Текст книги "Ночная музыка"
Автор книги: Джоджо Мойес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
10
Тем временем весна незаметно перешла в раннее лето. Однако в Испанском доме дни тянулись томительной чередой, становясь унылой рутиной, хотя в свое время Изабелле даже в страшном сне не могло присниться, во что превратится ее жизнь. Каждое утро она отправляла детей в школу по лесной дороге, в конце которой они садились на школьный автобус. Затем, после живительной чашки кофе, она заправляла кровати, заглядывая под них в поисках завалявшихся носков, спускалась с корзинкой грязного белья на кухню, к новой стиральной машине, а потом, если позволяла погода, развешивала белье на веревке на улице. Мыла посуду после завтрака, отвечала на письма, обдумывала меню на ужин для детей, затем сметала и убирала пылесосом бесконечные цепочки следов из дома и в дом.
Она наливала Мэтту и его работникам по первой из бессчетного числа кружек чая, а затем пыталась найти ответы на десяток вопросов, к которым еще не подступалась. Где установить новые выключатели? Какую осветительную арматуру выбрать? Насколько расширить этот проем? Изабелла еще никогда в жизни так не уставала, более того, она наконец поняла, какой воз домашних забот везла на себе Мэри, пока она, Изабелла, искала забвения в своей музыке. И теперь она с нетерпением ждала возможности хоть часок порепетировать, чтобы отбросить лишние мысли и вспомнить о том, что она не только домработница, но и музыкант, в конце-то концов.
Однако дети, похоже, были бесконечно счастливы получить обновленную маму. Она научилась вполне сносно готовить несколько блюд и навела относительный уют в восточном крыле, так что те комнаты, где не было строительных лесов или пластика, выглядели вполне по-домашнему. Помогала детям по мере сил с домашним заданием. И постоянно была дома.
Но вот чего дети точно не знали, так это того, что домашняя рутина вгоняла ее в дикую тоску. Стоило ей отмыть одну поверхность, как тут же пачкалась другая. Вещи, даже почти ненадеванные, почему-то оказывалась в корзинах для грязного белья, и тогда она орала на детей визгливым голосом и ненавидела себя за это. А однажды, устав до умопомрачения от развешивания очередной партии выстиранной одежды, она просто-напросто поставила корзину на землю, повернулась и, на секунду остановившись, чтобы снять туфли, вошла в озеро. Вода оказалась настолько обжигающе холодной, что у Изабеллы буквально перехватило дыхание, а когда она пришла в себя, то звонко рассмеялась, радуясь тому, что может хоть что-то чувствовать. Мэтт с сыном, находившиеся в тот момент на лесах, в изумлении наблюдали за ней.
– Это ваш способ намекнуть мне, чтобы я поторопился с ванной, да? – пошутил Мэтт, а она в ответ только кивнула, стуча зубами.
Иногда она задавала себе вопрос, а что бы сказал Лоран, если бы увидел, как она, надев резиновые перчатки, отдраивает очередную сгоревшую кастрюлю. Или толкает перед собой старую ржавую газонокосилку в тщетной надежде хоть как-то реанимировать сад. Иногда она представляла, как Лоран сидит на стуле с насмешливой улыбкой на губах. «Alors, chérie! Mais qu’est-ce que c’est?»[5]5
Ну вот, дорогая! И что это значит? (фр.)
[Закрыть] Но все это были мелочи жизни по сравнению с растущими, как снежный ком, проблемами с ремонтом. Всякий раз, как Изабелла встречала Мэтта, он или нацеливал кончик своей шариковой ручки на участки гнилого дерева, или растирал между большим и указательным пальцем какие-то ржавые куски. Дом оказался в худшем состоянии, чем она предполагала.
Каждый новый день приносил очередной неприятный сюрприз: в балках жучок, трубы текут, крышу надо срочно перекрывать. Мэтт говорил Изабелле о возникших проблемах с видимой неохотой, а затем успокаивающе добавлял:
– Не волнуйтесь. Как-нибудь выкрутимся.
Казалось, для Мэтта не существует неразрешимых проблем, от него исходила некая спокойная уверенность, которая завораживала. Тут нет ничего такого, чего бы он не видел раньше, утешал ее Мэтт, и вообще, все поправимо. В амбаре, уже чем-то смахивающем на склад стройматериалов, рядом с переполненными контейнерами для мусора были аккуратно сложены доски, электрический кабель, теплоизоляционные плиты и черепица.
Мэтт предупредил Изабеллу, что ей придется несколько месяцев потерпеть строителей в доме.
– Постараемся не путаться у вас под ногами, – пообещал он.
Но уже через неделю она поняла, что это нереально. Пыль от сухой штукатурки была повсюду, проникая не только во все полости, но и в складки тела. Китти ходила с красными глазами, а Изабелла непрерывно чихала. Теперь всю еду следовало накрывать, и Изабелла, входя в комнату, периодически обнаруживала, что пол разобран, а двери сняты с петель.
– Мам, по крайней мере, это говорит о том, что дело сдвинулось с мертвой точки, – заявила Китти, которая на удивление спокойно отнеслась к царящему вокруг хаосу. – И когда ремонт закончится, мы получим настоящий дом.
И всякий раз, обозревая их раскуроченное жилище, Изабелла напоминала себе эти слова. Стараясь не задаваться вопросом, а не кончатся ли у них деньги задолго до того, как это случится.
Изабелла сидела на диване, поджав под себя ноги, перед огромной коробкой со счетами и выписками банковских балансов. Время от времени она, нахмурившись, подносила к глазам бумажки, словно хотела их сравнить, и в отчаянии отшвыривала прочь. Китти, корпевшая над уроками, не обращала внимания на страдания матери. Тьерри устроился в большом кресле и с головой ушел в компьютерную игру. Внизу мистер Гранджер менял обшивку дымохода, наверху Мэтт, Байрон и Энтони занимались чем-то крупномасштабным. От перфоратора дом буквально ходил ходуном, по лестнице стелились облака строительной пыли, словно изрыгаемые неким демоническим существом. За окном шел бесконечный дождь, низкие свинцовые облака затянули небо, набросив покров уныния на этот мрачный дом. В расставленные в коридоре и спальне ведра с печальным стуком капала вода.
– Ох! – воскликнула Изабелла, отодвинув коробку. – Глаза б мои не глядели на эти цифры! И как только ваш папа умудрялся заниматься ими целыми днями?! Нет, это выше моего разумения.
– Господи, как бы я хотела, чтобы он мог помочь мне с математикой, – с тоской в голосе сказала Китти. – Ничего в ней не понимаю.
Изабелла потянулась и заглянула через плечо дочери:
– Ой, солнышко, прости, но я тоже без понятия. Вот твой папочка, тот действительно был умным.
При этих словах Тьерри слез с кресла, подошел к окну и начал лупить кулаком по плотным портьерам, поднимая столб пыли.
– Перестань, Ти, – раздраженно произнесла Китти.
Но Тьерри упорно молотил кулаком по портьерам, над его головой уже клубились густые серые тучи.
Китти окинула его сердитым взглядом.
– Мам! – возмутилась она и, увидев, что Изабелла не реагирует, закричала еще громче: – Мам! Ты только посмотри на него!
Изабелла подошла к сыну, погладила его по голове бледной рукой и задумчиво сказала, глядя на пурпурный бархат:
– Они просто ужасные, да? Может, их стоит хорошенько вытрясти? Убрать въевшуюся пыль.
– Ой, нет… – начала Китти, но было уже слишком поздно.
Ее мама изо всех сил трясла портьеры – в комнате стало нечем дышать, и Тьерри отчаянно зачихал.
– Не волнуйся, – сказала Изабелла, раскачивая портьеры. – Я потом все пропылесошу.
– Поверить не могу… – выдохнула Китти, когда тяжелый карниз упал на пол вместе с приличным куском стены.
Изабелла, обмотанная упавшими портьерами, прикрыла руками голову, с потолка дождем посыпалась штукатурка. Китти потрясенно глядела на огромные дыры над окном, через которые просматривались кирпичи, ее мать тем временем весело хихикала.
– Ой, мама! Что же ты наделала? – Китти подошла поближе, чтобы оценить масштаб ущерба.
Изабелла стряхнула с волос штукатурку:
– Они были ужасными.
– Да. Но по крайней мере, лучше хоть какие-то портьеры, чем вообще никаких. – Иногда мать ее просто бесила.
Изабелла направилась к стереосистеме:
– Китти, мне наплевать. Если смотреть на вещи философски, то это всего-навсего занавески. И я погрязала в чертовых домашних делах, целый день только и делаю, что занимаюсь треклятыми занавесками и хозяйственными счетами. С меня довольно. Давайте добавим в нашу жизнь немного музыки.
Наверху почему-то перестали стучать. Ой, нет, взмолилась про себя Китти. Только не сейчас. Только не тогда, когда здесь Энтони.
– Мам, мне надо делать уроки.
– Нет, тебе надо немного развлечься. А потом мы вместе справимся с домашним заданием. Тьерри, помоги-ка мне снять портьеры с карниза. Я уже знаю, на что мы их пустим.
Мама отошла от стереосистемы, и Китти услышала вступительные такты «Кармен» Бизе. Ой, нет, подумала она. Нет, ты не можешь так со мной поступить. Но мама, склонившись над Тьерри, уже обматывала портьеру вокруг талии.
– Мам, пожалуйста… – взмолилась Китти.
Поздно. Мама уже буквально купалась в звуках музыки, взмахивая подолом импровизированной пурпурной юбки, а когда ария достигла кульминации, она накинула концы портьер себе на плечи. Последовав примеру матери, Тьерри завернулся в другую портьеру, губами изображая слова, которые отказывался произносить вслух. Китти, вне себя от ярости, собралась было выключить музыку, но, увидев, как мама с улыбкой смотрит на танцующего Тьерри, поняла, что ее загнали в угол. Она стояла, скрестив на груди руки, пока мама с братом изображали сцену из оперы, и молилась, чтобы все это безобразие закончилось до того, как кто-нибудь из работавших наверху спустится вниз.
Ну и конечно же, Энтони был тут как тут. Правда, сперва показался Байрон, несший на плече обрезки дерева. Но Байрон тотчас же прошел на лестничную площадку, а вот Энтони, в низко надвинутой на лоб шапке и с молотком в руках, застыл на пороге. Китти поймала его взгляд и с трудом подавила желание забиться под диван. Ей еще ни разу не приходилось попадать в такое дурацкое положение. Более того, заметив Энтони, мама с криком «Эй, Энтони!» бросила в его сторону портьеру. «Коррида!» – пропела она, а Тьерри приставил пальцы к голове, изображая рога.
Китти решительно хотелось умереть. Коррида – игра, в которую они играли с папой: папа размахивал полотенцем, они с Тьерри нападали, а папа пытался увернуться. Мама не должна играть в корриду, это неправильно. И вообще, Энтони расскажет всем в школе, что они сумасшедшие.
Однако Энтони поймал портьеру и, уронив молоток, уже через секунду призывно размахивал портьерой перед носом у Тьерри. А Тьерри, которого, вероятно, подстегнуло присутствие взрослого парня, разошелся не на шутку. По мере того как музыка приобретала все больший драматизм, Тьерри словно угорелый носился по гостиной, сметая все на своем пути и задевая плечом Энтони, отчего тот пару раз едва не рухнул на диван. Изабелла стояла возле стереосистемы, веселясь от души. Тьерри мычал и бил ногой по полу. А Энтони ухмылялся и победно размахивал портьерой. «Olé!» – вопил он, и Китти, к своему удивлению, поняла, что тоже кричит. Впервые за долгое-долгое время в этой кутерьме и веселой суматохе она почувствовала себя счастливой – по-настоящему счастливой. Тем временем ее мама взяла вторую портьеру и стала махать ею в такт музыке, а Китти попыталась ее отнять. Было даже забавно бороться за кусок старой пурпурной тряпки. И тут над головой раздался жуткий треск, настолько сильный, что пол под ногами заходил ходуном. Все тотчас же замерли, диск моментально заело, и Изабелла пошла выключить музыку.
– Что, черт возьми, это было? – спросила она, но тут треск возобновился, за ним последовал сдавленный возглас.
Все ринулись к лестнице и застыли на лестничной площадке, только Китти пришлось сперва освободиться из плена опутавшей ее ноги портьеры. Из дверей хозяйской спальни выплыло облако гипсовой пыли, затем на пороге показался Мэтт, он отчаянно кашлял и вытирал глаза рукавом.
– Господи! Буквально чудом пронесло, – выдохнул он. – Если бы все случилось на несколько минут раньше, потолок обрушился бы на голову Энтони.
Энтони сунул голову в дверь. Его лицо сделалось серым – то ли от увиденного, то ли от покрывшей его с головы до ног пыли. Изабелла, не обращая внимания на протесты Мэтта, зажала нос рукой и вошла внутрь. Китти последовала за ней.
Потолок исчез. Там, где когда-то была ровная оштукатуренная поверхность, теперь зияла гигантская дыра, через которую виднелся потолок мансарды наверху. В центре комнаты высилась гора деревянных обломков, смешанных со штукатуркой, из которой торчали куски обрешетки. А ведь там стоит кровать, на которой спит мама, подумала Китти. И все это могло рухнуть прямо на нее.
– Я снимал осветительную арматуру, чтобы проверить электрику, – сказал Мэтт. – И тут все это хозяйство – бамс! – и грохнулось. Балки и все прочее. Вполне могло бы нас прикончить. Да и вообще любого.
На шум прибежал запыхавшийся мистер Гранджер.
– Слава богу, вы в порядке, – сказал он. – А то я уже, грешным делом, подумал, что дом рухнул. Мое старое сердце до сих пор пошаливает.
– Скажите, а нам ничего не угрожает?
– Что именно? – не понял Мэтт.
– Дело только в прогнивших балках, да? Больше ничего не упадет? – Изабелла впилась в него глазами.
Мэтт ничего не ответил.
– В жизни не видел, чтобы балки вот так взяли и рухнули, – заметил мистер Гранджер.
– Но ведь случилось же, – не сдавалась Изабелла. – Значит, все остальное в порядке. Проблемы только в этой комнате.
Китти заметила в руках у матери скрипку. Должно быть, схватила ее в страхе, что дом вот-вот рухнет. Повисло тяжелое молчание. Ну скажи же хоть что-нибудь, мысленно умоляла Китти Мэтта. Ну скажи же, наконец.
– Очень странно, – раздался у нее из-за спины голос Энтони. – Ничего не понимаю. Полы в остальных комнатах наверху нормальные. Я лично их проверял.
– Конечно, Энтони, хотя у тебя недостаточно опыта, чтобы знать наверняка, – сказал Мэтт.
– Но я уверен…
– Может, ты собираешься выдать гарантию качества? Да, сынок? Ты абсолютно уверен, что это здание надежное, как скала? – Мэтт ожег сына взглядом, словно говоря: не суйся не в свое дело.
– Мэтт, что вы имеете в виду?
После затянувшейся паузы Мэтт покачал головой и сказал:
– Изабелла, ничего не могу вам обещать. Вы ведь знаете мое мнение об этом доме. Но мне вас не разубедить.
Китти собралась было спуститься вниз, но неожиданно услышала взрыв, сотрясший стены дома так, будто из него выпустили весь воздух. Мэтт, с головы до ног в гипсовой пыли, ринулся к лестнице, Китти с матерью – за ним. Боже мой, думала Китти, этот дом нас когда-нибудь доконает.
Мэтта они нагнали уже в дверях. Посреди кухни стоял Байрон с ружьем в руках. В нескольких футах от него, за порогом двери, лежала дохлая крыса.
– Черт бы тебя побрал, приятель! – воскликнул Мэтт. – Что это ты задумал?
Внутренности крысы, кроваво-красные, растеклись по каменной ступеньке. Байрон, казалось, был потрясен не меньше других.
– Я вышел взять ключи от минивэна, а эта тварь сидела тут, наглая как танк.
– Фу! – неожиданно оживившись, выдохнул Тьерри.
Китти смотрела на мертвую крысу, чувствуя одновременно и жалость, и отвращение. Мать больно сжала ей руку. А затем, выпрямившись во весь рост, охрипшим от возмущения голосом сказала:
– Какого черта вы притащили в мой дом ружье?! Вы что, совсем умом тронулись?
– Я его не приносил, – ответил Байрон. – Это ружье Поттисворта.
– Что? – не сразу поняла Изабелла.
– Он держал ружье на буфете. Много лет. – Байрон махнул в сторону кладовки. – Я думал, вы в курсе.
– Но почему вам вздумалось из него пострелять?
– Из-за крысы. А что еще оставалось делать? Вежливо попросить ее удалиться? Вы что, хотите развести на кухне крыс?!
– Вы маньяк! – Протиснувшись мимо Китти, Изабелла пихнула Байрона в грудь. – Вон из моего дома!
– Мам! – Китти схватила мать за руку.
Изабеллу трясло как в лихорадке.
– Изабелла, успокойтесь, – примирительно произнес Мэтт. – Нам всем пора немного охолонуть.
– Скажите ему, – потребовала она. – Он ведь работает на вас. Скажите ему, что в доме не положено стрелять из ружья!
Мэтт положил ей руку на плечо:
– Строго говоря, он стрелял не совсем в доме. Но да, конечно, вы правы. Байрон, приятель, тут ты малость хватил через край.
Байрон растерянно потирал затылок:
– Простите. Мне казалось, это небезопасно, особенно когда в доме ребятишки. Вообще-то, тут отродясь не было крыс. Вот я и решил, что если быстренько ее уберу…
– А разве так уж безопасно открывать стрельбу на моей кухне?
– Я стрелял не на кухне, а в дверях.
Изабелла, побледнев, смотрела на мертвую крысу.
– Не волнуйтесь, миссис. Никто ведь не пострадал, – успокаивающе сказал мистер Гранджер. – Я сейчас все приберу. А ты, малыш, дай-ка мне этот кусок газеты. Да будет вам, миссис Деланси. Присядьте, попейте чайку. У вас просто небольшой шок. Ни минуты покоя в этом доме, а?
– Разваливающиеся полы, крысы, ружья? Ну что это за место такое?! – ни к кому, собственно, не обращаясь, воскликнула Изабелла. – И что же я, черт возьми, наделала? – Изабелла повернулась, прижала к груди скрипку и медленно вышла из кухни, словно никого вокруг не было.
В тот вечер над озером эхом разносились неистовые звуки музыки. Они пронизывали воздух резкими, яростными нотами, утратившими привычную меланхолическую красоту.
Китти лежала в кровати и думала о том, что надо встать и поговорить с мамой, хотя, если честно, она была не в силах сердиться на Байрона с этой его дурацкой крысой. Нет, сейчас ее мысли были заняты Энтони, она вспоминала, как он ухмылялся ей, размахивая красной портьерой, словно отнюдь не считал ее семейку чокнутой. И впервые за все это время Китти не пожалела о переезде.
Генри и Асад, направлявшиеся домой, буквально застыли, когда отзвучала последняя сердитая нота.
– ПМС[6]6
Предменструальный синдром.
[Закрыть], – со знанием дела заметил Генри.
– А мне казалось, она говорила что-то насчет ЛСО[7]7
Лондонский симфонический оркестр.
[Закрыть].
А в доме на другом конце развилки Лора Маккарти заканчивала с мытьем посуды.
– Этот шум, – сказала она, вытирая руки посудным полотенцем, – когда-нибудь сведет меня с ума. Не понимаю, почему лес не поглощает звуки, как все остальное.
– Ты бы слышала, что было до того, – отозвался Мэтт, весь вечер пребывавший в благостном настроении, которое не смогли испортить даже сетования Лоры по поводу лысых колес у ее машины. – Никогда такого не видел. А ты, Энт?
Однако Энтони, который сидел, вперившись в телевизор, в ответ лишь что-то нечленораздельно пробормотал.
– Ты о чем? – удивилась Лора.
Мэтт открыл банку пива:
– Лора, она окончательно трëхнулась. Помяни мое слово. Крайний срок – Рождество.
11
Вряд ли на свете есть более красивые места, чем Норфолк в начале лета, подумал Николас. До Литл-Бартона осталось всего каких-нибудь несколько миль, и Николас проезжал сейчас мимо каменных коттеджей и бесконечных рядов тощих сосен с зеленеющими макушками.
Хотя, что уж там говорить, на фоне хмурых северо-восточных пригородов Лондона любая другая местность будет выглядеть приветливо и живописно. Но сегодня, когда водохранилища, технопарки и бесконечные столбы – характерные приметы окраин большого города – остались позади, сочная листва живых изгородей и свежая зелень по обочинам дороги таили в себе особую привлекательность. И для Николаса Трента это было крайне символично.
В банке заявили, что просто счастливы финансировать его возвращение в большой бизнес, хотя и попросили представить детальные бизнес-планы.
«Очень рад тебя видеть, – похлопал его по спине Ричард Уинтерс. – Разве мы можем дать пропасть хорошему человеку?»
Николас неоднократно говорил себе, что женщина эта, возможно, и не захочет ничего продавать. Что вокруг тысяча других вполне подходящих для застройки мест. Но как только Николас закрывал глаза, он видел Испанский дом и земли, на которых тот стоял. Он видел сказочную лощину в окружении таких пейзажей, что невозможно было поверить, что эта картинка не взята из детской книжки.
И хотя Николас отлично знал, что вернуться в бизнес ему будет гораздо легче с менее масштабными проектами, например со вторичной застройкой участка в городе, он уже в третий раз за месяц покидал Лондон ради поездки в Литл-Бартон. Чтобы опять, в очередной раз, оказаться в очаровавшем его месте, которое он уже представлял как шикарный объект недвижимости на ярких страницах глянцевых брошюр своей мечты.
На работе он никому ничего не сказал. Каждый день он, вежливый и пунктуальный, появлялся в агентстве, где ему приходилось иметь дело с теми же нервными покупателями, с той же их уму непостижимой непостоянностью, с теми же проваленными сделками и невыполненными задачами. Дерек сделался ужасно придирчивым – его обошли при выборе кандидатуры на заветную должность регионального менеджера, – и Николас понял: тот просто отыгрывается на нем, заставляя разбрасывать рекламные листовки и разносить кофе. Однако Николаса теперь это нисколечки не трогало. По правде говоря, он был даже рад возможности держаться подальше от сотрудников офиса, с их мелочными обидами и хронической завистью, чтобы целиком погрузиться в свои мысли.
«И чему это ты так радуешься?» – спрашивала Шарлотта, словно хорошее настроение Николаса каким-то боком задевало ее чувства.
Двенадцать энергосберегающих домов с солнечными батареями, хотелось ответить Николасу. Пять домов класса люкс, каждый с участком не менее акра. Жилой массив из первоклассных апартаментов, застекленные фасады с видом на озеро. Такие широкие возможности, такой безграничный потенциал, но все упирается только в одно: согласие вдовы продать дом.
Когда-то я мог уболтать кого угодно, напомнил себе Николас, увидев указатель на Литл-Бартон. Когда-то я мог продать эскимосам кубики льда. Так что не вижу препятствий в том, чтобы и сейчас не справиться с задачей. Самое главное – найти верный подход. Ведь если, боже упаси, проявить слишком откровенный интерес, продавец решит, что сидит на золотой жиле. А если предложить слишком мало, он оскорбится и вообще не продаст ни за какие деньги.
Не стоит складывать все яйца в одну корзинку, а именно уповать на один-единственный объект недвижимости, какие бы выгоды он ни сулил. Николас лучше других знал, что это самый короткий путь к банкротству. Он въехал в деревню, продолжая мысленно спорить с самим собой и пытаясь обуздать свой энтузиазм. Не мешало бы узнать об объекте побольше, возможно, поездить по округе, навести справки в агентствах недвижимости, представленных тут в довольно ограниченном количестве. Ведь, помимо всего прочего, район этот явно относился к числу быстро развивающихся. Старые ветхие амбары приобрели теперь вполне жилой облик, бывшие халупы для рабочих расширялись и перестраивались с целью удовлетворения растущих потребностей. Он, Николас, внимательно изучит другие возможности и не позволит сердцу взять верх над разумом. Нет, он категорически отказывается разгребать последствия разбитых надежд.
Хотя справиться с эмоциями было, конечно, весьма нелегко.
Припарковавшись на тихой улочке, Николас Трент еще несколько минут сидел в машине. Но затем все-таки решился и вышел.
– То, что делает этот человек, безнравственно.
– Асад, ты не можешь так говорить. У тебя нет доказательств.
– Доказательства! – фыркнул Асад, продолжая раскладывать перец на прилавке с овощами. Красные, желтые, зеленые – в строгом порядке. – И ежу понятно, что он разрушает дом изнутри. Стоит только заговорить с миссис Маккарти о ремонтных работах, которые ведет ее муж, и она сразу становится вот такого цвета. – Он поднял красный перец. – Она отлично осведомлена относительно его проделок. Похоже, они вместе состряпали этот план.
– Тот факт, что миссис Маккарти смущена, еще ни о чем не говорит. Просто этот дом для нее по-прежнему больной вопрос. Ведь она столько сил потратила на старого джентльмена – и все впустую, – покачал головой Генри. – И вообще, есть множество других причин, почему Лоре Маккарти неловко говорить с людьми о муже, и ты не хуже моего их знаешь.
– Я знаю то, что знаю. И ты тоже знаешь. Муж Лоры средь бела дня грабит миссис Деланси. Причем делает это с улыбкой на губах, притворяясь добрым самаритянином.
В витрину магазинчика било щедрое летнее солнце, освещавшее ведра с цветами; обдуваемые сквозняком, цветы весело покачивали головками, словно предвещая жаркие месяцы впереди. Однако нарядные пионы и изящные фрезии, а также гиацинты в горшках на подоконнике явно не соответствовали царившей внутри атмосфере предчувствия беды. Генри увидел, что Асад напрягся и с присвистом задышал. Приближался сезон сенной лихорадки, и в это время года у Асада непременно разыгрывалась астма.
– Мне кажется, – сказал Генри, – тебе не стоит брать это в голову.
– А мне кажется, – парировал Асад, – самое время окоротить Мэтта Маккарти.
Но тут открылась дверь, и в магазин под звяканье колокольчика вошел какой-то мужчина. Средних лет, типичный представитель среднего класса, хороший костюм, подумал Генри. Наверняка автомобилист, решивший сделать остановку в пути.
– Чем могу служить? – поинтересовался Генри.
– Э-э-э… Немного погодя. Благодарю. – Мужчина подошел к прилавку с деликатесами. – Мне нужно что-нибудь на ланч.
– Ну, тогда мы вам точно сможем помочь, – заверил посетителя Генри. – Позовите нас, когда будете готовы.
Оставив мужчину, Генри вернулся к Асаду, который уже успел навести идеальный порядок на прилавке с овощами и теперь переставлял продукты на полках.
– Рыбные консервы, – прошептал Генри, – вряд ли нуждаются в алфавитном порядке.
Асад, понизив голос, сказал:
– Генри, это меня беспокоит. Реально беспокоит.
– Это не наше дело. А крабы следует поставить рядом с сардинами.
– Китти каждый день приходит и рассказывает нам то о снесенной стене, то о рухнувшем потолке. А миссис Деланси вконец извелась из-за финансовых проблем.
– Любому, кто занимался строительством, прекрасно известно, что дело это весьма затратное и разрушительное. Вспомни, во что превратилась наша кухня, когда мы ее ремонтировали.
– Тот дом простоял пятьдесят лет вообще без ремонта.
– Вот именно, – пробормотал Генри. – Вот поэтому теперь и приходится что-то сносить.
– Она не разбирается в строительном деле. Она вообще ни в чем не разбирается, за исключением своей музыки. И все ее мысли только об умершем муже. А Мэтт этим бессовестно пользуется. – От возмущения Асад заговорил в полный голос.
– Но мы же точно не знаем, в каком состоянии дом и что в нем не так. Как ты верно заметил, пятьдесят лет дом стоял в запустении. И одному Богу известно, с чем мог столкнуться там Мэтт Маккарти.
Асад скрипнул зубами.
– Генри, будь на его месте любой другой строитель, любой, кроме Мэтта, и я охотно поверил бы, что дом действительно требует капитального ремонта. – Он поставил на полку банку сардин. Тем временем посетитель внимательно изучал корзинку с хлебом. – Но скажи мне, положа руку на сердце. Скажи, что не веришь, будто Мэтт Маккарти специально вводит вдову в безумные расходы, чтобы заполучить дом. Скажи, что это не своего рода месть с его стороны. – (Генри молча уставился себе под ноги.) – Ну?
– Нет, этого я сказать не могу. Я доверяю ему не больше, чем ты, и тем не менее не стоит лезть в чужие дела. Только навлечем неприятности на свою голову.
В этот момент рядом с Асадом возник посетитель, и приятели тут же замолчали.
– Простите, что прерываю ваш разговор, – учтиво улыбнулся незнакомец. – Но я хотел бы вон ту булочку из цельного зерна и немного козьего сыра.
Генри склонился над прилавком:
– Конечно-конечно. Положить вам парочку помидоров черри? Они у нас отличные.
Николас Трент вышел из магазинчика с коричневым бумажным пакетом в руках. И хотя он успел здорово проголодаться, в данный момент ему было не до еды. Он кинул пакет на пассажирское сиденье и, не обращая внимания на шум в голове и нервные спазмы в животе, поехал вниз по дороге в поисках свинарника, откуда заросший проселок вел прямо к Испанскому дому.
«Весенний хор». Фрезии, нарциссы и гиацинты на выбор: белые, розовато-лиловые или бледно-голубые. Можно заказать букет, композицию или, за дополнительную плату, стеклянную вазу с этими цветами. Цены – начиная с тридцати фунтов, не включая доставку. Лора нашла все это в Интернете. Цветы, чтобы порадовать сердце поздней весной. Цветы, чтобы сказать «спасибо». Или – «я думаю о тебе». Или даже – «я люблю тебя».
Цветы, которые она так и не получила.
Цветы, оплаченные кредиткой Мэтта в прошлом месяце.
Конечно, она не видела выписки со счета – Мэтт был достаточно осмотрителен, чтобы не разбрасывать выписки где попало, более того, Лора знала: если Мэтт хочет скрыть от нее левые расходы, то расплачивается рабочей кредиткой. Но случилось так, что перед стиркой она проверяла карманы его рабочих джинсов, а оттуда вместе с саморезами и какой-то мелочью выпал смятый чек. Она знала, что на чеке указан номер карточки Мэтта, поскольку знала абсолютно все, что касалось ее мужа.
Но вот чего она не знала, так это того, кому предназначались цветы.
Лора Маккарти шла по проселочной дороге – собака бежала впереди, – и слезы градом катились по ее щекам. Она не могла поверить, что он снова это сделал. После всего, что он говорил, после всего, что он обещал. Ведь Лора поверила ему, и на какое-то время у нее исчезло отдающее сосущей болью под ложечкой и заставляющее постоянно быть начеку неприятное чувство, будто она недостаточно хороша для него, будто у нее не хватает чего-то такого, что есть у других. И она перестала видеть в любой встречной женщине потенциальную угрозу.
Дура.
Лора высморкалась и побрела дальше, не обращая внимания на молодые листики на живых изгородях, на проклюнувшиеся из-под земли нарциссы и колокольчики. У нее буквально узлом скрутило желудок, а голова раскалывалась от яростных мыслей и невысказанных обид. Перед ее мысленным взором неотступно стоял Мэтт, бросающий плотоядные взгляды на другую женщину… Нет! Она уже давным-давно поняла, что это кратчайший путь к безумию. Не зря мама предостерегала ее от мезальянса: дескать, ты еще пожалеешь, но только пеняй на себя. Нет, видимо, ей придется закрывать глаза на неверность мужа до тех пор, пока он не состарится настолько, что больше не сможет грешить.
– Катись к черту, Мэтт! – крикнула она в пустоту. Какая жалость, что воспитание и хорошие манеры не позволяют ей употреблять более крепкие выражения!
Что ей теперь делать? Да и что тут можно сделать, если все козыри у него в рукаве?! Какое право он имеет так поступать с ней?! Ведь она безумно любила его и всю жизнь дарила ему любовь, и только любовь. В глубине души она чувствовала: у него явно что-то на уме. Слишком он был жизнерадостным в последнее время, слишком отчужденным. Они уже три недели не занимались любовью, а учитывая темперамент Мэтта, это могло означать лишь одно, несмотря на все его ссылки на усталость или желание посмотреть ночью фильм, который нельзя пропустить.
