить.

Да и не в этом суть. Вопрос не в том, сможем ли мы сделать дело, вопрос – должны ли мы делать его.

В том-то и беда. Барон Фурнаэль весьма неплохой человек – для своего мира. Если война между Бимом и Холтуном разразится – плохо будет всем, и рабам в том числе.

Но… Я, черт побери, Карл Куллинан, а не Кларк Кент. Я не могу сделать всего. Я уже дал обет, который вовсе не уверен, что смогу выполнить; мне нельзя отвлекаться на другие дела.

Он почувствовал укол совести. А как же Эйя? То, что он вез ее домой, не было войной с рабством.

Нет. Эйя – другое дело. Мелавэй страдал от набегов работорговцев; было разумно отвезти девочку домой – там могла возникнуть возможность уязвить Гидьдию Работорговцев.

Может ли помощь Фурнаэлю помочь его собственной борьбе? Хоть как-то?

Нет, дело барона никак не связано с ней.

Я должен отказать ему.

Мне… Постой-ка…

– Вам придется… заплатить, Жерр. Дорого.

Фурнаэль развел руками.

– У нас есть деньги, Карл.

– Деньги мне не нужны. Но – в благодарность мне и моим друзьям за решение ваших проблем – не отпустите ли вы на волю всех ваших рабов?

Фурнаэль улыбнулся.

– Цена действительно высока, Карл. Заменить всех рабов в баронстве – мне это станет в копеечку. Нельзя ли…

– Нет. Не заменить. Вашей платой будет отказ от владения рабами. Во всем баронстве. Навечно.

Какой-то миг барон озадаченно молчал. Потом вздохнул.

– Вы вежливый человек, Карл. Спасибо, что не отказали мне прямо. В этом нет необходимости – я понял. Вы не хотите встревать в наши войны.

– Барон, я говорил серьезно.

– Прошу вас. Не считайте меня глупцом. – Фурнаэль приподнял ладонь. – Оставим это, Карл Куллинан. Оставим.

Карл открыл было рот – и закрыл его. Не вышло. Для Фурнаэля рабство столь естественно, что он не увидел никакого смысла в предложении отказаться от владения людьми. Для барона это было даже не оскорбительно – просто непонятно. Но попытка объясниться приведет к ссоре.

Фурнаэль помрачнел.

– А знаете, у меня мелькнула мысль попытаться запугать вас – и тем вынудить послужить себе. Пригрозить оставить эту малышку – Эйю, да? – в заложницах, пока вы не до бьетесь успеха. – Он побарабанил пальцами по дереву. – Вы, кажется, очень печетесь о ней.

– Это не оставило бы мне выбора, барон.

Фурнаэль кивнул.

– Значит…

– Тут и выбирать не из чего. Мне пришлось бы либо разобраться с тремя сотнями бандитов, полагаясь на ваше слово потом освободить Эйю, либо разобраться с вами и вашими тридцатью – сорока воинами, никто из которых толком не владеет мечом. – Рука Карла опустилась на рукоять меча. – Это было бы легкое решение, барон. Разумеется, мы с друзьями скорее всего погибли бы – но забрали бы с собой и кое-кого из вас. И с чем вы тогда встретите войну, коя грядет?

– Это была просто мысль. Причем глупая. – Фурнаэль тяжело вздохнул. – Воина, который мне нужен, невозможно заставить что-либо делать из страха… – Барон поднялся и подошел к крюку, на котором висел его меч. – Но, как заметил ваш друг Ахира, я припас в своем рукаве козырь. Правитель, даже просто барон, должен учитывать любые возможности.

– Барон, вы…

Фурнаэль склонился к ножнам и обнажил меч.

Карл рванулся из-за стола. Табурет отлетел прочь. Одним плавным движением воин выхватил меч и пригнулся.

Внимательней! Не подпускай к себе женщину и детей: они могут вцепиться в руку с мечом…

Фурнаэль выпрямился. Меч его был опущен.

– Карл Куллинан, – с укором проговорил он, – опусти свой меч. Здесь никто не угрожает тебе. Порукой тому – моя жизнь.

Что за дьявольщина тут творится? Сперва Фурнаэль пытался купить Карла, потом – шантажировать его, сейчас готовился напасть…